Евреинов Николай Николаевич - Тайна Распутина

особенности на "Тотем и Табу" - психологию первобытной культуры и религии (В русском переводе д-ра М. В. Вудьфа эта книга издана Госиздатом, в виде выпуска VI "Психология, и психоаналитич. библиотеки", под ред. проф. И. Д Ермакова).], - проф. Р. Краффт-Эбинг, полагавший, на основании ряда исследований, что "религиозное и половое состояние аффекта обнаруживают на высоте- своего развития единогласие в качестве и количестве возбуждения и могут поэтому соответственным образом викариировать", при чем "оба могут, при патологических условиях, перейти в жестокость" ["Половая психопатия", пор. д-ра Б. Комаровсрого, стр. 18].

   О "склонности человека связывать свою эротику с религией, приписывая первой божественные источники и выдавая ее за продукт веления свыше", - говорит определенно проф. Форель во II томе своего исследования "Половой вопрос".

   О том, что Распутин являл крайне красноречивый пример подобной "склонности", мы легко убеждаемся из примеров его "жития" (см. гл. II настоящего очерка), в коих он объяснял жертвам своего сладострастия освящающее значение своих "прикосновений".

   Словно имея в виду самого Распутина, отталкивающая эротика которого заставляла даже филеров (охранников) вспоминать с омерзением о виденных ими, по долгу службы, проделках этого "святого" [С. П. Белецкий, стр. 72.], Форель поучительно для нас замечает:, "не свободна от половых представлений и жизнь святых, при чем нередко в самой отталкивающей эротической форме" [Op. cit., т. II, 364].

   Отметив, что у французских психиатров имеется даже специальный термин "delire erotico -religieux", Форель опять-таки, словно метя как раз в Распутина, замечает, что "лица безусловно психопатические и истеричные всегда воздействовали на судьбы народов, при чем это могло быть объясняемо главным образом гипнотизирующим влиянием представлений на половой и.одновременно религиозной почве" [Ibid., 365]. При этом, - продолжает Форель (подкрепив свой домысел исторически заверенным примером), - характернее всего то, что сами больные находятся прежде всего под патологическим непосредственным влиянием их же собственных бредовых представлений, и притом в столь сильной степени, что вдохновляются до крайней степени, приобретают фанатизм пророков и развивают такую колоссальную энергию, которою единственно и оправдывается их колоссальное воздействие на массы. При этом безответственная самоуверенность, вера в собственную непогрешимость, пророческие приемы, - всё это настолько импонирует толпе, что она идет вслед за ними, экзальтированная и загипнотизированная, подчиняя свою волю и свои поступки желаниям и прихотям психопата. С безумием в этих случаях весьма часто сочетается и самым низменный эротизм, прикрытый, однако, религиозным экстазом и не обнаруживаемый окружающими, которые убеждены в чистоте всего их окружающего, ибо в этом же убежден и сам увлекший их психопат" [Ibid., 366].

   В результате своего исследования, Форель приходит к заключению, что "мы можем.... в зависимости от половых чувств данного пророка или основателя религиозною учения, определить и его религиозное нововведение" [Ibid., 369].

   Отсюда понятно, почему я предпочел ответить сначала на вопрос о совместимости плотского разврата с истинной религиозностью, а потом уже на первый из поставленных нами вопросов: был ли в самом деле Распутин подлинно религиозным типом?

   Простое, даже беглое ознакомление с половыми причудами Распутина, вроде страсти окружать себя многими женщинами, словно священным "вакхическим хороводом", страсти унижать их всячески (мытьем ног, вождением в баню и пр.), страсти проявлять реально или символически жестокость к ним (бичеванье женщин, похлопыванье их рукою) и т. п. - приводит мало-мальски сведущего в половых извращениях критика к квалификации развратника Распутина, как садиста.

   Если это так, - а в том порукой всё плотское "житие" Распутина, - и если прав Форель, что в зависимости от "половых чувств" данного лица определяется и его "религиозное нововведение" - мы должны предположить, что Распутин должен был естественно облюбовать такой религиозный уклад, в коем притягательный для садиста момент доминирования "яко бог" над окружающими, в частности - над женщинами, был бы непререкаемо ясно выражен.

   Такой религиозный уклад Распутин мог найти уже в готовой форме у хлыстов - секты, где главное "нововведение" могло ограничиться разве что провозглашением, наравне с другими жившими раньше "Христами", и себя "Христом", согласно хлыстовскому учению, что Христос не только "может входить с нами в общение", но "может даже вселяться в нас" [См., напр., Энцикл. Словарь Брокгауза и Ефрона, "Хлысты".].

   Если мы найдем убедительные данные для подтверждения стоустной молвы о том, что Распутин был действительно хлыст, - мы тем самым найдем верный ответ и на поставленный нами выше вопрос о подлинной религиозности Распутина, так как психологически немыслимо (до полного абсурда) быть сектантом и в то же время неверующим ханжой или даже мало-верующим.

   "Мы. желаем сильной власти, - сострил в 1915 г. В. И. Гурко (на одном из московских заседаний Веер. Зем. Союза), - мы понимаем власть, вооруженную исключительным положением, власть с хлыстом, но не такую власть, которая сама находится под хлыстом" [Переписка Н. и А. Романовых, стр. 320].

   "Это клеветническая двусмыслица, направленная против тебя и нашего Друга", писала Александра Федоровна Николаю II после цитаты приведенных слов Гурко [Письмо от 8 сент. 1915 г.].

   Действительно ли это - "клеветническая двусмыслица" ? Имеем ли мы в самом деле основание утверждать принадлежность Распутина к хлыстовской секте?

   Этот вопрос, между прочим, сильно занимал С. П. Белецкого в бытность его директором департамента полиции. Вот что он сообщает по этому поводу в своих, безусловно "проливающих свет" на хлыстовскую тайну Распутина записках: "Из имевшихся в делах канцелярии обер-прокурора святейшего синода сведений, переданных секретно мне директором канцелярии г. Яцкевичем, несомненным являлся тот вывод, что Распутин был сектант, при чем из наблюдения причта села Покровского, родины Распутина, явствовало, что он тяготел к хлыстовщине... Установить на основании фактических и к тому же проверенных данных несомненную принадлежность Распутина к этой именно секте не удалось тем более, что Распутин.. был крайне осторожен, никого из своих односельчан не вводил в интимную обстановку своей жизни во время приездов к нему его почитательниц и филерное наблюдение к себе не приближал. Ввиду этого я принужден был, секретно даже от филерного отряда и местной администрации и сельских властей, всецело бывших на стороне Распутина, поселить на постоянное жительство в селе Покровском одного из развитых и опытных агентов и приблизить его к причту. Из донесений этого агента... для меня было очевидным уклонение Распутина от исповедания православия и несомненное тяготение его г; хлыстовщине, но в несколько своеобразной форме понимания им основ этого учения, применительно к своим порочным наклонностям. Проникнуть несколько глубже в тайны его бани мне в ту пору не удалось... Познакомившись затем лично с Распутиным и заручившись доверчивым его к себе вниманием, я, продолжая интересоваться духовным мировоззрением Распутина, укрепился в вынесенных мною ранее выводах. Поддерживая в обиходе своей жизни обрядовую сторону православия и безапелляционно высказывая, даже в присутствии иерархов, срои далеко не авторитетные мнения по вопросам догматического характера, Распутин не признавал над своею душою власти той церкви, к которой он себя сопричислял; вопросами обновления православной церковной жизни, к чему его хотел направить г. Пайков, не интересовался, а любил вдаваться в дебри церковной схоластической казуистики; православное духовенство не только не уважал, а позволял себе его третировать, никаких духовных авторитетов не ценил даже в среде высшей церковной иерархии, отмежевав себе функции обер-прокурорского надзора, и чувствовал в себе молитвенный экстаз лишь в момент наивысшего удовлетворения своих болезненно-порочных наклонностей. Мне лично пришлось, бывая на воскресных завтраках-чаях Распутина в Ограниченном кругу избранных, слышать своеобразное объяснение им своим неофиткам проявления греховности. Распутин считал, что человек, впитывая в себя грязь и порок, этим путем внедрял в свою телесную оболочку те грехи, с которыми он боролся, и тем самым совершал "преображение" своей души, омытой своими, грехами" [Op. cit., стр. 25-26].

   Рядом с этим мы находим наводящие на "хлыстовщину" данные и в показаниях А. Н. Хвостова Чрезвычайной Следственной Комиссии Врем. Правительства в 1917 г. Вот интересный для нас отрывок из диалога председателя этой комиссия с Хвостовым после предложения председателя сообщить известное Хвостову о религиозности Александры Федоровны.

   Хвостов. - Относительно религиозного вопроса, мне кажется, у нее был какой-то гипноз или странность - с этим Распутиным.

   Председатель. - Что же? Вся религиозность сводилась к Распутину?

   Хвостов. - Религиозность была захвачена Распутиным - это был "пророк", который явился с неба, который говорит... Это было беспрекословное повиновение. Мне кажется, она была под полным гипнозом.

   Председатель. - Что же тут подразумевалось: сверхъестественное происхождение Распутина?

   Хвостов. - Она намекала, что ждала, когда я из неверующего обращусь в верующего, но этого мне не говорила.

   "Пророк, который явился с неба", как выражается Хвостов о Распутине, согласно впечатлению от беседы о нем с Александрой Федоровной, это и есть тот хлыстовский "Христос", который время от времени сходит на землю, чтобы воплотиться в достойного подвижника; ибо, по учению хлыстов, недостаточно "вообразить в себе дух христов", надо еще "отелесить в себе личность Христа" ["Раскольники и острожники" соч. Федора Васил. Ливанова. СПБ, 1872, т. II, стр. 6 ("московские хлысты")].

   В сущности говоря, мы и помимо сведений, какие дали в наши руки С. Л. Белецкий (с его штатом филеров) и А. Н. Хвостов, располагаем достаточными данными из "жития" о. Григории для того, чтобы, путем сопоставления их с хлыстовскими традициями, увидеть в религиозной личности Распутина хлыста и притом хлыста, фанатично преданного вероучению этой секты.

   Остановим наше внимание хотя бы на следующих предательских для Распутина чертах: -

   1) Хлысты, как известно, никогда не называют себя "хлыстами" ["Хлысты", по-видимому, искаженное произношение "христы"; "христовщиной" (а не "хлыстовщиной") секта называлась потому, что она управлялась "христами" (Энцикл. Брок. и Ефр., "Хлысты")], считая это прозвище обидным; - "сами себя хлысты называют людьми божьими, и которых за их богоугодную жизнь обитает бог [Ibid, 403].

   "Божьим человеком" называет Распутина, наравне с "Другом", и бывш. императрица Александра Федоровна, в своей интимной переписке с Николаем II. Что это не было, так сказать, пустым . прозвищем, условным для "Распутина" в беседе Н. и А. Романовых, говорят слова Александры Федоровны о вел. кн. Николае Николаевиче: - "раз он враг божьего человека, - пишет царю А. Ф. 16 июня 1915 г., - то его дела не могут быть успешны и мнения правильны".

