Григорьев Аполлон Александрович - Стихотворения Н. Некрасова

p;  Лишь поздно вечером домой

   Я воротился. Кто тут был -

   У всех ответа я просил

   На то, что видел,- и во сне

   О том, что рассказали мне,

   Я бредил...

  

   А рассказали ему, или, лучше, подслушал он, весьма, кажется, простую вещь - "неторопливый" разговор двух бурлаков:

  

   - Когда-то в Нижний попадем? -

   Один сказал: - Когда б попасть

   Хоть на Илью...- "Авось придем".

   Другой, с болезненным лицом,

   Ему ответил: - "Эх напасть!

   Когда бы зажило плечо,

   Тянул бы лямку, как медведь,

   А кабы к утру умереть -

   Так лучше было бы еще!.."

  

   Да и без этого поразил его этот вой, раздающийся над Волгою, эта песня, которая тяжко заставляет задуматься Минина Островского, которую сложили

  

   Неволя тяжкая да труд безмерный,-

  

   в которой совместились

  

   Все слезы с матушки святой Руси -

   Новогородские, псковские слезы...⁹⁹

  

   Вы знаете, что Кузьму Захарьича не к одним только стонам и печали привела эта песня, с которою сливалась его великая душа в минуту скорбного раздумья...

   Но на поэта нашего только ядовито-горько подействовало жизненное впечатление:

  

   О, горько, горько я рыдал,

   Когда в то утро я стоял

   На берегу родной реки -

   И в первый раз ее назвал

   Рекою рабства и тоски!..

  

   Впечатление было глубоко, но односторонне. Одностороння, коли вы хотите, и поэтическая деятельность, развившаяся из этого горького впечатления; но односторонность эта законна: односторонность эта - великая сила. В ней нет ничего сделанного: она родилась... Поэт подавлен ей, тяжело она ему достается: его любящее сердце, по его признанию, "устало ненавидеть", но любить не научится¹⁰⁰. Из этой раз воспринятой односторонности нет выхода.

   Над всеми почти великими деятелями нашими той эпохи, когда quelques gentilshommes se sont occupes de la litterature, начиная от Пушкина, продолжая Тургеневым и кончая Ф. Достоевским, хотя этот последний достиг страдательным психологическим процессом до того, что в "Мертвом доме" слился совсем с народом,- повторялся один и тот же казус, поэтически выраженный величайшим из наших великих в стихотворении "Возрождение":

  

   Но краски чуждые с летами

   Спадают ветхой чешуей...

  

   Сам он, не переставая быть и Алеко, и Онегиным, и Дон-Хуаном, в то же время доходит до отождествления, своего воззрения с народным, пускает все больше и больше корни в почву, и бог знает еще как бы он укоренился, кабы не смерть скосила эту силу. В Лермонтове, как Гоголь справедливо заметил, готовился великий живописец русского быта¹⁰¹. Тургенев, начавши идеализацией блестящих типов вроде Василья Лучинова, сам разбил их смехом Гамлета Щигровского уезда; от грустного и серенького колорита "Записок охотника" перешел к простым и вместе ярким краскам "Дворянского гнезда" - возвратом на почву, любовью к почве, разумным смирением перед почвою, верою в ее силы, хотя бы силы эти были и неподвижны, сидели сиднем, как Увар Иванович в "Накануне".

   Ничего подобного этому процессу нравственному нет и быть не может в людях другой эпохи нашей литературы. Они все связаны кровно с почвою, никогда с ней не разъединялись,- даже и тогда, когда задавали себе, как Кольцов, глубокомысленнейшие задачи, даже и тогда, когда противопоставляли, как Островский, требования избранной, идеальной натуры своей "Бедной невесты" требованиям среды, ее окружающей, даже и тогда, когда кипят горем и негодованием, как Некрасов... Люди почвы, они даже тщетно захотели бы от нее оторваться.

   Некрасову, под влиянием его "музы мести и печали", часто хотелось бы уверить и нас всех, да, может быть, и себя, что он не поэт. Помните, что говорит он:

  

   Нет в тебе поэзии свободной,

   Мой суровый, неуклюжий стих...

  

   Нет в тебе творящего искусства...

   Но кипит в тебе живая кровь,

   Торжествует мстительное чувство,

   Догорая, теплится любовь¹⁰².

  

   Но ведь это очевидная неправда. Во-первых, он поэт - и большой поэт - там, где праведно торжествует мстительное чувство, и догорание его любви стоит иногда несравненно более сатириазиса любви некоторых муз, а во-вторых, он большой поэт своей родной почвы...

   Ведь он любит ее, эту родную почву, как весьма немногие. Ведь ему даже она одна только, в противоположность нам, людям той эпохи, людям западных идеалов, и мила. Он искренно признается в этом, так же искренно, как фанатически поклонявшийся родной почве Хомяков сознавался в благоговении перед светилами, которые

  

  

  

   ...мерцают, догорая,

   На дальнем западе, стране святых чудес¹⁰³.

  

   Ведь вот он что говорит, например:

  

   Все рожь кругом, как степь живая,

   Ни замков, ни морей, ни гор...

   Спасибо, сторона родная,

   За твой врачующий простор!

   За дальним Средиземным морем,

   Под небом ярче твоего,

   Искал я примиренья с горем -

   И не нашел я ничего!

   Я там не свой: хандрю, немею,

   Не одолев свою судьбу,

   Я там погнулся перед нею...

   Но ты дохнула - и сумею,

   Быть может, выдержать борьбу!¹⁰⁴

  

   Поставьте в параллель с этою искренностью любви к почве первые, робкие, хотя затаенно-страстные признания великого Пушкина в любви к почве в "Онегине" - и вы поймете... конечно, не то, что "если б не обстоятельства, то Некрасов был бы выше Пушкина и Лермонтова", а разницу двух эпох литературы. Припомните, тоже полусардоническое, язвительное, но тоже страстное признание почве в любви к ней Лермонтова ("Люблю я родину"¹⁰⁵ и проч.) и потом посмотрите, до какого высокого лиризма идет Некрасов, нимало не смущаясь:

  

  

  

   ...Я узнаю

   Суровость рек, всегда готовых

   С грозою выдержать войну,

   И ровный шум лесов сосновых,

   И деревенек тишину,

   И нив широкие размеры...

   Храм божий на горе мелькнул

   И детски чистым духом веры

   Внезапно на душу пахнул.

   Нет отрицанья, нет сомненья -

   И шепчет голос неземной:

   "Лови минуту умиленья,

   Войди с открытой головой!

   Как ни тепло чужое море,

   Как ни красна чужая даль,

   Не ей поправить наше горе,

   Размыкать русскую печаль!

   Храм воздыханья, храм печали -

   Убогий храм земли твоей:

   Тяжеле стонов не слыхали

   Ни римский Петр, ни Колизей!

   Сюда народ, тобой любимый,

   Своей тоски неодолимой,

   Святое бремя приносил -

   И облегченный уходил!

   Войди! Христос наложит руки

   И снимет волею святой

   С души оковы, с сердца муки

   И язва с совести больной..."

   Я внял... я детски умилился...

   И долго я рыдал и бился

   О плиты старые челом,

   Чтобы простил, чтоб заступился,

   Чтоб осенил меня крестом

   Бог угнетенных, бог скорбящих,

   Бог поколений, предстоящих

   Пред этим скудным алтарем!¹⁰⁶

  

   Поэт! поэт! Что же вы морочите-то нас и "неуклюжим стихом" и "догоранием любви"?

   Глубокая любовь к почве звучит в произведениях Некрасова, и поэт сам искренно сознает эту любовь. Он, по-видимому, не жалеет, как Лермонтов, что этой любви "не победит рассудок", не зовет этой любви "странною". Одинаково любит он эту почву и тогда, когда говорит о ней с искренним лиризмом, и тогда, когда рисует мрачные или грустные картины; и мало того, что он любит: его поэзия всегда в уровень с почвою - тогда ли, когда в мрачный, сырой осенний вечер, с поэтически-ядовитым озлоблением передает заседание "клуба вороньего рода" и с наружным равнодушием и внутреннею глубокою симпатиею разговор двух старушонок, сошедшихся у колодца; тогда ли, когда в душной больнице подсматривает он высокую сцену поднятия любовию падшего человека и слышит

  

   ...всепрощающий голос любви,

   Полный мольбы бесконечной,-

  

   тогда ли, когда изображает видение, обратившее кащея Власа в божьего странника¹⁰⁷, хоть это видение и не имеет счастия нравиться критику "Отечественных записок", который искал, искал в варенцовском, бессоновском¹⁰⁸ и псевдоякушкинском сборнике разных ужасов, между прочим, шестикрылатого черного тигра; тогда ли, когда простодушно передает он "деревенские новости", не заботясь - что, впрочем, не похвально - о форме передачи; тогда ли, когда так же безыскусственно и до наивности искренно любуется крестьянскими детьми-шалунами¹⁰⁹. Не все это, на что я указываю, художественно: напротив, на многом, к сожалению, есть и пятна, многое страдает неизвинительною небрежностью отделки, но во всем этом почвою пахнет. Там же, где поэт, видимо, заботился и о художественности,- рисует ли он с мрачною злобою "Псовую охоту", кончая свою поэму ядовитым двустишием:

  

   Кто же охоты собачьей не любит.

