Белинский Виссарион Григорьевич - Сочинения Александра Пушкина. Статья вторая

  

  

  

  

   ("Громобой").

  

  

   Окрест сторона та прекрасна была:

  

  

   Река наравне с берегами,

  

  

   По зелени яркой лазурно текла

  

  

   И зелень поила струями;

  

  

   Живые дороги вились по полям;

  

  

   Меж нивами села блистали;

  

  

   Пестрели стада; отвечая рогам,

  

  

   Долины и холмы звучали;

  

  

   Святой монастырь на пригорке стоял

  

  

   За темною кленов оградой:

  

  

   Меж ними - в то время как вечер сиял -

  

  

   Багряной горел он громадой.

  

  

  

  

  ---

  

  

   Был вечер прекрасен, и тих, и душист;

  

  

   На горных вершинах сияло;

  

  

   Свод неба глубокий был темен и чист;

  

  

   Торжественно все утихало.

  

  

   . . . . . . . . . . . . . . . . . .

  

  

   Попрежнему грустен, попрежнему дик

  

  

   (Уж годы прошли в покаянье),

  

  

   На место, где сердце он мучить привык,

  

  

   Он шел, погруженный в молчанье.

  

  

   Но вечер невольно беседовал с ним

  

  

   Своей миротворной красою,

  

  

   И тихой земли усыпленьем святым,

  

  

  

  И звездных небес тишиною.

  

  

   И воздух его обнимал теплотой,

  

  

   И пил аромат он целебный,

  

  

   И в слух долетал издалёка порой

  

  

   Отшельников голос хвалебный.

  

  

  

  

  

   ("Покаяние").

  

  

  

  

  ---

  

  

   И воцарилась всюду тишина; {255}

  

  

   Все спит... лишь изредка в далекой мгле промчится

  

  

   Невнятный глас... или колыхнется волна...

  

  

   Иль сонный лист зашевелится.

  

  

   Я на брегу один... окрестность вся молчит...

  

  

   Как привидение, в тумане предо мною

  

  

   Семья младых берез недвижимо стоит

  

  

   Над усыпленною водою.

  

  

   Вхожу с волнением под их священный кров;

  

  

   Мой слух в сей тишине приветный голос слышит:

  

  

   _Как бы эфирное там веет меж листов,

  

  

   Как бы невидимое дышит;

  

  

   Как бы сокрытая под юных древ корой,

  

  

   С сей очарованной мешаясь тишиною.

  

  

   Душа незримая подъемлет голос свой

  

  

   С моей беседовать душою_.

  

  

   И некто урне сей, безмолвный, приседит,

  

  

   И, мнится, на меня вперил он томны очи;

  

  

   Без образа лицо, и зрак туманный слит

  

  

   С туманным мраком полуночи.

  

  

   Смотрю... и, мнится, все, что было жертвой лет,

  

  

   Опять в видении прекрасном воскресает;

  

  

   И все, что жизнь сулит, и все, чего в ней нет,

  

  

   С надеждой к сердцу прилетает...

  

  

   ("Славянка").

  Таких примеров мы могли бы выписать и еще больше, но думаем, что и этих слишком достаточно, чтоб показать, что изображаемая Жуковским природа - _романтическая природа_, дышащая таинственною жизнию души и сердца, исполненная высшего смысла и значения.

  Стих Жуковского неизмеримо выше стиха всех предшествовавших ему поэтов: он исполнен мелодии и вместе с тем какой-то сжатой крепости и энергии. Такого стиха требовали содержание и дух поэзии Жуковского. И, несмотря на то, еще многого недоставало этому стиху, он еще далеко не совсем свободен, не совсем глубок. Содержание поэзии Жуковского было так односторонне, что стих его не мог отразить в себе все свойства и все богатство русского языка. Батюшков тоже не мало сделал для русского стиха; но, несмотря на соединенные заслуги этих двух поэтов, создание вполне поэтического и вполне художественного стиха предлежало Пушкину. Кроме односторонности содержания поэзии Жуковского, не должно еще забывать, что поэтическая деятельность его двойственна: в одной он является как романтик, самобытен и оригинален; в другой - под влиянием предшествовавших ему поэтов и, особенно, под влиянием идей Карамзина. Правда, он и в патриотические стихотворения, и в послания внес что-то свое, ему собственно, как романтику, принадлежащее; но стих в этих пьесах все-таки отзывается более или менее фактурою старых мастеров нашей поэзии. Попадаются в стихотворениях Жуковского стихи тяжелые и темные, как, например, эти:

  

  

   Их одобренье нам награда,

  

  

   А порицание - _ограда

  

  

   От убивающих дар

  

  

   Надменной мысли совершенства_. Иногда расстановка слов напоминает Ломоносова, как, например:

  

  

  А ты, дарующий и трон и власть царям,

  

  

  Ты, на совете их седящий благодатью,

  

  

  _Ознаменуй твоей дела мои печатью_. Есть, наконец, стихи (правда, их поискать да поискать), в которых веет дух Хераскова, как, например:

  

   Бегут-во, прах и гром, и шлем, и щит,

  

   _Впреди, в тылу, с боков и рядом_ (?) - страх бежит. {256}

  Жуковский не мог не иметь сильного влияния на Пушкина, но, в свою очередь, и Пушкин имел сильное влияние на Жуковского: все стихотворения, написанные им уже по истечении второго десятилетия текущего века, отличаются несравненно лучшим языком и стихом. К общим недостаткам поэзии Жуковского принадлежит часто невыдержанность в целом: редкая пьеса его не теряет много из своего достоинства отсутствием сжатости и всего лишнего. Превосходная элегия "На смерть королевы Виртембергской" может служить образцом этого недостатка: в ней есть лишние куплеты, замедляющие, без нужды, развитие главной мысли и своею растянутою прозаичностью ослабляющие впечатление целого.

  Неизмерим подвиг Жуковского, и велико значение его в русской литературе! Его романтическая муза была для дикой степи русской поэзии элевзинскою богинею Церерою; {257} она дала русской поэзии душу и сердце, познакомив ее с таинством страдания, утрат, мистических откровений и полного тревоги стремления "в оный таинственный свет", которому нет имени, нет места, но в котором юная душа чувствует свою родную, заветную сторону. Есть пора в жизни человека, когда грудь его полна тревоги и волнуется тоскливым порыванием без цели, когда горячие желания с быстротою сменяют одно другое и сердце, _желая многого, не хочет ничего_; когда определенность убивает мечту, удовлетворение подсекает крылья желанию, когда человек любит весь мир, стремится ко всему и не в состоянии остановиться ни на чем; когда сердце человека порывисто бьется любовью к идеалу и гордым презрением к действительности и юная душа, расправляя мощные крылья, радостно взвивается к светлому небу, желая забыть о существовании земного праха. В эту пору жизни человека любовь робка и стыдлива, жаждет одного только сочувствия и удовлетворяется долгим взглядом, таинством присутствия милого существа и за тихое пожатие руки не пожелает полного обладания. Правда, в этой поре много односторонности, много ложного, больше фантазии, чем сердца, и за нею непременно должна следовать пора горького и тяжелого разочарования для того, чтоб человек пришел в состояние понять истину, как она есть, простую и прекрасную собственною красотою, а не радужным нарядом фантазии; чтоб он мог понять, что вечное и бесконечное является в преходящем и конечном, что идея в фактах, душа в теле... Но эта пора юношеского энтузиазма есть необходимый момент в нравственном развитии человека, - и кто не мечтал, не порывался в юности к неопределенному идеалу фантастического совершенства, - истины, блага и красоты, тот никогда не будет в состоянии понимать поэзию - не одну только создаваемую поэтами поэзию, но и поэзию жизни; вечно будет он влачиться низкою душою по грязи грубых потребностей тела и сухого, холодного эгоизма. Пора безотчетного романтизма в духе средних веков есть необходимый момент не только в развитии человека, но и в развитии каждого народа и целого человечества. Средние века были этим великим моментом развития народов Западной Европы, а следовательно, и всего человечества; и этот момент всемирно-исторического развития выразился в искусстве средних веков. Мы, русские, позже других вышедшие на поприще нравственно-духовного развития, не имели своих средних веков: Жуковский дал нам их в своей поэзии, которая воспитала столько поколений и всегда будет так красноречиво говорить душе и сердцу человека в известную эпоху его жизни. Жуковский - это поэт _стремления, душевного порыва к неопределенному идеалу_. Произведения Жуковского не могут восхищать всех и каждого во всякий возраст: они внятно говорят душе и сердцу в известный возраст жизни или в известном расположении духа: вот настоящее значение поэзии Жуковского, которое она всегда будет иметь. Но Жуковский, кроме того, имеет великое историческое значение для русской поэзии вообще; одухотворив русскую поэзию романтическими элементами, он сделал ее доступною для общества, дал ей возможность развития, и без Жуковского мы не имели бы Пушкина. Сверх того, есть еще и другая великая заслуга русскому обществу со стороны Жуковского: благодаря ему немецкая поэзия - нам родная, и мы умеем понимать ее без того усилия, которое условливается чуждою национальностию. Еще в детстве мы, через Жуковского, приучаемся понимать и любить Шиллера, как бы своего национального поэта, говорящего нам русскими звуками, русскою речью...