Миллер Орест Федорович - Основы учения первоначальных Славянофилов

  

  

   Вѣроисповѣдное учен³е Хомякова коренится въ понят³и о той же общинѣ, которой бытовое значен³е выяснено К. Аксаковымъ. Церковь есть великая община вѣрующихъ. "Единство ея, но опредѣлен³ю Хомякова, есть не иное что, какъ соглас³е личныхъ свободъ" {Соч. Хомякова II, 209. Это опредѣлен³е составляетъ сжатый выводъ изъ трехъ знаменитыхъ брошюръ Хомякова, написанныхъ первоначально на французскомъ языкѣ и напечатанныхъ сперва за границею.}.

   Такое соглас³е достигается христ³анской любовью. "Общен³е любви, говоритъ Хомяковъ, не только полезно, но вполнѣ необходимо для постижен³я истины, и постижен³е истины на ней (т. е. любви) зиждется и безъ нея невозможно. Недоступная для отдѣльнаго мышлен³я, истина доступна только совокупности мышлен³й, связанныхъ любовью" {Соч. Хомякова I, 283. Въ статьѣ по поводу отрывковъ, найденныхъ въ бумагахъ Кирѣевскаго.}. Въ церкви человѣкъ "находитъ самого себѣ, т. е. то, что есть совершеннаго въ немъ самомъ - божественное вдохновен³е, постоянно испаряющееся въ грубой нечистотѣ каждаго отдѣльно-личнаго существован³я" {Соч. Хомякова II, 100. Во второй брошюрѣ о церкви.}.

   Церковь не даромъ называется соборною. Слово соборъ, по толкован³ю того же ея учителя (какъ назвалъ Хомякова издатель богословскихъ его сочинен³й Ю. Ѳ. Самаринъ), "выражаетъ идею собран³я не только въ смыслѣ проявленнаго, видимаго соединен³я многихъ, въ какомъ либо мѣстѣ, но и въ болѣе общемъ смыслѣ всегдашней возможности такого соединен³я, иными словами: выражаетъ идею единства во множествѣ" {Соч. Хомякова II, 281. Въ письмѣ къ редактору "L'Union Chrétienne". О значен³и словъ "каѳолическ³й" и "соборный" (по поводу рѣчи ³езуита о. Гагарина).}. Единство это полное, совершенно свободное, рѣзко отличающееся отъ той вынужденной уступки перевѣшивающей численности, которая представляется у К. Аксакова столь несовмѣстною съ чистымъ началомъ общины. Соборъ получалъ значен³е для церкви независимо отъ цифры присутствовавшихъ на немъ представителей отдѣльныхъ церквей.

   "Церковь, говоритъ Хомяковъ, принимала или отвергала опредѣлен³я соборовъ, смотря по тому: находила ли ихъ сообразными или противными своей вѣрѣ и своему предан³ю, и присвоивала назван³е соборовъ вселенскихъ тѣмъ изъ нихъ, въ постановлен³яхъ которыхъ признавала выражен³е своей внутренней мысли {Соч. Хомякова II, 44.}.

   "Бывали соборы, на которыхъ подписавшихся епископовъ на, считывалось вдвое болѣе, чѣмъ на Никейскомъ, и они не признавались вселенскими, потому что въ нихъ усматривалось отпаден³е отъ общаго учен³я церкви, хотя представителями подобнаго отпаден³я являлись императоры, патр³архи и папы. Соборы эти не представляли никакихъ наружныхъ отлич³й отъ соборовъ вселенскихъ, а, между тѣмъ, ихъ рѣшен³я не были признаны за голосъ церкви всѣмъ церковнымъ народомъ" (помимо всякаго отобран³я у него голосовъ) "тѣмъ народомъ и въ той средѣ, гдѣ въ вопросахъ вѣры нѣтъ различ³я между ученымъ и невѣждою, церковникомъ и м³ряниномъ, мужчиною и женщиною, государемъ и подданнымъ, рабовладѣльцемъ и рабомъ" {Соч. Хомякова I, 64 (въ первой брошюрѣ о церкви).}. На соборахъ могли порою происходить так³е же безпорядки, какъ на нашихъ и вообще славянскихъ вѣчахъ. Хомяковъ прямо указывалъ на это въ своихъ запискахъ о всем³рной истор³и, налегая на то, что сила не столько въ соборахъ, сколько въ соборности, составлявшей нравственную стих³ю всей церкви. "Величественнѣе самихъ соборовъ, говоритъ онъ, часто возмущенныхъ безчинствомъ низкихъ страстей, была жизнь мысли, безпрестанно и повсемѣстно высказывавшаяся въ послан³яхъ, въ пропввѣдяхъ, въ письменныхъ или словесныхъ прен³яхъ.... Самые соборы не опредѣляли, но высказывали мысль и вѣрован³е, живущ³я въ церковной общинѣ: они получали значен³е свое не отъ особенныхъ формъ, не отъ вещественныхъ признаковъ власти, но отъ соглас³я отсутствующихъ христ³анъ на исповѣдан³е, утвержденное ихъ представителями.... Соборъ былъ не власть, а голосъ"... {Соч. Хомякова IV, 552. "Записки о всем³рной истор³и" прошли у насъ почти незамѣченными; между тѣмъ этотъ трудъ Хомякова, доведенный, къ сожаленѣн³ю, не далѣе X вѣка, остается у насъ единственнымъ вполнѣ своеобразнымъ трудомъ по всеобщей истор³и. На Западѣ онъ бы навѣрное произвелъ глубокое впечатлѣн³е, уже по одному тому, что въ немъ одновременно (синхронистически) разсматриваются событ³я на всемъ земномъ шарѣ.}. На Востокѣ - взглядъ этотъ, не смотра на развращающее вл³ян³е визант³йской, въ язычествѣ коренящейся государственности, не смотря на позднѣйшее, не менѣе развращающее вл³ян³е мусульманскаго ига, сохранился незыблемо до нашего времени. Доказательствомъ служитъ у Хомякова окружное послан³е восточныхъ патр³арховъ 1848 года въ отвѣтъ на предложен³е папы о возсоединен³и церквей, послан³е, изъ котораго приводятся у нашего писателя слѣдующ³е слова: "у насъ ни патр³архи, ни соборы никогда не могли внести что нибудь новое, потому что хранитель благочест³я у насъ есть самое тѣло церкви, т. е. самый народъ, который всегда желаетъ сохранить вѣру свою неизмѣнно" {Соч. Хомякова II, 140.}. Подъ свѣжимъ впечатлѣн³емъ этого же послан³я Хомяковъ писалъ Самарину: "никогда нельзя угадать, что откуда возьмется.... Кто повѣрилъ бы, что инстинктъ церковной истины дойдетъ до такого яснаго сознан³я въ духовенствѣ мало просвѣщенномъ и глубоко испорченномъ внѣшними обстоятельствами и своею схоластическою наукою". Позже, по поводу другаго, какъ онъ выражался, "чуда" {Происшедшаго у насъ въ Петербургѣ - первыхъ трудовъ по освобожден³ю крестьянъ.}, онъ опять припомнилъ и прежнее, когда "изъ темнаго гноища цареградской патр³арх³и вышло слово вдохновеннаго христ³анства" {Р. Архивъ 1879 г. ноябрь, стр. 333, 348. Оттуда же и эпиграфъ къ настоящей статьѣ (стр. 315).}.