   Тот в себе душу заспит и погубит...-

  

   обращается ли он к родине с нежной и покорной любовью сына - отожествление с почвою выступает, разумеется, еще ярче. В этом отношении особенно знаменательно начало "Саши", полное высокой поэзии и своим сдержанным лиризмом служащее как бы приготовлением к вышеприведенному мною порыву лиризма беззаветно искреннего.

  

   Словно как мать над сыновней могилой,

   Стонет кулик над равниной унылой;

   Пахарь ли песню вдали запоет -

   Долгая песня за сердце берет;

   Лес ли начнется - сосна да осина...

   Не весела ты, родная картина!

  

   Да, не весела!.. Но пусть не весела: молчит "озлобленный ум" поэта,- а молчит он потому, что

  

   Сладок мне леса знакомого шум,

   Любо мне видеть знакомую ниву -

   Дам же я волю благому порыву...

  

   Сердце поэта устало питаться злобою: любящим сыном воротился он к родине, и сколь бы ни нагнали тоски ее вечные бури, он стоит перед нею побежденный...

  

   Силу сломили могучие страсти,

   Гордую волю погнули напасти,

   И про погибшую музу мою

   Я похоронные песни пою.

   Перед тобою мне плакать не стыдно,

   Ласку твою мне принять не обидно.

   Дай мне отраду объятий родных,

   Дай мне забвенье страданий моих!

   Хмелью измят я... ¹¹⁰ и скоро я сгину...

   Мать не враждебна и к блудному сыну:

   Только что ей я объятья раскрыл -

   Хлынули слезы, прибавилось сил,

   Чудо свершилось: убогая нива

   Вдруг просветлела, пышна и красива,

   Ласковей машет вершинами лес,

   Солнце приветливей смотрит с небес.

  

   Но чуда, собственно, нет тут никакого. Это не покаяние, не возврат, не пушкинское "Возрождение". Поэт никогда не разрывался с почвою, всегда любил ее: я указывал пример, где и раздраженный болезненно, как в "Псовой охоте", и негодующий и тоскующий, или правильно, или неправильно, - он все-таки не сходит с почвы, а постоянно стоит на ней.

   Удивительная, между прочим, вещь эта небольшая поэма "Саша". У меня к ней глубокая симпатия и вместе антипатия: симпатия к ее краскам и подробностям, антипатия за то, что она весьма удобно поддается аллегорическому толкованию... Она ведь могла, право, быть озаглавлена так: "Саша, или Сеятель и почва". Но поразительно прекрасны ее краски и подробности воспитания героини. Тут все пахнет и черноземом, и скошенным сеном; тут рожь слышно шумит, стонет и звенит лес; тут все живет, от березы до муравья или зайца, и самый склад речи веет народным духом.

   Но особенно удивительна по форме своей поэма "Коробейники". Тут является у поэта такая сила народного созерцания и народного склада, что дивишься поистине скудости содержания при таком богатстве оболочки. Явно, что содержание нужно было поэту только как канва для тканья. Доказывать моей мысли насчет этой поэмы я не стану, то есть не стану ни приводить ее беспрестанно сменяющихся картин, в рамы которых вошло множество доселе нетронутых сторон народной жизни, картин, писанных широкою кистью, с разнообразным колоритом, ни обличать, что содержание только канва. Одной этой поэмы было бы достаточно для того, чтобы убедить каждого, насколько Некрасов поэт почвы, поэт народный, то есть насколько поэзия его органически связана с жизнию.

   Но народная натура поэта тронута цивилизациею. Как именно подобная впечатлительная и страстная натура выдерживает натиск цивилизации - могло бы составить предмет огромной статьи, вроде статьи о "Темном царстве" покойного Добролюбова; но, имея в виду статью литературно-критическую, а не общественно-критическую, я, по возможности сжато постараюсь представить в следующем, последнем отделе черты этого замечательного психологического процесса, проследивши их исключительно в произведениях нашего поэта.

  

  

   Лет двадцать, а может быть, даже и пятнадцать тому назад еще существовал тот Петербург, который внушил Гоголю множество пламенно-ядовитых страниц, Некрасову множество горьких стихотворений, Панаеву несколько блестящих очерков и водевилистам множество куплетов, считавшихся в александрынском мире остроумными. То был действительно какой-то особенный город, город чиновничества, с одной стороны, город умственного и нравственного мещанства, город карьер и успехов по службе, где всякое искусство заменяли водевили александрынской сцены, отдохновение - преферанс. Зато, с другой стороны, это был город исключительно головного развития русской натуры. Русские даровитые головы работали в нем напряженно, вся кровь приливала у них к голове и только желчь оставалась в сердце. Они ненавидели город, в котором судьба обрекла их работать, и вместе любили его, или, лучше сказать, испытывали в отношении к нему какое-то лихорадочное, болезненное чувство, преувеличивая, может быть, его язвы, возводя иногда в значение жизненных явлений то, что было, в сущности, миражем. Припомните хоть "Невский проспект" Гоголя - и вы поймете, что я хочу сказать. Великий изобразитель "пошлости пошлого человека", сам того не зная, довел изображение пошлости до чего-то грандиозного, почти что дошел до отношения великого автора "Comedie humaine" {"Человеческой комедии" (фр.).}¹¹¹ к его Парижу. Вспомните также первые произведения поэта "Униженных и оскорбленных", в особенности "Двойника", эту тяжелую, мрачную и страшно утомляющую этюду явлений не жизненных, а чисто миражных, и произведения писателей его школы, в особенности Буткова,- болезненные, горькие, ядовитые отражения странной, не органической, а механической жизни. В этой тиши все, малейшие даже, явления действовали на чуткие натуры болезненно-раздражительно, отчасти даже фантастически. Это особое, действительно фантастическое настройство впечатлений, стоящее подробного, исторического изучения. В так называемой школе сентиментального натурализма сказалась вся глубокая симпатичность русской души и вся способность ее к болезненной раздражительности.

   Предоставляя себе впоследствии побеседовать с читателями и об этой полосе нашего нравственного развития, и о бывалом Петербурге¹¹², тем с большим правом, что некогда сам я воспевал его, любя в нем

  

   ...под ледяной корой

   Его страдание больное,-

  

   страдая болезненными бессонницами в его

  

   ночи финские с их гнойной белизной¹¹³,

  

   я здесь ограничиваюсь только намеком, достаточным, впрочем, относительно настоящего предмета моих рассуждений.

   Много воды утекло в пятнадцать или двадцать лет. Петербурга-формалиста, Петербурга-чиновника, даже Петербурга-воина, опоэтизированного Пушкиным в "Медном всаднике", нет более, или, по крайней мере, он уже не тревожит, не раздражает болезненно чуткие натуры: он доживает где-то в отдаленных закоулках, не мечется больше в глаза даже на Невском проспекте, ибо "полусвет", который с таким упорством и с действительным талантом, потраченным на малое дело, изображал покойный Панаев¹¹⁴,- уже не исключительно петербургское, а общее европейское явление,- если можно назвать его явлением. В настоящем Петербурге есть только две оригинальности: в трактирах его подают московскую селянку, которую в Москве делать не умеют, а за Невой есть у него Петербургская сторона, которая гораздо больше похожа на Москву, чем на Петербург. Даже остроумные размышления о нем автора "Станции Едрово"¹¹⁵ потеряли свою соль с тех пор, как серединной станцией стало не Едрово, а Балагово. Железная жила оттянула кровь от головы,- и, право, славянофильская вражда к Петербургу в настоящую минуту лишена даже смысла. Петербург теперь город как всякий другой. Москвичи по этому поводу говорят с обычной им московской гордостью, что это с тех пор, как он стал расти к стороне железной дороги, то есть к Москве. Так как я сам москвич, то вы, конечно, и не потребуете от меня ренегатства от мнений соотчичей.

   Как бы то ни было, но прежнего, болезненно раздражавшего и вместе по-своему типического Петербурга нет более. Жалеть ли об этом? Не думаю, чтобы стоило. Это было не жизненное, а миражное типическое - тусклые картины с сереньким колоритом, не более. Лучшее действие их, этих тусклых картин, было отрицательное. Положительное же действие находило себе литературное выражение в фельетонах Булгарина, в драматургии Александринского театра; оно вызвало горькую и ядовитую, несмотря на веселый тон, сатиру Панаева "Тля", которую (столько в ней возвышенности и негодования!) как будто бы продиктовал сам Белинский.

   Речь моя о Петербурге бывалых времен вела к определению импульсов поэзии Некрасова. С этой болезненно раздражающей миражной жизнью "муза мести и печали" стояла всегда лицом к лицу, но, к сожалению, не всегда выстаивала с достоинством, не всегда стояла над нею, а иногда становилась в уровень с нею. Почти что так же зловредно (позволю себе это неучтивое сравнение), как фабричная цивилизация действует на впечатлительно-страстные натуры из русских натур, подействовала миражная цивилизация на эту музу. Глубокая натура Кольцова, столкнувшись с цивилизацией, преклонилась перед ее высшими вопросами и, может быть, была разбита слишком сильным приемом их сразу. Художественно-спокойная и самообладающая натура другого человека народа, Островского, не знала даже и столкновения, прямо и ясно смотря вперед. Страстная натура Некрасова вполне вдалась в миражную жизнь и, нечего греха таить, часто поддавалась ей, испытала как ее отрицательные влияния, то есть ужас от пошлости, так, к несчастию, и положительные. Неизгладимая печать увлечений миражной жизнью легла на его произведения то желчными пятнами, то - увы! - отзывами пошлых водевильных куплетов. Едва ли нужно доказывать это. Поэт сам - а его-то преимущественно имел я в виду - знает грехи своей музы, а слепые поклонники его все равно же будут безразлично восторгаться и правым и неправым его негодованием, будут наравне с чистыми и возвышенными его вдохновениями, каковы "В дороге", "Огородник", "Когда из мрака заблужденья..." "Тройка", "Из Ларры", "Вино" (хотя "Отечественным запискам" и не нравится это стихотворение), "Маша", "Памяти -ой" (грустной элегией, испорченной, к сожалению, чем-то водевильным в тоне), "Буря", "В деревне", "За городом", "Тяжелый крест достался ей на долю...", "На родине", "В больнице", "Последние элегии", "Застенчивость", "Несжатая полоса", "Забытая деревня", "Школьник", "Тишина", "Убогая и нарядная", "Песня Еремушке", "Знахарка", "Деревенские новости" (пусть они, эти новости, и лишены всякой художественной формы, но свежо и чисто их содержание), "Плач детей", "На Волге", "Похороны", "Княгиня", "Начало поэмы", "В столицах шум, гремят витии...", "Охота", "Саша", "Поэт и гражданин", "О погоде", "Крестьянские дети", "Коробейники" - наравне, говорю я, с этими почти что безупречными по вдохновению произведениями восторгаться Ванькой ражим, и "Свадьбою", и "Нравственным человеком", и "Прекрасной партией", которую как будто писал знаменитый автор "Булочной" и "Отелло на Песках"¹¹⁶ и "Филантропом", достойным пера обличительных поэтов "Искры". Их не уверишь, например, что только ненормально настроенному чувству придет в голову при виде свадьбы простого человека с простой женщиной ряд предположений, более относящихся к средним сферам; не уверишь также и в том, что неестественна, водевильна форма стихотворения "Нравственный человек", что в нем страшно мешает впечатлению эстетическому местоимение я; их даже и в том не убедишь, что стихотворение о двенадцатом годе просто дурно, как чисто личное капризное впечатление.

   Исчисляя лучшие по вдохновению стихотворения поэта, я не без намерения пропустил три из них, наиболее действующие на публику и даже на меня лично весьма сильно действующие: "Еду ли ночью по улице темной...", "Влас" и поэму "Несчастные". Конечно, поэт не виноват, что из первого стихотворения эмансипированные барыни извлекают замечательно распутную теорию, но он виноват в том, что не совладал сам с горьким стоном сердца, не встал выше его, чем-нибудь во имя жизненной и поэтической правды не напомнил о возможности иного психологического выхода, нежели тот исключительный, который он опоэтизировал. Ему даже и на улицах Петербурга попадались, вероятно, женщины с маленькими гробиками, нередко довольно наполненными медными деньгами благочестивого и доброго русского люда. В величавом образе Власа тоже есть капризная исключительность взятого поэтом психологического процесса. Поэму "Несчастные" портит апология Петра, совершенно не идущая ни к ее тону, ни к лицу, в ней изображаемому¹¹⁷.

   Даже и в лучших по вдохновению, исчисленных мною стихотворениях нет во многих строгой выдержанности художественной формы. Великая, но попорченная народная сила - "муза мести и печали"!..

  

  

   Впервые: Время, 1862, No 7, отд. II, с. 1-46. Печатается по: Изд. 1967, с. 442-493.

  

   ¹ Правильно: "Записки из Мертвого дома".

   ² В первой статье "Граф Л. Толстой и его сочинения" (Время, 1862, No 1). Окончание появилось уже после статьи о Некрасове (там же, No 9). Действительно, в первой статье Г. главным образом характеризовал свое отношение к современной критике, почти не касаясь творчества писателя.

   ³ Белинский отрицательно отзывался об "Анджело" в цикле "Сочинения Александра Пушкина", статья одиннадцатая.

   ⁴ Имеются в виду рецензия С. С. Дудышкина "Козьма Захарьич Минин-Сухорук, новая драма г. Островского" (Отеч. зап., 1862, No 1), анонимная статья "Не плюй в колодезь - пригодится" (Светоч, 1862, No 3) и рецензия Н. Омеги (Н. Щербины) (БдЧ, 1862, No 6). Позднее Г. сам напишет статью о драме А. Н. Островского "Козьма Захарьич Минин-Сухорук" "По поводу одного малозамечаемого современною критикою явления. Письмо из Оренбурга к Н. Косице. Первое письмо" (Якорь, 1863, No 2).

   ⁵ Очевидно, подразумеваются В. П. Боткин, П. В. Анненков, И. С. Тургенев.

   ⁶ В статье самого Г. "О постепенном, но быстром и повсеместном распространении невежества и безграмотности в российской словесности", подписанной "Один из многих ненужных людей" (Время, 1861, No 3, отд. IV, с. 42).

   ⁷ Косвенный упрек содержится в статье Дудышкина.

   ⁸ В демократической журналистике 1860-х годов стих. Фета служили постоянной мишенью для насмешек и пародий (см., например, Д. Л. Михаловского "Шекспир в переводе г. Фета" - Совр., 1859, No 6).

   ⁹ Несправедливо сближал "Отцы и дети" с романом В. И. Аскоченского (псевдоним: "Кочка-Сохрана") М. А. Антонович в статье "Асмодей нашего времени" (Совр., 1862, No 3, отд. II, с. 110-114). Н. Н. Страхов защищал роман Тургенева в статье "Отцы и дети" И. С. Тургенева" (Время, 1862, No 4): критик видел в романе торжество жизни, любви, поэзии над нигилизмом. Эти идеи были, конечно, близки и Григорьеву.

   ¹⁰ Цитата из оды Горация "К Вакху" (кн. II, ода XIX).

   ¹¹ Статья П. Кускова "Отцы и дети". Новый роман И. Тургенева" (Светоч, 1862, No 4).

   ¹² Имеется в виду посмертная публикация статьи К. С. Аксакова "Наша литература" (День, 1861, No 1). Ср. полемический отзыв Ф. М. Достоевского "Последние литературные явления. Газета "День" (Время, 1861, No 11).

   ¹³ Луна соединится с землею - см.: изд. 1967, с. 444.

   ¹⁴ "Свежатинка" - ироническое словообразование в духе Базарова, восхищавшегося свежестью Кати ("Отцы и дети", гл. XVI).

   ¹⁵ О "соблазнительной ясности" Страхов говорил в статье "Еще о петербургской литературе" (Время, 1861, No 6, отд. Н, с. 154).

   ¹⁶ Статья В. Крестовского "Стихотворения Н. Некрасова" (Русское слово, 1861, No 12). Ниже следуют две цитаты из этой статьи (с. 63, 64).

   ¹⁷ Речь идет об одном из действительно неудачных стих. Н. А. Некрасова "Так, служба! сам ты в той войне..." (1848), в котором натуралистически описывается убийство крестьянами семьи пленного француза в 1812 г.

   ¹⁸ Цитата из стих. Пушкина "Полководец" (1835).

   ¹⁹ Гверильясы - испанские партизаны (имеется в виду партизанская война в Испании против армии Наполеона в 1808- 1814 гг.).

   ²⁰ Г. ошибся: героическая оборона Севастополя во время Крымской войны 1854-1856 годов описана Некрасовым не в стихотворении "На Волге", а в поэме "Тишина" (1857).

   ²¹ Евангелие от Матфея, глава 26, ст. 73.

   ²² Речь идет о статье С. С. Дудышкина "Стихотворения Н. Некрасова" (Отеч. зап., 1861, No 12).

   ²³ Цитата из стих. Некрасова "Блажен незлобивый поэт..." (1852).

   ²⁴ В неискренности Шатобриана обвиняли многие деятели европейской культуры, в том числе Жорж Санд.

   ²⁵ Неточная цитата из стих. Лермонтова "Пророк" (1841).

   ²⁶ Цитата из стих. Пушкина "Поэт и толпа" (1828).

   ²⁷ Реминисценция из стих. Пушкина "Ответ анониму" (1830).

   ²⁸ Ср. стих. Пушкина "Я памятник себе воздвиг нерукотворный..." (1836).

   ²⁹ Гораций. Послания, книга 1, послание шестое.

   ³⁰ Имеется в виду статья С. С. Дудышкина "Пушкин - народный поэт" (Отеч. зап., 1860, No 4), где под "Народностью" критик понимал широкую известность писателя в простом народе (главным образом в крестьянстве) и на этом основании отказывал Пушкину в народности.

   ³¹ Имеются в виду "Народные русские сказки" А. Н. Афанасьева, вып. 1-8. М., 1855-1863. К моменту написания статьи вышло в свет шесть выпусков.

   ³ Псевдоякушкинский сборник - "Русские песни из собрания П. И. Якушкина" (Отеч. зап., 1860, No 4-7, 9, 12. Приложения). "Псевдо" - потому, что Якушкин широко представил песни в записях других собирателей. Большое собрание песен передал ему, в частности, сам Г. (например, только в No 4 Отеч. зап. опубликовано шестнадцать песен в его записях). Сборнику Якушкина Григорьев посвятил большую статью "Русские народные песни с их поэтической и музыкальной стороны" (Эстетика, с. 175-229).

   ³³ Раскольнические стихи были опубликованы в статье А. Пыпина "Народные стихи и песни" (Отеч. зап., 1858, No 1).

   ³⁴ Одна из главных идей диссертации Н. И. Надеждина "Опыт о романтической поэзии" (1830).

   ³⁵ Имеется в виду заключительный монолог Автора в "Театральном разъезде после представления новой комедии" Н. В. Гоголя.

   ³⁶ Появление сборника стих. Некрасова 1856 года вызвало бурю недовольства в правящих кругах. Особым циркуляром министра внутренних дел С. С. Ланского от 19 ноября 1856 года запрещались печатные отзывы о сборнике какого бы то ни было содержания.

   ³⁷ Очевидно, намек на статью Н. А. Добролюбова "Что такое обломовщина?" (1859). Относительно "молчания" о Достоевском Г. не прав: проживая в Оренбурге, он, очевидно, не читал статьи Н. А. Добролюбова "Забитые люди" (Совр., 1861, No 9).

   ³⁸ Под "современниками" Дудышкин подразумевал редакцию Совр. Текст, взятый в кавычки, в таком виде отсутствует на страницах Совр. Очевидно, имеется в виду анонимная рецензия на сб. "Перепевы" (Совр., 1860, No 8; автор - Н. А. Добролюбов), где говорилось, что появился поэт, способный слить в своем творчестве воедино сильные стороны таланта его предшественников, однако "события" (подразумевались последние годы николаевского царствования) "уничтожили всякую возможность высказаться и развиться в новом таланте тому направлению, которое с двух разных сторон, после Пушкина, пробивалось у нас в Кольцове и Лермонтове". Несомненно, под "новым талантом" Добролюбов имел в виду Некрасова.

   ³⁹ Стих. Некрасова "Памяти приятеля" (1853) действительно посвящено Белинскому.

   ⁴⁰ Цитаты из указанной выше статьи Дудышкина (с. 77-81, 83, 87-89, 120).

   ⁴¹ "Антон Горемыка" - повесть Д. В. Григоровича (1847).

   ⁴² Цитата из стих. Некрасова "Родина" (1846).

   ⁴³ Наташа - героиня повести И. И. Панаева "Родственники".

   ⁴⁴ Роман Петрович - герой повести П. Н. Кудрявцева "Последний визит".

   ⁴⁵ Цитата из эпиграммы Тургенева на П. Н. Кудрявцева "Он хлыщ, но как он тих и скромен...". Здесь отразилось типичное для Г. отождествление автора с его героем.

   ⁴⁶ Неточная цитата из первого "Монолога" Н. П. Огарева.

   ⁴⁷ Лишний человек - герой повести Тургенева "Дневник лишнего человека".

   ⁴⁸ Цитата из "Полтавы" (песнь третья).

   ⁴⁹ Сто-один - псевдоним А. Д. Галахова, взятый, очевидно, из заглавия пятнадцатитомного французского сборника "Париж, или Книга ста одного" ("Paris ou le livre de cent-et-un, t. 1-15, Paris, 1831-1834) - собрания "физиологических очерков" ста одного писателя. Сборник повлиял на становление русской "натуральной школы", в том числе и на Галахова, автора повестей, написанных в духе этой школы, - "Записки человека" (1847), "Кукольная комедия" (1847) и др.

   ⁵⁰ Н. П. Огарев.

   ⁵¹ Русская беседа, 1857, т. 1, кн. 5, отд. IV, с. 18.

   ⁵² Цитата из стих. Некрасова "Пьяница" (1845).

   ⁵³ Г. односторонне истолковывает здесь творчество молодого Достоевского как "протест" против гоголевского "отрицания": во-первых, в произведениях Гоголя гуманизм звучал не менее сильно, чем у автора "Двойника", а во-вторых, в "Бедных людях" Достоевского "отрицание" играет тоже значительную роль. Взаимоотношение творческих манер двух писателей значительно более сложно.

