Тургенев Александр Иванович - М. П. Алексеев. (А. И. Тургенев и В. Скотт)

  

   Литературное наследство. Том 91.

   Русско-английские литературные связи (XVIII - первая половина XIX века)

   М., "Наука", 1982

   OCR Бычков М. Н.

  

  

   Все описанные русские встречи и знакомства В. Скотта приходятся главным образом на 20-е годы, последнее десятилетие его жизни. Широкого распространения рассказы этих русских путешественников об Абботсфорде и его радушном хозяине в России не получили, так как исходили от лиц, в общем далеких от интересов русской литературы. Лишь один Денис Давыдов показывал Пушкину полученное им от В. Скотта письмо и много лет спустя опубликовал свой ответ на него, лишь в малой степени соответствовавший действительно посланному. Гораздо более важной в этом смысле явилась встреча с В. Скоттом Александра Ивановича Тургенева, так как она получила широкую известность не только в России, в кругу Пушкина и Вяземского, но и за границей, например в Веймаре, у Гете, которого русский путешественник заинтересовал своими рассказами об Абботсфорде и его хозяине.

   В Англии А. И. Тургенев был четыре раза: в 1826, 1828, 1835 и 1836 гг. В первый раз он отправился туда вместе с братом Николаем Ивановичем. Здесь выяснилось, что последний замешан в политическом процессе, начатом по поводу декабрьского восстания. Возвратиться в Россию Николаю Ивановичу больше не пришлось; до 1831 г. он жил главным образом в Англии, откуда переселился затем в Париж. Приезд Александра Ивановича в Англию в 1828 г. и был вызван в основном его желанием повидать брата. На этом настаивал и Жуковский: "Где ты?- писал он Александру Ивановичу в середине января 1828 г. из Петербурга.- Надеюсь, что последовал моему совету и уехал в Лондон. Если нет, то опять говорю: поезжай. Мне необходимо знать тебя там. Мне кажется, что ты много успокоишься насчет брата, повидавшись с ним не одним воображением". И когда А. И. Тургенев уже уехал из Парижа в Лондон, Жуковский вновь писал ему по поводу полученных от него писем: "Какая бездна предметов, и интересных предметов, проходит перед глазами твоими! Читая эти письма, не могу, однако, как ни жаль мне, не подумать, что время несчастия есть время и посева и жатвы для души человеческой! Как много развернулось в твоей в последнее время! А что иное жизнь, как не беспрестанное развитие?"¹⁶¹

   Действительно, как ни тревожны были обстоятельства, вызвавшие этот приезд А. И. Тургенева в Англию (ради брата и устройства его судьбы), он, как никто, во всех случаях своей жизни умел с жадностью впитывать в себя новые впечатления и доставлять себе радости новых встреч, сближений, искать предметов для удовлетворения своего любопытства. Личные дела не ослабили его интереса к английской жизни, литературе и искусству, которые он наблюдал со всей тщательностью, на какую был способен.

   Во многих отношениях путешествие А. И. Тургенева в Англию в 1828 г. по своим результатам оказалось гораздо интереснее для него, чем пребывание в этой стране за два года перед тем. Поездка 1826 г. была прежде всего очень кратковременной. Отправившись в Лондон вместе с Николаем Ивановичем в конце января, он покинул Англию через месяц (3 марта), решив отправиться в Россию для выяснения своих служебных дел и положения братьев. Знакомства, которые тогда завязал Александр Иванович, почти не выходили из круга людей, так или иначе причастных к русскому посольству. В 1828 г. положение значительно изменилось. Получивший большую известность в парижских салонах как блестящий собеседник, очень расширивший во Франции круг своих личных знакомств, из которых иные прямо вели в Англию, А. И. Тургенев получил возможность гораздо более широкого общения с людьми, да и поездка на этот раз была значительно более продолжительной: он пробыл в Англии без малого год и успел за это время сделать действительно множество интереснейших наблюдений.

   Для нас существенно еще одно обстоятельство, оказавшееся во многих случаях решающим в истории английских встреч А. И. Тургенева в 1828 г. Николай Иванович, как мы уже упоминали, все это время находился в Англии, оказавшись в положении государственного преступника и эмигранта¹⁶². В 1826-1827 гг. он был настолько близок ко многим виднейшим деятелям английской либеральной оппозиции, что об этом получены были сведения и в Петербурге. Еще в начале апреля 1826 г. английский посол доносил своему правительству о беседе с Николаем I, в которой царь коснулся, между прочим, Н. И. Тургенева, "серьезно замешанного в недавнем заговоре; ему удалось скрыться в Англию, где он теперь и находится". "Император заявил мне,- пишет посол,- что это лицо в настоящее время является гостем и излюбленным соучастником в делах лорда Голланда, г. Брофэма <т. е. Брума, Brougham Henry, Lord Brougham and Vaux; 1778-1868> и (я полагаю) сэра Джона Макинтоша и что он пользуется симпатией и защитой этих господ в качестве страдающего русского патриота". Император шел дальше; упоминая об этом факте английскому посланнику, Николай I, несомненно, хотел внушить мысль о небезопасности дальнейшего пребывания Н. И. Тургенева в Англии, намекал "на возможность для Тургенева принести значительный вред, воспользовавшись современным критическим положением с целью распространения революционных идей в тех частях Англии, где ощущается нужда и (как полагает император), может быть, и недовольство"¹⁶³.

   Эти бесцеремонные предупреждения были направлены к тому, чтобы склонить английское правительство к выдаче "государственного преступника" Н. И. Тургенева русскому правительству; по этому поводу возникло в Англии целое дело, не увенчавшееся, впрочем, результатами, на которые надеялся Николай I. Сведения о Николае Ивановиче, дошедшие в Петербург до самого императора, были верны: Н. И. Тургенев действительно близок был к тем представителям оппозииции, которые названы Николаем I. Знакомства Н. И. Тургенева в Англии в 1826-1827 гг. были обширны и очень интересны. Кроме Брума, лорда Голланда, Макинтоша, он навещал Бентама, а живя в Эдинбурге, встречался с Томсоном, Дальтоном. "Дневник" Н. И. Тургенева времени его жизни в Англии, до сих пор, к сожалению, не изданный, дает очень неполные указания по этому поводу, тем более что он обрывается записью от 5 июня 1827 г.; но у нас есть другие данные, подтверждающие прочность знакомств Николая Ивановича именно среди представителей английской оппозиции¹⁶⁴.

   Приезд Александра Ивановича Тургенева в Англию в 1828 г. открыл для него прежде всего двери гостиных знакомых и друзей его брата. В одном из своих более поздних заграничных писем (1835) по случайному поводу А. И. Тургенев, между прочим, вспоминал о своем знакомстве с сэром Джемсом Макинтошем (Sir James Mackintosh, 1765-1832), тогда уже покойным, тем самым, на близость к которому Николая Ивановича указывал английскому посланнику русский император.

   Макинтош в 20-х годах пользовался в Англии большой известностью; он знаменит был своим ответом на "Размышления о французской революции" Бёрка, незаконченной "History of the Revolution in England in 1688" и книгой "Discourse on the Law of Nature and Nations...". А. И. Тургенев вспоминает, что Макинтош, "бывши сперва медиком и имев намерение ехать в Россию искать счастья", впоследствии "с жаром занялся отцами церкви, и при первом моем посещении его, в первый день святой недели в 1828 г., целые 4 1/2 часа он и говорил только что об их заслугах в ученом и богословском отношениях. Я слышал потом речи его в защиту негров и о парламентской реформе. Мы были вместе у Галлама, где он спорил с Брумом о заслугах Бэкона и сравнивал книгу Гершеля-сына с "Органоном"¹⁶⁵. Галлам (Henry Hallam, 1777-1859), историк, незадолго перед тем (1827) закончил свою известную "Конституционную историю Англии" (Constitutional History of England, 1485-1760").

   К числу своих "лондонских приятелей" А. И. Тургенев причислял также Захарию Маколея (Zachary Macaulay, 1768-1838), филантропа и "полувекового друга и сотрудника Вильберфорса, друга негров", отца историка, Георгия Мурра, "которому я обязан и знакомством сЖеффри (Jeffrey), и лучшими днями в Эдинбурге"¹⁶⁶.

   В другой раз, уже незадолго до своей смерти, А. И. Тургенев вспоминал "о канонике Сиднее Смите, коего ... знавал и любил в Лондоне и встречал во многих замках Шотландии и Аглии. Он был одним из первых и главных учредителей "Edinburgh Review", кроме Горнера (коего брата знаю)". Тургенев прибавляет: "Я знавал их всех: Jeffrey, Муррая, Гамильтона, Брума и др. Желал бы прочесть сочинения С. Смита: он почитался остроумнейшим писателем и даже проповедником-юмористом. Чаще всего я встречал его у Галлама (историка средних веков и английской конституции), у Макинтоша (историка Англии), у Брума и Лансдоуна и, помнится, в Шотландии у Жеффрея и Муррая, соиздателей "Edinburgh Review", ныне шотландских лордов-судей. Какое блистательное поприще совершили все сии журналисты! И не подлыми средствами. Жаль одного: они поссорились с Вальтером Скоттом, который после размолвки с ними до самой кончины не брал в руки "Эдинбургское Review", хотя сначала сам ободрял и набирал издателей; первое я слышал или от биографа и зятя его Локарда, или от одной из дочерей В. Скотта"¹⁶.

   Эти признания А. И. Тургенева подтверждают, что первоначальный круг его английских друзей предопределен был дружескими связями в Англии его брата, Николая Ивановича, и в значительной степени с ними совпадал. Сотрудники либеральных органов печати, деятели в пользу парламентской реформы, оппозиционеры всех оттенков - вот к кому влекло прежде всего А. И. Тургенева; с ними он был всего более близок, их в первую очередь вспоминал и впоследствии. Уже этим он резко отличался от всех русских путешественников, с которыми пришлось встретиться В. Скотту. Владелец Абботсфорда едва ли знал, что он принимает у себя друга своих политических противников.

   В. П. Давидов, с которым, кстати говоря, А. И. Тургенев также общался в Англии в этот свой приезд¹⁶⁸, был в Абботсфорде молодым представителем совершенно иного круга. Мы знаем, как превратно он истолковывал В. Скотту декабрьское восстание 1825 г., как сам восхищался торийскими взглядами знаменитого писателя и как старался поддержать в нем симпатию к России Николая I. В 1828 г. к В. Скотту приехал если не представитель тех самых "русских якобинцев", которых он осудил вместе со своим молодым "русским другом", то ближайший родственник одного из них, идейно тяготевший к либерально-оппозиционным настроениям русского дворянства и горячий сторонник отмены крепостного права.

   Зачем к нему отправился А. И. Тургенев? Чего искал он в общении с "шотландским бардом"? Ответом могут послужить интереснейшие записи А. И. Тургенева об этом визите. Ясно лишь одно: В. Скотт был крупнейший писатель: естественно, что Тургенев не избежал искушения повидать его лично, когда к этому представилась возможность. Познакомившийся с Вордсвортом, Саути, с десятком других тогдашних деятелей на поприще поэзии, журналистики, литературы в широком смысле этого слова, А. И. Тургенев считал для себя обязательной беседу с писателем, увлекшим всю Европу.

   В. П. Давыдов, М. А. Ермолов и другие русские гости Абботсфорда, посещая "шотландского барда", "волшебника" и "мага", ограничивались знаками восторженного почитания и увозили оттуда впечатления безотчетного или некритического преклонения, не имевшего широкого общественного интереса. На этот раз в гостях у В. Скотта был один из образованнейших русских людей, который за короткое свое пребывание у него успел сделать столько наблюдений, что его последующие рассказы об этом заинтересовали Гете и вызвали настоящий восторг Вяземского и Пушкина. Обратимся к этим рассказам.

   Вяземский, записывая в свою памятную книжку некоторые подробности о пребывании А. И. Тургенева в Англии, замечает, что будто бы последний до посещения В. Скотта не читал ни одного из его романов: "В Англии познакомился он с В. Скоттом, который пригласил его к себе в Абботсфорд. "Дорогою к нему,- говорил он,- вспомнили, что не читал ни одной строки В. Скотта". В следующем городе купил он первый попавшийся ему на глаза роман его. Поспешно и вскользь пробежал он его, "чтобы иметь возможность (продолжал он), при удобном случае намекнуть хозяину о романе или ввернуть в разговоре какую-нибудь цитату из него. Вообще он был мастер и удачлив на цитаты"¹⁶⁹.

   Краски в этом анекдоте, представляющем собою несомненный дружеский шарж, безусловно, сгущены. К визиту в Абботсфорд Тургенев был подготовлен превосходно; утверждение, что А. И. Тургенев не читал до того времени "ни строки" В. Скотта, явно не соответствует действительности. Романы В. Скотта с его именем или анонимно во множестве появлялись в русских переводах и широко распространялись в России во французских изданиях. Тот же Вяземский, находившийся в постоянном общении с А. И. Тургеневым, оставил много свидетельство хорошем знакомстве с произведениями В. Скотта близких к нему русских писателей, в частности Н. М. Карамзина (умершего в мае 1826 г.). "Может быть, Вальтер Скотт - превосходнейший писатель всех народов и всех веков",- заметил Вяземский в своей записной книжке 1825 г. и добавил: "Карамзин говаривал, что если заживет когда-нибудь домом, то поставит в саде своем благодарный памятник Вальтеру Скотту за удовольствие, вкушенное им в чтении его романов"¹⁷⁰. Знал их, конечно, и А. И. Тургенев, отметивший в записи своего лондонского дневника под 28(16) января 1826 г. по поводу осмотра лондонского Темпля: "Кто читал Скотта, тот смотрит на сии древности иными глазами"¹⁷¹.

   Мы знаем также, что А. И. Тургенева уже давно интересовала тайна предполагаемого авторства романов В. Скотта и что он сообщал друзьям ходившие по этому поводу в Западной Европе различные слухи: речь шла об этом в первом "Письме из Дрездена", напечатанном в "Московском телеграфе" в 1827 г. По поводу слухов о готовящейся многотомной "Истории Наполеона" В. Скотта А. И. Тургенев писал в этом письме, открывшем все последующие публикации его европейских корреспонденции в русской периодической печати: "Постараюсь сообщить тебе или оригинальное, или копию

   с оригинального письма В. Скотта, к одному англичанину писанного, которое распространяет исторический свет на его авторство. Тут есть ошибки против языка, коих нет в его сочинениях и не может быть в таком классическом авторе, каков он; следовательно, он не один автор своих сочинений: есть исправительный редактор. Прежде он был больше поэт в своих романах, теперь, сказывают, он истощается в воображении и принялся за историю, для коей оно, однако ж, также нужно. Но он, а следовательно, и его воображение теперь зрелее, если и не блистательнее"¹⁷².

   Когда же месяц спустя в том же Дрездене А. И. Тургеневу попался свежий номер лондонской газеты "Morning Chronicle" от 27 февраля 1827 г., "в котором заключается разгадка долгой тайны", он тотчас же написал Вяземскому: "наконец Валтер Скотт объявил себя автором своих сочинений"; извлечение из этого письма, как и первое письмо, Вяземский напечатал в следующей части "Московского телеграфа". Вот выдержки из этого письма:.

   "Сию минуту прочел я в "Morning Chronicle" от 27 февраля статью, которую желал бы целиком перевесть, но не успею: выписываю существенное. Наконец Валтер Скотт объявил себя автором своих сочинений, единственным (total and undivided author). В статье "Утренней хроники" "Interesting theatrical dinner" ("Любопытный театральный обед") под особым заглавием "Public avowal by Sir Walter Scott of being author of the Waverley novels" ("Публичное признание Валтера Скотта, что он автор романов "Веверлея") заключается разгадка долгой тайны. Известие сие взято сокращенным образом из "Эдинбургской газеты", но и в сокращении оно занимает полторы колонки длинной английской газеты. Все это происходило за первым годичным обедом Эдинбургского театрального фонда (т. е., вероятно, суммы, на которую содержится Эдинбургский театр). Вальтер Скотт председательствовал за обедом... Когда присутствовавший за сим же обедом лорд Мидаубанк (Meadowbank), желая отплатить В. Скотту за тост в честь театральной компании, провозгласил здоровье of the Great Unknown (великого неизвестного, как обыкновенно В. Скотта называют), он сказал в речи своей, между прочим, что он предлагает тост "за могущественного волшебника, Минстреля нашей отчизны (в сию минуту восклицания и английское: ура! огласили всю залу), который вызвал из гроба не привидения протекших столетий, но существенности <...>, того, который ныне предстоит обличенный перед глазами и любовью его отчизны" <...>. Отвечая ему, В. Скотт сказал, что "он не полагает нужным входить в изъяснение причин своего долгого молчания. Может быть, поступал он таким образом из одного своего своенравия <...>. Он слишком далеко зашел в признании своем и знает, что оно будет доведено до сведения публики. Открывая себя за автора, он хочет тем сказать, что он автор цельный и нераздельный. За исключением цитатов нет в его творениях ни одного слова, которое не принадлежало бы ему собственно или не было ему надоумлено чтением". Этот подробный отчет А. И. Тургенев кончал выдержкой из ответной речи лорда Медоубенка, который сказал, исчисляя заслуги В. Скотта, "что ему предоставлено было творениями своими дать имя бессмертное отечеству. Он более сделал для него, проливая свет на его летописи, прославляя деяния его воинов и государственных мужей, чем кто бы ни было из живших некогда или рожденных на отечественной земле. Он раскрыл особенные красоты своего отечества перед глазами иностранцев..."¹⁷³.

   Цитированное письмо А. И. Тургенева (от 10 марта 1827 г.) написано в тот период его жизни, когда вместе с Жуковским и братом своим Сергеем Ивановичем он жил в Дрездене, целиком отдаваясь поглощению европейских политических и литературных новостей, заимствуемых из газет, а также из общения с местными литераторами, в кружках которых он был желанным гостем¹⁷⁴. Известие о чествовании В. Скотта на театральном обеде в Эдинбурге, почерпнутое им из английской газеты, весьма заинтересовало также Сергея Ивановича, который, подобно своему брату, собирался составить об этом особую статью и препроводить ее Вяземскому для одного из русских журналов. "Имей на столе своем лист бумаги для меня,- писал Вяземский А. И. Тургеневу из Москвы в Дрезден 21 марта 1827 г., вскоре после получения от него краткого изложения статьи о В. Скотте из "Morning Chronicle", - и записывай на нем все, что пройдет по голове твоей и Европе, а там в почтовый день и отсылай ко мне. Не худо также иметь и un ecrivain public {Писца (франц.).}, который за несколько добрых грошей списывал бы статьи, встречаемые в газетах или где инде, например, вроде статьи о Вальтер Скотте, прелюбопытной, но, к сожалению, слишком сокращенной. Благодари Сергея Ивановича за намерение написать мне о В. Скотте и попроси его вперед бросить что-нибудь в мою журнальную котомку, а более всего проси его хорошенько выздороветь под благословенным небом и запастись силами, чтобы возвратиться под наше угрюмое небо..."¹⁷⁸

   Упоминание здесь С. И. Тургенева и его литературного проекта позволяет довольно точно датировать несколько черновых листков, с набросками о В. Скотте, сохранившихся среди бумаг братьев Тургеневых. Все они написаны Сергеем Ивановичем не позже середины марта 1827 г. и основаны на тех же газетных сообщениях, которые излагал в письме к Вяземскому А. И. Тургенев, с тем лишь различием, что он собирался дать самостоятельную оценку "веверлеевских романов" В. Скотта и представить их значение для европейских литератур. Один из дошедших до нас трех черновых вариантов задуманной статьи о В. Скотте С. И. Тургенева (все они остались неизданными) начинается так: "В "Edinburgh Evening Courant" of Saturday помещено описание обеда, который давало общество покровителей театров в Англии. Исполнив обряды, обыкновенно наблюдаемые в таких случаях, и после длинных рассуждений о пользе и удовольствии, доставляемых драматическими авторами и театрами, изложенных председателем обеда, Вальтер Скотт говорил со свойственным ему умом, ученостью и красноречием, обнявшим главнейшие эпохи драматической литературы, древней и новой, начиная с греков и оканчивая Шекспиром, любимым и достойнейшим любви; своих соотечественников трагиком и комиком, то есть классиком, но в разных, даже противоположных родах - дошел, наконец, до той минуты, когда, к общей радости, открылась доселе непроницаемая тайна: Вальтер Скотт - единственный творец всех его сочинений". После этого вступления С. И. Тургенев обращался к характеристике романов В. Скотта, которые, несомненно, были ему хорошо знакомы:

   "Какая громада волюмов, романам посвященных, где он славит королей и множество знаменитых мужей, описывает важнейшие происшествия истории английской, шотландской и французской, выставляет на сцене характеры самые оригинальные, и все это среди природы, столь же верно, как и прелестно, описанной! Такие романы делают честь и ему и его отечеству, изображая события нескольких веков, в течение коих особенно Шотландия, как земля, коей посвятил он большую часть своего времени и таланта, представляется достигшею до той степени просвещения и благоденствия, на которой мы теперь ее видим". "Здесь не место разбирать его произведения,- продолжает С. И. Тургенев.- Кто его не знает? Но необходимо было бы счесть, сколько волюмов написал он в стихах и в прозе от первого своего романа до истории Бонапарта. Торопясь послать эту статью, я не имел времени вспомнить все, что он написал..." Следует характеристика романов В. Скотта, их достоинств и недостатков с точки зрения читателей:

   "Иные укоряют его сухостью в начале романа и даже не читают по крайней мере первого тома; но можно ли познакомиться с характерами, не заставляя их самих действовать? Вспомните описание природы шотландской, гор, берегов, на которых возвышались замки, где боролись граждане против граждан, отцы против сыновей, братья против братьев. Какая подробность и точность в представлении любопытнейших произведений; как ясно видит их читатель! Как легко вспоминает их!" В качестве примера С. И. Тургенев называет лишь один роман В. Скотта - "Айвенго" ("Ивангое", по его транскрипции), который представляется ему одним из лучших романов шотландского писателя, и дает подробную характеристику этого произведения, в то время уже имевшегося на русском языке, в переводе, сделанном, по-видимому, с французского¹⁷⁶.

   Статья С. И. Тургенева не отделана и отрывочна, но даже ее зачеркнутые фрагменты представляют известный интерес. Таковы, например, замечание о Ф. Купере как последователе В. Скотта или возражения французским критикам шотландского романиста. Мысль о Купере как о подражателе В. Скотта, вероятно, сильно занимала С. И. Тургенева, так как она имеется в различных редакциях начатой статьи, частично зачеркнутых. Здесь, между прочим, говорится: "Изобретатель нового вида романов, исторических, Вальтер Скотт, сколько мне известно, имел только одного последователя, не равного ему, но подающего надежду достичь его если не в таланте, едва ли достижимом, то по крайней мере в подражании. Положив начало, Купер найдет и себе последователей. Тогда и Новый Свет может породить Вальтера Скотта. Il n'y a que le premier pas qui coute {Важен первый шаг (франц.).}". На полях против данного места в другом черновике указаны те романы Ф. Купера, какие С. И. Тургенев имел в виду: "Шпион" и "Пилот", т. е. "Лоцман". Что касается упреков, адресованных В. Скотту французскими журналистами, уже давно вычитанных им "в одном французском журнале", то они, по предположению Сергея Ивановича, "кажется, доказывают, что тогда французы еще не имели времени короче познакомиться с Вальтером Скоттом. Журналист укоряет его в точном описании местоположения и даже происшествий, что совсем несправедливо. Романы Скотта отличаются верным изображением характеров исторических, и в этой верности состоит главное его достоинство. Недоставало одного, чтобы заслужить совершенную благодарность публики: объявления себя единственным творцом всех его сочинений!" ¹⁷⁷

   Мы не напрасно привели выписки из черновиков статьи С. И. Тургенева, предложенной им Вяземскому; и ее план, и ее задачи, несомненно, обсуждались обоими братьями; может быть, Александру Ивановичу даже принадлежала идея написания этой статьи. В Дрезден он привез брата для того, чтобы показать местным врачам, и пестовал его, как больного ребенка; Александр Иванович всячески старался отвлечь брата от мрачных мыслей, которые все сгущались: известно, что поражение восстания 14 декабря, следствие и суд над декабристами, угроза смертной казни или каторги, нависшая над Николаем Тургеневым, может быть, опасения, что и он сам может быть привлечен к следствию, привели С. И. Тургенева к тяжелому психическому недугу и, несмотря на все заботы брата, к безвременной смерти: он умер через несколько месяцев после того, 1 июня 1827 г.

   Как видим, А. И. Тургенев не только хорошо знал произведения В. Скотта, но и посвящен был во многие обстоятельства его жизни. Очутившись в Англии в следующем году, он решил повидаться с ним лично. Несомненно, что он явился в Абботсфорд во всеоружии своей начитанности и осведомленности.

   О том, как состоялось это знакомство, мы знаем из целого ряда источников. Подготовка к нему началась уже весною 1828 г., в бытность А. И. Тургенева в Лондоне. Среди бумаг Тургенева, хранящихся в его архиве, есть недатированная записка Элизы Бозанкет, проливающая свет на обстоятельства первой встречи его с В. Скоттом; запись дневника А. И. Тургенева от 11 апреля 1828 г. позволяет точно датировать записку Элизы Бозанкет именно этим числом; написана она в Лондоне, где находился в это время Тургенев, приехавший в Англию для нового свидания с братом Николаем Ивановичем. Приводим текст записки:

  

   "Je vais passer la soiree aujourd'hui dans un petit cercle de famille, ou on attend le celebre sir Walter Scott.

   Puisque la dame qui recoit est de ma connaissance particuliere, je serais charme de vous conduire chez elle, si vous avez envie de considerer ce grand homme tout a votre aise.

   Si vous n'avez pas d'engagement pour le diner et vous n'avez pas peur de vous ennuyer en dinant tete-a-tete avec mon mari et moi, peut-etre vous nous ferez le plaisir de venir chez nous a sept heures - mais si vous etes engagez deja, et que vous avez pourtant envie de prof iter de la proposition que je vous ai faite pour la soiree, je vous prie de vous rendre chez nous a neuf heures du soir. Adieu jusqu'au revoir.

  

   <Перевод: >

  

   Сегодняшний вечер я проведу в маленьком семейном кругу, где ожидают знаменитого сэра Вальтера Скотта.

   Так как дама, принимающая его у себя, принадлежит к моим близким знакомым, я была бы очень рада привести вас к ней, если у вас есть желание с полным удобством посмотреть на этого великого человека.

   Если вы никуда не приглашены и не боитесь поскучать, обедая с глазу на глаз со мной и моим мужем, то, может быть, вы сделаете нам удовольствие и придете к нам к семи часам, но если вы уже приглашены и тем не менее хотели бы воспользоваться предложением, которое я вам сделала относительно вечера, прошу быть у нас к девяти часам вечера. До свидания.

   Устоять против такого приглашения Александр Иванович, естественно, не мог. Из записи его дневника, сделанной ночью после того же дня, видно, что он обедал у Бозанкетов, а затем с ними отправился в дом к миссис Александер, где ждали В. Скотта. Это была приятельница шотландского романиста (Mrs Alexander of Ballochmyle), известная также и из биографии Роберта Бернса. Обещанная встреча А. И. Тургенева с В. Скоттом состоялась: всем событиям и знакомствам этого интересного вечера А. И. Тургенев отвел место в своем неизданном дневнике; относящиеся к этому страницы дневника следует воспроизвести полностью.

   "11 апреля 1828 г. Лондон. Полночь. Начинаю книгу новым знакомством - Вальтера Скотта. Отобедав у Бозанкета, я отправился с ним в парк регента к Mrs Alexander, где Вальтер Скотт должен был проводить вечер. Я не знал хозяйку дома, но принят был и ею и дочерью старшею ласково и дружелюбно. Дочь мила и почти красавица: кардинал Гонсальва был пленен ею. К счастью, она говорит и по-французски. После обыкновенных приветствий она показала мне картину Рубенса (Богоматерь с божественным младенцем), которую один из приятелей отца ее оставил ей в наследство. Вальтера Скотта еще не было. Она сказала мне: "Вы желали видеть В<альтера> Скотта? Я надеюсь, что он сдержит слово и приедет к нам на вечер; но он обедает у герцога Сент-Альбанса; а здешние обеды так продолжительны". Скоро the great unknown назван слугою, и в комнате все утихло, и все глаза обратились к двери. Я увидел беловласого, хромого старика, коего видал в сходных гравюрах. Мне понравилось это молчание, с которым приняли первый талант Англии. Одна нога его короче и придерживается тростию. Скоро началась музыка: тут был и первый почти музыкант в Европе; не его, но о нем слыхал я прежде: Мушель и жена его, гамбургская немка, как мне сказали. Хозяйка желала представить меня В. Скотту и вытвердила мое татарское имя. Меня подвели к нему, к сожалению не было места для двух, и он принужден был разговаривать со мною стоя; сказывал, что давно не был в Лондоне, что приехал сюда недели на две, и звал к себе в Эдинбург. Хвалил русского Давыдова, обучающегося там, и спрашивал, знавал ли я княгиню Чернышеву, которая за англичанином - автором. Я не мог отгадать, кого он разумел под сим именем, и Бозанкет уже объяснил мне, что, конечно, это кн<ягиня> Щербатова, которую он может знать по Miss Jane Porter. Подвели знакомить с ним другого, и я уехал. Говорил и о Гизо, но он не знает и его имени. Тут были и две его дочери: одна замужем за издателем Блаквудова магазина.

   Жалею, что не подошел к нему. Я читаю иногда журнал его, и знакомство ученого журналиста иногда полезнее ученого автора романов. Доволен, что видел того, которого читал еще так мало!! - The Northern magician, the Great Unknown - clerk, т. е. писец в суде эдинбургском, и целые дни там просиживает за несколько сот фунтов в год; это занятие pendant к сочинению им Истории Наполеона. Теперь, по газетам, пишет он проповеди. Почитатели В. Скотта в извинение ему говорят, что и в канцелярии суда сочиняет он романы; но вряд ли это не новое обвинение. Скорее можно извинить его любовью к независимости, к детям. Слух о женитьбе его - не состоялся".

   Путешествие А. И. Тургенева в Шотландию осуществилось только в августе, однако готовился он к нему, как видно из его бумаг, еще в июле: имевшие отношение к задуманной поездке письма, полученные им летом, были заботливо сохранены и впоследствии переплетены вместе с его собственными письмами к брату Николаю того же года. Часть этой переписки заслуживает нашего внимания из-за упоминаний В. Скотта. Таково, например, приводимое ниже в переводе письмо м-с Скиннер.

  

  

   Дорогой г. Тургенев.

   Я только что получила Ваше любезное письмо. Так как меня чрезвычайно занимает все касающееся Вас, я хотела бы сделать Ваше путешествие в Шотландию менее унылым. В Эдинбург отправляется мой свояк, м-р Суинтон, он решил ехать 15-го. Зайдите к нему - No 5, Глостер плейс, Постмен сквер - и договоритесь о совместной поездке. Я пришлю Вам письмо к кому-нибудь из семейства Суинтонов - они укажут Вам, что наиболее заслуживает осмотра. Еще я пришлю Вам письмо и к сэру Вальтеру Скотту. Если Вы поедете и на север Шотландии, в Банф, обратитесь к м-ру Эйнсли, который рад будет встретиться с Вами - его адрес: у капитана Гранта Даффа, Идеи, Банф, С<еверная> Б<ритания>.

   Я очень буду рада получить от Вас весточку. Мы с мужем очень интересуемся Вами. Вы встретились с нами в дни наших испытаний и отнеслись к нам сочувственно; Вы были несчастливы и мы сочувствовали Вам. Дружба не всегда зависит от давности знакомства, хотя время и привычка все более укрепляют наши связи с друзьями. Сочувствие действует подобно времени: оно сблизило нас с Вами и теперь, как бы далеко Вы ни оказались, как бы долго мы ни были в разлуке с Вами, мы Вас не забудем.

   Если Вы надумаете побывать в Ирландии, я могу прислать Вам письма к леди Морган и к мисс Эджуорт; сообщите только, как адресовать их - наверно, через какого-нибудь банкира в Дублине или Белфасте?

   Если же Вы решите вернуться к брату, я посоветовала бы вам обоим посетить наши края, где мы легко нашли бы для вас небольшой домик. У нас тут чудесный вид на океан, развалины замка,- здесь был один из Cinque ports, укрепленный Гарольдом Смелым против Вильгельма Завоевателя, который все-таки сделал здесь высадку и дал знаменитое Гастингское сражение. В его свите находился и предок м-ра Скиннера, пожалованный потом землями в Херефордшире. На старинной колокольне (до сих пор) каждый вечер в 8 часов отзванивают "поминки по уходящему дню". Здесь много достопримечательностей, много красивых закоулков и зеленых лугов, а с горы бывает виден вдалеке берег Франции, к которому г-жа де Сталь обратила чудные строки: "О, France, ma patrie, lesien etc." {О Франция, родина моя, его... и т. д. (франц.).}, когда она вспоминает эти прекрасные слова Марии Стюарт, "молящей морские ветры отнести ее вздохи к берегам Франции".

   Мы пробудем здесь до октября и постараемся от души сделать все, что можно, для вашего удобства и развлечения.

   Примите наши лучшие пожелания и поклоны.

  

   На первой странице сделана приписка: "М-р Скиннер полагает, что Вы уже знакомы с сэром Вальтером Скоттом и письма к нему не нужно. Если Вы все же пожелаете иметь такое письмо, я пришлю его Вам в Эдинбург"¹⁷⁹. Упоминание в письме Маргарет Скиннер знаменитой битвы при Гастингсе должно было вызвать особый интерес А. И. Тургенева. Он, несомненно, знал уже к этому времени живописные страницы, посвященные этой битве в незадолго перед тем вышедшем труде Огюстена Тьерри "История завоевания Англии норманнами" (1825), а может быть, и воспользовался приглашением английских друзей, чтобы взглянуть на эти овеянные легендами места. Гастингс (Хастингс) - небольшой городок и порт в графстве Сассекс, в 90 км на юго-восток от Лондона, расположенный прямо против французской Булони (в письме упомянуто, что он был одним из "Пяти портов": это название в течение четырех веков, вплоть до царствования Генриха VII, носила система пяти прибрежных городов, на которые была возложена защита Англии от вторжений с материка; Гастингс был самым мощным из этих "Пяти портов"). Здесь, в окруженной холмами долине, вечером 14 октября 1066 г. войска норманнского герцога Вильгельма, получившего впоследствии прозвище Завоевателя, разбили воинство последнего англо-саксонского короля Гарольда. Между холмами виднеется море, по которому в Англию прибыл огромный флот Вильгельма с армией, решившей участь страны и народа. В то время, когда А. И. Тургенев получил приведенное выше письмо из Гастингса, этот маленький городок и его окрестности, по словам многочисленных ездивших туда туристов, сохраняли свой "романтический" колорит: груда камней, покрытых плющом и ползучим шиповником, означала то место, где пал Гарольд; большие деревья скрывали от остального мира этот кусок земли, на котором разыгралась кровавая трагедия. Вокруг царило безмолвие; только сквозь ветви деревьев виднелась церковь аббатства, прозванная "церковью битвы", и лишь бой часов на ее башне нарушал тишину... Что касается ссылки автора письма на г-жу де Сталь, то она имела в виду слова героини из знаменитого романа в письмах "Дельфина" (1802): "О, Франция! Моя и его родина, восхитительное место, которое я никогда не должна была покидать; Франция! Самое имя твое так глубоко волнует всех тех, кто с детских лет дышал твоим сладким воздухом и созерцал твое ясное небо! Я теряю тебя вместе с ним; ты уже сейчас дальше от меня, чем мой горизонт; подобно несчастной Марии Стюарт, мне остается только обращаться с мольбой "к облакам, которые ветер гонит по направлению к Франции, чтобы принести к тем, кого я люблю, мои жалобы и мои прощания"¹⁸⁰.

   О том, как состоялась встреча А. И. Тургенева с В. Скоттом, мы знаем из ряда источников, прежде всего из собственных писем А. И. Тургенева к брату Николаю Ивановичу. В одном из них Александр Иванович рассказывает, что на пути в Абботсфорд он прогостил два дня у лорда Минто, затем навестил в Кезике (Keswick) поэта Роберта Саути, от которого, несомненно, получил напутствие и ряд необходимых сведений¹⁸¹. По прибытии в Мельроз он надеялся получить от В. Скотта письменное приглашение в ответ на собственное письмо к нему. Однако ответа не было; думая, что владелец Абботсфорда не получал письма, Тургенев все же решился отправиться к нему пешком.

   На самом деле, как мы знаем сейчас, письмо Тургенева было получено В. Скоттом; он не ответил на него скорее всего потому, что нередко поступал так, полагая, как он сам говорит в своем дневнике 1826 г., что переписка с иностранными литераторами чаще всего не ведет "ни к чему, кроме обмена кружевами комплиментов, столь же легковесных, как пробка и перья".

   Письмо Тургенева сохранилось в бумагах В. Скотта и было опубликовано В. Паркером¹⁸². Приводим полный его текст в русском переводе:

  

   Я имел честь быть представленным Вам, милостивый государь, в Лондоне, у лэди Александер. Вы были столь любезны, что предложили мне посетить Вас в Эдинбурге: надежда быть принятым Вами, милостивый государь, была, признаюсь, одной из главнейших причин моего шотландского путешествия. Я не имею права притязать на вашу любезность, если не считать того, что делает это право всеобщим, а именно - восхищение, которое я разделяю со всем цивилизованным миром и с моими соотечественниками перед тем, кто дал им живейшее и чистейшее из наслаждений. Я - русский, милостивый государь. В прошлом я учился в России и в Германии и 25 лет служил Отечеству при императоре Александре. Я сохранил вкус, или, вернее, страсть - пожалуй, несчастную - к истории моей Родины и Севера вообще. Я бы желал познакомиться с великим художником прошлого и своей родины и лично засвидетельствовать ему мое уважение и восхищение.

   С вашего разрешения я буду ожидать записки от Вас в Мельрозе (до востребования), куда я надеюсь прибыть через два-три дня, объехав некоторые из озер. Я читаю по-английски.

  

   В. Паркер, публикуя письмо, предположил, что упоминаемая А. И. Тургеневым встреча его с В. Скоттом у лэди Александер состоялась в мае того же 1828 г., когда В. Скотт был у нее на обеде. Однако В. Паркер ничего не мог сообщить о последствиях этого письма и не знал, состоялось ли посещение В. Скотта русским путешественником. Между тем первый рассказ об этом визите самого А. И. Тургенева в письме к брату, первоначально не выходивший за пределы Англии, впоследствии (в 1872 г.) был опубликован Николаем Ивановичем за границей (хотя и на русском языке)¹⁸³. А. И. Тургенев писал здесь:

  

   Хочу начать тебе письмо пером В. Скотта и в его замке. Я приехал в городок Мельроз, за три мили отсюда, третьего дня часу во втором; осмотрел прелестные развалины аббатства, описанные В. Скоттом, и пустился к нему пешком, хотя и не получал ответа его на мое письмо, которого он не получил и по сие время. Я пришел к нему в 4 часа. Он только что возвратился с похорон. Долго бродил я в его первой зале, унизанной рыцарскими доспехами, убранной различными гербами фамилий здешнего края, населенного некогда бордерами, т. е. пограничными жителями, в вечной борьбе с шотландцами и с англичанами. Сии разбои воспел и описал В. Скотт, и ты, верно, знаешь давно то, что я отчасти успел прочесть у лорда Минто. Наконец встретил я официанта в пудре, и он доложил обо мне немедленно В. Скотту, который в ту же минуту принял меня в кабинете своем, где была и дочь его, незамужняя; другая замужем, и ее и двух сыновей здесь нет.

   После некоторых объяснений он пригласил меня остаться у него; я сказал, что спешу в Эдинбург и не надеялся более ничего, как видеть его; но дочь в ту же минуту отвечала, что уже комната готова, и человек явился провести меня туда, а В. Скотт пригласил к обеду и после обеда на музыку дамскую. В 6 час. меня позвали к обеду, и я нашел более 10 человек гостей. Гамильтона с женою, к брату коего я имею письмо от Давыдова. С ним и гостья-девушка, ирландская красавица и с удивительно прелестной ingenuite {Непосредственностью (франц.).}. Другие приятели В. Скотта с тремя племянницами из Англии. Все говорили по-французски, и обед был вкусный и веселый; а после обеда В. Скотт перешел ко мне, и мы короче познакомились; он говорил много и с важною любезностью, и мы долго проболтали. В гостиной нашли уже мы кофе, чай и музыку. Девушки и одна старушка пели, играли на арфе и на гитаре, и В. Скотт беспрестанно подходил ко мне и объяснял национальные песни; оживлялся, повторяя их наизусть с начала до конца, и щелкал пальцами, как удальцы шотландские. В 11 часу подали опять ужин, и скоро разошлись, но В. Скотт сказал мне, что есть ли я останусь на другой день, то он повезет меня смотреть какую-то прелестную окрестность: я согласился с благодарностью.

   В 7 часу утра осмотрел сад его, по знаменитой и быстрой речке Твиде идущий, обегал нагорные окрестности, взглянул издали на развалины Мельрозского аббатства и, одевшись к завтраку, явился в столовую, где уже нашел половину вчерашних гостей. После завтрака приятель его, умный англичанин, с двумя племянницами здесь гостящий, повел меня снова показывать сад его, и я нашел в нем начитанного и долго на континенте путешествовавшего английского старинного приятеля В. Скотта.

   Дождь вогнал нас в замок, но во втором часу В. Скотт прислал звать меня с собою гулять, и мы пошли втроем. Он очень тихо ходит, опираясь на клюку, а иногда, как он сам мне сказывал, на его дворецкого, умного старика, которого мы встретили. Он повел меня на гору, которую также обделал сам, и к лебедю, которого сам кормит. Дорогой рассказывал, как за 15 лет нашел он это место совершенным пустырем, как устраивал его, и показывал все виды с горы на Мельроз, на дачу лорда Сомервиля и на реку Твид и другую речку, недалеко от его замка в Твиду впадающую; толковал о шотландских древностях, вспоминал часто старинные стихи и песни и с жаром повторял их. Он читает и немецкие книги и выспрашивал о Фемгерихте в Германии и хотел записать книги, кои я ему назвал о сем предмете¹⁸⁴. Древность, или лучше, старина средних веков, его очень интересует и других народов, и я нашел в его библиотеке много любопытного по исторической и археологической части.

   Мы гуляли до 5 часов, заходили на ферму, коей крестьянин - брат поэта, часто посещающего В. Скотта, помещика фермы брата его. В 6 часов позвали к обеду, к которому я оделся, как на бал. Разговор был общий, но оживленный. В столовой, так же как и во всех комнатах, множество картин, портретов и разных рисунков, относящихся к старине шотландской. После обеда дамы, а за ними и англичанин ушли, и В. Скотт снова подсел ко мне, и мы проговорили до 10 час. вечера. Он объяснял мне кланы, отношения их между собою и к начальникам их, и описывал прежнее их состояние, говоря, что в них не было ничего феодального, но более патриархальное; что начальник клана, конечно, пользовался большим влиянием, но что это влияние и дорого стоило ему; что теперь стараниями правительства и изменением нравов кланы почти не существуют. Называл того убившегося шотландца, у коего ты обедал, как своего приятеля и ревностного учителя обыкновений шотландских. Мы перешли к литературе, и он повел показывать мне свои книги и акты двух обществ шотландских древностей и достопримечательностей. Показывал и другие редкие книги на шведском языке, ибо занимался поэзиею исландскою, и выспрашивал меня о новых книгах по сей части. Я хотел уехать, но он не пустил меня и оставил опять ночевать, сказав, что приготовил для меня другую комнату, просторнее, хотя и прежняя была прекрасная и удобная.

   Я провел опять вечер с ним, и он был необыкновенно любезен и собирался сидеть со мною и после дам, но я откланялся и ушел в свою комнату, распрощавшись с дамами, и дочь пожала мне дружески руку. Англичанин пригласил меня к себе в деревню, недалеко от Карляйля, в местечке, описанном В. Скоттом, и хозяин требо