   Греческ³й Востокъ, признаетъ Хомяковъ, сперва развратившись, сталъ наконецъ и невѣжественнымъ, но не смотря на это сохранилъ свое основное вѣроисповѣдное отлич³е отъ римскаго Запада, издавна уже направившагося по иному пути - вслѣдств³е недостатка въ немъ просвѣщен³я сравнительно съ тогдашнимъ Востокомъ. "Темный Западъ, говоритъ Хомяковъ, еще не созналъ въ себѣ своей собственной мысли: онъ принялъ просвѣщен³е извнѣ, но не какъ живую силу, пробуждающую внутренн³й духъ человѣка, а какъ готовый плодъ чужой жизни онъ принялъ его въ самой грубой и внѣшней его формѣ, въ формѣ общественнаго быта и государственнаго закона" (риммкаго). Подъ вл³ян³емъ этого прививнаго просвѣщен³я, народы, впослѣдств³и водворивш³еся на развалинахъ Западно-Римской импер³и, полюбили, по выражен³ю Хомякова, "логику государственной полиц³и". И церковь стала имъ представляться "въ видѣ государства, единственнаго ими сознаннаго проявлен³я человѣческой мысли". Это издавна отразилось на особенности характера самыхъ церковныхъ соборовъ на Западѣ. "На Востокѣ, говоритъ Хомяковъ, они были только выражен³емъ общаго мнѣн³я.... На Западѣ же соборы облечены были общимъ мнѣн³емъ въ правительственныя права, не подлежащ³е никакому суду, и рѣшен³я ихъ имѣли силу сами по себѣ, независимо отъ повѣрки общины! На Востокѣ слово соборовъ было свидѣтельствомъ, на Западѣ - приговоромъ {Соч. Хомякова IV, 706-707.}. Такое различ³е намѣчено было въ жизни съ самыхъ первыхъ вѣковъ христ³анства, но только впослѣдств³и обратилось въ принципъ, вызвавш³й, наконецъ, еще болѣе существенное различ³е между двумя великими частями христ³анскаго м³ра. "Западъ, говоритъ Хомяковъ, предположивъ сначала законодательное право въ собран³яхъ совѣщательныхъ, передалъ это право одному епископу, владыкѣ древнѣйшаго и почетнѣйшаго изъ западныхъ престоловъ" {Соч. Хомякова IV, 957.} (той м³ровой столицы, изъ памяти которой не исчезъ еще pontifex maximus) {Хомяковъ (IV, 487) обращаетъ вниман³е на то, что императоръ Грац³анъ, самъ отказавшись отъ зван³я первосвященника (pontifex maximus), сохраненнаго еще ближайшими пр³емниками Константина, въ то же время утвердилъ первенство епископа римскаго передъ другими епископами Запада, т. е. какъ бы передалъ ему свои права на зван³е первосвященника.}. Правда, еще въ IX в. самъ папа Николай I писалъ патр³арху Фот³ю въ древнемъ общехрист³анскомъ духѣ, что "въ вопросахъ вѣры послѣдн³й изъ христ³анъ имѣетъ такой же голосъ, какъ и первый изъ епископовъ {Соч. Хомякова I, 46-47.}. Но уже немного времени понадобилось для того, чтобы голосъ первенствующаго епископа былъ объявленъ единственно призваннымъ рѣшать так³е вопросы.

   Первый рѣшительный шагъ къ искажен³ю характера древней соборности былъ сдѣланъ въ странѣ, гдѣ грубость готской военной стих³и продолжала мѣшать м³рянамъ быть христ³анами болѣе чѣмъ по имени, а вл³ян³е римскихъ государственныхъ предан³й на духовенство оставалось безъ всякаго умѣряющаго противовѣса. То была Испан³я, положен³е которой такимъ образомъ описывается у Хомякова: "Дружное и цѣльное сослов³е лицъ духовныхъ захватывало деян³й день все болѣе и болѣе права всѣхъ другихъ сослов³й". Соборы, созываемые безпрестанно, обратились, наконецъ, просто въ органъ полновластнаго духовенства. "Гордое своимъ политическимъ значен³емъ, оно, забывъ любовь и соглас³е и неизмѣнность предан³я и неприкосновенность вселенскихъ соборовъ, самовольно и безъ соглас³я другихъ церквей измѣнило всеобщ³й символъ вѣроисповѣдан³я. "Христ³анск³й Востокъ долгое время и не зналъ объ этомъ: при издавнемъ своемъ обычаѣ извѣщать церкви западныя о рѣшен³яхъ, принятыхъ на восточныхъ соборахъ, онъ не получилъ подобнаго извѣщен³я съ Запада. Между тѣмъ на происшедшее тамъ измѣнен³е хотя и не вдругъ, но, наконецъ, согласился и папа, уступивъ угрозамъ гордаго духовенства. Такимъ образомъ узаконено было Западомъ filioque {"И отъ Сына".} и открылся путъ къ введен³ю въ вѣру догматовъ, неизвѣстныхъ церковному предан³ю, и порожденныхъ, по выражен³ю Кирѣевскаго, "случайнымъ выводомъ логики Западныхъ народовъ" {Соч. И. В. Кирѣевскаго. II, 284.}.

   Но соблазнительный примѣръ Толедскаго собора (гдѣ и было сдѣлано измѣнен³е въ символѣ) для всякой отдѣльной церкви угрожалъ христ³анскому м³ру возможностью распаден³я на различные толки. Западъ не могъ не сознать этого. И вотъ тотъ же папа, давш³й свое благословен³е мѣстному произволу, представился якоремъ спасен³я отъ дальнѣйшихъ проявлен³й того же самаго произвола. Внутреннее единство церкви, однажды утраченное, подмѣнено было единствомъ внѣшнимъ - правомъ первосвященства римскаго, пожалованнаго въ намѣстника Христа на землѣ, почитаться непогрѣшимымъ прорицателемъ истины въ церкви. "Духовная община, говоритъ Хомяковъ, исчезла въ государственномъ обществѣ церкви. Народъ - м³ряне - исчезалъ въ правительствѣ - духовенствѣ, а духовенство въ своей постоянной главѣ - папѣ" {Соч. Хомякова IV, 719.}. А отсюда неизбѣжно вытекали так³я посдѣдств³я. "Языки народные, мѣстные, должны были уступить мѣсто языку государственному, всеобщему - латинскому". На этомъ языкѣ справлялось духовенствомъ богослужен³е - вполнѣ непонятное для народа. Молитва церковная получила при этомъ, по замѣчан³ю Хомякова, "значен³е талисманическое или заклинательное съ силою принудительною для высшаго м³ра" {Издатели соч. Хомякова приводятъ при этомъ изъ изъ проповѣди Dupanloup, что молитва - une puissance irrésistible et redoutable au ciel même..... La prière égale et surpasse quelquefois la puissance de Dieu. (Соч. Хомякова, IV, 958). Это - прямое возвращен³е къ возврѣн³ямъ Инд³йской Ригъ Вѣды, въ которой "сила обрядовъ была поставлена выше силы самихъ боговъ" (Alfred Maury, Croyances et Légendes, de l'Antiquité, p. 45).}. Но отнявъ у народа возможность сознательнаго участ³я въ богослужен³и, духовенство взяло у него изъ рукъ и самое слово Бож³е. Это прекрасно объясняется у И. В. Кирѣевскаго тѣмъ, что "заботясь болѣе о наружномъ единствѣ и о внѣшнемъ владычествѣ надъ умами, чѣмъ о внутренней истинѣ, Римъ сохранилъ для своей ³ерарх³и монопол³ю разумѣн³я и не могъ дѣйствовать иначе, если не хотѣлъ распасться на множество противорѣчащихъ толковъ" {Соч. Кирѣевскаго II, 287.}. Но духовенство римское отняло, наконецъ, у народа и доступъ къ чашѣ, создавъ себѣ особую привиллег³ю даже въ томъ, что является таинственнымъ скрѣплен³емъ внутренняго союза Христа съ каждымъ вѣрующимъ. При такихъ отношен³яхъ духовенства къ народу, явилось, наконецъ, и стремлен³е размножать этотъ подвластный и, обреченный на пребыван³е во тьмѣ народъ посредствомъ завоеван³я. "Система вооруженной проповѣди, говоритъ Хомяковъ..... наполнила истор³ю Европы и всего м³ра ужасами, которые были бы позоромъ для людоѣдовъ.... Съ другой стороны.... приготовила зародыши протестантству, ибо должно замѣтить, что оно вообще распространилось и укоренилось въ странахъ, обращенныхъ въ христ³анство насил³емъ" {Соч. Хомякова IV, 765-766.}.

   Давнишняя измѣна западныхъ соборовъ началу соборности, такимъ образомъ, привела къ тому, что сперва въ глазахъ римскаго м³ра весь Востокъ сталъ представляться, по выражен³ю Хомякова, не болѣе какъ "м³ромъ илотовъ въ дѣлахъ вѣры и учен³я" (съ нимъ перестали сноситься - о немъ запамятовали), а разрѣшилась тѣмъ, что на самомъ Западѣ "Христ³анинъ, нѣкогда членъ церкви, сдѣлался подданнымъ церкви" {Соч. Хомякова I, 46 и 48.}.

   Когда новоявленный государь ея - папа рѣшился узаконить произвольное нарушен³е церковнаго единства, то онъ благословилъ, по выражен³ю Хомякова, "нравственное братоуб³йство". Впослѣдств³и, "по неизбѣжной послѣдовательности; наслѣдники этого преступлен³я должны были придти къ братоуб³йству вещественному". Оно вышло такъ въ силу того закона, что "всякая несправедливость поражаетъ виновнаго гораздо болѣе чѣмъ жертву; обиженный терпитъ, обидчикъ развращается. Обиженный можетъ простить и часто прощаетъ; обидчикѣ не прощаетъ никогда. Его преступлен³е впускаетъ въ его сердце ростокъ ненависти, который постоянно будетъ стремиться къ развит³ю...." Изъ такого-то ростка развилось и то окружное послан³е парижскаго арх³епископа, въ которомъ онъ призывалъ французовъ къ войнѣ съ Росс³ей за Турц³ю, потому что эта "война религ³озная, война противъ ереси Фот³анъ", т. е. православной церкви. Это-то послан³е французскаго прелата и вызвало только что приведенныя разсужден³я Хомякова {Во второй его брошюрѣ о церкви. (Соч. II, 87).}.

