Белинский Виссарион Григорьевич - Сочинения Александра Пушкина. Статья четвертая

вского: в них преобладает элегический тон в духе музы Жуковского, стих очень близок к стиху Жуковского, в самом взгляде на предмет видна зависимость ученика от учителя.

  "Воспоминания в Царском Селе" написаны звучными и сильными стихами, хотя вся пьеса эта не более как декламация и риторика. Такими же стихами написана и пьеса "Наполеон на Эльбе", содержание которой теперь кажется забавно-детским. Пушкин заставляет Наполеона "свирепо прошептать" разные ругательства на самого себя, превозносить своих врагов, а о себе самом отзываться, как об ужасном mauvais sujet {Злодее. - Ред.}. Между прочим Наполеон у него свирепо _прошептывает_;

  

   "Полнощи царь младой! ты двигнул ополченья,

  

   И гибель вслед пошла кровавым знаменам,

  

   Отозвалось могущего паденье -

  

  

  И мир земле и радость небесам,

  

  

  А мне - позор и поношенье!"

  !!!!!!!!!!!!!!!!!

  Чему удивляться, что шестнадцатилетний мальчик так смотрел на Наполеона в то время, как на него так же точно смотрели и престарелые, и возмужавшие поэты! Гораздо удивительнее, что этот мальчик через _пять_ лет после того сказал о Наполеоне:

  

  

   Над урной, где твой прах лежит,

  

  

   Народов ненависть почила

  

  

   И луч бессмертия горит.

  

  

   . . . . . . . . . . . . . .

  

  

   Да будет омрачен позором

  

  

   Тот малодушный, кто в сей день

  

  

   Безумным возмутит укором

  

  

   Его развенчанную тень!

  

  

   Хвала!.. он русскому народу

  

  

   Высокий жребий указал

  

  

   И миру вечную свободу

  

  

   Из мрака ссылки завещал! {293}

  !!!!!!!!!!!!!!!

  Эти стихи и особенно этот взгляд на Наполеона, как освежительная гроза, раздались в 1821 году над полем русской литературы, заросшим сорными травами общих мест, и многие, поэты, престарелые и возмужалые, прислушивались к нему с удивлением, подняв встревоженные головы вверх, словно гуси на гром...

  Но между "лицейскими" стихотворениями гораздо более ознаменованных сильным влиянием Батюшкова. Таковы пьесы: _К Наталье, К молодой актрисе, Князю А. М. Горчакову, Осгар, Эвлега, Воспоминание_ (Пущину), _Сон_ (отрывок), _К молодой вдове, Мое завещание друзьям, Наездник, К. Г...у, Мечтатель, К. П..у, К. Б...у, Городок_. Даже в пьесах, написанных под влиянием других поэтов, заметно в то же время и влияние Батюшкова: так гармонировала артистическая натура молодого Пушкина с артистическою натурою Батюшкова! Художник инстинктивно узнал художника и избрал его преимущественным образцом своим. Это показывает, до какой степени силен был в Пушкине художнический инстинкт. Как ни много любил он поэзию Жуковского, как ни сильно увлекался обаятельностию ее романтического содержания, столь могущественною над юною душою, но он нисколько не колебался в выборе образца между Жуковским и Батюшковым и тотчас же, бессознательно, подчинился исключительному влиянию последнего. Влияние Батюшкова обнаруживается в "лицейских" стихотворениях Пушкина не только в фактуре стиха, но и в складе выражения, и особенно во взгляде на жизнь и ее наслаждения. Во всех их видна нега и упоение чувств, столь свойственные музе Батюшкова; и в них проглядывает местами унылость и веселая шутливость Батюшкова. Пушкин занял у него даже любимые имена, и в особенности _Хлою_ и _Делию_, и манеру пересыпать свои стихотворения мифологическими именами Купидона, Амура, Марса, Аполлона и проч., и любимые его выражения: _цитерская сторона, девственная лилея_ и тому подобные. Вспомните стихотворения Батюшкова, заимствованные им из'Парни, и потом послание "К П-ну" и сравните с ним пьесы Пушкина "К Наталье" и "К молодой вдове": вы увидите в них Пушкина учеником Батюшкова.

  

  

   Ночь придет - и лишь тебя

  

  

   Вижу я в пустом мечтаньи,

  

  

   Вижу, в легком одеяньи,

  

  

   Будто милая со мной:

  

  

   Робко сладостно дыханье,

  

  

   Белой груди колыханье, {299}

  

  

   Снег затмившей белизной -

  

  

   И полуотверсты очи,

  

  

   Скромный мрак безмолвной ночи -

  

  

   Дух в восторг приводят мой!..

  

  

   Я один в беседке с нею:

  

  

   Вижу девственну лилею,

  

  

   Трепещу, томлюсь, немею...

  

  

   . . . . . . . . . . . . . .

  

  

   Но, Наталья, ты не знаешь.

  

  

   Кто твой нежный Селадон?

  

  

   Ты еще не понимаешь,

  

  

   Отчего не смеет он

  

  

   И надеяться? - Наталья!

  

  

   Выслушай еще меня:

  

  

   Не владелец я сераля, {300}

  

  

   Не арап, не турок я;

  

  

   За учтивого китайца,

  

  

   Грубого американца

  

  

   Почитать меня нельзя.

  

  

   Не представь и немчурою

  

  

   С колпаком на волосах,

  

  

   С кружкой, пивом налитою,

  

  

   И с цыгаркою в зубах;

  

  

   Не представь кавалергарда

  

  

   В каске, с длинным палашом -

  

  

   Не люблю я бранный гром:

  

  

   Шпага, сабля, алебарда

  

  

   Не тягчат моей руки.

  !!!!!!!!!!!

  По отделке и стиху это стихотворение слишком отзывается детскою незрелостию; но следующее и по стихам напоминает Батюшкова:

  

  

   Лида! друг мой неизменный,

  

  

   Почему сквозь легкий сон,

  

  

   Часто негой утомленный,

  

  

   Слышу я твой тихий стон?

  

  

   Почему в любви счастливой

  

  

   Видя страшную мечту,

  

  

   Взор недвижный, боязливый,

  

  

   Устремляешь в темноту?

  

  

   Почему, когда вкушаю

  

  

   Быстрый обморок любви,

  

  

   Иногда я примечаю

  

  

   Слезы тайные твои -

  

  

   Ты рассеянно внимаешь

  

  

   Речи пламенной моей,

  

  

   Хладно руку прижимаешь,

  

  

   Хладен взор твоих очей?

  

  

   О, бесценная подруга!

  

  

   Вечно ль слезы проливать?

  

  

   Вечно ль мертвого супруга

  

  

   Из могилы вызывать!

  

  

   Верь мне: узников могилы

  

  

   Там объемлет вечный сон,

  

  

   Им не мил уж голос милый,

  

  

   Не прискорбен скорби стон.

  

  

   Не для них весенни розы,

  

  

   Сладость утра, шум пиров,

  

  

   Откровенной дружбы слезы

  

  

   И любовниц робкий зов!

  

  

   Рано друг твой незабвенный

  

  

   Вздохом смерти воздохнул,

  

  

   И, блаженством упоенный,

  

  

   На груди твоей уснул.

  

  

   Спит увенчанный счастливец!

  

  

   Верь любви - невинны мы -

  

  

   Нет! Разгневанный ревнивец

  

  

   Не придет из вечной тьмы;

  

  

   Тихой ночью гром не грянет,

  

  

   И завистливая тень

  

  

   Близ любовников не станет,

  

  

   Вызывая спящий день!

  !!!!!!!!!!!!!!

  Пьесы: "Осгар" и "Эвлега" навеяны скандинавскими стихотворениями Батюшкова. {301} В то время пользовалось большою известностию действительно прекрасное послание Батюшкова к Жуковскому - "Мои пенаты". Оно родило множество подражаний. Пушкин написал в роде и духе этого стихотворения довольно большую пьесу "Городок".

  

  

   Философом ленивым,

  

  

   От шума вдалеке.

  

  

   Живу я в городке

  

  

   Безвестностью счастливом.

  

  

   Я нанял светлый дом

  

  

   С диваном, с камельком:

  

  

   Три комнатки простые -

  

  

   В них злата, бронзы, нет,

  

  

   И ткани выписные

  

  

   Не кроют их паркет;

  

  

   Окошки в сад веселый,

  

  

   Где липы престарелы

  

  

   С черемухой цветут;

  

  

   Где мне в часы полдневны

  

  

   Березок своды темны

  

  

   Прохладну сень дают;

  

  

   Где ландыш белоснежный

  

  

   Сплелся с фиялкой нежной, {302}

  

  

   И быстрый ручеек,

  

  

   В струях неся цветок,

  

  

   Невидимый для взора.

  

  

   Лепечет у забора.

  

  

   Здесь добрый твой поэт

  

  

   Живет благополучно;

  

  

   Не ходит в модный свет;

  

  

   На улице карет

  

  

   Не слышен стук докучный;

  

  

   Здесь грома вовсе нет;

  

  

   Лишь изредка телега

  

  

   Скрыпит по мостовой,

  

  

   Иль путник, в домик мой

  

  

   Пришед искать ночлега,

  

  

   Дорожною клюкой

  

  

   В калитку постучится...

  

  

   Блажен, кто веселится

  

  

   В покое, без забот,

  

  

   С кем втайне Феб дружится

  

  

   И маленький Эрот;

  

  

   Блажен, кто на просторе

  

  

   В укромном уголке,

  

  

   Не думает о горе,

  

  

   Гуляет в колпаке,

  

  

   Пьет, ест, когда захочет,

  

  

   О госте не хлопочет!

  !!!!!!!!!!!!!!

  Подобно Батюшкову, Пушкин в этом стихотворении говорит о своих любимых писателях, которые заняли место на полках его избранной библиотеки. Только он говорит не об одних русских писателях, но и об иностранных:

  

  

  

  Друзья мне - мертвецы,

  

  

  

  Парнасские жрецы,

  

  

  

  Над полкою простою,

  

  

  

  Под тонкою тафтою,

  

  

  

  Со мной они живут,

  

  

  

  Певцы красноречивы,

  

  

  

  Прозаики шутливы,

  

  

  

  В порядке стали тут.

  

  

  

  Сын Мома и Минервы,

  

  

  

  Фернейский злой крикун,

  

  

  

  Поэт в поэтах первый,

  

  

  

  Ты здесь, седой шалун!

  

  

  

  Он Фебом был воспитан,

  

  

  

  Издетства стал пиит;

  

  

  

  _Всех больше перечитан_.

  

  

  

  Всех менее томит;

  

  

  

  Соперник Эврипида,

  

  

  

  Эраты нежный друг, ч

  

  

  

  Арьоста, Тасса внук -

  

  

  

  Скажу ль?.. отец Кандида -

  

  

  

  Он все; везде велик

  

  

  

  Единственный старик!

  

  

  

  На полке за Вольтером

  

  

  

  Виргилий, Тасс с Гомером,

  

  

  

  Все вместе предстоят.

  

  

  

  В час утренний досуга

  

  

  

  Я часто друг от друга

  

  

  

  Люблю их отрывать.

  

  

  

  Питомцы юных граций -

  

  

  

  С Державиным потом

  

  

  

  Чувствительный Гораций

  

  

  

  Является вдвоем.

  

  

  

  И ты, певец любезный,

  

  

  

  Поэзией прелестной

  

  

  

  Сердца привлекший в плен,

  

  

  

  Ты здесь, лентяй беспечный,

  

  

  

  Мудрец простосердечный,

  

  

  

  Ванюша Лафонтен!

  

  

  

  Ты здесь - и Дмитрев нежный,

  

  

  

  Твой вымысел любя,

  

  

  

  Нашел приют надежный

  

  

  

  С Крыловым близ тебя.

  

  

  

  Но вот наперсник милый

  

  

  

  Психеи златокрылой!

  

  

  

  О, добрый Лафонтен,

  

  

  

  С тобой он смел сразиться,

  

  

  

  Коль можешь ты дивиться,

  

  

  

  Дивись: ты побежден! {*}

  

  

  

  {* Богданович.}

  

  

  

  Воспитанны Амуром,

  

  

  

  Вержье, Парни с Грекуром

  

  

  

  Укрылись в уголок

  

  

  

  (Не раз они выходят

  

  

  

  И сон от глаз отводят

  

  

  

  Под зимний вечерок).

  

  

  

  Здесь Озеров с Расином,

  

  

  

  Руссо и Карамзин,

  

  

  

  С Мольером-исполином

  

  

  

  Фонвизин и Княжнин.

  

  

  

  За ними, хмурясь важно,

  

  

  

  Их грозный аристарх

  

  

  

  Является отважно

  

  

  

  В шестнадцати томах.

  

  

  

  Хоть страшно стихоткачу

  

  

  

  Лагарпа видеть вкус,

  

  

  

  Но часто, признаюсь.

  

  

  

  Над ним я время трачу.

  

  

  

  Кладбище обрели

  

  

  

  На самой нижней полке

  

  

  

  Все школьнически толки,

  

  

  

  Лежащие в пыли,

  

  

  

  Визгова сочиненья,

  

  

  

  Глупона песнопенья, {303}

  

  

  

  Известные творенья,

  

  

  

  Увы! одним мышам.

  

  

  

  Мир вечный и забвенье

  

  

  

  И прозе и стихам!

  

  

  

  Но ими огражденну

  

  

  

  (Ты должен это знать)

  

  

  

  Я спрятал потаенну

  

  

  

  Сафьянную тетрадь,

  

  

  

  Сей свиток драгоценный,

  

  

  

  Веками сбереженный

  

  

  

  От члена русских сил,

  

  

  

  Двоюродного брата.

  

  

  

  Драгунского солдата

  

  

  

  Я даром получил.

  

  

  

  Ты, кажется, в сомненьи...

  

  

  

  Не трудно отгадать:

  

  

  

  Так, это сочиненья, {304}

  

  

  

  Презревшие печать.

  

  

  

  Хвала вам, чада славы,

  

  

  

  Враги парнасских уз!

  

  

  

  О, князь, наперсник муз,

  

  

  

  Люблю твои забавы;

  

  

  

  Люблю твой колкий стих

  

  

  

  В посланиях твоих:

  

  

  

  В сатире - знанье света

  

  

  

  И слога чистоту,

  

  

  

  И в резвости куплета

  

  

  

  Игриву остроту -

  

  

  

  И ты . . . . . . . .

  

  

  

  . . . . . . . . . . .

  

  

  

  . . . . . . . . . . .

  

  

  

  . . . . . . . . . . .

  

  

  

  Как, в юношески леты,

  

  

  

  В волнах туманной Леты,

  

  

  

  Их гуртом потопил;

  

  

  

  И ты, замысловатый

  

  

  

  "Буянова" певец,

  

  

  

  В картинах столь богатый

  

  

  

  И вкуса образец;

  

  

  

  И ты, шутник бесценный,

  

  

  

  Который Мельпомены

  

  

  

  Котурны и кинжал

  

  

  

  Игривой Тальи дал!

  

  

  

  Чья кисть мне нарисует,

  

  

  

  Чья кисть скомпанирует

  

  

  

  Такой оригинал!

  

  

  

  Тут вижу я: с Чернавкой

  

  

  

  Подщипа слезы льет.

  

  

  

  Но назову ль детину,

  

  

  

  Что доброю порой

  

  

  

  Тетради половину.

  

  

  

  Наполнил лишь собой!

  

  

  

  О ты, высот Парнаса

  

  

  

  Боярин небольшой,

  

  

  

  Но пылкого Пегаса

  

  

  

  Наездник удалой!

  

  

  

  Намаранные оды,

  

  

  

  Убранство чердаков,

  

  

  

  Гласят из роды в роды:

  

  

  

  Велик, велик - Свистов!

  

  

  

  Твой дар ценить умею,