Главная » Книги

Скалдин Алексей Дмитриевич - Новые документы из архива А. Д. Скалдина

Скалдин Алексей Дмитриевич - Новые документы из архива А. Д. Скалдина


1 2 3


Новые документы из архива А. Д. Скалдина

Публикация Т. С. Царьковой

  
   Институт русской литературы (Пушкинский дом)
   Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1998-1999 год, С.-Петербург, 2003
   OCR Ловецкая Т. Ю.
  
   Алексей Дмитриевич Скалдин (1889-1943) продолжает оставаться одним из самых "загадочных", "потаенных" писателей XX века. При его жизни увидели свет лишь две значимые для него книги: в 1912 г. сборник стихотворений, вышедший в издательстве "ОРЫ" с посвящением "Вячеславу Иванову, брату", и в октябре 1917 г. роман "Странствия и приключения Никодима старшего". Первая попала под критический обстрел поэтов-акмеистов1 и была удостоена только одной положительной рецензии.2 Вторая, ныне признанная как "последний шаг прозы серебряного века, последняя его вершина"3 из-за надвигавшихся исторических событий вообще не стала предметом публичного обсуждения современников, лаконичные и более развернутые оценки ее находим в основном в письмах к автору друзей и литераторов (А. Г. Архангельского, Ф. Сологуба, Л. Гумилевского, М. О. Гершензона, В. И. Иванова, Н. В. Кузьмина и др.).
   Скалдин много писал после Октябрьской революции, но опубликовать ему удалось лишь несколько статей и детских книжек.4 В 1924 г. он представил в издательство "Время" роман о Григории Распутине, написанный на документальной основе, но через год забрал рукопись и продолжил над нею работу. Как явствует из писем 1938-1939 гг., он читает новую редакцию романа в литературных домах Москвы и Ленинграда. В одном из своих последних писем к Р. В. Иванову-Разумнику (РО ИРЛИ, ф. 79, оп. I, No 326) Скалдин перечислил все, что он написал в своей казахстанской ссылке, куда попал по приговору "тройки" в 1933 г. за принадлежность к "контрреволюционному идейно-организационному центру народнического движения". Это были: "Роман о Распутине" - построенный на рассказах людей, много о нем знавших, "Колдуны" - роман о деревне, о ее истории, начиная с 1840-х гг., "Повесть каждого дня" - лирический роман о любви человека, которому любовь "никак не удается", "Чудеса старого мира" - роман о взаимоотношениях русского человека с зарубежным миром, "Третья встреча" - роман как бы о будущем, но в формах совершенно настоящего. Кроме того, повести "Авва Макарий", "Неизвестный перед святыми отцами", "Сказка о дровосеке с длинным носом". Общий объем написанного в Алма-Ате автор определил примерно в четыре тысячи страниц или в 170-180 печатных листов. Напомним, что наборы двух более ранних книг Скалдина - "Вечера у Мастера Ха" (новеллы) и "Архитектура деревянных церквей Саратовской губернии" - были рассыпаны во время первого ареста 1922 г.
   Поиски литературного архива писателя в России в основном можно считать завершенными. Архив не был конфискован при третьем, последнем, аресте Скалдина в июне 1941 г. В документах Министерства внутренних дел Республики Казахстан сохранилась подробная опись имущества, находившегося в маленькой подвальной комнате, которую занимал в последние годы Скалдин. Все имущество было передано на хранение его последней возлюбленной, матери его дочери, Нине Соколовой и ее мужу Василию Пудовкину. В описи наряду с бытовыми вещами ("галоши - 2 пары, одна из них новые, простыней - одна" и т. п., всего 95 пунктов) числится: "Книги и разная переписка - двадцать тюков, журналы разные - шесть тюков, книги разные - десять связок" (справка из Министерства внутренних дел Казахстана). Вероятно, эти чужие вещи - письма, дневники, художественные рукописи уже ушедшего из жизни человека - были помехой в быту живых, загромождали и их, тоже небольшую комнату, и они избавились от ненужного "хлама", предав его огню. Еще при жизни Скалдина его дочь Марина в одном из писем к своему другу так характеризовала отношение отца к его черновым тетрадям: "...я знала, что для отца эти рукописи - все! ... то, что ему дороже всего на свете!".5
   Другая часть архива была оставлена Скалдиным на хранение брату - художнику Георгию Дмитриевичу Скалдину, проживавшему в Ленинграде, в Доме ученых (на улице Халтурина, 27). Но в блокаду обессилевший от голода Георгий Дмитриевич сначала вынужден был, бросив свою квартиру, перебраться на Васильевский остров и жить там в семействе Верховских, а затем эвакуироваться из Ленинграда. Его племянница, дочь Скалдина Марина, ранее дяди, в 1944 г., вернувшаяся из эвакуации в Ленинград, навестила квартиру на улице Халтурина и нашла ее разоренной и разворованной. Сама Марина с полуторагодовалой дочерью тоже отправилась в тяжелую эвакуацию, которая едва не стоила ей жизни при зимнем переходе с ребенком на руках через Кавказский хребет, и в конечном итоге привела к ранней смерти по возвращении. То, что оставалось в Детском Селе (улица Революции, дом 1, квартира 1 - последний адрес семьи Скалдина), погибло во время оккупации.
   Проживавшая в городе Славянске младшая сестра Скалдина Валентина Дмитриевна Столбина, взявшая на свое воспитание его и Нины Соколовой дочь Миру, спасаясь от немцев, тоже была вынуждена бросить свой разбомбленный дом и скитаться с маленьким ребенком по чужим краям долгие военные годы. Она, как и Марина, жертвуя всем приемной дочери, подорвала здоровье. Тетя и племянница умерли в один год - 1947. В 1951 г. был арестован муж Валентины Дмитриевны, приемный отец Миры - Виталий Прокофьевич Чигиринец.
   Таким образом, искать архив Скалдина в разоренной войной и бесконечными репрессиями стране оказалось малорезультативным занятием. Однако на Севере, в Архангельске, жила старшая сестра Скалдина Евгения Дмитриевна. Не получив никакого высшего образования (все Скалдины - самоучки), она работала швеей, а в Первую мировую войну была сестрой милосердия. Тем не менее, Евгения Дмитриевна лучше других родственников смогла оценить и интеллектуальный потенциал, и писательский дар брата. В свою очередь и он выделял из всей семьи по уму именно эту свою сестру, о многом советовался с нею в письмах, излагал свои менявшиеся представления об общественном и семейном устройстве. Евгения Дмитриевна сохранила для дочери Скалдина Миры письма брата к ней, отдельные страницы дневников, авторизованную машинопись большой подборки стихотворений и беловую рукопись повести "Хорошие хозяева", к сожалению, обрывающуюся на полуслове. В различных фондах РО ИРЛИ и Саратовского исторического архива нам удалось найти еще несколько документов, писем, стихотворений, относящихся к тем или иным периодам жизни Скаддина.
   Для того, чтобы суммарно представить все, что осталось ныне из рукописного наследия писателя, следует назвать его личный фонд в Российском государственном архиве литературы и искусства, письма к Вяч. Иванову (Российская государственная библиотека), несколько писем, хранящихся в Российской национальной библиотеке, и семейные документы, принадлежащие внучке писателя Наталии Константиновне Гринберг.
  
