Флеров Сергей Васильевич - Болеслав Михайлович Маркевич

  

  

   Каждый беллетристъ имѣетъ свой особенный, преимущественно ему свойственный кругъ наблюден³я надъ жизнью современнаго ему общества. Въ предѣлахъ этого круга, какъ и естественно, должны находиться два рода типовъ. Одни будутъ составлять исключительную принадлежность и характерную особенность извѣстной среды, избранной авторомъ для своихъ наблюден³й. Друг³е типы явятся въ тѣсной связи съ первыми, но будутъ подчинены имъ; значен³е ихъ будетъ заключаться лишь въ томъ воздѣйств³и какое оказываютъ на нихъ главныя лица, или какое производятъ они на этихъ лицъ. Излюбленнымъ кругомъ наблюден³й Маркевича было русское "великосвѣтское" общество и старое дворянство. Во всѣхъ произведен³яхъ покойнаго писателя рисуются типы принадлежащ³е дворянству, изображается дворянская русская жизнь. Не замѣтно для самого себя Маркевичъ явился бытописателемъ цѣлой эпохи русскаго дворянства, а въ этомъ отношен³и романы его сохранивъ, благодаря своему художественному изложен³ю, весь интересъ выдающихся беллетристическихъ произведен³й, получать со временемъ новый интересъ, интересъ яркой и живой исторической страницы. Начавъ съ воспоминан³й о дворянской жизни и дворянскихъ типахъ временъ своей молодости (Типы прошлаго, 1867; Забытый вопросъ, 1872), Маркевичъ мало-по-малу переходитъ къ изображен³ю современности (Марина изъ Алаго Рога, Княжна Тата, Лѣсникъ) и создаетъ наконецъ свою громадную трилог³ю: Четверть века назадъ - Переломъ - Бездна въ которой широко захвачены и ярко изображены явлен³я принадлежащ³я къ нашему времени, едва-едва успѣвш³я сдѣлаться недавно-прошедшими.

   Художественное чувство предохранило Маркевича отъ неправильнаго освѣщен³я своихъ фигуръ, отъ сословной односторонности и фальши, этихъ недостатковъ въ которые легко впадаютъ авторы такъ-называемыхъ "великосвѣтскихъ" романовъ. Художественная объективность составляетъ одно изъ наиболѣе выдающихся качествъ покойнаго писателя. Въ его произведен³яхъ нѣтъ мучительно надуманныхъ отвлечен³й, кропотливо скомпонованныхъ схемъ, людей-призраковъ. Напротивъ, каждое изображенное имъ лицо дѣйствительно живетъ предъ читателемъ, и это чувство жизненной правды придаетъ какой-то неуловимый оттѣнокъ свѣжести всѣмъ произведен³ямъ вашего автора. Впечатлѣн³е жизненной правды достигается полнымъ отсутств³емъ желан³я рисоваться своими героями, "позировать". Авторъ изображаетъ ихъ внѣ всякой тенденц³озной идеализац³и, безъ натяжекъ и безъ прикрасъ, съ ихъ достоинствами и слабостями, рисуетъ предъ нами живыхъ и цѣльныхъ людей. Однѣ фигуры уравновѣшиваются другими, а въ общемъ получается то удивительное чувство жизненности которое составляетъ характерное качество произведен³й Маркевича. Онъ совсѣмъ не ослѣпленъ тѣмъ дворянскимъ обществомъ какое онъ рисуетъ предъ нами, но такъ же мало враждебенъ ему. Онъ изображаетъ его какимъ оно есть. Если, тѣмъ не менѣе, во впечатлѣн³яхъ читателя качественный перевѣсъ остается на сторонѣ нѣсколькихъ положительныхъ типовъ, если эти типы остаются ему особенно памятными, глубоко западаютъ въ душу и заслоняютъ собою остальные, если впечатлѣн³е добра, впечатлѣн³е положительное беретъ верхъ надъ отрицательными, то причина этому лежитъ въ природѣ вещей, а не въ подтасовкѣ сдѣланной авторомъ. Изображен³е положительныхъ типовъ стадо въ наше время рѣдкостью, а нѣтъ ничего удивительнаго когда читатель, измученный отрицан³емъ, съ благодарностью останавливается на характерахъ и лицахъ удовлетворяющихъ его вѣчной потребности къ прекрасному и доброму. Нѣтъ ничего удивительнаго если вмѣстѣ съ Лизой и Лаврецкимъ Дворянскаго Гнѣзда, вмѣстѣ съ "бабушкой" изъ Обрыва, выдвинулась на первый планъ нѣсколько положительныхъ женскихъ и мужскихъ типовъ изъ произведен³й Маркевича. Остается лишь быть благодарными покойному писателю за то что онъ закрѣпилъ въ русской литературѣ и въ сознан³и русскаго общества нѣсколько художественныхъ образовъ принадлежащихъ къ русскому дворянскому кругу, имѣвшихъ возможность создаться только въ немъ.

   Художественная эпопея русской дворянской жизни заключающаяся въ произведен³яхъ Маркевича, начинается романомъ Типы прошлаго. Дѣйств³е происходитъ въ Москвѣ, въ 1849 году:

   "Москва въ то время еще доживала свои послѣдн³е беззаботные дни. Желѣзная дорога еще не соединяла ее съ Петербургомъ. Круговоротъ петербургскаго тщеслав³я и приманка заграничной жизни не успѣли еще обезлюдить ее и измѣнить старинную жизнь нашего московскаго общества. Не мало еще тузовъ жило и умирало въ Москвѣ, не мало еще оставалось тамъ дверей открытыхъ для званыхъ и незваныхъ. Все такъ же гостепр³имно и таровато, какъ и во времена Фамусова, жили въ Москвѣ, сладко ѣли и пили, давали шумные праздники; все такъ же плели сплетни, по которымъ вздыхалъ Москвичъ-Лермонтовъ перенесенный въ казенный, не болтливый Петербургъ; все такъ же усердно спорили и расходились въ Англ³йскомъ клубѣ, проигрывались и закладывали имѣн³я въ Опекунскомъ Совѣтѣ. Попрежнему, наконецъ, наѣзжали по зимамъ въ Москву изъ гвард³и, иные отъ Двора, искатели богатыхъ невѣстъ, плѣняли росс³йскихъ красавицъ своею ловкостью, звѣздами или вензелями и увозили ихъ на берега Невы. Но, вѣрная своимъ предан³ямъ, не оскудѣвала ими Бѣлокаменная, а на смѣну отбывшимъ прибывали по первопутью все новыя и новыя красавицы и невѣсты изъ близкихъ и далекихъ странъ обширнаго вашего отечества..."

   Такъ-называемая "интрига" перваго романа Маркевича относатся еще ко времени крѣпостнаго права. Интригѣ этой отведено очень широкое мѣсто, точно такъ же какъ и описан³ю московскаго свѣтскаго общества начала пятидесятыхъ годовъ. Среди цѣлаго ряда фигуръ выдѣляется типъ старика Чемисарова. Столбовой русск³й дворянинъ, Чемисаровъ участвовалъ въ войнѣ 1812 года и въ войнѣ на Кавказѣ, а затѣмъ вышедъ въ отставку и поселился житъ въ своемъ помѣстьѣ. Этотъ человѣкъ былъ "какой-то датой, как³е все рѣже и рѣже встрѣчаются въ наше время". Интересенъ его взглядъ на призван³е русскаго дворянства, взглядъ высказываемый имъ въ отвѣтъ на замѣчан³е его сосѣда о томъ что дворянство представляетъ собою поземельную собственность и вслѣдств³е этого есть - сила.

   "Гдѣ она, сила-то ваша? Въ Петербургѣ воду толчетъ, въ переднихъ случайныхъ людей чины себѣ вымаливаетъ, въ Москвѣ - въ карты, на безумные пиры разоряется. Про силу толкуете, а того до сихъ поръ не поняли что она у васъ подъ ногами, въ той землѣ на которой сидите вы. Сверху, наконецъ, указана вамъ ваша задача, или, полагаете, призывая къ жизни помѣстное дворянство, великая государыня не знала что дѣлаетъ? Да нѣтъ, гдѣ вамъ, не по силамъ задача! Трудъ на то нуженъ, терпѣн³е, воля скуку переносить, съ сѣрымъ мужикомъ возиться! Воспитать себя къ тому нужно, человѣкомъ надо быть! Скажите прямо, много ли изъ васъ въ глубь себя пр³яло что служить царю и землѣ плугомъ и бороной, хотя бы собственными руками, въ тысячу кратъ честнѣй и полезнѣй чѣмъ тѣшить свое презрѣнное тщеслав³е, жертвуя ему всѣмъ: прямымъ долгомъ своимъ, честью, родовыми помѣстьями съ отцовскими могилами, благомъ подвластныхъ людей и, въ концѣ концовъ, будущимъ своей страны... Потому недалеко уѣдешь тамъ гдѣ, куда ни обернись, всюду чинъ, а гражданина нигдѣ!"

   Противоположность Чемисарову составляетъ его сосѣдъ Грайворовск³й, владѣлецъ пяти тысячъ душъ крестьянъ и обладатель полу-уѣзда.

   "Онъ пр³ѣхалъ одинъ въ своемъ четверомѣстномъ англ³йскомъ ландо, благородный гулъ котораго, какъ выражался онъ, слышался за версту, шестерикомъ, съ лакеемъ въ ливреѣ на козлахъ, такимъ же лакеемъ на запяткахъ и охотникомъ, въ казацкомъ костюмѣ, скакавшимъ передъ экипажемъ, все то для какихъ-нибудъ семи верстъ отдѣлявшихъ его Новоседки отъ Рай-Воздвиженскаго." Въ то время какъ Чемисаровъ - русск³й человѣкъ глубокихъ и твердыхъ убѣжден³й, Грайворовск³й представляетъ смѣсь заимствованной изысканности и прирожденной жестокости; онъ слыветъ во всемъ округѣ подъ прозвищемъ Parisien doublé de Tartare и "играетъ" въ Европейца. Полное торжество русскаго "европеизма" представляютъ собою русск³я великосвѣтск³я дамы возсѣдающ³я въ Баденъ-Баденѣ подъ русскимъ деревомъ. По ходу романа, одинъ изъ его героевъ черезъ долгое время сообщаетъ развязку и объяснен³е происшеств³й разказанныхъ въ первой части, и автору, встрѣчающему это лицо въ 1865 году за границей, представляется возможность вскользь посвятить нѣсколько строкъ русскому европеизму.

   "Русск³я барыни засѣдали подъ особымъ, имъ исключительно посвященнымъ и даже окрещеннымъ въ честь ихъ русскимъ деревомъ, на самомъ видномъ мѣстѣ гулянья, и глядѣли оттуда какъ съ Монблана на остальное человѣчество. Онѣ, повидимому, блаженствовали въ Баденѣ и даже безаппелляц³онно. Наѣзж³е журнальные хроникеры и изъѣденные золотухой сыны Сенъ-Жерменскаго предмѣстья возглашали хоромъ: il n'y a plue de grandes dames que les dames russes! Торжество было полное. Но, Боже мой, еслибы звали эти бѣдныя, настоящ³я и самодѣльные princesses russes, какимъ анаѳемамъ предавали въ это же время новые люди ихъ родины, все это отжившее сослов³е котораго онѣ такъ упорно изощрялись явить себя достойными представительницами въ нѣмецкомъ городѣ Баденъ-Баденѣ, передъ лицомъ европейской high life и парижской благодѣтельной гласности! Но Баденск³я princesses russes не подозрѣваютъ и по нынѣшн³й день существован³я бывшихъ этихъ новыхъ людей въ любезномъ ихъ отечествѣ, какъ не подозрѣваютъ онѣ, впрочемъ, кажется, и того что у нихъ есть какое-то отечество"...

   Темнымъ облакомъ проходитъ по Типамъ Прошлаго фигура Кирилина. Это молодой человѣкъ, невзрачный, худой, блѣдный, съ длинными нечесанными волосами, недоучивш³йся студентъ, музыкантъ по призван³ю и професс³и. Кирилинъ играетъ одну изъ главныхъ ролей въ любовной интригѣ романа, но рядомъ съ этимъ въ немъ выдвигается уже одинъ изъ бывшихъ "новыхъ" людей, человѣкъ озлобленнаго отрицан³я на почвѣ фразы и готовыхъ формулъ заимствованныхъ изъ поверхностнаго ознакомлен³я съ иностранною литературой. Прирожденная злость которую приписываетъ авторъ Кирилину, съ одной стороны, и его ярк³я артистическ³я дарован³я, съ другой стороны, не допускали развит³я этой фигуры въ ясный и опредѣленный отрицательный типъ. Это фигура болѣе романическая нежели типичная, набросокъ со случайно подвернувшагося оригинала, первая попытка изображен³я человѣка новой культурной формац³и.

   Первый романъ Маркевича во многихъ отношен³яхъ характеристиченъ для послѣдующей его беллетристической дѣятельности. Въ немъ находятся уже зачатки всѣхъ особенностей отличающихъ эту дѣятельность. Дѣйств³е происходитъ въ дворянской средѣ, причемъ среда эта изображается съ художественною объективностью. На каждомъ шагу чувствуется видѣнное и пережитое, замѣчается рисовка съ натуры съ живыхъ подлинниковъ. Среди множества фигуръ, изображенныхъ повидимому съ одинаковою тщательност³ю, выдѣляется совершенно второстепенная, въ сущности, фигура старика Чемисарова: художественное чувство автора какъ бы невольно заставляетъ его останавливаться на обрисовкѣ типовъ которые инстинктивно влекутъ къ себѣ вниман³е художника. Пр³емъ этотъ будетъ повторяться во всѣхъ послѣдующихъ произведен³яхъ, и благодаря ему въ романахъ Маркевича сохранится цѣлая галлерея художественно обрисованныхъ типовъ русскаго дворянства.

   Забытый Вопросъ (1872) весь посвященъ описан³ю помѣщичьей жизни прежняго времени на югѣ Росс³и. Въ немъ, какъ мы уже знаемъ изъ признан³й самого автора, изображены мног³я черты изъ собственной его юности и, между прочимъ, съ фотографическою вѣрностью воспроизведенъ его гувернеръ, M. Queiréty. Главное содержан³е, собственно интригу романа, составляетъ любовь красавицы Любови Петровны къ блестящему гвардейскому офицеру Фельзену. Но интрига эта обставлена такою роскошною рамкою юношескихъ воспоминан³й, въ романѣ такъ много развязывается о дѣтяхъ-подросткахъ, каждый изъ этихъ подростковъ такъ мастерски описавъ и характеризованъ, а самое дѣйств³е романа происходитъ на такомъ яркомъ фонѣ добродушной и гостепр³имной, простой и привольной помѣщичьей деревенской жизни что собственно интрига и ея рамки, главныя и второстепенныя фигуры сливаются въ одну широкую картину оставляющую удивительно симпатичное впечатлѣн³е. Дворянская помѣщичья жизнь прежняго времени захвачена здѣсь съ необыкновенною полнотой. Въ Забытомъ вопросѣ читатель встрѣтить дѣтей и взрослыхъ, молодое, среднее и старое поколѣн³е, учителей, гувернеровъ, гувернантокъ, докторовъ, офицеровъ, музыкантовъ, образованныхъ и необразованныхъ людей, изящныхъ, умныхъ женщинъ и жеманныхъ провинц³алокъ, описан³я природы, бытовыя сцены, массу отдѣльныхъ жанровыхъ картинокъ. На этомъ фонѣ проходитъ красною нитью главная интрига романа. Параличный мужъ страстно любитъ и также страстно ревнуетъ свою молодую красавицу жену. Та мало-по-малу увлекается блестящимъ гвардейскимъ офицеромъ. Сынъ, необыкновенно сенситивный мальчикъ, страстно любящ³й отца, инстинктивно ненавидитъ гвардейца, инстинктивно чуетъ опасность. Измѣна свершается. Мужъ, бывш³й ея свидѣтелемъ, умираетъ отъ потрясен³я; умираетъ черезъ нѣсколько времени и сынъ, не будучи въ состоян³и перенести позора нанесеннаго любимому отцу, стыда которымъ покрыла себя мать. Въ концѣ романа авторъ такъ формулируетъ его содержан³е:

   "Въ числѣ безчисленныхъ новыхъ вопросовъ, поднятыхъ новымъ временемъ, право женщины свободно располагать собою, по влечен³ю сердца, занимаетъ весьма важное мѣсто и находитъ себѣ не мало остроумныхъ, горячихъ, если не всегда талантливыхъ защитниковъ. Но увлекаясь великодушнымъ желан³емъ вызволить живую душу изъ-подъ гнета узкой морали и условнаго долга. поборники женской свободы тщательно забываютъ другую душу живую, другое существо взывающее о защитѣ, забываютъ ребенка этой женщины, которой предоставляютъ свободно мѣнять одну привязанность на другую, безжалостно попирая все что представляется ей при этомъ неразумнымъ препятств³емъ. Не свѣтлый м³ръ любви и благоволен³я къ людямъ создастъ себѣ душа ребенка видѣвшаго слезы отца о покинувшей ихъ матери, и никак³я мудрствован³я не вырвутъ изъ него жгучаго сознан³я ея позора. Изъ м³ра первыхъ, неизгладимыхъ впечатлѣн³й онъ внесетъ въ жизнь дѣйствительную лишь раннюю опытность страдан³я, преждевременное отрицан³е и злобу къ этой предстоящей ему жизни. А на отрицан³и и злобѣ не созидалось еще ничего на землѣ!.."

   Повѣсть Двѣ Маски составляетъ переходъ къ описан³ю современнаго быта. Мы говоримъ переходъ, ибо по особому характеру этой повѣсти, носящей назван³е "святочнаго разказа", содержан³е ея лишь относится къ нашему времени, но не вдается въ его описан³е, такъ какъ разказъ сосредоточенъ главнымъ образомъ на таинственныхъ психическихъ процессахъ ясновидѣн³я: главное лицо умираетъ въ день и часъ заранѣе указанные ему какимъ-то таинственнымъ явлен³емъ. Изображен³е современной дѣйствительности начинается въ повѣстяхъ Княжна Тата и Марина изъ Алаго Рога.