   Название "божьего человека" так укрепилось за Распутиным, что стало наконец достоянием всех "салонов", не исключая посольских; - Палеолог, например, в своих воспоминаниях о Распутине [См.; напр., в ор. cit. стр. 13, 15 и др.] сплошь и рядом, как известно, называет его "божьим человеком", вкладывая в эти слова ту иронию, какую подсказывали ему далеко не божественные "подвиги" этого "старца".

   2) Допустимость для облеченного высокой миссией "божьего человека" неистовой, залихватской пляски - явления "суетного" и "светского)) в.глазах ортодоксальных христиан - была возведена у хлыстов на степень заслуги подвижничества, при чем пляска практиковалась у них не только как соборное "радение", но и в "одиночку" или "в схватку" (мужчина с женщиной) [Энцикл. Слов. Брокг. и Ёфр" "Хлысты", 407]

   Кто не слыхал в эпоху "распутиновщины" об экстазных развеселых плясках знаменитого "старца"? об этом странном совмещении им ролей "святого" и "танцора"? При этом важно отметить, что Распутин плясал в кругу своих поклонниц обыкновенно вслед за духовной беседой или духовной песней.

   Вот что мы читаем в главе "Московские хлысты" книги Фед. Вас. Ливанова "Раскольники и острожники" (т. II, стр. 119-121): "В 1812 году был в этой секте.... мещанин Евграфов. Этот Евграфов впоследствии попался в руки правительства и сообщил на формальных допросах о секте "московской хлыстовщины" весьма любопытные подробности. По его словам ... .по окончании пения хлыстовских песен... пророчествующий становился среди моленной без штанов и начинал радеть, т.-е. кружиться.... приседал, сильно ударяя в пол ногами и т. п." (Курсив наш).

   Е. Джанумова, присутствовавшая не раз на распутинских "радениях", - правда светски маскированных, - передает в своем дневнике, от 19-го сентября, что пляске Распутина предшествовало исполнение хором сначала "Странника", определяемого Джанумовой как "духовная песнь" и псалмов. "Все это создавало такое торжественное и странное настроение", - пишет эта жертва распутинского обольщения. "Внезапно, - продолжает Джанумова, - без всякого перехода он стал напевать "русскую". Сейчас же несколько голосов подхватило. Он махнул рукой в сторону великой княжны. Она вышла и стала плясать грациозно и легко. Навстречу подбоченился Распутин" [Op. cit., 19]. Особенно подробно Джанумова описывает пляску Распутина несколькими страницами раньше (25 марта). "Играй: "По улице мостовой", - внезапно без всякой связи с предыдущим скомандовал он. Одна из барынь села к роялю ц заиграла. Он встал, начал в такт покачиваться и притаптывать ногами в мягких сапогах. Потом вдруг пустился в пляс. Танцевал он неожиданно легко и плавно. Как перышко носился по комнате, приседая и выбивая дробь ногами, приближался к дамам, выманивая из их круга партнершу. Одна из дам не выдержала и с платочком выплыла к нему навстречу. Кажется, никто не был удивлен. Как будто этот пляс среди Осла дня был самым обычным делом... Мелькала бородатая фигура, развевались кисти голубого пояса. Четко и дробно выбивали такт ноги в мягких сапогах из чудесном кожи, какого-то особенного фасона. Глубоко сидящие глаза настойчиво вонзались в меня, и я не знала, что думать" [Op. cit. 10-11].

   Дальнейших подробностей не сообщается, возможно - из чувства женской стыдливости. Чуждый этой стыдливости, "по долгу службы", начальник московской охранки Мартынов доносил, однако, командиру отд. корпуса жандармов и о "подробностях", следовавших за экстатической пляской Распутина, среди дамского общества, в московском ресторане "Яр". - О том, чтобы Распутин очутился без штанов, наподобие хлыста, описанного в показании Евграфова, Мартынов, правда, не "доносит", но что "опьяневший еще более Распутин плясал впоследствии "русскую", а затем начал откровенничать с певичками ... обнажил свои половые органы и в таком виде продолжал вести беседу с певичками", - об этом сообщается Мартыновым вполне определенно, на основании сведений пристава 2 уч. Сущевской части г. Москвы подполковника Семенова от 26 марта 1915 г.

   Таким образом характер плясок Распутина, связанных с одной стороны с "духовными песнями", а с другой - с экстатическим зтолением, не оставляет сомнения в их хлыстовском происхождении.

   3) По учению хлыстов, тому, в ком живет "дух божий", как праведнику, закон не лежит; он может творить чудеса и предсказывать будущее [Энц. Сл. Брокг. и Ефр., "Хлысты", 406.].

   О том, что "чудесами" преизобиловало всё "житие" Распутина, мы видели из II главы настоящего очерка.

   Можно ли считать отношение Распутина к творившимся им "чудесам" чисто хлыстовским?

   По-видимому да; в особенности если иметь в виду всё то, что говорилось Распутиным о главном его "чуде" - "изгнании блудного беса".

   Вот что гласит показание хлыстовки А. Сухотериной, привлекавшейся по "Делу Оренбургского Окружн. Суда о хлыстах Утицких и Строгановой" (т. I, л. 127): - "Но словам хлыстов, тело, плоть - грешны, немощны, во плоти сидит змй дух; и нот, когда в человека кто-либо из пророков или христов... дыхнет истинным духом, то при выходе из тела злого духа, всё тело дрожит, трясется" и т. п.["Религиозный экстаз в русском мистическом сектантстве" Д. Г. Коновалова, ч. I, вып. I, Сергиев Посад., 1008, стр. 210]

   О том, как толковал Распутин понятие "дыхнуть истинным духом", мы говорили во II главе со слов самого Распутина, сказанных интимно его некогда закадычному другу Илиодору.

   Что касается дара пророчества ("предсказывания будущего"), то, по словам Фед. Вас. Ливанова, - "для приобретения дара пророчества и учительства, у них не требуется никаких особенных способностей и сведений, почему в это звание поступают весьма часто мужики совершенно безграмотные, и они еще гордятся тем, называя себя, подобно апостолам, "некнижными рыбарями" и "безграмотными архиереями", просвещенными святым духом и самим богом умудренными". [Op. cit., 130].

   О безграмотности "некнижного рыбаря" и пророка Распутина говорят достаточно красноречиво оставшиеся после его смерти многочисленные записки "власть предержащим" и просто "на память", где беспомощные каракули еле-еле выражают синтаксически сумбурную речь.

   Очень важно тут же отметить, что в пророческом даре отец Григорий получал вдохновение главным образом среди женского общества.

   Это обстоятельство может послужить нам лишней уликой в хлыстовстве Распутина, если только мы обратимся к статье бывшего хлыста Преображенцева ("Исповедь обратившегося раскольника" [Тульские Епарх. Вед. 1867 г., N 20, и 1868 г. N 6.], где говорится, что "религиозная восторженность", особенно благоприятная для проявления пророческою дара, у хлыстов обусловливается,- между прочим, совместным участием в радении мужчин и женщин. Свою мысль он иллюстрирует таким рассказом: "Один правитель корабля в секте людей божьих отделил духовных сестер от братьев"; во избежание "соблазна плоти". Но "святая беседа" одних братьев "не имела тон полноты благодати, которую они получали от cb. духа прежде, когда они беседовали вместе с сестрами: не чувствовали того восторга и не имели сердечной теплоты, которая прежде согревала их сердца"; "они радели пристально... по лицу их пот катился градом, рубахи их были мокры, хоть выжми; но сердце их было хладно и сухо, духовной радости он" не чувствовали; пророк пророчил вяло и нескладно. Так же точно было и с сестрами, когда они беседовали одни без братьев... беседы их лишены были мнимо - благодатной теплоты и обычной восторженной радости. Это принудило наставника опять соединить братьев с сестрами в одно общество. Когда это вновь соединенное общество совершало беседу, дух св. посетил их обильною благодатью: явились радостные восторги, оказалась и теплота сердечная: пророки пророчили в полной силе слова божия, как бывало прежде. Дух св. объявил через пророка начальнику того общества, что ему не угоден таковой раздел".

   4) В числе характерных черт хлыстовщины нельзя не обратить внимания на исключительно враждебное (хоть и внешне маскированное) отношение "божьих людей" к православному духовенству. - "По мнению хлыстов... духовные лица, это - черные враны, кровожадные звери, волки злые, безбожные иудеи, злые фарисеи и даже сопатые ослы" [Энц. Словарь Брок. и Ефр., "Хлысты", 405].

   "Все вопросы, тесно связанные с церковной жизнью и назначениями, не только интересовали Распутина, - пишет С. П. Белецкий, - но близко его задевали, так как в этой области он считал себя не только компетентным, но и как бы непогрешимым" [Op. cit., 37], тем самым, - Заключим мы, - расценивая оскорбительно-низко не только отдельных "пастырей", но и весь синод вкупе!

   До какой степени "мальтретирования" нашего духовенства доходил Распутин в своей "непогрешимости", показывает хоть бы его жестокая расправа с прежними, обласкавшими его друзьями - епископами Феофаном, Гермогеном и иеромонахом Илиодором, изнасилование монахини Ксений и т. п. факты.

   По-видимому, Распутин находил сущее удовольствие в том, чтобы "пакостить", где только можно, представителям нашей официальной церкви. По-видимому, это составляло для него определенную задачу, "ходило так сказать в его личные планы. Чем иначе объяснить, например, факт несомненного (как доказал это Илиодор ["Святой чорт", 103 - 104] злостного, в известном смысле, недопущения Распутиным автономии духовной школы вообще и в частности - Петербургской духовной академии.

   Чем объяснить иначе противодействие Распутина восстановлению древнего чина диаконисе в нашей церкви, о чем хлопотали все члены синода, митрополит Владимир, игуменья вел. кн. Елизавета и целый ряд авторитетных в делах церкви иереев? - "Я папе сказал, что архиереи делают диаконисе для того, чтобы завести у себя в покоях бардаки. Царь с этим вполне согласился", - хвастался "меривший на свой аршин" Распутин в конце 1911 г. ["Святой чорт", 105.]. Чем большему числу ненавистных иереев мог "досадить" "непогрешимый" Распутин, - тем безапелляционней были его решения, когда к тому являлся подходящий случай. Достаточно вспомнить хотя бы его роль в вопросе о желательном почти всему нашему духовенству, в 1904 - 1907 гг., созыве всероссийского церковного собора! "И без собора хорошо, - говорил он Илиодору, - есть божий помазанник и довольно; 6oi ею сердцем управляет, какой же еще нужен собор" [Ibid., 114]. (Под "богом" видимо Распутин подразумевал здесь никого другого, как себя лично, "управляющего" сердцем "помазанника".)

   "Разве это слуги божий?" - говорил Распутин о священниках И. М-ву, сотруднику "Нового Времени" в 1912 г. - "Нет... Нет... А если где - либо вдали и найдется праведный священник, то все против него... Он, мол, завел какие-то порядки... Собирает вокруг себя людей... Сейчас разговоры... Кричат - сектант... Над праведным проносится гроза... Все ломают... Так нельзя... Нужно подумать о боге... совсем другое будет, когда священники - то станут иные"... ["Новое Время" 1912 г. N 13038.]. "А почему теперь уходят в разные вероисповедания? - вопрошал Распутин в своей книжке "Мои мысли и размышления" (стр. 28) и отвечал: "Потому что в храме духа нет, а буквы много - храм и пуст".

   Так, разумеется, мог говорить только сектант, презиравший рядовое духовенство, в чем хлысты, как мы знаем, отличались особою страстностью.

   Только издевательством над православной церковью можно объяснить такие "назначения" Распутина, как представление к митре всячески скомпрометированного попа Восторгова, оглашенного еще Иоанном Кронштадтским как. "мазурик", назначение епископом Макария Гневушина, - того самого, которого московские купцы обвиняли в уголовных преступлениях, проведение в экзархи Грузии известного мздоимца, опального епископа Псковского Алексея после неожиданной смерти которого принужден был застрелиться его секретарь, испугавшийся ответственности за денежные дела экзархата) и т. п.

   Особенно же, характерным для хлыстовства Распутина было пожалование им Варнаве, почти неграмотному огороднику пз Каргополя ["Выйдя из простой среды, - сообщает С. П. Белецкий, - Варнава не получил даже и среднего образования... (Op. cit.. 16)], епископского сана: - "Хоть архиереи и будут обижаться, что в среду их, академиков, мужика впихнули, да ничего, наплевать, примирятся", - так передал Распутин Илиодору о своем "объяснении" этого назначения Александре Федоровне.

   Вот уж где подлинно, во всем своем убожестве, проявилось хлыстовское равнение по апостолам и заносчивая гордость хлыстов своими "некнижными рыбарями" и "безграмотными архиереями".

   5) "Хлысты, как и скопцы, по наружности исполняют все обряды и постановления господствующей в государстве православной церкви, - констатирует Фед. Вас. Ливанов, - и в этом отношении даже нередко отличаются особенным хитро рассчитанным усердием. Они ходят по всей России исправно в православные храмы, отправляют, как следует, ежегодно долг покаяния и причащения, принимают к себе в дома православных священников для совершения обычных церковных треб, держат у себя настоящие святые иконы, словом - ловко кажутся во всех отношениях христианами безукоризненного православия. Всё это, однако, есть не более, как личина, - говорит Ливанов, - носимая, по собственному выражению сектаторов "страха ради иудейская, т.-е. во избежание преследования, определяемого существующими законами против них" [Op. cit., т. II, стр. 131.].

   В обряде принятия и секту хлыстов, называемом "приводом", поступающий клянется хранить тайну хлыстовского учения, не объявляя ее "ни отцу, ни матери, ни отцу духовному, ни другу мирскому" [Энц. Слов. Брокг. и Ефр., "Хлысты", 407]; хлыстовская присяга кончается словами: "..соблюдать тайну о том, что увидит и услышит в собраниях, не жалея себя, не страшась ни кнута, ни огня, ни меча, ни всякого насильства" [Фед. Вас. Ливанов, op. cit. т. II. стр. 83 - 86.].

   С этой клятвой каждый хлыст как бы надевает на себя сокровенную маску.

   О том, что Распутин, никогда, даже и пьяном виде, никому не сознавался в "хлыстовстве" (выдавая его тем не менее помимовольно другими путями, согласно пословице "на всякого мудреца довольно простоты"), - об этой верности прославленного "старца" своей сокровенней маске мы хорошо осведомлены.

   Но кроме этой маски, хлыстам известна еще и другая, - маска, составляющая сущность и соблазн всего хлыстовского учения: - мифологическая маска "Христа".

   Среди разновидностей хлыстовства (вернее - штундо-хлыстовства) исповеданием згой "маски" особенно прославился толк "малеванщина", появившийся в 1889 г. Согласно ученью малеванцев, глава Этого толка есть "царь над царили, бог, во плоти пришедшим", чтобы дать уверовавший в него "безмятежную довольную во всем жизнь"; каждый же "малеванный", будучи "святым" и потому свободным от "закона", представляет собой "живое писание" - воплощение "Писания".

   В 1895 г. основатель этого толка Кондрат Малеванный был помещен в Казанскую психиатрическую лечебницу, а "малеванщииа" перекинулась в Сибирь, дойдя даже до Иркутской губ. [Додолнит. 2-й том Энц. Слов. Брок. и Ефр. "Малеванщина".]

   Не зная в точности, принадлежал ли полностью Распутин к этому толку штундо - хлыстовщины, мы вправе, однако, подозревать его в принадлежности к атому толку, на осповании сопоставления "исторических" дат: - к 1895 г., когда малеван пиша стала распространяться по Сибири. В Тобольской губ. - родине Распутина - народ был издавна восприимчив ко всевозможным хлыстовским толкам; стоит хотя бы указать, что хлысты привлекались к следствию Тобольской консисторией еще в ХУШ веке (Д. Г. Коновалов, op. cit, стр. 80)], произошло, как мы знаем (см. главу II - "Житие"), "обращение" сибиряка Распутина, и началась его жизнь "святого", стремившаяся к положению "царя над царями." и "бога во плоти пришедшего".

   Как только что сказано, мифологическая маска "Христа" была особо облюбованной у малеванцев: подражать Христу чисто драматически (лицедейски) составляло для этого толка хлыстовщины подлинную экстатическую радость.

   "В религиозных собраниях первых малеванцев, - читаем мы у Д. Г. Коновалова ["Религиозный экстаз в русск. мистич. сектантстве", стр. 131.], - среди прыганья, женщины обнажались до пояса и в таком виде продолжали прыгать, кричать, радоваться, жестикулировать. По словам очевидца проф. Сикорского [Сикорскин. "Психоп. эпид.", 13], часть происходивших при этом движений носила несомненный характер экспрессивных движений и аллегорических жестов, которыми иллюстрировались темы, служившие предметом молитв, бесед, экстаза. Так, например, сцена быстрого обнажения женщины до пояса во время пения "Кресту Твоему поклоняемся" была объяснена двояко: крестьянин, стоявший вдали, объяснил, что женщина обнажением тела хочет показать, что Христос был распят на кресте обнаженным; сама же обнажавшаяся женщина объяснила, что она хотела показать, как Христос воскрес и снял с себя гробные пелены". На тех же собраниях случалось, что среди прыганья и судорог, женщины распускали волосы и стремительно бросались к мужчинам с страстными объятиями и поцелуями. Вообще, по наблюдению Сикорского, эротические, страстные позы и движения, иногда с соответствующими галлюцинациями, были нередким явлением в экстазе малеванцев. Нелепый и непристойный характер многих страстных поз малеванцев объясняли таким образом, будто в этих движениях скрыт какой-либо высший смысл, не всегда понятный для окружающих, как в приведенном примере обнажения женщины... Тамбовские хлысты-богомолы называли такие действия "творениями)), "чудотворениями" или просто "штуками" (Тамбовское дело о хлыстах-богомолах, л. 557). "Со мною, - говорила Анисья Копылова, - на собраниях бывало, что я что-нибудь делаю, возьму например образ и представляю какие-нибудь творения, или что-нибудь другое делаю в этом роде"... Филипп Копылов в собраниях "надевал себе на голову образ и ходил по комнате, этим он хотел выразить, что так следует носить закон, т.-е не уронить его и не обратиться опять в мир". "Иногда платками увешивает кого-либо, точно как статую наряжает: знак, что человек тот защищен божьими щитами... Иногда пророк бьет себя по щекам за грехи праведных людей" и т. д. Много подобных чудес творили и пророки Верхоценских хлыстов (см. Дело о них Тамб. о. суда, N 2481, л. 38 - 45 следств. произв.).

   На собраниях Оренбургских хлыстов-дурмановцев "выходили молодые девицы и женщины и начинали петь; затем изображали какие-то действия, поднимали руки, распинались, как в театре представляли" (показание участника) [Ibid., 134].

   Подражание "старому Христу", как называют хлысты евангелического Иисуса Христа, заметно у Распутина прежде всего в его внешности, начиная с прически длинных волос, размере и контуре его бороды и кончая излюбленными им широкими, ризоподобными рубахами и рясоподобным армяком.

   Когда Распутин фотографировался, он принимал или кроткую позу иконописного Христа, с рукою, умильно прижатою к груди, или с руками, молитвенно сложенными вместе, или же позу "благословляющего народ" [См., напр., снимок воспроизведенный в "Петр. Листке" от 23 марта 1917 г. с подписью "колдун старой России" (Григорий Распутин-Новых)], живописную позу "сокрушающегося Христа" [См., напр., снимок Распутина в "Петр. Газете" от 12 марта 1917 г. с автографом на карточке, гласящим: "Что завтра? ты наш руководитель, боже, сколько в жизни путей тернистых". (Этот-же снимок воспроизведен и в книжке Распутина "Мои мысли и размышления")], и т. п.

   Мифологическая "маска" Христа, а не другого какого-либо пророка, обязывала Распутина к "божественному" стилю его речи, ко всем этим речениям, изречениям, quasi - притчам и т. п.

   Эта же "маска", дразня его чувственное воображение садиста обрядом умовения ног на "тайной вечери", особенно же - надо думать - картиной.. умовения ног Христа Марией Магдалиной, влекла Распутина к инсценировке этого события, с безудержней половой психопатии обращающей чуть не каждую "подходящую" поклонницу "старца" в блудницу Марию, униженно моющую ему ноги.

   Христос, бичуя, выгнал торгующих из храма в Иерусалиме (откуда потом распространилось ученье Христа) - Распутин, бичуя, выгнал проститутку из "храма любви" в Казани [Палеолог, op. cit., 9] (откуда потом распространился толк малеванщины). - О том, что он признавал лишь бескорыстную любовь к себе, как к Христу, говорят его записки "на память" певичкам хора в ресторане "Яр", с советом: "люби бескорыстно". (См. I главу настоящего очерка).

   Удовлетворяя свою флагеллянтистическую склонность (отмеченную нами во II главе), Распутин воздавал одновременно и "богу (божие) и кесарю (кесарево)", ибо наиболее популярная хлыстовская песня начинается, как известно, словами:

  

   "Хлыщу, хлыщу, Христа ищу..." .

  

   А искать Христа в себе было для Распутина первейшей хлыстовской задачей...

   Мы уже знаем (Из беседы "старца" с Илиодором), какое значение придавал Распутин признанию его "Христом" из уст Николая II и его "благоверной". У "простого" же народа, там, у себя в Тюменской глуши, он уж на заре "подвижничества" внушил легковерным такое важное для каждого хлыста признание. - "На улицах, когда он проходил, - передает Палеолог дошедшие до него слухи, - падали на колени, целовали ему руки, прикасались к краю его тулупа; ему говорили: "Христос наш, Спаситель наш, молись за нас грешных. Бог услышит тебя". Он отвечал: "Во имя Отца и Сына и Духа Св. благословляю вас, братцы. Верьте, скоро вернется Христос. Терпите, памятуя о его мучениях. Из любви к нему, умерщвляйте плоть вашу" [Палеолог, op. cit., 10].

