Груссе Паскаль - Лазурный гигант

;Потому что я увидел внизу Жерара-сагиба.

   - Меня? Не может быть!..

   - Мне так показалось. А это был...

   - Павиан! Благодарю! Очень лестно узнать, что я так похож на обезьяну!

   - Ну, - продолжал Джальди, - а потом оказалось, что это был не ты! Это был. старый-престарый сагиб. Я подумал, что это один знакомый почтенный бонза, но нет, это, оказалось, презлой старик... Он отнял у меня колокольчик и принялся трезвонить. Чем громче я кричал ему, чтобы он отдал мне его, тем сильнее он звонил...

   - Так что, услышав шум, я пошел посмотреть, что случилось, и пришел как раз вовремя, чтобы спасти эту мартышку из когтей его сородича, - сказал Анри. - Положительно, Джальди, ты так непослушен, что когда-нибудь подведешь нас. Ты вот все говоришь, что любишь Жерара-сагиба и благодарен ему, а между тем ты уже два раза чуть не погубил его!

   Слезы навернулись на глаза маленького индуса.

   - Джальди любит Жерара-сагиба и великого сагиба тоже! Любит всем сердцем! - всхлипывал он. - Джальди - несчастный! Верь мне, великий сагиб! Джальди не лжет. Это только рабы лгут! Верь мне, великий сагиб!

   - Ну, полно, - успокоил его Жерар. - Ну, как же тебе верить, когда ты то и дело не сдерживаешь своих обещаний? Обещал сидеть на месте, а чуть я только скрылся из виду, ты слез с дерева. Пойми ты, как это неприятно великому сагибу, который всегда во всем держит слово!..

   - Когда Джальди вырастет большой...

   - Нет, милый мой. Дело не в возрасте. Сдерживать слово можно и в десять лет, и в сорок!

   - А если Джальди всегда будет послушен, будут ли добрые сагибы любить его? Будут ли они ему верить?..

   - Даже уважать его будут! - сказал Жерар, хлопая его по плечу. - Ты понимаешь, что значит уважение, Джальди?

   - Да!.. Жерар-сагиб, например, уважает великого сагиба.

   - Верно.

   - А великий сагиб уважает Жерара-сагиба, это видно по глазам!

   - И это верно! - повторил Анри, бросив на брата взгляд, полный гордости и братской любви. - Вот старайся во всем подражать ему, Джальди, и ты будешь честным человеком!

   - Ну, - сказал Жерар, - а что поделывает "Эпиорнис"? Как подвигается работа?

   - Мы могли бы отправиться дальше; но не лучше ли нам отдохнуть эту ночь?

   - Только бы гамадрилы не вздумали посетить нас. Впрочем, мы можем по очереди дежурить!

   - Джальди тоже!.. Сагибы позволят ему дежурить? - просил ребенок.

   - Да, - отвечал Жерар. - Ты будешь дежурить первый, как только мы пообедаем. Вот тебе часы. Ровно через два часа разбуди великого сагиба. А он меня разбудит через два часа. Я же подниму вас обоих, когда пора будет собираться в дорогу!

   После скромного обеда оба брата заснули под охраной Джальди, хрупкий силуэт которого виднелся на фоне голубого неба, как бронзовая статуэтка. Неподвижно устремив глаза в пространство, маленький индус предался размышлениям о всем, что он пережил в течение дня. Вспоминая свою короткую жизнь, ребенок принял одно из тех решений, которые навсегда определяют цель человеческой жизни в стремлении к доброму и прекрасному. Пример обоих братьев, их спокойное мужество, взаимная любовь и уважение, не покидавшие их даже в минуту самых страшных испытаний, пробудили в нем желание подражать им. Слова Жерара глубоко запали в душу маленького дикаря. Ребенок может сделаться честным человеком!.. Он может заслужить уважение этих добрых, гордых сагибов! Маленькое жалкое человеческое существо чувствовало нравственное величие, истинное, не показное достоинство этих двух характеров. Ум его внезапно просветлел. Он понял, что уважение не заслужить ни принадлежностью к высшим кругам общества, ни богатой одеждой, что самый смиренный может быть достоин уважения. Еще раз в истории человечества благородный пример, братски протянутая рука зажгли святую искру, которая таится в сердце каждого, и которой немного нужно, чтобы она разгорелась в яркое пламя и осветила всю жизнь.

   Время шло быстро. Джальди разбудил, как было приказано, Анри и заснул с сознанием, что исполнил свой долг.

   Ночь прошла без приключений.

   Рано утром Жерар разбудил товарищей и приготовил завтрак. Потом развязали канаты, которыми был привязан аэроплан, все сели на свои места, и "Эпиорнис" поднялся ввысь.

   Скоро "Остров обезьян" снова принял вид зеленой непроницаемой чащи. Они покинули его без сожаления, и скоро он совсем исчез в беспредельной синеве.

   День был тихий. Ни циклонов, ни падающих метеоров. Не встретили они также и земли. Только к вечеру зоркий глаз Жерара разглядел внизу большой корабль. Но было невозможно разглядеть, был ли то неприятельский или дружественный корабль. Наученный горьким опытом, Анри нажал рукоятку. Гигантская птица поднялась на триста метров выше и должна была казаться на такой высоте точкой. Корабль плыл в противоположную сторону и скоро исчез в тумане наступавшей ночи.

   Звезды зажглись одна за другою вокруг аэроплана. Миллионы созвездий выступили на темном небе, как бриллиантовый дождь. Луна взошла, светлая, как опал, и снова зашла. А фантастическая птица все летела по неведомым воздушным равнинам, унося своих пассажиров.

   Забрезжил день, и Жерар увидел в нескольких километрах на севере зеленеющую землю.

   - Цейлон!.. Цейлон!.. - разбудил он веселым криком спавших товарищей.

  

   "Остров пряностей" расстилался перед путешественниками, как корзинка цветов. До них долетал аромат, как от огромной коробки с духами; сладкий запах роз, жасминов, тубероз, лотосов, лилий, померанцевых, лимонных, гранатовых деревьев смешивался с едкими испарениями перечника, каперсового куста, гвоздичного дерева и сотней других ароматов, по смеси которых узнаешь остров Цейлон за несколько миль.

   Решили выждать наступления ночи, чтобы спуститься в надежное место. Тем временем Анри, несмотря на овладевшее им нетерпение, старался держаться как можно выше. Жерар тоже сдерживал себя. Но Джальди, лишь только завидев остров, казалось, совсем сошел с ума. Перегнувшись через борт, он приветствовал свою родину, которую покинул из любопытства и любви приключений. О, как он проклинал тот несчастный день! Он рассказывал все подробности событий этого дня. В Коломбо пришел большой пакетбот; он шел в Китай. Джальди пришел в гавань с отцом и захотел осмотреть красивый корабль. Отцу его, бедному переводчику и проводнику, было не до посещений судов, и он не обратил внимания на просьбу Джальди. Мальчик был упрям, он непременно хотел видеть большой корабль, и вот, воспользовавшись моментом, когда отец, повстречав знакомого бонзу, рассыпался перед ним в изъявлениях вежливости, мальчик, как угорь, скользнул по людной гавани и пробрался на пакетбот.

   О, скольких слез стоило ему это непослушание. Сколько слез пролили, вероятно, в жалкой хижине переводчика!

   Корабль между тем снялся с якоря и, когда Джальди вылез из своего угла, где спрятался, чтобы его не поймали раньше времени, был уже в открытом море. С этого времени начались побои и колотушки! Переходя С места на место, он очутился на "Соме", сделавшись козлом отпущения для Джека Тара и всего экипажа. Он уже потерял всякую надежду увидеть когда-либо отцовский дом, родную землю, которых лишился по своей вине.

   Теперь он был как в бреду, не помнил себя, кричал, взывал. Слезы текли по его бронзовому личику. Он наверное опять выпрыгнул бы за борт, если бы стоявший у руля Жерар не ухватил его вовремя за блузу.

   - Мне пришла мысль, - сказал Жерар брату, прислушиваясь к рассказу Джальди, - что отец мальчика может помочь нам. Он профессиональный проводник и переводчик. Нам нужны и тот, и другой. Он беден, и желание заслужить хорошую награду придаст ему рвения. Кроме того, он, должно быть, хороший человек - посмотри, как любит его этот непослушный сорванец.

   Джальди кричал между тем все громче и громче.

   - Вот, вот здесь! Сагиб, вот моя родина, дом отца! Я узнаю его!.. Ах, если бы вышли моя мать и братья!.. О, сагиб, опустимся, опустимся скорее!..

   - Лишь только стемнеет. Потерпи немного... Нам тоже очень хочется прибыть скорее. Покажи хорошенько, где твой дом?

   - Вот он, сагиб, вот!.. Видишь под деревом эту белую хижину, точно пчелиный улей. Там живет мой отец - человек справедливый - он ожидает путешественников и провожает их на пути из Кандии в Коломбо, потому что эта дорога опасная!

   - Твой отец - проводник?

   - И переводчик. Я тоже помогал ему иногда, потому что знаю дорогу и говорю немного по-английски и по-французски. Я часто показывал иностранцам гроты!

   - Гроты? Как ты думаешь, нельзя ли нам спрятать в одном из них нашу птицу?

   - Их можно было бы спрятать десять тысяч. Сами духи выкопали эти гроты! - с гордостью отвечал Джальди.

   - Смотри, Жерар, - сказал вдруг Анри, - мы, кажется, находимся над лагерем военнопленных. Вот там, левее, большая, обнесенная забором площадь, повозки, кое-как сколоченные хижины, толпа, шумящая, как муравейник!

   - В самом деле, это лагерь... Но можно ли держать такую толпу на таком клочке земли? Неужели нет места? Это значит презирать всякие санитарные правила!

   - Те, которые совершают такие преступления без всякой необходимости, с холодным расчетом, дадут ответ за погубленные ими жизни. Когда же мы узнаем, жива ли несчастная девушка, вынесла ли она этот ужасный плен!

   - Успокойся, - сказал Жерар. - Николь выдержит это тяжкое испытание. Она мужественна. Под хрупкой внешностью ее скрывается здоровье, которому могли бы позавидовать многие, более сильные на вид. Вспомни, что рассказывал капитан Рено о том, как она легко переносила лишения. Он прав - у нее есть какой-то талисман!

   По мере того, как наступала ночь, "Эпиорнис" стал описывать все меньшие и меньшие круги, постепенно опускаясь над островом. В нескольких местах лагеря зажглись тусклые фонари: одни были привешены к столбам, другие поставлены просто на земле, на перекрестках улиц, образуемых хижинами и полуразвалившимися повозками.

   Раскаленный, удушливый, пропитанный лихорадкой воздух поднимался из лагеря, как из Дантова ада. Немного дальше воздух был наполнен ароматом цветов и фруктов, а здесь несчастные страдали в зачумленной атмосфере.

   Несколько жалких теней вышли из хижин в надежде, что хоть ночь принесет немного прохлады. Но с наступлением вечера над лагерем поднялся густой пар и скрыл от злополучных пленников звезды, небесный свод, вид которых мог хоть на минуту заставить их позабыть горесть окружающего.

   Сквозь густой туман путешественники не могли уже ничего различать в лагере. Но они уже успели засветло снять планы, отметить место и численность сторожевых постов, все, что могло способствовать или помешать осуществлению их предприятия.

   Лагерь был под усиленной охраной. Не только у входов стояли часовые, но и внутри лагеря по улицам и переулкам импровизированного города ходили взад и вперед, с винтовками в руках, солдаты, которых легко можно узнать по мундирам цвета хаки. Присутствие в лагере вооруженных солдат делало неисполнимым первоначальный план Анри, рассчитывавшего спуститься на "Эпиорнисе" посреди лагеря и вырвать Николь из плена. Приходилось хитрить, прятаться, войти тайком в переговоры с пленницей. А пока нечего было медлить на высоте, с которой ничего больше не видно на земле, но на которой их могли заметить: это значило подвергаться опасности, что их машину вторично повредят и захватят.

   "Эпиорнис" снова поднялся и, по указаниям Джальди, направился к пещерам, где братья надеялись его спрятать. У ног их расстилалась обширная рисовая плантация, обсаженная бамбуком, банановыми деревьями, совершенно лишенным листьев, но покрытым яркими огненными цветами хлопчатником, напоминающим днем зажженные факелы. На краю плантации стоит хижина отца Джальди. В прибрежных утесах острова много пещер; в них-то и спрячут до поры до времени "Эпиорнис".

   Месяц ярко светил. Путешественники спустились на круглую песчаную, окаймленную утесами, площадку, выбрали, по совету Джальди, пещеру и спрятали в ней аэроплан, искусно замаскировав его хворостом. Затем они пошли к дому переводчика.

   Вне себя от радости и нетерпения, Джальди прыгал по камням утесов, как дикая козочка. Он кричал, что каждый камешек, каждый куст травы ему здесь знаком. Он легко найдет дорогу к гроту. Они шли широкой лесной дорогой, вдыхая чудный аромат. Ползучие растения перекидывали свои цветущие ветки с дерева на дерево. Все образцы растительного царства, которое так богато на острове Цейлоне, налицо: ficus elastica (резиновое дерево) с переплетающимися, как змеи, корнями, покрывающее иногда тенью своей листвы полдесятины земли; пальма путешественников, из ствола которой, если надрезать кору, вытекает свежая и чистая вода; бетелевое, кофейное, хинное, тюльпанное, кокосовое деревья и тысячи других смешивают свой пряный запах с благоуханием цветов. И среди этого рая страдают и умирают тысячи женщин и детей, невинные жертвы безжалостной войны. Воспоминание о зараженной миазмами атмосфере лагеря заставляет содрогнуться...

   Вот, наконец, они достигли жилища проводника-переводчика. До них долетают грустные звуки местной гитары. Джальди одним прыжком очутился у ног высокого цейлонца с густым шиньоном на затылке. Это был отец Джальди. От неожиданности он выронил из рук гитару.

   Он не верил своим глазам. Неужели это вернулся его блудный сын, которого он давно похоронил, думая, что его съел тигр или крокодил?! Когда Джальди объяснил ему, какая тесная дружба связывает его с молодыми французами, он бросился к ним, стал целовать им руки, готов был целовать даже ноги, если бы они допустили.

   На шум сбежались мать и дети. Младшему ребенку всего полтора года и, вместо всякой одежды, на нем была гирлянда из жасмина. Все ликовали и радовались.

   Проводник и его жена пригласили путешественников в свое жилище. Домик мал, но чистенький, и радушные хозяева готовы были отдать в распоряжение гостей все, что в нем есть.

   Убедившись, что они имеют дело с честными и добрыми людьми, Анри сообщил им цель своего путешествия и посоветовался о том, как бы проникнуть в лагерь.

   Гула-Дула покачал головой. Это очень трудно, для французов даже невозможно. Но, может быть, мальчику удастся пробраться в лагерь и вступить в переговоры с Мем-сагиб (белой дамой).

   Сначала братья не хотели и слышать о том, чтобы Джальди подвергался опасности. Но отец и мать уверяли, что сын их может, не подвергаясь никакой опасности, проникнуть в лагерь в качестве разносчика, как тысячи других маленьких индусов. Только надо быть осторожным. Анри и Жерар наконец согласились и научили Джальди, как он должен поступать.

   На следующее утро, повесив на плечо корзинку с бананами, персиками и гранатами, Джальди отправился в лагерь и представился часовым. Никто не отнимет у него тайного послания! Он твердо заучил и запомнил то, что ему поручено передать на словах, а в недостатке желания помочь добрым сагибам, которые любят его, как брата, упрекнуть его нельзя.

   Как и предвидел Гула-Дула, никто не воспрепятствовал мальчику войти в лагерь. С ним вместе пришла целая толпа маленьких и больших туземцев с разного рода товарами. Все они хотели протискаться первыми, чтобы воспользоваться жалкими грошами пленников раньше своих конкурентов.

   Джальди почти бегом пустился по извилистым дорожкам и гадким переулкам, предлагая товар, вглядываясь в лица, стараясь найти ту, внешность которой ему так тщательно описали. Довольно долго он бродил, тщетно стараясь найти среди ужасных человеческих фигур женщину или девушку, которая хоть немного походила бы на Николь. Большинство несчастных были страшно истощены, состарились раньше времени, отупели от голода и лишений, не могли, казалось, ничего предпринять, чтобы бежать из заключения. Маленький индус наткнулся на тяжелую сцену: перед жалкой палаткой, на жесткой постели лежала в предсмертной агонии девочка - живой труп. Из-за запекшихся губ виднелись желтые зубы. Ноги и руки иссохли - кожа да кости! Когда Джальди подошел, глаза девочки заблестели; она жадно взглянула на фрукты, которые он нес. Несчастная девочка умирала от голода.

   Выбрав самый роскошный фрукт, Джальди дал его ей, но бедняжка была так слаба, что не могла поднести его к губам.

   Женщина стояла, склонившись над ребенком. Она сама была почти так же слаба, как дочь. Она взяла плод и поднесла к губам девочки. Слабая улыбка мелькнула на лице больной, а бедная мать взглянула на Джальди полным безмолвной благодарности взором.

   Сердце Джальди сжалось от жалости, и он медлил уходить от кровати больной, надеясь, что вот-вот ей станет хоть немного лучше. Вдруг низкий приятный голос заставил его вздрогнуть.

   - Здравствуй, фру Фрика, о, как я рада, что твоей Янике принесли сегодня свежих фруктов!

   Это говорила высокая, стройная девушка, одетая во все черное. Что-то благородное и кроткое сквозило в ее умном, утомленном, бледном лице. Большие серые лучистые глаза выражали глубокую жалость. Белокурые волосы обрамляли голову. Джальди показалось, что это ангел, когда она, опустившись на колени у кроватки девочки, стала утешать Янику.

   И вдруг он узнал в этой девушке Николь Мовилен.

   - Яника очень рада, - сказала мать со слезами на глазах. - Но чем мы заплатим за эти фрукты? У меня нет ни одного пенни!

   - У меня тоже, - отвечала девушка. - Но маленький торговец добр, я вижу это. Он подарит нам эти фрукты или подождет, пока мы заплатим долг! - Говоря это, она улыбнулась такой очаровательной улыбкой, что Джальди пожалел, что у него не десять корзин с фруктами, - он отдал бы ей их все. Но надо было осторожно начать разведывать.

   - Я вам отдам все эти фрукты, если хотите, или, если предпочитаете, продам их вам в долг. Я поступлю так, как поступили бы на моем месте уважаемые сагибы Анри и Жерар Массе!

   Он говорил, не возвышая голоса, но отчетливо выговаривая каждое слово. Девушка вздрогнула.

   - Что ты сказал, мальчик? Какие слова ты произнес?..

   - Анри-сагиб и Жерар-сагиб! - произнес он тише.

   - Ты их знаешь? Видел их? - воскликнула она, отводя его в сторону.

   - Еще сегодня утром. А ты, барышня, Мем-сагиб Николь?

   - Да, меня зовут Николь Мовилен... Говори, говори скорее!.. Они тебя прислали? О, Боже милостивый!

   - Они ждут тебя недалеко от лагеря. Сами они не могут сюда проникнуть, но прислали меня сказать тебе, что ты можешь бежать отсюда. О, они сильны и добры, они много могут сделать! - восторженно вскричал ребенок. - Чтобы спасти тебя, они соорудили большую волшебную птицу, на которой мы и прилетели сюда...

   - Слава Богу! Слава Богу! - повторила набожно девушка. - Но скажи, дитя, они тебе объяснили, как они проникнут сюда и помогут мне бежать? Повтори мне точно то, что тебе велено передать мне!

   - Мы с тобою должны выбрать место, куда, когда стемнеет, может опуститься большая птица. Сама ты должна быть готова бежать при первом сигнале!

   - Воздушный шар?.. Управляемый аэростат?.. - задумчиво говорила Николь. - Что же тут удивительного?.. Анри мог сделать это изобретение. Способ бегства придуман отличный, лишь бы только патрульные не помешали замыслу. Слушай, - сказала она, подумав, - птица должна опуститься на крыше вагона, в котором я живу. Если ночь будет темная, может быть, солдаты, которые ежеминутно снуют в переулках, не увидят нас. Ночью никто, кроме часовых, не смеет ходить по улицам!

   - Сагибы сказали, что прибудут в самое темное время ночи. Покажи мне, где стоит вагон, Мем-сагиб. Боже сохрани ошибиться!

   - Иди за мной на некотором расстоянии, - сказала Николь, - и не разговаривай. Солдаты страшно подозрительны. Ты подойдешь, когда я дойду до моего жилища. Я сделаю вид, что покупаю у тебя фрукты, а ты делай вид, что не сходишься со мной в цене. Понимаешь?

   - Да, да. Будь покойна, Мем-сагиб! Я буду сердиться, как настоящий солдат! - весело возразил Джальди.

   Николь пошла мимо хижин и оборванных палаток, останавливаясь по временам, чтобы сказать ласковое слово кому-нибудь из товарищей по несчастью. Все встречали ее с выражением любви и благодарности. Дети хватались за ее платье, целовали ей руки. Наконец она подошла к старому бесколесному вагону, вошла в него на минуту и тотчас же вышла оттуда.

  

   Джальди шел, зевая по сторонам.

   - Поди сюда, торговец! - позвала она его. Английский солдат, лениво расхаживавший взад и вперед, остановился, опершись на винтовку, и приготовился слушать разговор.

   - Хорошие персики у тебя, мальчик! Почем они? - начала Николь.

   - Где тебе покупать мои персики, - высокомерно отвечал маленький торговец, бросив презрительный взгляд на жилище покупательницы. - Двадцать четыре ана за полдюжины!

   Мелкая медная монетка.

   - Правда, это мне не по карману, - с сожалением сказала она. - Дай мне хоть сколько-нибудь на четыре ана!

   - Я продаю по полдюжине!

   - Значит, я не куплю у тебя персиков!

   - Отлично: воздержание - великая добродетель, за нее ждет воздаяние на том свете!

   - А если ты хочешь заслужить награду на небесах, - тихо сказала Николь, - будь щедр, отдай свои фрукты даром этим бедным больным, которые умирают от жажды...

   - Так ты для них просишь?

   - Да, я молода и сильна. Мне довольно и куска хлеба. Но сердце обливается кровью, когда смотрю на этих детей и стариков, лишенных всего необходимого!

   - Если вы оставите это для себя и обещаете не раздавать нищим, я заплачу за всю корзинку! - вмешался тут солдат, слышавший весь разговор.

   - Благодарю вас, - спокойно возразила Николь. - Мне лично ничего не нужно. Но если вы отдадите фрукты больным, Бог наградит вас за это!

   - Еще бы! Стану я раскошеливаться для каких-то лентяев! Нет. А вот вы не разыгрывайте недотроги. Я угощаю! Я и сам не откажусь попробовать!

   Он вырвал у мальчика корзинку, поставил ее на телегу и стал рыться в фруктах, выбирая лучшие и надкусывая их.

   - Что же вы не едите? - спросил он, облизывая пальцы, по которым тек сок.

   Николь между тем ушла в вагон.

   - Ешь хоть ты! - сердито крикнул солдат маленькому торговцу. - Мне скучно есть одному. Я люблю компанию!

   - Спасибо, я не голоден!

   - Вот они все такие. Нищие, а горды невесть как! - проворчал солдат, раздосадованный своей неудачной попыткой щедрости.

   Вынув из кармана горсть монеток, он выбрал самую мелкую и бросил ее торговцу.

   - Эй! Черномазый! Бери деньги и убирайся со своей корзиной. Довольно ты здесь вертелся!

   - Один ана!.. Только один ана за все, что ты сожрал! - завизжал Джальди.

   - Ты, наверно, украл где-нибудь эти фрукты, так будет с тебя и этого!

   - Я не вор! Эти фрукты из сада моего отца, а мой отец не то что твой - он честный человек!

   - Гадина! Я тебе покажу, как разговаривать!..

   Но, схватив корзинку, Джальди пустился бежать со всех ног, довольный результатом своей экспедиции. Он хорошо приметил место, где стоял вагон, расстояние от него до сторожевого поста, запомнил разные признаки, по которым можно было разыскать его. Недалеко от вагона он заметил более просторный, чем все остальные, домик, на котором развевался флаг с красным крестом. О, теперь он запомнил, где находится жилище Николь! Он расскажет все подробно Анри, и тот не ошибется, спускаясь на своем аэроплане.

   С легкостью серны добежал Джальди до выхода из лагеря без дальнейших приключений, если не считать приключением того, что другие солдаты расхватали остаток его фруктов, не предложив ему даже ана. Но маленький индус не обратил на это внимания. Гордый успехом своей миссии, он спешил успокоить своих друзей.

   С какой радостью встретили они его, завидев издали по его славному смуглому личику, что он несет хорошие вести. Родители гордились своим сыном. Они понимали, как тяжело молодым людям сидеть целое утро в бездействии, доверив столь живо интересовавшее их дело в чужие руки.

   Но теперь они успокоились. Николь жива. Лишения не сокрушили ни ее мужества, ни здоровья. Она знает, что спасение близко. Какое счастье после стольких горьких испытаний! Анри и Жерар заставляли Джальди несколько раз повторять рассказ о свидании с Николь, а Джальди с удовольствием рассказывал, как хороша Меб-сагиб, которую он принял было за ангела, как добра она к больным и несчастным, как дети целуют ей руки...

   По лицу матери Джальди текли слезы при этих рассказах. А когда вечером молодые люди простились с гостеприимным домиком и оставили хозяевам на память о себе значительную сумму денег, последним показалось, что они расстаются с друзьями. Неутешен был главным образом Джальди. Анри и слышать не хотел брать с собою мальчика в предприятие, которое могло окончиться ружейными выстрелами. Мальчик привык не только к обоим братьям, но страстно полюбил и "Эпиорнис", потому решение Анри глубоко опечалило его.

   Дождались, когда луна взошла и зашла. Долго братья смотрели на небо, с нетерпением выжидая наступления глухой ночи. Джальди и его отец проводили их к гроту, где был спрятан "Эпиорнис". Уже за полночь месяц скрылся за горизонтом, и только мириады звезд сверкали на темном небе.

   Пора. Анри и Жерар потребовали, чтобы проводники оставили их одних. Джальди зарыдал, но они остались непоколебимы и не взяли его с собой.

   "Эпиорнис" вывели из засады, вот он свободно взвился в воздух. Анри направил его полет прямо к лагерю, положение, форму которого тщательно описал ему Гула-Дула. Хотя было темно, Жерар, благодаря великолепному зрению и длинной морской подзорной трубе, увидел белый флаг с красным крестом. Он радостно сообщил об этом брату, и "Эпиорнис" начал медленно опускаться.

   Вот уже они в ста метрах над походным госпиталем. Развевавшийся дотоле флаг повис, потому что в воздухе стало тихо; ночь стала еще темнее. Перегнувшись через борт, Жерар отсчитал, по указанию Джальди, хижины от госпиталя. Анри правил так, что они опустились как раз над вагоном, где жила Николь.

   Но что это? Жерар колеблется с минуту, потом спешит предупредить брата.

   - Анри, держи немного левее. Я сосчитал верно, это восьмая хижина, но перед нею нельзя спуститься - перед нею стоит фонарь, свет его ярко падает на вагон. Что это значит? Неужели Николь была так неосторожна, что зажгла фонарь, думая указать нам путь к своему жилищу?

   - Ни в каком случае, - отвечал Анри. - За нею, верно, следят, или же это просто неприятная случайность. Нет ли где-нибудь поблизости площадки, на которой мы могли бы выйти?

   Жерар наугад выбрал место. Они спустились.

   Но вот в тишине ночи послышалось фальшивое, грубое пение патриотической песни. От воинственного сюжета певец перешел к излюбленному солдатами сентиментальному романсу:

  

   The girl I left behind me... [3]../../../../../../../Program Files/FictionBook Editor/main.html - FbAutId_3

  

   [3] - Подруга, которую я покинул на родине.

  

   Пел он с самым отчаянным акцентом лондонского предместья:

  

   The girl I left behind me.

  

   Солдат продолжал петь, нарушая ночной покой и своей грубой веселостью мешая спать несчастным больным.

   - Часовой услаждается пением! - проворчал Жерар.

   - Он совсем близко от вагона Николь, не правда ли?

   - Он стоит как раз против ее двери, опираясь на винтовку и поставив перед собой фонарь. Черт возьми! Она не может шевельнуться, чтобы он не заметил!

   - Придется с ним расправиться! - решил Анри.

   - Без этого не обойтись!

   Братья вылезли из каюты, бесшумно подкрались к часовому, который все продолжал орать. Жерар быстрым движением набросил ему на лицо большую фетровую шляпу, обмотал голову фланелевым кушаком и, бросив его на землю, скрутил ему руки за спину, раньше чем он успел сообразить, в чем дело, и позвать на помощь.

   Затем Жерар опрокинул фонарь, загасил его и, подбежав к вагону, тихонько постучал в дверь. Она тотчас же открылась. На пороге показалась темная фигура.

   - Это вы, Николь? Скорее! Нельзя терять время! Взяв девушку за руку, он помог ей выйти из вагона и уже увлек ее к месту, где находился, по его мнению, "Эпиорнис", но второпях ошибся, запутался в темноте и наткнулся на собаку, которая залаяла.

   - Где же госпиталь? - спросил он, останавливаясь.

   - На север от моего вагона! - отвечала спокойно девушка. Ни словом, ни движением она не выдала волнения, страха или отчаяния.

   - Против входа?

   - Да!

   - Значит, Анри остался сзади нас. Сумеете ли вы найти дорогу к госпиталю?

   - Попытаюсь, хотя не отдаю себе отчета, где мы находимся!

   В это время послышались проклятия, крики.

   - Help!.. The camp is attacked!.. Help, boys!.. Mercy! The devil is on us! [4]

  

   [4] - Караул!.. Нас атаковали! Сюда, ребята!.. Боже милостивый!.. Да это черт!..

  

   Испуганная криком собака залаяла еще громче. Послышались шаги. Прибежали патрульные с фонарями. Заслонив собою Николь, Жерар встал в тени перед хижиной. Ах, если бы он мог выстрелить из винтовки, выхваченной им у часового!..

   Между тем солдаты засуетились около своего товарища, которому удалось распутаться. Они поставили его на ноги, окончательно высвободили его.

   - Где твое ружье? - спросил старый унтер-офицер, командовавший патрулем.

   - The devil has token it (Черт отнял у меня его!) - отвечал тот испуганно.

   - Non of your sauce! (He лги!) Где ружье?

   - Не знаю... Оно было тут... Но черт подкрался ко мне сзади и украл его...

   - Берегись, военный суд не похвалит тебя за то, что тебя застали на посту без оружия... Кто тебя отделал так?

   - Не знаю... Должно быть, черт...

   - Ты ничего не слышал?

   - Нет!

   - Ты, верно, спал?

   - Никак нет, не спал!

   - Что же ты, дурак, делал?

   - Пел!

   - Пел... Полюбуйтесь, братцы, на соловья! Но нечего болтать... Надо разыскать ружье и того, кто его украл... Скорее, ребята, обыщите все!..

   Солдаты- бросились по всем переулкам, проникали без всяких предупреждений во все хижины, обыскивая и разрушая все, что попадало под руку... Жерар и Николь не растерялись. Они шаг за шагом отступали перед патрульными, прячась за хижины. Девушка двигалась неслышно, как тень. Жерар, одевший, по совету Гула-Дулы, туфли, тоже ступал бесшумно. Не найдя никого, солдаты отступили; но унтер-офицер поставил на месте прежнего часового двух солдат, а провинившегося приказал отвести в карцер. В лагере снова водворилась тишина.

   Спрятавшись за палаткой, беглецы стояли на коленях и, сдерживая дыхание, выжидали, когда все успокоится.

   Наконец они встали и оглянулись, чтобы знать, где они находятся. Вот они увидели вдали белый флаг госпиталя и отправились по его направлению, остерегаясь, как бы не наткнуться на что-нибудь в темноте и не наделать шуму.

   Так шли они две-три минуты. Вдруг новая тревога! На повороте одной из улиц им навстречу вышел патрульный с фонарем в руках.

   - Кто тут ходит? Отвечай, или я выстрелю! - повелительно закричал он.

   - Молчите! - сказала девушка. - И не показывайтесь. Я знаю, что надо делать. Это я - Николь Мовилен! - сказала она спокойно, выходя к патрульному.

   - А! Сестра милосердия пленников! - сказал тот с уважением. Потом, вспомнив приказ, добавил, - разве вы не знаете, что запрещено ходить ночью по лагерю?

   - Знаю, но сами же вы пропустили меня несколько часов тому назад, когда я шла к умирающему ребенку, бедной Янике, которая звала меня... Вы сами позволили несчастной матери прийти за мною...

   - Ну, хорошо, хорошо! - проворчал унтер-офицер. - Так и быть, на этот раз позволю. Только проходите скорее!

   И, повернувшись на каблуках, он удалился вместе с солдатами, ворча про себя, что ему надоела роль тюремщика.

   Николь вернулась к стоявшему прислонившись к палатке Жерару, и оба, держась за руки, снова пошли по извилистым темным улицам.

   Иногда им приходилось перешагивать через человеческие тела: это были пленники, вышедшие, вопреки запрещению, из своих отвратительных жилищ, чтобы подышать хоть немного свежим воздухом. Одни из них спали, другие, может быть, уже умерли. Но и вне жилищ воздух был тяжелый, удушливый. Казалось, все пролитые слезы, все стоны, вырывавшиеся днем и ночью из этой мрачной тюрьмы, нависли тяжелым облаком над лагерем.

   Наконец Николь остановилась. Они обошли госпиталь и пришли на площадку, где, по словам Жерара, должен был находиться "Эпиорнис". Но увы! Его не было...

   Вероятно, произведенная в лагере тревога заставила Анри подняться в воздух и летать над лагерем, пока все не утихнет.

   Но найдет ли он прежнее место? Конечно. Ведь белый флаг с красным крестом остался все там же и укажет ему условное место встречи.

   - Здесь? - спросила Николь.

   - Да, - отвечал шепотом Жерар. - Вот там, прямо против нас, два часовых с фонарем. Мы, должно быть, находимся как раз на месте, где мы спустились. Но какая тьма!.. Если бы можно было позвать... Гм! Гм! - кашлянул он тихонько.

   После некоторого молчания левее и как будто откуда-то сверху послышалось в ответ такое же сдержанное покашливание.

   - Прекрасно! - весело сказал Жерар. - Он здесь. Как бы только нам встретиться?

   Николь и Жерар пристально всматривались в темноту. В то же время Жерар увидел какое-то густое облако. Послышался какой-то шелест, Жерар протянул руку и схватил ремень.

   - Это "Эпиорнис"! Мы здесь, Анри! Спеши!

   Он схватился рукой за обшивку и притянул левой рукой механическую птицу к земле, а правой поднял Николь. Анри, со своей стороны, помог девушке войти в каюту.

   Жерар уже готовился последовать за нею, как вдруг яркий, ослепительный свет электрического рефлектора упал на "Эпиорнис", осветив его в малейших подробностях.

   Жерар вскочил в каюту, и птица мгновенно поднялась под облака. Но свет фонаря продолжал освещать ее, преследовал ее, а затем послышались сначала ружейные, потом и пушечные выстрелы.

   В лагере поднялась тревога.

  

   Анри Массе не растерялся в эту ужасную минуту. Каждая граната могла разрушить "Эпиорнис", как некогда уже и случилось при встрече с "Сомом". Итак, надо было подниматься все выше, выше, постоянно меняя направление, ни минуты не оставаясь в одной точке. Надо было действовать так, чтобы аэроплан не представлял из себя постоянной цели для стрельбы. Анри делал чудеса, управляя птицей.

   И все-таки гранаты свистели вокруг летательного аппарата. Попади одна из них в цель, и все пропало. А электрический рефлектор ни на минуту не упускал из виду "Эпиорнис", преследовал его своим светом.

   Вдруг пуля попала рикошетом в борт аэроплана, затем электрический свет погас, точно его кто задул.

   Выстрелом из своей маузеровской винтовки Жерар угодил прямо в рефлектор.

   - Я вас отучу смотреть туда, куда не следует! - сказал он.

   Раздались крики, шум, смятение. Почти одновременно с тем, как разлетелся вдребезги электрический фонарь, разорвалась граната у одного из сторожевых постов.

   Пальба продолжалась еще несколько минут, потом смолкла. "Эпиорнис" был уже вне опасности, в пятнадцати метрах над лагерем.

   Но из трех пассажиров "Эпиорниса" только одна Николь осталась невредима.

   Анри получил рану в затылок и лежал без чувств перед диском мотора. Жерар, вскакивая в каюту, вывихнул себе левую руку и ушиб лоб. Он бросил в сторону винтовку и стал, как умел, управлять аэропланом.

   Когда прошло первое волнение, Николь стала приглядываться к темноте, стараясь разглядеть силуэты своих товарищей и понять, каким чудом ее спасли из плена.

   - Анри! Жерар!.. Вы здесь? - произнесла она.

   - Ах, Николь!.. Вы живы, не ранены? - отвечал Жерар. - Поищите налево. Там должен быть зажженный потайной фонарь. Только осторожнее, чтобы не увидели снизу!..

   Николь нащупала фонарь и открыла его. Крик ужаса вырвался у нее при виде бледного, окровавленного Лица Анри. Он лежал с закрытыми глазами и казался мертвым.

   - Убит! - воскликнула она, падая на колени около него.

   - Нет, кажется, только ранен, - сказал Жерар. - Скорее. Николь, там есть дорожная аптечка. Мне самому невозможно отойти от диска! Видите направо красный ящичек?

   В один миг Николь нашла ящик и в нем все необходимое для перевязки. Она осмотрела рану: выстрелом обожгло затылок и челюсть, однако в ране нет никаких осколков; крови тоже вытекло много, что очень хорошо, так как меньше опасность воспаления. Сознание он потерял, вероятно, от сильного сотрясения. Николь промыла рану, ловко наложила повязку на голову Анри, дала ему понюхать спирту и влила в рот несколько капель эфира, но он все еще не приходил в себя. Дыхание, однако, было ровное - он точно спал.

   - Жерар, я не могу его привести в чувство! - сказала Николь со слезами на глазах.

   - Это сотрясение мозга, - отвечал Жерар. Он участвовал во время Трансваальской войны в Красном Кресте и имел некоторые познания в медицине. - Пусть отдохнет, он очнется сам собой. Ай!.. - крикнул он и закусил губу. Неосторожное движение, сделанное левой рукой, причинило ему боль.

   - Что с вами?.. Да вы тоже ранены? - воскликнула Николь.

   - Я вывихнул себе руку, когда взбирался на аэроплан... Посмотрите, пожалуйста, когда будет время...

   - Покажите скорее!..

   Девушка взяла его за больную руку и бережно ощупала ее от кисти до локтя и от локтя до плеча.

   - Перелома нет, а только вывих, который можно вылечить массажем и компрессом с арникой! - сказала она. - Как же это с вами случилось?

   - Не спрашивайте!.. Я такой неловкий... Я ушибся, когда влезал в каюту!..

   - А меня вы так ловко подняли! Бедный Жерар! Но что же нам делать? Путешествовать при таких условиях невозможно... Надо спуститься!..

   -