   Княжна Тата мастерской и художественно написанный этюдъ женскаго сердца и женскаго характера на почвѣ большого свѣта. Умная, красивая, изящная, образованная княжна Тата проводитъ свою жизнь въ уловлен³и жениховъ, въ составлен³и себѣ "соотвѣтствующей" парт³и. Ее старушка мать и ея братъ всячески стараются выдать ее замужъ, но планы ихъ разстраиваются одинъ за другимъ; глубокая внутренняя тоска овладѣваетъ дѣвушкой принужденною покоряться требован³ямъ налагаемымъ на нее средой. Разъ, въ жизни она готова была полюбить дѣйствительно и искренно одного человѣка, въ свою очередь страстно ее любившаго. Но въ это время ей представилась возможность сдѣлать блестящую парт³ю, и чтобы достигнуть этой она безжалостно принесла въ жертву свое чувство. Мало того: въ угоду другому, въ угоду выгодному жениху, она намѣренно и жестоко оскорбила человѣка несшаго ей на встрѣчу свое сердце. И вотъ когда всѣ планы рушились одинъ за другимъ, когда всѣ ея сверстницы давно уже вышли замужъ, а она все еще продолжаетъ служитъ предметомъ постоянныхъ матримон³альныхъ заботъ для вѣчно вздыхающей матери, въ это время внезапно является для нея радостная, радужная надежда. Молодой офицеръ, страстно ее любивш³й и бывш³й въ свою очередь единственнымъ человѣкомъ къ которому влекло ее собственное чувство, этотъ молодой офицеръ сталъ героемъ обратившимъ на себя вниман³е всей Росс³и и въ то же время получилъ громадное наслѣдство, словомъ, сталъ un parti convenable, блестящимъ и завиднымъ женихомъ. Онъ встрѣтился послѣ войны съ братомъ княжны Тата, признался ему что ни одна женщина не имѣла въ его жизни такого значен³я какъ княжна, что онъ цѣлый годъ мечтаетъ о ней и желалъ бы увидать ее хотя бы на одну минуту. Братъ, разумѣется, чрезвычайно радъ; онъ приглашаетъ Бахтеярова, такъ зовутъ молодого героя, заѣхать вмѣстѣ съ нимъ въ ихъ помѣстье, лежащее по сосѣдству съ имѣн³емъ куда ѣдетъ Бахтеяровъ. Старушка-мать внѣ себя отъ радости. Она, ея сынъ и сама княжна Тата увѣрены что Бахтеяровъ сдѣлаетъ предложен³е... Увы! Онъ не забылъ нанесеннаго ему разъ оскорблен³я и пр³ѣзжаетъ сказать княжнѣ что онъ женится - на другой.

   Такова канва повѣсти. По этой канвѣ опытною рукой тонкаго и художественнаго наблюдателя сотканъ одинъ изъ самыхъ мастерскихъ и законченныхъ женскихъ типовъ как³е можетъ представить современная русская беллетристика. Княжна Тата точно живая выдѣляется предъ читателемъ на тепломъ фонѣ бытовыхъ и психологическихъ деталей. Въ фигурѣ этой соединяется удивительная правда типа съ изумительною вѣрност³ю наблюден³я надъ женщиною вообще. Съ такимъ же мастерствомъ очерчена фигура пожилаго гвардейца Скавронцева котораго отъ нечего дѣлать влюбляетъ въ себя княжна Тата въ деревнѣ. Для характеристики великосвѣтскаго аристократическаго общества недавняго прошлаго, характеристики впервые дѣлаемой авторомъ послѣ того какъ въ первыхъ двухъ своихъ романахъ онъ исключительно давалъ описан³е давно прошедшаго, мы приведемъ нѣсколько строкъ изъ описан³я аристократическаго петербургскаго общества шестидесятыхъ годовъ:

   "Однажды за интимнымъ обѣдомъ у Léonie Тепловой кто-то предложилъ ѣхать вечеромъ на тройкахъ. Предложен³е было принято съ восторгомъ. Маленькая и вездѣсущая графиня Ваханская вскочила съ мѣста и забарабанила ножомъ по тарелкѣ:

   "- Attention, mes gaillardes! крикнула она на всю столовую.

   "Всѣ обернулись со смѣхомъ въ ея сторону. Ее откровенная (во всякомъ другомъ кругу ее зазвали бы циническою) рѣчь очень цѣнилась въ м³рѣ нашихъ кокодетокъ.

   "- Насъ здѣсь сколько? начала она: Quatre femmes et trois hommes? Nombre impur!

   "- Impair, счелъ нужнымъ поправить Анатоль Можайск³й, одинъ изъ троихъ мущинъ.

   "- Je dis impur, sacrée bombe! И она ударила ножомъ уже такъ что тарелка раскололась на куски.- La pureté veut que chacune ait son chacun... pour le moins! прибавила она съ жестомъ Schneider, оттягивая пальцемъ вѣку праваго глаза и прижмуриваясь другимъ.

   "- Approuvé! крикнулъ подъ общ³й хохотъ хозяинъ дома Дини, на половину уже готовый.

   "- Pitou, обратилась чрезъ столъ маленькая графиня къ своему такому же маленькому, съ китайскимъ лицомъ, супругу,- vous allez vous flanquer dans une tape-quelque-chose, et vous nous amènerez Бахтеяровъ et Аваловъ.

   "Она сѣла и ущипнула за локоть сидѣвшую возлѣ нея Тата.

   "- Ты становишься совершенно невозможною, Lizzy, сказала недовольнымъ голосомъ княжна.

   "- Vous n'êtes qu'une bégueule, ma chère! C'est très chien ce que je viens de dire, dites donc, vous-autres,- отвѣтила та, обѣгая кругомъ глазами и самымъ искреннимъ образомъ удивляясъ что кто-нибудь могъ находитъ неприличнымъ ея чистѣйш³й жаргонъ парижскаго демимонда.

   "Кромѣ Тата никто и не нашелъ его неприличнымъ: у Lizzy Ваханской было полтораста тысячъ дохода и лучш³й поваръ во всемъ Петербургѣ."

   Ближайшей характеристики этого общества будутъ посвящены романы Переломъ и Бездна. Но предварительно авторъ выводитъ еще въ Маринѣ изъ Алаго Рога очень характерную фигуру князя Солнцева. Князь только-что пр³ѣхалъ изъ Петербурга въ деревню. Его разспрашиваютъ о новостяхъ.

   "- Про гимназ³и ты слышалъ? заговорилъ онъ, закладывая руку за жилетъ,- очень хорошо въ какой-то газетѣ про это было сказано: систематическая кретинизац³я несчастныхъ дѣтей... C'est bien èa! Une crétinisation systématique...

   "- Не твоихъ, во всякомъ случаѣ, смѣялся Пужбольск³й, у тебя ихъ нѣтъ! Или ты можетъ-быть прячешь?..

   "- О, фыркнулъ Солнцевъ,- еслибъ у меня были свои дѣти, я бы конечно въ матушкѣ Росс³и ихъ не воспитывалъ!

   "- Куда же 6ы ты ихъ дѣвалъ?

   "- Куда? онъ съ сожалѣн³емъ взглянулъ на своего собесѣдника.- En Angleterre, mon cher! я бы сдѣлалъ comme Tata Kargopolski: она своихъ двухъ старшихъ, Sanny et Jinny, посылаетъ въ Оксфордъ...

   "- Въ Оксфордъ - чтобъ избавить ихъ отъ ужасовъ латыни?

   "- Oui, mon cher, oui, pour en faire des hommes pratiques! торжественно возгласилъ Солнцевъ,- потому... ты только подумай что ваша жизнь? Реализмъ!.. Вѣдь ты согласись: жизнь наша реализмъ, tout ce qu'il y a de plus réaliste!... И вдругъ нашихъ дѣтей, дѣтей нашего вѣка какимъ-то Виргил³ямъ учить будутъ!... Mais c'est donc d'une absurdité réactionnaire au dessous de toute critique!.. Вѣдь ты подумай, мы, мы, развѣ насъ этому учили?... И намъ ужь не нужно было!... Et songez donc que le siècle a encore marché depuis!"

   Молодой дѣвушкѣ, которую онъ видитъ въ первый разъ, Солнцевъ рекомендуетъ прочесть романъ Жертва Вечерняя на томъ основан³и что это совершенный Поль-де-Кокъ.

   "- Да въ чемъ содержан³е, сюжетъ романа?

   "- Mon cher, какъ же это тебѣ разказать? Pita en faisait un soir lecture chez Nany Бахтеяровъ,- il lit très bien, Pita, mais on riait trop. Il y avait là toutes les cocodettes, Titi et Zizi, Cocotte et Boulote, Sandrinette Ivine, Meringuette Tpoeкуровъ, Vava Vronski, Tata Pronski"...

  

  

   Въ романахъ Типы Прошлаго и Забытый Вопросъ Маркевичъ описываетъ дворянск³й бытъ прошлаго времени; въ Княжнѣ Тата, Двухъ Маскахъ и Лѣсникѣ выдвигаетъ на первый планъ психологическ³е этюды отдѣльныхъ характеровъ; въ Маринѣ изъ Алаго Рога, современной были, какъ называетъ авторъ это свое произведен³е, мы въ первый разъ встрѣчаемся со столкновен³ями двухъ общественныхъ, двухъ культурныхъ слоевъ и съ ихъ взаимодѣйств³емъ. Марина изъ Алаго Рога - одно изъ самыхъ интересныхъ произведен³й Маркевича, по оригинальности замысла, по художественности выполнен³я, по разнообраз³ю характеровъ. Оно заслуживаетъ чтобы подробнѣе остановиться на немъ.

   Дѣйств³е происходитъ въ помѣстьи графа Завалевскаго. Главными дѣйствующими лицами являются графъ и пр³ятель его, князь Пужбольск³й, съ одной стороны, молодая дѣвушка, Марина, съ другой стороны. Это представители двухъ различныхъ культурныхъ слоевъ, двухъ эпохъ, двухъ противоположныхъ взглядовъ. Нейтральную почву занимаетъ типическ³й Самойленко, управляющ³й графа, отецъ Марины; на сторонѣ Марины стоитъ учитель Лев³аѳановъ, подъ вл³ян³емъ котораго сложилось м³ровоззрѣн³е молодой дѣвушки. Второстепенныхъ лицъ мы не будемъ касаться, точно также какъ не будемъ касаться и романическихъ деталей разказа. Для насъ важна впервые являющаяся здѣсь у Маркевича характеристика новаго времени и новыхъ людей.

   Окончивъ курсъ въ Московскомъ Университетѣ, молодой Завалевск³й отправился на службу въ Петербургъ. Крымская война еще не начиналась.

   "Изъ раздушенной и душной атмосферы бала или раута Завалевск³й бѣжитъ, алча свѣжаго воздуха, куда-нибудь къ Пяти Угламъ, въ тѣсный литературный кружокъ, или на чиновничью сходку, въ третьемъ этажѣ, на Стремянной... Тамъ опять споръ, споръ безъ конца, но безъ московской искренности, безъ вѣскости московскаго знан³я, за то съ тѣмъ избыткомъ самонадѣянности и желчи, что такъ присущи Петербуржцу, изворотливая д³алектика и жидкая культура, презрѣн³е къ истор³и, къ предан³ямъ быта, и какъ панацея противъ существовавшаго зла, государственные и экономическ³я теор³и цѣликомъ нахватанныя изъ французскихъ книжекъ тридцатыхъ годовъ. А будущ³е общественные дѣятели - онъ это чувствуетъ - глубоко презираютъ его, какъ аристократа и идеалиста."

   Завалевск³й отправился съ ополчен³емъ своей губерн³и въ Крымскую войну. Послѣ ея окончан³я онъ уѣхалъ въ Итал³ю. Въ Римѣ застала его первая вѣсть объ освобожден³и крестьянъ. Онъ бросилъ все и поспѣшилъ на родину.

   "Живо припомнился ему тогдашн³й переѣздъ изъ Штеттина въ Петербургъ. Погода стояла великолѣпная; онъ по часамъ глядѣлъ, не отрываясь, съ палубы на мелкую, словно рыбья чешуя, морскую зыбь, всю трепетавшую въ нѣгѣ и с³ян³и горячаго весенняго солнца. Онъ ожидалъ, онъ говорилъ себѣ что такимъ же трепетомъ и с³ян³емъ жизни должна была теперь, предъ великимъ разсвѣтомъ, быть отъ края до края исполнена его родина. По пр³ѣздѣ онъ не имѣлъ случая замѣтить ничего подобнаго. Тѣ же разговоры, та же д³алектика, только еще болѣе прежняго желчи; съ одной стороны, безплодныя жалобы и ядовитые нарекан³я, съ другой - безпощадная насмѣшка, торжествующее глумлен³е, словно весь вопросъ состоялъ въ томъ какъ бы злѣе насолить тѣмъ кто почиталъ себя въ правѣ жаловаться. Насталъ велик³й день; затѣмъ послѣдовалъ цѣлый рядъ коренныхъ преобразован³й, измѣнившихъ всю наружную физ³оном³ю страны... Но внутри ея, гдѣ то шаровое, воскрешающее вѣян³е свободы, та подымающая сила жизни которую съ юности призывалъ нашъ идеалистъ всѣми силами души своей? Гдѣ благодарная дѣятельность освобожденнаго труда? Гдѣ тотъ подъемъ духа въ народѣ обрѣтшемъ вновь свои человѣческ³я права? Тщетно искалъ вокругъ себя Завалевск³й,- внизу прогулъ, шатанье, недоимка, м³ръ горлановъ и пьяный самосудъ; выше - постыдное тупое унын³е, безнадежность трутня выгнаннаго изъ улья... А мысль, молодая мысль Росс³и, то что именовало себя тогда новыми людьми, чѣмъ привѣтствовала, чѣмъ праздновала она это великое дѣло освобожден³я родины?

   "Съ ужасомъ и отвращен³емъ раскрывалъ каждый разъ Завалевск³й нумера толстыхъ журналовъ, ежемѣсячно получавшихся изъ Петербурга; часто, не довѣряя глазамъ своимъ, знакомился онъ съ ихъ содержан³емъ. Тамъ раздавался какой-то дик³й вой, вой Эѳ³оповъ, по древнему сказанью, лаявшихъ на солнце... Полудик³е семинаристы, заявлявш³е себя представителями молодаго поколѣн³я, сталкивала съ вѣковыхъ пьедесталовъ высочайшихъ представителей человѣческой культуры и обзывали ихъ пошляками; наглые гаеры въ бѣшеной свистопляске топтали козлиными ногами все великое духовное прошлое человѣка, и съ пѣною у рта, съ поднятыми кулаками требовали, да возвратится онъ въ образъ звѣриный. Освистанное искусство объявлено было аристократическимъ тунеядствомъ, поэз³я пакостнымъ времяпрепровожден³емъ, истор³я оказывалась не стоящими вниман³я собран³емъ всякой негодной дряни... Дерзость этого скоморошества уступала только его неслыханному комизму. Лѣтосчислен³е русской мысли повелѣвалось вести съ какой-то политической статьи одного изъ новыхъ людей, а дворянскую литературу, то-есть все то что по-русски написано было не семинаристами, почитать не существующею. Росс³и, оплеванной наперерывъ всѣми этими бѣшеными устами, приговоренной ими къ раздроблен³ю на мельчайш³е атомы, Росс³и объявлялось что у нея и истор³и никакой нѣтъ, что во все продолжен³е ея тысячелѣтняго существован³я она произвела единственнаго порядочнаго человѣка и что этотъ порядочный человѣкъ - Стенька Разинъ!"

   Наступилъ 1863 годъ съ его могучимъ взрывомъ патр³отическаго чувства охватившаго всю Росс³ю изъ конца въ конецъ. Завалевск³й горячо отдался этому спасительному движен³ю и обрекъ себя всего на дѣло сл³ян³я русскихъ окраинъ съ общимъ отечествомъ. Онъ началъ составлять большое общество съ цѣлью пр³обрѣтать покупкой имѣн³я въ Западномъ краѣ, намѣревался самъ поселиться тамъ, поступить тамъ на службу. Намѣрен³я его быль отклонены. Онъ снова уѣхалъ за границу, провелъ два года въ Америкѣ и почувствовалъ что задыхается въ этомъ м³рѣ машинъ, царственнаго мѣщанства, колоссальнаго разчета и циническаго корыстолюб³я, въ м³рѣ эксплуататоровъ и всякаго рода humbug. Въ Парижъ онъ пр³ѣхалъ въ разгаръ ужасовъ коммуны... Въ Росс³и, куда онъ вернулся послѣ пятилѣтняго отсутств³я "только-что была отыграна комед³я Нечаевскаго процесса патр³отическая струна давно смолкла, и надъ нею ретроспективно потѣшались теперь фельетонныя балалайки". Прежнею тоской защемило у него въ груди. Онъ давно имѣлъ намѣрен³е устроить образовательное заведен³е для приготовлен³я народныхъ учителей. Теперь эта мысль настойчивѣе прежняго приходила ему въ голову. Онъ былъ послѣднимъ въ своемъ родѣ и холостъ; дѣвушка, которую онъ когда-то любилъ, вышла замужъ за другаго. Ему было подъ сорокъ лѣтъ; онъ считалъ свою личную жизнь поконченною, хотѣлъ жить для другихъ...

   Въ помѣстьѣ готовились къ его пр³ѣзду. Въ библ³отечной залѣ графскаго дома, Марина, дочь главноуправляющаго, разбирала только-что присланныя книги и разговаривала съ отцомъ. Ни онъ, ни она никогда не видали графа. Былъ теплый лѣтн³й вечеръ. Двери въ садъ быль раскрыты. какой-то незнакомый человѣкъ появился въ нихъ изъ сада.

   "- Кого вамъ угодно? гнѣвно крикнулъ Самойленко.

   "- Я ищу здѣшняго управляющаго, отвѣчалъ густой, во въ то же время мягк³й, словно звукъ в³олончелевой струны, голосъ, и на дорогѣ зады показался человѣкъ довольно высокаго роста, въ изношенномъ сѣромъ пальто, съ блѣднымъ, усталымъ лицомъ и густыми, почти совершенно сѣдыми волосами, падавшими со всѣхъ сторонъ большими взъерошенными кольцами.

   "- Кого вамъ? повторилъ свысока управляющ³й.

   "- Осипа Кузьмича Самойленко, отвѣчалъ новоприбывш³й, поднимая на него больш³е и усталые, какъ и вся его наружность, глаза.

   "- ²-о-сифа Козь-мича, поправилъ его господинъ Самойленко:- онъ предъ вами.

   "- Ахъ, это вы... я очень радъ, проговорилъ тотъ, очевидно нѣсколько озадаченный такимъ пр³емомъ.- Я... я графъ Завалевск³й..."

   Маринѣ хочется съ перваго же раза доказать графу что она дѣвушка развитая и мыслящая. Заставъ ее за разборкой книгъ, Завалевск³й заводитъ рѣчь про чтен³е и спрашиваетъ читала ли она поэтовъ.

   "- Дда... нѣкоторыхъ, отвѣчала она не сейчасъ, такъ какъ нѣкоторое время прошло въ колебан³и: слѣдуетъ ли признаться въ этомъ или нѣтъ?

   "- И любите? неумолимо допрашивалъ Завалевск³й.

   "- Такъ себѣ, средственно, пояснила она.

   "- Кого же, напримѣръ?

   "- Ну, Некрасова, разумѣется...

   "- Разумѣется, повторилъ онъ съ какою-то невеселою усмѣшкой.- А Пушкина?

   "На устахъ ея сложилась легкая гримаска.

   "- Да, онъ мнѣ нравится, сказала она,только вѣдь онъ не развитъ...

   "- Что-съ? какъ вы это сказали? чуть не съ ужасомъ вскрикнулъ графъ,- это Пушкинъ не развитъ?

   "- Ну, конечно! съ торжествующею улыбкой подтвердила она.

   "На этотъ разъ графъ подумалъ что она его въ глаза дурачитъ. Но онъ ошибался. Бѣдная Марина дѣйствительно была убѣждена что Пушкинъ не развитъ. Ей это преподалъ одинъ учитель изъ семинаристовъ, сосланный въ Глинскъ за участ³е въ какой-то политической агитац³и..."

   На слѣдующее утро, за чаемъ, Марина высказывается полнѣе. Авторъ съ необыкновенною наблюдательност³ю передаетъ психическое состоян³е молодой дѣвушки которой хочется въ одно и то же время отличиться предъ "аристократами" и не спасовать предъ ними, доказать имъ независимость, современность и научность своихъ "убѣжден³й", которыя, какъ она думаетъ, далеко ушли впередъ противъ отсталыхъ убѣжден³й этихъ людей. Она въ одно и то же время конфузится и напускаетъ на себя искусственную смѣлость. Съ одной стороны, у Марины здоровое, свѣжее, ясное молодое чувство, воспр³имчивое къ добру, къ свѣту, къ правдѣ и къ прекрасному, чуткая женская душа, сенситивно отличающая ложь отъ правды тамъ гдѣ эти элементы оба выступаютъ налицо, приходятъ въ непосредственное столкновен³е и соприкасан³е. Съ другой стороны, она вся во власти трескучей, готовой, тенденц³озной фразы, которую ей выдавали за научное положен³е, на которой совершалось ея образован³е, которую она считаетъ за "новое" слово. Никто еще не возражалъ предъ нею противъ этого новаго слова, никто не разбивалъ навязанныхъ ей фразъ. И вотъ она внезапно оказывается въ обществѣ двухъ высоко просвѣщенныхъ людей, Завалевскаго и его пр³ятеля князя Пужбольскаго, и женскимъ инстинктомъ своимъ чувствуетъ какою "исковерканною" кажется она имъ когда съ "жалост³ю" говоритъ о классицизмѣ и дѣлаетъ презрительную гримасу при упоминан³и о немъ, или же находитъ что Росс³я "слишкомъ велика", что ее нужно бы всю раздѣлить на маленьк³я общины съ народнымъ правлен³емъ...

   "- Ничего святаго... Да! глухо, какъ бы испуганно повторилъ Завалевск³й.- И ненависть къ родной землѣ... И на этомъ возрасло цѣлое поколѣн³е!..

   "Онъ не докончилъ, усталымъ движен³емъ опустилъ голову на грудь и зашагалъ опять по балкону.

   "Марина глядѣла за нимъ во всѣ глаза.

   "Онъ вдругъ остановился предъ ней, и закачалъ головою.

   "- Бѣдные вы! промолвилъ онъ чуть слышно.

   "Ей сдѣлалось вдругъ невыразимо жутко"...

   Не будемъ слѣдить за послѣдовательвымъ ходомъ превращен³я совершающагося съ Мариной. Ограничимся выводомъ къ которому она пришла. Выводъ этотъ заключается въ бесѣдѣ ея съ бывшимъ своимъ учителемъ Лев³аѳановымъ.

   "- Я знаю, я сама испытала... все, чему вы васъ учили тамъ, въ панс³онѣ... и они, эти,- Марина кивнула на столъ съ журналами,- это гниль... и смерть, да гниль и смерть!.. Я неумѣлая, ничего не знаю, ни за что приняться не умѣю, такъ хорошо воспитали меня! Но я чувствую, всѣмъ существомъ моимъ чувствую, не этому слѣдуетъ учить народъ... что вы не учители его, а презиратели!.. Они, эти эстетики, надъ которыми вы смѣетесь, так³е люди, какъ графъ, они тысячу разъ ближе къ бѣдному народу... Онъ ихъ всегда въ тысячу разъ будетъ болѣе уважать нежели васъ, злюковъ, ненавистниковъ!"

   Вотъ что отвѣчаетъ въ свою очередь Завалевск³й тому же Лев³аѳанову на вопросъ его: въ чемъ же состоитъ реальность убѣжден³й касты къ которой принадлежитъ Завалевск³й.

   "- Если вамъ угодно подъ кастой разумѣть здравомыслящихъ у васъ людей извѣстнаго общества, то я, кажется, не ошибусь отвѣтивъ вамъ что въ понят³яхъ этихъ людей Русск³й народъ - не западный пролетар³й и не польское быдло. Ни опасаться его, ни презирать наши высш³я сослов³я основан³я не имѣютъ; исторической розни между нимъ и ими никогда не было; главенство надъ нимъ возлежитъ на нихъ не какъ право, а какъ обязанность,- какъ долгъ старшаго брата учить младшаго... А потому не права розогъ, а образован³я, - здороваго, органически-правильнаго образован³я этимъ высшимъ вашимъ сослов³ямъ желаютъ прежде всего благомыслящ³е у васъ люди... Безъ этого же такъ-называемое образован³е народныхъ массъ есть колоссальный пуфъ или ядовитое оруж³е данное въ руки всякимъ политическимъ безумцамъ и интриганамъ..."

   За Мариной изъ Алаго Рога непосредственно слѣдуетъ громадная трилог³я, три романа составляющ³е одно неразрывное цѣлое: Четверть вѣка назадъ, Переломъ, Бездна. Это chef d'oeuvre нашего автора. Здѣсь сила его таланта достигаетъ своего полнаго развит³я. Этой трилог³и, изображающей въ лицахъ фазы пережитыхъ русскимъ обществомъ въ четверть вѣка переворотовъ, долженъ былъ посвященъ особый этюдъ.

  

  

   Переходимъ къ послѣднему, капитальному произведен³ю Маркевича, занимавшему цѣлыхъ семь лѣтъ его художественной дѣятельности и достойно ее завершившему, къ трилог³и: Четверть вѣка назадъ, Переломъ, Бездна. Авторъ не даромъ назвалъ ее "правдивою истор³ей". Это въ полномъ смыслѣ истор³я, и не только правдивая, а какъ бы живая, въ яркихъ художественныхъ образахъ, и шагъ за шагомъ развертывающая на глазахъ читателя знаменательное тридцатилѣт³е 1851-1881 годовъ. Другими словами: это истор³я ликвидац³и всего такъ-называемаго "дореформеннаго строя" Росс³и, со всѣми послѣдств³ями искусственнаго разгрома, вплоть до недавняго хаотическаго состоян³я предъ катастрофой 1 марта 1881 года.

   Достоевск³й, Тургеневъ, Писемск³й, Гончаровъ, Крестовск³й и друг³е, всѣ болѣе или менѣе ярко освѣщали тѣ или друг³я стороны вашей новѣйшей смуты, но никто въ такой полнотѣ и послѣдовательности не раскрывалъ ея развит³я какъ Маркевичъ. Четверть вѣка назадъ, художественно отражаетъ въ себѣ "дореформенной строй" и подготовку его крушен³я. Переломъ даетъ картину погрома, а Бездна представляетъ уже однѣ развалины, въ которыхъ гудитъ ликующ³й вой: vae victis.

   Начнемъ съ начала, съ Четверти вѣка назадъ. Дѣйств³е происходитъ въ 1850 году.

   Авторъ на первыхъ же страницахъ своей правдивой истор³я вводитъ читателя въ общество того времена мастерски соединяя всѣхъ его представителей какъ бы въ одномъ фокусѣ, въ сосѣднемъ съ Москвой имѣн³и княгини Аглаи Шастуновой, куда собрался чуть не весь московск³й "свѣтъ" и кое-кто изъ петербургскаго на домашн³й спектакль. Вотъ они всѣ предъ нами налицо. Люда во власти въ то время съ котораго начинается разказъ представляли три бросавш³яся въ глаза разновидности: во-первыхъ, представители просвѣщен³я своей эпоха, авторитетъ которыхъ былъ поколебленъ 14 декабря 1825 года, но не окончательно палъ до 1848 года; во-вторыхъ, здравомыслы, люди безъ образован³я, но трезвые умомъ, знавш³е Росс³ю и разумѣвш³е потребности народа; в-третьихъ, наконецъ, неизбѣжные карьеристы.

   Вотъ предъ нами князь Лар³онъ Васильевичъ Шастуновъ, "настоящ³й баринъ и рѣдко образованный человѣкъ", бывш³й студентъ Лейпцигскаго университета, прямо съ учебной скамьи поступивш³й дипломатическимъ чиновникомъ въ доходную канцеляр³ю князя Кутузова, состоявш³й вмѣстѣ съ покойнымъ братомъ при графѣ Каподистр³и, въ дипломатической канцеляр³и самого императора Александра, занимавш³й значительные посты за границей и въ Росс³и и долго бывш³й въ большой силѣ... Лишь за два года до начала разказа, то-есть въ 1848 году онъ попалъ въ немилость. Этотъ злополучный годъ февральской революц³и всколыхнувшей почти всю Европу и послѣдовавшая за тѣмъ петербургская отрыжка въ томъ что шепоткомъ называлось тогда "заговоромъ Петрашевскаго", какъ извѣстно, повели за собой рядъ тѣхъ чрезвычайныхъ мѣръ которыя, между прочимъ, поколебали и разстроили только-что установившуюся русскую школу. Князь Лар³онъ, одинъ изъ немногихъ, понялъ тогда всю тяжесть этого удара. "У насъ одна задача просвѣщен³е, говоритъ онъ себѣ, одинъ опасный врагъ - невѣжество, и мы его же призываемъ въ помощь себѣ на борьбу съ тѣмъ что, въ ребяческомъ перепугѣ мнимъ мы, грозитъ намъ" изъ Европы. Нѣтъ, сказалъ онъ въ одной изъ петербургскихъ гостиныхъ, я "вѣрный слуга, а не рабъ нѣмой; въ саду хозяина я не стану косить тамъ гдѣ очевидно слѣдуетъ насаждать". Эти-то слова и были главною причиной неудовольств³я на него. Ему было тяжело; м³ръ власти въ которомъ въ юныхъ лѣтъ было предназначено ему мѣсто, къ которомъ онъ такъ долго былъ своимъ - онъ былъ ему дорогъ; но Шастуновы всегда были неподатливы: недаромъ "Биронъ отсѣкъ имъ цѣлымъ троимъ головы", какъ любилъ вспоминать князь Лар³онъ. Онъ вышелъ въ отставку и уѣхалъ въ Итал³ю, гдѣ находилась въ то время его племянница, дочь покойнаго брата, со своею матерью. теперь онъ уже съ годъ живетъ вмѣстѣ съ ними въ своемъ великолѣпномъ родовомъ имѣн³и, селѣ Сицкомъ. Усадьба его - настоящая княжеская: большой, бѣлый, Александровскаго времени домъ въ три этажа, съ тяжелыми колоннами подъ широкимъ балкономъ и висячими галлереями соединяющими его съ флигелями, глядится съ крутой возвышенности въ довольно широкую свѣтлую рѣчку, къ которой по склону отъ, него съ обѣихъ сторонъ темными кулями спускаются густыя аллеи стариннаго сада. Въ домѣ князь Лар³онъ занимаетъ бывш³е покои своего отца, цѣлый рядъ комнатъ омеблированныхъ въ началѣ нынѣшняго вѣка во вкусѣ того времени и оставшихся нетронутыми. Все это вѣетъ чѣмъ-то важнымъ, поблеклымъ, но внушительнымъ. Кабинетомъ служитъ огромная библ³отека въ два свѣта. Тутъ между старинными рѣзвыми баютами и шкапами чернаго дуба, полными рѣдкихъ, дорогихъ издан³й, виситъ большой портретъ стараго князя (отца) на боевомъ конѣ, въ генералъ-аншефскомъ мундирѣ, со шпагой въ рукѣ и Андреевскою лентой по бѣлому камзолу. Рядомъ съ нимъ глядятъ изъ почернѣлыхъ рамъ товарищи его по Ларгѣ и Итал³янской кампан³и: Румянцевъ, Суворовъ, Кутузовъ, Баграт³онъ... Мраморный Потемкинъ красивый и надменный стоитъ на высокомъ цоколѣ изъ чернаго дерева, а на противоположной стѣнѣ "Великая жена" въ фижмахъ, на высокихъ каблукахъ, писанная Ламли, улыбается съ полотна своею чарующею улыбкой... Вотъ въ какой обстановкѣ проходила жизнь князя Лар³она, этого высокаго и сухого старика, которому по бодрому его виду, едва замѣткой просѣди и живости темныхъ глазъ свѣтившихъ изъ-подъ сѣдоватыхъ, какъ и его волосы, бровей, можно было дать на первый разъ не болѣе пятидесяти лѣтъ. Вдругъ онъ получаетъ письмо изъ Москвы отъ своего друга, того самаго котораго въ предѣлахъ Бѣлокаменной и на всемъ пространствѣ кругомъ называла его "графомъ" и который правилъ всею этою областью съ произволомъ трехбунчужнаго паши и съ мудрою простотой Санчо-Пансы на островѣ Баратар³и. Графъ писалъ своему другу о предложен³яхъ готовившихся ему изъ Петербурга, причемъ требовалось заранѣе узнать, согласенъ ли будетъ вообще князь снова вступить въ службу, "потому, говорилось въ письмѣ, если вообще переменить своего покоя не хочешь то нѣчево тебѣ и предлагать. А потому отпиши сейчасъ, штобъ и я могъ нѣмѣдля про тебя што просютъ отвѣчать." Вотъ оно, наконецъ то что по нѣкоторымъ обстоятельствамъ (о которыхъ ниже) именно теперь было необходимо князю Лар³ону, составляло для него вопросъ жизни и смерти. Да, но какъ пони