Плещеев Алексей Николаевич - М. Я. Поляков. Поэзия А. Н. Плещеева

  

  

   А. Н. Плещеев. Полное собрание стихотворений

   Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание

   М.-Л., "Советский писатель", 1964

   Вступительная статья, подготовка текста и примечания М. Я. Полякова

   OCR Бычков М. Н.

  

  

   Александр Блок в октябре 1908 года в статье "Вечера "искусств"" писал: "На днях один писатель (не моего поколения) рассказывал мне о прежних литературных вечерах: бывали они очень редко и всегда отличались особой торжественностью... Но почему потрясали сердца: Майков со своей сухой и изящной декламацией, Полонский с торжественно протянутой и романтически дрожащей рукой в грязной белой перчатке, Плещеев в серебряных сединах, зовущий "вперед без страха и сомненья"? Да потому, говорил мне писатель, что они как бы напоминали о чем-то, будили какие-то уснувшие струны, вызывали к жизни высокие и благородные чувства. Разве есть теперь что-нибудь подобное, разве может быть?" {А. Блок. Сочинения в двух томах, т. 2. М., 1955, стр. 77.}

   Значение писателя в жизни своего времени не всегда соответствует масштабам его таланта и важности его вклада в развитие отечественной литературы. Нередко в истории поэзии мы видим, как, хотя бы и неполные, ответы на жгучие вопросы придают силу голосу художника. В не меньшей степени действуют на читателей жизнь и характер писателя, его личное обаяние, его убеждения и искренность. Именно таким был поэтический облик А. Н. Плещеева.

   Мысль о значении гражданского начала в поэзии у Блока пробудила воспоминание о Плещееве. И действительно, симпатичная фигура поэта-революционера до конца дней его вызывала в молодом поколении горячее сочувствие. Участие Плещеева в революционном движении определило в равной мере и основные мотивы и особенности его произведений, и его личную судьбу. В день сорокалетнего юбилея Плещеев получил множество поздравлений, и среди них были письма участников революционного движения и революционно настроенной молодежи. Так, студент-художник восторженно отмечал как удивительный для годов реакции "славный малопонятный подвиг" служения поэта под "одним и тем же знаменем". {Центральный государственный театральный музей им. А. Бахрушина (в дальнейшем - ЦГТМ). Фонд А. Н. и А. А. Плещеевых.}

   Характерно также и то, что для реакционной печати и царского правительства Плещеев до конца дней своих оставался живым воплощением революционных настроений русского народа. Недаром в день его смерти газетам было запрещено печатать какое бы то ни было "панегирическое слово покойному поэту". {Ф. Филлер. Литературные силуэты. - "Новое слово", СПб., 1914, No 6, стр. 29.}

   Стихотворения А. Н. Плещеева - поэтическая биография лучших людей 40-60-х годов прошлого века, для которых неизменными оставались революционные идеалы. В этом смысле поэзия петрашевца неотделима от истории русской демократической поэзии и истории освободительной борьбы второй половины XIX столетия. Плещеев оценил и понял значение новых поколений русских революционеров и в течение весьма длинного жизненного и творческого пути стремился ответить на поставленные ходом общественного развития вопросы - именно поэтому его влияние на современность было так велико.

  

  

  

  

  

  

   1

  

   Алексей Николаевич Плещеев родился 22 ноября 1825 года в Костроме. Отец его, Николай Сергеевич, потомок старинного и известного в истории России дворянского рода, служил при олонецком, вологодском и архангельском губернаторах. Детство поэта прошло в Нижнем Новгороде, куда был переведен его отец. Получив отличное домашнее образование, он в 1839 году был, по желанию матери, определен в школу гвардейских подпрапорщиков в Петербурге. Будущему поэту довелось здесь столкнуться с отупляющей и развращающей атмосферой николаевской военщины, которая навсегда поселила в его душе "самую искреннюю антипатию" (письмо к В. Д. Дандевилю от 24 мая 1855 года). {"Минувшие годы", 1908, No 10, стр. 116.} Через полтора года он ушел из школы. В 1843 году будущий поэт поступил на восточный факультет Петербургского университета, в котором пробыл до лета 1845 года. Одновременно с ним здесь учились Н. Спешнев, А. Ханыков, Д. Ахшарумов и др. В этом кругу товарищей, большинство которых позже войдет в общество Петрашевского, складывались литературные и политические интересы Плещеева. Знаменательно, что приблизительно в то же время начинается поэтическая деятельность многих будущих участников кружка Петрашевского: Салтыкова-Щедрина, Пальма, Дурова и др. Именно в это "невыгодное для поэтов" (по выражению Некрасова) время в печати появились первые стихотворения А. Н. Плещеева. В февральском номере "Современника" за 1844 год он напечатал стихотворение "Ночные думы". Издатель "Современника" и ректор Петербургского университета П. А. Плетнев писал Я. К- Гроту 16 марта 1844 года: "Видел ты в "Современнике" стихи с подписью А. П-в? Я узнал, что это наш студент еще 1-го курса Плещеев. У него виден талант. Я его призывал к себе и обласкал его. Он идет по восточному отделению, живет с матерью, у которой он единственный сын, и в университет перешел из школы гвардейских подпрапорщиков, не чувствуя расположения к ратной жизни". {"Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым", т. 2. СПб., 1896, стр. 213.} Вскоре обнаружилось идейное расхождение Плещеева с "Современником", которое сам же Плетнев объяснил влиянием идей Белинского или, как пишет он, "доктрины Краевского". Белинскому принадлежит важная роль в становлении политических и литературных взглядов Плещеева-студента. В своих статьях поэт с горячим чувством вспоминал о значении статей Белинского в его время, "когда с каким-то лихорадочным нетерпением ожидалась публикой каждая книжка журнала, где писал Белинский. Сильнее билось сердце молодого поколения в ответ на его могучий, страстный, энергический голос, говоривший о любви к истине, науке и человечеству, беспощадно преследовавший все низкое, противное достоинству человека - в жизни, и все ложное, напыщенное, риторическое - в искусстве". И затем он так определял роль Белинского в судьбе своего поколения: "Сколько людей обязаны ему своим развитием; скольких научил он сознательно смотреть на окружающую их действительность, скольким помог уразуметь всю пошлость и уродливость некоторых ее явлений, вопреки воспитанию, приучившему рабски склонять перед этими явлениями голову..." {"Московский вестник", 1859, No 46, стр. 578.}

   Отрицание пошлости и уродливости тогдашнего общества, демократические и социалистические идеи - таков один из итогов студенческого периода. Недаром летом 1845 года он покинул университет и в письме к П. А. Плетневу объяснил свой уход неудовлетворенностью университетским курсом и желанием "посвятить себя наукам живым... близким к жизни и, следовательно, к интересам нашего времени...". {Литературный архив. Материалы по истории общественного движения и литературы. Под ред. М. П. Алексеева, вып. 6. М.-Л., 1961, стр. 212 (в дальнейшем - ЛА, вып. 6).} Среди этих наук он называет далеко не случайно историю и политическую экономию. Этот перелом в настроениях Плещеева привел его также к отказу от сотрудничества в благонамеренном (донекрасовском) "Современнике". В том же 1845 году он попытался забрать у Плетнева под благовидным предлогом свои стихотворения, объясняя это тем, что их нельзя печатать без "значительных поправок и изменений". {Там же, стр. 209.}

   Видимо, этим объясняется его переход с 1845 года в другие издания - "Репертуар и Пантеон" и "Иллюстрацию". Во всяком случае, характерно, что в 1844 году он напечатал в "Современнике" 13 стихотворений, в 1845 году - два, а в 1846-м появилось только одно - "На память", с датою -1844 год. С начала 1845 года Плещеев, по существу, прекратил участие в журнале Плетнева. Этим же объясняется и то обстоятельство, что стихотворения, опубликованные в "Современнике" в 1845-1846 годах, он вновь напечатал в других органах, а некоторые появляются одновременно в "Современнике" и "Репертуаре и Пантеоне". Во многом меняется и сам характер его поэтической деятельности.

   Крайне знаменателен тот факт, что уход из "Современника" и университета совпадает с возникновением тайного общества Петрашевского. Общность литературных и философско-политических интересов сближает Плещеева с Н. В. Ханыковым, П. В. Веревкиным, И. М. Дебу, М. В. Петрашевским, братьями Майковыми, Милютиными и др. Из них и составилось в 1845 году тайное общество Петрашевского. Плещеев принадлежал к числу наиболее видных участников "пятниц" (или, как их называли участники, - "комитетов" или "сходок") Петрашевского. {Центральный государственный военно-исторический архив в Ленинграде (в дальнейшем - ЦГВИАЛ), ф. No 9 (дело Дурова), а также Государственная публичная библиотека им. Салтыкова-Щедрина (в дальнейшем - ГПБ), ф. No 4 (показания Есакова).} Он был посетителем "пятниц" с момента их возникновения, то есть с начала 1845 года. Вместе с Ханыковым, Баласогло, Дуровым, Вл. Милютиным, Салтыковым, Спешневым, Энгельсоном Плещеев входил в основное ядро этого политического общества уже в 1845-1846 годах. Кроме того, он был связан и с другими кругами оппозиционно настроенной интеллигенции Петербурга. В числе его знакомых были братья Бекетовы, в доме которых также "слышался негодующий благородный порыв против угнетения и несправедливости". {Д. В. Григорович. Литературные воспоминания. Л., 1928, стр. 149.} Здесь он сдружился с рано погибшим критиком Валерьяном Майковым и Ф. М. Достоевским. Весной 1846 года Плещеев познакомил Ф. Достоевского с Петрашевским. {Н. Ф. Бельчиков. Достоевский в процессе петрашевцев. М.-Л., 1936, стр. 110.} Осенью 1848 года по почину Плещеева и Достоевского возник особый кружок С. Ф. Дурова, А. И. Пальма и Плещеева. В полицейской сводке сказано: "Григорьев отозвался, что они <вечера у Дурова> имели характер политический". {ЦГВИАЛ, ф. No 9 (дело Дурова).} По показаниям А. Н. Барановского, зимою 1846-1847 года в рассказывании различных антиправительственных анекдотов "отличались преимущественно Петрашевский и Плещеев". {ГПБ, ф. No 4 (показания Барановского).} Участие в движении петрашевцев привело молодого поэта в 1847 году в дом Белинского. {См. нашу публикацию - "Наука и жизнь", 1961, No 8, стр. 82-83.}

   Кружок Петрашевского был тесно связан с первых же дней его существования с Белинским. Салтыков-Щедрин, Плещеев, Пальм, Ахшарумов и другие петрашевцы-писатели считали его своим учителем и идейным вождем. Эстетические принципы петрашевцев полностью опирались на его учение и художественный опыт Гоголя. Рассказы и очерки Плещеева, Дурова, Пальма и др. являлись закономерным развитием традиций Гоголя в истолковании Белинского.

   Статьи Белинского, особенно его знаменитое письмо к Гоголю, воспринимались петрашевцами как программа действий революционной России в 40-е годы XIX столетия. Петрашевцы - один из центров собирания сил против крепостничества и самодержавия}- были, по определению Ленина, представителями раннего этапа русского утопического социализма. В основном идеологическом документе кружка Петрашевского - в "Карманном словаре иностранных слов, вошедших в состав русского языка" (1845-1846) - велась пропаганда материализма и социалистических учений. Петрашевский настойчиво выдвигал на первое место борьбу с крепостным правом и самодержавием.

   Наиболее ярким и крупным представителем петрашевцев в литературе был А. Н. Плещеев. Он довольно быстро получил известность в качестве молодого поэта и прозаика. Плещеев выступал также и в роли критика, и в роли переводчика. В 1846 году вышла его первая книга "Стихотворения А. Н. Плещеева". Тогда же появляются в различных изданиях его повести, фельетоны и критические статьи. Серьезное значение приобрела серия его фельетонов "Петербургская хроника" в газете "Русский инвалид" (1847-1848 годы).

   Фельетоны, повести и стихотворения А. Н. Плещеева 1840-х годов являлись осуществлением той литературной программы, которую, опираясь на статьи Белинского, выдвигал Петрашевский. Он требовал в литературных произведениях "поселять свои идеи в публике". {ЦГВИАЛ, ф. No 9 (дело Дурова).} Идеология ранних русских социалистов, с их неприятием николаевской действительности, с протестом против крепостничества и самодержавия, является подлинной основой произведений Плещеева. Социальная значительность художественного произведения, его политическая тенденция - вот что лежит в основе литературно-критических воззрений молодого поэта и критика. Автор должен быть "человеком, сочувствующим общественному движению". {"Русский инвалид", 1847, No 32, стр. 126.} Политическая тенденция фельетонов Плещеева не укрылась от властей. Они привлекли в 1847 году внимание III Отделения и Петербургского цензурного комитета, и попечителя Петербургского учебного округа, и военного министра. Это и привело к преждевременному прекращению участия Плещеева в газете "Русский инвалид". Передовые идеи, одушевлявшие его поэзию, определили искреннее увлечение его стихами передовой молодежи. Письма Чернышевского-студента - яркое свидетельство силы этого влияния. {См. Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч., т. 14. М., 1949, стр. 64, 70.} В 1870 году Страхов напоминал Достоевскому: "Помните ли вы время, когда Плещеев был нашим первым поэтом?" {"Шестидесятые годы". М.-Л., 1940, стр. 268 (в дальнейшем - "Шестидесятые годы").}

  

  

   Выход в 1846 году сборника стихотворений Плещеева - значительное событие в жизни тайного общества петрашевцев. Он в полном смысле слова стал поэтическим манифестом ранних русских социалистов. Поэтические устремления - характерная черта духовной жизни петрашевцев: стихи пишут почти все участники, начиная с самого Петрашевского. Салтыков-Щедрин, А. Пальм, С. Дуров, П. Баласогло и др. печатаются в различных второстепенных органах - от "Современника" Плетнева и до "Иллюстрации". Серьезные журналы в эту неблагоприятную для поэзии пору почти прекратили печатание стихов.

   Первые стихотворения Плещеева, напечатанные в "Современнике" Плетнева, ничем не выделялись из массового потока псевдоромантических медитаций. Знаменательно, что Плетневу были близки именно эпигонско-романтические мотивы в таких стихах молодого поэта, как "Челнок", "Прощальная песня", "Могила" (1844) и т. п.

   Воспевание одиночества ("от народа подальше" хочет забраться поэт со своею милой), описание унылой и безотрадной любви, гроба, "озаренного луной", прославление мечты, устремленной "в ту благодатную страну, где мирт, поникнув головой, лобзает светлую волну", - являлось отражением тех ходовых эпигонско-романтических тем, которые ядовито высмеял Некрасов в автобиографическом повествовании о Тихоне Тросникове. Подобно Некрасову, Плещеев очень скоро понял всю анахроничность и литературность этих рифмованных вздохов (не случайно "он "исключил их из книги- 1546 года). Новые, социалистические и антикрепостнические настроения Плещеева и его друзей привели его в самом начале 1845 года не только к уходу из журнала Плетнева, но и к поиску новых тем, мотивов и идей. Наряду с прежними романтическими мотивами в его стихах начинают все сильнее звучать ноты социальной неудовлетворенности и гражданского протеста. Его искания полностью совпадают с попыткою других поэтов-петрашевцев - Баласогло, Дурова - дать поэтическое выражение социалистических идеалов. Высокое представление о поэте, как духовном вожде народа, отличающемся "тиртеевским умом", то есть умом воина и борца, - один из важнейших мотивов в их поэзии. Баласогло уже в 1838 году воспевал Пушкина как "властителя всех дум России", "могучего гения перехода с одной тропы на все тропы...". Это ощущение нового пути, на который вступил русский народ, - "он шел, сознав, что Русь пошла", - порождало страстное чувство вражды к окружающему миру и искреннюю веру, что осознает страна "рано или поздно идею собственного сна". {"Поэты-петрашевцы". "Библиотека поэта", Большая серия. Л., 1957, стр. 66, 76.}

   В стихах Плещеева отразились новые настроения и социальные идеи, которые овладели всеми близкими его друзьями. Они нашли очень яркое выражение в письме одного из тогдашних его друзей - П. В. Веревкина (ему посвящено стихотворение "Челнок"). Веревкин восторженно писал в 1845 году о социалистических учениях, показывающих "радикальную, ложность современного общества". Комментарием к стихам Плещеева были дальнейшие слова Веревкина: "Мы живем в эпоху брожения, разрушения старых основ общества, - пишет Веревкин. - Все кругом нас падает, все колеблется, старые боги свергнуты; что для наших дедов было святым, для нас сделалось пустой игрушкой!" {Центральный государственный исторический архив (в дальнейшем - ЦГИА), ф. No 109. О Веревкине см. в книге И. Федосова "Революционное движение в России во второй четверти XIX в." М., 1958, стр. 253-254.}

   Ощущение "радикальной ложности основ современного общества", крушения всех старых богов и идеалов и составляет эмоциональную атмосферу стихов Плещеева с 1845 года, и в особенности собранных в его книге 1846 года. Именно поэтому сборник Плещеева 1846 года в истории русской гражданской поэзии занял видное место. Он отличался тематическим единством и цельностью замысла. Через всю книгу проходила тема неприятия крепостнической действительности и социальной несправедливости. "Но это,- по характеристике Майкова, - не плаксивые жалобы на судьбу, не стоны разочарования, не тоска по утраченном личном счастье, - нет, это вопли души, раздираемой сомнением, глухая и упорная борьба с действительностью, безобразие которой глубоко постигну то поэтом и среди которой ему душно и темно, как в смрадной темнице". {В. Майков. Критические опыты. СПб., 1891, стр. 132.} Трагическое восприятие несправедливости социальной действительности, косности и тупого равнодушия среды, отчаяние, вызванное "бедствиями страны родной", "муками братьев" пронизывает первый сборник Плещеева. Безнадежность, скорбь, отчаяние в поэзии Плещеева являлись следствием "отвратительной тяжести эпохи" (Герцен).

   Однако в поэтическом наследии Плещеева критика социальной действительности сливается с верой в торжество человечности, свободы и социального равенства. На этой основе и вырастает в его произведениях образ поэта - пророка и борца. Тема поэта тесно сплетается с мотивами грусти и трагического восприятия разлада мечты с жизнью. Гражданские стихи Плещеева объединены личностью героя-поэта. Судьба поэта составляет их сюжетную основу. Особо важно в этом отношении стихотворение "Сон". То, что им открывался сборник 1846 года, свидетельствует о его программном характере. Герой этого стихотворения не просто поэт, а пророк, давший обет служить "истине святой", возвещающий, "утесненным" "свободу и любовь".

   В таких стихотворениях, как "Любовь певца", "Поэту", "К чему мечтать о том, что после будет с нами...", возникает патетический образ поэта - борца и пророка, преданного жертвенному служению социальным идеям. Свое поэтическое призвание Плещеев определяет словами любимого петрашевцами поэта Огюста Барбье: "Поэт должен быть возвышенным борцом за право и гуманность". В его стихах современников привлекло представление о поэте, как участнике социальной борьбы - глашатае добра и справедливости. Варьируя поэтическую формулу Лермонтова ("Пророк"), Плещеев рисует образ мученика идеи, поборника будущей справедливости и социальной правды.

  

   Провозглашать любви ученье

   Повсюду - нищим, богачам -

   Удел поэта... -

  

   читаем в раннем стихотворении "Любовь певца" (1845), и недаром эти строки включаются им и в знаменитый гимн петрашевцев "Вперед! без страха и сомненья..." (1846).

   Для Плещеева это не абстрактно-романтические мотивы и не условный литературный образ. Это страстная проповедь общественного служения, борьбы против неразумного мира. Его слово обращено к угнетенным, с понятием истины неразрывно связано понятие свободы. Тема героической борьбы во имя будущего счастья человечества проходит через всю его поэзию и порождает ряд поэтических формул-символов. Социалистическое учение определяется образами - "глагол истины", "любви ученье", "истины закон", его враги - словами "жрецы Ваала", "рабы преданья", "рабы суеты" и т. д.

   В концовке отрывка "Сон" сказалось то новое, что вносил в тему поэта-пророка Плещеев. Истолкование образа поэта-пророка связано со стремлением петрашевцев расширить пропаганду, усилить политическое воспитание русского народа. По воспоминаниям Е. М. Феоктистова (впоследствии реакционного цензора), Плещеев в 1849 году в кружке московских студентов развивал мысль, "что необходимо пробудить самосознание в народе...". {Е. М. Феоктистов. Воспоминания. Л., 1929, стр. 164.} В свете энергичной пропагандистской деятельности Плещеева и других петрашевцев образ певца-пророка, возвещающего "утесненным" "свободу и любовь", приобретает конкретно-историческое наполнение.

   Все это свидетельствует о своеобразии поэтических поисков Плещеева. Ему принадлежит заслуга восстановления в 40-е годы традиций гражданской поэзии декабристов, Полежаева и Лермонтова. Интимная камерная лирика (Фета, Красова и др.) начала 40-х годов органически чужда Плещееву. Социальный скептицизм, ощущение бессмысленности поэтического служения заменяются у него пламенными призывами к "добру", к борьбе со "злом" социальной действительности, к гражданскому подвигу.

   Поэтому наряду с элегией и посланием в творчестве Плещеева существенное место занимает политическая песня. Это прежде всего "Вперед! без страха и сомненья..." и "По чувствам братья мы с тобой...". Разумеется, ими не исчерпывается фонд политических песен Плещеева. По свидетельству современников, многое до нас не дошло. Между тем как раз эти политические стихотворения Плещеева высоко ими ценились. К числу этих стихотворений принадлежала также "кантата" "Новый год", являвшаяся ответом на западноевропейские революционные события 1848 года и поэтической полемикой с реакционными поэтами, опубликовавшими в 1848 году стихи, одушевленные злобным осуждением революции: "На смуты Запада" Ф. Глинки, "Россия" М. Дмитриева, "30 августа 1848 г." С. Шевырева и др.

   "Новый год" - наиболее ранний литературный отклик революционных кругов России на французскую революцию 1848 года. По воспоминаниям Милюкова, во всех кружках петербургской молодежи "события в Европе сделались главною, почти исключительною темою бесед...". {А. Милюков. Литературные встречи и знакомства. СПб., 1890, стр. 171-172.} В этом свете отчетливо раскрывается политическая направленность "Нового года" с его прославлением борьбы и верой, что

  

   Близок час последней битвы!

   Смело двинемся вперед -

   И услышит бог молитвы,

   И оковы разобьет.

  

   Эти строки не были абстрактными призывами, в них вложено конкретное политическое содержание. Они стали поэтическим выражением господствовавшей среди петрашевцев уверенности в возможности близкой революции уже в самой России. Как раз в декабре 1848 года (когда было написано стихотворение Плещеева) шел разговор Петрашевского и Спешнева с Черносвитовым о неминуемом влиянии европейской революции на Россию. {"Дело петрашевцев", т. 2. М.-Л., 1937, стр. 446. Ср. в дневнике Чернышевского рассуждения Ханьжова о неизбежности революции в России (Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч., т. I. M.-Л., 1941, стр. 181-196). Ср. также стих. Огарева "Упование" (1848).}

   Запрещенное в 1848 году цензурой стихотворное пророчество Плещеева отразило революционные настроения в среде петрашевцев, вызванные революцией 1848 года. Впоследствии сам Плещеев в письме к Чехову писал: "А для нашего брата - человека второй половины 40-х годов - Франция очень близка сердцу. Тогда во внутреннюю политику не дозволялось носа совать - и мы воспитывались и развивались на французской культуре, на идеях 48 года. Нас не истребишь... Во многом, конечно, пришлось разочароваться потом - но многому мы остались верны". {Всесоюзная государственная библиотека им. Ленина (в дальнейшем - ЛБ). Отдел рукописей. Фонд Чехова. Письмо Чехову от 12 сентября 1888 г.}

   В стихотворении "Новый год" те же революционно-оптимистические настроения, которые нашли свое поэтическое воплощение в стихотворениях "Вперед! без страха и сомненья..." и "По чувствам братья мы с тобой...". Они были и по стилю и по содержанию новым явлением в истории русской политической лирики. Поэт обращался к современникам не только от своего имени, но и от имени того широкого круга передовых людей, которые в истории получили название петрашевцев. Это уже прокламация в большей мере, чем когда-либо в истории русской поэзии. Ораторско-декламационный стих, политический пафос и задушевность тона, взволнованность сочетаются со стремлением к простоте и лозунговой точности.

   А. М. Горький очень, тонко заметил, что в стихотворении "Вперед! без страха и сомненья..." воплощена "жизнерадостная уверенность в своих силах" и "жесточайшая критика всего сущего". {А. М. Горький. История русской литературы. М., 1939, стр. 269,} Действительно в нем звучал жизнеутверждающий призыв к революционному служению. Вера в "зарю святого искупленья", провозглашение "любви ученья", проповедь чудодейственной силы науки, ненависть к "безумным палачам" - не только отличают Плещеева от социального скептицизма Лермонтова, но и намечают новую, оптимистическую концепцию жизни, проникнутую чувством товарищества, общественного единства и преклонения перед новой наукой - наукой утопического социализма. В этом стихотворении сказалась необыкновенная широта революционно-просветительских задач эпохи. Поэтому несмотря на некоторую абстрактность образов-лозунгов, "Вперед! без страха и сомненья..." отразило общий подъем демократического движения в 40-е годы и надолго сохранило свое политическое значение. Недаром Добролюбов видел в нем и в 60-е годы "смелый призыв, полный такой веры в себя, веры в людей, веры в лучшую будущность..." {Н. А. Добролюбов. Собр. соч. в трех томах, т. 1. М., 1950, стр. 623.}

   В сборнике 1846 года нашло отражение многообразие тем и гражданских мотивов поэзии Плещеева. Наряду с социальными мотивами мы находим здесь любовную лирику, вобравшую в себя тему раскрепощения женщины; образы, политической сатиры ("К чему мечтать о том, что после будет с нами...") сочетаются с идеей "всепрощения" ("Простить безумным палачам", "Одним прощением платить врагам за злобу их"), атеистические мотивы с идеями утопического социализма. Попытка поэтического воплощения идей утопического социализма определила и сильные и слабые стороны поэзии Плещеева-поэта в 40-х годах XIX столетия. В стихотворениях "На зов друзей", "К чему мечтать о том", что после будет с нами..." получила свое лирическое воплощение тема угнетения народа. Но она приобрела условно-романтические очертания. Абстрактные формулы, символические понятия-слова приобретают функции политической аллегории. "Тернии", смешанные с "цветами", становятся аллегорическим воплощением векового гнета. Не менее условен и образ "бедняка в рубище". Поэтические символы (тучи, гроза, странник, предрассудки и т. д.) являются выражением социалистического и революционного содержания. Ясность политической идеи затушевывается этой условной поэтической символикой, завершающейся образом пророка, который завещал идеал "свободы, равенства и братства". Характерен в этом отношении образ Христа, занимающий в поэзии Плещеева немалое место и воплощающий в его стихотворениях идею борьбы с угнетением человека. Однако во многих случаях Христос заменяет по цензурным условиям образ пророка (см. стихотворение "К чему мечтать о том, что после будет с нами..."). Но и само восприятие Христа как пророка, борца за справедливость и равенство не имеет ничего общего с мистицизмом христианского социализма. Плещеев далек от мистического толкования романтического образа пророка. Христос, в стихотворениях Плещеева - это прежде всего символ гуманизма и демократизма, глашатай правды для народа, "распятый на кресте божественный плебей". В этом неожиданном образе распятого плебея лучше всего воплощен прогрессивный, демократический смысл восприятия образа Христа. Такое понимание Христа свойственно не только Плещееву. Для молодого Чернышевского Христос также личность "благая и любящая человечество". {Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч., т. 1. М., 1939, стр. 193.}

   Более того, такое истолкование Христа прямо связано со статьями Белинского 1845-1847 годов и в особенности с его знаменитым письмом к Гоголю. Белинский видел в Христе предтечу социалистов: "Что вы нашли общего, - спрашивал он Гоголя,- между ним и какою-нибудь православною церковью? Он первый возвестил людям учение свободы, равенства и братства и мученичеством запечатлел, утвердил истину своего учения..." {В. Г. Белинский. Избр. письма под ред. Н. И. Мордовченко и М. Я. Полякова, т. 2. М., 1955, стр. 327.}

   Прямо перекликаются с этими словами заключительные строки стихотворения "К чему мечтать о том, что после будет с нами...":

  

   Забыв, что на кресте пророк им завещал

   Свободы, равенства и братства идеал

   И за него велел переносить гоненья.

  

   Гражданские и общественные темы, мотивы подвига и жертвенной доблести сочетались в поэзии петрашевцев с мотивами скорби, тоска и грусти.. Лирический герой Плещеева мечтает "отдохнуть от печали", в его груди слышится "безотрадное рыдание", "страдал он в жизни много, много, но сожаленья не просил". Так возникает тема страдного пути, безнадежно расстилающегося перед странником-поэтом. И следует при этом отметить, что в этих стонах и жалобах нет ничего от социального скептицизма, нет и узкого интимно-лирического подхода к теме... Горячая интимная страсть, искрящаяся в речах лирического героя Плещеева, приобретает политическое звучание, политический пафос. Так, в стихотворении "Странник" движение лирического сюжета ведет нас, казалось бы, к традиционному мотиву тайного посещения возлюбленной в "уютном уголке". Но в следующих строфах неожиданно меняется вся интонационная система. В пейзаж и любовную тему врывается социальная тема - тема людских страданий, "мучения" и "ближних вопли".

  

   Ты говорила мне, бывало: "День придет,

  

   И близок он, когда ни горя, ни страданий

   Не будет на земле!" - Нет, он далек, дитя;

   И если б знала ты, как много упований,

   Прекрасных и святых, с тех пор утратил я.,.

  

   Стихотворение о тайной любовной встрече превращается в монолог о политическом гнете. Контраст между пленительным покоем природы и бурной неустроенностью душевной жизни составляет суть лирической темы. Переосмысление пейзажных и любовных мотивов в социальные - характерная черта лирики Плещеева 40-х годов. Она связана с литературной позицией петрашевцев. В "Карманном словаре" Петрашевский отчетливо сформулировал новые задачи поэзии: "Любимым миром для воображения поэта должен стать внутренний мир человека: не факты должны вдохновлять его, а их источник. Само собою разумеется, что в этом мире нет места фразам без содержания, нет места восторгам без сознания, нет места исполинским подвигам без глубокого разумного начала и, следовательно, нет места торжественным одам на победы, переходы и многоценные празднества!" "Анализ внутреннего человека" - вот содержание современной поэзии, и потому оду заменила элегия - "отголосок, - по определению Петрашевского, - сознательного воззрения на жизнь и современный мир". {"Философские и общественно-политические произведения петрашевцев". М., 1953, стр. 269, 271 (курсив Петрашевского).}

   Сам Петрашевский, таким образом, подчеркнул связь литературных исканий с социально-политическими идеями петрашевцев. Антропологические системы Фурье, Сен-Симона и Фейербаха заставили их выдвинуть в качестве основной задачи изучение природы человека, роль его страстей. Неизданный философский трактат петрашевцев "Религия будущности, человек или Христос? Быть или не быть?" раскрывает социально-философскую основу их психологизма. Автор его считает законом общественного развития природу человека, "справедливость естественного стремления к счастью". "Человеческая природа, - читаем здесь, - должна из собственного своего зародыша, и только из него, вся и во всех людях гармонически развернуться..." Лозунг "Нет спасения вне человека" служил основанием возможности социалистического переустройства общества, ибо "законное стремление к счастью заключает в себе полное право уничтожать все основания, неприязненные всеобщему счастью". {ЛБ. Отдел рукописей. Фонд Липранди.} Такое понимание роли природы человека в истории общества определило поворот к психологической проблематике, к передаче душевных движений, к индивидуальной психологии. Именно этим объясняется многозначительный эпиграф к "Стихотворениям" Плещеева 1846 года: "Человек есмь, и ничто человеческое мне не чуждо", означавший для него идею, являющуюся, как комментировал это изречение Фейербах, "лозунгом современного философа", {См. Л. Фейербах. Избранные философские произведения, т. 1. М., 1955, стр. 202.} - идею борьбы за нового человека, обладающего всей полнотой душевной жизни и богатством человеческой природы. В этом и состояла социально-политическая основа психологизма лирики Плещеева и пристрастия его к жанрам элегии и лирической медитации (недаром его стихи носят названия: "Дума", "Элегия" и т. д.).

   Интерес Плещеева к таким поэтическим жанрам, как дружеское послание, элегия и политическая песня, образы поэта-пророка и тема обреченности революционеров говорят о сильном влиянии на него декабристов, Пушкина и особенно Лермонтова. Знаменательно, что Плещеев высоко ценил поэзию Полежаева и видел в нем трагическую жертву николаевского режима. {"Повести и рассказы А. Н. Плещеева", т. 2. СПб., 1897, стр. 101.}

   Лермонтов был близок Плещееву тем, что наиболее полно выразил и трагизм существования, и "с небом гордую вражду". Еще М. Михайлов заметил связь героя отрывка из поэмы "Сон" с лермонтовским "Пророком". Задача общественного служения, тема "толпы" в стихотворениях "Сон" и "Поэту" также идут от Лермонтова. Более того, для Плещеева характерно сознательное воспроизведение одновременно пушкинских и лермонтовских поэтических формул и стилистических оборотов (см., например., стихотворения "На зов друзей", "Еще один великий голос смолк..."). От Лермонтова идет и мотив тоски, раздумья на балу или празднике, широко использованный Плещеевым. Но за словесным совпадением нет полного совпадения образов. В отличие от Ап. Григорьева, Э. Губера, он остался чужд настроениям демонизма и болезненной тоски. Он переосмысливает лермонтовские мотивы в духе социальной борьбы с конкретными врагами.

   Пафос высокой гражданственности, лиризм, элегичность интонаций, эмоциональная напряженность, сделали Плещеева самым популярным поэтом 40-х годов. Но уже в конце 40-х годов сам Плещеев осознает, что слабость его стихов - условность поэтических формул, романтическое решение некоторых тем (поэта и толпы и др.).

   В статье "Взгляд на русскую литературу 1846 года", критикуя современную поэзию, Белинский не называет Плещеева. Но его рассуждения о "маленьких талантах" относились во многом и к нему. Для Белинского в 1847 году "рефлективная" поэзия потеряла свое значение. Мученье внутренней борьбы, тоска, горечь разочарований - словом, художественная разработка душевных состояний подвергалась едкому осмеянию в его статье. Даже в поэзии Огарева он решительно осуждал "гамлетовское направление". Размышления Белинского о современной лирике оказали серьезное влияние на Плещеева. В одном из фельетонов "Петербургской хроники" он, по существу, критически переоценивает собственные стихи в своеобразной автопародии "Как испанская мушка, тоска...".

   В дальнейшем мотивы тоски у Плещеева приобретут большую конкретность и жизненную, подчас автобиографическую основу.

  

  

   Но судьба поэзии Плещеева в 40-е годы уже была предопределена. 28 апреля 1849 года Плещеев был арестован в Москве. Одним из главных обвинений против него было распространение письма Белинского к Гоголю. Военно-судебная комиссия приговорила его к четырем годам каторги, замененной "во внимание к молодым его летам" сдачей рядовым в Оренбургский линейный батальон. Так трагически завершился первый период жизни и деятельности молодого поэта, о котором он в письме к А. И. Пальму вспоминал как о "великих минутах" и лучшем и самом светлом времени. {ЦГТМ, фонд А. Н. и А. А. Плещеевых. Письмо к Александру Ивановичу <Пальму> ноября 11 <без года>. Адресат устанавливается упоминанием Кишинева, где А. И. Пальм с 1864 г. управлял отделением государственного банка. Датируется годами службы последнего (между 1864 и 1868 годами).}

   6 января 1850 года Плещеев прибыл в Уральск и был зачислен рядовым солдатом в 1-й Оренбургский линейный батальон. Через два с лишним года, 25 марта 1852 года, его перевели в Оренбург в 3-й линейный батальон. "На первых порах, - свидетельствовал сын оренбургского приятеля Плещеева М. Дандевиль, - жизнь его в новом месте ссылки была прямо ужасна". {"Минувшие годы", 1908, No 10, стр. 103.} "Годами нравственных страданий" называл сам Плещеев свое оренбургское житье. {ЛА, вып. 6, стр. 223.}

   2 марта 1853 года Плещеев, по его собственной просьбе, был переведен в состав 4-го линейного батальона, отправлявшегося в опасный и тяжелый поход в степь. Он участвует в осаде и взятии кокандской крепости Ак-Мечеть. В письме к оренбургскому приятелю он объяснял свое участие тем, что "цель похода была благородна - защита утесненных, а ничто так не одушевляет, как благородная цель". {"Минувшие годы", 1908, No 10, стр. 122.} За участие в боях он был произведен в унтер-офицеры.

   Зиму 1853-1854 года он снова проводит в Оренбурге, а весну 1854 года встречаете крепости Ак-Мечеть, переименованной в форт Перовский (ныне г. Фрунзе). В форте Плещеев пробыл два года. В мае 1856 года он получил чин прапорщика, а в декабре того же года уволился с военной службы "с переименованием в коллежские регистраторы и с дозволением вступить в гражданскую службу, кроме столиц". {М. И. Фетисов. Литературные связи России и Казахстана. М., 1956, стр. 358.} С апреля 1857 года до сентября 1858 года он служил в Оренбургской пограничной комиссии, а затем до августа 1859 года в канцелярии оренбургского гражданского губернатора.

   Важнейшим фактом в жизни Плещеева этих лет явилось его знакомство с Сигизмундом Сераковским и его кружком, в который входили замечательные представители революционной России, Украины, Польши. Сераковский, бывший студент Петербургского университета, был знаком с кружком Петрашевского, тем естественнее оказалось его сближение в ссылке с молодым поэтом. Знакомство это, по-видимому, состоялось зимой 1850 года в Уральске. Затем их дружба окрепла в Оренбурге, где они встречались с августа 1852 года по март 1853 года, а с весны 1854 до мая 1856 года они оба служат в Ак-Мечети. {См. Тарас Шевченко. Повне зiбрання творiв, т. 6. Киiв, 1957, стр. 97, 98. "Rocznik Towarzystwa historyczno-literackiego w Paryzu". Paryz, 1867, str. 103. В Уральск Сераковский был переведен осенью 1849 года и пробыл там до октября 1850 года. См. А. Ф. Смирнов. Сигизмунд Сераковский. М., 1959, стр. 18-19; ЦГВИА, "Формулярный список о службе... Сераковского".}

   Сераковский сдружил его с видными польскими революционерами-патриотами - Брониславом Залесским, революционным демократом Яном Станевичем, {О знакомстве со Станевичем свидетельствует письмо Плещеева к Барановскому от 24 февраля 1863 года: "На днях встретил здесь Станевича, приезжавшего по своим делам. Поручил вам кланяться" ("Шестидесятые годы", стр. 460). Я. Станевич - одна из самых ярких фигур польского революционно-демократического движения, в 1850 году был сослан в Оренбург. С Плещеевым встречался, судя по официальным данным, в Оренбурге в 1852-1853 годах, а с февраля 1854 по октябрь 1855 года в Ак-Мечети (ЦГВИА. ф. 395).} поэтом-демократом Желиговским (Совою) и, что особенно важно, свел с Тарасом Шевченко. В кружке Сераковского Плещеев вновь оказался в атмосфере напряженного обсуждения тех же социально-политических вопросов, которые волновали его в Петербурге. "Один изгнанник поддерживал другого, - рассказывает о кружке Залесский. - Высшим счастьем было пребывание в кругу своих товарищей. После муштры собирались часто дружеские собеседования. Письма с родины, новости, принесенные газетами, были предметом бесконечного обсуждения. Ни один не терял мужества и надежды на возвращение... Серакоский, где бы ни находился, был душою подобных объединений..." {"Rocznik Towarzystwa historyczno-literackiego w Paryzu", Paryz, 1867, str. 103, 104.} А биограф Сераковского уточнял, что здесь обсуждались "вопросы, связанные с освобождением крестьян и наделением их землей, а также отмена телесного наказания в армии". {J. Kowalski. Rewolucyjna demokracja rosyjska a powstanie styczniowe. W., 1955, str. 148.} Дружба и связи с политическими изгнанниками России, Польши и Украины помогли Плещееву сохранить присутствие духа и заставили размышлять над важными вопросами времени. В лирике Плещеева этих лет, несомненно, отразились настроения братского содружества Сераковского.

   В конце мая 1858 года Плещеев отправился с женою, урожденною Е. А. Рудневой, в отпуск в Петербург. Здесь он пробыл всю вторую половину 1858 года. Так как его стихотворения стали появляться в "Современнике" с сентября 1858 года, то очевидно, что его знакомство с Чернышевским, Некрасовым, Добролюбовым следует отнести к июню - августу того же года. {Ср. С. А. Рейсер. Летопись жизни и деятельности Н. А. Добролюбова. М, 1953, стр. 186.} Интересно, что тогда же в Петербурге находились Сераковский, Желиговский, Станевич, Шевченко и др. В редакции "Современника" появляется, таким образом, большая группа оренбургских ссыльных.

   Весной 1859 года Плещеев на короткий срок вернулся в Оренбург. Живя в семье Рудневых недалеко от Оренбурга, в Илецкой Защите, он начал переписываться с Добролюбовым, перевел трагедию Г. Гейне "Вильям Ратклифф" и посвятил свой перевод Н. Г. Чернышевскому. В Оренбурге он сближается с приехавшим туда М. Л. Михайловым и посвящает ему стихотворение "Птичка". {Знакомство с М. Л. Михайловым состоялось еще в 1856 году, во время путешествия последнего по оренбургскому краю.} В Оренбурге же начата повесть "Пашинцев", напечатанная в "Русском вестнике" (1859, No 11 и 12). Добролюбов, оценивая эту и другие повести Плещеева, писал: "Элемент общественный проникает их постоянно и этим отличает от множества бесцветных рассказов тридцатых и пятидесятых годов... В истории каждого героя повестей Плещеева вы видите, как он связан своею средою, как этот мирок тяготеет над ним своими требованиями и отношениями - словом, вы видите в герое существо общественное, а не уединенное". {Н. А. Добролюбов. Полн. собр. соч., т. II. М., 1934, стр. 242, 243.}

   Вернувшись из ссылки в Москву, Плещеев целиком отдается литературе. Однако впоследствии нужда заставляет его вновь поступить на службу. С 1865 по 1875 год он находится на службе в Государственном контроле. Жизнь Плещеева в Москве и Петербурге - это жизнь литературного чернорабочего, вынужденного тянуть невыносимую и унизительную лямку чиновничьей службы. 20 июля 1868 года он писал Некрасову: "Совсем меня исколотила жизнь. В мои лета биться как рыба о лед и носить вицмундир, к которому никогда не готовился, куда как тяжко". {Литературное наследство, т. 51-52. М., 1949, стр. 443 (в дальнейшем сокращенно - ЛН).}

  

  

   1856-1858-е годы ознаменовались большими переменами и в журналистике, и в общественно-политической, и в литературной жизни. Созревание после Крымской войны революционной ситуации привело к обострению классовой борьбы и идейному размежеванию. В эту пору, в 1856 году, после десятилетнего перерыва, в либеральном "Русском вестнике" появляются стихотворения Плещеева. Одновременно он печатается в "Русском слове" (1859-1864), "Современнике" (1858-1866), "Времени" (1861-1862), газетах "Век" (1861) и "День" (18611862), в "Московском вестнике" (1859-1860). Кроме того, появляются его повести и большое количество критических статей и рецензий. {См. нашу статью в кн. А. Н. Плещеев. Стихотворения. "Библиотека поэта", Малая серия. Л., 1957, стр. 16-17.} В 1858, 1861 и 1863 годах выходят сборники его стихотворений.

   Но главным журнальным пристанищем Плещеева с 1858 года стал "Современник". В нем он печатает повести, статьи, переводы и стихотворения. Характерно, что цензура не раз обращала внимание именно на повести и стихи Плещеева. {См. В. Евгеньев-Максимов. "Современник" при Чернышевском и Добролюбове. Л., 1936, стр. 238.} В "Современнике" поэт участвует до самого его закрытия в 1866 году. В своих письмах он заявляет о своем безоговорочном сочувствии программе журнала Некрасова, статьям Чернышевского и Добролюбова. В письме к последнему от 15 апреля 1860 года он пишет, что хочет печататься в "Современнике", "направлению которого принадлежат все мои симпатии". В письмах к великому критику Плещеев говорит о своем желании энергично участв