Главная » Книги

Груссе Паскаль - Через океан, Страница 9

Груссе Паскаль - Через океан


1 2 3 4 5 6 7 8 9

важность этого.
   Он поспешил позвать на помощь, и вскоре один инженер и двое рабочих очутились около него на железных мостках. Они также отчетливо слышали удары и были того же мнения, что эти удары могли быть только сигналами запоздавшего путешественника. Но такое объяснение нисколько не облегчало его положения, а помощь, по всей вероятности, была крайне необходима.
   Удары уже прекратились!.. Быть может, Раймунд Фрезоль задыхался в это мгновение?.. Четверо бледных и перепуганных мужчин без слов смотрели друг на друга, представляя себе, каждый по-своему, драму, происходившую в подводном гробу...
   Вдруг Морица Бенуа охватил порыв человеколюбия.
   - Никто не скажет, что я дал ему погибнуть, не попытавшись вытащить его оттуда! - закричал он, снимая свой жилет, - иду туда!..
   И, не говоря ни слова, он спустился к трубе и пополз вдоль нее. Предприятие оказалось легче, чем он думал. Труба, в то время совершенно пустая, была насквозь пропитана нефтью и издавала не очень приятный аромат, но эта нефть облегчала путь для исследования, что являлось важным преимуществом.
   Едва прополз он на четвереньках несколько метров, оставив позади себя дневной свет, как вдруг увидал впереди на довольно неопределенном, но, вероятно, незначительном расстоянии, какой-то свет, в происхождении которого нельзя было ошибиться: свет электрической лампы Раймунда, отражавшийся на стенках трубы через оба полупортика вагона.
   Это было для Морица Бенуа сильным побуждением к тому, чтобы упорно продолжать свое отважное предприятие Через две минуты он коснулся вагона, и, ударив тотчас по его обшивке, радостно спросил: "Вы тут, господин Фрезоль? Мужайтесь! Помощь близка!"
   Он не получил ожидаемого ответа, то есть, правильнее сказать, получил ответ от Кассулэ, который, услышав в своей тюрьме этот удар по железу и охваченный смутной надеждой, возобновил свои сигналы.
   Мориц Бенуа был решительный и находчивый человек. Он не стал терять времени на рассуждения. Ухватив вагон винтовым ключом, оказавшимся у него под рукой, он стал поспешно пятиться к устью трубы, влача за собой аппарат. Покатость сифона, форма и относительная легкость железного футляра, стенки, смазанные нефтью, - все это облегчало его работу. Мориц Бенуа, однако, совсем измучился, достигнув железных мостков.
   - Вот!.. Открывайте скорее вагон!
   - Несчастный господин Фрезоль не отвечал мне! - сказал он, задыхаясь, весь перепачканный нефтью, с отчаянным запахом, но сияя от своего подвига. Инженеры и оба работника подтащили к себе цилиндрический ящик.
   К их величайшему удивлению, за первым оказался другой вагон, настолько плотно въехавший в резервуары для сжатого воздуха первого, что он составлял с ним как бы целое; затем третий ящик, остановившийся таким же образом.
   Можно было подумать, что это вагоны поезда-лилипута сошли с рельс и врезались один в другой.
   Нельзя было терять ни минуты. Поспешили развинтить эти гробы. Сначала гроб Раймунда, который лежал на своем кожаном матраце бледный, с закрытыми глазами, но, к счастью, еще с признаками жизни. Затем гроб Кассулэ, который ни на минуту не ощущал недостатка воздуха и вырвался из своей тюрьмы, как птица из клетки... Наконец, гроб Ромпера, который одним прыжком бросился в нефтяное озеро и поплыл к берегу, с радостью чувствуя себя на свободе.
   Между тем поднялись хлопоты вокруг Раймунда; его перенесли на набережную озера, делали искусственное дыхание, как утопленнику, растирали его. Эти усилия живо вернули его к жизни. Он испустил глубокий вздох, открыл глаза и осмотрелся.
   Направо - красное кирпичное здание, паровой завод пневматических машин, квартиры инженеров и служащих; налево - озеро, шириной в два или три километра, окаймленное каменной набережной и огороженное кругом высоким деревянным забором. А дальше, наконец, знакомый профиль холмов...
   "Val-Tre'gonnec!.. Я в Val-Tre'gonnec'e!" - сказал себе Раймунд и вдруг вспомнил все приключение, свое опоздание, свой неотложный приезд...
   - Который час? - спросил он, приподнимаясь на локте.
   - Двадцать минут одиннадцатого! - ответил инженер.
   - А бракосочетание?.. Где?.. в котором часу?..
   - В одиннадцать часов!.. в мэрии Бреста! Раймунд вскочил на ноги с почти нечеловеческим усилием.
   - Мне надо туда сейчас же бежать! - сказал он. Инженер хотел его задержать, по крайней мере, заставить подкрепиться чем-нибудь.
   - Этого будет достаточно! - ответил тот, поднося к своим губам фляжку водки, которая была у него в кармане.
   - Мои бумаги и какой-нибудь экипаж, пожалуйста! - добавил он тоном, не позволявшим его более задерживать.
   - Господин Куртисс оставил для вас карету! - объявил Мориц Бенуа. - Он хотел подождать вас лишних пять минут, но пробило десять часов и пора было ехать... ему пришлось отправиться с другими.
   Бравый помощник говорил это совершенно просто, как будто бы ждать путешественника, едущего прямо из Америки в подводном поезде, в течение пяти-шести минут было самым обыденным делом. Что касается Раймунда, то он даже не заметил этой оригинальности.
   В сопровождении Кассулэ, который не для того приехал так издалека, чтобы легко выпустить его, Раймунд вскочил в карету и крикнул кучеру:
   - В ратушу Бреста!.. Загоните лошадей, но будьте там до одиннадцати часов!
   По тону этих слов кучер ясно понял, что дело идет о жизни и смерти, и пустился с быстротой поезда.
   - Восемь километров! - сквозь зубы говорил Раймунд, - это будет славная штука, если мы поспеем вовремя... десять часов тридцать восемь минут... - повторял он, делая мысленно сложение и взглянув на свой хронометр, который не остановился во время всех этих событий.
   - В вашем распоряжении двадцать две минуты, предполагая даже, что мэр будет точен, вопреки обычаю всех муниципальных чиновников!
   Он вздохнул свободнее и начал надеяться, что его путешествие не окажется бесполезным.
   - Еще счастье, что мы столкнулись так близко от выхода! - сказал он, взглянув на Кассулэ.
   Вдруг ему пришла мысль, что присутствие молодого пажа здесь, на пути в Брест, являлось чем-то большим, чем простая исправность.
   - Объясните мне, сударь, - прибавил он тоном, которому напрасно старался придать суровость, - каким образом вы вместе с Ромпером находитесь здесь, вопреки моему решительному приказанию?
   Кассулэ уже заранее ожидал какого-нибудь вопроса в этом роде, и его сокрушенная физиономия ясно говорила, что он сознает важность своей вины.
   - Право, господин Раймунд, - ответил он, вертя в своих пальцах угол своей жилетки, - я не знаю, как это вам объяснить... Дело в том, что, увидев, как вы исчезли в этой черной дыре, в Far-Rockaway, я почувствовал, что не выживу до тех пор, пока получу известия о вас... и даже, что не могу ждать их до утра... Что-то говорило мне, что дело не обойдется так просто... Если господину Раймунду суждено погибнуть, думал я, то ведь я желал бы сопровождать его в это время... Если же, наоборот, он прибудет без приключений, то он так добр и извинит, что я последовал за ним. Второй вагон был там, совершенно открытый и вполне готовый... Я вскочил в него и отправился!..
   - Что же касается Ромпера, то уверяю вас, это не я его привез. Он отправился сам, или, вернее, ваш помощник решил, что лучше будет отправить его за нами! - прибавил добродетельно Кассулэ, как будто бы этот пункт истории был всего важнее.
   - Ромпер думал, наверно, так же, как и ты! - ответил молодой инженер, делая вид, что смеется над своим маленьким другом, но в глубине души очень тронутый этой беззаветной преданностью.
   - Единственное, что осталось невыясненным во всем этом, - сказал он, помолчав минуту, - это почему мы в продолжение более четверти часа оставались неподвижными в трубе и что заставило нас выйти из нее?
   - Относительно того, что способствовало нам выйти оттуда, так это, я полагаю, очень своевременная помощь господина Бенуа в Val-Tre'gonnec, но что касается причины случившегося с нами, то об этом я не знаю решительно ничего, и никто более меня не был удивлен полученным сотрясением!
   - Ты также почувствовал его?
   - Я думаю, что я немного виноват в этом, - ответил Кассулэ, сильно покраснев, - так как, очевидно, его произвел удар моего вагона о ваш.
   - Для того, чтобы твой вагон ударился о мой, должна быть причина, от которой они оба остановились; не знаешь ли ты ее? Иначе они должны были бы следовать друг за другом, не соединяясь, до скончания веков... Должна быть причина общей остановки, ее-то я и не могу определить!..
   - В то время, как мы хлопотали с вами, я слышал, как инженер сказал, что нефть перестала течь в девять часов сорок три минуты! - вскричал Кассулэ.
   - Правда?
   - И что телеграфное сообщение с Far-Rockaway прервано!..
   - Тогда все вполне понятно: случилась какая-нибудь беда с трубой! - сказал Раймунд.
   - Какая-нибудь серьезная беда?
   - Боюсь этого!
   - В таком случае она не станет больше служить, и мы также останемся последними, совершившими за семь часов переезд из Нью-Йорка в Брест, как мы теперь первые! - торжественным тоном заметил Кассулэ.
   - Эта точка зрения очень лестна для путешественников, но малоутешительна для собственников трубы! - ответил молодой инженер, внезапно сделавшись озабоченным.
   В этот момент карета, которая все время быстро неслась по дороге в Брест, резко остановилась, и одна из лошадей упала на глазах наших путешественников.
   Кучер ругался на чем свет стоит; он спустился с козел и изнемогал в напрасных усилиях снова поднять бедное животное.
   - Эта помеха много значит для меня, - сказал Раймунд, оценив одним взглядом, что потребуется не менее десяти минут для того, чтобы снова пуститься в путь. - Мы этого никогда не закончим, если будем так поступать! - прибавил он, выходя из кареты, чтобы помочь кучеру распрячь.
   И видя, что одна из лошадей не пострадала от происшедшего, он освободил ее от упряжи, оставив только уздечку, и затем, легко вскочив на нее, галопом помчался к городу.
   - Ну, ну! Вот это я называю не стесняться! - сказал кучер, когда, спустя добрую минуту онемения, снова обрел дар речи.
   - Это позволит вам не погонять ту лошадь, которая еще осталась, чтобы доехать до ратуши! - философски заметил Кассулэ.
   Бравый парень решил взглянуть на дело с этой утешительной точки зрения и, подняв, наконец, свою лошадь, отправился далее шагом.
   Тем временем Раймунд доскакал до Бреста, и направился галопом к ратуше. Изумленные горожане выходили из домов, чтобы взглянуть, как лошадь без седла несется во весь опор, а всадник безжалостно все погоняет ее. Раймунд, к счастью, знал дорогу, так как имел уже случай посетить этот город; в одиннадцать часов и три минуты он достиг подъезда ратуши, со всех сторон окруженного каретами. Он одним прыжком вскочил на крыльцо, не заботясь о своей лошади.
   - Свадебная зала? - спросил он, входя в прихожую.
   Один из агентов показал ему, и через двадцать секунд он уже входил в нее.
   Зала была буквально битком набита. Но Раймунд видел лишь, как мэр, стоя на возвышении, опоясанный своим шарфом, предлагал решительный вопрос какому-то белому видению, склонившемуся перед ним:
   - Сузанна-Генриетта-Магда Куртисс, согласны ли вы взять в мужья Генри-Георга-Ахилла де Келерна, присутствующего здесь?
   Раймунд не замедлил с ответом.
   - Нет, господин мэр, она не согласна! - вскричал он громовым голосом с порога открытой двери. - Ахилл Келерн - вор и убийца!.. Я нарочно приехал из Нью- Йорка, чтобы доказать это!.. Мисс Куртисс - дочь честного человека... она не выйдет замуж за этого негодяя!
   Бомба, упавшая среди свадебной залы, не вызвала бы большего изумления, чем эти слова. Все головы повернулись к тому, кто высказал такое ужасное обвинение. Все остолбенели. Наконец, мэр, думая, что имеет дело с сумасшедшим, хотел отдать приказ схватить его, чтобы снова мирно приступить к церемонии. Но тут поднялся Эбенезер Куртисс.
   - Раймунд Фрезоль! - сказал он.
   При этом имени, которое вся страна знала как имя молодого и знаменитого творца трансатлантической трубы, порыв любопытства и симпатии пробежал в толпе. Она раздалась, чтобы дать Раймунду пройти.
   - Эбенезер Куртисс и вы, господин мэр Бреста, - тотчас же начал он, - я обвиняю перед вами Ахилла Келерна, здесь присутствующего, в убийстве моего отца, капитана дальнего плавания; я обвиняю его, кроме того, в том, что с помощью многочисленных подделок как в частных, так и в общественных документах, он продал в свою пользу трехмачтовый корабль "Belle Irma" и его груз, составлявшие собственность моего отца и мое наследство!.. Я приношу клятву в моих словах и докажу это на суде!..
   - Молодой человек сошел с ума!.. Я его не знаю!.. Господин мэр, я вас прошу приказать вывести его и приступить к совершению обряда! - бормотал жених Магды.
   Его лицо покрылось синеватой бледностью, и он остановил на Раймунде свои полные ужаса глаза.
   - Вы знаете меня, Ахилл Келерн! - возразил тот, - знаете с того дня, как вы меня вели этой же самой рукой по улицам Квебека, чтобы бросить меня и лишить имущества, - уже после того, как этой же рукой вы убили моего отца!.. И я... я вас знаю!.. Господа, взгляните на него!.. Взгляните на это лицо предателя и скажите, неужели его преступление не видно на нем!..
   И действительно, физиономия презренного в этот момент вполне уличала его.
   Бледный, угрюмый, испуганный, он думал, что видит перед собой призрак убитого, колени его подгибались. Невольно он обернулся к двери, как бы измеряя расстояние до нее, точно думая бегством спастись от ожидавшего его наказания. Уже год, как он часто слышал имя Раймунда Фрезоля, сначала по поводу трансатлантической трубы, потом как друга и компаньона Куртисса, - и это имя сделалось для него чем-то вроде вечного кошмара и угрызений совести. Однако ему ни разу не приходила в голову мысль, что у Раймунда могло появиться подозрение о кровавом звене, соединяющем их. Брошенный совсем ребенком у водопада Монморанси, ничего не зная о предшествовавших и последовавших затем преступлениях, Раймунд, рассуждая логически, не должен был бы иметь ни о чем этом никакого представления теперь, когда он стал взрослым человеком. Самое большее, что он мог бы когда-либо узнать, это - признать при встрече в муже Магды, владельце замка Келерн, бывшего матроса, которого он знал подшкипером "Belle Irma". "В таком случае, - говорил себе Ахилл, - достаточно будет сочинить какую-нибудь басню, чтобы объяснить мое поведение и исчезновение. Будто бы я неожиданно был отозван в Квебек, что затем я писал письма, не дошедшие по адресу, и, наконец, потерпел кораблекрушение в Австралии, проработал там несколько лет, где, по общему мнению, и составил себе состояние... Словом, Раймунду пришлось бы поверить моим объяснениям, а если же нет... то это бы так и осталось..."
   Чтобы молодой инженер узнал во всех подробностях об убийстве капитана Фрезоля и о мошеннической продаже корабля, этого он не боялся ни секунды. Это казалось ему даже невозможным. И действительно, чтобы это случилось, нужна была встреча Пьера Жиме - единственного обладателя печальной тайны - с тем, кого она так близко касалась.
   Поэтому Ахилл Келерн и был страшно изумлен случившимся и видел в нем торжество слепого случая и насмешку судьбы.
   "Есть высшая справедливость!" - говорила вся его поза.
   Все судьи, присутствовавшие при брачной церемонии, подошли и стали вполголоса переговариваться с мэром.
   - Есть ли у вас какие-нибудь доказательства тяжелых обвинений, возводимых вами на графа Келерна? - спросил молодого инженера один из этих господ.
   - Доказательства тут! - ответил он, показывая посмертный манускрипт Петера Мюрфи, - я только что пересек Атлантический океан за семь часов по подводной трубе, чтобы доставить их вовремя, и теперь прошу удостовериться в них, хотя бы ценой моей свободы!
   Все присутствующие толпились в нерешительности вокруг обоих противников. Магда ждала, как и другие, пораженная и возмущенная поведением своего жениха.
   - Господин де Келерн, - сказала она вполголоса, - говорите же!.. Я жду вашего опровержения этого ужасного обвинения!.. Скажите, что это неправда, ложь!.. И мы вам поверим!..
   - Не поверите ли вы скорее мне, мисс Куртисс? - возразил Раймунд Фрезоль с глубокой грустью, - неужели вы действительно думаете, что я приехал издалека и таким необычным путем, чтобы нанести вам этот ужасный удар, не имея на то достаточных доказательств? Можете ли вы так думать?
   Мэр нашел необходимым покончить с этой тяжелой сценой.
   - Господин де Келерн и вы, сударь, потрудитесь пройти ко мне в кабинет! - сказал он. - Для всех важно, чтобы это дело было выяснено.
   Он указал дорогу всем наиболее заинтересованным, и они последовали за ним. Перед уходом, однако, Раймунд отвесил Магде и мистрис Куртисс, неподвижно стоявшим на месте, почтительный поклон, в котором разом читались и горькое сожаление об этой публичной казни, и твердая уверенность в ее необходимости.
  

ГЛАВА XXII. Искупление

   В кабинете мэра, куда немедленно отправился председатель судей Бреста, Раймунд вкратце изложил известные ему факты: трагическую смерть его отца, незавидную судьбу его самого, брошенного в окрестностях Квебека, продажу "Belle Irma" и ее груза. Он рассказал, каким образом эти факты, так долго скрытые от него, сами собой выяснились накануне на железной дороге в Эрье при чтении посмертной исповеди Петера Мюрфи. Он предоставил сам манускрипт и указал, как легко было проверить сказанное в нем, наведя справки у консулов в Квебеке и Нью-Йорке, доказать, что возвращение Келерна во Францию, положение, занятое им в стране, перестройка его родового замка и все остальное строго совпадало с датами заявления Петера Мюрфи.
   Все это было ясно как день и казалось неопровержимым. Обвиняемый даже и не старался возражать против таких веских улик. Он ограничился лишь одним слабым отрицанием их, уверяя, что он никогда не был подшкипером "Belle Irma", и что тут, наверно, простое совпадение имен. Но у него было такое жалкое выражение лица, и виновность его была настолько вероятна, что тут же решили арестовать его. В половине первого граф Келерн был посажен в Брестскую тюрьму по обвинению в убийстве, подделках и воровстве.
   Что касается Раймунда Фрезоля, которому предложили остаться и помочь правосудию в расследовании дела, то он оставлен был на свободе. Выходя из суда, он нашел брачную залу совершенно опустевшей.
   Как только был решен арест Келерна, мэр немедленно уведомил об этом семью Куртисса, которая сейчас же удалилась, и блестящая толпа, приглашенная на церемонию, вскоре последовала ее примеру.
   Перед крыльцом ратуши ждал Кассулэ с каретой, в которую снова были запряжены две лошади; кучер, как предусмотрительный человек, позаботился даже дать им овса, так что можно было сейчас же отправиться в Val-Tre'gonnec, где Раймунд нашел семейство Куртиссов за обедом у одного из инженеров пневматического завода.
   Когда прошел первый момент изумления, Эбенезер, его жена и даже Магда только радовались от всей души, что им удалось избежать подобного брака. Поэтому они оказали Раймунду самый теплый прием и без всякого ложного стыда благодарили его за ту важную услугу, которую он им оказал. Его заставили рассказать все подробности происшедшего у мэра, выслушав все новости из Дрилль-Пита и Нью-Йорка. Пожар на складе, конечно, не мог порадовать сердце нефтяного короля, но последствия этого несчастья, в конце концов, оказались такими счастливыми, что Эбенезер сказал от чистого сердца:
   - Право, пятьсот тысяч долларов... Это еще не очень дорого за то, чтобы избежать подобного союза!
   Это заключение навело разговор на путешествие Раймунда и на то, как он его совершил.
   Позвали Морица Бенуа, чтобы поблагодарить его за то, что он так своевременно вытащил путешественников из трубы, выпили за его здоровье и даже назначили ему небольшую ренту, чтобы ему до конца дней было приятно вспоминать о мужественном решении, которое он принял у входа в подводную трубу. Выслушали Кассулэ и его личные впечатления от столкновения вагонов, приласкали Ромпера, тоже переехавшего через океан за семь часов, - его вымыли с мылом и все-таки едва избавили от последствий купания в нефтяном озере.
   Затем начался бесконечный спор о причинах прекращения сообщения с Far-Rockaway, но тщетны были все старания объяснить прекращение нефтяного потока.
   В первый раз Эбенезер не заподозрил тут Тимоти Кимпбелля. Однако именно он-то и сделал все, как потом вечером узнали из длинной депеши помощника с Far-Rockaway, отправленной из Нью-Йорка в Брест через Париж.
   Депеша гласила следующее:
   "Мы сильно беспокоимся за то, успели ли путешественники, отправившиеся по подводной трубе, достичь своей цели. Труба сегодня утром, около пяти часов, была разрушена взрывом торпеды. Несколько судов видели его и дали знать об этом, так что можно довольно точно установить время. Виновник - Тимоти Кимпбелль, который арестован на набережной Coney Island'а в момент его возвращения с преступной экспедиции. Полиция со вчерашнего дня искала его по случаю пожара в Дрилль-Пите и очень серьезных обвинений, тяготевших над ним. Она напала на его след и констатировала, что весь вчерашний день он провел, делая подозрительные покупки: нитроглицериновую торпеду, электрический аппарат, изолированную проволоку, канаты и крюки. В момент ареста все это нашли при нем, за исключением торпеды и части крюков и каната. Из этого заключили, что он уже воспользовался недостающими вещами. Действительно, спустя некоторое время все суда, входившие на рейд, стали указывать на присутствие большого количества нефти в открытом море. Тысячи лодок отправились сейчас же туда, надеясь собрать нефть, - в свою пользу, конечно. Но их надежды не оправдались. Нефть разлилась так широко и таким тонким слоем, что ею нельзя было воспользоваться. Главное полицейское бюро известило нас в три часа пятьдесят семь минут пополудни, и мы немедленно по телеграфу отдали приказ на заводы Ниагары приостановить действие насосов, но количество нефти, потерянной в море со времени взрыва, тем не менее очень велико. Однако ничто не указывало на разрыв трубы, первое подозрение возникло у нас вследствие прекращения телеграфного сообщения с Val-Tregonnec'ом. По мнению всех компетентных лиц, надо опасаться, как бы подводная труба не погибла безвозвратно.
   Ждем приказаний".
   Нельзя было обманываться относительно значения известия. Это было полное и непоправимое разорение для владельцев трубы.
   Пожар склада и потери, понесенные вследствие взрыва подводной трубы, должны были поглотить все состояние Куртисса.
   Эбенезер был слишком опытный делец, чтобы не понять сразу громадности постигшей его беды. Но утренние события, вероятно, подготовили его ко всем неожиданностям, и он бодро перенес свое несчастье, - один лишь грустный взгляд его выдал, что он испытывал при чтении злополучного известия.
   - Что такое еще случилось, отец? - спросила Магда, испуганная этим взглядом.
   - Вот, дочь моя, читай сама вслух! - ответил он, и когда чтение было закончено, он сказал: "Я теперь беднее, чем в день моего приезда в Дрилль-Пит!"
   Обе женщины бросились ему на шею и со слезами обнимали его.
   - Бедный мой муж, из-за меня ты не жалей о потере богатства, я была не менее счастлива и до получения его. Но вы... но Магда!.. Бедная Магда!..
   - Мое дорогое дитя!.. - вздохнул развенчанный король. - Вот как окончились наши мечтания!.. Между тем я так желал видеть тебя счастливой, возбуждающей зависть во всех!
   Магда, спрятав свою белокурую головку на плече отца, рыдала, не говоря ни слова. Привыкнув с детства считать богатство за самое важное в жизни, она глубоко страдала, увидев себя лишенной этого ореола. И это унижение вместе с тем, что она перенесла утром, переполнило чашу ее горя. При виде ее слез Раймунд не выдержал.
   - Магда, - вскричал он, - вы ли это оплакиваете презренную потерю денег! Ах, что значит богатство, раз остались честь, сила и здоровье!.. Неужели мы с вашим отцом не сможем снова сделать то, что сделали уже раз?.. Мы постараемся создать новое состояние... Мы мужественно будем работать над этим... успех недалек!..
   Он вложил в свои слова столько силы и чувства, что они проникли прямо в душу отца и дочери и подбодрили их. Магда подняла голову и сказала, улыбаясь сквозь слезы:
   - Правда! Вместо того, чтобы думать о нашей потере, вспомним лучше, чего мы избежали! Избежали благодаря вам, господин Раймунд, - прибавила она, протягивая руку молодому французу, - благодаря вашей преданности и героизму!.. При мысли о том, что, не явись вы так внезапно, я носила бы теперь имя разбойника и подделывателя документов, и что к разорению присоединился бы еще позор, я не могу более считать разорение за несчастье!
   Таким образом несчастье оказывало уже на Магду свое благотворное влияние и внушило ей чувства, незнакомые ей во время счастья.
   Раймунд заметил это и еще более утвердился в своем мнении о мисс Куртисс: в сущности, она была добра и обладала благородной и высокой душой. Среда, в которой она жила, развила в ней недостатки, скрывавшие ее хорошие стороны. Он высказал ей свою мысль, и в Магде в первый раз в жизни возникло смутное сознание, что она, вероятно, часто думала и поступала вульгарно, судя обо всем по деньгам. Горько было ей это сознание, и с этих пор она стала гораздо проще и любезнее. Она за три дня пребывания семьи Куртисса в Val-Tregonnec'e снова сделалась той Магдой, о которой так любил вспоминать Раймунд. Эти три дня прошли в экскурсиях по окрестностям Бреста. Совершали большие прогулки, завтракали в рыбачьих деревушках.
   Когда Эбенезер впадал в меланхолию, Раймунд сейчас же предлагал какой-нибудь новый, легко исполнимый проект, разгонявший его печальные мысли.
   Между тем из сношений по телеграфу с Дрилль-Питом выяснилась, в конце концов, необходимость вернуться в Америку для немедленной ликвидации дел. Семейство Куртисса отправилось в Нью-Йорк на "White Witch", стоявшей на рейде.
   Раймунд был вынужден остаться в Бресте, чтобы помочь суду в производстве следствия, - кроме того, он должен был отбывать воинскую повинность, но обещал Эбенезеру явиться сейчас же по окончании службы.
   На этом они расстались, дав обещание увидеться при первой возможности.
   Между тем следствие велось очень энергично, и не замедлило установить важность фактов, сообщенных несчастным Пьером Жиме (он же Петер Мюрфи). Мартин Фабр и Гиацинта все еще жили в гостинице у водопада Монморанси. Они под присягой подтвердили все, касавшееся ребенка, и по фотографии Ахилла Келерна признали его за лицо, сопровождавшее маленького Раймунда. Продажа в Нью-Йорке "Belle Irma", передача золотого песка на монетный двор, - все это было легко доказано.
   Французское консульство нашло даже трех матросов из экипажа, распущенного в Байе, которые свидетельствовали о смерти капитана Фрезоля.
   Все эти подробности совпадали с записками несчастного Петера Мюрфи.
   К концу декабря решили предать Ахилла Келерна уголовному суду, и в апреле следующего года он предстал перед судом присяжных.
   Он был признан виновным в краже и подделках; недоказанным осталось только его участие в убийстве, но все-таки его осудили на пожизненную каторгу.
   Кроме того, суд присудил возвратить Раймунду Фрезолю захваченное у него имущество. Таким образом, после долгой процедуры последний оказался законным владельцем замка Келерна, всех его имений и состояния более чем в два миллиона франков.
   В то время, как богатство, словно с неба, свалилось ему, Раймунд выполнял скромные обязанности капрала, которым он сделался через шесть недель после поступления в полк.
   Это был примерный солдат, любимый и начальниками, и товарищами, первый по службе, всегда услужливый, добрый, храбрый и преданный. Распуская волонтеров по домам, их полковник сказал им маленькую прощальную речь.
   - Унтер-офицеры, капралы и солдаты, я могу лишь похвалить вас за ваше усердие и старание при исполнении обязанностей, но я должен особенно упомянуть о капрале Фрезоле, которого я сегодня представляю к чину подпоручика резерва... Если бы в армии было много таких людей, как он, - она была бы непобедима!
   Среди слушавших почтенного полковника не нашлось никого, кто не присоединился бы к этому высказыванию. Однако, исполняя так ревностно свои обязанности, Раймунд находил время посвящать ежедневно два часа на воспитание Кассулэ.