   Но преступлен³е противъ соборности, въ своихъ неизбѣжныхъ послѣдств³яхъ, заключало и свою кару. Папство, узаконивъ произволъ областнаго мнѣн³я, думало этимъ же помѣшать переходу подобнаго произвола въ обычай - такъ какъ съ этихъ поръ оно приписало произволу своего освящен³я (санкц³и) исключительное право превращать мнѣн³я въ догматы. Но внутренн³й подлогъ, несравненно важнѣйш³й, чѣмъ как³е-либо подлоги внѣшн³е (въ родѣ Исидоровыхъ декретал³й), подлогъ, заключавш³йся въ выдачѣ внѣшняго принудительнаго единства на истинную церковную власть, былъ; наконецъ, осужденъ, тѣмъ великимъ движен³емъ мысли, которое называется Протестантствомъ. По мнѣн³ю Хомякова, оно не что иное какъ "м³ръ, отрицающ³й другой м³ръ", т. е. тотъ Романизмъ, который породилъ папство, но вмѣстѣ съ нимъ и зародышъ будущаго противъ него возмущен³я. Протестантство отвергло единоличный всерѣшающ³й голосъ папы, къ которому сводилась на Западѣ вся церковная жизнь, и потребовало права этого голоса для всѣхъ,- но не въ первоначальномъ церковномъ смыслѣ - не для всѣхъ въ единодушной ихъ совокупности, а для всѣхъ въ смыслѣ каждаго. Потребовавъ при этомъ и возвращен³я м³рянамъ библ³и, протестантство думало въ ней обрѣсти ту единую точку опоры, которая не дастъ разойтись въ различныя стороны вышедшимъ на свободу отдѣльнымъ сознан³ямъ. Но библ³я въ сознан³и каждаго отражается и истолковывается болѣе или менѣе но своему. Протестантство при этомъ не вздумало, что библ³я изъята была изъ общаго употреблен³я не во всемъ же христ³анскомъ м³рѣ - что она оставалась общимъ достоян³емъ на Востокѣ. Между тѣмъ, оставаясь тамъ общимъ достоян³емъ, она продолжала и пониматься въ издавна установившемся общецерковномъ смыслѣ - смыслѣ, заключавшемся въ томъ предан³и, которое никогда тамъ не прерывалось, поддерживая единство въ разумѣн³и писан³я. Протестантство, не подумавъ обратиться туда, гдѣ преемственно сохранялось предан³е, осталось безъ настоящей опоры, при "одномъ единствѣ вещи, то-есть писаннаго слова, какъ книги, независимо отъ его значен³я и отъ мысли въ немъ заключенной" {Соч. Хомякова II, 95. Ср. у И. В. Кирѣевскаго II, 303.}. Такое чисто внѣшнее единство не могло спасти отъ постепеннаго раздроблен³я на различные толки. Въ протестантской свободѣ, такимъ образомъ, исчезло единство, подобно тому, какъ внѣшнее единство Рима убивало свободу. "Только при первоначальной церковной соборности, заключаетъ Хомяковъ, въ свободѣ сказывалось и единство". Римъ со своимъ долговременнымъ владычествомъ надъ совѣстью и сознан³емъ человѣчества удовлетворялъ тому началу косности въ человѣкѣ, въ силу котораго онъ любитъ, чтобы ему подавалась готовая истина. Протестантство вывело, наконецъ, западное человѣчество изъ подъ римскаго ига, удовлетворяя другой, противоположной способности человѣка - находить наслажден³е въ томъ, чтобы добыть истину собственными силами своего ума {Соч. Хомякова II, 97-98.}. Но протестантство за то оставляетъ людей въ положен³и вѣчно ищущихъ истину. Въ чисто протестантскомъ духѣ высказался тотъ нѣмецк³й писатель, который утверждалъ, что если бы въ одной рукѣ у Всемогущаго заключалась полнота истины, а въ другой - только стремлен³е въ ней, то онъ бы выбралъ послѣднее. Но протестантство, вынуждаемое своимъ вѣроисповѣднымъ происхожден³емъ стараться сохранить за собою характеръ положительной вѣры,- устами одного изъ своихъ лучшихъ новѣйшихъ представителей опредѣляетъ себя какъ "путь къ будущему каѳоличеству" (соборности, т. е. свободному единству). Хомяковъ возражаетъ на эти слова Вине, что "или каѳоличество невозможно въ будущемъ, или оно не могло погибнуть въ прошедшемъ", желая этимъ указать на то, что слѣдуетъ просто къ нему вернуться. Въ сущности протестантство все болѣе и болѣе перестаетъ быть положительною вѣрою, становясь въ сознан³и каждаго какою-то личною его вѣрою. У людей вполнѣ послѣдовательныхъ оно окончательно переходитъ изъ вѣры въ какую-то полувѣрующую, а не то и совсѣмъ не вѣрующую философ³ю. Неизбѣжность такого исхода давно уже предусмотрѣна протестантствомъ, которое въ лицѣ присяжныхъ своихъ представителей однакоже "не посмѣло, по выражен³ю Хомякова, открыто порвать всѣ предан³я церкви и остановилось на полудорогѣ, на какой-то противной логикѣ сдѣлкѣ, которая впрочемъ никого не обманываетъ" {Соч. Хомякова II, 102.}. Но для прямой и цѣльной природы Хомякова всякая сдѣлка была противна. Онъ скорѣе мирился съ прямымъ и открытымъ невѣр³емъ. "Только въ безвѣр³и, говоритъ Хомяковъ, и можно теперь встрѣтить неподдѣльную искренность, и замѣчательно, что обыкновенно нападаютъ на безвѣр³е не за то, что оно отвергаетъ вѣру, въ чемъ однако заключается его вина, а за то, что оно дѣлаетъ это откровенно, т. е. за его честность и благородство". Поясняя свою мысль примѣрами, онъ далѣе указываетъ на то, что "общественное негодован³е преслѣдуетъ поэта, слагающаго гимны безбож³ю". "Бѣдный, достойный удивлен³ю Шеллей! восклицаетъ по этому поводу Хомяковъ. Самыя выражен³я его невѣр³я бываютъ часто проникнуты духомъ христ³анства, котораго онъ никогда постигнуть не могъ" {Соч. Хомякова II, 126.}. Это напоминаетъ не менѣе сочувственный отзывъ Хомякова о другомъ, болѣе раннемъ, "невѣрующемъ" - Вольтерѣ, который, по его словамъ, "бралъ противъ лжехрист³анства современной ему жизни оруж³е изъ христ³анской истины. Въ дѣлѣ Каласа, въ дѣлѣ двухъ молодыхъ людей, сужденныхъ за богохульство, и во многихъ другихъ случаяхъ, онъ былъ болѣе христ³аниномъ, чѣмъ его противники. Руссо, прибавляетъ Хомяковъ, и подавно" {Соч. Хомякова I, 575.}. Дѣло объясняется у него тѣмъ, что "сила благотворная христ³анской закваски обнаруживала одинаково могущественное дѣйств³е какъ на людей не вѣрившихъ въ нее и ее отвергавшихъ, такъ и на людей вѣровавшихъ и хвалившихся своею вѣрою". Но, оговаривается Хомяковъ, "не должно себя обманывать: христ³анская нравственность не можетъ пережить учен³я, служащаго ей источникомъ. Лишенная своего родника, она естественно, изсякаетъ.... А въ томъ именно и заключается существенная опасность, грозящая настоящей эпохѣ, что мысль на Западѣ дѣйствительно обогнала религ³ю, уличивъ ее въ рац³онализмѣ и непослѣдовательности; а религ³я обогнанная, есть религ³я приговоренная" {Соч. Хомякова ², 143.}. Но хуже всего, что въ такомъ положен³и дѣла не хотятъ сознаться. Потому-то общественное мнѣн³е "преслѣдуетъ ученаго, трудолюбивыми изыскан³ями подкапывающаго основан³я религ³и, въ которую онъ не вѣритъ, но общественное негодован³е безмолвствуетъ предъ религ³ознымъ лицемѣр³емъ, составляющимъ какъ бы единственную религ³ю Запада" {Тамъ же 126.}.

   Трудно, кажется, не признать той строгой логической послѣдовательности, съ какою выводится у Хомякова изъ римской "ереси противъ самаго учен³я о церкви" {Такъ опредѣляется у Хомякова римск³й, по другому его выражен³ю, расколъ.} позднѣйшее протестантство, неизбѣжно приводящее къ "десятку различныхъ христ³анствъ", которому трудно уже вести борьбу со сплошнымъ и единодушнымъ невѣр³емъ. Для всякаго дѣйствительно вѣрующаго логика Хомякова не можетъ не быть убѣдительною, указывая ему единственную возможность опасен³я вѣры - посредствомъ возврата въ настоящую церковь, которую нечего созидать въ будущемъ, потому что она не исчезала въ прошедшемъ. Что оно дѣйствительно такъ, это уже доказано нѣсколькими примѣрами искавшихъ ее и нашедшихъ; но нѣкоторымъ изъ нихъ помѣшали ее найдти сами оффиц³альные блюстители церкви {Напримѣръ Пальмеру, о которомъ такъ сердечно сожалѣлъ Хомяковъ. (Письма къ Пальмеру см. во 2-мъ т. сочинен³й Хомякова).}.

   Но и невѣрующ³й, а просто человѣчески чувствующ³й, не можетъ не остановиться съ полнымъ вниман³емъ на учен³и Хомякова о церкви уже потому, что въ немъ, какъ выражается самъ Хомяковъ, "ясность разумѣн³я поставляется въ зависимость отъ закона нравственнаго" {Соч. Хомякова II, 94.}. У другаго же единосущнаго съ нимъ мыслители (И. В. Кирѣевскаго) это выражается - объясняется такимъ образомъ: "все, что есть существеннаго въ душѣ человѣка, выростаетъ въ немъ только общественно" {Соч. И. В. Кирѣевскаго II, 315.}. Такимъ образомъ какъ политическое, такъ и вѣроисповѣдное учен³е славянофиловъ сводится на чисто нравственную почву. Этимъ они обязаны тому духу общины, который они усматриваютъ въ жизни русскаго народа и которымъ сами они насквозь пропитаны. Славянофилы, такимъ образомъ, являютъ въ самихъ себѣ убѣдительнѣйш³й примѣръ въ доказательство вѣрности взгляда, проведеннаго въ извѣстной статьѣ Самарина "о народности въ наукѣ" {Соч. Самарина, I, стр. 109 и слѣд.}.

   Хомяковъ, какъ мы видѣли, указываетъ рац³оналистическому вѣроисповѣдан³ю - протестантству необходимость распроститься съ полномоч³емъ единичнаго разума и вернуться къ тому совокупному разумѣн³ю, которое дается только братскому единодуш³ю всей церкви. Кирѣевск³й обращается прямо въ развившейся изъ протестантства философ³и, указывая ей на скудость того, до чего довелъ ее единичный разумъ, обративш³йся, наконецъ, въ ту сухую разсудочность, которая совсѣмъ уже не способна удовлетворить высшимъ запросамъ человѣческой природы. Зачатки этой разсудочности усматриваются имъ весьма далеко - въ томъ направлен³и философ³и до-христ³анскго м³ра, которое воспринято было религ³озными мыслителями Запада и обращено ими сперва въ служебную силу въ видѣ схоластики, но которое, на самомъ дѣлѣ, упрочило въ вѣроисповѣдномъ сознан³и Запада приливъ чуждой христ³анству стих³и, заключавшейся уже въ изобил³и во вл³ян³и на него римскаго права съ римскими государственными предан³ями. Духъ этой философ³и, хотя и происходящей не изъ Рима, а изъ Грец³и (но Грец³и уже временъ несомнѣнно обозначившагося упадка, а вмѣстѣ съ тѣмъ и утраты политической самостоятельности), усвоенъ былъ вполнѣ римскимъ м³ромъ, потому что вполнѣ подходилъ къ его умственному и нравственному настроен³ю. "Римск³й гражданинъ временъ Кесаревскихъ, говоритъ Кирѣевск³й, былъ живымъ отпечаткомъ ея убѣжден³й". Она же впослѣдств³и привила свою сухую разсудочность и къ римскому христ³анскому м³ру, а затѣмъ неизбѣжно оставила свой слѣдъ и въ развившемся изъ него протестантствѣ. "Система Аристотеля, говоритъ Кирѣевск³й, разорвала цѣльность умственнаго самосознан³я и перенесла корень внутреннихъ убѣжден³й человѣка, внѣ нравственнаго и эстетическаго смысла, въ отвлеченное сознан³е разсуждающаго разума.... Дѣйствительность, въ глазахъ Аристотеля, была полнымъ воплощен³емъ высшей разумности.... М³ръ, но его мнѣн³ю, никогда не былъ лучше, и не будетъ онъ всегда достаточно прекрасенъ.... Добродѣтель, по мнѣн³ю Аристотеля, состояла въ отыскан³и золотой середины между порочными крайностями".... {Соч. Кирѣевскаго II, 296-297.} Все это, конечно, совсѣмъ не соотвѣтствовало христ³анству съ его идеальными запросами къ человѣчеству.

   Между тѣмъ, все это незамѣтнымъ образомъ прокралось уже самымъ путемъ схоластическаго засушиван³я мышлен³я въ сердцевину христ³анской мысли на Западѣ. Повело же это къ тому, что сперва развилась, по выражен³ю Кирѣевскаго, "схоластическая философ³и внутри вѣры, потомъ реформац³я въ вѣрѣ и, наконецъ, философ³я внѣ вѣры." А послѣдняя очутилась, мало-по-малу, и внѣ нравственной широты воззрѣн³я. "Первые рац³оналисты, продолжаетъ Кирѣевск³й, были схоластики ихъ потомство называется гегельянцами" {Соч. Кирѣевскаго II, 284.}. "Основныя убѣжден³я Аристотеля,- не тѣ, которыя ему приписывали средневѣковые толкователи, но тѣ, которыя выходятъ изъ его сочинен³й (и которыя прокрадывались, конечно, прибавлю нотъ себя, въ духъ и средневѣковыхъ мыслителей и ихъ позднѣйшихъ преемниковъ), совершенно тождественны съ убѣжден³ями Гегеля... разсуждающаго о д³алектикѣ, какъ о главномъ назначен³и философ³и и ея настоящей задачѣ, видящаго въ ней чудотворную силу, которая превращаетъ каждую опредѣленную мысль въ противоположную и изъ нея рождаетъ опять новое опредѣлен³е, и полагающаго отвлеченныя понят³я о быт³и, небыт³и и возникновен³и въ начало мыслительнаго процесса, обнимающаго все быт³е и знан³е." Но приводить Гегеля къ одному знаменателю съ Аристотелемъ, съ точки зрѣн³я Кирѣевскаго, значитъ не что иное, какъ приводить его къ такому образу мыслей, который можетъ произвести "очень умныхъ зрителей среди разнообразныхъ явлен³й человѣчества, но совершенно ничтожныхъ дѣятелей", такъ какъ подъ вл³ян³емъ этого образа мыслей человѣкъ въ сущности дѣлается только "умною матер³ей, повинующеюся силѣ земныхъ двигателей, выгоды и страха". {Тамъ же 292, 296.} Не забудемъ, что это говоритъ бывш³й рьяный послѣдователь Гегеля (такими, какъ извѣстно, кромѣ Кирѣевскаго, были сначала и К. Аксаковъ и Самаринъ) и слова нашего отступника гегельянства оправдываются, кажется, логически выработавшимся изъ сухаго идеализма этой школы (какъ оно показано тѣмъ же Кирѣевскимъ) матер³ализмомъ - сперва фанатическимъ, а потомъ равнодушно разсуждающимъ" {Замѣчателенъ отзывъ Хомякова о трудѣ Макса Штирнера: Der Einzelne and sein Eigenthum. "Эта книга, отъ которой съ ужасомъ отступилась школа, породившая ее, объ которой безъ глубокаго негодован³я не можетъ говорить ни одинъ нравственный (sittlicher) нѣмецъ, имѣетъ значен³е.... полнѣйшаго и окончательнаго протеста духовной свободы противъ всякихъ узъ произвольныхъ и налагаемыхъ на нее извнѣ... Современная истор³я есть живой комментар³й на Макса Штирнера, фактическ³й протестъ жизненной простоты противъ книжнаго умничанья, которое вздумало ее надувать призраками самодѣльныхъ духовныхъ началъ, когда духовныя начала, которыми она дѣйствительно нѣкогда жила, уже не существуютъ. (Соч. Хомякова, I, 151).}. Но, конечно, не ему одному, а всему тому ходу развит³я мысли, который привелъ къ возстановлен³ю матер³ализма (извѣстно, что онъ, какъ и отвлеченный идеализмъ, явлен³я уже и прежде бывалыя) приписывается Кирѣевскимъ водворен³е въ образованномъ м³рѣ (конечно не со вчерашняго дня) того порядка вещей, въ силу котораго "промышленность управляетъ м³ромъ безъ вѣры и поэз³и.... Безкорыстная дѣятельность сдѣлалась невѣроятною; она принимаетъ такое же значен³е въ м³рѣ современномъ, какое во времена Сервантеса получила дѣятельность рыцарская". Невольно припоминается текстъ: "по плодамъ узнавайте ихъ".

   Кирѣевск³й, съ своей точки зрѣн³я, указывалъ на то, что "всѣ ложные выводы рац³ональнаго мышлен³я зависятъ только отъ его притязан³я на высшее и полное познан³е истины". Онъ указывалъ философ³и иную, болѣе скромную задачу. Она, говоритъ онъ, "не есть одна изъ наукъ, и не есть вѣра. Она - общ³й итогъ и общее основан³е всѣхъ наукъ, и проводникъ мысли между ними и вѣрою {Соч. Кирѣевскаго II, 306, 313, 318.}.

   Стремлен³е вывести философ³ю на такую дорогу Кирѣевск³й усмотрѣлъ въ послѣднемъ пер³одѣ Шеллинга, у котораго Хомяковъ находилъ съ своей стороны "рядъ блестящихъ заблужден³й, перемѣшанныхъ съ высокими истинами.... проблески поэтическихъ догадокъ, затерянныхъ въ туманѣ произвольной гностики" {Соч. Хомякова I, 266.}. Но если Шеллингъ, по словамъ Кирѣевскаго, "искалъ опоры для мысли въ дѣйствительномъ Богосознан³и всего человѣчества", и при этомъ впадалъ въ туманную мистику, то въ наше время трезвое мышлен³е вдается все болѣе и болѣе въ разработку того, что можно назвать "совокупнымъ сознан³емъ человѣчества", дополняя этимъ прежнюю односторонность наблюден³й исключительно надъ единичнымъ умомъ. Съ другой стороны философ³я нашего времени пытается отыскать средоточен³е высшихъ отправлен³й человѣческой природы не тамъ,гдѣ ее находили прежде. Вмѣсто ума стали останавливаться на волѣ. Но поставленная во главу угла, она привела Шопенгауера не къ чему иному какъ къ пессимизму, а у его продолжателя Гартмана приняла такой склонъ, при которомъ не даромъ ее называютъ "философ³ею отчаян³я".

   Если бы первоначальнымъ славянофиламъ пришлось писать и объ этихъ проявлен³яхъ современнаго намъ философствован³я, то и они представились бы имъ совершенно естественнымъ слѣдств³емъ того, что ходъ развит³я философской мысли въ христ³анскомъ м³рѣ совершался внѣ сферы вл³ян³я настоящаго христ³анства.

   Неосуществленность христ³анскаго начала въ дѣйствительной жизни человѣчества является самымъ существеннымъ пунктомъ славянофильской философ³и истор³и (но неосуществленность не есть для нихъ и неосуществимость - напротивъ того). Пунктъ этотъ положительно господствуетъ въ историческихъ запискахъ Хомякова, и сказывается весьма ощутительно въ двухъ знаменитыхъ статьяхъ Кирѣевскаго: "о характерѣ просвѣщен³я Европы и его отношен³и къ просвѣщен³ю Росс³и" и "о необходимости и возможности новыхъ началъ для философ³и".

   "Основатели церкви ужаснулись бы своего создан³я, если бы на нихъ легла отвѣтственность европейской истор³и.... До нашихъ временъ христ³анство есть законъ всего просвѣщеннаго м³ра, но одно только невѣжество можетъ смѣшивать церковь, т. е. строгое и логическое развит³е начала христ³анскаго, съ обществами признающими, но не воплощающими его". Такъ говоритъ Хомяковъ въ своей всем³рной истор³и {Соч. Хомякова IV, 417.}. Однажды онъ высказался еще рѣзче: "конечно, всѣ истины, всякое начало добра, жизни и любви находилось въ церкви, но въ церкви возможной, въ церкви просвѣщенной и торжествующей надъ земными началами. Она не была таковой ни въ какое время и ни въ какой землѣ" {Въ статьѣ 1839 г. "о старомъ и новомъ* по поводу дружелюбнаго спора съ Кирѣевскимъ, статьѣ, не предназначавшейся для печати, во многомъ недодуманно-угловатой, но по-своему основному взгляду воспроизведенной съ большей отдѣлкой въ 1852 г. уже для печати, также въ отвѣтъ Кирѣевскому. (Соч. Хомякова I, 369).}.

   Говоря тутъ о торжествующей церкви, Хомяковъ разумѣетъ, конечно, ея будущее духовное торжество надъ "княземъ м³ра сего". Но какъ разъ съ того времени, когда началось ея внѣшнее торжество, т. е. когда изъ преслѣдуемой римскимъ государствомъ она стала сперва имъ признанною, а потомъ и имъ охраняемою, она уже перестала одерживать тѣ побѣды, которыми ознаменовано ея мученичество. "Торжествующ³е христ³ане, говоритъ Хомяковъ, долго страдавъ въ борьбѣ съ государствомъ и привыкнувъ видѣть въ немъ учрежден³е, чуждое христ³анству, не познали строительной силы, сокрытой въ учен³и апостоловъ, и покорились прежнимъ законамъ, вытребовавъ только почтен³е къ своему обряду, а иногда и гонен³я на иныя вѣрован³я". Между тѣмъ государство римское (т. е. и Визант³я) такъ и осталось "не принявшимъ христ³анства". Послѣдователи новой вѣры "умножились быстро, но едва-ли не быстрѣе еще развратились... прежн³е христ³ане-мученики исчезли въ толпѣ новыхъ христ³анъ-льстецовъ" {Соч. Хомякова IV, 463, 479.}.

   Импер³я, въ сущности оставаясь нехрист³анскою, только торжественно объявила себя таковою. Но и въ самомъ объявлен³и этомъ сказалась закваска дохрист³анская. "Признан³е учен³я апостольскаго вѣрою государственною" объясняется у Хомякова святотатственнымъ обычаемъ древняго Рима "назначать себѣ боговъ, признавая себя дѣйствительнымъ единственнымъ богомъ для всѣхъ гражданъ". Такимъ образомъ "высокое понят³е о личной вѣрѣ, свободно образующей святую общину, исчезло въ понят³и государственной религ³и, обязательной извнѣ".... Между тѣмъ "не то государство есть христ³анское, которое признаетъ христ³анство, но то, которое признается христ³анствомъ". Ясно, что "импер³я, объявляя себя христ³анскою, присвоила себѣ право, не принадлежащее ей и давала себѣ безъ соглас³я церкви.... мнимое освящен³е церковное. Такимъ образомъ, вѣра выступала, какъ видимая порука за весь государственный строй, чуждый вѣрѣ и завѣщанный м³ромъ языческимъ;... глубок³я требован³я христ³анина отъ м³ра гражданскаго были усыплены императорскою власт³ю и идея государства истинно христ³анскаго исчезала изъ сознан³я, изъ воображен³я, изъ надеждъ и, такъ сказать, изъ инстинктовъ человѣческихъ. Импер³я, отнявъ лучшую цѣль у самыхъ энергическихъ душъ, обрекла себя на безсил³е и смерть" {Соч. Хомякова IV, 487-88}. Она долго еще продолжала жить, но жизнь эта въ сущности была только многовѣковымъ гн³ен³емъ за-живо. Такова была судьба государства, въ которомъ "мертвое тѣло эллино-римлянина давило христ³анина" {Соч. Хомякова IV, 564.}.

   Слово "эллино-римлянинъ" употреблено не даромъ. Импер³я Константина совмѣщала въ себѣ обѣ велик³я народныя стих³и классическаго м³ра. Распавшись на двое и вскорѣ потомъ отживъ на Западѣ, чтобы позже, на время, опять ожить, она сохраняла свои отправлен³я на Востокѣ - въ Визант³и, гдѣ собственно и происходило ея медленное, вѣковое гн³ен³е. То была страна греческая? но съ сильною прививкою римскаго государственнаго начала. Двойственность сказывалась во всемъ - начиная съ языка - римскаго для права, греческаго для науки и литературы. Но если восточная импер³я столькими вѣками пережила западную, то это у Хомякова объясняется ея греческою стих³ей:- "силою издревле развитаго просвѣщен³я и личностей, соединявшихъ въ себѣ наслѣдство эллинской науки съ духовнымъ просвѣщен³емъ христ³анства". Стих³я же римская завѣщала Визант³и свое право - "чудно логическое развит³е условныхъ и произвольныхъ данныхъ", свои законы о бракѣ, о рабахъ, о собственности, сохранявш³е "неизгладимую печать языческаго равнодуш³я къ началамъ нравственности", свою уголовщину съ ея "страшными казнями, свирѣпыми пытками и безнравственными судами", завѣщала, наконецъ, весь строй государственный, заматерѣвш³й и окристаллизовавш³йся въ упорныя и неизмѣняемыя формы, созданныя древнею, языческою истор³ею" {Соч. Хомякова I, 218; IV, 561, 698-701.}.

   Тяжело было въ восточной импер³и положен³е церкви, стремившейся однакоже сохранить тотъ соборный строй, который такъ ярко выставленъ Хомяковымъ. Церковь на Востокѣ не превратилась сама въ государство, какъ оно вышло на Западѣ (гдѣ сокрушилась старая власть императорская, не скоро возстановленная Германцами) но церковь, такъ сказать, ушла въ себя отъ борьбы съ стародавней твердыней языческой государственности. "Самые велик³е дѣятели христ³анскаго учен³я, воспитанные въ гражданскомъ понят³и Рима, не могли еще вполнѣ уразумѣть ни всей лжи римскаго общественнаго права, ни безконечно трудной задачи общественнаго построен³я на христ³анскихъ началахъ.... Лучш³я могущественнѣйш³я души удалялись отъ общества, котораго не смѣли осуждать и не могли сносить.... Темнѣе становились города, прос³явали пустыни, и добродѣтели личныя возносились къ Богу, какъ очистительный ѳим³амъ, между тѣмъ какъ зловон³е общественной неправды, разврата и крови заражало государство и сквернило всю землю визант³йскую" {Соч. Хомякова I, 218-19.}.

   Безпристрастно изображая внутреннюю раздвоенность м³ра,величавшаго себя христ³анствомъ, Хомяковъ въ то же время указываетъ на цѣльность м³ра, созданнаго тѣмъ вѣроисповѣднымъ началомъ, которое называется магометанствомъ. "Вл³ян³е магометанства на своихъ послѣдователей, говоритъ онъ, было сильнѣе, чѣмъ вл³ян³е христ³анства". Но дѣло объясняется просто. "Всеобъемлющ³я требован³я соборнаго учен³я" не то, что "простота и односторонность корана". Въ исламѣ религ³я проявилась какъ отвлеченное государство, съ правомъ и потребностью всем³рнаго завоеван³я".... Обагряя кров³ю свой путь, магометане дѣйствительно имѣли на то благословен³е своей вѣры. Но "аравитянинъ завоеватель ставитъ побѣжденнаго наравнѣ съ собою подъ услов³емъ единовѣрства", безпристрастно замѣчаетъ Хомяковъ; крестоносецъ требуетъ покорности кресту и рабства гражданскаго". А дѣло именно въ томъ, что мусульмане "оставались вѣрными своему началу; христ³анство измѣняло самому себѣ {Соч. Хомякова IV, 585, 699. Ср. также стр. 961-61.}.

   Со стремленьемъ магометанскаго м³ра оруж³емъ подчинить себѣ, т. е. своей власти и своей вѣрѣ, весь м³ръ тѣснымъ образомъ соединялось значен³е калифа, какъ государя - главы правовѣрныхъ. И оно прямо вытекало изъ вѣроисповѣднаго начала магометанства. Напротивъ значен³е папы, какъ главы христ³анства, коренилось въ идеѣ, унаслѣдованной отъ первосвященника Рима языческаго. И визант³йск³е императоры, по замѣчан³ю Хомякова, наперекоръ христ³анству, назывались божественными (divus) и величались нашею вѣчностью (perennitas nostra) {Соч. Хомякова IV, 561.}, какъ будто бы также сохраняя воспоминанье о томъ, что власть ихъ совмѣщала въ себѣ когда то и власть первосвященническую. Допуская тутъ извѣстную долю вл³ян³я аз³ятскаго, Хомяковъ утверждаетъ однако, что общ³й очеркъ оставался совершенно римскимъ. "Никакое восточное воображен³е, говоритъ онъ, не могло бы прибавить что нибудь къ идеѣ, которой основами были божественность и обоготворен³е (Divinitas и Apotheosis)." Далѣе, упоминая о томъ, что свѣтск³е владыки Царьграда, "вмѣшиваясь въ безпрестанные споры богословск³е, старались разрѣшить ихъ и утвердить общее исповѣдан³е по своему усмотрѣн³ю", Хомяковъ замѣчаетъ, что "они иначе поступить не могли. Правда, велик³й Константинъ подалъ прекрасный примѣръ, предоставивъ самой церкви разрѣшен³е догматическаго вопроса".... Но "менѣе просвѣщенные преемники Константина слѣдовали и не могли не слѣдовать тому правилу, которое заключалось въ понят³и римлянина: "тотъ только Богъ, кому Римъ позволяетъ, и тотъ несомнѣнно Богъ, кого Римъ признаетъ" {Соч. Хомякова I, 218.}. Совершенно также смотритъ на дѣло и Кирѣевск³й, когда говоритъ, что преемники Константина "угнетали церковь подъ видомъ покровительства, пользуясь ею только какъ средствомъ для своей власти", и также объясняетъ кто тѣмъ, что "для власти, правящей импер³ею, едва ли возможно было отказаться отъ своего языческаго характера" {Соч. Кирѣевскаго II, 316.}. Конечно церковь не одобряла въ принципѣ этихъ археологически-правовыхъ вожделѣн³й визант³йскихъ государей (она, напримѣръ, отстояла, наконецъ, свою независимость въ вопросѣ объ иконоборствѣ), но на дѣлѣ тутъ выходило нѣчто весьма близкое къ цезаропапизму, и то что говорится по этому поводу въ первой брошюрѣ Хомякова о церкви едва ли не самое слабое мѣсто въ этомъ трудѣ. Но тотъ же цезаропапизмъ сказывался въ Визант³и еще и въ другомъ отношен³и.

   Говоря о временномъ возстановлен³и Карломъ Великимъ Римской Импер³и на Западѣ, Хомяковъ замѣчаетъ: "основан³е государства, заключающаго въ себѣ всю цѣлость христ³анскихъ народовъ, имѣло то послѣдств³е, что оно примѣшало новую и неразумную стих³ю къ идеѣ цѣлаго христ³анства (tota christianitas), вытекающей изъ римскихъ началъ католицизма, и заготовила призракъ всем³рнаго обладан³я, къ которому стремились преемники Карла по духу, императоры германск³е, и который обратилъ на нихъ всѣ силы папства и облилъ кров³ю большую часть средней и южной Европы" {Соч. Хомякова IV, 766. Ср. со стр. 721.}. Но вѣдь то же стремлен³е, въ сущности, сказывалось и въ Визант³и. И тамъ, по замѣчан³ю самого Хомякова, "государство было еще римское, исключительное, себялюбивое и враждебное всякому другому народу и государству. Оно не хотѣло ни союза, ни дружбы, но требовало подчиненности и покорности. Слишкомъ слабое для прямаго насил³я, для завоеван³я вооруженною рукою, оно дѣйствовало хитростью, обманомъ, подкупомъ, прижимками въ торговлѣ и возбужден³емъ внутреннихъ междуусоб³й" {Соч. Хомякова IV, 627.}. Но сходство съ явлен³ями западно-римскими сдѣлалось окончательно очевиднымъ благодаря В. И. Ламанскому.

   Почтенному ученому, правда, исходною точкою послужило проведен³е отличительной грани между римскимъ Востокомъ и римскимъ Западомъ, но такъ какъ визант³йск³е греки не даромъ называли себя Ромеями, то автору и пришлось незамѣтнымъ образомъ перейти отъ различ³й къ сходствамъ. Особенный вѣсь получаетъ у него послан³е цареградскаго патр³арха Антон³я къ в. князю Васил³ю Дмитр³евичу, отправленное въ 1393 г., вслѣдств³е того, что въ Москвѣ, какъ выражается В. И. Ламанск³й, "по неизвѣстнымъ намъ причинамъ, перестали вдругъ поминать царя (визант³йскаго) на эктен³яхъ". Послан³е патр³арха, по замѣчан³ю нашего извѣстнаго слависта, "замѣчательно освѣщаетъ прежн³я и тогдашн³я отношен³я Руси и другихъ, повидимому, совершенно независимыхъ православныхъ земель въ Визант³и и къ ея императору". Патр³архъ, между прочимъ, писалъ: "ты, говорятъ, возбраняешь поминать царя на эктен³яхъ,- это дѣло небывалое. Слышу что ты говоришь: мы имѣемъ церковь, но царя не имѣемъ". Не думаемъ, чтобы и это было хорошо. Царь, какъ царь святой, имѣетъ большое значен³е въ церкви.... Изначала цари утверждали и поддерживали благочест³е во всей вселенной. Они же собирали вселенск³е соборы и сами подкрѣпляли и закономъ предписывали рѣшать все, относящееся до Православ³я, догматовъ и образа жизни христ³анъ, согласно съ божественными и священными канонами.... Царь донынѣ имѣетъ такое же посвящен³е отъ церкви, какъ и прежде, удостоивается такого же мѵропомазан³я и поставлен³я въ цари и самодержца римскаго, т. е. всѣхъ христ³анъ.... Не возможно христ³анамъ имѣть церковь, а царя не имѣть.... Дальнѣйшимъ подкрѣплен³емъ этого взгляда служитъ патр³арху своеобразное толкован³е извѣстнаго текста апостола Петра: "Бога бойтесь, царя чтите". "Не сказалъ, поясняетъ патр³архъ - царей, дабы кто не подумалъ объ именуемыхъ царяхъ отдѣльно у каждаго народа; но - царя, показывая тѣмъ, что одинъ есть каѳолическ³й царь".- {Славянск³й сборникъ I, 468-470.} Нашъ извѣстный канонистъ, А. С. Павловъ, прямо объясняетъ этотъ важный документъ "идеею христ³анской м³родержавной римской импер³и, глава которой, какъ помазанникъ Бож³й, есть верховный покровите³ь вселенской церкви во всѣхъ ея частяхъ.... хотя бы и за предѣлами импер³и". Потому-то, продолжаетъ онъ, "патр³архи, послушныя оруд³я императорской политики, не пропускали случая, чтобы не представить въ глазахъ Русскихъ всѣ проявлен³я власти своего "царя" надъ нашею церковью, какъ что-то совершенно необходимое, какъ составной элементъ самого Православ³я" {Православное Обозрѣн³е 1879, Декабрь, стр. 756-757.}. Изо всего этого, кажется, ясно, что политическая идея цѣлаго христ³анства (tota Christianitas) существовала и въ Визант³и, а воплощенье ея - импера