Чичерин Борис Николаевич - Обзор исторического развития сельской общины в России

   [28] А. Ю. т. 5-й. No 264.

  

   Кочевая жизнь, которой предавалось народонаселение России, начиная с бояр и слуг, переезжавших от одного князя к другому, до земледельцев, переходивших от одного владельца к другому, не могла приходиться к государственным потребностям того времени. Возникающее государство лишено было всяких средств. Для того чтобы иметь возможность развить свои начала и устроить свой организм, ему необходимо было потребовать от всех сословий посильной службы. Ему необходимо было наложить на них постоянные обязанности, а это могло оно сделать не иначе, как по прекращении беспрерывного кочевания. При совершенном недостатке административных средств можно было принудить к исполнению обязанности только человека, который сидел на своем месте, и которого всегда можно было найти. С этой целью правительство и старалось водворить всеобщую оседлость; для этого оно уничтожило отъезды бояр и слуг и запретило переходы крестьян и посадских людей. На служилое сословие наложена была обязанность постоянной службы, на тяглое сословие обязанности отчасти служебные, отчасти финансовые.

   Это имело неисчислимые последствия для всего общественного быта. В Средние века основой гражданского союза была земля; всякий кто садился на землю, тем самым вступал в гражданские отношения, как к землевладельцу, так и к другим поселенцам. Теперь основой государства сделался народ: жители, где бы они не сидели, получали постоянные обязанности в отношении к царю, как к главе государства, а земля стала играть второстепенную роль. В прежнее время на ней лежало тягло; поселенец платил свои подати и отправлял свои повинности с земли. Теперь же, когда народ сделался главной силой государства, тягло должно было необходимо перейти палице. Посошная подать через подворную естественным образом перешла в подушную. В самом дели, земля в то время была весьма плохим предметом для взимания податей. Земли было много, и никто ею не дорожил; сегодня она обрабатывалась, а завтра покидалась впусте. При обширности страны и малочисленности населения один труд имел цену, и только в нем могло правительство найти постоянный и верный источник дохода. Естественно, что лицо выступало на первый план, а земля сделалась только его придатком.

   С этим вместе и общины должны были получить совершенно другой характер. Прежде община была владельческая и поземельная; это был союз людей, свободно поселившихся на землях одного и того же владельца и соединенных временно общими к нему обязанностями. Теперь община из поземельной и владельческой сделалась сословной и государственной; это был уже союз людей, соединенных общими постоянными обязанностями к государству. Они должны были нести их своим лицом, а земля сделалась только необходимым условием для правильного их исполнения. Отсюда стремление приписывать земли к городам; отсюда новое, прежде не существовавшее правило, что тяглые земли могут принадлежать только тяглым людям.

   Весь почти XVII век прошел в стремлении общин организоваться на этих новых началах. Но при существующем беспорядке в управлений, при подавлении деятельности общин властью воевод, эти стремления оставались безуспешны. Цель общины была двоякая: во-первых, не выпускать из среды себя тяглых членов, ибо, так как подати и повинности налагались на целую общину, которая потом уже раскладывала их на отдельные лица, естественно, что чем больше было членов, тем легче было исполнение обязанностей; во-вторых, не отдавать тяглых земель в руки беломестцев для того, чтобы всегда быть обеспеченными в отношении к материальным средствам. Между тем ни та, ни другая цель не достигалась, и все издаваемые по этому поводу запретительные указы нарушались постоянно. Через весь XVII век идет ряд беспрерывных жалоб со стороны общин на то, что многие люди ушли от них неизвестно куда, а остальные обременены сверх сил. Точно такие же жалобы поступают и на то, что, вопреки указам, беломестцы приобретают тяглые земли в ущерб тяглым людям. Казалось бы, в последнем случай общины легко могли бы воспрепятствовать злу, если бы они имели малейшую власть и малейшее участие в продаже земель. Но именно этого-то у них не было, и они оставались бессильны даже в таком деле, которое непосредственно касалось живейших их интересов. И законодательство само не умело поддержать своих начал: неправильные продажи оно узаконивало, взысканий за нарушения закона никаких не делало; да и сами постановления по этому предмету часто были разнородные и разноречащие.

   Только с конца XVII века, с законодательством Феодора Алексеевича и в особенности Петра Великого, возникает более правильный и определенный порядок вещей. Но это находилось уже в связи с отделением сел от городов. Села за немногими исключениями все стали крепостными, и отчуждение участков сделалось совершенно невозможным. Города же, напротив того, были все изъяты из владельческих рук; дозволен был переход посадским людям - не в другие службы, а, по крайней мере, в другие города, и допущена была вольная продажа тяглых участков в руки беломестцев. Для торговых людей земля не составляла необходимые условия жизни; они тягло несли со своих промыслов и торговли, а потому и не было никакой нужды запрещать отчуждение земли за известный оброк, платимый городу. Безразличное запрещение было сделано в то время, когда села и города сливались в одно, но как скоро было установлено различие, так оказалось и различное значение земель, приписанных к тем и другим.

   Это различие было необходимым следствием нового сословного значения общины. Пока тягло лежало на земле, пока поземельное владение составляло существенную основу гражданских отношений, до тех пор не могло быть различия между городом и селом. В городах были те же владельцы, как и в селах, а потому и характер их был один и тот же. Но как скоро общины из поземельных сделались сословными, так тотчас начало обрисовываться различное значение городского сословия и сельского. Занятия первого состоят в добывании денег посредством капитала и труда, что требует большей или меньшей подвижности и свободы в действиях. Занятия второго заключаются в обработке земли, а это требует постоянной оседлости землепашцев. С другой стороны, обязанности сельских жителей относятся прямо к землевладельцу; он посредник между ними и государством, тогда как для городских жителей такого посредника нет; личный труд служит им источником дохода, и обязанности их могут состоять только в денежных взносах или в личной службе на пользу государства. Отсюда и различный характер тех и других общин: при существовании постоянных понудительных обязанностей города стремятся образовать из себя свободные общины, села же, естественно, делаются чисто владельческими, но уже не свободными, а крепостными, вследствие наложенной на них государством сословной службы. Такое противоположное стремление ясно выражается в России XVII века. После всеобщего укрепления сословий, черные волости постепенно переходят в частные руки или сливаются с дворцовыми; частные же и дворцовые города и слободы, вследствие государственного значения городов, выходят из владельческих рук и образуют свободные общины.

   Такое разграничение сословий подвергалось, однако же, исключению. Северные области, вследствие особенности своего положения, не подходили ни под тот, ни под другой разряд. В средней России, где владельческие элементы были чрезвычайно развиты и где сельские общины находились под непосредственным влиянием государства, само собой совершилось слияние черных волостей с дворцовыми селами и отделение тех и других от городов. Но не так было на севере, где частных владельцев было мало, а дальность центральной власти способствовала сохранению в общинах прежней самостоятельности. В северные уезды, которые назывались уездами поморских городов[1], не проникли даже законы об укреплении земледельческого сословия, и доныне половники Вологодской губерний сохранились, как остатки древних крестьян, переходивших с места на место. Эта отдаленность северных уездов, препятствовавшая влиянию центральной власти и вторжению владельческих элементов, не допустила и смешения черных волостей с дворцовыми имениями, а напротив сохранила общинам прежнюю их самостоятельность. Уезды поморских городов составили поэтому особенное явление в Московском государстве, и общины их уравнивались в законах не с прочими селами, а с городами.

   Проследим теперь в некоторых чертах это отделение сел от городов и постепенное развитие сословного значения общины.

   Стремление к устройству и обособлению городов выразилось в первый раз в указе 1648 г., подтвержденном в Уложении. Этим указом частные имения, лежавшие внутри или около городов, были отобраны в казну и присоединены к тяглым землям; владельцев же велено было вознаградить из других земель. Кроме того владение тяглыми участками и производство городских промыслов предоставлены были исключительно тяглым посадским людям. Этим городская земля была округлена и отделена от других; жители же получили отдельные определенные сословные права. Далее новоторговым уставом 1667 г. торговые люди изъяты были из ведомства воевод и подчинены таможенным головам во всем, что касалось до их поездок. Эта мера была принята для поощрения торговли и для ограждения торгующих от притеснений. С этой же целью была высказана мысль о подчинении торговых людей одному и тому же приказу, мысль, которая осталась, однако же, без исполнения. Но важнейшим шагом для отделения городов от сел и для устройства самостоятельных городских общин был указ 1681 г. о введений стрелецкой подати. Она была наложена на все тяглые города, на дворцовые города и слободы, на уезды поморских городов, и на Олонецкий уезд[2]. Все же владельческие крестьяне, помещичьи, церковные, дворцовые и бывшие черные были взамен этого обложены ямскими и полоняничными деньгами. Сбор стрелецкой подати был предоставлен исключительно земским старостам и целовальникам; для раскладки же выбирались в каждом посаде и в каждой волости особенные выборные люди. Даже отсылка денег в Москву предоставлена была земским властям, а воеводам запрещено было вступаться в эти дела. Обязанности их ограничивались дачей старостам служилых людей для усмирения ослушников. Однако же, как вообще в Московском государстве принятые начала никогда не проводились систематически, так и в этом случае были исключения: царские грамоты о сборе денег посылались иногда к воеводам, которые в свою очередь давали предписания земским властям, получали собранные деньги и отсылали их в Москву. Но это подавало повод к злоупотреблениям, вследствие чего, указами 89-го, 95-го, 97-го и 98-го годов, воеводы были уже совершенно устранены от участия в сборе податей: запрещено было посылать к ним о том грамоты, а велено было посылать из приказов памяты прямо к земским старостам, которые должны были сами править деньги на ослушниках, без всякого вмешательства воевод, и собранную подать прямо от себя отсылать в Москву[3].

   Это был важный шаг для разграничения ведомства и прав общинных властей и правительственных, ибо эта подать заменила собой многие другие и сделалась важнейшим налогом, платимым тяглыми земскими людьми. В связи с этим нововведением находились и указы, предоставлявшие земским властям и всем посадским людям надзор за таможенными и кабацкими головами. Самые выборы этих голов и целовальников указом 1681 г. возложены были на посадских людей, и только за недостатком их велено было выбирать их из служилых людей, а за недостатком последних из дворцовых и монастырских крестьян. Это был второй важный шаг к разграничению ведомства воевод и земских властей, и к предоставлению большей самостоятельности городам, а вместе с ними и сельским общинам северных уездов. Но полное и систематическое устройство земского управления принадлежит уже Петру Великому, который в 1699 году отдал все города с поморскими уездами в ведомство земских бурмистров. Им предоставлен был общинный суд, а вместе с тем и заведывание всеми земскими делами без всякого вмешательства воевод; они же в свою очередь подчинены были земским бурмистрам, составлявшим московскую ратушу. В этих указах поморские уезды были еще сравнены с городами; это был остаток прежнего порядка, в котором господствовало смешение административных начал и сословных прав и обязанностей. Но с учреждением магистратов города были уже совершенно отделены от уездов и составили сословные общины, управлявшие делами, предоставленными ведомству своего сословия. Это был окончательный результате того развития земских учреждений, которого начало было положено Иваном Васильевичем Грозным, результат естественно вытекавший из постепенного водворения гражданского строения в Московской России.

   С другой стороны, еще до Петра Великого, черные волости, за исключением уездов поморских городов, совершенно слились с дворцовыми имениями. Когда с развитием государства образовалась обширная поместная система, черные волости беспрестанно раздавались в поместья, так что в половине ХVII века они заключали в себе уже не более 20,000 дворов. В то же время, по исчислении Котошихина, в дворцовых имениях было 3000 дворов, в церковных 117,000, а помещичьих нельзя было счесть[4].

   Государство в своем развитии опиралось преимущественно на владельческие элементы, с расширением которых черные волости более и более стеснялись и теряли всякую самостоятельность, пока они не смешались совершенно с дворцовыми селами.

   Первым шагом к этому слиянию было назначение в черные волости приказчиков. Это делалось уже до Михаила Федоровича, который жалованными грамотами отменил приказчиков в некоторых местах[5]. Но в половине XVII века, в черных волостях, равно как и в дворцовых имениях, постоянно являются приказчики[6]. Вторым шагом было подчинение черных волостей Приказу Большого Дворца[7], разумеется, исключая поморские уезды, которые подчинялись Новгородскому приказу. В Уложении черные крестьяне уже совершенно смешиваются с дворцовыми. Так, например, предписывается в посадах, в дворцовых селах и черных волостях, отдавать сборы на откуп и на веру посадским людям и дворцовым крестьянам[8]. Название черных волостей еще сохранилось, но крестьяне называются уже дворцовыми. Разумеется, здесь исключаются жители поморских уездов, которые никогда не назывались дворцовыми, точно также как и земли их никогда не называлась черными волостями. Указ 1679 г. о стрелецкой подати совершенно сравнить черные волости с дворцовыми имениями, и отделил от них поморские уезды, сохранившие прежний быт. Петр Великий нашел слияние уже совершенным; учреждение земских бурмистров и указ о подушной подати, которыми прежние черные крестьяне, за исключением поморских, были сравнены с дворцовыми, только узаконили существовавший уже порядок вещей.

   Это слияние черных волостей с дворцовыми селами можно проследить в некоторых отдельных явлениях. Оно началось весьма рано, ибо те и другие земли равно принадлежали государю, и черные волости, остававшиеся свободными единственно вследствие многочисленности земель, служили постоянным источником для раздачи поместий служилым людям, а равно и для умножения дворцовых доходов. Так, например, в жалованной грамоте, данной в 1555 г. переяславским рыболовам, они названы черными сохами, и подчинены не дворецкому, а дьяку; но в 1562 г. они были уже подчинены Приказу Большого Дворца и в подтверждении жалованной грамоты Федором Алексеевичем слобода названа дворцовой[9]. В 1617 г. жители Старой Русы жаловались, что розданы были в поместья уездные дворцовые села и черные волости. В 1681 г. они говорят о тех же раздачах, но все земли называют уже безразлично дворцовыми; о черных нет и речи[10]. В Новгородских областях, в XVI веке, все государственный земли были разделены на дворцовые и оброчные, соответствовавшие черным; а в 1679 г., до введений новострелецкой подати, велено было в Новгородском уезде собрать для стрельцов хлеб с монастырских, помещичьих и дворцовых крестьян[11]. Об оброчных не упоминается, хотя они стрелецкий хлеб платили наравне с другими; следственно, они разумелись под именем дворцовых.

   Таким образом, путем исторического развития, сельские общины сделались чисто владельческими, тогда как города образовали из себя свободные общины. Этот исторический ход находился в связи с развитием коренных начал общественной жизни. Гражданский быт Средних веков основан был весь на частном праве, на котором утверждалась и общинная жизнь того времени. Как частное право заключаете в себе две формы - собственность и свободный договор, так и общины были одни владельческие, другие договорные. Хотя и владельческие основаны были на договоре между владельцем и поселенцами, однако здесь центром служило само лицо землевладельца, и договор имел предметом владения землей. Города преимущественно были способны к образованию договорных общин; здесь владение землей было делом второстепенным, да к тому же один город мог дать общине защиту против натиска владельческих элементов. В России такой характер имели только Новгород и Псков; остальные города и села были владельческими общинами, которые заселены были свободными посадскими людьми и крестьянами. Но и последние имели двоякий характер: земля была обширна, а владельческих элементов было немного; поэтому не все общины находились в непосредственном управлении владельцев. Многие общины, которых земля принадлежала князю-вотчиннику, обязаны были только податями и повинностями, сохраняя права полного распоряжения теми землями, которыми они владели. Таковы были тяглые черные общины. Сюда принадлежала и большая часть городов, где не могло быть обработки земли в пользу землевладельца или даже ее найма, сюда же принадлежали и черные волости, которые оставались тяглыми по недостатку владельцев. Центром общественной жизни были, однако же, князь и его слуги, которые все были землевладельцы; церковь была также вотчинницей. Поэтому, с большим развитием этих основных элементов общественной жизни черные земли должны были мало по малу превращаться в чисто владельческие.

   В особенности это стремление усилилось с постепенным развитием государственных понятий. Возникшее государство не уничтожило тех элементов, которые нашло под руками, но заставило их служить своим целям и устроило их сообразно со своими потребностями. Первым делом было умножение государственных сил, которых основой было служилое сословие, а для этого нужно было умножить поместья на счет черных земель. С другой стороны, с умножением средств расширилось и хозяйственное управление, умножились потребности двора, и это повело к распространению дворцовых имений на счет черных волостей. Наконец укрепление посадских людей и крестьян образовало замкнутые сословия, имевшие определенные обязанности, и тогда обозначилось различие между городским сословием и сельским. Как в Средние века город был преимущественно способен к образованию свободной договорной общины, так теперь он был преимущественно способен к образованию свободной тяглой и сословной общины. Но в Средние века возникновение свободных городов зависело от случайных временных и местных обстоятельств, теперь же это сделалось следствием систематического государственного воззрения. Всем городам дано было одинаковое устройство. Напротив того села, которые в Средние века преимущественно были способны к образованию владельческих общин - и теперь большей частью превратились во владельческие имения, но уже на основании государственных постановлений и как следствие сословных обязанностей. Только на севере осталась частичка прежних тяглых сельских общин, как будто бы для того, чтобы указать на роль, которую играли черные волости в нашей истории. Следя за постепенным процессом их уничтожения, мы невольно приходим к заключению, что черными были у нас те сельские общины, которые в Средние века, по обилию земли, оставались вне сферы владельческой деятельности князей-вотчинников, их слуг, монастырей и других церковных установлений, и которые потом, вследствие их отдаленности, мало подлежали влиянию государственной власти. Их менее всего касалась общественная жизнь, которая при незначительном населении разыгрывалась сначала на небольшом пространстве; но чем более развивался общественный организм, тем более черные села должны были входить в общую сферу и следовать общему порядку.

   Окончательное их слияние с другими сельскими общинами принадлежит уже XVIII столетию. И здесь мы опять находим любопытные указания на следы древнего порядка вещей и на способ образования нового общинного устройства. При Петре Великом в средней России находились уже одни владельческие села, разделявшиеся на дворцовые, церковные, помещичьи. Свободные крестьяне остались только по окраинам государства, куда мало проникала деятельность центральной власти. Сюда относились поселенные на юге однодворцы, на востоке ясашные и на севере черносошные крестьяне. Первые не вошли в общую категорию, как происшедшие из дворян, вторые, как инородцы, третьи же сохранились, как остатки древних черных волостей. Все они вместе, по знаменитому указу 1722 г. о введений подушной подати образовали сословие государственных крестьян в противоположность владельческим.

   Казалось бы, между теми и другими общинами должно было установиться различие в устройстве и в поземельном владении. Одни принадлежали частным хозяевам, другие оставались свободными. А между тем они постепенно пришли к одному и тому же порядку вещей: и в тех и в других равным образом установилось общее владение землей и соразмерное распределение между отдельными членами. Причина была та, что, в сущности, они были основаны на одних началах - на укреплений земледельческого сословия к земле и на платеже податей по душам. Отсюда проистекало троякое следствие: 1) Так как подать взималась с лица, то естественно, что каждое лицо должно было получать известный участок земли, с которого бы оно могло нести свои обязанности, и притом, так как податный оклад был равный для всех, то и участки должны были быть равны. 2) С умножением народонаселения в общине, при невозможности перехода, должно было неизбежно установиться неравенство, а для того чтобы восстановить первоначальное нормальное отношение - необходим был передел земель. Это сделать было легко, ибо земля принадлежала казне или частному лицу, а крестьяне были только временные владельцы, укрепленные к ней для государственной пользы. 3) С этим вместе должно было уничтожиться расселение крестьян по мелким деревням и жительство их на своих участках. Последние стали переходить из рук в руки, стали изменяться, смотря по потребностям. Они приписывались уже к целому селу, которое распределяло их между своими членами для того, чтобы дать каждому средства нести свое тягло. Таким образом отдельные деревни, хутора, какие были в древней России, уничтожились, и жители каждой волости, собравшись в одно центральное село, составили единую общину. Теперь уже мы не видим разбросанных деревень; везде лежат большие села, окруженные широкими, пустынными полями.

   Однако же этот порядок вещей, составлявший неизбежное следствие новых установлений, образовался не вдруг. Любопытно проследить постепенное его водворение в общинах. Вероятно, во владельческих селах он установился скорее, а в свободных медленнее; но, к сожалению, для первых-то мы имеем менее всего данных. Однако же в изданных памятниках есть некоторый черты, указывающие на постепенные изменения, происшедшие в землях духовного ведомства. Из договоров, заключаемых между крестьянами и монастырскими властями в XVII веке, видно, что первые селились еще на отдельных участках, с которых каждый и нес тягло. Но здесь уже встречаются выражения, каких не было прежде, например: "и живучи мне Василью в той деревне на своем участке, пашня пахати с своими суседы вместе и угодьями владети всякими по своему жребью, повытно"[12]. Угодья следственно не приписывались уже к отдельным участкам, а находились в общем владении. В одном из сохранившихся наказов, данных монастырским приказчикам[13] , упомянуто еще о разделе, сдаче и промене пашни между крестьянами и о переходе их из деревни в деревню. Но тут же накрепко запрещено крестьянам продавать свои пашни и дворы. Отдельное владение землей не могло однако же долго существовать в частных имениях. Собственный интерес землевладельца требовал, чтобы между крестьянами произведено было уравнение, и ему легко было это сделать при тех правах, которые он приобрел вследствие укрепления. Так действительно и вышло. В XVIII веке, когда введена была подушная подать, установился обычай разделять земли по числу душ, написанных в ревизиях. Но и в этом способе деления оказались неудобства, и во второй половине XVIII века правительство предписывает производить раздел по тяглам. Об этом есть любопытное наставление в инструкции, данной 4-м экономическим правлением, установленным в 1770 году для управления крестьянами духовного ведомства, которые в это время были уже отобраны в казну. Выписываем его вполне[14]:

   "Известно, что во многих местах крестьяне делят землю не по числу имеющихся во дворе работников, но по числу написанных в ревизских сказках мужского пола душ, от чего происходить, что вместо должного уравнения крестьяне один перед другим несут в прокормлении своих семей и в платеже податей разорительное отягощение, потому что не редко случается, что хотя во дворе, состоящем в пять мужского пола душ, один только находится работник, а четыре в том числе малолетние или престарелые, никакой работы, а особливо хлебопашества исправлять не могущие, однако же должен тот один работник как для всего своего семейства хлеба напахать, так подушные и оброчные деньги не за одну только свою душу, но и за малолетних и престарелых заплатить, и хотя на все оные души земля у него и есть, но не достает у него силы оную обрабатывать, ниже другой крестьянской работою исправляться, почему таковые и принуждены излишнюю землю и сенные покосы отдавать другим в наем, но и то за дешевую цену, ибо соседи, зная его необходимость, надлежащей цены не дают. Сверх сего бывает и то, что по довольству в некоторых местах земель, и в наем оных брать некому, почему принужден такой одинокий крестьянин свой участок земли оставить впусте, а сами они от времени до времени приходят в скудость и совершенное разорение. В отвращение сего экономическим правлением каждому в своем ведомстве при каждом случающемся исследовании о запущенных недоимках подлежит наиприлежнейше осведомиться, не от сего ли описанного крестьянского издревле вкоренившегося обычая сами они к своему разорению терпят оскудение, и буде подлинно при том откроется тот непорядок, то немедленно велеть такое селение непременно расписывать на тягла, полагая в оное работников от 15 до 60-летнего возраста и исчисляя собираемую со всего селения подать, раскладывать на тягла; а посему разделение земель и взыскание податей делить уже не с душ, но с тягл, а сверх сего наблюдать и того, дабы крестьяне малосемейные от семей своих не отделялись, а непременно бы считалось в каждом тягле по 4, а по крайней мери по 3 работника".

   Так старалось правительство водворить между крестьянами справедливость и уравнение. Оно не довольствовалось изданием общих узаконений, не касающихся до внутреннего быта самых общин; нет, оно проникало в подробности гражданских и поземельных их отношений, и, отправляясь от принятого раз начала, старалось провести его повсюду с возможной последовательностью и справедливостью. Где крестьяне плохо распределяли наложенные на них обязанности и сопряженное с ними поземельное владение, там оно вводило лучший распорядок, и те учреждения, которые, по видимому, проистекают из нравов и обычаев, в сущности определены правительственными распоряжениями.

   Разумеется, крестьяне духовного ведомства, как владельческие, не имели и собственные управления. Ими заведывали приказчики и управители, от которых они нередко терпели большие притеснения. В докладе, поданном князем Куракиным Императрице Екатерине, по случаю учреждения казенного управления в селениях духовного ведомства, сказано: "Вашему Императорскому Величеству известно, что сколь управительское и приказчиково звание по дерзким до ныне поведениям от подлых в оном употребленных приведено со стороны крестьян в ненависть, а с другой столь в уничижение, что с трудом представляется к оному именование и склонить будет невозможно заслуживших, каковые предпочтительно ко оному и потребны"[15]. Потому внутреннее разбирательство споров между крестьянами предоставлено было выборным, а для сбора податей учреждены по городам казначеи, которые вместе с тем были и депутатами от духовного ведомства. В последствии, как увидим, сделаны были другие преобразования.

   Таким образом, крестьяне церковные и монастырские, из которых образовалось большинство нынешних государственных крестьян, получили выборное управление только в последней четверти ХVIII-го века. Дворцовые крестьяне имели также управителей, которые равным образом были заменены выборными должностями при переходе дворцовых селений в казенное ведомство. При Павле Петровиче из бывших дворцовых сел образованы удельные имения, и вместе с тем изданы были для них новые учреждения, сохранившиеся доселе почти без всяких перемен.

   Более подробностей имеем мы о постепенных изменениях, происшедших в общинах однодворцев и черносошных крестьян, и здесь эти явления вдвойне любопытны, ибо они представляют нам остатки старины в борьбе с новым порядком вещей, который установлялся государством.

   Однодворцы и разных служб служилые люди, как-то копейщики, рейтары, драгуны, пушкари и пр. были собственно дворяне, то есть члены служилого сословия, получившие поместья для исправления службы. Некоторые получали поместья в общей меже, другие же каждый особо, почему и назывались однодворцами. При Петре Великом в это сословие записались многие дворяне, владевшие сотней и более дворов крестьян, но не желавшие нести службы. Земли у них остались, но между тем как у прочих служилых людей, образовавших из себя дворянство, поместья слились с вотчинами, здесь напротив поместья совершенно уравнялись с казенными землями, и во второй половине ХVIII-го века получили то же самое устройство, как и прочие сельские общины.

   Однодворцы со времени Петра Великого назначены были для образования и содержания ландмилиции, охранявшей Украйну; на это шла сбираемая с них подушная подать. Обязанности свои они несли с земель, находившихся в их владении, вследствие чего в 1727 году им запрещено было отчуждать свои участки; совершенные же до того продажи утверждены законом[16]. Им самим не дозволялось оставлять свои жилища и определяться в другие службы. Нарушавшие это постановление и беглые ловились и возвращались в свои селения. Однако, не смотря на эти запрещения, продажа земель в посторонние руки продолжалась, а межевая инструкция 1754 г. отчасти узаконила их. Ею предписано было отмежевать однодворцам в общей меже по 30 десятин на двор. Эти земли запрещено отчуждать. Проданные же после указа 1727 г. велено возвратить безденежно, но только в том случае, если земли при селении окажется недостаточно; иначе межевать их за покупателями. Это, однако же, относилось только к тем землям, на которых однодворцы положены были в подушный оклад. Из прочих же их земель - некоторые были казенные, другие собственно им принадлежащие, купленные их предками или данные за службу. Проданные из казенных земель велено межевать за приобретателями, а остальные, остающиеся в излишке, обращать в пустопорожние государственные земли. Участки же, собственно им принадлежащие, велено межевать особо каждому владельцу, но права их ограничены запрещением отчуждать их иначе, как другим однодворцам[17].

   Эти постановления чрезвычайно важны. Из них видно: 1) Что запрещение отчуждать участки относилось только к тем землям, на которых крестьяне положены в подушный оклад. Следственно ограничение права распоряжения было ближайшим следствием подушной подати. 2) Что это запрещение не проводилось во всей строгости, а лишь на столько, на сколько этого требовала казенная надобность. 3) Что земли, принадлежавшие самим однодворцам, а не казне, находились не в общем владении, а в частном, и отчуждались порознь. Однако же и здесь казенный интерес ограничивал несколько право собственности.

   Все эти начала были еще более развиты в межевой инструкции 1766 года. Прежние положения были подтверждены, за исключением того, что приобретателям однодворческих земель после запретительного указа 1727 г. велено было их отмежевать с тем, чтобы они платили с них известную подать на содержание ландмилиции. Но важны постановления о внутреннем распорядке земель. По-прежнему земли, на которых однодворцы положены в подушный оклад, велено межевать не к каждому лицу особо, а к целому селению в общую межу. Вместе с тем постановлено, чтобы они впредь этих земель не только посторонним, но и равным себе отнюдь не продавали и в наем не отдавали иначе как погодно, а также не отдавали бы за иски и долги. Продавать другим однодворцам дозволено единственно земли покупные и данные предкам за службу, но и в этом числе только те, которые оставались в излишке сверх общей пропорции земли, отмежеванной на село. Таким образом, и собственные земли однодворцев были поставлены в один разряд с казенными; здесь ограничение права собственности в пользу казны еще значительнее, нежели в первой межевой инструкции. Далее, после умерших, запрещено те земли, на которых они положены в подушный оклад, делить между наследниками или отдавать в приданое за дочерьми, выходящими за посторонних людей, или за однодворцев других селений; а велено оставлять их при тех селениях, к которым они отмежеваны. Если же после умершего останутся дочери, и мужья их пожелают поселиться на доставшихся им по наследству землях, то дозволять это, но с тем, чтобы прежние их участки оставались в пользу остальных крестьян того селения[18].

   Таким образом, первоначальное государственное постановление отразилось и в законах о наследстве. Все это находилось в связи друг с другом, вытекало из одного начала, и постепенно установлялось правительственными распоряжениями.

   Что касается до управления общин, то до второй половины ХVIII-го века однодворцы находились в непосредственном ведомстве воеводских канцелярий. В это время установлены были выборные от них управители, которые подчинялись, единственно губернаторам[19]. Несмотря на то, от однодворцев поступали на них многие жалобы. Между ними образовались партии, и когда одна из них превозмогала, то другая жаловалась на притеснения выбранного ею управителя. В 1759 г. Сенат старался управителей к ним определять "по большим голосам", как сказано в указе 1764 г.[20], "но и то хорошего успеха не имело, и поныне многие от однодворцев жалобы происходят, и каждый год не по одному управителю переменяют". В этот и в следующие года, вследствие беспрерывных жалоб, многие управители отрешались; наконец в 1763 г.[21] должность эта совершенно уничтожена, и однодворцы по прежнему подчинены провинциальным и губернским канцеляриями Только для мелких споров велено им выбирать из себя старост и выборных, да запрещено канцеляриям вступаться в рекрутский набор. В 1775 г. однодворцы и уравненные с ними прежних служб служилые люди вошли в общий состав казенных крестьян, и отданы в ведомство казенных палат.

   Еще важнее для нас черносошные крестьяне, в которых долго сохранялся прежний быт, если не во всей чистоте, то по крайней мере в существенных чертах. Это были крестьяне поморских городов, о которых уже была речь выше. Еще в половине XVII столетия ограничивались права их на отчуждение земель, вследствие того правила, что тяглые земли должны принадлежать только тяглым людям. Крестьянам заонежских погостов в 1649 г. вовсе запрещено было продавать свои земли, и проданные велено было отобрать назад безденежно[22]. Каргопольским и Турчасовским крестьянам в. 1663 г. позволено было выкупать назад проданные и заложенные участки[23]. Но с другой стороны посадские люди города Великого Устюга продолжали пользоваться правом владения купленных ими у крестьян земель, под тем только условием, чтобы поселенные на них половники несли все волостные тягости наравне с крестьянами[24]. Это право они сохраняли до половины XVIII столетия. Только в 1751 г. велено было рассмотреть права их на эти земли, и оставить только те, которыми они владели по жалованным грамотам или по писцовым книгам; приобретенные же частным образом у черносошных крестьян велено было отобрать в казну[25]. Но в 1753 году этот указ был опять отменен, и снова разрешена была продажа земель крестьянами купцам и обратно, лишь бы эти земли не были отчуждаемы в руки помещиков, монастырей и других владельцев[26].

   Таким образом, на севере, до половины XVIII столетия, сохранилось отдельное владение земельных участков и сопряженное с этим право на отчуждение их в руки других тяглых людей. Этот остаток старины весьма любопытен тем, что свидетельствует о характере древнего быта и о противоположности его с новыми учреждениями. Только межевые инструкции установили и в черносошных волостях тот же порядок, который введен был в остальной России; и притом так, что смысл и значение новых учреждений ясны из самих указов.

   В инструкции 1754 года велено было отобрать назад земли, отчужденные по смерти своих владельцев в руки людей, не положенных в подушный оклад, а напротив утвердить продажи, сделанные между посадскими людьми и крестьянами[27]. Ясно, что лица положенные в подушный оклад соответствовали прежним тяглым людям; к ним прилагались и прежние правила. Но в межевой инструкции 1766 г. последовало уже запрещение продажи и всякого рода отчуждения земель кому бы то ни было, хотя и утверждены были прежние купли, сделанные посадскими людьми. Земли черносошных крестьян велено было межевать к селениям, и во всем руководствоваться правилами, установленными для однодворцев. Введено было то же уравнение земель между отдельными крестьянами и тот же порядок наследования[28]. Последние следы прошедшего исчезли, и черносошные крестьяне скоро слились с общей массой сельского сословия. В 1760 г. им позволено было для защиты от обид и для всяких ходатайств выбирать из себя лучших крестьян. Хотя и прежде у них были старосты, сотские и выборные, но эти начальники находились под сильным влиянием правительственных властей. Для производства выборов забирали даже крестьян в город; следственно выбор совершался по приказанию воеводы. Кроме того, сотских и старость таскали беспрестанно в город по самым маловажным делам, и это служило орудием притеснения. Теперь же все это было запрещено, и общины получили больше самостоятельности[29]. В 1775 г. черносошные крестьяне вместе с другими поступили в ведомство казенных палат.

   Итак, в последней четверти XVIII столетия все крестьяне, за исключением помещичьих, образовали одно тело и подчинились одному ведомству. Межевая инструкция 1766 г., постепенно пополнявшаяся до начала XIX столетия, установила их поземельные отношения на основании государственных требований. Теперь надлежало устроить внутреннее управлени