   Первая группа публикуемых ниже материалов непосредственно связана со служебной деятельностью Скалдина в Саратовском Губоно в 1921-1922 гг. Она теснейшим образом примыкает к его более ранним статьям об искусстве, опубликованным в саратовском журнале "Художественные известия" (1919 г.), и проливает свет на его неординарную культурную и политическую позицию, которая фактически и послужила причиной первого ареста.6
   Читая эти служебные записки и тезисы докладов о роли культуры при новой экономической политике, надо иметь в виду их "эзопов язык". Будучи администратором городского и губернского масштаба (в ведении Скалдина в это время были все театры, все "зрелищные заведения": кино, филармония, цирк; кроме того, он заведовал Радищевским (художественным) музеем), Скалдин был обязан демонстрировать свою лояльность новой власти, но при этом не мог отказаться от своей любимой идеи, которой служил всю жизнь, - необходимости поддерживать (в том числе экономически) и защищать старую классическую культуру. Несмотря на трескучую политическую фразеологию, которая даже чрезмерно "топорщит" стиль этих документов, эта идея прочитывается между строк, она в действиях, которые Скалдин предлагает власти и истинный смысл которых был вскоре разгадан его политическими противниками, что и привело к открытой травле и призывам применить "высшую меру".
   Второй комплекс документов касается следующего периода жизни Скалдина. Это годы, проведенные в Ленинграде между освобождением из саратовской тюрьмы (лето 1923 г.) и новым арестом в январе 1933 г. Это было совсем другое время - тихое, сначала безработное, приводящее в отчаяние: ведь Скалдин должен был содержать семью - жену, дочь и падчерицу. Потом были и взлеты, но не столько творческие (это всегда "потаенно"), сколько внешние. Пока была разрешена коммерческая деятельность частных и кооперативных книжных издательств, Скалдин в течение нескольких лет зарабатывал на жизнь разъездной книжной торговлей. Благодаря этим занятиям он объездил всю страну, месяцами жил и путешествовал по Сибири, Дальнему Востоку, работал на Дону и в Закавказье. В этих странствованиях он собирал материалы для своих будущих романов. Тогда же у него появились необычайно ценные коллекции документов и записей рассказов о старце Федоре Кузьмиче и иностранных автографов. В 1939 г. Скалдин передаст и продаст за бесценок эти и многие другие материалы в московский Литературный музей (что и станет основой его личного фонда, переданного затем в РГАЛИ) и в ленинградскую Публичную библиотеку.
   19 января 1939 г. "Правда" писала: "На днях рукописный отдел библиотеки им. Салтыкова-Щедрина пополнился новыми ценными документами. Библиотеке удалось приобрести у частного лица около 100 рукописей знаменитых писателей, композиторов и политических деятелей (XVIII-XIX веков). Часть этих автографов еще нигде не была опубликована. Среди приобретенных рукописей много писем и записок Вольтера, Мирабо, Робеспьера, Шатобриана, Вальтер-Скотта, Беранже, композиторов Россини и Вебера. Большой интерес представляют также имеющиеся в этой коллекции письма Наполеона I, а также письма французских королей Франциска I и Генриха IV, герцога Гиза и других". В датировке документов "Правда" ошиблась на три столетия. "Книга для записи поступлений документальных материалов за 1938-1939 гг." Публичной библиотеки раскрывает имя "частного лица": "Куплено отд. комплектования у гр. Скалдина А. Д.".
   Этот период представлен в нашей публикации стихотворениями "Петербург" (1924 г.) и "Сибирь" (1929 г.), а также черновой рукописью незавершенной статьи "Ленин и культура" (рукописи находятся в РГАЛИ и РО ИРЛИ). Статья не датирована. Вероятно, она писалась вскоре после смерти Ленина, на что указывает речевой оборот: "над свежей могилой". Как во всех статьях Скалдина, событие, личность - лишь отправная точка, повод для изложения своей философской идеи; в этом случае - обоснования утверждения: культура вступила в фазу коллективного творчества, теперь значительный результат не может быть достигнут одиночкой, пусть даже гениальным. Мысль, созвучная времени, определяющая время, но не вполне совпадающая с жизненной позицией Скалдина; может быть, именно поэтому статья осталась незаконченной и неопубликованной.
   28 октября 1929 г. в один день с Д. Хармсом Скалдин был принят во Всероссийский Союз писателей. Интересно, что и исключают их из Союза, уже сменившего свое название, почти одновременно: Хармса в январе 1932 г., а Скалдина, вероятно, несколькими месяцами ранее.7 В том же фонде, что и публикуемый "Протокол No 3", хранится анкета Скалдина на перерегистрацию, которую он заполняет в мае 1931 г. А в протоколе от 16 января 1932 г. факт его исключения подтверждается. Включение в такой список исключенных способно составить честь любому писателю той эпохи. Здесь и Введенский, и Клюев, и Туфанов. Вскоре все они будут арестованы, погибнут или будут высланы из Ленинграда, окончат свои дни вдали от города, от отторгнувшей их официальной литературы.
  
   И, наконец, последняя группа публикуемых документов относится к позднему периоду жизни Скалдина. Это обрывочные, чудом сохранившиеся дневниковые записи 1934-1941 гг. (РО ИРЛИ). Надо полагать, что дневники Скалдин вел в Алма-Ате аккуратно на протяжении всех восьми лет. Об этом говорит четырехзначная авторская нумерация в правом верхнем углу листов из разъятых регистрационных ("амбарных") книг большого формата. Девятнадцать фрагментов не дают возможности составить полное представление о характере дневников. Сохранившиеся записи разноплановы: это и бытовые зарисовки из жизни тогда глухого провинциального города - Алма-Аты, впечатления от просмотренных фильмов и дискуссий, развернувшихся на страницах столичных газет, фиксация черт характеров окружавших Скалдина людей, и воспоминания, и саморефлексия, и беллетризованные заготовки для будущих произведений. Имен людей, близких литературных кругам, в этих фрагментах немного: Н. В. Недоброво, Л. К. Чичагова (Гребенщикова), Я. П. Гребенщиков. Возможно, их немного было и во всех дневниках Скалдина - у него к тому времени был опыт двух предыдущих арестов, и как следствие могла появиться необходимая осторожность. И все-таки эти случайно сохранившиеся записи, нерассчитанные на чужое восприятие, безыскусно и подлинно, без героического пафоса передают атмосферу тягостной предвоенной эпохи и личного противостояния ей. В этом контексте неслучайно то, что последняя запись, сделанная за две недели до начала войны и за три до рокового, смертоносного ареста, обращена к далекому прошлому и к самым дорогим людям - родителям.
  
   1 Пренебрежительные оценки книги находим в обзорах новых книг: Гумилев Н. [Ред.]//Аполлон. 1913. No 3. С. 75; Городецкий С. [Ред.]//Гипеборей. 1913. No 4. С. 27-28.
   2 Недоброво Н. В. А. Скалдин. Стихотворения. [Ред.]//Русская молва. 1913. 31 янв.
   3 Крейд В. О Скалдине и его романе//Юность. 1991. No 9. С. 4.
   4 В 1919 г. Скалдин сотрудничал в саратовском журнале "Художественные известия". В 1928-1931 гг. в Ленинграде выходят его детские книжки: "Чего было много", "Раскваси", "За рулем", "Колдун и ученый".
   5 Письмо М. Р. Вальтер Г. М. Берковскому от 17 мая 1939 г. (Частное собрание).
   6 Об этом подробнее в нашей публикации: Царькова Т. "Скалдиновщина": Саратовский период жизни писателя А. Д. Скаддина//Лица. СПб., 1993. Вып. 5. С. 460-486.
   7 В РО ИРЛИ сохранился черновик протокола заседания Комиссии по перерегистрации членов ЛО ВССП от 4 июля 1931 г., в котором фамилия "Скалдин" фигурирует в рубрике "Выяснить". Напротив фамилии - карандашная помета "Вывести". За указания по фонду 291 приношу благодарность его обработчику Т. А. Кукушкиной.
  
  
  

1. ТЕЗИСЫ К ДИСКУССИОННОМУ ДОКЛАДУ

"ИСКУССТВО И НОВАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА"

  
   Разграничение понятий о двух видах искусства: искусстве возникновения и искусстве передачи. К первому виду относится непосредственное авторское творчество, не связанное с вопросом о заработной плате, хотя иногда и эксплуатируемое ("Божественная комедия", "Война и мир", "Фауст", лирика в большинстве случаев. Тютчев, Фет и вообще все произведения такого порядка, где стимул заработной платы хотя и присутствует, но не первенствует и которые появились бы и без этой платы. Сюда же относится и все народное эпическо-лирическое творчество). Художник-творец не связан своим ремеслом, он может производить, занимаясь и другими делами, если даже обречен искать заработка.
   Второй вид всегда связан с вопросом о заработной плате, следовательно - со всякой экономической политикой.
   При обсуждении вопроса о влиянии какой бы то ни было экономической политики на искусство приходится иметь в виду искусство передачи. На искусство возникновения всякая экономическая эпоха может влиять только контекстом переживаний - искусство в эпохе ищет образов, но ищет критически и потому находит не только героев, но и карикатуры. Отсюда сатира.
   При обсуждении влияния прежней экономической политики на искусство передачи сперва приходится обращать внимание только на хорошие стороны этого влияния, ибо дурных как будто и не было. (Первоначально было: ибо дурных <нет>.) Прежняя экономическая политика, понимая всякого члена общества как нечто однотипное и по отношению к искусству, приняло систему типизации, причем система эта в своих свойствах характеризовалась как система несомненного облагораживания - мещанство и пошлость изгонялись из искусства, как и из жизни. Но это только на словах в искусстве, как на словах и в жизни - спекулянт и мелкий буржуа все равно отовсюду лезли. Они вошли в плоть и кровь государства и партии и всюду заявляли о своем существовании, искажая принципы великой государственной программы.
   Суть новой экономической политики заключается в том, что существование этого спекулянта и буржуа не замалчивается, но он из экономического расчета не вычеркивается безусловно (раньше так практиковалось и это было колоссальной и вредоносной ошибкой), что ныне учитывается как реальная хозяйственная сила, с которой хотя и необходимо в общей программе вести борьбу, но иными средствами, чем практиковалось до сих пор.
   С признанием факта хозяйственного существования мелкого буржуа борьба с ним начинает применять средства близкие и понятные - между прочим и хозяйственный расчет. Одно из первых правил хозяйственного расчета: за свободное наличие хозяйственных единиц (денег) приобретать лучший по качеству в наибольшем количестве товар. Это правило переносится на все основания в общественной жизни. Поэтому и искусство в государственном масштабе покровительствуется и проводится лишь в том случае, если отвечает этим требованиям.
   Но это в принципе. На самом деле искусство передачи отделяется от правящего государственного организма и предоставляется самому себе. Разумеется, временно, т. к. государственная власть, отступая на готовые позиции, многое из своего багажа скидывает. Скидывая, основывается в рассуждениях на хозяйственной целесообразности и на хозяйственном расчете. А искусство все менее чувствуется как потребное государству в его теперешнем положении (потребное не только как средство агитации, но вопрос использования его агитационного средства тоже плохо разработан) - то оно скидывается первым.
   Перевод искусства передачи на чисто хозяйственный расчет с соблюдением принципа облагораживания - невозможен. Причина кроется в том, что рабочий класс своего искусства еще не создал и следовательно даже при большой своей мощности не может несозданное поддерживать, за отсутствием реального объекта, требующего поддержки. Мелкий же буржуа имеет собственное отношение к искусству и на искусство облагороженное не ловится, не идет, желая создавать и поддерживать свое. К сожалению, ему есть что поддерживать в противоположность рабочему классу.
   Встает дилемма: нужно ли государству мелкобуржуазное искусство (а рабочего нет) или не нужно. Как органу программному, принципиальному - конечно, не нужно. Но постольку поскольку государство допускает мелкобуржуазную жизнь со всем ее укладом - допускается и доля искусства в <этой жизни>.
   За государством же остается право хозяйственной эксплуатации роли искусства в этой жизни (как и во всех других частях уклада). Но так как в мелкобуржуазной свободе таятся грозные опасности и она должна быть ограничена - необходимо ограничение и опасности искусства. Лучше всего применять здесь ограничение не запретительное, а ограничение путей фетиширования некоторых понятий. Великие имена прошлого мелкой буржуазии чужды, но они для нее являются фетишами, она никогда не посмеет от них отказаться. И желательно, и необходимо использовать их для ее морального ограничения. Но возможность беды заключается в том, что нарастает у нас мелкая буржуазия американской расы - без великих традиций - на нее великими именами уже не подействуешь.
   В общем же политика государства по отношению к искусству передачи в применении его к мелкобуржуазной среде должна выражаться в эксплуатации при помощи этого орудия хищнического класса.
   Говорить же о создании нового искусства в связи с новой экономической политикой сейчас нельзя. Возможность этого появится, когда рабочий класс, вынужденный сейчас вести отступления на многих участках, остановится, закрепится и осознает то, что ему нужно будет делать в новом положении. Сейчас ему решительно не до того, не до творчества возникновения было всем нашим художникам-творцам в пережитые нами войны и революции.
  

(Государственный архив Саратовской области, ф. Р-841, оп. 1, No 32, л. 12-16. Далее: ГАСО).

  
  
  

2. САР<АТОВСКОЕ> ГУБОНО

Доклад по Художественному Отделу

  
   А. Общий план работы.
   При исхождении из тезисов "Художественной Политики", к сему прилагаемых, практический план работы по Губернскому Художественному Отделу сводится к следующему:
   Прежде всего укрепляется материальная база для идейной плановой работы. Укрепление это сводится к хозяйственной постановке дела и к возможному использованию искусства как объекта обложения, поскольку оно стремится обслуживать мелко-буржуазную массу и слой спекулянтов.
   Под идейно-плановой работой мыслится поощрение и способствование развитию в искусстве течений, коим свойственно расслаивать мелкобуржуазную массу (Пролеткульт, левые течения, последователи символистов и т. п.), а также использование технических сил искусства для подъема культурного уровня масс и внедрение в сознание их представления о задачах эпохи.
  
   Б. Отсюда общий план разбивается на отдельные русла искусства и определяются задания по работе на три месяца (октябрь-декабрь 1921 г.).
  
   I. Театральная политика.
   1) Определение количества и рода театров, допустимых в Саратове. В расчет входят, как социальный состав населения, так и материальное его благосостояние. Последнее определяет качественную сторону дела.
   2) Разграничение функций театров (несмешиваемость репертуарного материала).
   3) Определение примерного репертуара, могущего служить в общем своем составе и средством просвещения масс, и источником безубыточной эксплуатации одновременно.
   4) Перевод существующих театров на принцип действительного самообслуживания.
   5) Установление заинтересованности администрации театров в их доходности, художественности и хозяйственной высоте.
   6) Для губернии - учет театров, работающих в городах, радикальная чистка их в смысле состава и репертуара и перевод на доходное самообслуживание.
   7) То же для губернии - использование безработных актеров лучшей квалификации для создания разъездной труппы.
  
   II. Музыкальная политика.
   Устройство доходных концертов и обложение концертных вечеров всякого рода с целью создания денежного фонда для серьезной музыкальной работы просветительного характера <с> лекциями и демонстрированием.
  
   III. Литературная политика.
   1) Устройство платных литературных вечеров для изыскания средств на поддержку учебной работы молодежи в "Литературных Мастерских" и в Пролеткульте и для просветительно-издательского отдела.
   2) Устройство литературных вечеров в память писателей.
   3) Оживление основанного по весне "Дома Печати" с тем, чтобы довести его до положения центра всей умственно-общественной работы в Саратове.
  
   IV. Изобразительные искусства.
   1) Просветительно-художественная работа через лекции и экскурсии.
   2) Систематическое развитие типа двух работающих студий внешкольного характера.
   3) Проведение ряда художественных ремонтов как источника материальных средств для ИЗО.
   <4)> Работа по фото-кино.
   Неослабный ремонт фильм и составление новых из остатков старых (частично это возможно).
   Упрочение хозяйственной стороны кино.
   Неослабное наблюдение за текущими событиями и фотографирование их.
  
   V. Общая работа по отделу.
   Совместная с профсоюзом работа по квалификации работников и выделение через эту работу из рядов работников любительского и кустарного типа.
   2) То же с Союзом - локализация заданий отдельным работникам для подъема производительности.
   3) То же с Союзом - работа по фактической централизации управления художественным делом в губернии.

Зав. Художественным отделом А. Скалдин.

Саратов. 24.Х.21.

   (ГАСО, ф. Р-841, оп. 1, No 32, л. 34-35 об.).
  
  
  

3. ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ПОЛИТИКА

  
   Оформляя свою связь с искусством при условиях новой экономической жизни, Республика, Государственные руководящие органы должны считаться с течениями, существующими в искусстве, и уметь использовать их в целях государственного строительства.
   Основные течения определяются следующим образом:
   а) группа консервативных устремлений, считающая, что все достижения искусства были в прошлом, и нам остается только хранить заветы этого искусства прошлых времен и питать ими скромную художественную жизнь, возможную в настоящем
   б) группа коллективистических устремлений, строящая свою идеологию на внеклассовом принципе, но считающая, что в рабочей и духовной организованности человечества таятся новые возможности большого искусства
   в) группа рабоче-классовых (пролетарских) устремлений, утверждающих, что раз человечество на путях своего развития подошло к практическому разрешению проблемы о пролетарском государстве - истинным отражателем духовной жизни современности может быть лишь искусство, родственное духу борцов за эту идею, т. е. искусство классовое, рабочее.
  
   Первая группа по духу своему и по оставшимся за ней историческим задачам связана с классом мелкой буржуазии, т. е. с той экономической силой, на которую Республика смотрит как на допустимую в жизни страны, но лишь в пассивной роли.
   Вторая группа находит своих идеологов и творцов в рядах тех промежуточно-классовых людей, которые не принадлежат к коммунистической партии, в то же время, не хотят идти вместе с мелкой буржуазией.
   Третья группа - это группа партийных работников в области искусства, ищущих разрешения проблем его непосредственно в классовом своем сознании.
   Уже самой фиксацией значения этих трех групп предначертывается отношение к ним Государственных органов, т. е.
   а) Первая группа, как всегда склонная к совершенному измельчанию (эпигонству) и моральному растлению, хотя и допускается в жизни страны на правах работающего организма, но лишь под строгим моральным контролем власти. С экономической стороны учреждения, обслуживающие запросы мелкой буржуазии в области искусства, рассматриваются как источники государственного дохода (каналы обложения) и только в случае хотя бы некоторой доходности поддерживаются Государством.
   Переходное время текущих месяцев переустройства линии Государственного фронта диктует по отношению к этой группе некоторые послабления в отношении определения доходности.
   Технические средства группы используются Государством наравне с техническими средствами промышленных и торговых групп,
   б) Взаимоотношения Государства со второй группой определяются ее происхождением: являясь наиболее жизненным ответвлением мелкобуржуазной массы - для Государственного строительства [и даже коммунизма], она служит залогом [возможности] перевоспитания этой массы в духе коммунистическом, ибо масса может быть или коммунистической или мелкобуржуазной, но в промежуточном состоянии [пребывать] не может, и ее отношение ко второй группе - это лишь отношение ученика к педагогу.
   Вторая группа как ушедшая от мелкой буржуазии и потому не пользующаяся материальной поддержкой с ее стороны, в то же время необходима Государству, как средство, расслаивающее мелкобуржуазную массу, в своей работе пользуется значительной поддержкой со стороны Государства.
   Третья группа еще только начинает жить, но мы твердо знаем, что в области Искусства, как и в области государственной жизни, она должна произвести огромнейшие изменения, ибо экономические течения и их идеология идут вместе одним руслом. Конечно, не приходится говорить, что всякая серьезная работа в отношении развития этой третьей группы - встречает всемерное содействие и понимание со стороны Государственной власти.
  
   (ГАСО, ф. Р-841, оп. 1, No 32, л. 32-33 об., 36). |
  
  
  

4. ЛЕНИН И КУЛЬТУРА

  
   Когда к нему начинаешь присматриваться, впечатление такое, будто к искусству - одной из главнейших сторон культуры - у него не было личного отношения. Особенно же не было к тому, что принято называть искусством изобразительным.
   Правда, как журналист и оратор, он умел показать на деле свои знания в искусстве слова, хотя и говорил, что в этом он не знаток и разбираться в тонкостях словесного мастерства не его дело. Но об архитектуре, скульптуре, живописи, театре всегда молчал, или же упоминая эти отрасли художественной работы, касался их вскользь, не по существу, только в связи с другими вопросами, которые он разбирал.
   Печать гениальной всесторонности на Ленине была. В этом сходятся почти все, даже его враги. Если только они не ослеплены окончательно злобой к нему, как к руководителю рабочего класса, или не хотят сводить с ним лично свои мелкие житейские счеты, может быть и очень для них глубокие и больные, но именно мелкие вследствие личного характера этих счетов.
   Достоевский определял: "Оригинал это тип", то есть хотел сказать, что все наиболее интересные и значительные черты характеров людей той или иной эпохи могут собираться, как лучи в фокусе зажигательного стекла, в одном человеке, с особенной силой подчеркиваться в нем и через то делать этого человека оригинальным. Пожалуй, определение типичности по Достоевскому усилится, если сказать: "Гений - это тип".
  

- - -

  
   Если же на Ленине эта печать была, то и невозможно думать, чтобы у него не было хотя и скрытого, но прямого отношения к такой важной части человеческого творчества, как искусства изобразительные, то есть к умению делать самые вещи. Вопрос об этом вошел в глубь сознания рабочей массы, для нее это не пустой и не чужой вопрос и было бы странно, если бы мы не видели Ленина здесь вместе с тем, чьим вождем он был по праву, как лучший сын от их плоти и крови.
   Когда Ленин писал или говорил (особенно когда говорил), в его словах, в том, как он строил фразу и речь, как высказывал мысль, всегда с силою выступала одна сторона: крайняя экономность, даже почти скупость в расходовании мыслей и слов. В живых речах его эта особенность даже производила такое впечатление, будто он вбивал свои мысли в головы слушателей, и среди ораторов был не сладкогласным певцом и не восторженным проповедником, а молотобойцем, у которого руки, как машина, и сердце вместе с ними тоже подобие машины, то есть сам-то и не загорался будто, но из-под молота его языка летели снопы ослепляющих искр.
   Таков был он - экономный, расчетливый и действующий только наверняка хороший мастер в кузнице человеческого завода, того завода, где выделывают ныне людей; математик инженерской складки, то есть не такой, что гадает по звездам, а такой, что в малых вещах, находящихся прямо под руками, ищущий полезное, нужное, применимое к самой жизни. Этим кузнецом еще долго будут заниматься историки, писатели и другие. Могила Ленина останется свежей, на очень долгие годы.
   Связь Ленина с культурой и ее высшим проявлением - искусством следует искать, если можно так выразиться, в соотношении между типичностью лица покойного вождя и типичными чертами нашей культуры, причем под нашей культурой надо понимать не какую-нибудь так называемую Европейскую культуру, а сумму всех культур вообще, как уже исчезнувших с земли и только оставивших нам свои памятники (вроде египетской или перуанской), так и живых, но пока еще чуждых нам (вроде японской или индийской). Подобное объединение культур особенно важно для выяснения нашего вопроса потому, что Ленин был поистине вождем всемирного пролетариата, голос его был слышен не только в России, но в Индии и в Японии и даже там, где, как в Египте или Южной Америке, бедные потомки прежних пышных царств питают свои творческие желания обломками культур, созданных предками.
   И когда взглянешь на совокупность всех культур, бывших и существующих - одна черта рисуется во всех них наиболее определенно и удивительно; эта черта может быть названа для простоты: неэкономным и несоразмерным расходованием творческих сил и вещественного материала. Особенность действительно странная. Некоторые исследования, видя непомерное художественное богатство человеческих культур в прошлом и считая все, чем сейчас в своей культурной жизни питаются теперь не только Европа, но и Азия, за излишки добытого в прошлом, склонны утверждать, что как азиатские, африканские и американские народности пришли к закату, так идет к своему закату и Европа (наиболее ярким проповедником этого взгляда является Шпенглер,1 выпустивший в Германии книгу, говорящую именно об этом закате). Однако это вовсе не так. Человечество вовсе не собирается складывать свои кости на земном шаре - просто, развиваясь, оно подошло к крайнему кризису и хочет, подобно змее, переменить кожу.
   А прежняя кожа была личной, индивидуалистической, еще и сейчас многие культурные и научные работники считают, что те задачи, которые им приходится ставить, они должны ставить только в пределах своих собственных способностей, только перед собою. Короче говоря, судят так, похоже вот на что: "Если что сделается, то лишь то, что я сумею сделать".
   И это "я сумею сделать" на протяжении человеческой истории, особенно за последние 6-7 столетий существования человечества и особенно в Европе, все определеннее и определеннее вело старые культуры к неразрешимым вопросам, так как, разумеется, эти вопросы не таковы, чтобы их самонадеянно могли разрешить отдельные лица, хотя бы и очень гениальные.
   Но процесс же развития человечества шел; отдельные работники культуры или просто массы накопляли одновр<еменно> с суммой знаний и сумму неразрешенных вопросов; многое отпадало в этом процессе накопления, одно за ненадобностью, другое за невозможностью как следовало бы использовать (особенно в искусстве эта невозможность использовать грандиозные процессы встречалась часто, напр<имер> у Пиранези2 или в России у Витберга3).
   Во второй половине XIX века благодаря накоплению неразрешенных и неиспользованных вопросов во всех областях человеческой культуры, в исторических науках, в естественных, в философии, в искусстве, в социальной жизни, пожалуй, как в основе всего, пожалуй и раньше, - возникает иное беспокойство за судьбы этой культуры. Чувство неудовлетворенности ее результатами растет и растет, части ее начинают отрываться одна от другой; первою уходит в сторону философия, объявляя себя наукой для науки отдельною от всех, затем строительное искусство отходит от жизни - строителем вместо архитектора становится инженер и так далее.
   Но этот отход, эти блуждения вовсе еще не ведут к гибели ни философию, ни архитектуру. Просто в подсознании массовый работник ищет новых путей.
   И вдруг архитектуру, ту отрасль культуры, которая, казалось, попала в самое безнадежное положение, совсем оторвавшись от жизни, мы находим живой и полной сил в другой области культуры, именно и возникшей в XIX веке, в том, что принято называть инженерией.
   Первое и главнейшее свойство всякой инженерии - точный расчет, как необходимого материала, так и полезного действия. Как и всегда на первых порах, многое в этом расчете внешне неуклюже ("нехудожественно", говорит художественный критик), но за этой неуклюжестью таятся огромные возможности. И тот же художественный критик уже начинает понимать, что крайняя строгость в расходовании имеющегося для художественной обработки материала и есть наиболее важное качество в художнике.
   Следом за архитектурой находит себя жизнеспособной и философия в математике; еще в XVII веке Декартом,4 одним из числа тех, кто мог видеть вперед на столетия, указывался этот путь, его потом отвергли, но процесс и тут был неизбежен: сквозь разные идеалистические блуждания к блестящей системе относительности Эйнштейна,5 о которой теперь говорят так много. И одновременно во всех других областях культуры все яснее и яснее виднеется одно и то же правило: хочешь решить встающие перед тобой задачи - прежде всего помни о точном расчете своих сил.
   И точный расчет сил во всех областях человеческого знания и работы даст одно и то же показание: это не под силу одному человеку. Нужен коллективный труд надо всем. Нужна организация этой коллективности.
   Обратимся же к Ленину.
   Думается, что не нужно подчеркивать другую сторону характера Ленина, ту, из которой вышел его призыв к мировой коллективности, точный, когда он произвел расчет социальных сил и он понял, что только в мировом масштабе социальная революция целесообразна. Необыкновенно остро он понял, какой принцип нужно положить в основу коллективистической организации Союза социалистических республик. Своеобразная работа, продел<анная> им, <при подходе> к этой проблеме останется всегда образцом политической мудрости в вопросах такого рода.
   Итак, Ленин близок к искусству потому, что он до крайности современен, он тип нашей культуры, до гениальности резко подчеркнутый.
   Успели там, в Америке, но он ближе к Америке, к успехам, чем Ам<ерике?> инженер.
  