   ⁵⁴ См. примеч. 6.

   ⁵⁵ Цитата из стих. "Извозчик" (1855).

   ⁵⁶ Цитата из "Выбранных мест из переписки с друзьями" (гл. IV).

   ⁵⁷ В своих статьях 1850-х годов Г. неоднократно неодобрительно отзывался об "односторонне-отрицательном" направлении в поэзии Некрасова - признанного главы "натуральной школы"; наиболее подробно об этом - см. в статье "И. С. Тургенев и его деятельность", статья первая, глава VIII.

   ⁵⁸ См. примеч. 10 к статье "Реализм и идеализм в нашей литературе". Возможно, имеются также в виду односторонние суждения Писарева, скептически смотревшего на роль поэзии и искусства в жизни общества.

   ⁵⁹ Цитата из думы Рылеева "Войнаровский" (1825).

   ⁶⁰ Цитата из стих. Пушкина "Поэт и толпа" (1828).

   ⁶¹ Речь идет о романтической критике конца 1840-х - начала 1850-х годов, то есть прежде всего о критике самого Г. (впрочем, ниже к "обиженной" критике он отнесет и В. П. Боткина).

   ⁶² Такая цитата у Э. Ренана не обнаружена. Очевидно, имеется в виду следующее место из предисловия Ренана к сборнику "Труды по истории религии" ("Etudes d'histoire religieuse", Paris, 1857: "Les hommes se reunissent par leurs pensees etroites bien plus que par leurs pensees larges" ("люди объединяются своими узкими мыслями лучше, чем широкими").

   ⁶³ Цитата из стих. Некрасова "Вор" (цикл "На улице", 1850).

   ⁶⁴ Г. вспоминает свою статью "Обозрение наличных литературных деятелей" (Москв., 1855, No 15-16).

   ⁶⁵ См. примеч. 49 к статье первой "Взгляд на русскую литературу...".

   ⁶⁶ Наиболее подробно Г. говорил об этом в своих статьях "Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина" (наст. том, с. 123) и "Белинский и отрицательный взгляд в литературе" (Эстетика, с. 311).

   ⁶⁷ Здесь и в дальнейшем под "Бельтовыми" Г. подразумевает кружок Герцена, так как он не мог прямо говорить ни о "государственном преступнике" Герцене, ни о социалистических его убеждениях.

   ⁶⁸ Речь идет об увлечении Жорж Санд масонскими идеями (изображение тайного общества "Невидимых" в романе "Графиня Рудольштадт").

   ⁶⁹ Евангелие от Матфея, гл. 6, 7.

   ⁷⁰ Цитата из цикла Дж.-Г. Байрона "Еврейские мелодии" (1814).

   ⁷¹ Подразумеваются статьи Г. "москвитянинского" периода, в частности, "Русская изящная литература в 1852 году" (Изд. 1967, с. 41-111).

   ⁷² Намек на поэму Д. Д. Минаева "Мишура" (1861), в которой отразилось влияние некрасовской сатиры.

   ⁷³ Александрынские драматурги - пишущие для Александрийского театра в Петербурге.

   ⁷⁴ Имеются в виду пьесы А. Красовского, А. А. Потехина, М. Н. Владыкина и других подражателей Островского.

   ⁷⁵ Г. излагает здесь идеи "мифологической школы" в фольклористике, берущей начало от работ братьев В. и Я. Гримм (в России виднейший представитель школы - Ф. И. Буслаев), использовавшей методы сравнительного индоевропейского языкознания.

   ⁷⁶ Имеются в виду известные пропагандисты русской литературы в Европе: П. Мериме, Фарнгаген фон Энзе, Ф. Боденштедт.

   ⁷⁷ "Le Pere Duchesne" - якобинский листок, издававшийся в период Великой французской революции.

   ⁷⁸ Цитата из драмы А. Н. Островского "Бедность не порок" (действие 1, явление 5).

   ⁷⁹ Очевидно, имеется в виду книга Ф. И. Буслаева "Исторические очерки русской народной словесности и искусства". СПб. 1861, где в духе мифологической школы славянская поэзия сравнивалась с народным творчеством других европейских народов.

   ⁸⁰ Речь идет об анонимном фельетоне под рубрикой "Литературная летопись", где уничижительно характеризуется сборник "Песни, собранные П. В. Киреевским" (СПб. 1860, вып. 1) и вообще русский фольклор ("Санкт-Петербургские ведомости", 1861, No 109, 18 мая, с. 623-624). Так как обычно автором это