Волынский Аким Львович - Фетишизм мелочей. В. В. Розанов - Книги

Эмиль Верхарнъ.

Монастырь.

Пьеса въ четырехъ актахъ.

Переводъ Н. Степановой.

ДѢЙСТВУЮЩ²Я ЛИЦА:

ДОНЪ БАЛТАЗАРЪ.

ДОНЪ МАРКЪ.

НАСТОЯТЕЛЬ МОНАСТЫРЯ.

ОТЕЦЪ ѲОМА.

ДОНЪ МИЛИЦ²АНЪ.

ИДЕЗБАЛЬДЪ.

ѲЕОЛУЛЪ.

МОНАХИ; ВѢРУЮЩ²Е.

ПЕРВЫЙ АКТЪ.

Монастырск³й садъ: правильно разбитые цвѣтники, кусты буксуса, бесѣдки изъ зелени, солнечные часы. Направо, на переднемъ планѣ крестъ на возвышен³и. Налѣво - входъ въ часовню въ романскомъ стилѣ Въ глубинѣ монахи играютъ въ шары, вяжутъ рыболовныя сѣти, исправляютъ садовые инструменты. Нѣкоторые изъ монаховъ бесѣдуютъ, усѣвшись полукругомъ на широкой деревянной скамьѣ.

Ѳома. Вѣдь, я говорилъ вамъ: Богъ не можетъ быть зломъ, а такъ какъ страхъ имѣетъ объектомъ зло, то почему же учатъ: "Страхъ Бож³й есть начало премудрости"?

Донъ Балтазаръ. Вы слишкомъ мудрствуете.

Ѳома. Это важно. Если вопросъ не вѣрно разрѣшается, вся жизнь христ³аяина идетъ по ложному пути.

Донъ Балтазаръ. Вы слишкомъ мудрствуете,- говорю я вамъ.

Донъ Маркъ. Бога не слѣдуетъ бояться, нужно любить Его.

Ѳома. Вы говорите, какъ ерес³архъ Василидъ.

Донъ Маркъ. Я? Какъ Василидъ?

Ѳома. Василидъ говорилъ буквально то, что вы утверждаете.

Донъ Маркъ. Блаженный Августинъ говоритъ то же.

Донъ Милиц³анъ. Донъ Маркъ правъ, блаженный Августинъ говоритъ буквально такъ: "Люби и дѣлай, что хочешь".

Ѳома. О, это не одно и то же, блаженный Августинъ не исключаетъ страха. Нельзя быть одностороннимъ въ поклонен³и Богу, слѣдуетъ быть въ одно и то же время и боязливымъ, и трепещущимъ, и полнымъ ревности.

Донъ Балтазаръ (нетерпѣливо). Вы слишкомъ мудрствуете... Вы слишкомъ мудрствуете...

Ѳома (Донъ Балтазару). Вы не различаете всего безконечнаго разнообраз³я божественной природы и божественнаго лица, братъ мой.

Донъ Балтазаръ (рѣзко). Бога я люблю страстно, изступленно. Я понимаю только тѣхъ, которые исповѣдуютъ Его почти съ неистовствомъ, какъ будто для хвалы Его въ ихъ безумной душѣ нѣтъ ничего, кромѣ крика, одного только крика, всегда неизмѣннаго, но яснаго, но чистаго и сильнаго, какъ крещен³е. (Пауза) Богъ не требуетъ, чтобы Его описывали, чтобы взвѣшивали Его достоинства и отмѣчали ихъ въ книгахъ высокомѣрныхъ и торжественныхъ, какъ гордыня.

Ѳома. Твоя вѣра проста, какъ трава. Въ храмахъ Бож³имъ вѣра твоя останавливается у порога: но въ наше время, время мысли, нужно разсуждать о Богѣ, чтобы обратить къ Нему людей.

Донъ Балтазаръ (сильно). Онъ тѣмъ болѣе Богъ, что Его не понимаютъ. Когда вѣра и любовь устаютъ нести передъ м³ромъ нагого и окровавленнаго Христа, только тогда люди тратятъ время на объяснен³е Бога путемъ глубокомысленныхъ, сложныхъ и пустыхъ доказательствъ. Но Онъ смѣется надъ этимъ сочетан³емъ хитрости и грѣха, въ которыхъ упражняются люди: Онъ не хочетъ этой пошлой торговли словами и доказательствами, которыми пытаются установить цѣну Его имени, защищая Его болѣе или менѣе остроумно. Онъ выше человѣческой мудрости, Онъ слишкомъ необъятенъ, великъ или глубокъ, чтобы можно было опредѣлить глубину и высоту Его. И только какой-нибудь святой поднимался иногда до Его сердца въ радостномъ упоен³и любовью, жертвою и ревностью.

Донъ Милиц³анъ. Вотъ сама истина.

Донъ Маркъ (въ избыткѣ чувствъ подходитъ къ Балтазару). О, братъ мой! Братъ мой!

Ѳома (какъ бы удивленный). Конечно, мы заслуживаемъ, чтобы насъ осмѣивали, чтобы отъ насъ отрекались.

(Обращается къ другимъ монахамъ, которые прервали свои игры и слушаютъ, не становясь ни на чью сторону)

И мы остаемся все такими же со времени Бонавентуры и св. Ѳомы Аквинскаго.

(Обращается къ Донъ Марку и Донъ Милиц³ану)

Однако это были святые так³е же велик³е, какъ и ваши. Это были головы и умы апостоловъ, ясные и пылающ³е, какъ молн³я Божья. Ихъ сердце не отвергало огня ихъ разума, огня палящаго и чистаго, воспламеняющаго души. По ткани ихъ золотого разума ихъ вѣра вышивала прекрасныя бѣлыя лил³и, конечно, так³я же нѣжныя, какъ тѣ, что возносятся къ небу молитвами вашими въ восторгѣ и смѣломъ порывѣ.

(Обращается прямо къ Донъ Балтазару)

Это были святые и ученые, и герои, тогда, какъ вы...

Донъ Балтазаръ (смущенный). Не надо обращаться ко мнѣ, когда говорите о людяхъ столь высокихъ...

Донъ Милиц³анъ. Наше время низвергло велич³е съ его самыхъ высокихъ вершинъ. Оно отвергло пламенное значен³е, которое придавали нѣкогда у насъ на Западѣ дѣвственному героизму и христ³анской силѣ. И вотъ на закатѣ, когда на берегахъ нашихъ угасала вѣра, наука запѣла намъ свою пѣснь: но наука, въ свою очередь, отмѣчена перстомъ смерти и уничтожен³я, отъ нея отказались уже тѣ, которые видѣли ее въ мечтахъ своихъ ясной, гармоничной и прекрасной до такой степени, что ждали отъ нея рѣшен³я м³ровыхъ загадокъ.

Книга нынѣшняго дня, истинная для насъ, отвергаетъ книгу вчерашняго дня. Мудрая и всеобъемлющая система будетъ уничтожена противуположной. Не скупятся на излишн³я гипотезы, которыя ничего не опредѣляютъ: нѣтъ болѣе ни истиннаго, ни ложнаго, ни зла, ни добра. Наука наканунѣ гибели... и сама себя пожираетъ.

Ѳома. Неправда, еще все будущее принадлежитъ ей.

Донъ Милиц³анъ. Нужно вернуться къ простотѣ, къ дѣтству. Нужны любовь и доброта, и невѣдѣн³е. И среди насъ только одинъ живетъ такъ, согласно съ будущимъ возрожден³емъ: это - Донъ Маркъ.

Донъ Балтазаръ. Онъ выше насъ всѣхъ.

Донъ Маркъ (смущенный). Я! Я! Я! Балтазаръ? Но я - самый меньш³й и самый ничтожный изъ всѣхъ васъ.

Донъ Балтазаръ. Дитя, Францискъ Ассизск³й былъ такимъ же, а имя его украшаетъ лил³ями и дѣлаетъ благоуханной церковь. О! По истинѣ возлѣ тебя чувствую я, какъ оскверняетъ мою кровь тяжелый и черный грѣхъ. Но я знаю, ты - чистота нашего храма. Ты - прекрасная простота, добрый примѣръ, чистое пламя усерд³я. Если бы мы были еще кроткими и чистыми монахами. золотыхъ среднихъ вѣковъ, мы цѣловали бы край твоей власяницы, мы благословляли бы твои безмятежныя руки, которыя преображаютъ...

Донъ Маркъ (сильно взволнованный). Балтазаръ! Балтазаръ! Братъ мой Балтазаръ!

Донъ Балтазаръ (сильно). Я кажусь себѣ случайнымъ бурнымъ порывомъ вѣтра; я кажусь себѣ шальнымъ лоскутомъ, подхваченнымъ бурей, когда я думаю о сокровенномъ и постоянномъ свѣтѣ, который распространяетъ твой духъ, не сознавая этого. Предъ тобою я хочу побороть и унизить мою гордость; я хочу смирить мое существо, мое сердце, мою плоть, мое тѣло; я хочу бросить ихъ къ твоимъ свѣтлымъ ногамъ, въ прахъ...

(Какъ бы обезумѣвъ, онъ падаетъ на колѣни)

Донъ Маркъ (хочетъ поднять его). Мой бѣдный братъ Балтазаръ...

Донъ Балтазаръ. Оставь; маска моего ложнаго велич³я должна упасть въ грязь, грѣхъ пригвождаетъ меня къ стыду и ужасу, и душа моя погибла бы, если бы ты не сжалился.

Донъ Маркъ. Балтазаръ! Балтазаръ! Во имя дружбы, соединяющей насъ, встань и посмотри на меня: развѣ я - не смиренный твой ученикъ и развѣ ты не хранитель мой?

Донъ Балтазаръ (встаетъ). Я хотѣлъ, чтобы меня сидѣли смиреннымъ и ничтожнымъ предъ тобою.

Донъ Милиц³анъ. Примѣръ высок³й и достойный, и искренность его умножаетъ наше рвен³е къ твоей праведной силѣ, братъ мой.

Донъ Балтазаръ (Дону Милиц³ану). Меня нужно жалѣть.

Донъ Милиц³анъ. Мы вспомнимъ въ нашихъ молитвахъ...

Донъ Балтазаръ (ко всѣмъ). Я нуждаюсь въ безмѣрной жалости...

(Онъ удаляется, монахи изумлены. Вскорѣ Донъ Милиц³анъ и Донъ Маркъ догоняютъ его въ аллеѣ. Они исчезаютъ)

Ѳома (монахамъ, занятымъ своей работой). Развѣ это не странно? Внезапно, какъ въ порывѣ вѣтра, доходитъ онъ до крайности. Люди говорятъ, разсуждаютъ, доказываютъ, а этотъ удивительный Балтазаръ, напротивъ, порываетъ всѣ узы и вызываетъ что-то въ родѣ скандала.

Идезбальдъ. Онъ властенъ и надмененъ. Онъ порывистъ и дикъ, его считаютъ выше насъ всѣхъ, и вотъ онъ смиреннѣе, отверженнѣе и ниже послѣдняго послушника. Никто не можетъ понять его.

Ѳома. Полно... Ты такъ думаешь?

Идезбальдъ. Для безопасности этого монастыря важно, чтобы этотъ монахъ никогда не сдѣлался его главою.

Ѳома. Кто же могъ бы помѣшать ему въ этомъ?

Идезбальдъ (живо). Я обращаюсь съ этимъ ко всѣмъ нашимъ монахамъ.

Ѳома (насмѣшливо). О! Онъ имъ не по плечу. Въ его присутств³и они становятся тихими, какъ побѣжденные.

Монахъ. Значитъ, не пришелъ еще часъ дѣйствовать.

Ѳома. Но часъ этотъ пробилъ тогда, когда Балтазаръ попалъ сюда. Нашъ настоятель поддерживаетъ Балтазара, потому что онъ герцогъ и графъ, какъ и самъ настоятель, какъ донъ Маркъ, какъ донъ Милиц³анъ. Своими одряхлѣвшими руками онъ выдвигаетъ его впереди насъ. Десять лѣтъ я наблюдаю это, веду борьбу и дѣйствую. Мнѣ бы хотѣлось, чтобы теперь вы всѣ помогли мнѣ, а вы остаетесь неподвижными.

Монахъ. Мы никогда не примемъ Балтазара.

Ѳома. Въ такомъ случаѣ защищайтесь. Что-то мнѣ говоритъ, что будутъ имѣть значен³е дѣйств³я...

Идезбальдъ. Никогда Римъ не поставитъ его надъ нами.

Ѳома. Донъ Балтазаръ изъ знатнаго рода; имя его придаетъ блескъ его высокой добродѣтели. За него отвѣчаютъ предки: когда-то одинъ изъ нихъ, вернувшись въ свои помѣстья, обогащенный награбленнымъ золотомъ, пожертвовалъ все свое богатство этому монастырю, гдѣ превознесено велич³е Христа.

Монахъ. Это давняя легенда.

Ѳома. Достаточно, чтобы ей повѣрили.

Идезбальдъ (мечтательно). А мы-то всѣ, проч³е, пока - всего только простые церковнослужители. Балазаръ... графъ Аргонск³й и герцогъ Риспэрск³й...

Ѳома. Конечно, изъ всѣхъ насъ онъ наименѣе вооруженъ предусмотрительностью, живымъ и готовымъ къ борьбѣ знан³емъ. Онъ не замѣчаетъ никогда безумныхъ молн³й, что бороздятъ необъятныя гремящ³я небеса тамъ, за стѣнами этого монастыря. Онъ не слышитъ безумной битвы, отъ которой самъ Богъ кажется смущенъ и содрогается. Четыре наши стѣны заключаютъ въ себѣ весь его м³ръ. А между тѣмъ вся вселенная и въ лучахъ солнца, и въ тьмѣ ночей кричитъ такъ громко, что для того, чтобы не слышать этого глубокаго возмущен³я, нужно быть скалой или не существовать совсѣмъ... Жить по примѣру древнихъ въ аскетической мечтѣ и сохранять эту мечту нетронутой и властной - вотъ вся его борьба противъ всѣхъ насъ. Онъ родился на землѣ тремя стами лѣтъ позднѣе, чѣмъ слѣдовало: узк³й фанатизмъ сушитъ его суровую душу, онъ ничего не знаетъ, кромѣ нашихъ священныхъ текстовъ, но онъ будетъ настоятелемъ потому, что онъ себя таковымъ утверждаетъ.

Монахъ. Вы должны быть имъ.

Ѳома. Это зависитъ отъ васъ. Вы - новая сила, та, о которой еще не знаютъ, но которая должна проявиться. Предупредите Папу, обратитесь въ Римъ.

Идезбальдъ (неувѣренно). Необходимо, чтобы назвали васъ.

Ѳома (пристально смотритъ на него). А вы? Вы?

Идезбальдъ (притворяясь равнодушнымъ). О! Я! Я!

Ѳома (настойчиво). Одинъ Римъ рѣшаетъ. Епископъ благосклоненъ ко мнѣ. Онъ ненавидитъ нашего настоятеля. Онъ будетъ дѣйствовать помимо монастыря, благоразумно, безъ всякаго насил³я, какъ подобаетъ. Но, Бога ради, вы-то всѣ дѣйствуйте.

Монахъ. Вы скажете намъ, что мы должны дѣлать.

Ѳома. Угадайте это сами. Ваши слова, ваша манера держать себя, желан³я, которыя вы высказываете, и тѣ, о которыхъ умалчиваете, но которыя можно предугадать, ваши поступки, ваши письма,- все должно побороть Балтазара. Нужно уронить его въ глазахъ настоятеля. Нужно поколебать его самоувѣренность, такъ чтобы онъ началъ сомнѣваться въ самомъ себѣ. Ну, что же еще? Вы сами должны знать.

Идезбальдъ. Балтазаръ въ настоящее время кажется опаснѣе, чѣмъ когда либо.

Ѳома (Идезбальду). Онъ переживаетъ душевный кризисъ.

Ѳеодулъ (монахамъ). Каждый изъ насъ помолится за него.

Ѳома (Ѳеодулу). Вы помолитесь за него, когда этотъ монастырь будетъ спасенъ.

Ѳеодулъ. Донъ Балтазаръ остается примѣромъ для насъ.

Ѳома. Духъ Бож³й воскресаетъ изъ вѣка въ вѣкъ, какъ нѣкогда Его тѣло. И съ каждымъ новымъ явлен³емъ Его приходятъ новые свидѣтели Его славы. Нынѣ мы являемся этими свидѣтелями.

Ѳеодулъ. А настоятель? А Донъ Маркъ? А Донъ Милиц³анъ?

Ѳома. Вы не понимаете, чего мы всѣ здѣсь желаемъ. Вы жалк³й отпрыскъ того дерева жизни, которое Богъ посадилъ и лелѣетъ въ этомъ монастырѣ.

Ѳеодулъ. Нашъ долгъ повиноваться.

Ѳома. Мы большинство и знан³е и добродѣтель. Когда-нибудь вы это ясно увидите.

Идезбальдъ. Предоставьте намъ дѣйствовать.

Монахъ. Вы хотите низвергнуть честолюб³е для того, чтобы поставить на его мѣсто ваше собственное честолюб³е.

Другой монахъ (Идезбальду и Ѳомѣ). Васъ связываетъ вражда къ Балтазару: вы поспорили бы за его мѣсто, если бы онъ палъ.

Ѳома (монахамъ). Мы хотимъ вырвать васъ изъ древняго рабства, пробудить и возвысить васъ. Не будьте своими собственными врагами.

(При видѣ приближающагося настоятеля всѣ умолкаютъ)

Идезбальдъ (вполголоса). Предоставьте намъ дѣйствовать... Предоставьте намъ дѣйствовать...

(Старый настоятель, опираясь на посохъ, медленно приближается. Ѳома быстро направляется къ нему. Остальные монахи, одинъ за другимъ, уходятъ и въ концѣ концовъ никого не остается).

Ѳома (настоятелю). Я кончилъ, отецъ мой, мои комментар³и къ Тертул³ану. Могу ли я послать ихъ нашему владыкѣ епископу и просить "Approbatur"?

Настоятель. Владыка возлагаетъ на васъ больш³я надежды. Онъ восхищается вами, отецъ Ѳома.

Ѳома. Владыка снисходителенъ ко мнѣ.

Настоятель. А развѣ я не отдаю вамъ должнаго?

Ѳома. Всю мою книгу я отдалъ подъ ваше покровительство.

Настоятель. Вы носитель свѣточей передъ Господомъ, великими огненными путями вы пронизываете безконечность мрака. Безъ васъ и подобныхъ вамъ нашъ вѣкъ блуждалъ бы, спотыкаясь, среди проваловъ и обломковъ. Чтобы смиренно служить вѣчной доктринѣ, нужны непорочные ученые и умы лучезарные, а для того, чтобы вести ихъ и твердо управлять ими нужны сильные люди изъ блестящаго рода, съ давнихъ временъ обладавшаго могучимъ вл³ян³емъ.

Ѳома. Несмотря на все мое уважен³е, я однако осмѣливаюсь думать, что тѣ люди, умы которыхъ преисполнены знан³я, могутъ внушать другимъ повиновен³е, и что они могутъ, въ свою очередь...

Настоятель. Всѣ, кто знаетъ людей, думали и думаютъ до сего дня не такъ, какъ ты, а какъ думаю я - здѣшн³й господинъ - и какъ я приказываю думать. (Пауза) Слушайте меня: пока будутъ существовать на землѣ роды, издавна своевольные и гордые, ваша надежда будетъ тщетна. Власть и сила не случайно, а по милости одного Бога - до того умножились и сосредоточились въ нихъ, что образовались вѣчные запасы этой власти и силы, такъ что жить и царствовать для нихъ одно и то же. Если только эта великая и умножившаяся сила не будетъ уничтожена или презрѣна самими тѣми, кто ею обладаетъ; если только они не погибнутъ или не отрекутся отъ нея: никогда никто изъ васъ не одержитъ побѣды надъ ними. Это естественно, это въ порядкѣ вещей, и вы достаточно умны, чтобы понять это.

Донъ Балтазаръ (неожиданно появляясь). Отецъ мой, я хотѣлъ бы поговорить съ вами наединѣ...

Настоятель (отцу Ѳомѣ). Оставьте насъ.

(Ѳома удаляется, но потомъ останавливается. Настоятель смотритъ на него. Онъ уходитъ)

Донъ Балтазаръ (настоятелю). Вчера въ исповѣдальнѣ нѣкто сказалъ мнѣ: "Вотъ уже пять мѣсяцевъ прошло, какъ отецъ Ноль Ардингъ былъ убитъ. Заподозрили его сына, арестовали его, судили и признали виновнымъ. Онъ же невиненъ, я утверждаю это,- я "уб³йца". Не размышляя, повинуясь только внутреннему голосу своей души, я приказалъ этому человѣку тотчасъ послѣ исповѣди пойти объявить о своей винѣ. Онъ мнѣ сказалъ: "Все оправдываетъ меня; отецъ Ардингъ умертвилъ моего отца: онъ отравилъ его". Я почти прогналъ этого человѣка, чтобы какъ можно скорѣе онъ пошелъ и предалъ себя... Теперь вы понимаете, отецъ мой?

Настоятель. Вы поступили, какъ должно.

Донъ Балтазаръ. А я? Я, который десять лѣтъ тому назадъ убилъ отца, я, котораго вы пр³ютили здѣсь у себя, не сказавъ ни слова упрека...

Настоятель. А развѣ этотъ человѣкъ хотѣлъ, такъ же, какъ вы, войти въ монастырь и - на колѣняхъ - упорно стучать своей непрестанной молитвой въ запертую дверь рая?

Донъ Балтазаръ. Такъ что же? Только вчера я постигъ въ сердцѣ своемъ... съ быстротою молн³и...

Настоятель. Но ваше преступлен³е - заглажено: я отпустилъ его и Римъ тоже; уже десять лѣтъ, съ тѣхъ поръ, какъ вы пришли сюда, оно предано забвенью, оно - прахъ. Графъ Аргонск³й и Риспэрск³й, вы предстанете предъ Богомъ въ вашъ послѣдн³й часъ оправданнымъ и превознесеннымъ.

Донъ Балтазаръ. Я хочу предъ всѣми кричать о моемъ преступлен³и... Я чувствую себя захваченнымъ и унесеннымъ этимъ водоворотомъ за предѣлы моей упорной воли: я хочу кричать о моемъ преступлен³и и заслужить прощен³е...

Настоятель. Сынъ мой...

Донъ Балтазаръ. Всю ночь я неистово боролся, до истощен³я силъ стараясь преградить плотиной это желан³е, сломить его; я не могъ. Какъ дик³я волны, оно заливало меня со всей яростью... Я не могъ охватить взглядомъ это зрѣлище, когда вмѣстѣ съ кровью исчезала жизнь въ неподвижныхъ чертахъ отца. Рана казалась еще шире, чѣмъ въ моментъ смерти, она дымилась и еще больше раскрывалась по мѣрѣ того, какъ мои безумные глаза смотрѣли на нее. И кровь текла неустанно, непрерывно...

Настоятель. Сновидѣнье!

Донъ Балтазаръ. Это была кровь, настоящая дымящаяся кровь, я отвѣдалъ ее, я узналъ ее, я весь красенъ отъ той крови до дна души, она проникаетъ въ меня, она сжигаетъ меня, какъ могучее пламя, вотъ здѣсь, грудь мою, мое тѣло. Я слышу запахъ ея на мнѣ. И вѣтеръ, и воздухъ, и свѣтъ, все красно вокругъ меня. Я боюсь всего, что неожиданно блеснетъ, зашевелится, я боюсь всего. Малѣйш³й шумъ останавливаетъ мою мысль и мою молитву, и ужасающее молчан³е сжимаетъ, какъ тиски, своимъ нѣмымъ желѣзомъ мое сердце цѣлую ночь.

Настоятель. Вашъ умъ помутился и бредитъ, сынъ мой. Это уже не Богъ, а Сатана, который опустошаетъ вашу душу и властвуетъ надъ нею. Донъ Балтазаръ, ловушка, которую онъ ставитъ вамъ, онъ ставилъ нѣкогда самымъ ревностнымъ монахамъ - тѣмъ, что жили въ блѣдной пустынѣ среди потрясенныхъ скалъ, во времена, когда только что было изгнано язычество, всѣмъ этимъ Павламъ и Антон³ямъ. Вашъ умъ горитъ и душа ваша въ огнѣ. Ваши неувѣренныя стопы уже не попираютъ больше нашихъ вершинъ, и вы забываете, что самое большое преступлен³е - отчаяваться и сомнѣваться въ Богѣ.

Донъ Балтазаръ. Отецъ мой!

Настоятель. Нужно возродиться въ вѣрной мудрости, нужно вновь поселить въ васъ спокойств³е и мѣру, нужно смирить ваше неистовство, нужно срѣзать косой нынѣ же дурные злаки, въ которыхъ, какъ плевелы, растетъ стыдъ.

Донъ Балтазаръ. О, я не смогу никогда! Никогда!

Настоятель. Я вамъ приказываю это. (Послѣ паузы говоритъ болѣе мягкимъ тономъ) Сынъ мой, десять лѣтъ уже ты живешь среди насъ, возлюбя безкровный постъ и гнѣвъ тайной власяницы и эту сжигающую насъ добровольную повседневную смерть, которой мы живемъ, чтобы когда-нибудь заслужить небо. Христасъ радуется о тебѣ. Его суровая любовь лобзаетъ свернувшуюся кровь твоихъ прекрасныхъ ранъ, которыя ты наносишь себѣ во славу Его. Твое увядан³е кажется ему прекраснымъ, и ангелы въ небесахъ воспѣваютъ избытокъ усерд³я твоего и покаян³я. Ты не можешь похитить этой жизни у Бога, служителемъ и глашатаемъ котораго ты остаешься. Твоимъ краснымъ безум³емъ ты не можешь уничтожить дѣло твоего долга, еще не выполненнаго, ты не можешь бросать между тобою и Христомъ твой судъ, чтобы сдѣлать изъ него законъ.

Донъ Балтазаръ (съ мукой). Отецъ мой, Отецъ мой!

Настоятель. Слушай еще.

Донъ Балтазаръ. Отецъ мой.

Настоятель. Ты избралъ путь милостиваго прощен³я и не долженъ мѣнять его. Твое шеств³е на немъ было такъ просто и величественно, что самъ Богъ принимаетъ теперь твое преступлен³е и любитъ его, потому что, благодаря ему, ты былъ избранъ для послѣдняго помилован³я. Мѣшать этому божественному плану отказомъ хранить полное молчан³е - это значило бы оскорбить Бога и даже богохульствовать. Христосъ жилъ для правосуд³я, но Онъ умёръ для прощен³я и смерть выше жизни.

Донъ Балтазаръ. Отецъ мой!

Настоятель. Подумай еще о томъ непоправимомъ вредѣ, который причинитъ намъ твоя вина, когда она будетъ брошена невѣрующимъ, какъ псамъ; подумай о кровавомъ оруд³и человѣческаго мщен³я, ненужнаго для тебя, которому ты ничѣмъ не обязанъ больше. Подумай, сынъ мой, также обо мнѣ, подумай о могущественномъ владѣн³и, ревностнымъ главою котораго ты будешь послѣ моей смерти. Ты - изъ властнаго рода, ты - избранникъ, ты жизнью обязанъ этому монастырю; Богъ знаетъ, что онъ сдѣлалъ, когда привелъ тебя сюда, удаливъ тебя отъ твоей странной и бурной жизни, смиреннаго духомъ, но съ сердцемъ возвышеннымъ и гордымъ.

Донъ Балтазаръ. Я такъ нуждаюсь въ жалости, отецъ мой.

Настоятель. Нѣтъ! Ты долженъ снова подняться однимъ могучимъ взмахомъ крыльевъ; ты долженъ возстать, какъ новая жатва на паровомъ полѣ; кайся передъ нами, сколько хочешь, чтобы раскаян³е твое дало тебѣ новое право на религ³озную власть.

Донъ Балтазаръ. Если бы я могъ сейчасъ же передъ монахами исповѣдаться въ послѣдн³й разъ...

Настоятель. По древнему обычаю ты имѣешь на это право, можешь воспользоваться имъ и сдѣлать его своимъ доспѣхомъ... Среди монаховъ все позволено, какъ только ты почувствуешь себя въ силахъ...

Донъ Балтазаръ. О, я увѣренъ въ этомъ. Я вырву всенародно передъ моими братьями изъ глубины моего мозга красное когтистое зло, я утоплю его въ золотыхъ водахъ ихъ молитвъ; я пойду къ нимъ пылк³й, покорный, счастливый, смущенный, съ сердцемъ, цвѣтущимъ скорбью и страхомъ. Я омою мою силу ихъ искренними совѣтами, я буду молить ихъ взять въ свои руки мою усталую надежду, мое сомнѣн³е, мой ужасъ, мою страсть и мою скорбь, я скажу все, и вы поможете мнѣ, отецъ мой, вы...

Настоятель (увѣренно). О! Мы бойся, сынъ мой, я буду тамъ...

(Онъ уходитъ. Донъ Балтазаръ быстро подходитъ къ Донъ Марку, который съ нѣкотораго времени издали наблюдалъ за ними)

Донъ Балтазаръ. Братъ мой, Маркъ, знаешь ли ты, что наступаетъ мое возрожден³е, что новый день скоро разсѣетъ мою ночь,- что скоро буду я такимъ, какъ прежде, какимъ ты полюбилъ меня...

Донъ Маркъ. Ты никогда не переставалъ быть такимъ, ты никогда не былъ недостоенъ насъ...

Донъ Балтазаръ (снова дѣлается мрачнымъ). Молчи, мнѣ стыдно, что я еще живу и вѣрю тебѣ.

Донъ Маркъ. Что бы ты ни сдѣлалъ, я такъ глубоко вѣрю въ твою добродѣтель, такъ давно извѣстную...

Донъ Балтазаръ. Молчи! Молчи! Не говори мнѣ ничего, пока я не стану чистымъ...

Донъ Маркъ. Мой бѣдный братъ и учитель, что я такое здѣсь, какъ не простой ребенокъ; но все мое существо стремится къ твоей скорби и къ твоимъ мучен³ямъ, причины которыхъ я не знаю; я хочу, чтобы ты положилъ ихъ въ мое сердце. Я ничто, но у меня есть руки для молитвы, колѣни для преклонен³я, для изнурен³я ихъ передъ святыми; у меня есть душа, которая называетъ тебя сѣятелемъ любви въ моемъ безумномъ сердцѣ. Мои уста и мой пылъ никогда не остаются праздными для тебя, я люблю тебя, насколько Богъ позволяетъ людямъ любить; я хочу взять на себя твое страдан³е, я хочу нести твой крестъ; я хочу, чтобы твоя скорбь скорѣй вонзилась въ меня зубами; я хочу, чтобы на меня упали удары копья, которые пронизываютъ тебя.

Донъ Балтазаръ. Дитя!

Донъ Маркъ. Мнѣ кажется, что тебя окружаетъ какая-то тайна. Самые совершенные изъ насъ грѣшатъ иногда противъ нашихъ строгихъ правилъ, но какъ бы поразительна ни была твоя вина, всѣ силы ада не заставятъ меня любить тебя менѣе горячо. Взгляни на меня: мои глаза полны твоего огня и твоей воли; ты магнитъ, съ неудержимой силой притягивающ³й мое сердце къ золотому небу и счастью. Ты - неутоленная радость, зажигающая и сжигающая мою жизнь. Послѣ Христа я никого не знаю, кто воплощалъ бы въ себѣ добро съ такою очевидностью. Братъ, ты предназначенъ для великихъ дѣян³й; воспрянь же отъ твоей печали и предстань предо мной, какъ нѣкогда, побѣдителемъ. О, ты бываешь такимъ прекраснымъ и сильнымъ, когда ты повелѣваешь!

Донъ Балтазаръ. О, кроткое существо, наивное и непосредственное. Какъ я люблю тебя, какъ нѣжно я тебя люблю, не смотря ни на что, не смотря на мое горе, и мои освободивш³яся теперь угрызен³я совѣсти. Чрезъ тебя я узналъ, что такое открытое довѣр³е, чистая доброта и нѣжная страстность. Ты заставилъ меня услышать простой голосъ; я принялъ его съ твоихъ наивныхъ устъ и къ нему присоединилъ мой голосъ, терпк³й и страстный, ты настолько измѣнилъ мою душу, охваченную бредомъ, что я вѣрю всему, о чемъ поетъ въ твоемъ сердцѣ инстинктъ. Я вѣрю, что ты угадываешь божественную волю, никогда не обманываясь; я знаю тебя чистымъ отъ всякой злой страсти; я знаю тебя свѣтлымъ, строго исполняющимъ долгъ, полнымъ великаго благочест³я, непорочнымъ, дѣвственнымъ и прекраснымъ, какъ жертва...

Донъ Маркъ (восторженно). Балтазаръ!.. Балтазаръ!..

Донъ Балтазаръ. Нѣжная душа! Если бы я не боялся разбить глину твоей юной и робкой невинности, я бросилъ бы предъ тобою мою красную совѣсть, я сказалъ бы тебѣ то, о чемъ я буду кричать всѣмъ: о моемъ позорѣ и моемъ ужасномъ грѣхѣ, конечно, давно уже отпущенныхъ, но вновь возрождающихся; они встаютъ изъ моего прошлаго, раскрывъ когти, съ кровавымъ взоромъ и снова бродятъ и рычатъ въ моемъ тѣлѣ.

Донъ Маркъ. Не говори мнѣ ничего, я боюсь, я не хочу, чтобы ты унижался здѣсь передо мною однимъ.

Донъ Балтазаръ. Ты услышишь мою исповѣдь, послѣ вечерни, тамъ. Ты скажешь мнѣ, что долженъ я сдѣлать еще, чтобы очиститься отъ мятежнаго зла и не думать о немъ больше никогда.

Донъ Маркъ. Вся душа моя превратится въ пламя, чтобы бодрствовать надъ твоею скорбью. Вся моя любовь окружитъ твое сердце, какъ бѣлая пелена, которая: осушитъ твои слезы; въ моихъ рукахъ самое свѣтлое оруж³е - ревностный постъ, изступленная молитва,- ими я буду бороться за то, чтобы миръ вернулся къ тебѣ. Если Дѣва, охваченная пламеннымъ экстазомъ, желаетъ еще, какъ прежде, узнать самую затаенную и глубокую мысль мою, чтобы снизойти къ ней, я крикну: Матъ несравненная, свѣтлѣе розъ и лучей, исцѣли брата моего отъ мукъ совѣсти и отъ зла. Будь ему покровомъ радости и прощен³я, въ который должны облечься люди, дабы очи Бож³и милостиво сосредоточили велич³е свое на человѣческомъ ничтожествѣ.

Донъ Балтазаръ. Мой милый братъ!

Донъ Маркъ. Безъ тебя я не постигаю ни вѣчнаго спасен³я, ни золотого неба; я хочу спасти свою душу вмѣстѣ съ твоей, я хочу умереть для того, чтобы вся безконечность пыла и блаженства принадлежали намъ; я хочу, чтобы наши судьбы были до такой степени связаны, чтобы твои уста были моими устами, твоя хвала стала бы моею, чтобы ²исусъ Христосъ и ангелы Его не различали насъ, когда любовь наша стремительно, какъ потокъ, низвергнется въ небесное пламя... Братъ! Братъ!

(Онъ бросается на грудь Балтазару. Колокола звонятъ)

Донъ Балтазаръ. Не бойся. Ты вернулъ мнѣ силу, и отнынѣ я чувствую себя защищеннымъ свѣтомъ твоего сердца отъ цѣлаго ада; вотъ часъ прощен³я и милосерд³я, вотъ миръ и колокола освобожден³я... Ко мнѣ идетъ увѣренность, чтобы вести насъ по путямъ Бога... Не бойся, но молись еще. Прощай!

(Они уходятъ въ разныя стороны. Занавѣсъ падаетъ)

ВТОРОЙ АКТЪ.

Капитульная зала: деревянныя скамьи, полъ изъ бѣлыхъ и черныхъ плитъ съ циновкой посерединѣ. На стѣнѣ распят³е. Направо, на своемъ обычномъ мѣстѣ, Донъ Балтазаръ, распростертый, съ лицомъ, закрытымъ руками. Входитъ Ѳома и медленно приближается къ нему. Слегка трогаетъ его за плечо.

Ѳома. Душа ваша смущена, братъ мой. Могу ли и я помолиться за нее и раздѣлить ея скорбь?

Донъ Балтазаръ (смотритъ на него и нерѣшительно отвѣчаетъ). Богъ внемлетъ всѣмъ молитвамъ...

Ѳома. Вы, должно быть, страдаете, какъ рѣдко страдаютъ.

Донъ Балтазаръ. Тяжесть моего преступлен³я перевѣшиваетъ, быть можетъ, всѣ молитвы м³ра.

Ѳома. Вашего преступлен³я?

Донъ Балтазаръ. Сейчасъ на этомъ самомъ мѣстѣ я буду каяться предъ всѣми.

Ѳома. Развѣ оно такъ велико, что повергаетъ на землю ревность вашей души?

Донъ Балтазаръ. Моя ревность? Моя ревность? Причемъ она тутъ?..

Ѳома. Ваша ревность. О, я знаю, какъ она упорна и неистова. Я знаю ее...

Донъ Балтазаръ. Оставьте меня...

Ѳома. Я знаю ея скрытую работу, направленную къ тому, чтобы властвовать надъ этимъ монастыремъ.

Донъ Балтазаръ. Оставьте меня, говорю я вамъ... Ни вы, ни я не будемъ главою этого дома. Для этого есть болѣе достойные...

Ѳома. Донъ Милиц³анъ?

Донъ Балтазаръ. Оставьте меня... оставьте меня... оставьте меня...

Ѳома. Я ничего не понимаю, я не знаю, что предположить.

(Пауза. Донъ Балтазаръ не отвѣчаетъ)

Ѳома (продолжаетъ). Донъ Балтазаръ, вы были среди насъ давно избраннымъ, тѣмъ, кто приходитъ однажды, вооруженный какимъ-то божественнымъ правомъ, съ тѣмъ, чтобы разъ навсегда овладѣть нашимъ повиновен³емъ. Ваши олова были горды, вооружены властью и надменностью, и воля ваша, накопившаяся глыбами, наперекоръ моей волѣ, покоряла всѣхъ. Нашъ настоятель чувствовалъ въ васъ душу, подобную его душѣ, суровую и властную; въ своихъ мечтахъ онъ видѣлъ васъ главою и настоятелемъ послѣ его смерти. Если жизнь человѣческая есть блуждан³е и лабиринтъ, то вы возвышались какъ башня на берегу, чтобы съ нея можно было видѣть и указывать м³ру, какая дорога благопр³ятна для его неувѣренныхъ шаговъ и гдѣ пересѣкаетъ путь Бога пути судьбы. Нынѣ вы - жалк³й, растерянный и усталый, развалина, подготовляющая свое собственное паден³е. Гордость ваша колеблется и слабѣетъ. Падетъ-ли ваша смѣлость? Будетъ ли отплачено вамъ за пустую и безмѣрную гордость, которая овладѣла вами внезапно въ этотъ самый часъ?

Донъ Балтазаръ. Если мнѣ будетъ отплачено за мою гордость, то, по крайней мѣрѣ, это совершится по моей волѣ и по моему собственному желан³ю.

Ѳома. Увы! Вотъ крикъ вашей совѣсти, вырвавш³йся изъ души вашей. Всегда гордость и гордость... Всегда вы сами и ваша гордость.

Донъ Балтазаръ (потрясенный). Неправда! Неправда! Я лгу! Я лгу! Это только изъ любви, одной любви, муки совѣсти опустошили душу мою. Я уже не знаю больше, что я говорю, что я чувствую, ваши слова коварны, скрытый огонь вашихъ рѣчей опаляетъ меня и застаетъ меня врасплохъ, но Богъ любитъ меня и понимаетъ меня ясно и свѣтозарно до глубины моего существа. Уйдите! Уйдите!

Ѳома. Такъ вы не хотите моихъ молитвъ?

Донъ Балтазаръ. О, святые на небесахъ! Ангелы, парящ³е у Голгоѳы, покровители древней христ³анской борьбы, сжальтесь! Мое раскаян³е - не ложь; оно все стремится къ вершинамъ искупляющаго прощен³я. Братъ мой искушаетъ меня во мракѣ, его голосъ воскрешаетъ въ моемъ сердцѣ темный страхъ и порывы гордости. Но Ты сжалишься надъ нимъ, Господи, сжалишься надъ нимъ, такъ же, какъ и надо мной; я не отталкиваю его молитвъ, я не хочу, я не могу, можетъ быть, онѣ полезнѣе и спасительнѣе другихъ,- но ради смерти Твоей, ради Твоего крещен³я, ради мукъ Твоихъ, сжалься, сжалься надъ нами, Господи!

Ѳома. Мои молитвы благотворны уже потому, что для того, чтобы обратиться съ ними къ Богу, я плачу, я борюсь, я побѣждаю себя; молиться за враговъ лучше, чѣмъ погружаться въ самое красное раскаян³е. Я молюсь и буду молиться за васъ.

Донъ Балтазаръ (покорно).Благодарю.

(Пауза)

Ѳома (удаляется, потомъ снова возвращается). Вы мнѣ сказали сейчасъ: ни вы, ни я не будемъ главою этого монастыря. Но, вѣдь, Донъ Милиц³анъ хотя и родовитъ, слишкомъ старъ, разумѣется; кромѣ того, онъ боленъ, едва стоитъ на ногахъ и близокъ къ смерти. Идезбальдъ? Посредственная натура. Бавонъ и Ѳеодулъ? Жалк³е церковники, которые корпятъ надъ книгами, которыхъ они не понимаютъ. Что касается Донъ Марка... Ребенокъ, недалек³й..

Донъ Балтазаръ (рѣзко). Не касайтесь его. Ему невѣдомы наша низости, наши неистовыя, но враждующ³я воли, онъ не знаетъ вашихъ происковъ, братъ мой, въ борьбѣ съ его правомъ. Онъ живетъ въ Богѣ и вѣритъ въ Бога раньше, чѣмъ, въ себя. Онъ избранъ не нами, а ангелами, онъ золотой ликторск³й пучокъ, поднятый высоко среди нашей грязи. Когда онъ станетъ главою надъ вами, надо мной, его сердце призоветъ небо, чтобы само оно возстановило здѣсь культъ ревности, и жертвы, и высшаго смирен³я. Ему будутъ повиноваться, потому что Богъ этого пожелаетъ, потому что Богъ желаетъ этого, и, если нужны чудеса, они явятся изъ тѣхъ же препятств³й, которыми вы преграждаете путь спасен³я.

Ѳома. Вы меня удивляете. Когда настоятель говоритъ мнѣ: для управлен³я церковью и для ея возвеличен³я есть люди сильные, избранные Богомъ; для того, чтобы повелѣвать съ успѣхомъ, они соединили въ себѣ всю пылкую энерг³ю, скрытую и упорную, сбереженную и скопленную для нашего блага ихъ предками въ течен³е вѣковъ,- я могу понять это и сейчасъ же думаю о васъ. Но o Донъ Маркѣ...

Донъ Балтазаръ. Думайте о немъ! Думайте о немъ!

Ѳома (говоритъ заносчиво въ лицо Донъ Балтазару). Я думаю только о себѣ и ни о комъ другомъ. Вы - сила въ упадкѣ, которая губитъ себя сама и разрушается, ей приходитъ конецъ. Я же - сила, которая растетъ и хочетъ заявить объ этомъ. Я усталъ повиноваться и унижаться. Въ моей душѣ новый красный огонь, отвѣчающ³й моему времени, которое считается только съ нимъ и отбрасываетъ старыя и косныя права, какъ увядш³е плоды. Никто изъ васъ не знаетъ, какое сердце горитъ во мнѣ, каково мое предназначен³е апостола и просвѣтителя. Гордые монахи! Знатные титулованные монахи! Христосъ предъ вами всѣми нашелъ бы меня правымъ. Онъ сказалъ бы вамъ: "вы коснѣете въ набожномъ и тяжеломъ молчан³и за стѣною сонливости, вы прозябаете. Вдали бьютъ тревогу противъ моего креста, широк³я объят³я котораго заключали въ себѣ м³ръ и прижимали еге къ моему сердцу; вы сами себя умаляете, духъ вашъ становится безплоднымъ; дыхан³е Бога не обвѣваетъ больше вашихъ ризъ; вы украшаете мой алтарь, но церковные служки завершаютъ убранство и зажигаютъ свѣчи. Вы угашаете велик³й жаръ, дѣвственную силу, огненные языки, сошедш³е на моихъ ревностныхъ учениковъ въ день св. Духа. Безполезные люди, часто, когда я вижу васъ вмѣстѣ во время молитвы, стонущихъ, скучныхъ, медлительныхъ и сонныхъ, кажется мнѣ, что я долженъ покарать васъ"...

Донъ Балтазаръ (сильно). Вы богохульствуете! Христосъ Самъ сказалъ Своимъ любимымъ ученикамъ, что Онъ среди нихъ, когда они вмѣстѣ молятся Ему.

Ѳома. Онъ - духъ, сердце, голосъ, движен³е и пылъ своихъ ученыхъ и свѣтоносныхъ проповѣдниковъ.

Донъ Балтазаръ. Монахъ, мы служимъ Ему такъ же, какъ и вы. Божественный огонь, сжигающ³й насъ, имѣетъ такую же силу; но мы любимъ Его въ благочестивомъ мирѣ и молчан³и. М³ръ, куда мечтаете вы идти и кричать о Его славѣ, глухъ и слѣпъ, покрытъ пятнами тлѣн³я и сластолюб³я... Онъ еще забавляется золотомъ, какъ состаривш³йся ребенокъ на смертномъ одрѣ; его единственная цѣль, единственная способность это изобрѣтать игрушки замысловатыя и преступныя... Но что значитъ это предъ истиной неба, предъ Богомъ моимъ и вашимъ? Вы говорили мнѣ о святыхъ и апостолахъ; да если бы они вернулись сюда, если бы изъ могилъ ихъ поднялась вдругъ буря ихъ душъ, они не могли бы найти достаточно молн³й и пламени, чтобы поразить ими жизнь - и снов