   О том, как сам он умерщвлял плоть из любви к Христу, т. - е. (в хлыстовском понимании) из любви к себе, об этом мы уж говорили.

   Любовь к себе Распутина, порою близкая к самообоготворению, проходит красной нитью но всех характеристиках "старца", какие мы только встречаем в различных мемуарах о нем. И это уж одно могло бы послужить довольно важною уликой для обвинения Распутина в хлыстовстве, так как именно у хлыстов "на превратном понимании и толковании слов святого апостола, - говорит Фед. Вас. Ливанов, - сложилось учение о личном самообоготворении [Op. cit,, 117].

   6) Нам остается, в целях окончательного раскрытия хлыстовской тайны Распутина, сказать еще несколько слов о сексуальной этике хлыстов и сравнить с ней Распутинскую.

   Начнем, с брачных отношений "божьих людей".

   Как известно, хлысты считают священников "поганцами, смутниками, любодеями или "гнездниками", потому что они женаты... Брак и крещение хлысты считают за осквернение; в особенности вступающих в брак почитают погубившими душу свою" и пр. [Фед. Вас. Ливанов, op. cit., стр. 83 ("Хлыстовская богородица Акулина Тимофеевна")].

   Отвергая церковный брак, уча, что с прежней (до вступления в секту) женою следует жить, как с сестрою, хлысты, имеют духовных жен, плотские связи с коими не составляют греха, ибо здесь проявляется не плоть, а духовная "Христова" любовь. Иметь связи с чужими женами значит у хлыстов - "любовь иметь, что голубь с голубкой". Поэтому хлысты, не терпя брака, оправдывают внебрачные отношения. Вступающий в секту хлыстов, если он женат, должен прекратить супружеские отношения, но без гласного расторжения брака [Энц. Слов. Брокг. и Ефр., "Хлысты", 406].

   Прекратил ли совершенно "обращенный" Распутин "супружеские отношения" с женою своею Прасковьей Федоровной (женщиной "болезненной", по словам Илиодора), об этом мы ничего толком не знаем. Что же касается верности этим "супружеским отношениям", то, как мы убедились, из рассмотрения целого ряда засвидетельствованных фактов, Распутин являлся каким-то образцом супружеской неверности. И жена его Прасковья Федоровна знала, по словам Илиодора ["Святой чорт" 30], "все художества своего муженька, но из-за корыстных расчетов скрывала его похождения". "В доме у него жили две подозрительные девки, - сообщает Илиодор в записке "Гриша". - Один раз они хотели лечь со мною в одной комнате, но я этому воспротивился. Уж после я понял, что Гриша хотел меня сделать хлыстом" [См. Приложение к запискам С. П. Белецкого. Op. cit., 96].

   Сам являя чудовищный пример супружеской неверности, Распутин, не порывая с женой, учил той же хлыстовской этике и своих поклонниц вкупе с их мужьями. ("Я принадлежала ему и считаю это величайшей благодатью",, хвасталась полковница Б. - "Но, ведь вы замужем, как же муж?" допытывалась Е. Джанумова. - "Он знает это и считает это великим счастьем. Если отец пожелает кого, мы считаем это величайшей благодатью, и мы, и мужья наши, если у кого есть мужья" [Е. Джанумова, op. cit., 30]; таков был ответ "обращенной" Распутиным полковницы).

   Как в брачном вопросе, так и в других вопросах сексуальной Этики, Распутин являл себя самым ревностным последователем хлыстовского учения и хлыстовских повадок; - даже такие сравнительно пустяки, как хорошо многим памятные обязательные лобзанья Распутина, при встрече его с женщинами, не свободны от подозрения в хлыстовстве. "Видел я, - рассказывал покаявшийся хлыст Балабанов, - что Трифон (Богомолов, древнейший распространитель хлыстовства в Оренбургской губ.) и все спутники его... женщин и девиц, при всяком свидании, всякий раз, непременно целуют, называя это духовным лобзанием и толкуя, что через это лобзание, как бы через духовный союз, они... привлекают к себе любовь духовных последователей, которые после лобзания, как связанные чем-то, охотнее слушают их. Даже иногда видел я, как эти окаянные юроды дают некоторым сосать свой мерзкий язык" [Д. Г. Коновалов, op. cit., 78].

   Во всех остальных своих блудодеяниях Распутин повторяет до некоторой степени "житие" предшественника своего Радаева (Василия Максимовича Миронова), - знаменитого в 50-х годах прошлого столетия арзамасского хлыстовскою пророка. "Дух, во мне находящийся, - говорил Радаев, - имеет влечение ко мне привязывать и притягивать людей". Его требованиям и внушениям ученицы его подчинялись беспрекословно. "По произведенному следствию оказалось, что Радаев был в прелюбодейной связи с 13 женщинами и девками; и все эти женщины единогласно показали в допросах: "склонил он меня на прелюбодеяние, говоря, что это сделать должно по воле божией, а не по его, ибо в нем своей воли нет, чему веря, я и согласилась". Сам Радаев объяснил насчет девушек: "Сила, во мне действующая, так с ними поступатн сильно нудила, так что никак не мог противиться ей, хотя и видел, что преступаю заповедь бо-жию... Я так понимал сей поступок: хотя я с писанным законом творю и несходно, но с волею божией сходно" [Ibid., стр. V.].

