Главная » Книги

Дружинин Александр Васильевич - Полное собрание сочинений русских авторов.- Сочинения В. Л. Пушкина и В. Д. Веневитинова

Дружинин Александр Васильевич - Полное собрание сочинений русских авторов.- Сочинения В. Л. Пушкина и В. Д. Веневитинова


1 2

  

А. В. Дружининъ

  

"Полное собран³е сочинен³й русскихъ авторовъ".- Сочинен³я В. Л. Пушкина и В. Д. Веневитинова. СПБ. 1855.

  
   Собран³е сочинен³й А. В. Дружинина. Том седьмой.
   С-Пб, Въ типограф³и Императорской Академии Наукъ, 1865
  
   Всяк³й разъ, когда намъ случается, бывая въ Москвѣ, ѣздить по живописнымъ московскимъ улицамъ, глазъ нашъ съ особенною любовью останавливается на старыхъ, обширныхъ, просторныхъ, барскихъ строен³яхъ, въ которыхъ когда-то кипѣла московская жизнь прежняго времени, жизнь памятная многимъ, много разъ разсказываемая въ стихахъ и прозѣ, схваченная Грибоѣдовымъ съ сатирической точки зрѣн³я, жизнь, конечно, имѣвшая много смѣшныхъ сторонъ, но исполненная и нѣкоторой поэз³и. Для насъ, по крайней мѣрѣ, такъ много слышавшихъ о жизни московскаго общества въ первое двадцатипятилѣт³е нашего вѣка, помыслы о ней имѣютъ нѣчто свѣтлое, успокоительное, завлекательное. Эти древн³е дома съ фронтонами, колоннами, эти здан³я съ бельведерами и длинными боковыми флигелями, эти обширные пр³юты стараго гостепр³имства и старой здоровой гастроном³и - милы до крайности. Намъ жаль видѣть ихъ въ рукахъ спекуляторовъ и прижимистыхъ торговцовъ, намъ грустно думать, что эти добрые московск³е палаццо покинуты своими обладателями, отданы въ наймы клубамъ и содержателямъ панс³оновъ, не украшены старыми гербами старыхъ фамил³й, не оживлены многочисленною прислугою и даже не будятъ въ большинствѣ проходящихъ никакого живого воспоминан³я. Намъ жаль этихъ барскихъ почтенныхъ домовъ съ такими тѣнистыми садами, съ такими большими залами, съ такими просторными столовыми! Новые дома ихъ бывшихъ владѣтелей, дома сооруженные на общ³й столичный манеръ, съ чугунными лѣстницами и небольшими теплыми комнатами, въ которыхъ наставлено столько произведен³й Гамбса - Бенвенуто Челлини нашего прозаическаго времени, вовсе намъ не нравятся, если они стоятъ рядомъ съ старыми здан³ями, сейчасъ нами описанными. Всѣ наши симпат³и на сторонѣ старыхъ московскихъ здан³й, и на новые отели въ новомъ вкусѣ мы глядимъ также косо, какъ глядѣлъ Пушкинъ на каменный многоэтажный домъ, дерзко занявш³й мѣсто столь любимаго имъ домика въ Коломнѣ! Да, что бы ни говорили острословы, съ давнихъ поръ вмѣняющ³е себѣ въ непремѣнную обязанность трунить надъ Москвою, Москва стараго времени имѣла свой любопытный пер³одъ, совершенно способный вдохновить нашихъ будущихъ Вальтеръ-Скоттовъ. Въ этой красивой, спокойной столицѣ, раскинутой по такимъ живописнымъ холмамъ, равно удаленной отъ глуши и отъ безмѣрно-хлопотливаго Петербурга, изукрашенной свѣжими садами и опоясанной такими изящными бульварами, было много просторныхъ барскихъ домовъ, и въ домахъ этихъ жили люди, умѣвш³е веселиться. Русск³й человѣкъ любитъ прерывать свою дѣятельность днями спасительнаго, полнаго отдыха; а для огромнаго количества нашихъ согражданъ, для отцовъ и дѣдовъ нашихъ, радушная Москва именно была мѣстомъ такихъ отдыховъ. Въ старой Москвѣ стекались люди самого разнообразнаго свойства и еще разнообразнѣйшихъ направлен³й, стекались не для дѣлъ, не для подражан³я, не для того, чтобы удивлять другъ-друга, но съ единственною цѣлью отдохнуть и повеселиться, поглядѣть на людей, дать людямъ на себя насмотрѣться, приготовиться къ будущимъ трудамъ или навсегда успокоиться отъ прежнихъ, болѣе или менѣе полезныхъ трудовъ. Подобно тому какъ на европейскихъ минеральныхъ водахъ вся публика знакомится въ одинъ часъ и на весь сезонъ уже представляетъ одно сплошное общество,- точно также въ старой Москвѣ все сколько нибудь благообразное, воспитанное и имѣющее охоту выѣзжать, составляло одинъ постоянный кругъ почти-что безъ дѣлен³я на кружки и разряды. Человѣкъ съ глазами на своемъ мѣстѣ и имѣющ³й фракъ на плечахъ, проживши въ Москвѣ годъ, считалъ за порочное дѣло не знать всей Москвы; вся же Москва его давно знала и извлекала изъ него все, что могъ дать ей новый человѣкъ, имѣющ³й на плечахъ фракъ пристойнаго покроя. Если московск³е старожилы, да и наши отцы, не увлекаются въ своихъ разсказахъ чувствами понятнаго умилен³я къ прошлому, то, основываясь на ихъ словахъ, мы можемъ сказать, что въ старой Москвѣ наука жизни была развита блистательно. Ни фатовъ, ни горделивыхъ нахаловъ, ни тщеславныхъ злоязычниковъ не было въ городѣ, ихъ не потерпѣла бы Татьяна Юрьевна и княгиня Марья Алексѣевна - зато и отдадимъ должную честь Татьянѣ Юрьевнѣ и княгинѣ Марьѣ Алексѣевнѣ! Роскошь, этотъ ядовитый червь, гложущ³й больш³е города, расторгающ³й связи семействъ, сокращающ³й жизнь нашу - этой роскоши почти не существовало въ городѣ, не взирая на почтенные палаццо, о которыхъ мы сейчасъ говорили, не взирая на кареты шестерикомъ, не взирая на обил³е двухаршинныхъ стерлядей. Пока англ³йск³й клубъ не избаловалъ гастрономовъ и не нанесъ страшнаго удара семейной жизни, потребности самыхъ богатыхъ Москвичей поражали своей разумностью, той разумностью, безъ которой самое теплое гостепр³имство приметъ колоритъ болѣзненно-тщеславный. Московск³е богачи, каждый день дававш³е обѣды на сотню человѣкъ, кормили своихъ гостей простыми кушаньями и сами не знали кухонныхъ ухищрен³й, приносящихъ съ собой раззорен³е. Изъ Москвы прибылъ къ намъ тотъ афоризмъ, безъ котораго, по нашему мнѣн³ю, не существуетъ истинной гастроном³и: человѣкъ долженъ видѣть, что онъ ѣстъ: всякая хитрая приправа кушанью можетъ только возбудить неудовольств³е гостя и навести подозрѣн³е на хозяйскаго повара. Почти такимъ же взглядомъ руководились распорядители и учредители общественныхъ увеселен³й. Огромная зала дворянскаго собран³я, въ наше время никогда не наполняющаяся вполовину,- въ старые годы бывала полна по два раза въ недѣлю, полна веселящейся публики, и публика танцовала въ ней до упаду, какъ на дружескомъ семейномъ вечерѣ. Какимъ дивнымъ путемъ директоры могли такъ часто наполнять свои залы? Система ихъ была весьма проста: они изгнали роскошь, не требовали роскоши отъ. гостей, убѣждали дамъ одѣваться какъ можно проще и такимъ образомъ сдѣлали собран³е доступнымъ для всего хорошаго общества. Еслибъ красавицамъ старой Москвы сказали, что лѣтъ черезъ тридцать-пять наступитъ время, когда каждый выѣздъ семейства на балъ будетъ обходиться въ тысячу рублей, и когда самыя богатыя плясуны станутъ сидѣть дома, не имѣя возможности бросать столько денегъ на одинъ вечеръ,- красавицы старой Москвы или подняли бы на смѣхъ прорицателя, или восплакали бы о своихъ дѣтяхъ! Рядомъ съ такой увѣренностью въ дѣлѣ увеселен³я шла изобрѣтательность, свойственная только людямъ образованнымъ, хорошимъ и дружнымъ между собою. Разспросите какихъ нибудь старушекъ о томъ, каковы были концерты московскаго собран³я, маскарады, ужины, баснословные по дешевизнѣ и наконецъ знаменитые утренн³е балы, утренн³е балы, на которыхъ должно было блистать красотой и свѣжестью лица, никакъ не кружевами и не брилл³антами. Боже! какой трепетъ и какое волнен³е возбуждали эти утренн³е балы, срочный экзаменъ для красавицъ, экзаменъ, отъ котораго отдѣлываться было нельзя, подъ страхомъ прослыть за старуху, употребляющую румяна! Такова была зимняя жизнь прежней Москвы, и лѣтняя ея жизнь имѣла тоже свою прелесть. О маленькихъ дачахъ, съ ихъ крашеной мизерностью и тѣснотою, такъ располагающей къ уличной жизни,- никто не имѣлъ понят³я - на лѣто Москвичи или разъѣзжались по своимъ имѣн³ямъ, или проживая въ городѣ, въ своихъ собственныхъ садикахъ, во всякой свободный часъ посѣщали то или другое изъ барскихъ имѣн³й, постоянно открытыхъ всякому званому и незваному. Мудрено ли, что жизнь подобнаго рода находитъ себѣ до сихъ поръ восторженныхъ поклонниковъ между нашими отцами и тетушками? Мудрено ли, что и мы сами, наслушавшись ихъ разсказовъ о нашей старой Москвѣ, merry old Moscow, не можемъ видѣть стараго, запущеннаго барскаго дома на какой-либо московской улицѣ,- не можемъ видѣть такого дома и не призадуматься о всемъ томъ, чему такой домъ, нынѣ заброшенный или проданный,- былъ когда-то свидѣтелемъ!
   Читатель, очень хороню знающ³й, что въ началѣ предлагаемой ему статьи выставлены имена двухъ поэтовъ нашихъ, В. Пушкина и Веневитинова, можетъ быть, сѣтуетъ на наши разглагольствован³я о московской жизни и думаетъ при этомъ, "да какое же отношен³е можетъ быть между этой жизнью и реценз³ею, которой я дожидаюсь? Но мы смѣемъ надѣяться, что половина нашего дѣла сдѣлана. Впечатлѣн³е, произведенное на насъ полнымъ собран³емъ стихотворен³й Васил³я Львовича Пушкина, какъ нельзя болѣе сходствуетъ съ впечатлѣн³емъ при видѣ старыхъ, почтенныхъ московскихъ домовъ, о которыхъ мы говорили недавно. Въ этихъ домахъ когда-то жили добрые, счастливые, умные люди,- умѣвш³е веселиться, въ этомъ поэтѣ жилъ духъ веселаго, образованнаго человѣка, хорошо понимавшаго науку жизни. О цѣломъ занимательномъ пер³одѣ московской жизни говорятъ намъ барск³е дома Москвы,- объ этомъ самомъ пер³одѣ напоминало намъ дарован³е В. Л. Пушкина, одного изъ образованнѣйшихъ москвичей стараго времени. Съ этой точки зрѣн³я труды Василья Львовича, слабые въ безусловномъ смыслѣ, имѣютъ нѣкоторое относительное достоинство. Въ нихъ сказывается намъ почтенный эпикуреецъ стараго поколѣн³я, человѣкъ воспитанный и сочувствующ³й словесности, взросш³й на Вольтерѣ и Горац³ѣ, родственникъ и соименникъ великаго пѣвца нашего, сверстникъ и другъ такихъ людей какъ Карамзинъ, Жуковск³й, Дмитр³евъ, князь Вяземск³й и A. И. Тургеневъ.
   Васил³й Львовичъ считался украшен³емъ стараго московскаго общества, и хотя по связямъ своимъ не разъ посѣщалъ любимую свою резиденц³ю, но Москва, по его собственному выражен³ю, была для него всегдашнымъ пр³ютомъ отъ бурь житейскихъ. Спокойная, разнообразная, нѣсколько лѣнивая жизнь старой нашей столицы, какъ нельзя лучше подходила къ понят³ямъ и средствамъ поэта, стоявшаго на рубежѣ двухъ литературныхъ поколѣн³й, и этимъ самымъ отчасти обреченнаго на скромную дѣятельность. Не смотря на сатирическое направлен³е нѣкоторыхъ произведен³й В. Л. Пушкина, не взирая на его роль въ арзамасскомъ литературномъ обществѣ, не смотря на "Грозный Вотъ" (прозван³е Василья Львовича, сохраненное въ послан³и его племянника), намъ кажется, что дядюшка Александра Сергѣича, большой скептикъ по природѣ, глядѣлъ на каждое "п³итическое упражнен³е", какъ на умственную гимнастику" какъ на игру, честную, полезную игру и ничего болѣе. "О радость, о восторгъ! и я... и я - п³итъ!" возгласилъ онъ въ одномъ изъ своихъ стихотворен³й, читанномъ на вечерѣ у Хераскова; но едва-ли восторженное восклицан³е, здѣсь приведенное, не было сказано для одной красоты слога, въ угодность пѣвцу "Росс³ады", всегда считавшему свѣтскаго Василья Львовича за вѣтрогона, пренебрегающаго прямымъ путемъ къ вершинѣ росскаго Пинда. М. А. Дмитр³евъ, въ своихъ любопытныхъ замѣткахъ о литературѣ стараго времени, сообщаетъ намъ истор³йку, основываясь на которой, мы и произносимъ свое сужден³е. Одинъ разъ В. Л. Пушкинъ явился къ высокопарному автору "Кадма и Гармон³и" съ небольшимъ сверткомъ стиховъ, собираясь прочесть ихъ суровому старцу. Херасковъ, внѣ своего собственнаго признан³я не признававш³й никакихъ другихъ п³итическихъ направлен³й, быль убѣжденъ, что дѣло идетъ о какой-либо трагед³и, поэмѣ, одѣ и такъ далѣе. Пушкинъ развернулъ свертокъ, и вдругъ уши маститаго ветерана поразились слѣдующими звуками:
         
   Чѣмъ я начну теперь? Я вижу, что - баранъ
   Нейдетъ тутъ ни къ чему, гдѣ риѳма - барабанъ;
   Извѣстно вамъ, друзья, что галка не - фазанъ,
   И что въ поэтахъ я казакъ, а не - гетманъ;
   Но васъ душой люблю и это не - обманъ:
   Разсмѣйтесь - я счастливъ. Послушайте - Арманъ
   Былъ добрый человѣкъ. Что наша жизнь? - романъ,
   Онъ часто говорилъ. Что наша смерть? - туманъ.
   A лучше что всего? биф-штексъ и - лабарданъ.
   И если жъ я умру, пусть трупъ мой хищный - вранъ,
   Какъ хочетъ, такъ и ѣстъ; смерть, грозный - великанъ,
   Уноситъ все съ собой. И дубъ, о - маяранъ,
   И червь и человѣкъ въ рукахъ ея - воланъ:
   Поймаетъ вмигъ она, и спрячетъ въ свой - карманъ;
   Оттуда не уйдешь ни въ Лондонъ, ни въ - Миланъ.
   Арманъ мой справедливъ: смерть лютый - звѣрь-кабанъ,
   Г³енна, леопардъ; могила не - диванъ:
   Когда подумаю, что лѣзть мнѣ въ - чемоданъ,
   Что тамъ исчезнетъ все и голова и - станъ,
   Поморщусь и вздрогну. Я въ - Музулипатанъ
   Согласенъ хоть сейчасъ; пройду - лд³анъ;
   Но пусть я буду живъ! Пусть жизни - караванъ
   Въ дорогѣ будетъ ввѣкъ. Французъ и - молдаванъ
   Твердятъ, что смерти путь и трудегъ и - пещанъ;
   A въ жизни мило все, крапива и - тюльпанъ.
   Живу, люблю, горю; Амуровъ мнѣ - капканъ
   Не страшенъ никогда. Уродливый - Вулканъ
   И Марсъ, и Аполлонъ, Добрыня и - Полканъ
   Амура чтили всѣ. Стамедъ и - тарлатанъ -
   Прекрасно все на той, которой онъ - колчанъ
   И стрѣлы далъ свои. Амуръ - Лев³аѳань -
   Въ романахъ говоритъ извѣстный - де-Трессанъ.
   Амуръ богъ радостей, гласитъ вамъ - Унцельманъ:
   Прекрасной вѣрю я. И грекъ и - музульманъ
   Готовы въ ротѣ быть, Эротъ гдѣ - капитанъ;
   Захочетъ сильный богъ, красавецъ и - губанъ -
   Пойду съ Темирой я въ огонь о въ - океанъ.
  
   При первыхъ стихахъ Херасковъ съ недоумѣн³емъ приподнялъ голову - а вслѣдъ затѣмъ разсердился на молодого поэта. Дѣло въ томъ, что стихи Василья Львовича были написаны на заданныя сумазбродныя риѳмы, нарочно выбранныя съ трудомъ, для усилен³я трудности въ задачѣ. Задача, какъ всяк³й самъ можетъ повѣрить, была выполнена прекрасно, и нѣтъ сомнѣн³я, что всѣ jeux d'esprit Василья Львовича, еслибъ ихъ собрать въ одну книжку, составили бы сборникъ весьма характеристическ³й.
   Между этими jeux d'esprit, иногда принимавшими больш³е размѣры и очень часто отдѣлываемыми съ великимъ тщан³емъ, необходимо надо упомянуть о поэмѣ, на которую не разъ ссылается А. С. Пушкинъ, въ V главѣ "Онѣгина" и въ своихъ мелкихъ замѣткахъ. Это шуточное произведен³е, содержащее въ себѣ разсказъ о томъ, какъ одинъ буйный и промотавш³йся пр³ятель увлекъ автора въ собран³е гулякъ, неспособныхъ провести вечера не подравшись, знакомо всему свѣту и содержитъ въ себѣ признаки таланта истиннаго; а фигура Буйнова, растрепаннаго господина, въ пуху, съ картузѣ съ козырькомъ, подтибрившаго рысаковъ у Пахома и мечтавшаго о томъ какъ бы лихо прокатиться по городу и подставить фонари своему ближнему - стоитъ передъ читателемъ какъ живая. Впечатлѣн³е, оставленное въ насъ нѣкоторыми мастерскими подробностями всего разсказа, было такъ замѣчательно, что въ первый разъ увидавъ полное собран³е стиховъ В. Л. мы долго искали въ нихъ какихъ нибудь картинъ московскаго быта, набросанныхъ знакомой размашистой кистью,- но ожидан³я наши были напрасны - поэтъ или не сознавалъ самъ своего дара или не умѣлъ извлечь изъ него полное для искусства примѣнен³е. Жаль, истинно жаль, что между тысячами слушателей, толпившихся вокругъ Василья Львовича и съ хохотомъ внимавшихъ разсказу про Буянова, не нашлось ни одного строгаго цѣнителя, который сказалъ бы даровитому шутнику: "въ тебѣ кроется талантъ оригинальный, талантъ истинный, талантъ, котораго не слѣдуетъ тратить на шалости. Произведен³е твое исполнено мѣткихъ выражен³й, живыхъ стиховъ, картинъ, достойныхъ фламандскаго живописца, юмора, которому надобенъ лишь просторъ и достойная тема. Будь же самимъ собою, пока еще время. Брось стихотворныя шалости, оставь шутки и подражан³я Дмитр³еву, будь самимъ собою и знакомь насъ съ русскою жизнью, безъ прикрасъ и риторическихъ умствован³й!" Еслибъ у Василья Львовича нашелся подобный совѣтникъ, и еслибъ совѣты подобнаго рода затронули его за живое,- мы имѣли бъ однимъ оригинальнымъ поэтомъ больше, и имя Васил³я Пушкина не казалось бы ничтожнымъ письмомъ, даже еслибъ его сказать тотчасъ послѣ имени Пушкина - Александра.
   Послѣ всего сказаннаго нами, понятно будетъ читателю, много ли пользы и наслажден³я получитъ онъ, пробѣгая полное собран³е сочинен³й В. Л. Пушкина. Для человѣка, знакомаго съ старой Москвою и прежнимъ литературнымъ кругомъ - мног³я темныя мѣста покажутся ясными и стало быть книга отъ того выиграетъ. Для наблюдателя, имѣвшаго случай слыхать разсказы о литературномъ пер³одѣ времени Василья Львовича, чтен³е его стихотворен³й не будетъ лишнимъ дѣломъ. Но для любителей истинной поэз³и, даже для поклонниковъ легкаго чтен³я - едва ли разбираемый нами поэтъ въ силахъ дать что-либо пр³ятное. Дарован³е его слишкомъ неопредѣленно, и самъ онъ не вѣритъ въ свое дарован³е. Литература, какъ мы уже замѣтили одинъ разъ, для Васил³я Львовича была умственною гимнастикою, никакъ не дѣломъ всей жизни, не любимымъ трудомъ, не ежечасною борьбою въ пользу своего таланта. Воспитанный на французскомъ языкѣ, французскомъ умѣ и французскихъ поэтахъ, Пушкинъ старш³й съумѣлъ остаться русскимъ по сердцу,- но его м³росозерцан³е, его жизнь, его умъ, его капризы, наслажден³я, предразсудки - все это было Французскимъ. Въ Херасковѣ чтилъ онъ уважен³е къ псевдоклассицизму, въ Шишковѣ и парнасскихъ славянахъ ненавидѣлъ онъ поползновен³е вражды съ заранѣе принятыми авторитетами. Умъ, или вѣрнѣе остроум³е, были божествами для Васил³я Львовича, разрядъ головной поэз³и былъ для него любимымъ разрядомъ; къ романтизму онъ не питалъ никакого сочувств³я, къ блистательнымъ начинан³ямъ своего великаго племянника онъ оставался холоденъ и даже полувраждебенъ, какъ говорятъ нѣкоторые. Такимъ образомъ воспитан³е и предразсудки пѣвца Буянова шли совершенно наперекоръ всему тому, что въ немъ таилось хорошаго, какъ въ литераторѣ. В. Пушкинъ умѣлъ писать живымъ, мѣткимъ, чисто разговорнымъ языкомъ, но даръ этотъ употреблялъ только изрѣдка, въ басняхъ, на всякомъ шагу не довѣряя себѣ и думая - не зашелъ ли онъ слишкомъ далеко, не вдался ли онъ въ низость и трив³альность языка? Мастерски изображая типическ³я лица въ своихъ шуточныхъ (и стало быть ненапечатанныхъ произведен³яхъ), онъ избѣгалъ всякой картинности въ стихотворен³яхъ, назначавшихся къ печати и даже смѣялся надъ картинностью манеры въ молодыхъ поэтахъ. Зная нѣкоторыя черты русскаго быта и даже умѣя передавать нашу народную рѣчь, Васил³й Львовичъ считалъ, что подражан³е Горац³ю или мадригалъ Хлоѣ во сто-кратъ выше всякой картины изъ русскаго быта. Подобно тому какъ самыя хорошеньк³я маркизы стараго версальскаго двора считали неловкимъ выѣзжать въ гости ненарумянившись,- такъ и нашъ авторъ считалъ неприличнымъ пускаться въ печать, не запасшись игривостью, шутливостью, остроум³емъ словъ, ловкими сближен³ями въ концѣ каждой пьески. Намъ кажется, что всяк³й разъ, когда фантаз³и Васил³я Львовича представлялась мысль простая и мѣткая, выражен³е или народное или очень картинное, онъ говорилъ себѣ усмѣхаясь - это годится для "Опаснаго Сосѣда", но никакъ для сер³ознаго произведен³я. Нашъ поэтъ былъ слишкомъ уменъ для того, чтобъ говорить высокопарнымъ слогомъ и возноситься къ райскимъ кринамъ, когда-то росшимъ въ изобил³и на высотахъ росскаго Пинда, но убѣгая отъ трескучаго фразерства, онъ не могъ спастись отъ другой Харибды старыхъ нашихъ литераторовъ,- то есть отъ той фальшивой, сладенькой простоты или полупростоты, жрецами которой были Богдановичъ и отчасти Дмитр³евъ. Оттого все собран³е стихотворен³й, нами разбираемыхъ, читается не легко, и по прочтен³и оставляетъ довольно приторное впечатлѣн³е; даже своимъ подражан³ямъ Горац³ю нашъ поэтъ придаетъ нѣчто изнѣженное, многословное. Лучшими вещицами Васил³я Львовича намъ кажутся нѣкоторыя изъ его басенъ, писанныхъ на извѣстныя приключен³я и споры, волновавш³е литературу и свѣтск³й кружокъ того времени.
   Но пора кончить съ Васильемъ Львовичемъ Пушкинымъ,- насъ ждетъ другой представитель прежняго московскаго общества, юноша много обѣщавш³й для искусства и угасш³й безвременно, оставивъ послѣ себя лишь одни замѣчательныя начинан³я. Отрывки его юношескихъ опытовъ помѣщены въ одной книгѣ съ сочинен³ями В. Л. Пушкина; по этимъ слабымъ отрывкамъ мы должны судить человѣка, выказывавшаго всѣ залоги первоклассныхъ писателей. Мы говоримъ о Веневитиновѣ, котораго принято оплакивать какъ юнаго угасшаго поэта, тогда какъ намъ кажется, что наша словесность лишилась въ Веневитиновѣ не поэта съ большими надеждами,- а критика и литературнаго двигателя, изъ тѣхъ многостороннихъ дѣятелей, которые для насъ можетъ быть еще нужнѣй чѣмъ поэты.
   Не знаемъ откуда издатели Смирдинскаго издан³я русскихъ авторовъ почерпаютъ кратк³я б³ографическ³я свѣдѣн³я объ этихъ авторахъ, свѣдѣн³я иногда прилагаемыя въ началѣ, иногда въ серединѣ книжекъ (часто впрочемъ ихъ и вовсе не прилагается),- но во всякомъ случаѣ поражающ³я чрезвычайной бѣдностью содержан³я. Намъ кажется, что издатели, скупясь заказывать б³ографическ³я замѣтки о поэтахъ и прозаикахъ, входящихъ въ составъ ихъ предпр³ят³я, даромъ берутъ матер³алъ изъ газетныхъ некрологовъ, изъ статей, набросанныхъ давно и уже устарѣвшихъ; но, соблюдая такимъ образомъ мизерную выгоду, они подвергаются самому справедливому, заслуженному нарекан³ю со стороны читателя. Такъ и къ сочинен³ямъ Веневитинова приложено странички четыре о жизни и трудахъ молодого писателя, четыре странички, какъ кажется, написанныя однимъ изъ друзей покойнаго, и украшавш³я въ 1827 году издан³е его стихотворен³й. Подумайте объ этомъ - къ писателю, изданному въ 1855 году, когда истор³я отечественной словесности такъ разработана, приложенъ б³ографическ³й очеркъ, составленный въ 1827 году, за двадцать восемь лѣтъ до нашего времени! Нѣтъ спора, что крошечный очеркъ, о которомъ здѣсь говорится, составленъ грамотно, написанъ съ теплотой и не безъ пониман³я дѣла, но все-таки ему двадцать восемь лѣтъ, и сужден³я, въ немъ излагаемыя, не совсѣмъ ладятъ съ нашими теперешними литературными понят³ями. Съ 1827 по 1855 годъ наша критика сдѣлала же как³е нибудь успѣхи, мы выучились же сколько нибудь разборчивости, и уважая голосъ современниковъ Веневитинова, можемъ же взглянуть на молодого поэта съ нашей собственной точки зрѣн³я! Не находимъ достаточно словъ, чтобъ достойно упрекнуть издателей за такое непростительное, нерадивое, обидное для литературы и публики невниман³е. Дѣлая эконом³ю на грошахъ, всегда потеряешь рубли, и намъ грустно сообщить, что издан³е "Полнаго Собран³я Сочинен³й Русскихъ Авторовъ", начавшееся съ успѣхомъ, каждый годъ теряетъ во мнѣн³и покупщиковъ, благодаря промахамъ издателей. Нѣтъ, и тысячу разъ нѣтъ! такъ не издаютъ людей, которымъ вся грамотная Росс³я одолжена такъ много, такъ не позволяется обращаться съ поэтами, имена которыхъ, всяк³й нашъ соотечественникъ благоговѣйно произноситъ! Во имя прилич³я, во имя всей нашей словесности, произносимъ рѣшительное и рѣзкое слово по поводу небрежныхъ книгопродавческихъ спекуляц³й. Такъ не дѣлаютъ прочныхъ дѣлъ, такъ не создаютъ дѣльныхъ предпр³ят³й, такъ не издаютъ первыхъ русскихъ писателей. Если хотите пр³обрѣтать рубль на рубль и работать спустя рукава - издавайте Поль-де-Кока и Александра Дюма, но не подступайтесь ни къ Карамзину, ни къ Батюшкову, ни къ Державину! Пора однако кончить со всѣмъ этимъ и вернуться къ Веневитинову.
   Такъ какъ В. Л. Пушкинъ былъ представителемъ стараго поколѣн³я старой Москвы, поколѣн³я выросшаго на французскомъ воспитан³и и мирно окончившаго свою дѣятельность посреди тихаго дилетантизма въ дѣлѣ благъ житейскихъ,- В. Д. Веневитиновъ былъ представителемъ поколѣн³я болѣе юнаго, болѣе серьознаго, болѣе страстнаго по натурѣ и болѣе развитаго воспитан³емъ. Веневитиновъ родился въ Москвѣ, 14 сентября 1805 года, въ настоящее время ему было бы пятьдесятъ лѣтъ и онъ жилъ бы между нами, еслибъ неисповѣдимыя пути Провидѣн³я пощадили его жизнь, такъ обильную надеждами. Много отличныхъ писателей, много храбрыхъ вождей, много государственныхъ дѣятелей дано Росс³и поколѣн³емъ, къ которому принадлежалъ Веневитиновъ, молодой человѣкъ, отмѣченный печатью таланта первокласснаго. Не въ стихотворен³яхъ юноши надо искать слѣдовъ этой печати, но въ его воспитан³и, въ его блестящей умственной дѣятельности, въ его свѣтломъ взглядѣ на искусство, въ его широкомъ развит³и, правильномъ и послѣдовательномъ, не взирая на всю свою широту. Вотъ что говоритъ о молодомъ писателѣ его б³ографъ: "Веневитиновъ обучался дома. Рано обнаружились въ немъ необыкновенныя способности къ живописи и музыкѣ; но занят³я важнѣйш³я не позволили ему предаться имъ совершенно. Прилежно изучивъ мног³е древн³е и новѣйш³е языки, онъ съ жадностью перечитывалъ творен³я классиковъ, и въ свободные часы переводилъ отрывки, особенно его поражавш³е. Чтен³е критическихъ книгъ было также съ раннихъ лѣтъ однимъ изъ любимыхъ его занят³й. Почувствовавъ со временемъ всю бѣдность сужден³й, основанныхъ на однихъ частныхъ наблюден³яхъ, онъ ревностно сталъ изучать критиковъ нѣмецкихъ и съ жаромъ принялся за философ³ю. Съ тѣхъ поръ предметомъ его размышлен³й было его собственное, внутреннее чувство. Повѣрять, разпознавать его, было главнымъ занят³емъ его разсудка. Отъ того, не смотря на веселость, даже на самозабвен³е, съ которымъ онъ часто предавался минутному расположен³ю духа, характеръ его былъ совершенно меланхолическ³й; отъ того и въ произведен³яхъ его господствуетъ болѣе чувство, нежели фантаз³я. Желан³е служить отечеству не только словомъ, но и дѣломъ, заставило его переселиться въ Петербургъ и опредѣлиться въ министерство иностранныхъ дѣлъ, гдѣ онъ занимался службою со всею ревностью юности. Но здоровье его было уже разстроено, и 15 марта 1827 года онъ скончался отъ нервной горячки". Вотъ почти все что говоритъ о Веневитиновѣ одинъ изъ преданнѣйшихъ друзей покойнаго; - чтобъ ближе понять, какую утрату мы всѣ понесли въ молодомъ писателѣ, надо будетъ остановиться надъ сочинен³ями, оставшимися послѣ его смерти.
   Малое число стихотворен³й юнаго поэта, дошедшее до насъ, отличается достоинствами скорѣе относительными нежели безусловными. На перекоръ всѣмъ начинающимъ стихотворцамъ, Веневитиновъ не строитъ себѣ литературныхъ кумировъ, не увлекается подражательностью, не идетъ ни за старой риторической школою, ни за туманными теор³ями современныхъ ему романтиковъ. Не имѣя возможности, по причинѣ своей великой молодости, имѣть своего собственнаго поэтическаго фонда, онъ пренебрегаетъ заимствовать, у другихъ и хладнокровно ждетъ своего часа. Если бы Веневитиновъ жилъ ранѣе Жуковскаго и Пушкина, гладкость, свѣжесть, сжатость его стиха послужила бы образцомъ и укоромъ для поэтовъ стараго покроя. Его нельзя упрекнуть въ стремлен³и къ сладенькой и условной полупростотѣ, гладк³й стихъ юноши не напоминаетъ "стиха безъ мысли въ пѣснѣ модной",- напротивъ того, стихъ Веневитинова ровенъ и силенъ отъ присутств³я мысли, отъ полнаго пренебрежен³я писателя къ общимъ мѣстамъ, при помощи которыхъ такъ легко говорить стихами. Возьмемъ напримѣръ небольшое стихотворен³е "жизнь", въ которомъ до сихъ поръ не отыскать ни одной устарѣлой фразы, ни одного выражен³я, противнаго языку настоящей поэз³и.
  
   Сначала жизнь плѣняетъ насъ:
   Въ ней все тепло, все сердце грѣетъ
   И, какъ заманчивый разсказъ.
   Нашъ умъ причудливый лелѣетъ.
   Кой-что страшитъ издалека,-
   Но въ этомъ страхѣ наслажденье:
   Онъ веселитъ воображенье,
   Какъ о волшебномъ приключеньѣ
   Ночная повѣсть старика.
   Но кончится обманъ игривой -
   Мы привыкаемъ къ чудесамъ;
   Потомъ - на все глядимъ лѣниво,
   Потомъ." - и жизнь постыла намъ.
   Ея загадка и завязка
   Уже длинна, стара, скучна,
   Какъ пересказанная сказка
   Усталому предъ часомъ сна.
  
   Смѣю можемъ сказать, что подъ выписаннымъ стихотворен³емъ самъ Пушкинъ не постыдился бы подписать свое имя всѣми буквами. И однако, не взирая на его несомнѣнное достоинство, мы скорѣе видимъ въ немъ трудъ сильнаго мыслителя, умнаго литератора, нежели поэта по призванью. Въ томъ, что тонко развитая натура Веневитинова была понятлива въ поэз³и, въ томъ, что она была роскошно одарена и способна на всяк³й трудъ, для насъ нѣтъ никакого сомнѣнья. Но этого еще мало для того, чтобъ признать Веневитинова поэтомъ. Изъ него могъ выйдти отличный поэтъ, какъ можетъ выйдти отличный поэтъ изъ каждаго 22-хъ-лѣтняго юноши, блистательно образованнаго, любящаго и понимающаго поэз³ю. Продолжая заниматься стихами, Веневитиновъ могъ написать длинную поэму, книжечку изящныхъ стихотворен³й, но одно время могло рѣшить, готовился ли въ немъ поэтъ оригинальный, сильный, понятный для Росс³и и понимающ³й поэз³ю Руси. По складу ума своего, молодой человѣкъ былъ далекъ отъ подражательности, отъ способности пѣтъ съ чужого голоса; но можетъ быть по складу же своего ума онъ былъ удаленъ и отъ чистой оригинальности въ области поэз³и. Можетъ быть рано развитая способность анализа опередила его творческ³я способности, можетъ быть его собственная личность еще не имѣла времени характеристически обрисоваться; во всякомъ случаѣ Веневитиновъ, какъ поэтъ, не является намъ въ какомъ нибудь, опредѣленномъ, ему собственно принадлежащемъ видѣ. Въ лучшихъ своихъ стихотворен³яхъ онъ является намъ не страстнымъ юношей, не живымъ человѣкомъ, исполненнымъ достоинства и слабостей, но мыслителемъ почти идеальнымъ, отрѣшеннымъ отъ дѣйствительности. Потому въ лучшихъ стихотворен³яхъ Веневитинова мы еще не имѣемъ права искать отвѣта на вопросъ, чѣмъ сдѣлался бы этотъ даровитый юноша въ зрѣлые года своей жизни. Попытаемся теперь разсмотрѣть прозу Веневитинова, эти disjectae membrae poetae, эти замѣчательные отрывки, писанные замѣчательнымъ языкомъ и несомнѣнно показывающ³е юношу замѣчательнаго. Намъ кажется, что проза нашего автора даетъ намъ отвѣтъ, котораго мы тщетно допытывались отъ его поэз³и.
   Прозаическ³я сочинен³я Веневитинова начинаются "Письмомъ къ графинѣ N N о Философ³и", первымъ письмомъ изъ ряда писемъ, по всей вѣроятности неконченныхъ молодымъ авторомъ. Но уже перваго письма достаточно, какъ для того, чтобъ показать точку зрѣн³я, съ которой нашъ писатель глядѣлъ на науку. такъ и для удостовѣрен³я читателя въ драгоцѣнной способности Веневитинова популяризировать идеи самыя отвлеченныя. На первыхъ страницахъ своего послан³я онъ говоритъ: "когда письма мои покажутся вамъ темными, разорвите ихъ тотчасъ-же",- такъ велика увѣренность Веневитинова, такъ горяча его любовь къ начатому дѣлу. И надо признаться - дѣло начато превосходно, слогъ письма поражаетъ простотою и прелестью, всѣ положен³я, выходя изъ души, проникнутой живымъ сознан³емъ, не только ясны какъ-день, но и высказаны привлекательно. Прозу Веневитинова можно только сравнить съ тѣми лучшими страницами Карамзинской прозы, въ которыхъ незабвенный сочинитель "Писемъ Русскаго Путешественника", сдѣлавш³й такъ много для просвѣщен³я своихъ читателей, передаетъ имъ свои выводы о Шекспирѣ, французской трагед³и или свой бесѣды съ поэтами и мыслителями Герман³и. Страстно любя науку и желая сообщить другимъ людямъ плоды своихъ познан³й, Веневитиновъ имѣстъ все нужное для бесѣды съ массой читателей: его живое слово увлекаетъ и заставляетъ думать; а молодость самого автора придаетъ его поучен³ямъ, что-то горячее, свѣтлое, напоминающее изустную бесѣду немногихъ людей съ убѣжден³ями въ жизни. Обративши вниман³е на другую, весьма замѣчательную статью нашего автора "Нѣсколько мыслей въ планъ журнала", мы еще болѣе утверждаемся въ нашихъ понят³яхъ о прозаикѣ-Веневитиновѣ. Но письму о Философ³и мы признали за нимъ способность къ увлекательному изложен³ю чужихъ идей,- теперь намъ открываются эстетическ³я воззрѣн³я самого писателя на словесность его родины. Намъ было ясно, что Веневитиновъ владѣетъ отличнымъ органомъ; посмотримъ теперь, на какой предметъ думаетъ онъ употребить этотъ органъ - поле для наблюден³й нашихъ оказывается очень широкимъ, ибо въ статьѣ своей, толкуя о направлен³й какого-то замышляемаго имъ пер³одическаго издан³я, Веневитиновъ, по обязанности своей, касается самыхъ тонкихъ и самыхъ глубокихъ вопросовъ какъ русской журналистики, такъ и всей русской словесности.
   Послѣ первыхъ разсужден³й о просвѣщен³и и самопознан³и народномъ, составляющихъ исходную точку всего проекта, молодой писатель ясно высказываетъ намъ ту мысль, что благодаря подражательному характеру современной ему русской литературы, наше положен³е въ литературномъ м³рѣ есть положен³е отрицательное, неясное и странное. Безпечная толпа русскихъ литераторовъ, мало воспитанная въ эстетическомъ отношен³и, по видимому не подозрѣваетъ того, что для всякой словесности необходимы здравая критика, выводы литературнаго самосознан³я, незыблемыя истины, изъ которыхъ бы истекало разумное творчество дѣятелей. "Мы, русск³е, говоритъ Веневитиновъ, получили форму литературы прежде самой ея существенности. Все наше просвѣщен³е мы получили извнѣ, оттого и произошло наше чувство подражательности, которое самому таланту приноситъ въ дань не удивлен³е, но раболѣпство. У насъ прежде учебныхъ книгъ появились журналы, прежде дѣльныхъ переводовъ оригинальные типы. Литература стала не дѣломъ, а забавою. Журналы наши до сихъ поръ служатъ пищей невѣжеству, ибо забавляютъ насъ игрой ума и схватываютъ верхи со всѣхъ познан³й, и не проникая въ глубину науки, только льстятъ нашей умственной лѣности. Противъ такихъ уклонен³й литературы отъ ея здраваго пути, необходимо бороться каждому человѣку, уважающему родное искусство".
   Вотъ что говорилъ двадцатилѣтн³й Веневитиновъ, вотъ какъ смотрѣлъ онъ на современную ему критику, на современные ему журналы, поселявш³е страхъ во многихъ поэтахъ болѣе зрѣлыхъ и болѣе знаменитыхъ! Но пойдемъ далѣе въ нашемъ анализѣ.
   "Легче дѣйствовать на умъ", говоритъ нашъ авторъ - "когда онъ пристрастенъ къ заблужден³ю, нежели когда онъ равнодушенъ къ истинѣ. Ложныя мнѣн³я не могутъ всегда состоятся; онѣ порождаютъ друг³я; такимъ образомъ вкрадывается несоглас³е, и самое противорѣч³е ведетъ къ своего рода движен³ю, изъ котораго наконецъ возникаетъ истина. Давно ли сбивчивыя сужден³я французовъ о философ³и и искусствахъ почитались въ Росс³и законами? И гдѣ же слѣды ихъ? Они въ прошедшемъ, или разсѣяны въ немногихъ творен³яхъ, которыя съ большой упорностью стараются представить намъ прошедшее настоящимъ. Такое освобожден³е Росс³и отъ условныхъ оковъ и отъ невѣжественной самоувѣренности французовъ было бы торжествомъ ея, если бы оно было дѣломъ сознательнаго разсудка; но къ несчастью оно не произвело значительной пользы, ибо причина нашей слабости въ литературномъ отношен³и, заключалась не столько въ образѣ мысли, сколько въ бездѣйств³и мысли. Мы отбросили французск³я правила не отъ того, что могли опровергнуть ихъ какою либо положительною системою; но потому только, что не могли примѣнить ихъ къ произведен³ямъ новѣйшихъ писателей, которыми наслаждаемся. Такимъ образомъ правила невѣрныя замѣнялись у насъ отсутств³емъ всякихъ правилъ... Однако изъ пагубныхъ послѣдств³й сего недостатка нравственной дѣятельности, была всеобщая страсть выражаться въ стихахъ. Многочисленность стихотворцевъ есть всегда признакъ легкомысл³я: самыя поэтическ³я эпохи истор³и всегда представляютъ намъ самое малое число поэтовъ. У насъ языкъ поэз³и превращается въ механизмъ; онъ дѣлается оруд³емъ безсил³я, которое не можетъ дать себѣ отчета въ своихъ чувствахъ и потому чуждается опредѣлительнаго языка разсудка. Скажу болѣе: у насъ чувство нѣкоторымъ образомъ освобождается отъ обязанности мыслить, и прельщая легкостью безотчетнаго наслажден³я, отвлекаетъ отъ высокой цѣли усовершенствован³я.... Надлежало бы нѣкоторымъ образомъ охранить Росс³ю отъ подражательности, закрыть отъ ея взоровъ всѣ маловажныя произшеств³я въ литературномъ м³рѣ, безполезно развлекающ³я ея вниман³е, и опираясь на твердыя начала науки мышлен³я, представить ей полную картину развит³я ума человѣческаго, въ которой бы она видѣла свое собственное предназначен³е... Не безполезно было бы обратить вниман³е Росс³и на древн³й м³ръ и его произведен³я. С³е временное устранен³е отъ настоящаго пропзведетъ вѣрную пользу: находясь въ м³рѣ совершенно для насъ новомъ, котораго всѣ отношен³я для насъ загадки, мы принуждены будемъ дѣйствовать собственнымъ умомъ для разрѣшен³я всѣхъ противорѣч³й, как³я намъ представятся. Такимъ образомъ мы сами сдѣлаемся преимущественнымъ предметомъ нашихъ изыскан³й... Веневитиновъ кончаетъ статью новымъ заключен³емъ о необходимости строгой эстетической критики, критики основанной на выводахъ науки, способной дать намъ должную самобытность и твердость во всѣхъ дѣлахъ искусства.
   Вотъ на какого рода страницахъ основываемъ мы настоящую славу Веневитинова,- вотъ какими строками показалъ намъ талантливый юноша малую часть сокровищъ, въ немъ заключавшихся. Всѣ эти слова, всѣ эти выводы, всѣ эти благородныя стремлен³я не утратили ничего и по прошеств³и тридцати лѣтъ. Что за свѣтлый взглядъ, что за самостоятельность убѣжден³й, что за любовь ко всему дѣльному и прекрасному! Такъ, въ Веневитиновѣ лишились мы литератора истиннаго, рѣдкаго, блистательнаго. Онъ унесъ многое съ собой въ могилу. Онъ принесъ бы великую пользу родной словесности. Уступая многимъ изъ своихъ товарищей въ поэтическомъ талантѣ, онъ головой превышалъ ихъ всѣхъ въ другомъ отношен³и. Въ немъ готовился руководитель словесности, критикъ съ достоинствами по видимому несовмѣстимыми въ одномъ человѣкѣ, критикъ богатый образован³емъ, полный горячности и терпимости, одаренный поэтическимъ талантомъ, усовершенствованный жизн³ю въ образованнѣйшихъ слояхъ общества, благородный, энергическ³й, и непреклонный въ своихъ убѣжден³яхъ. Двѣ статейки по поводу А. С. Пушкина, помѣщенныя въ разбираемомъ нами "Собран³и" (одна изъ нихъ написана прекраснѣйшимъ французскимъ языкомъ, безъ педантизма и жаргона, такъ несноснаго во французскомъ языкѣ не-французовъ), въ высшей степени характеризуютъ критическую самостоятельность Веневитинова. Одна изъ нихъ, писанная въ 1825 году (автору не было еще тогда двадцати лѣтъ), возбуждена черезъ-чуръ восторженною статейкою "Московскаго Телеграфа" о первой пѣсни Евген³я Онѣгина. Веневитиновъ, самъ чтитель Пушкина, но чтитель разумный и нелицепр³ятный, былъ глубоко возмущенъ раболѣпными колѣнопреклонен³ями критика, поспѣшившаго поставить первую пѣснь "Онѣгина" на ряду съ творен³ями Данта и Байрона. "Что бы сказалъ Пушкинъ" - почти въ такомъ смыслѣ говоритъ нашъ критикъ - "еслибъ онъ прочелъ статью, въ которой, вмѣсто здраваго суда, дѣльныхъ похвалъ и замѣтокъ, поэту расточаются, можетъ быть изъ корыстныхъ редакторскихъ цѣлей, похвалы самыя неловк³я и преувеличенныя? Ошибки подобнаго рода могутъ только распространять лживыя понят³я о Пушкинѣ, да и обо всей поэз³и. Кто отказываетъ Пушкину въ превосходномъ талантѣ, кто сомнѣвается въ его заслугахъ на пользу нашей словесности? Но какое отношен³е можете вы находить между Пушкинымъ и Байрономъ, какъ осмѣливаетесь вы ставить на одну доску первую пѣснь только что начатой поэмы съ произведен³ями, въ которыхъ сосредоточивается стремлен³е вѣка, и которымъ предназначено только остаться въ лѣтописяхъ ума человѣческаго. Я говорю смѣло о Пушкинѣ: онъ стоитъ на такой степени, гдѣ правда уже не колетъ глазъ. При всѣхъ заслугахъ пѣвца "Кавказскаго Плѣнника", "Людмилы и Руслана" и другихъ имъ подобныхъ произведен³й, мы не видимъ въ немъ ничего такого, чтобы дѣлало честь вѣку, мы не видимъ, чтобы онъ шолъ впереди своего поколѣн³я и представлялъ намъ въ своихъ создан³яхъ нѣчто изумительное и м³ровое. Его еще нельзя равнять съ поэтами, поражающими весь свѣтъ звуками своего голоса".
   Переходя къ первой пѣсни "Онѣгина" (какъ извѣстно, самой слабой изо всей поэмы), Веневитиновъ вглядывается въ нее съ проницательностью до крайности рѣдкою въ то время, когда о Пушкинѣ никто не говорилъ безъ колѣнопреклонен³я или свирѣпства. Эта пѣснь ему кажется прекраснымъ цвѣткомъ въ русской словесности, изящнымъ началомъ чего-то многообѣщающаго, но ни чуть не картиной Рафаэля, какъ утверждаетъ рецензентъ "Телеграфа". Народности, чисто русскаго элемента Веневитиновъ не признаетъ въ новой вещи Пушкина; ему видимо не нравятся мелочныя описан³я бульваровъ, трактировъ - всѣ эти описан³я, отъ которыхъ конечно "Онѣгинъ" не выигрываетъ. "Я не знаю", говоритъ Веневитиновъ, "что тутъ есть народнаго, кромѣ именъ петербургскихъ улицъ и ресторац³й. И во Франц³и, и въ Англ³и пробки хлопаютъ въ потолокъ, охотники ѣздятъ въ театръ и на балы". Разговоръ поэта съ книгопродавцемъ нравится молодому критику безусловно; а вторая глава "Онѣгина", появившаяся послѣ окончан³я всей статьи, побуждаетъ его къ чистосердечной замѣткѣ о томъ, что эта глава "несравненно превосходнѣе первой, какъ по изобрѣтен³ю, такъ и по изображен³ю характеровъ".
   Вотъ какого рода цѣнители нужны русскимъ поэтамъ и прозаикамъ, не смотря на всѣ ихъ достоинства. Горячо нападая на неловкихъ хвалителей Пушкина, Веневитиновъ за то поднимаетъ свой голосъ, когда по видимому всѣ прежн³е хвалители оставили поэта, когда любимое дитя Пушкинскаго ген³я, "Борисъ Годуновъ", не находилъ себѣ сочувств³я въ публикѣ, когда пришло время сказать читателю - "открой свои очи и привѣтствуй поэта, гигантскими шагами идущаго къ кругу великихъ, истинныхъ поэтовъ!" По поводу сцены изъ "Годунова", въ первый разъ помѣщенной въ "Московскомъ Вѣстникѣ", Веневитиновъ говоритъ дѣльное и честное слово. Престарѣлый инокъ, кончающ³й свое "послѣднее сказан³е" при свѣтѣ лампады и Григор³й Отрепьевъ, пробуждающ³йся отъ тревожнаго сновидѣн³я, здѣсь оцѣнены по достоинству. Тихое велич³е, которымъ проникнуто начало всей сцены, героическая кротость Пимена, жадное любопытство разпросовъ Григор³я - все это схвачено, понято, истолковано молодымъ критикомъ. Веневитиновъ понялъ все создан³е такъ, какъ мы его теперь понимаемъ, и преклонясь передъ поэтическимъ даромъ Пушкина, привѣтствовалъ его уже не какъ любезнаго и талантливаго стихотворца, но какъ сильнаго мужа, устремившагося къ дорогѣ, проложенной стопами Гете и Шекспира.
   Намъ кажется, что статья, про которую мы здѣсь говоримъ, не была нигдѣ напечатана. Зналъ ли о ней Пушкинъ, чувствовалъ ли нашъ поэтъ, что въ Росс³и находился одинъ высокоразвитый пламенный юноша, вполнѣ достойный цѣнить его произведен³я? Сознавали ли сверстники его, русск³е писатели Пушкинскаго пер³ода, что въ средѣ ихъ формируется человѣкъ, можетъ быть предназначенный, не смотря на свою молодость, быть ихъ цѣнителемъ, судьею, руководителемъ, сов

Категория: Книги | Добавил: Ash (11.11.2012)
Просмотров: 646 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа