Дружинин Александр Васильевич - Вступление к переводу "Короля Лира"

align="justify">   И успокойся самъ...

  

   Пропустимъ нѣсколько сценъ и посмотримъ на Кента въ палаткѣ Кордел³и: посреди французскаго войска, распустившаго знамена за правое дѣло, у постели своего больнаго, обожаемаго государя. Лиръ спитъ. Онъ еще не излеченъ отъ помѣшательства: но, не смотря на печальную сцену, Кентъ, въ своей одеждѣ простаго слуги, почти счастливъ. Обожаемая принцесса, идолъ его преданнаго сердца, вознаградила его ласковымъ словомъ: его король въ безопасности; умилительныя, нѣжныя слезы Кордел³и надъ одромъ родителя проливаютъ цѣлебный бальзамъ на сердце вѣрнаго слуги. Кентъ опять въ своемъ семействѣ, опять съ людьми, за которыхъ смерть покажется ему радостью. Когда Кордел³я кончила плѣнительную свою молитву, когда она напечатлѣла нѣжный поцѣлуй на устахъ родителя, Кентъ не выдержалъ. "О, милая и кроткая государыня!" произноситъ онъ отъ полноты чувства и затѣмъ не говоритъ ничего больше. Но мы можемъ себѣ представить, что дѣлаетъ и ощущаетъ онъ вслѣдъ затѣмъ, въ тѣ минуты, когда Лиръ, приходитъ въ себя и узнаетъ оскорбленную дочь, и проситъ у ней прощен³я, и любуется на нее, и тихо уходитъ изъ палатки, поддерживаемый руками своей единственной, своей кроткой заступницы.

   Снова Кентъ пропадаетъ изъ глазъ нашихъ. Ему остаѳтся только одинъ разъ явиться передъ зрителями,- и какъ явиться! Рѣшительная битва кончилась поражен³емъ Лировой парт³и. Старецъ-король и дочь его въ плѣну. Эдмундъ Глостеръ рѣшилъ ихъ погибель и самъ палъ подъ ударами своего брата. Старш³я дочери Лира сгубили одна другую. Дѣйств³е кипитъ и волнуется стремительнымъ потокомъ, отбросивъ и зрителя и дѣйствующихъ лицъ отъ главныхъ страдальцевъ драмы. Въ водоворотѣ событ³й дико набѣгающихъ одно на другое, Кордел³я и Лиръ забыты; - Эдмундъ давно уже отослалъ ихъ отъ себя подъ стражею, давъ тайно приказан³е умертвить ихъ обоихъ. Кто вспомнитъ о несчастныхъ, посреди этой картины крови и ужаса, при видѣ Немезиды, летающей надъ преступниками?

   Но одинъ человѣкъ не забылъ ни Лира, ни Кордел³и. На сцену, гдѣ лежатъ трупы Реганы и Гонерильи, гдѣ Эдмундъ раненый на смерть, смиряется передъ тяжкой рукой Промысла, приходитъ Кентъ, только что оторвавш³йся отъ трупа стараго Глостера. Для Кента все пропало, ему скрываться не зачѣмъ: съ потерею сражен³я онъ превратился въ тѣнь прежняго могучаго Кента. "Струны жизни въ немъ оборвались", по великолѣпному выражен³ю Эдгара. Но одно чувство въ немъ не умерло, одна струна его существован³я еще не оборвалась. Великое, неизъяснимое дѣйств³е производятъ его тих³я слова, непосредственно слѣдующ³я за пламеннымъ разсказомъ Эдгара. Кентъ говоритъ, глядя вокругъ себя потеряннымъ взоромъ:

  

                       Сюда

   Пришелъ затѣмъ я, чтобы государю

   И господину моему сказать:

   "Ночь добрая." Не здѣсь онъ?

  

   и только, Такъ, весь прежн³й Кентъ въ этихъ словахъ, вся его душа, весь его долгъ, всѣ его страсти, вся его жизнь высказались въ этомъ простомъ вопросѣ!

   Поздно пришло напоминан³е честнаго слуги, когда раскаялся Эдмундъ Глостеръ; поздно поспѣли гонцы, посланные въ темницу съ отмѣной прежняго повелѣн³я. Лиръ выходитъ на сцену съ мертвой Кордел³ей въ своихъ объят³яхъ. Напрасно Кентъ обнимаетъ его колѣни, напрасно онъ льнетъ къ своему несчастному государю, напрасно силится онъ расшевелить въ немъ послѣдн³я искры сознан³я: все кончено для Лира и вѣрнаго Кента. Ребенокъ пойметъ, что къ концу драмы, съ послѣднимъ вздохомъ "вѣнчаннаго страдальца", Кентъ уже человѣкъ мертвый. Герцогъ Альбани хочетъ назначить Эдгара и Кента правителями царства: "мнѣ надо итти въ дорогу - государь мой зоветъ меня!" другаго отвѣта не получитъ Альбани отъ Кента нашего. Другихъ словъ не будетъ говорить Кентъ, друг³я мысли не зародятся въ его геройски преданномъ сердцѣ. Въ переводѣ господина Якимова сказано, что послѣ этихъ словъ Кентъ умираетъ; въ издан³яхъ Шекспира, намъ извѣстныхъ, мы не нашли этой замѣтки. Для насъ она и не нужна, впрочемъ: нѣтъ нужды въ томъ, что между трупами, лежащими на сценѣ, одинъ лишн³й трупъ не лежитъ, а двигается и стоитъ на ногахъ. Кентъ - трупъ съ той минуты, когда его король, за котораго онъ молился, испустилъ послѣдн³й вздохъ, глядя на губы Кордел³и. Жизнь Кента прекратилась, дѣйствующее лицо драмы, означенное его именемъ, кончило свое существован³е. Умеръ Кентъ, вѣрный слуга Лира и Кордел³и; но никогда, черезъ тысячи поколѣн³й, еще не родившихся, не умретъ поэтическ³й образъ Шекспирова Кента, с³яющ³й образъ преданнаго слуги, великаго вѣрноподданнаго!

  

  

   По блеску, смѣлости и исторической правдѣ лицо Эдмунда Глостера заслуживаетъ полнаго вниман³я со стороны цѣнителей. Читатель, непривычный къ поэз³и Шекспира, можетъ безъ особеннаго сочувств³я прослѣдить за всѣми словами и дѣлами Эдмунда, даже, по причинѣ нѣкоторой небрежности исполнен³я, признать его обыкновеннымъ злодѣемъ, бездѣльникомъ, выведеннымъ для чисто сценическихъ цѣлей, въ противоположность лицамъ великимъ и прекраснымъ. Такое заключен³е будетъ болѣе, чѣмъ ложно. У Шекспира, при всемъ его велич³и, есть эффектные, раскрашенные злодѣи; но Эдмундъ никакъ не принадлежитъ къ ихъ разряду. Эдмундъ не бездѣльникъ, даже не "великолѣпный бездѣльникъ", по выражен³ю одного критика: элементы, изъ которыхъ составленъ онъ, и разнообразны и многознаменательны. Въ первыхъ сценахъ Эдмунда съ братомъ и со старикомъ Глостеромъ видны со стороны поэта небрежность, отсутств³е строго обдуманной темы: по обычаямъ старыхъ драматурговъ, драма всегда состояла изъ двухъ сплетавшихся между собой драмъ, изъ которыхъ главная отдѣлывалась постоянно въ ущербъ второстепенной. Увлекаясь Лиромъ и его дочерьми, Шекспиръ мало заботился о Глостерѣ и сыновьяхъ графа Глостера; но вдохновен³е взяло свое, а послѣ первыхъ нѣсколько рутинныхъ сценъ, лицо Эдмунда сдѣлалось въ высшей степени поэтическимъ. Жизнь закипѣла живымъ ключемъ около коварнаго юноши, и самъ онъ, погрузясь въ эту жизнь, вышелъ изъ нея уже не мелодраматическимъ героемъ, а живымъ олицетворен³емъ тѣхъ безстрашныхъ и безбожныхъ авантюрьеровъ, которыми такъ богата истор³я Европы вообще, а истор³я Англ³и въ особенности.

   Первый монологъ Эдмунда, въ которомъ онъ такъ неловко высказываетъ зрителю всѣ свои черные планы, хранитъ, однако же, плодотворныя сѣмена; изъ которыхъ впослѣдств³и вырастаетъ весь характеръ. Эдмундъ, незаконный сынъ, уменъ и смѣлъ, онъ красивъ собою и храбръ непомѣрно; въ немъ таятся способности политика и полководца, съ такой силой выказавш³яся въ послѣднемъ дѣйств³и драмы. Онъ воспитанъ въ роскоши, обученъ наукамъ и рыцарскому дѣлу, видѣлъ свѣтъ, жаждетъ наслажден³й и власти: а, между тѣмъ, по своему общественному положен³ю, Эдмундъ не болѣе, какъ паразитъ въ отцовскомъ домѣ, искатель будущихъ подаян³й отъ своего законнаго брата. Шекспиръ понимаетъ положен³е незаконныхъ сыновей въ старомъ обществѣ: на характерѣ этихъ смѣлыхъ, красивыхъ, бойкихъ юношей, самой судьбой предназначенныхъ на борьбу съ жизнью, онъ построилъ много драматическихъ создан³й. Побочныя дѣти королей и вельможъ играли важную роль въ хроникахъ Европы: они странствовали по свѣту за славой и богатствомъ; они командовали наемными войсками; они предлагали свои шпаги къ услугамъ всѣхъ парт³й; они дѣлали чудеса военнаго искусства, выигрывали сражен³я, умирали за своихъ наемщиковъ. Они бились въ Палестинѣ и грабили на большихъ дорогахъ, служили образцами рыцарской чести и собирали дань съ беззащитныхъ селен³й. На морѣ они командовали флибустьерами и бросались на разбросанныя суда Испанской армады. Всюду дрались и пробивались они, часто употребляя во зло свою храбрость и образован³е, ими полученное. Часто начинали они съ дѣлъ самыхъ кровавыхъ для того, чтобъ кончить жизнь въ подвигахъ долга и безкорыст³я. Чернымъ путемъ мног³е изъ нихъ доходили до власти и часто, получивъ власть въ свои руки, распоряжались ею не только мудро, но и милостиво. Эдмундъ Глостеръ - одинъ изъ такихъ героевъ. По натурѣ своей онъ не столько золъ, сколько безжалостенъ, не столько коваренъ, сколько безсовѣстенъ. Совершая ужасныя преступлен³я, онъ не борется съ своей натурой и не дѣйствуетъ вслѣдств³е какихъ нибудь разбойничьихъ софизмовъ; даже о своемъ правѣ жить и пользоваться жизнью онъ думаетъ весьма мало. Онъ едва ли ненавидитъ Эдгара и къ старику Глостеру вражды не чувствуетъ: но для него и отецъ, и братъ, и всѣ друг³е люди не болѣе, какъ мухи, какъ докучныя шавки; какъ глупые камни, лежащ³е поперегъ его собственной дороги. Сдвинуть эти камни съ наименьшимъ для себя трудомъ, а затѣмъ выйти на широк³й и свѣтлый путь - вотъ вся цѣль, вся разгадка Эдмундовыхъ замысловъ. Путь Эдмунда сходенъ съ путемъ Ричарда III, Людовика XI, Чезаре Бордж³а; но всѣ велик³е злодѣи и воины, сейчасъ названные, имѣли несомнѣнную любовь къ злу, которая едва ли найдется въ Эдмундѣ. Эдмундъ едва ли способенъ мучить своего врага и наслаждаться его терзан³ями; но онъ способенъ не задумавшись уничтожить своего друга и въ придачу къ нему тысячи невинныхъ людей, если оно можетъ его подвинуть хоть немного къ власти и обширной дѣятельности. Насъ нисколько бы не удивило извѣст³е о томъ, что человѣкъ, подобный Эдмунду, достигши апогея почестей и силы, ознаменовываетъ свою жизнь дѣлами геройства и доблести.

   У Эдмунда есть одна индивидуальная особенность, общая ему съ другими однородными лицами только въ частностяхъ. Всѣ авантюрьеры въ его родѣ храбры; но Эдмундъ Глостеръ воинъ, рыцарь и вождь отъ головы до ногъ! Въ немъ, какъ показали послѣдн³я дѣла его жизни, зрѣлъ велик³й полководецъ, котораго имя было бы словомъ ужаса и для непр³ятеля, и для завоеванныхъ странъ, и для его собственныхъ войскъ, при всемъ ихъ средневѣковомъ безначал³и. Во всѣхъ четырехъ дѣйств³яхъ "Короля Лира", Эдмундъ Глостеръ только сбрасываетъ съ дороги всѣхъ лицъ, мѣшающихъ его возвышен³ю. Во всѣхъ явлен³яхъ, занятыхъ его ролью, онъ строитъ зло за зломъ, ковъ за ковомъ, пользуется слабостями влюбившихся въ него герцогинь, устроиваетъ возмутительные заговоры, является волкомъ и лисицей, змѣей и жабою. Но уже въ пятомъ дѣйств³и мы видимъ вередъ собою не волка и лисицу, а льва, властелина хищныхъ животныхъ. Намъ понятно обожан³е, пробужденное имъ въ сердцахъ двухъ тигрицъ; Реганы и Гонерильи. Эдмундъ явился полководцемъ въ полномъ смыслѣ слова. Онъ разметалъ храбраго супостата, сильнаго своимъ правымъ дѣломъ; онъ захватилъ въ плѣнъ виновниковъ брани, кончилъ войну однимъ ударомъ, сталъ выше всѣхъ своихъ соперниковъ и союзниковъ. Все подчинилось Эдмунду, и онъ самъ вдругъ выросъ, и духомъ и тѣломъ. Слабодушный добрякъ Альбани является къ нему съ поздравлен³емъ, пробуетъ завести рѣчь о плѣнномъ королѣ и его дочери - посмотрите, какими гордыми, сжатыми, высокомѣрными словами отвѣчаетъ Эдмундъ своему герцогу и повелителю:

  

             "Я велѣлъ ужь

   И старика презрѣннаго, и дочь

   Держать подъ сильной стражей. Есть опасность

   Въ ихъ зван³и, въ ихъ бѣдств³яхъ и плѣнѣ.

   Надъ ними можетъ сжалиться народъ

   И противъ насъ пойти. Обоихъ плѣнныхъ

   Я послѣ выдамъ вамъ. Теперь не время,

   Съ насъ льются кровь и потъ, на бранномъ подѣ

   Лежатъ друзья убитые, и тяжки

   Минуты послѣ самой славной битвы!

   О королевѣ и ея отцѣ

   Здѣсь говорить не мѣсто.

  

   И ошеломленный Альбани можетъ отвѣтить на эту крылатую рѣчь только такимъ протестомъ:

  

             Графъ! позвольте

   Мнѣ вамъ сказать, что васъ считаю я

   Военачальникомъ, намъ подчиненнымъ,

   Никакъ не братомъ!

  

   Но если противорѣч³е вяло, знаки сочувств³я къ Эдмунду велики. Обѣ сестры, обѣ дочери короля Лира, увлечены, обезумлены его новою славою. Для обѣихъ Эдмундъ - юное божество, полное гордости, торжества, неодолимой энерг³и. Въ сердцахъ этихъ волчицъ, по выражен³ю старика Лира, горятъ необузданныя страсти настоящихъ самокъ хищной породы. Каждая сестра вполнѣ отдалась Эдмунду; но Регана, какъ вдова, первая видитъ возможность узаконить свои отношен³я къ блистательному военачальнику. Она признаетъ его супругомъ и властелиномъ, велитъ созвать войска при барабанномъ боѣ, объявить, что вся ея власть сдана Эдмунду.

  

   Бери себѣ мои войска, всѣхъ плѣнныхъ (говоритъ она),

   Владѣн³я мои,- повелѣвай

   Всѣмъ, что имѣю я, и мной самою!

   Здѣсь все твое!

  

   Такъ вотъ кому брошена подъ ноги половина Лирова царства, предметъ столькихъ злодѣйствъ и ужасовъ! Наконецъ Альбани, возмущенный высокомѣр³емъ Эдмунда и сверхъ того, поставленный въ извѣстность о замыслахъ авантюрьера на свою собственную жизнь, выходитъ изъ нерѣшительности. Онъ кидаетъ свою перчатку и зоветъ Эдмунда на судъ Бож³й, какъ великаго государственнаго измѣнника.

   И едва только перчатка Альбани легла къ ногамъ Эдмунда, какъ молодой полководецъ кидаетъ свою, съ полной готовностью.

   Воинъ, неостывш³й отъ боя, радостно обнажаетъ свой мечъ, еще покрытый кровью. Эдмундъ какъ бы вырастаетъ еще болѣе при ожидан³и смертнаго поединка, позабывъ и срою безопасность, и сестеръ, въ него влюбленныхъ, и даже то обстоятельство, что его войска уже распущены. Онъ зоветъ за единоборство, на смертельную битву всѣхъ клеветниковъ, осмѣливающихся наносить пятно его рыцарской чести. Онъ страшенъ и невыразимо могучъ въ эту минуту, въ упоен³и недавней побѣды, въ сознан³и своего собственнаго безстраш³я. Не подъ пару подобному бойцу приходится честный, вялый, слишкомъ много говорящ³й Альбани! Но судьба готовитъ Эдмунду другаго противника. На вызовъ герольда выходитъ другой боецъ, рыцарь съ опущеннымъ забраломъ. Это Эдгаръ, явивш³йся за тѣмъ, чтобъ отмстить своему брату за всѣ злодѣйства, имъ сдѣланныя.

   Разговоръ обоихъ бойцовъ ведется съ безпредѣльнымъ великолѣп³емъ: подобно героямъ Гомеровой "Ил³ады", они перебрасываются жгучими словами (burning words), отъ которыхъ затрепещетъ сердце самого невоинственнаго смертнаго. Какъ хороши тутъ и формальные переговоры черезъ герольда, и обвинен³я, высказанныя Эдгаромъ въ лицо своему сопернику, и гордый отвѣтъ Эдмунда на его вопросъ о томъ, "кто смѣетъ здѣсь назвать себя графомъ Глостеромъ".

  

   Я Глостеръ. Дальше!

  

   произноситъ Эдмундъ, не унижаясь до возражен³й и бранныхъ словъ. Снова Эдгаръ осыпаетъ брата своего укоризнами и снова вызываетъ его на смертный поединокъ.

   Дальше и дальше идетъ вся гранд³озная сцена, которой исполнен³е на театрѣ требуетъ большихъ приготовлен³й и большаго блеска. По рыцарскимъ постановлен³ямъ, не можетъ быть поединка между бойцами, изъ которыхъ одинъ не хочетъ сказать своего имени и поднять желѣзной рѣшетки шлема. Эдмундъ имѣетъ полное право не принять вызова отъ незнакомца. Но онъ не изъ тѣхъ людей, которые прячутся отъ боя или бьются только изъ необходимости. Кровь его разгорѣлась: онъ идетъ на битву какъ на пиршество. "Могъ бы я - говоритъ онъ Эдгарду -

  

                   Могъ бы я

   Спросить, кто ты; но самъ я не желаю

   Отсрочитъ боя. Воинъ ты по виду

   И дворянинъ по рѣчи.

  

   Эдмунду больше ничего не надобно. Мечи скрестились, и поединокъ начался. Пораженный смертельнымъ ударомъ, Эдмундъ падаетъ. Тогда Эдгаръ говоритъ ему свое имя. Отвѣтъ юноши достоинъ его характера. "Свершило колесо свой полный кругъ, и я поверженъ",- такими словами отвѣчаетъ онъ на слово брата. Жизнь прошла, и все прошло съ жизнью. Теперь можно признать власть Неба и даже сдѣлать какое нибудь добро, наперекоръ природѣ. Теперь всѣ люди равны для Эдмунда; у него нѣтъ болѣе ни враговъ, ни помощниковъ, ни любовницъ. Путь пройденъ, и уже нѣтъ камней на дорогѣ, потому что и самой дороги нѣтъ.

   Глядя на характеръ Эдмунда съ этой точки, мы совершенно понимаемъ, по какой причинѣ онъ такъ легко соглашается на спасен³е Лира и Кордел³и, имъ осужденныхъ на гибель. Ричардъ III, и Чезаре Бордж³а, и друг³е историческ³е злодѣи, злобные по своей натурѣ, и умирая не помиловали бы жертвъ, попавшихся въ ихъ руки; чужое мучен³е было бы бальзамомъ для ихъ собственнаго бѣдств³я. Но Эдмундъ не таковъ: злодѣян³ями своими онъ никогда не тѣшился. Пораженный смертнымъ ударомъ, онъ призналъ правоту судьбы. Но нѣтъ никакой причины думать, чтобъ съ этимъ признан³емъ пришло къ нему раскаян³е. Вовсе не изъ раскаян³я Эдмундъ хочетъ спасти Лира и Кордел³ю. Ихъ погибель ему не нужна: они перестали быть помѣхою его помысламъ. Понявъ, что ему не дано итти далѣе, онъ дѣйствуетъ совершенно сообразно съ этой идеей. Умирая, онъ уже не видитъ въ братѣ соперника и въ отцѣ глупаго гонителя; съ ударомъ эдгарова меча для него наступила пора полной холодности къ дѣламъ житейскимъ.