   О гипнотическом влиянии хлыста Радаева, особенно на женщин, свящ. Минервин доносил, в 1850 году, Нижегородской уголовной палате, как о влиянии исключительной силы. "И столько сильны действия его обольщения, что оными пораженное сердце впадает в крепкое страдание тоски, и не могут с ним переносить разлуки, в особенности женского пола. Если они удерживаются силою наказания или какою бы то ни было строгостью воспрещения от свидания с ним, то впадают в какое-то безумие и начинают юродствовать" [Ibid., 145].

   Не стоит останавливаться дольше на этом самом уязвимом месте "жития" Распутина: "свальный грех" у хлыстов и блудный "грех" Распутина слишком хорошо известны просвещенному читателю.

   Распутин был хлыст, по-видимому, малеванского толка. - Таково заключение, к которому мы приходим на основании ряда сопоставлений характерных черт его жизни и учения с таковыми же у хлыстовских "пророков", именовавшихся, как и Распутин, "божьими людьми".

   Если бы бывш. императрица Александра Федоровна была более просвещенной в истории русского мистического сектантства, она, конечно, скоро сорвала бы мифологическую маску со своего учителя и, имея пред собой пример Радаева и прочих религиозных эротоманов, не считала бы клеветой обвинение Распутина - (устами В. И. Гурко и других) в принадлежности к хлыстовской секте.

   Если б вообще при дворе не чурались "бонтонно" таких "неприличных" книг, как "Половая психопатия" Краффт-Эбинга и "Половой вопрос" проф. Авг, Фореля, - быть может Распутина и на порог дворца не пустили бы, а пустив, раскусили бы и с позором выгнали бы. Но в Царском Селе, к сожалению, для дома Романовых, читали больше "священное писание", чем книги научного содержания, и наука жестоко отомстила "высоким" невеждам за пренебрежение к своим мудрым дарам.

   У того же Авг. Фореля Николай и Александра Романовы могли бы легко убедиться из многих примеров, что Распутин далеко не новое явление, что история происхождения подобных "пророков" почти буквально порой повторяется. Религиозные формы помешательства, в счязи с религиозным экстазом, дают иногда в результате отвратительные оргии на половой почве, - говорит Форель (op. cit., т. I, стр. 265). - "Один помешанный, - сообщает он, - выдававший себя за благочестивого и чуть не пророка, жил с одною молодой женщиной и ее матерью, состоял с ними одновременно в половых сношениях и проделывал всевозможные гадости, придавая им религиозное значение". Вспомним (из показаний министра А, Н. Хвостова) о хвастовстве Распутина тем, что он был в связи и с Александрой Федоровной, и с ее дочерью Ольгой!] и что прославленный "отец Григорий" отличался от своих предшественников лишь сочетанием с "одержимостью" того здравого у него "мужицкого" смысла, которое дало ему возможность "обворожить" Романовых и, ценою их позора, занять в истории России страницу, какой, при всем желании, не найти в истории других государств.

   В самом деле!

   В том же 1906 году, когда Распутин появился на Романовском "горизонте", в одной из местностей Венгрии рабочий, душевнобольной и помешанный на религиозных представлениях, но вместе с тем и сексуально-извращенный, имел "откровение" и повел за собой большое число женщин. Эта новая община должна была совершенно оголяться и т. п. [Форель, op. cit., т. II, стр. 365]. "Однако, - сообщает Форель, приведший данный случай во II томе своего капитального труда, - история Эта скоро раскрылась и таким образом была пресечена в корне". - "Я лично наблюдал в кантоне Цюриха, - говорит тот же ученый двумя страницами дальше, - последовательниц секты пастора Целлера в Меннедорфе. Пастор этот олицетворяет собою род пророка, берущего на себя излечение больных и силящегося подражать Христу и Иоанну Крестителю. Благоприятные случаи действительного исцеления, легко объясняемые внушением, он, однако, ставит в связь с чудом. Истерические женщины массою окружали этого пророка, при чем личность его, как таковая, и заключала для них главные мотивы обаяния. Бывшие у меня на лечении в больнице некоторые из его поклонниц в восторженных отзывах о нем исходили исключительно из плотских побуждений. Приходится вообще сделать вывод, - заключает Форель, - что отречение человека от своей природы и стремление к чистой святости нередко дают в результате одну только . грубую чувственность, хотя и прикрывающуюся возвышенными фразами" [Ibid., 370 - 371].

   Во всех этих и им подобных случаях у народов, управлявшихся психически-нормальными властями, "пророки", "святые", "христы" и прочие религиозные авантюристы, проявлявшие так или иначе delire erotico-religieux, сажались не в царские палаты, а в психиатрические лечебницы.

   Григорий же Распутин - истеро-эпилептик, страдавший явной эротино-религиозной манией, - в результате гипноза своей "мифологической маски" покоривший больную волю "самодержавного" дегенерата (и лишь отчасти благодаря практической смётке, проявлявшейся этим хлыстом в lucida intervalla у "кормила правления"), был в России допущен "властями" к положению, совершенно исключительному не только в летописях нашей краткой "отечественной" истории, но, можно смело сказать, и в летописях всемирной, многовековой истории.

   Что сказать о нем в заключение? Что сказать вообще о "распутинском" периоде царства Романовых?

   Мне вспоминается торжественный гимн, распевавшийся так непонятно долго в нашей обширной стране.

   "Боже, царя храни!" - умильно надсаживались глотки миллионов верноподданных императора Николая II.

   Какая поистине страшная ирония судьбы звучала в словах этого тягучего гимна!

   "Боже, царя храни!" - пел народ, не подозревая, какой земной "бог" перехватывал самоуверенно эту мольбу, относя ее всецело к себе!

   "Сильный, державный", - славословили, словно в насмешку, Николая II - эту исключительно жалкую, слабовольную, личность, всецело подчиненную действительно державному сектанту.