Грот Константин Яковлевич - Поэтесса Анна Петровна Бунина

   Константин Яковлевич Грот

  

   Публикация Е. К. Федорова, 2003.

   Оригинал находится здесь: http://www.ostrov.ca/kgrot/ap_bunina.htm.

  

   Одну из стен музея бывшего Пушкинского Дома, ныне Института Русской Литературы, в соседстве с портретами кн. Дашковой, Шишкова, Державина, Карамзина и др., украшает портрет миловидной средних дет брюнетки с выразительным лицом и вьющимися волосами, в костюме первой четверти XIX в., сидящей в непринужденной позе у стола с книгами (копия работы известного художника-портретиста того времени Варнека, ок. 1820 г.). Портрет этот с давних пор украшал залы Академии Наук, как унаследованный с другими в коллекции русских писателей и ученых от Российской Академии, приобретшей и приобщившей его к собранию портретов своих членов, хотя изображенная de jure и не состояла при жизни в их числе (она была почетным членом "Беседы любителей русского слова"). Женщина, удостоившаяся этой чести, была известная в свое время писательница и первая, составившая себе достаточно громкое имя, русская поэтесса - Анна Петровна Бунина.

   Родившись в 1774 г., Бунина появилась на литературном поприще с первым значительным печатным трудом поздно, когда ей было за 30 дет, в 1806 г., а умерла рано, на 55 году жизни, в конце 1829 г., более 100 лет тому назад. Уже скоро после Отечественной войны она стала страдать от развившейся у ней болезни, рака (в груди), и постепенно прогрессировавшие страдания принудили ее рано забросить свою литературную работу, так что последние пятнадцать лет своей жизни она почти уже ничего не писала; надо только удивляться, как плодовита была ее работа в такой краткий (менее, чем 10-летний) период авторства.

   А. П. Бунину, как поэтессу, знают теперь почти только по имени, как и вообще большую часть старых наших поэтов ее эпохи и ее типа: такова участь всего устаревшего - не перворазрядного, будь оно даже для своего времени замечательно и значительно. Но в данном случае на объективную оценку автора в свое время повлияло и другое. Это был господствовавший у нас тогда отрицательный взгляд не только ее современников, но и последующих поколений, почти вплоть до эпохи 1860-х годов, на женский вопрос, на права женщины, на ее труд, особенно в умственной сфере. На женщину - писательницу, как на явление аномальное, причуду своего рода, смотрели снисходительно и пренебрежительно, с несколько шутливым или насмешливым подходом, и не только толпа, но нередко и люди с высшим образованием, и такое клеймо иронии, часто облеченное в остроумную шутку какой-либо современной знаменитости или ей приписанное, прочно приставало к литературному имени и традиционно передавалось потомству из поколения в поколение. Не избежала этого, между прочим, и Бунина.

   Правда, имя "Русской Сафо", "Десятой Музы" и пр. было дано ей вовсе не в насмешку, а как лестная, шутливая похвала со стороны многочисленных и достаточно компетентных поклонников ее дарования. Одному из них (В. С. Раевскому) приписывается экспромт после первого с ней знакомства:

  

   "Я вижу Бунину, и Сафо наших дней

   Я вижу в ней."

  

   Но и этот эпитет подавал повод зло подшучивать над ней, напр. в известном мадригале Батюшкова:

  

   "Ты Сафо, я Фаон, об этом я не спорю,

   Но, к моему ты горю,

   Пути не знаешь к морю." [2]

  

   Кроме того, к остроумной шутке кого-то из лицейских поэтов 1-го курса подал повод начальный стих пьесы Буниной, посвященной Державину, под заглавием "Сумерки", изображающий закат, - стих, вырванный из связи с другими и потому могущий в таком виде возбудить недоумение.[3]

   Но, конечно, все это острословие нисколько не может повлиять на объективную историко-литературную оценку творчества Буниной. Она своим образованием и развитием принадлежит еще Екатерининской эпохе: учителями ее и образцами в словесной науке, в языке и слоге были Державин, одописец В. П. Петров, Херасков со своими последователями, московский литературный круг конца 18 века и уже в меньшей мере Карамзин и Дмитриев. Жуковский и Батюшков были значительно моложе ее, и их поэзия не могла уже стать новой для нее школой. Поэтическое поприще Буниной началось дет за шесть до основания Царскосельского Лицея и вступления в него Пушкина, а кончилось оно, когда имя последнего, как лицейского воспитанника, только еще стало появляться на литературном небосклоне. С 20-х годов, с началом блестящей поры расцвета русской поэзии в творениях Пушкина и других шедших по его стопам наших корифеев, Бунина не только уже сошла с литературной сцены, но, уже тяжело больная, переселившись в 1824 г. к родным в деревню, исчезла со столичного горизонта. Таким образом, ее творчество стоит на последней стадии замиравших уже тогда русских классицизма и сентиментализма, когда уже назревала новая эра культурного и общественного развития и прогрессивных стремлений, а в литературу, вслед за карамзинской реформой языка и слога, стала проникать новая стихия романтизма. Блестящие представители этой новой литературной эры не могли смотреть вполне объективно и беспристрастно на поэтическую карьеру и литературное наследие Буниной, видя в последнем, особенно в формах его, образчик отошедшей в область прошлого устаревшей литературной школы, с ветеранами и приверженцами которой им еще недавно приходилось считаться. Достаточно было уже того, что Бунина принадлежала к кружку Шишкова и к знаменитой "Беседе любителей русского слова", в которой состояла почетным членом и где пользовалась большим уважением и симпатиями, чтобы вызвать в противном лагере несколько пренебрежительное или шутливо-критическое отношение к ней и ее произведениям. Между тем в кругу писателей старшего поколения, близко знакомых с ее дарованием, с развитием и плодами ее творчества, с ее выдающейся личностью, отношение к ней было совершенно иное: ее несомненные литературные способности, горячую любовь к русской словесности и поэзии, вложенную в ее литературную деятельность, ценили и поощряли лучшие представители этого старшего поколения, начинал с Державина со включением и Карамзина. Дмитриев, Шишков, Крылов и др. были ее покровителями: в их поощрении, отзывах и сочувствии она нашла самую благожелательную и справедливую оценку своих трудов. И теперь, рассматривая совершенно объективно и строго, с исторической точки зрения, ее поэтическое творчество, нельзя не признать, что ее знаменитые почитатели в своей положительной и поощряющей его оценке были по существу правы.

   Но и помимо своего замечательного пионерства как женщины в литературе и поэзии, А. П. Бунина, как незаурядная личность, как самоучка и всецело обязанная самой себе в своем образовании и духовном развитии, представляет интересное явление в культурной и умственной жизни начала прошлого века, и вспомнить о ней и помянуть ее добрым словом в 100-летнюю годовщину ее смерти не только не излишне, но и является некоторым историческим долгом со стороны тех, кто интересуется судьбами русской литературы, с одной стороны, и историей интеллектуальной роли женщины в культурном прогрессе нашего отечества, с другой. В настоящем небольшом эскизе мы не имеем возможности заняться подробным обзором и рассмотрением отдельных произведений Буниной и ее обстоятельной литературной характеристикой, что теперь уже может интересовать только специалиста и что не было бы и убедительно без значительных выдержек и цитат из них, а на это не хватило бы и места. Здесь достаточно будет вкратце указать на содержание, темы, направление и характер ее поэзии и отметить в ее творениях несколько наиболее выдающихся и имевших наибольший успех.

   Главная же наша задача - восстановить сколько-нибудь по имеющийся данным ее привлекательный нравственный образ, обрисовав важнейшие моменты ее жизненного и литературного поприща, положение и роль ее в окружавшем ее литературном мире и, наконец, особенно отношение к ней некоторых славных ее современников, преимущественно из литературной среды. Несомненно им, как своим почитателям и ее доброхотам (по ее собственному выражению), она немало обязана тем, что ей удалось совершить на том столько же почетном, сколько и трудном поприще, на которое она вступила исключительно по призванию, по страстному и бескорыстному влечению.

  

  

  

  

   Бунина пробовала свои силы в разных родах поэзии - и серьезной, и легкой, но главным из них была лирика, отчасти дидактическая, отчасти вдохновляемая повседневными индивидуальными переживаниями и мотивами . Плодовитость и разнообразие ее, несмотря на краткость по времени ее творчества, отметил Белинский в своем кратком очерке литературной деятельности русских женщин.[4] Назвав целый ряд имен (главным образом, переводчиц с иностранных языков) писательниц в разных годах, отчасти современниц Буниной, напр. М. Поспелову, Екат. Урусову, Москвиных, Волкову, Л. Кричевскую, Титову и Екат. Пучкову, он продолжает так: "Но что все эти писательницы перед знаменитой в свое время Анной Буниной! Она писала в журналах и потом отдельно издавала труды свои, писала и переводила в стихах и прозе, занималась не только поэзией, но и теорией поэзии. В 1808 г. она издала труд свой под названием "Правила поэзии", сокращенный перевод аббата Батэ, с присовокуплением российского стопосложения; в 1810 г. издала она "О счастьи", дидактическое стихотворение; в 1811 г. издала она свои "Сельские вечера", в 1809-12 "Неопытную музу А. Б." в двух частях, а в 1819-21 вышло "Собрание стихотворений" Анны Буниной в 3-х частях. Знаменитейшее произведение Буниной[5] была нравственная поэма ее "Фаэтон". Она перевела также и "Науку о стихотворчестве" Буало[6]." К сожалению, ни современная, ни позднейшая критика не удостаивала более серьезного и заслуженного внимания поэзию Буниной, хотя вообще отзывы были благосклонны.[7]

   Что касается ее направления и характера, то, разумеется, А. II. шла по стопам своих учителей и вдохновителей; она следовала началам псевдоклассической школы, любила черпать темы и образы в древне-классической поэзии и мифологии. В своих одах и гимнах (торжественных и героических) она явно ( как и в дидактической лирике) подражала Державину, его приемам и слогу, но и эти пьесы ее несомненно отличаются и большим одушевлением и искренностью. Надо помнить, что эпоха ее авторства (войны Александра I , особенно Отечественная война) давала богатое содержание этого рода произведениям, и Бунина была настроена высокопатриотично (таковы ее ода "На истребление французов" и "Песнь Александру Великому"). Не могла А. П. Бунина не заплатить также дани столь распространенному у нас в конце 18 и начале 19 в. литературному направлению, так называемому сентиментализму, обязанному между прочим своим успехом у нас увлечению им молодого Карамзина. А Бунина уже своей природою, своим чувствительным и восторженным характером, своим ранним сиротством и всей своей судьбою была настроена в духе этого литературного течения. Именно поэтому у нее этот элемент отнюдь не был только внешней, искусственной, показной литературной манерой, так сказать, ложным сентиментализмом, а он прямо вытекал из ее природы; это была истинная, повышенная чувствительность и нежность женской души, очень много тяжелого на своем веку вынесшей, умеющей горячо любить и глубоко чувствовать. А потому философские размышления на мотивы о жизни и смерти, о покорности воле божьей были ей особенно по душе. Характерной чертой поэзии Буниной является также чрезвычайная искренность, непосредственность ее и какая-то грустная меланхоличность, связанная со строгим самоанализом. Вот почему вся ее поэзия чрезвычайно субъективна и как в своих сюжетах, так и в трактовке их проникнута сильным автобиографическим элементом. Конечно, этот индивидуальный меланхолический колорит ее лирики обусловлен в значительной мере личными болезненными переживаниями, в связи с ее грустной сиротской долей в молодости, с рано постигшим ее и постепенно развивавшимся тяжелым и неизлечимым недугом. Можно назвать целый ряд ее лирических пьес, весьма характерных в этом отношении; таковы, напр. (в I ч. ее "Стихотворений") "Тем, которые предлагали мне писать гимны", "Песнь смерти", "Майская прогулка болящей", "На разлуку", "Отречение" и др. Ряд стихотворений, посвященных тем или другим лицам, игравшим ту или другую благотворную роль в ее судьбе, имеют также автобиографический характер.

   Разнообразие и плодовитость творчества Буниной - результат ее поэтической отзывчивости и экспансивности. Она отзывалась стихами на всякие случай и обстоятельства, но конечно, в печать шло лишь то, что писалось по требованиям литературного обычая и стиля и по правилам поэтики, а кроме этого наверно писалось ею много свободно и безыскуственно, простым разговорным языком на интимные и житейские темы, так как у А. П. было особое влечение передавать свои мысли стихами. Один из близко знавших ее мемуаристов половины 19 в. (Эразм Стогов) рассказывает, что такое влечение, случайно проявившееся в подходящий момент, дало толчок ее литературной карьере. Если рассказ этот и не может считаться достоверным[8], как касающийся того времени, когда Бунина уже пережила первый, московский, период своих стихотворных упражнений, он все же характерен для ее поэтического дара. А. П., по приезде в Петербург, как сирота и, кажется, по семейным связям, была особенно участливо принята в семье генерала Ахвердова, который состоял при вдовствующей императрице Марии Федоровне. Однажды он (вероятно, шутя) посоветовал А. П. написать просительное письмо к императрице Марии Федоровне. Она засела и дня два его сочиняла. Посмотрев на ее писание, Ахвердов заметил, что она пишет стихи. На удивленное его замечание Бунина наивно отвечала, что она пробовала писать письмо, но так ей легче... Ахвердов, прочитав, велел его переписать и подал императрице. Эти стихи доставили ей 500 рублей пенсии. Сохранился образчик такого рода легкого, безыскусственного стихотворного обращения Буниной, непринужденным слогом, автобиографического характера, по другому, аналогичному житейскому случаю. Мне недавно удалось в бумагах Державина (в Г. Публ. библиотеке) найти копию ее благодарственного письма - стихотворения к своему доброхоту адмир. Шишкову по случаю испрошенного им без ее просьбы увеличения ее пенсии. В этом поэтическом излиянии Бунина уже совсем не та, что в своих печатных произведениях. Просто и живо, разговорным языком, в ярких красках, рассказывает она здесь свою повесть и набрасывает картинки из своей жизни и детства[9].

  

  

  

  

   Источниками для биографии Буниной, к сожалению, очень неполной и далеко не точной, кроме ее собственных произведений, т.е. собрания ее сочинений, ее предсмертного письма к племеннику Бунину и кое-каких сохранившихся бумаг ее, как напр., нескольких писем ее к племяннику М. Н. Семенову, официального письма ее по цензурному делу к министру кн. Ливену, ее альбомчика со стихотворными записями друзей и ее самой[10], служат сведения и упоминания о ней в современной мемуарной и эпистолярной литературе, но главным образом рассказы о ней, сообщенные уже в более позднее время (в конце 50-х годов) одной из ее родных племянниц, Над. Иван. Буниной (дочерью ее брата И. П.), - известному писателю М. Д. Хмырову, историку и библиографу, который воспользовался ими для довольно обстоятельного, но ныне потребовавшего проверки и исправлений, краткого биографического очерка (в журн. "Рассвет", СПб., 1861 г., т. ХII, стр. 216-228)[11]. Этот материал может быть дополнен некоторыми данными об ее происхождении и родстве, кое-чем из еще неопубликованных литературных материалов эпохи[12], а также отзывами и воспоминаниями, исходившими из уст представителей близкого ей по замужней ее сестре рода Семеновых. Ее сестра Марья Петровна была замужем за Николаем Петровичем Семеновым, участником Суворовских походов, отцом героя двенадцатого года, автора известных в свое время пародий и драматических пьес Петра Николаевича Семенова, который, в свою очередь, был отцом писателей и деятелей научных и государственных, Н. П. Семенова (юриста и переводчика Мицкевича) и славного географа П. П. Семенова-Тян-Шанского. Через Семеновых А. П. была близка и дружна с двоюродным братом своего племянника Петра Николаевича Семенова - известным поэтом-сатириком М. В. Милоновым, большим ее почитателем, автором характерных стихов, ей посвященных.

   Отец довольно многочисленной семьи Буниных (3 сына и 3 дочери), рязанский землевладелец, прапорщик Петр Максимович Бунин (отец А. П.) происходил из старинного и даровитого рода Буниных, имевшего у нас несколько разветвлений: к одному из них принадлежал, как известно, отец поэта В. А. Жуковского, Афанасий Иванович Бунин, а из другого, более близкого к семье поэтессы, происходит современный нам поэт Иван Алексеевич Бунин. Из того же рода Буниных вышли еще два известных русских художника-гравера[13]. Не имея возможности исчерпать здесь весь имеющиеся материал по биографии Анны Петровны, я должен ограничиться изображением главных моментов ее жизни и особенно важнейших обстоятельств и обстановки ее деятельности в эпоху ее творчества.

   Родившись 7 января 1774 г, в родовом бунинском имении Урусово Ряжеского уезда, самой младшей дочерью, А. П. рано осиротела: на 2-м году ее жизни умерла ее мать Анна Ивановна, рожд. Ладыгина; по строгому обычаю старины, дочери не могли воспитываться в доме отца-вдовца, а передавались кому-либо из семейных родных; таким образом и Бунина с младенчества не знала ни крова, ни ласк родительских, так как, живя то у теток, то у замужних сестер, то у женатого брата, была почти разлучена с отцом, прожившим вдовцом еще около 25 лет. О своей детской доле она в цитированных выше автобиографических стихах к Шишкову рассказывает так:

  

   "Всех раньше с сиротством спозналась,

   Всех хуже я считалась.

   Дурнушкою меня прозвали.

   Отец... от тяжкия печали

   Нас роздал всех родным.

   Сестрам моим большим

   Не жизнь была - приволье;

   А я, как будто на застолье

   В различных девяти домах,

   Различны принимая нравы,

   Не ведая забавы,

   Взросла в слезах,

   Ведома роком неминучим

   По терниям колючим.

   Наскучил мне и белый свет.

   Достигши совершенных лет,

   Наследственну взяла от братьев долю,

   Чтоб жить в свою мне волю.

   Тут музы мне простерли руки!

   Душою полюбя науки,

   Лечу в Петров я град,

   Наместо молодцов и франтов,

   Зову к себе педантов.

   Но ах! науки здесь сребролюбивы,

   Мой бедный кошелек стал пуст.

   Я тотчас оскудела,

   Я с горем пополам те песни пела,

   Которые пришлись по вкусу вам.

   Вот исповедь моим грехам!"

  

   Подробнее об условиях и обстоятельствах детства А. П., а также ее учения мы, к сожалению, почти ничего не знаем. Известно только, что, живя по большей части в деревне, временами в Москве у родных, и много раз переходя из одних рук в другие, она ничего систематически не проходила и дома могла получить лишь самое первоначальное образование, или, вернее, грамотность, рядом с такими практическими искусствами, считавшимися тогда наиболее необходимыми для девушки, как шитье, вышивание, плетение кружев и т.п. О каком-либо серьезном воспитании не могло быть и речи. При больших способностях, живости ума, воображения и любознательности, которыми девочка была с избытком одарена, ей не трудно было одолеть быстро всю премудрость тогдашнего девического домашнего воспитания и учения в провинциальном помещичьем быту, а затем началось уже ее самообразование и саморазвитие, обусловленное страстной любовью к учению и умственной работе. Увлечение литературой и особенно поэзией началось, по-видимому, очень рано. Есть свидетельство, что уже 15-летней девочкой она пробовала слагать свои мысли в стихах. К сожалению, никаких следов ранних ее упражнений не дошло до нас, как и вообще об ее литературных занятиях до петербургского периода ее жизни мы не имеем никакого ясного представления. Нет у нас также никаких определенных сведений о том, как часто и подолгу ли она живала в Москве с жившими там или приезжавшими туда на побывку родными своими, у которых временно пребывала, т.е. с тетками, сестрами и женатым братом. Одно несомненно: в этот период своей юности и молодости, до 25-летнего возраста Бунина не только посещала Москву, но, по всей вероятности, и живала там по зимам, и если по условиям своего положения не могла систематически восполнять пробелы своего образования, все же пользовалась всем для удовлетворения своих литературных влечений. А по семейным связям и отношениям она могла иметь к тому возможности и случаи. Её родные, кроме брата Василия Петровича, особенно одна из теток, Усова, имела знакомства в литературном мире. Между прочим, к их родственному кругу принадлежала семья тамбовских землевладельцев Бланков, детей известного московского архитектора Карла Бланка (ум. 1793 г.); его сын, Борис Карлович, был небезызвестным, очень плодовитым, "неистощимым", как его прозывали, но довольно бесталанным стихотворцем уже вырождавшейся сентиментальной школы: он был всего на 5 лет старше А. П., но, конечно, мог быть ее руководителем в литературных сферах. Он женат был на родной племяннице Буниной, т.е. дочери ее сестры Варвары Петровны Усовой. Другая ее сестра, Мария, как мы упоминали уже, была за отставным военным, Н. П. Семеновым (рязанским), которого сын Петр Николаевич, будущий талантливый автор, воспитывался немного позже вместе со своим двоюродным братом М. В. Милоновым (поэтом) в Московском Университетском пансионе, а впоследствии женился на дочери Петра Карловича Бланка, брата Бориса. Таким образом, все четыре родственные семьи (Усовы, Бунины, Бланки и Семеновы), в своих представителях двух поколений, были в конце 18 и начале 19-го века в некоторой мере причастны к литературному движению и жизни высшей интеллигенции тогдашней Москвы. Неудивительно, что таланты и вкусы юной А. П. имели возможность так или иначе постепенно развиваться и изощряться, когда она на время попадала в Москву (а, вероятно, иногда и заживалась там) и соприкасалась с ее литературными сферами, знакомясь и чтением, и лично, с их выдающимися представителями. К сожалению, у нас нет определенных указаний на знакомства и встречи А. П. с теми или другими московскими писателями и литературными светилами Москвы 1780-х - 90-х годов, но уже ее семейные связи с Б. К. Бланком, принадлежавшим к одному из кружков московских литераторов (он был ровесник П. И. Шаликова и был позже его сотрудником по изданию журналов вместе с М. Н. Макаровым) делают вероятным предположение Хмырова, что у нее не могло не быть встреч и общения со многими московскими писателями не только второстепенными, но и выдающимися (напр., с И. И. Дмитриевым). А московский литературный мир насчитывал в те годы в своей среде не мало звезд как большой, так и средней величины, не считая более мелких. Из старшего поколения там доживали тогда свои дни Фонвизин (ум. 1792), Херасков (ум. 1807) и известный своими одами В. Н. Петров (ум. 1799), за ними шли приобретшие немалую популярность такие поэты, журналисты и драматурги, как Василий Львович Пушкин, В. С. Подшивалов, Н. П. Николев, Шатров а другие; но особенное значение и влияние не молодежь приобретали плоды деятельности Н. И. Новикова и начинавший свою литературную карьеру Карамзин и затем Дмитриев. Инстинктивно чувствовавшая свое призвание и упражнявшаяся в стихотворстве, Бунина не могла не зачитываться всем, что попадало ей в руки из сочинений названных писателей, и без сомнения имела возможность перечитывать большую часть выходивших в 1790-х годах московских журналов (под редакцией Карамзина, Подшивалова и др.), напр. "Московский Журнал", "Приятное и полезное препровождение времени", карамзинские издания "Аглаю" и "Аониды" и проч. Понятно, что и тогдашний московский театр и драматургия, в лице своих лучших представителей, производили сильное впечатление на восприимчивую, чувствительную А. П., переживавшую тогда бурный расцвет своей молодости.

   Однако же, будучи связана своим более или менее подневольным положением в приютивших ее семьях, хотя и родных, но не бравших на себя роли руководства ею и, вероятно, мало считавшихся с ее вкусами и стремлениями, А. П. едва ли располагала достаточной свободой и временем для своих любимых занятий. Между тем, развивавшийся интерес ее к литературе и усиленное чтение должны были убедить ее в ее полной неподготовленности для самостоятельной работы, крайней скудости ее познаний , и совершенно естественно в ней созрело решение при первой возможности вырваться на волю из связывавших ее жизненных пут и условий, и создать себе новую самостоятельную жизнь и независимость. В Петербурге жил уже один из ее старших братьев офицер-моряк И. П. Бунин, также незаурядная личность, со связями в Петербургском свете, и А. П., получив от братьев свою небольшую часть капитала, решилась переселиться на свой страх в северную столицу. Мы не знаем точной даты этого важнейшего события в ее жизни, равно и всех его обстоятельств и подробностей. По-видимому, это произошло очень скоро по вступлении на престол Александра I, т.е. не позже 1802 года. Хмыров сообщает, будто в этом году, когда А. П. жила у своей второй сестры М. П. Семеновой, зять ее Н. П. Семенов, собираясь отдать сына в учебное заведение в Петербурге, на усиленную просьбу А. П. взять ее с собой для свидания с братом, согласился исполнить ее просьбу, а раз попав в Петербург, она, несмотря на все уговоры, не захотела вернуться и осталась в Петербурге. Но этой версии несколько противоречит то, что в действительности Семенов отвозил своего старшего сына П. Н., в Петербург (в Измайловский полк) только в 1807 году, когда Бунина давно была уже там, а из ее собственных слов (в автобиографических стихах) можно заключить, что она поехала в Петербург самостоятельно, уже решив заранее поселиться там. Однако же, из одного собственного ее намека можно заключить, что в этом шаге ей помог существенно ее вышеназванный зять Н. П. Семенов¹⁴. Как бы то ни было, в начале столетия она уже устроилась в Петербурге. Здесь, без сомнения, ей оказал большую помощь в этом брат Иван Петрович; в первое время у нее были и свои небольшие средства, нашлись у нее скоро и участливые покровители (вероятно, и по семейным связям) и почитатели.

  

  

  

  

   Из всего 20-летнего (с небольшим) периода жизни Анны Петровны в Петербурге только половина проведена ею, как уже выше сказано, в напряженной работе учения, самообразования и в творчестве. Во второе десятилетие, приблизительно с 1815 по 1824 год (до окончательного отъезда из Петербурга), неизлечимая и мучительная болезнь совершенно затормозила ее литературную деятельность. В последние годы своего пребывания в Петербурге она успела только издать свои поэтические труды в 3-х книжках. По приезде в столицу в 1802 году Бунина не теряла времени и не жалела своих ничтожных средств для самой разносторонней подготовки к литературной работе, чтобы наверстать потерянные для серьезного образования годы и пополнить существенные пробелы в своих познаниях в важнейших науках и всего более, конечно, в словесных. Она брала учителей по разным предметам, изучала иностранные языки - французский, немецкий и английский и их литературу, вообще усерднее всего словесные науки и русскую словесность и поэзию - прежде всего. По словам бывавшего у нее в школьные свои годы автора мемуаров Эр. Стогова, учил ее русской словесности его корпусный учитель Гроздов. Но, вероятно, с последним она лишь начала свои занятия, так как главным ее руководителем по этому предмету, как известно, был в то время состоявший, именно с 1802 г., непременным секретарем Российской Академии член ее П. И. Соколов, известный уже тогда своими трудами по русской грамматике, а позже переводами классиков и библиографическими работами. Несомненно, его преподаванию и руководству А. П. обязана очень многим в своих успехах в словесной науке и поэтических опытах. Нельзя не предположить, что через него у Буниной легко могли завестись знакомства в кругу членов Российской Академии и вообще в ученом и литературном мире. Ввозможно, впрочем, и то, что Соколов заинтересовался ею уже по указанию кого-либо из членов Российской Академии. Здесь следует принять во внимание родственные и семейные связи Буниной. Упомянутый уже брат ее морской офицер, участник шведской войны 1788 г., проведший более 2-х лет в плену у шведов (в Упсале при Упсальском университете)¹⁵, Иван Петрович Бунин (ум. 1858), живой, талантливый весельчак и затейник, притом и музыкант, имевший большой успех в свете, представил свою сестру в дома наиболее интересных ей выдающихся лиц, близких к литературе, или близких ему по морской службе и по старым семейным связям (по Рязани и Тамбову). Вероятно, через брата же, как моряка, А. П. была гостеприимно и тепло принята в домах адмирала А. С. Шишкова и затем Н. С. Мордвинова. Одним из первых ее покровителей был вышеупомянутый генерал Ахвердов (см. воспоминания Эр. Стогова), но как возникло дружеское к ней участие его семьи, нам в точности неизвестно. Всего вероятнее, что и тут были традиционно-семейные связи. Военная семья Ахвердовых (их было несколько братьев) могла быть товарищески знакома с названным выше отставным офицером, героем многих Суворовских походов - зятем А. П. (мужем ее сестры, у которой она жила как раз перед переездом в Петербург) - Николаем Петровичем Семеновым. Через Шишкова или также через брата А. П. стала лично известна другим членам основанной черев несколько лет (в 1811 г.) "Беседы Любителей Русского Слова", напр. Державину, Крылову и другим знаменитостям. Подробности и последовательность всех этих знакомств нам неизвестны, но так или иначе более живое и дружеское общение Буниной с корифеями литературы последовало, конечно, уже по выступлении ее со своими первыми произведениями и поэтическими опытами в печати в 1806-1808 годах.

   Не менее трех лет (1803-1805) упорной, сосредоточенной работы Бунина употребила на ревностное учение и самообразование, но и в этот период, конечно, давала волю и своему поэтическому воображению и вдохновению, уделяя свободное время стихотворству, но преждевременно выступать на литературную арену, не уверившись в своих силах, она долго воздерживалась по отличавшей ее скромности и отсутствию самонадеянности, хотя естественное чувство авторского самолюбия и соревнования не могли не соблазнять ее. Печататься, притом сперва анонимно (и как сама говорит, всегда руководствуясь советами своих просветленных наставников), она начала не ранее 1806 года и, прежде всего, по старый своим связям, в Москве - в тамошних журналах (особенно в "Московском Курьере", 1806 г., и в изданиях Шаликова, напр. "Аглае"). В Петербурге она впервые серьезно выступила в печати в 1808 г. сокращенным переводом с французского "Правил поэзии аббата Батте, с присовокуплением российского стопосложения - в пользу девиц", ставшим тогда очень популярной и полезной книгой-руководством. Одновременно стали появляться в петербургских журналах некоторые ее мелкие лирические произведения¹⁶, а уже вскоре затем она собрала в отдельное издание под названием "Неопытная Муза" почти все, ею сочиненное за этот наиболее плодотворный период ее творчества с 1805 по 1812 г. В 1809 г. вышел первый томик принятой очень благосклонно читателями ее "Неопытной Музы" с инициалами А. Б. и виньеткой с подписью "Лира спасла меня от потопления", в который вошла большая часть ее мелких стихотворений за это время; а в 1812 г. 2-й томик уже с ее полным именем, где напечатаны последующие, более зрелые вещи, и в том числе ее знаменитая поэма "Падение Фаэтона", баснословная повесть (сюжет из Овидия), читанная Крыловым в собрании "Беседы Любителей Русского Слова". Затем отдельно вышли ее прозаические очерки "Сельские вечера" и дидактическая поэма "О счастьи" в 4-х песнях. В эту пору поэтический дар А. П. получил уже общее признание и в печати и в обществе¹⁷. Все то немногое что она успела написать после 12-го года, т.е. в 1814-15 годах, уже находясь под угрозой быстрого развития своей неизлечимой болезни, вошло в общее собрание ее сочинений 1819-21 г.

   Выше было упомянуто о том, что небольшие свои наследственные средства (небольшой капитал давал ей всего 600 руб. годового дохода) она употребила на свое научное самообразование, но этих денег хватило не надолго, и она очутилась в очень трудном положении, принужденная делать долги, так как брат ее тоже имел скромные средства. Вот тут-то и пришли ей на помощь почитатели ее таланта из числа принявших в ней живое участие лиц высокопоставленных как в служебном мире и свете, так и в литературных сферах. Первые шаги ее на избранном ею поэтическом поприще нашли себе, как мы видели, могущественное поощрение в виде материальной поддержки (в виде ежегодной небольшой пенсии) или пособий со стороны членов царской семьи (императриц Марии Федоровны и Елизаветы Алексеевны)¹⁸, а с другой стороны она нашла большую нравственную поддержку и сочувствие целого ряда светил литературы. Обладая живым умом и общительностью, даром слова, женской грацией и привлекательной наружностью, А. П. невольно снискала симпатии и уважение в тех кругах, где ее принимали по связям семейным и дружеским, и там, где ценили ее литературный талант и ее преданность своему призванию и русской словесности. Таким образом, в эти лучшие годы своей деятельности она и в интимной жизни, и в свете, и в литературном кругу была окружена той атмосферой участия и благоволения, которые так важны для всякого успеха.

  

  

  

  

   Посмотрим же теперь, какие дошли до нас в современных Буниной памятниках литературы и в источниках (мемуарах, корреспонденции и проч.) отзывы о ней и свидетельства об отношении к ней ее выдающихся современников, особенно из литературного мира. Эти свидетельства, рядом с некоторыми сохранившимися ее собственными записями или мелькающими в ее поэзии признаниями и намеками, могут всего лучше дорисовать нам ее духовный, нравственный образ.

   Знавший А. П. близко, еще будучи школьником, упомянутый Эразм Стогов, писавший впоследствии по памяти, передавая свои впечатления юности, рассказывает между прочим: "Бунина была небольшого роста, немного продолговатое лицо, черные волосы, но лицо белое с прекрасным румянцем, очень живые, блестящие глаза, движения грациозны - была замечательно хорошенькою ... Говорила она прекрасно, почти всегда господствовала в гостиной и за обедом..." Кроме Стогова, после 1808 г., близкими к ней, пользовавшимися ее покровительством, были ее родные племянники Семеновы: трое поступившие в гвардию, а младший, Василий Николаевич (будущий цензор), - в Царскосельский Лицей; они часто посещали добрую свою тетушку. Стогов рассказывает, что, когда она готовилась к каким-либо торжественным приемам (вероятно, при дворе), "к туалету ее не допускались племянники-гвардейцы, я один имел дозволение прислуживать." Однажды на вопрос Стогова: "Вы, тетенька, такая хорошенькая, беленькая и румяная, для чего вы белитесь и румянитесь?" она отвечала: "Глупенький! Это этикет двора: я могу сконфузиться, побледнеть или покраснеть, а побелившись, я не изменюсь в лице."

   По-видимому, одним из первых лиц высшего круга, принявшим теплое участие в судьбе А. П., был упомянутый уже генерал Николай Исаевич Ахвердов, человек, по всем данным, редких нравственных достоинств и доброты¹⁹. Он состоял наставником великих князей в их отроческом возрасте и его предстательству обязана Анна Петровна началом того материального обеспечения, которым была поощрена ее литературная деятельность. Под именем "Пармена"²⁰ она изображает и воспевает его в двух своих произведениях. В одном, "Похвала любви", написанном по вызову Ахвердова для состязания с ним в этой теме (он, очевидно, тоже пописывал стихи), она, разносторонне трактуя эту тему и признавая себя бессильной по своей сиротской доле изображать такие виды любви, как привязанности семейные, одушевленно воспевает те проявления истинной, действенной и бескорыстной любви, которую она видит перед собой в семейной жизни и в лице самого Пармена. Как раз в это время (к сожалению, не знаем, когда именно) А. П. проживала, очевидно, в доме у Ахвердова, очень счастливого в своей супружеской жизни: не имея собственных детей, он с родительской нежностью воспитывал племянников. Обращаясь к этой "горячей любви Пармена к добру", она между прочим говорит:

  

   "Не ты ли в дом его меня с собой свела!

   Смотри, теперь я в нем, как в собственном, смела:

   Кричу, шумлю, повелеваю;

   То лучшую себе светлицу избираю

   И, в ней живя, смеюся иль тружусь;

   То, свой пременный теша вкус,

   В другой себя хозяйкой назначаю;

   То слова не хочу промолвить я ни с кем

   Сижу задумчива, мрачна, грустлива;

   То делаюся вдруг безмерно говорлива, -

   И добрый мой Пармен доволен всем!

   С супругою его умильной, благонравной,

   Как с кровною живя сестрой,

   Я их смиренный дом, земному раю равный,

   На пышный не сменю дворец златой!

   Пою любовь к добру счастливого Пармена,

   Да веют надо мной во век ее знамена!

  

   В другом стихотворении "Воззвание благочестивого мужа к Мариину уединению", 1812 г. в июне, Бунина влагает в уста Пармена, по его же просьбе, поэтическое славословие его любимому местопребыванию - Павловску, куда он вернулся после продолжительного отсутствия. Здесь же он 5 лет спустя и скончался, в 1817 году. "Память сего мужа (читаем в послесловии А. П. к стихам), примерного дарованиями, любовью к трудам, великодушием и честностью пребудет незабвенною от всех, кто только знать его удостоился." Заметим еще, что в сохранившемся альбомчике А. П. Буниной имеются стишки за подписью N. Ах. - несомненно Ахвердова, записанные 3-го февраля 1816 г. в день ее именин, и вслед за ними - стихотворный отклик на них самой А. П., где она признает их автора своим "истинным другом, нежным доброхотом"[21].

   После Ахвердова наибольшее активное участие в ее судьбе принял адмирал А. С. Шишков. Мы не знаем в точности, как и когда произошло сближение их, но во всяком случае еще до возникновения в 1811 г. "Беседы Любителей Русского Слова", вероятно, вскоре по выступлении в печати А. П. (ок. 1808 г.), когда ею серьезно заинтересовались члены Российской Академии. Известно, что при основании "Беседы" в число ее почетных членов избрана была и Бунина (рядом с другой писательницей Волковой), о чем упоминает сам Шишков в своих "Записках"[22]. Там же находим его сообщения об увенчавшихся успехом хлопотах его относительно материального обеспечения Буниной, а именно увеличения пенсии до 2000 р. Рассказывая там с чувством удовлетворения о событиях 1813 г. - по пути в Пруссию - об успехе сочиненных им по поручению Государя манифестах к населению Пруссии, он прибавляет: "Другое, случившееся со мной здесь удовольствие состояло в том, что удалось мне, при помощи князя Смоленского, известной по успехам в словесности девице нашей Буниной исходатайствовать весьма нужную для недостаточного ее состояния пенсию по две тысячи рублей в год."[23] О том же он сообщает в письме к жене от 2 февраля, прибавляя: "Кажется, это ее успокоит и сделает довольною. Она должна благодарить за сие Катерину Ильинишну (жену князя), потому что Михаил Ларионович (т.е. Кутузов) много в том содействовал."[24] Выше уже приведены были отрывки из стихотворного письма Анны Петровны к Шишкову по случаю этой столь важной для нее поддержки. В письмах Шишкова к жене не раз еще идет речь о Буниной, о которой он с участием осведомляется. Когда основалась "Беседа Любителей Русского Слова", и еще ранее на литературных вечерах у Шишкова и Державина, А. П., посещая эти собрания, имела случай еще более расширить круг своих знакомств и общения с корифеями литературы. Тут она в 1810-12 г. могла ближе сойтись с Державиным, Дмитриевым, А. С. Хвостовым, Крыловым и многими другими. Именно тогда Крылов, читавший нередко свои басни в "Беседе", с большим своим умением и к большому успеху Буниной прочел в торжественном собрании "Беседы" (в несколько сокращенном виде и с редакционными поправками Шишкова) ее самое значительное произведение, баснословную повесть "Падение Фаэтона"; это литературное событие еще более содействовало популярности и славе А. П. Она откликнулась на него такими стишками:

  

   К Крылову:

   "Читая баснь паденья знаменита,

   Улыбкой оживил ты лица всех гостей,

   И честь того прешла к стране пиита.

   Во мзду заслуги сей

   Я лавры, сжатые тобою,

   Себе надменно не присвою;

   Когда б не ты ее читал,

   Быть может Фаэтон вторично бы упал!"

  

   Державин, в бумагах которого нашелся автограф стихов А. П. к Шишкову, также еще до основания "Беседы" знал Бунину и ценил ее дарование. В упомянутый выше альбомчик ее он еще в начале 1810 г. внес свою запись с похвалою ее "приятным, звонким стихам и тонкому уму"[25].

  

   В 1815 г., следовательно, незадолго до своей смерти, Державин отозвался стишками "Анне Петровне Буниной" по поводу ее напечатанной в "Беседе" идиллии "Ливия", которую Шишков называл "прекрасною"[26]. Вот они:

  

   "Холодный камень сей ты тайною пилою

   Вотще заботишься пилить, -

   Здоровье тем свое лишь можешь повредить;

   Но с разумом, приятностью, красою

   Отважься на него любовною стрелою,

   Ты сердце в нем властна, как громом, раздробить."[27]

  

   Нам ничего неизвестно о личном знакомстве Буниной с Карамзиным, но, несомненно, последний умел ценить ее талант. Первый биограф Буниной, скоро после ее смерти (в 1831 г.), ссылается на слова Карамзина: "Ни одна женщина не писала у нас так сильно"[28].

   Что касается его друга И. И. Дмитриева, то известно, что его взаимная дружеская приязнь с Буниной, возникшая в ту же пору, вероятно, на почве более раннего литературного, а может быть и личного знакомства, еще до переселения Дмитриева в Петербург в 1810 г., подавала даже повод к слухам о возможности брачных уз между ними[29]. Очень вероятно, что Бунина была вл