   Гордо, безстрашно, спокойно умираетъ молодой Эдмундъ Глостеръ, до послѣдняго слова оставаясь вѣрнымъ своему характеру. Смерть его едва замѣчена дѣйствующими лицами драмы, сгруппировавшимися около мертвой Кордел³и; едва замѣчена зрителемъ, чуть успѣвающимъ слѣдить за новыми страдан³ями. Только при внимательномъ изучен³и "Короля Лира" выдвигаются передъ наше воображен³е послѣдн³я минуты молодаго волна, и въ памяти цѣнителя невольно возникаютъ энергическ³е стихи сэра Вальтеръ-Скотта, въ которыхъ поэтъ говоритъ устами умирающаго флибустьера Бертрама {Въ поэмѣ "Рокби".}:

  

   Какъ солнца юга тяжк³й зной,

   Былъ страшенъ людямъ полдень мой;

   Какъ отъ палящаго огня,

   Они скрывались отъ меня,

   И пусть идетъ судьба моя,

   Какъ солнце юга кончу я!

   Безъ яркихъ отблесковъ утраты,

   Безъ блѣдныхъ сумерковъ заката,

   Какъ раскаленный круглый щитъ,

   Оно къ волнамъ морскимъ спѣшитъ

   И, въ глубь пучины прянувъ рѣзко,

   Залижи твердь кровавымъ блескомъ,

   Оно сверкнетъ въ послѣдн³й разъ,

   И солнца нѣтъ, - и день погасъ!

  

  

   Старый Глостеръ, отецъ Эдмунда и Эдгара, какъ важное дѣйствующее лицо въ ряду другихъ лицъ драмы, обрисованъ поэтомъ безъ особенной тщательности, но съ тонкой и поэтической прелестью, заслуживающей большаго вниман³я. Судьба этого старца скорѣй достойна великой психической поэмы, нежели такой драмы, какъ "Король Лиръ", гдѣ все кипитъ дѣйств³емъ и самыми пылкими страстями. Знаменитая сцена, гдѣ говорится о Доверскомъ утесѣ и гдѣ Эдгаръ съ помощ³ю хитрости, исцѣляетъ своего родителя отъ отчаян³я, весьма трудна для драматическаго дѣйств³я, всегда требующаго крупныхъ чертъ и порывистаго дѣйств³я. Но при чтен³и прелесть ея неотразима: она представляетъ намъ нѣсколько страницъ истинно гомерическихъ;

   Глостеръ - человѣкъ весьма не молодой, умный и добрый. Въ сердцѣ его таятся всѣ благородныя чувства (иначе честный Кентъ не рыдалъ бы надъ тѣломъ Глостера); но ихъ обил³е скрыто для всѣхъ, даже для самого старика, воспитаннаго въ школѣ притворства и осторожности. Глостеръ жизнь свою провелъ при дворѣ,- при дворѣ воинственнаго средневѣковаго властелина, страшнаго въ минуты вспыльчивости, но, со всѣмъ тѣмъ, любящаго лесть и притворство. Глостеръ, безъ сомнѣн³я, видѣлъ многое на своемъ вѣку: его жизнь, его политика, его понят³я о людяхъ сдѣлали его тонкимъ государственнымъ мужемъ, ловкимъ, смѣтливымъ въ своихъ поступкахъ, недовѣрчивымъ, и даже слишкомъ недовѣрчивымъ къ другимъ людямъ. Какъ прототипы Эдмунда Глостера живутъ и движутся въ Англ³йской истор³и, такъ и образцы Глостера старшаго въ ней тоже находятся. Видя въ своей жизни много зла и преступлен³й, старикъ невысокаго понят³я о людской добродѣтели; м³росозерцан³е его не отличается высокими сторонами: онъ любитъ спокойств³е, довольство, почетъ, нѣкоторую власть и кредитъ при дворѣ. Зла онъ не сдѣлаетъ никому, потому что зла не любитъ. На доброе дѣло, если оно не сопряжено съ опасностью, Глостеръ пойдетъ гораздо скорѣе. Проведя свое судно между подводными камнями, въ ураганы юныхъ годовъ, онъ не хочетъ подвергаться кораблекрушен³ямъ, въ виду пристани. По душѣ онъ незлобенъ и мягокъ, по жизни онъ эпикуреецъ или, по крайней мѣрѣ, былъ въ свою молодость любителемъ наслажден³й.

   Натуры подобнаго рода часто бываютъ прекрасны, посреди тишины и тихаго отдыха преклонныхъ годовъ. наше цивилизованное время въ особенности обильно такими безвредными, привлекательными явлен³ями. Но въ среднихъ вѣкахъ или въ той фантастической древности, къ какой велик³й поэтъ относитъ царствован³е своего короля Лира, общество не могло давать своимъ ветеранамъ того надежнаго отдыха, какое оно имъ даетъ нынѣ. Въ тѣ столѣт³я, когда царства потрясались и завоевывались, когда сынъ шелъ противъ отца и братъ противу брата, когда герцоги-правители и супруги ихъ своими руками вырывали глаза у своихъ непр³ятелей, когда бунты и феодальныя распри кипѣли по всей Европѣ, никакой старикъ, имѣвш³й власть и общественное значен³е, не могъ сказать, что съ нимъ и его ладьею не случится гибельнѣйшаго кораблекрушен³я, даже въ виду послѣдней, вѣчной пристани.

   Мы сказали уже, что Глостеръ недовѣрчивъ къ людямъ. Этотъ недостатокъ всегда бываетъ соединенъ съ другимъ, повидимому ему противоположнымъ, а именно съ довѣрчивостью. Всегда почти такъ бываетъ, что особа, подозрительная по природѣ, начинаетъ подозрѣвать зло въ хорошихъ людяхъ и вслѣдств³е того слѣпо поддается совѣтникамъ злымъ, но умѣющимъ пользоваться ея подозрительностью. Такъ поступилъ Глостеръ въ дѣлѣ Эдмунда и Эдгара, Легкость, съ которою отецъ повѣрилъ всѣмъ клеветамъ на сына, ему истинно преданнаго, не имѣетъ въ себѣ ничего неправдоподобнаго. Время, про которое мы говорили, должно было изобиловать отцеуб³йцами, буйными юношами, жадными до отцовскаго наслѣдства, родителями, не довѣрявшими своимъ дѣтямъ. Монархи и вельможи, по уму и характеру во сто разъ сильнѣйш³е Глостера, безпрестанно ввѣрялись коварнымъ совѣтникамъ. Развѣ Филиппъ II не былъ убѣжденъ втечен³е многихъ лѣтъ, что донъ-Жуанъ Австр³йск³й, ближайш³й его сродникъ, умышляетъ на его жизнь и строитъ опасные заговоры?

   Какъ бы то ни было, Глостеръ ввѣрился Эдмунду; честный Эдгаръ бѣжалъ изъ-подъ отцовскаго крова, голова бѣглеца оцѣнена, стража ищетъ его повсюду. За испытан³емъ отца приходитъ въ Глостеру новое испытан³е - испытан³е вѣрноподданнаго. Лиръ самъ себя лишилъ царства; дочери явно идутъ противъ Лира; въ которую сторону склонится мудрый Глостеръ, общ³й другъ, общ³й совѣтникъ и отчасти общ³й угодникъ? Пойдетъ ли онъ по дорогѣ честныхъ подданныхъ, или станетъ рабомъ грубаго Корнваля, жестокосердой Гонерильи? Изберетъ ли онъ путь прямодушнаго Кента или холодно отвернется отъ своего покорнаго государя и благодѣтеля? Благородное сердце старика лежитъ къ Лиру; но Глостеръ - придворный человѣкъ, не дающ³й воли порывамъ своего сердца. Въ ту минуту онъ, можетъ быть, одобрилъ-бы знаменитый афоризмъ Таллейрана о зловредности "первыхъ движен³й сердца". И вотъ Глостеръ лавируетъ между двумя парт³ями, не изъ однихъ стремлен³й къ личной выгодѣ, но вслѣдств³е понят³й и привычекъ всей своей жизни. Онъ принимаетъ у себя въ замкѣ Регану и ея супруга, хочетъ взять на нихъ вл³ян³е своими совѣтами; въ душѣ своей не одобряетъ дерзкаго поступка герцога съ гонцомъ короля Лира, но вступается за гонца осторожно, не рѣшаясь раздражать "вспыльчиваго нравомъ Корнвалля, такъ непреклоннаго и упорнаго въ своихъ поступкахъ". Даже при послѣднихъ оскорблен³яхъ, сдѣланныхъ старому королю, Глостеръ молчитъ и выжидаетъ, на что-то надѣется. Когда Лира принудили покинуть замокъ и заперли за нимъ ворота, нашъ совѣтникъ не разражается упреками на Регану, какъ это сдѣлалъ бы герой Кентъ, но онъ силится разжалобить неблагодарныхъ изверговъ, говоритъ имъ, что въ степи воетъ вѣтеръ, что по ней на большое разстоян³е нѣтъ ни куста, гдѣ бы укрыться королю. Въ человѣкѣ юномъ такая осторожность была бы возмутительна; но мы оправдываемъ ее въ придворномъ старикѣ, предчувствующемъ больш³я бѣды и только что выдержавшемъ страшное душевное потрясен³е, вслѣдств³е своихъ семейныхъ обстоятельствъ.

   Только оставшись наединѣ, посовѣтовавшись съ Эдмундомъ и получивъ извѣст³е о высадкѣ французскаго войска, Глостеръ наконецъ отдается порывамъ полнаго сострадан³я къ участи Лира. Съ той минуты, какъ парт³я короля обозначилась и сострадан³е Глостера нашло возможность выразиться не въ одномъ опасномъ, хотя и геройскомъ протестѣ, старый политикъ, искушенный въ придворныхъ интригахъ, принимается за дѣло. Но, между тѣмъ, буря наступила; бѣдный король въ ужасномъ положен³и. Корнвалль и его супруга противятся всякому слову участ³я и даже замышляютъ новое зло для своего недавняго повелителя. Тутъ уже Глостеръ не въ силахъ обуздать своихъ вѣрноподданническихъ чувствъ: увлекаемый важностью минуты и увѣренный въ скромности Эдмунда, онъ покидаетъ замокъ, спасаетъ Лира, даетъ ему надежныхъ проводниковъ и горько платится за свою преданность царственному страдальцу. Лишенный зрѣн³я, низверженный съ высоты честей въ бездну нищеты и муки, убѣжденный въ невинности Эдгара и вѣроломствѣ любимаго сына, Глостеръ мгновенно переходитъ всѣ ступени человѣческихъ бѣдств³й.

   Въ высшей степени замѣчателенъ результатъ бѣдств³й этихъ на кроткую, уклончивую и нѣсколько изнѣженную душу Глостера. Поставьте Кента на его мѣсто, преданный рыцарь, исполненный твердости и несокрушимыхъ убѣжден³й, былъ бы прежнимъ Кентомъ, не смотря на всѣ удары судьбы. По выражен³ю Корнвалля, онъ и безъ глазъ, носомъ нашелъ бы дорогу въ Доверъ, прильнулъ бы къ своему повелителю и, забывъ свои страдан³я, слѣпцомъ пошелъ бы впереди королевскихъ защитниковъ. Онъ принялъ бы муку, какъ тяжелую рану на полѣ битвы, не падая духомъ и не лишаясь своей твердости. Не то съ Глостеромъ: онъ старѣе и себялюбивѣй Кента; онъ не фанатикъ преданности; онъ добрый скептикъ по своему м³росозерцан³ю; даже въ религ³озныхъ своихъ понят³яхъ ему не найти твердой опоры въ часы ужаснаго испытан³я. Глостеръ впадаетъ въ отчаян³е, систематическое, непреклонное отчаян³е. Имъ овладѣваетъ мысль о самоуб³йствѣ; онъ велитъ вести себя къ высокому утесу надъ бездной моря, для того, чтобъ разомъ покончить со своими страдан³ями.

   Мы уже говорили о поэтическомъ велич³и сцены на воображаемомъ утесѣ. Ее можно равнять или съ гомерическимъ разсказомъ, или, что еще вѣрнѣе, съ небольшимъ числомъ ген³альныхъ средневѣковыхъ легендъ, оставшихся намъ во всей своей неподражаемой, наивной прелести. Хитрость Эдгара чрезвычайно простодушна: она можетъ даже произвести смѣшной эффектъ на сценѣ; но при чтен³и вся сцена потрясаетъ и умиляетъ душу, возноситъ ее въ область высочайшей христ³анской мудрости. Нужды нѣтъ, что Шекспиръ, съ какимъ-то упрямствомъ дитяти, безпрестанно говоритъ о богахъ и хочетъ придать рѣчамъ своихъ графовъ и рыцарей языческ³й оттѣнокъ; - смыслъ всего эпизода со слѣпцомъ Глостеромъ есть смыслъ высоко-христ³анск³й, проповѣдующ³й намъ терпѣн³е, довѣр³е къ благой силѣ, насъ карающей, и смирен³е передъ неисповѣдимой волей Промысла.

   Въ послѣднихъ своихъ дѣлахъ и словахъ слѣпецъ Глостеръ является намъ существомъ просвѣтленнымъ и величественнымъ. Его довѣрчивость къ неузнанному имъ Эдгару, его трогательное умилен³е при встрѣчѣ съ своимъ государемъ, жадность, съ которою онъ цѣлуетъ руку Лира, наконецъ самая его смерть - между слезами и улыбкою, въ объят³яхъ нѣжнаго сына - все это служитъ достойнымъ заключен³емъ всей дѣятельности Глостера, кроткаго и мудраго старца, создан³я, надъ которымъ велик³й Шекспиръ трудился безъ особеннаго старан³я, но съ большой любовью.

  

  

   О личности Эдгара мы не можемъ сказать многаго, хотя эта роль довольно велика и, для молодаго артиста, обладающаго пр³ятной наружностью и звучнымъ голосомъ, есть роль благодарная. Не слѣдуетъ думать, однако же, чтобы Эдгаръ былъ простымъ трагическимъ jeune premier и ничѣмъ болѣе. Въ немъ есть черты плѣнительныя, вѣрныя вѣку, дѣлающ³я изъ Эдгара лицо не скоро забывающееся. Эдгаръ добръ и прямодушенъ, прямодуш³емъ юнаго богатаго рыцаря, взросшаго подъ отцовской кровлей и не видавшаго свѣта съ его зломъ и неправдою. Въ его довѣрчивости къ брату, въ его безпредѣльной любви къ отцу скрыто много нѣжной свѣжести, которая и нынѣ заставляетъ всякаго хорошаго человѣка, испытавшаго бури жизни, отдыхать сердцемъ при взглядѣ на честнаго и добраго юношу, привлекательнаго своей молодостью, въ Эдгарѣ очень много Глостеровскаго. Онъ какъ будто не на своемъ мѣстѣ посреди междоусобныхъ битвъ и семейныхъ ужасовъ: его кроткая натура создана для чистыхъ рыцарскихъ подвиговъ и мирной жизни между подвигами. Но, убѣдясь въ козняхъ, погубившихъ его счаст³е, тяжелымъ опытомъ извѣдавъ вѣроломства брата, когда-то имъ любимаго, Эдгаръ предается гнѣву со всѣмъ пыломъ нѣсколько холодныхъ людей, когда ихъ оскорбятъ и принудятъ къ защитѣ. Въ послѣднемъ актѣ, передъ поединкомъ съ Эдмундомъ, онъ не помнитъ себя отъ ожесточен³я, осыпаетъ своего противника не рыцарскими укоризнами,- даетъ полную волю своей мести. Во время самаго боя, актеръ, играющ³й Эдгара, по нашему мнѣн³ю, долженъ кидаться на брата, какъ бѣшеный и, нанося удары, не отражать ударовъ соперника. Чуть месть совершилась, гнѣвъ Эдгара падаетъ. Незлобная душа благодушнаго рыцаря и юнаго христ³анина, такъ блистательно высказавшаяся въ сценахъ со слѣпцомъ Глостеромъ, должна болѣе или менѣе проявляться во всѣхъ поступкахъ молодаго Эдгара.

  

  

   Регана ы Гонерилья, сестры Кордел³и, при всей беззаботности, съ которой онѣ очерчены поэтомъ, выказываютъ, однако же ген³й дивнаго мастера, почти безсознательно создающаго живыхъ людей и дающаго намъ драматическ³й типъ за драматическимъ типомъ. Повидимому, обѣ сестры скроены по одной мѣркѣ; ихъ дѣян³я сходны по своей гнусности; обѣ онѣ одинаково ненавистны зрителю. А между тѣмъ, между двумя "волчицами" существуетъ огромная разница. Регана не похожа на Гонерилью, точно такъ же, какъ напримѣръ, Кентъ не похожъ на Глостера. Обѣ злобны и неблагодарны, обѣ порочны,- но порочны не до одинаковой степени. Самый видъ ихъ долженъ быть несходенъ, скажемъ мы, подражая нѣмецкимъ комментаторамъ. Гонерилья - величественная брюнетка, вся создана изъ огня, вспыльчивости, грубой и порывистой злости, ужасной въ первыя свои минуты, но едва ли очень продолжительной и упорной. Съ Гонерильей, при всѣхъ отвратительныхъ сторонахъ ея характера, легче ужиться, чѣмъ съ Реганой. Регана, худенькая, бѣлокурая, наружностью своей какъ будто напоминающая Кордел³ю, но только глядящая часто изподлобья, есть сатана и дьяволъ въ образѣ женщины. Манеры ея тихи; она не скоро приходитъ въ озлоблен³е,- но озлоблен³е ея вѣчно, неумолимо, чудовищно. Если Гонерилья есть тигрица, то Регана - змѣя самого ядовитаго свойства. Регана приказываетъ запереть ворота за старымъ своимъ отцомъ; Регана его язвитъ злѣе чѣмъ Гонерилья. Регана своими руками рветъ бороду у Глостера, радуется чудовищной казни, совершенной надъ старцемъ, чего, какъ намъ кажется, не могла бы сдѣлать Гонерилья. Изъ того не слѣдуетъ, чтобъ Гонерилья не имѣла въ себѣ безчеловѣчнаго. И она бы казнила старика Глостера, можетъ быть убила бы его своими руками, но, во первыхъ, не стала бы его оскорблять и мучить, а во вторыхъ, совершила бы преступлен³е подъ вл³ян³емъ порывистаго бѣшенства, а не холодной, змѣиной, демонской злобы.

  

  

   Герцоги Корнвалл³йск³й (Корнвалль) и Альбанск³й (Альбани), мужья Лировыхъ старшихъ дочерей, равнымъ образомъ не сходны между собою. Ихъ личности съ перваго раза сказываются читателю, какъ личности двухъ разнородныхъ людей, вполнѣ вѣрныхъ дѣйствительности. Альбани - человѣкъ хорош³й и честный, нефлегматическ³й. Въ лучш³я свои минуты онъ имѣетъ въ себѣ какъ будто что-то Гамлетовское. Вообще онъ мастеръ на слова самого благороднаго свойства; но въ жизни онъ вялъ, некстати терпѣливъ и некстати чувствителенъ. Въ послѣднихъ сценахъ драмы онъ является почти величественнымъ; но тому причиной не личныя достоинства Альбани, а событ³я выдвинувш³я впередъ его вялую фигуру. Альбани долженъ быть красивъ собою, величественъ чрезвычайно; но въ манерѣ, походкѣ и рѣчахъ его постоянно видно нѣчто лѣнивое. Вальтеръ-Скоттъ, создавая Адельстана Конингбурскаго, помогъ намъ вообразить передъ собой лицо и фигуру Альбани, мужа Гонерильи.

  

  

   Корнвалль очерченъ еще рельефнѣе и яснѣе. Это злой дуракъ, но дуракъ, способный на крайн³я свирѣпства и злодѣян³я. Онъ упрямъ, упрямствомъ злаго дурака; рѣчи его нескладны и глупы. Это достоинство всего яснѣе выказывается въ тотъ вечеръ, когда онъ пришелъ на дворъ Глостерова замка, судить ссору Кента съ дворецкимъ Гонерильи. Лицо его, по всей вѣроятности, грубо и противно {*}; нескладная фигура имѣетъ въ себѣ нѣчто дикое.

   {*           Въ былыя времена.

   Видалъ я лица много лучше лицъ,

   Чѣмъ тѣ, что здѣсь теперь передо мною.

   говоритъ Кентъ Корнваллю.}

   Не можемъ, кончая наши характеристики, не обратить вниман³я читателя на богатство и разнообраз³е въ создан³и такъ называемыхъ "второстепенныхъ лицъ" въ "Королѣ Лирѣ". Стоило только поэту самымъ непринужденнымъ образомъ развивать типы Эдгара, Альбани, Гонерильи, Реганы, Корнвалля для того, чтобъ изъ нихъ вышли полныя и живыя создан³я, пригодныя для первостепенныхъ мѣстъ въ первостепенныхъ драмахъ. Шекспиръ этого не сдѣлалъ, единственно по той причинѣ, что подобное развит³е нарушило бы постройку той драмы, надъ которой онъ трудился. Такъ, у сильнаго отца всѣ дѣти сильны; относительно ихъ возраста, Эдгаръ, Альбани, Корнвалль, Гонерилья и Регана - младенцы,- но сильные младенцы Шекспировской породы.

   Вступительный этюдъ нашъ конченъ. Нѣкоторыя пояснен³я стиховъ "Короля Лира" читатель найдетъ въ особыхъ замѣткахъ при концѣ перевода.