   (РГАЛИ, ф. 487, оп. 1, No 15).
  
   1 Имеется в виду главный труд философа-идеалиста О. Шпенглера "Закат Европы", первый и второй тома которого появились в 1918-1922 гг. (русский перевод тома первого - в 1923 г.).
   2 Вероятно, речь идет о проектах итальянского гравера и архитектора Джованни Баттисто Пиранези (1720-1778), создававшего архитектурные фантазии.
   3 Витберг А. Л. (1787-1855) - русский архитектор, автор проекта грандиозного памятника-ансамбля в честь победы в Отечественной войне 1812 года. Памятник был заложен в 1817 г. в Москве, на Воробьевых горах, но не выстроен.
   4 Декарт Р. (1596-1610) - французский философ и математик, представитель классического рационализма. В философии Декарта в сущности всякое тело стало математическим, а математика (геометрия) - наукой о телесном мире.
   5 Эйнштейн А. (1879-1955) - один из основоположников современной физики. Рационализм Эйштейна нашел выражение в его взглядах на идеал физической теории, который он мыслил как единую теорию геометризованного поля.
  
  
  

5. СТИХОТВОРЕНИЯ

  
   Евгению Павловичу Иванову
  
   ПЕТЕРБУРГ
  
   Что замедляет колесницы бег, -
   Иль опускаешь ты бразды, возница?
   На черноту ветвей ложится снег,
   А призрачное небо не глядится.
  
   Пространство все охлаждено, и мера
   Уже не учит больше ничему,
   И видится притихшему уму
   За ними хитрая химера.
  
   24/ХII 23-4/I 24.
                                                     Петербург.
   (РО ИРЛИ, фонд М. С. Лесмана).
  
   Иванов Евгений Павлович (1879-1942) - публицист, детский писатель, автор воспоминаний о Блоке. Скалдин знал его по "Башне" Вяч. Иванова, Религиозно-философскому обществу, собраниям у Д. С. Мережковского. Е. П. Иванов - "человек с умом и вкусом" - упомянут в письме Скалдина А. Г. Архангельскому от 16 сентября 1916 г. как их общий знакомый (см.: РГАЛИ, ф. 3, оп. 1, No 93, л. 16-17).
  
  
   СИБИРЬ
  
   Это - не город и не деревня.
   Два оврага, река и бор;
   Мох в пазах, матерые бревна
   У преддверия гор.
  
   Булок нет и нету изюма.
   Только мясо и сено везут.
   А возле из пара и дыма
   Дорожный гуд.
  
   И вдали, как царь Монтецума
   Над золотом, где тайга и гнус,
   Сидит, наряженный в пимы,
   Седой тунгус.
  
   Но на золото снова лопату
   Через увалы, реки и лес
&nb

Категория: Книги | Добавил: Ash (11.11.2012)
Просмотров: 665 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа