Волошин Максимилиан Александрович - Марина Цветаева. Письма к М. А. Волошину

И. Цветаева переехала в Феодосию 29 июля 1917 г. из Коктебеля, после смерти сына Алеши.

  

  

   Москва, 25-го августа 1917 г.

  

   Убеди Сережу взять отпуск и поехать в Коктебель. Он этим бредит, но сейчас у него какое-то расслабление воли, никак не может решиться. Чувствует он себя отвратительно, в Москве сыро, промозгло, голодно. Отпуск ему, конечно, дадут. Напиши ему, Максинька! Тогда и я поеду, - в Феодосию, с детьми. А то я боюсь оставлять его здесь в таком сомнительном состоянии.

   Я страшно устала, дошла до того, что пишу открытки. Просыпаюсь с душевной тошнотой, день как гора. Целую тебя и Пра. Напиши Сереже, а то - боюсь - поезда встанут.

  

   Москва 21 ноября/4 дек<абря> 1920 г.

  

   Послала тебе телеграмму (через Луначарско<го>)¹ и письмо (оказией). И еще писала раньше через грузинских поэтов - до занятия Крыма.

   Дорогой Макс, умоляю тебя, дай мне знать, - места себе не нахожу, - каждый стук в дверь повергает меня в ледяной ужас, - ради бога!!!²

   Не пишу, потому что не знаю, где и как и можно ли.

   Передай это письмо Асе. Недавно ко мне зашел Е. Л. Ланн³ (приехал из Харькова), много рассказывал о вас всех. Еще - устно - знаю от Э<ренбур>га.⁴ Не трогаюсь в путь, потому что не знаю, что меня ждет. Жду вестей.

   Поцелуй за меня дорогую Пра, как я счастлива, что она жива и здорова! Скажи ей, что я ее люблю и вечно вспоминаю. Всех вас люб<лю>, дорогой Максинька, а Пра больше всех. Аля ей - с последней оказией - написала большое письмо.

   Я много пишу. Последняя вещь - большая - Царь-Девица.⁵ В Москве азартная жизнь, всяческие страсти. Гощу повсюду, не связана ни с кем и ни с чем. Луначарский - всем говори! - чудесен. Настоящий рыцарь и человек.

   Макс! Заклинаю тебя - с первой возможностью - дай знать, не знаю, какие слова найти.

   Очень спешу, пишу в Тео⁶ - среди шума и гама - случайно узнала от Э<ренбур>га, что есть оказия на юг.

   Ну, будь здоров, целую всех Вас нежно, люблю, помню и надеюсь.

  

   ¹ С А. В. Луначарским, народным комиссаром просвещения, М. Цветаева познакомилась и июле 1919 г.

   ² М. Цветаеву беспокоила судьба С. Эфропа, находившегося в Добровольческой армии и эвакуировавшегося с ней в Галлиполи.

   ³ Ланн (Лозман) Евгений Львович (1896-1958) - писатель и переводчик; был в Коктебеле в 1917 и в 1919 гг.

   ⁴ И. Г. Эренбург с женой, Любовью Михайловной (урожд. Козинцевой), жил в Коктебеле с конца 1919 по август 1920 г. "Когда осенью 1920 г. я пробрался из Коктебеля в Москву, я нашел Марину все в том же исступленном одиночестве", - вспоминал он в книге "Люди, годы, жизнь" (М., 1961, с. 371).

   ⁵ Речь идет о книге: Царь-Девица. (Поэма-сказка). М., 1922.

   ⁶ ТЕО - Театральный отдел Наркомпроса.

  

  

   Москва, 7-го р<усского> ноября 1921 г.¹

  

   Оказия в Крым! Сразу всполошилась, бросила все дела, пишу.

   Во-первых, долг благодарности и дань восторга - низкий поклон тебе за С<ережу>.² 18-го января 1922 г. (через два месяца) будет четыре года, как я его не видела. И ждала его именно таким. Он похож на мою мысль, поэтому - портрет точен. Это моя главная радость, лучшее, что имею, уеду - увезу, умру - возьму.

   Получив твои письма, подняли с Асей бурю.³ Ася читала и показывала их всем, в итоге дошло до Л<уначар>ского, пригласил меня в Кремль. С Кремлем я рассталась тогда же, что и с Сережей, часто звали пойти, я надменно отвечала: "Сама поведу". Шла с сердцебиением. Положение было странно, весь случай странен: накануне дочиста потеряла голос, ни звука, - только и! (вроде верхнего си (si) Патти!).⁴ Но не пойти - обидеть, потерять право возмущаться равнодушием, упустить Кремль! - взяла в вожатые В<олькен>штейна ("Калики" - услужливая академическая бездарность).⁵

   После тысячи недоразумений: его ложноклассического пафоса перед красноармей<цем> в будке (никто не понимал моего шепота: явления его!) и пр<очего> - зеленый с белым Потешный дворец. Ни души. После долгих звонков - мальчишка в куцавейке, докладывает. Ждем. Большая пустая белая дворянская зала: несколько стульев, рояль, велосипед. Наконец, через секретаря: видеться вовсе не нужно, пусть т<овари>щ напишет. Бумаги нет, чернил тоже. Пишу на чем-то оберточном, собственным карандашом. Доклад, ввиду краткости, слегка напоминающий декрет: бонапартовский, в Египте. В<олькен>штейы (муж Сони) через плечо подсказывает. Я злюсь. - "Соню! Соню-то!". Я:- "А чччерт! Мне Макс важней!". - "Но С. Я. - женщина и моя бывшая жена!".⁶ - "Но Макс тоже женщина и мой настоящий (indicatif present) {Указательное настоящее (время) (франц.).} друг!". Пишу про всех, отдельно Судак и отдельно К<окте>бель. Дорвалась, наконец, до Вас с Пра: "больные, одни в пустом доме"... - и вдруг иронический шип В<олькен>штейна: "Вы хотите, чтоб их уплотнили? Если так, Вы на верном пути!". Опомнившись, превращаю эти пять слов в тайнопись. Доклад кончен, уже хочу вручить мальчишке и вдруг: улыбаюсь, прежде чем осознаю! Упоительное чувство: "en presence de quel-qu'un". {В присутствии кого-то (франц.).} Ласковые глаза: "Вы о голодающих Крыма? Все сделаю!". Я, вдохновенным шипом: - "Вы очень добры". - "Пишите, пишите, все сделаю!". Я, в упоении: "Вы ангельски добры!".- "Имена, адреса, в чем нуждаются, ничего не забудьте - и будьте спокойны, все будет сделано!". Я, беря его обе руки, самозабвенно: "Вы ц<арст>венно добры!". Ах, забыла! На мое первое "добры" он с любопытством, верней любознательностью, спросил (осведомился): - "А Вы всегда так говорите?". И мой ответ: "Нет, только сегодня, потому что Вы позвали!". Ласков, как сибирский кот (не сибирский ли?), люблю нежно. Говорила с ним в первый раз. Ася все эти дни вела денежную кампанию, сейчас столько богатых! все торгуют. Кажется, на твою долю выпадает м<иллио>н, от нас с Асей только сто т<ысяч> (сверх м<иллио>на), я знаю, что это - ничто, это мы, чтоб устыдить наших богатых сотоварищей; нужно действовать самыми грубыми средствами: оглушать, - тогда бумажники раскрываются. Дай бог, чтоб все дошло и чтоб это вас с Пра немножко вызволило.⁷

  

  

   М. И. К<узнецо>ва, наконец, устроилась, - в Летучей Мыши.⁸ Играет "Женщину-змею" (подходит? у нее ведь змеиные глаза!). С Майей⁹ вижусь редко: дружит с Акс<еновым> (рыжая борода)¹⁰ и Бобровым,¹¹ с к<оторы>ми не дружу. Меня почему-то боится. А я вся так в С<ереже>, что духу нет подымать отношения. Все, что не необходимо, - лишне. Так я к вещам и к людям. Согласен ли? Я вообще закаменела, состояние ангела и памятника, очень издалека. Единственное мое живое (болевое) место - это С<ережа>. (Аля - тот же С<ережа>). Для других (а все - другие!) делаю, что могу, но безучастно. Люблю только 1911 г<од> - и сейчас, 1920 г<од> (тоску по С<ереже> - весть - всю эпопею!). Этих 10-ти лет как не было, ни одной привязанности. Узнаешь из стихов. Любимейшие послать не решаюсь, их увез к С<ереже> - Э<ренбур>г. Кстати, о Э<ренбур>ге: он оказался прекрасным другом: добрым, заботливым, Не словесником! Всей моей радости я обязана ему.¹² Собираюсь. Обещают. Это моя последняя ставка. Если мне еще хочется жить здесь, то из-за С<ережи> и Али, я так знаю, что буду жить еще и еще. Но С<ережу> мне необходимо увидеть, просто войти, чтоб видел, чтоб видела. "Вместо сына", - так я бы это назвала, иначе ничто не понятно.

   О М<оск>ве. Она чудовищна. Жировой нарост, гнойник. На Арбате 54 гастр<ономических> магазина: дома извергают продовольствие. Всех гастр<ономических> магаз<инов> за последние три недели 850.¹³ На Тверской гастрономия "L'Estomac". {Желудок (франц.).} Клянусь! Люди такие же, как магазины: дают только за деньги. Общий закон - беспощадность. Никому ни до кого нет дела. Милый Макс, верь, я не из зависти, будь у меня миллионы, я бы все же не покупала окороков. Все это слишком пахнет кровью. Голодных много, но они где-то по норам и трущобам, видимость блистательна.

  

  

   Макс, а вот веселая история: в Тифлисе перед б<ольшеви>ками были схоронены на кладбище шесть гробов с монпасье. Священники пели, родные плакали. А потом б<ольшеви>ки отрыли и засадили и священников, и родных. Достоверность.

  

  

   О литераторах и литературе я тебе уже писала.¹⁴ Та же торговля. А когда не торгующие (хотя и сидящие за прилавком), как Бердяев¹⁵ открывают рот, чтоб произнести слово "бог", у меня всю внутренность сводит от скуки, не потому, что "бог", а потому, что мертвый бог, не растущий, не воинствующий, тот же, что, скажем, в 1903 г<оду>, - бог литературных сборищ.

  

  

   Только что письмо от Э<ренбур>га: почтой из Берлина. Шло десять дней. Утешает, обнадеживает, С<ережа> в Праге, учится, Э<ренбур>г обещает к нему съездить. Завтра отправляю письмо С<ереже>, буду писать о тебе. Писала ли я тебе в прошлый раз (письмо с М<инд>линым)¹⁶ о большой любви С<ережи> к тебе и Пра: "Мои наезды в К<окте>бель были единственной радостью всех этих лет, с Максом и Пра я совсем сроднился". Спасибо тебе, Макс, за С<ережу> - за 1911 г<од> и 1920 г<од>!

   Какова будет наша следующая встреча?

   Думаю, не в России.¹⁷ Хочешь в Париже? На моей Rue Bonaparte? {Улице Бонапарта (франц.).}

  

  

   Герцыкам посылаю другие стихи, если доведется - прочти. Лучшей моей вещи ты не знаешь, "Царь-Девицы". У меня выходят две книжки: "Версты" (стихи) и "Феникс" (конец Казановы, драматическая сцена).¹⁸ В случае моего отъезда их перешлет тебе Ася. Ася живет очень трудно, хуже меня! Героична, совсем забыла: я. Всем настоящим эти годы во благо!

   Поцелуй за меня Пра, прочти ей мое письмо, не пишу ей отдельно, потому что нет времени, поздно предупредили. Будь уверен, милый Макс, что неустанно с Асей будем измышлять всякие способы помочь Вам с Пра. Живя словом, презираю слова. Дружба - цело.

   Обнимаю и целую тебя и Пра.

  

   ¹ М. Цветаева упорно датировала письма и стихи по старому стилю, хотя порой сама над этим посмеивалась.

   ² Т. е. за сведения и за отношение к С. Эфрону 26 октября 1918 г. С. Эфрон писал жене из Коктебеля: "Макс вам все расскажет о моей жизни в Коктебеле. Он мне очень помог во время моего пребывания здесь <...> Макс и Пра были для меня, как родные".

   ³ 10 декабря 1921 г. М. Волошин писал матери из Феодосии: "Я писал Марине отчаянное письмо о положении Герцык, прося привести в Москве все в движение. Они подняли там целую бурю".

   ⁴ Патти Аделина (1843-1919) - знаменитая итальянская певица (колоратурное сопрано).

   ⁵ Волькенштейн Владимир Михайлович (1883-1974) - драматург. М. Цветаева упоминает ему пьесу "Калики перехожие" (1914).

   ⁶ Речь идет о Парнок Софье Яковлевне (1885-1933) - поэтессе, переводчице, находившейся в то время в Судаке.

   ⁷ Деньги благополучно дошли: 10 декабря 1921 г. М. Волошин писал матери: "На этой неделе я получил для Герцык 2 1/2 миллиона <...> А 100 тысяч Марина и Ася посылают от себя тебе и мне".

   ⁸ Кузнецова (Гринева) Мария Ивановна - актриса, вторая жена Б. С. Трухачева. "Летучая мышь" - театр-кабаре Н. Ф. Балиева.

   ⁹ Кювилье Мария Павловна (р. 1895) - переводчица, поэтесса. В замужестве Кудашева, позднее - жена Р. Роллана.

   ¹⁰ Аксенов Иван Александрович (1884-1935) - поэт, критик, драматург и переводчик, участник групп "Центрифуга" и конструктивистов.

   ¹¹ Бобров Сергей Павлович (1889-1971) - писатель, переводчик, участник групп "Лирика" и "Центрифуга".

   ¹² И. Г. Эренбургу, весной 1921 г. ездившему за границу, удалось узнать местопребывание С. Я. Эфрона и сообщить о нем М. Цветаевой (Эренбург И. Люди, годы, жизнь. М., 1961, с. 372).

   ¹³ Цветаева говорит о Москве периода нэпа.

   ¹⁴ Имеется в виду письмо от 14 марта (старого стиля) 1921 г.

   ¹⁵ Бердяев Николай Александрович (1874-1948) - философ-идеалист, в начале XX в. активный участник религиозно-философских собраний. В 1922 г. эмигрировал во Францию, где выступал как идеолог антикоммунизма.

   ¹⁶ Миндлин Эмилий Львович (р. 1900) - писатель, автор воспоминаний о М. Цветаевой и М. Волошине, см.: Миндлин Э. Необыкновенные собеседники. М., 1968, с. 5-76.

   ¹⁷ Весной 1922 г. М. Цветаева выехала к мужу за границу. См. письмо 21.

   ¹⁸ На книге "Конец Казановы" (М., "Созвездие", 1922) дарственная надпись М. Цветаевой: "Моему дорогому Максу-Казанову, которого я так отвергла <нраб.>, с которым так не могла расстаться. Марина. Москва,

   Пасха, 1922 г.". На обороте титульного листа Цветаева написала: "Макс, ни в виньетке, ни в опечатках не повинна, ибо имела дело с безграмотными негодяями!" (Библиотека Дома-музея М. Волошина, No 465). 14 января 1923 г. М. Волошин писал 10. Л. Оболенской: "Не согласен с Вами в Вашем суровом суждении о "Конце Казановы". Его романтизм и сжатость пушкинских маленьких драм мне определенно понравились. И мне пришли на ум именно они, а не Ростан. Может, я подкуплен нежностью к герою? Не знаю". В 1911 г. именно Волошин указал М. Цветаевой на "Мемуары" Казановы, в тот период ею отвергнутые (Лит. Армения, 1968, No 6, с. 86).

  

  

   10-го нов<ого> мая 1923 г.

  

   Пока только скромная приписка:² завтра (11-го нов<ого> мая) - год, как мы с Алей выехали из России, а 1-го августа - год, как мы в Праге. Живем за городом, в деревне,³ в избушке, быт более или менее российский, - но не им живешь! Сережа очень мало изменился, - только тверже, обветреннее. Встретились мы с ним, как если бы расстались вчера. Живя не-временем, времени не боишься. Время - не в счет: вот все мое отношение к времени!⁴

   Я много раз тебе писала из Москвы, Макс, но ты все жаловался на мое молчание. Пишу и на этот раз без уверенности, увы, что дойдет! Откликнись возможно скорей, тогда в тот же день напишу тебе и Пра обо всем: о жизни, стихах, замыслах.

   Ах, как бы мне хотелось послать тебе и дорогой Пра книги! "Разлуку", "Стихи к Блоку", "Царь-Девицу", "Ремесло".⁵ Не знаю, как осуществить. Оказии отсюда редки. Живой повод к этому письму - твой живой голос в "Новой Книге".⁶ Без оклика трудно писать. Другой постепенно переходит в область сновидения (единственной достоверности!) - изымается из употребления! - становится недосягаемостью. - Тебе ясно? - Это не забвение, это общение над, вне... И писать уже невозможно.

   Но ты, не зная, окликнул, и я радостно откликаюсь. Здесь (и уже давно в Берлине) были слухи, что Вы с Пра в Москве. Почему не выбрались? (Праздный вопрос, то же, что "почему не сдвинули горы?").

   Целую тебя и Пра, люблю нежно и преданно обоих, напиши, Макс, доходят ли посылки и какие?

  

   Аля растет, пустеет и простеет. Ей 10 1/2 лет, ростом мне выше плеча. Целует тебя и Пра.

  

   ¹ М. Цветаева не знала, что Е. О. Волошина скончалась 8 января 1923 г.

   ² Письмо Цветаевой написано на обороте письма С. Я. Эфрона от того же числа.

   ³ В деревне Горни Мокропсы под Прагой.

   ⁴ В тот же день М. Цветаева написала стихотворение "Хвала времени" (Цветаева М. Избр. произв. М.-Л., 1965, с. 240).

   ⁵ Имеются в виду книги Цветаевой: Разлука. Книга стихов. М.-Берлин, "Геликон", 1922; Стихи к Блоку. Берлин, "Огоньки", 1922; Царь-Девица. Поэма-сказка. Пб.-Берлин, "Эпоха", 1922; Ремесло. Книга стихов. М.-Берлин, "Геликон", 1923.

   ⁶ В журнале "Новая русская книга" (Берлин, 1923, No 2) опубликовано стихотворение М. Волошина "Потомкам".