Венгеров Семен Афанасьевич - Л. Шепелевич, С. Венгеров, Р. Бойль. Генрих Viii

 

   Таковы впечатлѣн³я, которыя она производитъ на окружающихъ, друзей и враговъ. Но, когда мы посмотримъ, что она дѣлаетъ, чтобы заслужить такую высокую оцѣнку, то мы увидимъ, что_/ она вступаетъ въ остроумный, но скользк³й разговоръ съ лордомъ Сандсомъ, какъ было указано выше, или разсуждаетъ со старой лэди, служащей вмѣстѣ съ ней y королевы, о томъ, что больше всего огорчитъ ихъ госпожу, если она утратитъ королевское достоинство. По мнѣн³ю Анны, королевѣ тяжелѣе всего будетъ разстаться съ великолѣп³емъ и пышностью, къ которымъ она привыкла за девятнадцать лѣтъ.

   Это, думаетъ она, такая-же агон³я, какъ разставан³е души съ тѣломъ. Гдѣ найдемъ мы что нибудь столь мелкое и трив³альное y какой либо изъ шекспировскихъ героинь, раньше или позже? Что она въ этой сценѣ играетъ комед³ю вмѣстѣ съ старой лэди, это ясно, и старая лэди хорошо понимаетъ это и намекаетъ на это. Однако та, кто была равной ей, пока на Анну не упалъ благосклонный взглядъ короля, бросаетъ ей суровый и заслуженный упрекъ. Невозможно считать Анну созданьемъ Шекспира, но она чрезвычайно подходитъ для галлереи женскихъ портретовъ Мэссинджеръ-Флетчеръ-Бьюмонта, - такъ какъ почти всѣ эти характеры отличаются такимъ же поверхностнымъ душевнымъ складомъ.

   Катерина создана совсѣмъ по другому образцу: будучи возвышеннѣе и чище по своей природѣ, чѣмъ ея соперница, она стоитъ на ряду съ наиболѣе благородными типами позднѣйшихъ драмъ. Впервые мы встрѣчаемся съ нею въ актѣ I, сц. 2, гдѣ она поддерживаетъ бароновъ противъ Уольсея и дѣлаетъ робкую попытку спасти Букингама. Въ сценѣ суда мы можемъ бросить взглядъ въ глубь ея духовной природы,- a затѣмъ драма выводитъ ее въ слѣдующей сценѣ и въ четвертомъ актѣ и совершенно измѣняетъ ея образъ. Сцена суда, выказывающая Катерину съ ея лучшей стороны, естественно вызываетъ на сравнен³е съ другой сценой суда, которая,- если Шекспиръ написалъ "Генриха ²²²²-го" въ настоящемъ видѣ,- была бы написана почти одновременно. Катерина, конечно, благородное созданье, если сравнить ее съ хитрымъ и лукавымъ тираномъ, безсовѣстнымъ Уольсеемъ, или съ Анною, ея жалкою соперницей. Но невозможно утверждать даже ея самымъ пламеннымъ поклонникамъ, что она достигла высоты Герм³оны въ "Зимней сказкѣ". Мы можемъ глубоко заглянуть въ чистую душу послѣдней и видѣть побужден³я, которыя лежатъ въ корнѣ всего, что она говоритъ и дѣлаетъ.

   И та и другая отличаются женственной покорностью. Катерина говоритъ, что она никогда не относилась съ благорасположен³емъ къ людямъ, которые не нравились королю. Ея робкая попытка спасти Букингама показываетъ, что поэтъ не пытался согласовать ея дѣйств³я съ ея словами. Она увѣряетъ, что всегда старалась оказывать расположен³е любимцамъ короля. Эта ложная идея о женской покорности (которую она къ тому же смѣшиваетъ, очевидно, съ раболѣпствомъ) совсѣмъ не совмѣщается съ той царственностью, которую она проявила во время суда.

   Здѣсь она естественна и тверда, и мы судимъ ее по ея дѣйств³ямъ и забываемъ ея слова и ея прославлен³е рабскаго повиновен³я по отношен³ю къ мужу. Обѣ женщины напоминаютъ о своемъ высокомъ рожден³и, но дѣлаютъ это совершенно различнымъ образомъ. Герм³она, дочь русскаго императора, желаетъ, чтобы отецъ ея взглянулъ на ея несчаст³я, но глазами сострадан³я, a не мести. Катерина, при воспоминан³и, что она королевская дочь, выражаетъ желан³е, чтобы ея слезы обратились въ огненныя искры.

   Герм³она защищала свое женское достоинство и свою добрую славу съ такой же энерг³ей, какъ Катерина, и была унесена изъ суда, повидимому, безъ признаковъ жизни. Катерина же не обнаруживаетъ ни слѣда того смягчающаго вл³ян³я несчаст³я, которое составляетъ преобладающую черту позднѣйшихъ характеровъ шекспировскихъ драмъ.

   Она уходитъ изъ суда угрюмая и недовѣрчивая, бросивъ въ лицо своему мучителю жалобу къ папѣ. Она даже не упоминаетъ о своей любви къ королю.

   Герм³онѣ же стоитъ огромныхъ усил³й подавить слова любви, которыя бьютъ ключемъ въ ея сердцѣ, какъ это видно изъ ея восклицан³я, чтобы отецъ "взглянулъ на ея несчаст³я глазами сострадан³я, a не мести". Смягчающее вл³ян³е страдан³й совершило свое дѣло въ ея сердцѣ. Катерина не дѣлается менѣе благороднымъ образомъ отъ того, что не обнаруживаетъ и слѣда такихъ чертъ; но это ставитъ ее въ дисгармон³ю со всѣми позднѣйшими образами великаго поэта. Драма намекаетъ на эту черту въ ней только въ сценѣ, гдѣ она отдаетъ должную справедливость своему заклятому врагу, скончавшемуся кардиналу.

   Смягчающее вл³ян³е страдан³й является идеей, занимающей поэта еще въ драмѣ "Какъ вамъ это понравится" (As you like it). (1600). Просперо лелѣетъ въ себѣ и достигаетъ идеала человѣчности во время долгихъ лѣтъ изгнан³я на пустынномъ островѣ. Леонтъ ("Зимняя сказка") становится подъ вл³ян³емъ несчаст³й такимъ кроткимъ, что даже Паулина - сама примѣръ этого смягчающаго вл³ян³я - боится, что упрекала его слишкомъ безжалостно. Периклъ, въ первой драмѣ четвертаго пер³ода Шекспировскаго творчества, представляетъ прекрасный примѣръ той же черты.

   Эту черту можно прослѣдить въ каждой драмѣ послѣдняго пер³ода творчества Шекспира, хотя она не всегда проявляется y него, одинаковымъ образомъ. Она является плодомъ жизненнаго опыта поэта, научившаго его, что не тѣ люди лучше всѣхъ, которые никогда не грѣшили, или по крайней мѣрѣ, казались безгрѣшными, какъ напр. Анжело въ "Мѣрѣ за мѣру". (Measure for Measure).

   Здѣсь Мар³ана (актъ V сц. I.), выражаетъ взглядъ самого поэта, говоря:

  

             "And for the most become much more the better

             For being a little bad".

  

   (T. e. "обыкновенно люди становятся лучше отъ небольшихъ пороковъ".) Такъ оно и есть. "Зрѣлость есть все", говоритъ Эдгаръ въ "Королѣ Лирѣ". (V, сц. 2.). Произведен³я великаго поэта показываютъ, что онъ достигъ этой зрѣлости, если исключить "Генриха V²²²-го" и "Двухъ знатныхъ родственниковъ"; поэтому трудно допустить, вопреки тому, что издатели in folio 1623 г. включили въ свое издан³е разбираемую драму, что Шекспиръ дѣйствительно авторъ "Генриха VIII", который былъ бы послѣднимъ изъ творен³й поэта; это уничтожило бы всякую возможность создать гармоническую картину развит³я поэта.

   Мужск³е характеры нашей драмы еще менѣе, чѣмъ женск³е, способны произвести впечатлѣн³е подлинно-шекспировскихъ. Уольсей долженъ бы производить впечатлѣн³е крупной натуры, какъ оно и было въ дѣйствительности. Но въ драмѣ его велич³е зависитъ просто и единственно отъ его положен³я при королѣ. Поэтому, когда король лишаетъ его своей благосклонности, онъ немедленно, не сдѣлавъ даже попытки спасти себя, возвращается въ первоначальное ничтожество. Онъ не обладалъ тѣми качествами, которыя внушили-бы уважен³е зауряднымъ натурамъ бароновъ и заставили бы ихъ относиться къ нему съ почтен³емъ и послѣ его паден³я. Какъ ни груба сцена ссоры Уольсея со своими врагами, но въ характерѣ кардинала вообще такъ мало истиннаго благородства, что сцена эта ни мало насъ не поражаетъ. (Достаточно вспомнить напр. его распоряжен³е объ обнародован³и указа о сложен³и налоговъ,- будто бы по его совѣту, его разговоръ относительно доктора Пэса и подобные этому эпизоды). Онъ губитъ Букингама при помощи предателя-слуги, при чемъ, беззастѣнчиво пользуясь трусостью короля, онъ укрывается отвѣтственностью Совѣта, когда королева обвиняетъ его въ угнетен³и простого народа, хотя этотъ Совѣтъ всегда былъ лишь игрушкой въ его рукахъ. Однимъ словомъ, онъ всюду и всегда проявляетъ свое ничтожество и низость.

   Личность короля неуловима на пространствѣ всей драмы. Онъ изображенъ трусливымъ тираномъ, наводящимъ на всѣхъ ужасъ, хотя съ другой стороны всѣ безъ колебан³я пользуются его трусостью. Невозможно допустить, чтобы величайш³й изъ поэтовъ, которыхъ когда либо видѣлъ м³ръ, завершилъ свой творческ³й путь столь плачевною фигурой.

   Генрихъ точь-въ-точь такая же тиранническая, безсильная и непослѣдовательная фигура, как³я мы встрѣчаемъ въ драмахъ, въ которыхъ принималъ участ³е Бьюмонтъ,- какъ напр. Тьерри (въ Thierryand Theоdoret), Арбасессъ (въ A King and no King), король и Мелант³й (въ A Maid's Tragedy) и друг³я. Сюда относятся и Тезей въ Two Noble Kinsmen и Генрихъ VIII. Букингамъ и Уольсей обращаются въ этой драмѣ въ ничтожество, какъ только ихъ коснулось несчастье, такимъ же образомъ, какъ это вообще свойственно Флетчеру, который трактуетъ Барневельта въ недавно открытой драмѣ этого же имени совершенно такъ же, какъ и Уольсея и Букингама въ "Генрихѣ VIII".

   Въ заключен³е необходимо сказать нѣсколько словъ относительно попытки истолкован³я романтическихъ драмъ Шекспира однимъ молодымъ американскимъ ученымъ въ трудѣ его The Influence of Beaumont and Fletcher on Shakespeare (Вл³ян³е на Шекспира Бьюмонта и Флетчера). Его изслѣдован³е дѣлаетъ весьма вѣроятнымъ предположен³е, что три изъ ихъ романтическихъ драмъ были написаны ранѣе "Цимбелина" - первой изъ драмъ Шекспира въ этомъ родѣ. Онъ указываетъ много параллелизмовъ между "Цимбелиномъ" Шекспира и "Филастеромъ" Бьюмонта и Флетчера, параллелизмы, уже отмѣченные ранѣе ученымъ шекспирологомъ П. Леонгардтомъ, который, однако, не видѣлъ тутъ доказательства вл³ян³я этихъ молодыхъ драматурговъ на Шекспира. Ashley Thorndike, авторъ упомянутаго труда, показываетъ, что Бьюмонтъ и Флетчеръ пользуются въ 6 изъ своихъ раннихъ драмъ 5 основными характерами или типами. Это во 1-хъ герой, злополучное картонное существо, игралище обстоятельствъ, мѣняющее свой характеръ при всякомъ новомъ положен³и. Лейкиппъ въ "Мести Амура" (Cupid's Revenge), Филастеръ въ драмѣ того же имени, Аминторъ въ "The Maid's Tragedy" - примѣры этого типа. Во 2-хъ - младенчески-чистая, любящая, самоотверженная дѣвушка, какъ напр. Аспаз³я Беллар³о и Уран³я въ тѣхъ же драмахъ. Въ 3-хъ злодѣйка, страстное, чувственное, распущенное существо - какъ Бакка (Cupid's Revenge), Мэгра (Philaster), Эвадна (Maid's Tragedy). Въ 4-хъ хвастливый трусъ, не разъ использованный въ указанныхъ драмахъ. Въ 5-хъ вѣрный другъ. Къ этимъ типамъ я прибавляю еще 6-ой - страстнаго лицемѣрнаго тирана въ родѣ короля въ "The Maid's Tragedy" и Филастера въ драмѣ того же имени. Къ этому типу принадлежитъ и Генрихъ VIII. Мэссинджеръ подставляетъ этотъ типъ вмѣсто "вѣрнаго друга" или "героя" - смотря по обстоятельствамъ. Торндайкъ предполагаетъ, что Шекспиръ сознательно пришелъ къ изучен³ю романтической драмы, созданной младшимъ поколѣн³емъ драматурговъ и что онъ написалъ "Генриха VIII" въ сотрудничествѣ съ Флетчеромъ. Торндайкъ идетъ такъ далеко, что даже утверждаетъ, что въ трехъ послѣднихъ драмахъ Шекспира нѣтъ развит³я характера; что освѣщен³е, въ которомъ дѣйствующ³я лица драмы являются передъ читателемъ, зависитъ не отъ ихъ характера, a отъ созданной для нихъ обстановки; другими словами, что Шекспиръ, въ заключен³е своей творческой дѣятельности, вернулся къ пр³емамъ своего незрѣлаго пер³ода. Мы, разумѣется, должны отвергнуть такое скороспѣлое заключен³е; однако нѣтъ сомнѣн³я, что въ трехъ послѣднихъ драмахъ Шекспира: "Цимбелинѣ", "Зимней сказкѣ" и "Бурѣ" сказывается огромное вл³ян³е Бьюмонта и Флетчера. Вмѣстѣ съ тѣмъ мнѣ кажется, что изъ труда самого Торндайка вытекаетъ, что въ двухъ послѣднихъ произведен³яхъ Шекспиръ уже освободился отъ этого вл³ян³я. Во всякомъ случаѣ развит³е характеровъ и изобил³е событ³й разнообразнѣе въ позднѣйшихъ драмахъ Шекспира, чѣмъ въ его большихъ трагед³яхъ.

   Торндайкъ, примыкая къ прежде установившемуся мнѣн³ю, что "Генрихъ VIII" написанъ Шекспиромъ совмѣстно съ Флетчеромъ, по нашему мнѣн³ю, еще недостаточно близокъ къ истинѣ. Едва-ли можно утверждать въ настоящее время, что даже какая-нибудь сцена въ этой слабой драмѣ вышла изъ-подъ пера Шекспира, только что создавшаго "Бурю".

   ¹) Переводъ съ рукописи Е. А. Егорова.