   Воспользовавшись своим пребыванием в Бресте, он поместил его экстерном в лицей, помогал ему готовить уроки, и, благодаря этому, менее чем через шесть месяцев, сирота Кассулэ, или назовем его настоящим именем - Мишель Родьер стал лучшим учеником третьего класса. Профессора утверждали, что, работая регулярно, он через год будет принят в Морскую школу. Поэтому, отправляясь в Нью-Йорк, Раймунд оставил его в Брестском лицее.
   Он нашел семью Куртисса на заводе Ниагары, который при содействии Иакова Фреймана, теперешнего компаньона Эбенезера, был превращен в колоссальную мельницу; ликвидация трансатлантической трубы и нефтяных колодцев Дрилль-Пита была уже вполне закончена. Она оставила нефтяного экс-короля почти без всякого капитала, за исключением его деловитости и знаний. Поэтому он вел теперь самое скромное существование вместе со своей женой и дочерью. Не было и речи о ливрейных лакеях, каретах и лошадях, ни о сезонах в Саратоге. Магда не выписывала больше платьев из Парижа; она кроила их сама с помощью портнихи, и от этого не пострадали ни ее красота, ни счастье. Избавившись от тщеславия, она теперь была действительно сама собой - доброй, умной и прелестной девушкой.
   Раймунд был так поражен этой переменой и ее дружеским тоном, что однажды за обедом, в присутствии ее родителей, осмелился спросить Магду, окончательно ли она отказалась от замужества.
   - К чему этот вопрос? - спросила она, добродушно смеясь.
   - Потому что в противном случае я, может быть, осмелился бы вступить в число искателей и претендентов.
   - Как?.. Несмотря на мои недостатки?
   - Несмотря на все ваши недостатки!
   - Несмотря на мою бедность?..
   - Именно вследствие вашей бедности. В вас я не любил только ваши миллионы, Магда, и был прав, потому что теперь, когда их нет, вы - совершенство в моих глазах!
   - В таком случае?..
   - В таком случае, если я осмелюсь просить вашей руки и если вы удовольствуетесь именем честного человека...
   - Я с гордостью буду носить его! - сказала Магда, - конечно, если согласятся отец и мать, - добавила она, смотря то на того, то на другого.
   - В первый раз она спрашивает позволения; должно быть, это к счастью! - вскричал Эбенезер, смеясь своей шутке.
   Спустя два месяца отпраздновали скромную свадьбу Раймунда и Магды.
   После церемонии молодой супруг сказал жене то, о чем не находил нужным сообщать до сих пор: о двух-трех доставшихся ему миллионах.
   - Что значит богатство, раз у меня такой муж! - вскричала Магда.
   - Милочка, ты несколько преувеличиваешь! - возразил Эбенезер, - два-три миллиона никому здесь не повредят, особенно если их употребить на поднятие и поправку этой несчастной трубы.
   - Ба-а-а! - воскликнул Раймунд, - мы придумаем нечто другое! По крайней мере, если вы ничего не имеете против, мой милый тесть! Знаете ли вы, что недавно открыли способ делать твердым керосин, нагревая его с мылом, и превращать его в бруски? И если это изобретение окажется практично, то наша труба является излишней, так как керосин можно будет доставлять так же легко, как и каменный уголь... И к тому же Тимоти Кимпбелль прекрасно показал нам слабую сторону нашего изобретения...
   - Ах, негодяй! - гневно вскричал Эбенезер, - он не отбыл еще двадцати лет заключения, как снова попал в тюрьму "Могил" в Нью-Йорке!
   - Это правда! Но согласитесь, что со своей стороны мы должны были бы больше помнить о его существовании и о ненависти, питаемой к вам... За пренебрежение к конкуренту всегда приходится расплачиваться в промышленности, как и на войне.
   - И даже очень тяжко, увы! - пробормотал нефтяной экс-король, горько вздохнув о своих погибших в океане миллионах.
  
   OCR: Ustas PocketLib
   SpellCheck: Roland
   Форматирование: Ustas PocketLib
   Исходный электронный текст:
   http://www. pocketlib.ru/
   Частное собрание приключений
  
   Основано на издании:
   Лори Андре
   Л78
   Искатели золота. Атлантида: Сборник романов:
   Пер. с франц. - СПб. : Издательство "Logos", 1994. - 768 с: ил. (Б-ка П. П. Сойкина).
   ISBN 5-87288-076-6
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Категория: Книги | Добавил: Anul_Karapetyan (24.11.2012)
Просмотров: 407 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа