Кронеберг Андрей Иванович - Святочные рассказы Диккенса

   Она была создан³е любящее и терпѣливое, если лицо ея говорило правду, но благодарность судьбѣ за смерть человѣка согрѣла ея душу, при этой вѣсти, и она высказала все, сложивши руки. Минуту спустя, она молила уже о прощен³и,- но первое движен³е вышло прямо изъ души.

   - Что сказала мнѣ эта полупьяная женщина, о которой я говорилъ тебѣ вчера, когда я хотѣлъ съ нимъ повидаться и попросить отсрочки на недѣлю,- я думалъ, что это только предлогъ отказать мнѣ, а вышло правда. Ему не только было очень худо, онъ просто умиралъ.

   - Къ кому же перейдетъ теперь право на нашъ долгъ?

   - Не знаю. Но до-тѣхъ поръ мы достанемъ денегъ; а если и не достанемъ, такъ неужли же мы такъ несчастны, что и наслѣдникъ будетъ столько же безчеловѣченъ! Сегодня мы можемъ заснуть спокойно, Каролина!

   Эта сцена должна была пронзить Скруджа чувствительнѣе заключительной сцены на кладбищѣ, гдѣ онъ узнаетъ свою могилу, и не камень надгробный, не имѣющ³й никакой связи съ жизнью, заставилъ его воскликнуть, обращаясь къ духу: "скажи мнѣ только, что, измѣнивши жизнь, я могу измѣнить будущее!"

   Скруджъ дошелъ, наконецъ, до желан³я, до потребности очеловѣчить жизнь свою, дать ей смыслъ, примкнуть къ людской семьѣ. Онъ помнитъ прошедшее и спрашиваетъ о будущемь, не o томъ будущемъ, о которомъ нечего спрашивать, потому-что оно внѣ всякой связи съ логикой, но о томъ, которое есть дѣйствительный выводъ изъ предыдущаго, которое живо нашею жизнью, въ которомъ мы можемъ быть людьми, т. е. дѣлать то, что почитаемъ своей обязанностью, и приносить жертвы, не изъ страха казни и не расчитывая на награду.

   Скруджъ просыпается другимъ человѣкомъ. Онъ веселъ, онъ радъ празднику, какъ ребенокъ; онъ согрѣтъ теплымъ чувствомъ, онъ помолодѣлъ, онъ прозрѣлъ послѣ долгой слѣпоты и съ восторгомъ упивается красотою м³ра. Онъ воскресъ къ новой жизни, и все воскресло вокругъ него, все получило въ его повнят³и высш³й смыслъ, все связано между собою органически, и самъ онъ сознаетъ себя уже не одинокимъ, осужденнымъ на борьбу со всѣми прочими, существомъ, но членомъ огромкой человѣческой семьи.

   Этимъ кончается повѣсть. Цѣль ея очевидна, цѣль нравственная.... досадно, что нельзя замѣнить этого слова другимъ: слово "нравственный" получило, когда говорятъ о романѣ, прѣсное значен³е, чего собственно нельзя примѣнить къ разсказу Диккенса. Диккенсъ желалъ только заронить въ душу читателя вопросы, которые, если разрѣшить ихъ и, не останавливаясь, итти далѣе отъ вывода къ выводу, доведутъ до многаго, что мног³е не задумаются назвать безнравственнымъ, именно потому, что они имѣютъ привычку не задумываться надъ вопросами очень спокойной для нихъ жизни. Эти вопросы - истинные сѣмена, которые дадутъ жатву, смотря по почвѣ, въ которую попали. Больше - романистъ сдѣлать не можетъ. Удобрять неплодоносную почву, то есть, помогать лѣнивому или тупому уму разрѣшать эти вопросы не его дѣло. Это возможно только въ логическомъ анализѣ вопроса, и, какимъ бы множествомъ фактовъ онъ ни былъ обстановленъ, онъ никогда не перейдетъ въ художественное произведен³е. А Диккенсъ не хотѣлъ выйти изъ сферы искусства, имѣя въ виду гуманную цѣль,- и не вышелъ. Художественность разсказа не потеряла ничего, потому-что авторъ умѣлъ избѣгнуть двухъ обыкновенныхъ, при подобной задачѣ, ошибокъ: онъ рисовалъ людей, а не олицетворенныя идеи,- и не увлекался успокоительными философскими отступлен³ями.

  

  

   Вторая повѣсть Диккенса: "Колокола", начинается оригинальнымъ описан³емъ церкви; вы не узнаете изъ него, ни какой она архитектуры, ни во имя какого святого выстроена, ни сколько въ ней золота, серебра и жемчуга, да и не зачѣмъ. Все это вещи случайныя и нисколько не измѣняютъ мрачнаго впечатлѣн³я, когда вамъ случится быть въ церкви ночью, одному, вдали отъ всего живого. Такое смутное чувство наводитъ описан³е Диккенса. На васъ какъ будто пахнуло сырымъ запахомъ могилы. Вы невольно прислушиваетесь, какъ воетъ подъ сводами вѣтеръ, вы чувствуете, что тамъ пусто и холодно, васъ пробираетъ дрожь,- становится смутно и непр³ятно.... Живое никогда не примирится съ мертвымъ.

   А тутъ авторъ вызываетъ васъ провести ночь наединѣ въ церкви! Онъ очень хорошо знаетъ, что вы не согласитесь,- что сказочный м³ръ еще неутратилъ надъ вами своей власти, несмотря на всю трезвость вашего мозга. Онъ знаетъ, что вы на этотъ разъ въ патологическомъ состоян³и,- что вы математически ясно и точно докажете и себѣ и другимъ, что бояться нечего, а дрожь все-таки будетъ пробѣгать по вашимъ членамъ и дыхан³е сдѣлается неровно. Вы вспомните лѣта вашего дѣтства, какъ боялись вы сказочныхъ ужасовъ вашей няньки, какъ потомъ перестали вѣрить ей на слово, какъ пошли, наконецъ, своимъ путемъ, мимо всякихъ авторитетовъ, какъ безотчетныя вѣрован³я ваши частью пали, частью, оправданныя разумомъ, возвысились до знан³я, какъ истор³я смѣнила сказку,- и все напрасно! сказка все еще пугаетъ васъ, хотя никогда уже не радуетъ!

   Что она пугаетъ,- можетъ быть, и не бѣда, но что она пугаетъ больше дѣйствительности, вотъ что нехорошо. А между тѣмъ, это такъ. Кто начнетъ читать разсказъ Диккенса въ минуту особенной настроенности, оставшись наединѣ, ночью, послѣ вечера, посвященнаго разсказамъ о сверхъестественныхъ происшеств³яхъ, тотъ почти обрадуется, когда ожидан³е ужасовъ, возбужденное первыми страницами романа, оправдывается вдругъ соверщенно въ иномъ смыслѣ: прямо съ порога церкви авторъ сводитъ васъ на улицу, и вы видите людей, а не мертвецовъ, и сцены изъ жизни вселенной, но ужаснѣе всѣхъ сказочныхъ ужасовъ.

   Ужаснѣе! Держу пари, что девять десятыхъ читателей найдутъ это слово здѣсь неумѣстнымъ, преувеличеннымъ. Что тутъ ужаснаго, что бѣднякъ разсуждаетъ въ обѣденное время о неизвѣстности: пошлетъ ли ему судьба обѣдъ, или нѣтъ? Что ужаснаго, что альдерменъ съ компан³ей съѣдаютъ половину его блюда, доказывая, что онъ отнимаетъ пищу у вдовъ и сиротъ? Это так³я обыкновенныя, ежедневныя вещи, что смѣшно называть ихъ ужасными.- Согласенъ; но отчего же не шутя восклицаете, встрѣтившись съ пр³ятелемъ: "Вообразите себѣ, вчера я остался безъ трехъ въ червяхъ! Это ужасно!"

   Согласитесь, что мы такъ привыкли къ употреблен³ю словъ, и такъ часто называемъ вещи ненастоящимъ ихъ именемъ, что принимаемъ слово за самый предметъ, и живемъ иногда отъ этого въ какомъ то воображаемомъ м³рѣ. Велико было бы изумлен³е человѣка, который въ одно прекрасное утро, вдругъ, ни съ того, ни съ сего, невольно, началъ бы называть каждую вещь ея именемъ и увидѣлъ бы себя вслѣдств³е такого страннаго явлен³я среди новаго м³ра.

   Какъ удввился бы онъ, напр., что слуга его, Иванъ, извѣстный болѣе подъ именемъ "канальи", гораздо меньше каналья, нежели "добрый малый и славный товарищъ", къ которому онъ намѣренъ ѣхать сегодня на преферансъ; что "мошенникъ большой руки", разнощикъ Терент³й, обсчитывающ³й его въ недѣлю на гривенникъ, просто святой въ сравнен³и съ "прекраснѣйшимъ человѣкомъ" N. N.,- что "отецъ и благодѣтель неимущихъ", богатый помѣщикъ А. А., можетъ быть, и дѣйствительно отецъ многихъ изъ нихъ, но вовсе не всеобщ³й благодѣтель, какъ достовѣрно извѣство его крестьянамъ, - что остаться безъ трехъ въ червяхъ вовсе не несчастье, а просто забавный случай въ сравнен³и съ истиннымъ несчастьемъ: остаться безъ пропитан³я,- что слово: пр³обрѣсть - во многихъ случаяхъ должно замѣнить словомъ: украсть,- слово: счастье - словомъ мошенничество,- слово: талантъ - словомъ интрига, и мало ли что еще!

   Да, эти превращен³я удивили бы его вѣроятно еще больше, нежели разсужден³я Тоби объ обѣдѣ и значен³и бѣдняковъ. Но я еще не познакомилъ васъ съ Тоби. Тоби - это герой повѣсти.... Тоби герой! Лѣтъ 70 тому назадъ писатель ужаснулся бы предерзкой мысли избрать такое лицо героемъ своего разсказа: тогдашн³й герой могъ явиться не иначе, какъ въ шлемѣ и тогѣ или, по кранней мѣрѣ, въ шитомъ кафтанѣ и шолковыхъ чулкахъ. Онъ долженъ былъ быть богатъ, молодъ, красивъ собой, великодушенъ, влюбленъ, обязанъ одержать чудесную побѣду надъ врагами, спасти отечество или, по крайней мѣрѣ, заколоть какого нибудь негодяя и жениться на обожаемой. Но съ тѣхъ поръ, какъ тоги перешли въ вѣдѣн³е маскарадовъ, герои романовъ являются просто во фракѣ, изъ 40-ка рублеваго или 5-ти рублеваго сукна,- все равно. Они могутъ даже заработывать пропитан³е собственными руками,- необязаны быть образцами великодуш³я и могутъ въ случаѣ крайности не заколоться, а просто умереть съ голоду, даже безъ предсмертнаго монолога. Недавно, одинъ французск³й критикь, по случаю этихъ-же разсказовъ Диккенса, замѣтилъ, "что въ старину въ романахъ выставляли знатныхъ особъ, не отсылая въ преисподнюю каменщиковъ, хлѣбниковъ, плотниковъ и вообще всѣхъ рабочихъ. А теперь мало того, что превозносятъ и украшаютъ всѣмя добродѣтелями героевъ топора или лопатки, но унижаютъ, чернятъ всѣми пороками тѣхъ, которые, не имѣя никакой причины ходить съ грязными руками и въ грязномъ платьѣ одѣты прилично и ходятъ съ чистыми руками". Неправда! за чистоту никто, кромѣ глупца, осуждать не станетъ, и клевета на направлен³е настоящихъ романовъ неудачна. Дѣло въ томъ, что эти рукя нерѣдко праздны, и что чистыя руки могутъ быть очень нечисты.

   А Тоби въ этомъ нельзя было упрекнуть. Онъ былъ ремесломъ носильщикъ и стоялъ обыкновенно у церкви, выжидая, не дасть ли кто-нибудь поручен³я. Такъ, однажды, наканунѣ новаго года, ждалъ онъ здѣсь работы и попрыгивалъ отъ холода. Вдругъ колокола пробили полдень. Эти звуки пробудили въ Тоби цѣлый рядъ странныхъ мыслей.

   Ему пришло вдругъ въ голову оригинальное замѣчан³е, что обѣдъ и обѣденное время не всегда являются вмѣстѣ,- что, напротивъ того, обѣдъ ужасно неакуратенъ въ своемъ появлен³и, и что это то собственно и составляетъ разницу между тѣмъ и другимъ. У него мелькнула даже мысль: не купитъ ли это открыт³е какой нибудь джентльменъ для газетъ или для парламента?

   Впрочемъ, эта мысль была только такъ, и Тоби самъ покачалъ на все отрицательно головою. Онъ разсуждалъ, вѣроятно такъ: бросать деньги за так³я открыт³я можетъ только тотъ, кто обѣдаетъ каждый день,- а кто обѣдаетъ каждый день, для того это открыт³е вовсе неинтересно, и онъ его не купитъ. Онъ былъ изъ числа тѣхъ робкихъ, запуганныхъ натуръ, которыя, при каждомъ полученномъ толчкѣ, готовы считать себя особою породой, чѣмъ-то ниже другихъ.

  

   "Право, мы, бѣдняки, и живемъ-то какъ будто не въ попадъ; что ни сдѣлаешь, все не такъ, все остаешься виноватъ. Да и не разберешь, зачѣмъ мы живемъ? Есть ли у васъ на свѣтѣ какое нибудь дѣло, или нѣтъ. Иногда кажется, что вѣдь должно же быть хоть какое-нибудь; а иногда подумаешь: нѣтъ, мы такъ себѣ, втерлись незваные гости. Голова пойдетъ иногда кругомъ, и сомнѣваешься, есть ли въ насъ что-нибудь доброе, или мы ужь такъ и родимся негодяями. Мы точно какъ будто дѣлаемъ ужасныя вещи: на насъ вѣчно жалуются.... А какъ подумаешь: что если мы и въ самомъ дѣлѣ незваные гости.....

  

   Вотъ какъ смотрѣлъ бѣднякъ на себя и свою брат³ю.... Но посмотрите на кузнеца Ричарда, жениха его дочери, молодца въ полнотѣ силъ; лтцо его невесело, оно еще мрачнѣе лица Тоби, но въ немъ нѣтъ этого унылаго смирен³я, и глаза, сверкающ³е изъ подъ нахмуренныхъ бровей, ясно говорятъ, что въ головѣ у него шевелятся нешуточные вопросы.

   Эта группа шести человѣкъ: альдерменъ съ двумя пр³ятелями, Тоби съ дочерью, и Ричардъ, очень замѣчательна по взглядамъ каждаго изъ нихъ на одинъ общ³й предметъ. Господинъ въ синемъ сюртукѣ и съ багровою физ³оном³ей стоитъ на томъ, что "такъ ли бывало въ старину!" и эта фраза безъ всякихъ объяснен³й обрасовываетъ намъ весь кругъ его понят³й. Файлеръ читаетъ лекц³ю о пропитан³и бѣднаго класса народа, точно какъ будто этотъ народъ живетъ на другой планетѣ и не состоитъ въ связи съ другими людьми. Адьдерменъ разсуждаетъ объ нихъ какъ будто они только за тѣмъ и существуютъ, чтобы ему было кѣмъ распоряжаться. Тоби... но какое у Тоби можетъ быть мнѣн³е? Мегъ,- да что Мегъ! Мегъ женщина! Одинъ только Ричардъ понимаетъ внутреннюю связь собравшагося кружка, но онъ молчаливъ и не высказываетъ своихъ мнѣн³й по той же причивѣ, по которой альдерменъ высказываетъ свои очень свободно.

   Читателю необходимо, однако же знать, по какому случаю сошлись эти люди. Сегодняшн³й день, канунъ новаго года, принадлежалъ къ счастливѣйшимъ днямъ въ жизни Тоби: ему не только удалось пообѣдать, но еще чѣмъ пообѣдать! Лакомствомъ, какого вамъ вѣроятно не случалось отвѣдыватъ! Мегъ, дочь его, принесла ему въ закрытой мискѣ этотъ обѣдъ. Отецъ промерзъ и проголодался; онъ немедленно хотѣлъ приступить къ ѣдѣ.

   Нѣтъ! Мегъ не позволила! Она умѣла растянуть рѣдкое наслажден³е на возможно долгое время. Она заставила отца прежде отгадать, что за лакомство принесла она. И Тоби началъ обнюхивать миску и напрасно ломать себѣ голову.... легко ли отгадать? какъ будто рубцы такая вещь, что часто случается ими полакомиться!

   И вотъ Тоби расположился обѣдать на крыльцѣ ближайшаго дома; вдругъ дверь отворилась, выскочилъ лакей и чуть-чуть не наступилъ въ самую миску.

   Это лакей альдермена. Онъ очищаетъ дорогу своему барину. Тоби грубо прогнанъ съ крыльца, и когда въ дверяхъ появился альдерменъ, лакей считаетъ нужнымъ прибавить: "у васъ хоть въ ногахъ валяйся,- а вы вѣчно на нашемъ крыльцѣ: что, какъ негдѣ больше пообѣдать, что ли?"

   Замѣтьте, какая тонко-политичная лакейская фраза. Передъ бариномъ онъ выказываетъ свое усерд³е и кротость обхожден³я, а словомъ "нашъ" даетъ Тоби почувствовать, какое неизмѣримое между ними разстоян³е. Такъ всегда выражается онъ въ своей коипан³и: мы были у графа N., мы обѣдали у князя М.

   Альдерменъ возстановилъ на своемъ крыльцѣ миръ и спокойств³е. Онъ не произнесъ ни одного грубаго слова и милостиво обратилъ даже свое вниман³е на Тоби и его обѣдъ. Но нельзя не замѣтить при этомъ одного обстоятельства: лакей былъ грубъ и чуть не наступилъ на обѣдъ бѣдняка; но это случилось было нечаянно. Альдерменъ, напротивъ того, былъ очень ласковъ и внимателенъ, но - съѣлъ лакомство Тоби; впрочемъ, и онъ сдѣлалъ это, можетъ быть, нечаянно: на свѣтѣ много подобныхъ вещей дѣлается нечаянно.

   Вы думаете, что это посещен³е огорчило Тоби? Напротивъ того, у него стало на душѣ легче,- такъ убѣдительно доказалъ Файлеръ, что Тоби разбойничаетъ, лакомясь рубцами, итакъ тронуло его лестное вниман³е альдермена къ его обѣду. Конечно, эти ловк³е пр³емы, эта округленная форма не измѣнили результата: рубцы были съѣдены. Молодого Ричарда не убѣдило бы краснорѣч³е Файлера, да и у альдермена пропалъ бы аппетитъ, если бы эти рубцы составляли обѣдъ Ричарда.

   А политико-экономъ Файлеръ расчитывалъ очень ясно и убѣдительно. Послушайте его. Онъ съ любопытствомъ заглянулъ въ миску, ткнулъ нѣсколько разъ рейсфедеромъ въ рубцы и произнесъ:

  

   "Это родъ животной пищи, извѣстный здѣшнему рабочему классу подъ назван³емъ рубцовъ. Но кто же это ѣстъ рубцы? Рубцы рѣшительно самый неэкономическ³й, самый расточительный изъ съѣстныхъ припасовъ. Изслѣдован³я доказали, что фунтъ рубцовъ теряетъ во время варки семь восьмыхъ своего вѣса, одною пятою больше всякой другой пищи изъ животнаго царства. По точному расчоту рубцы дороже тепличныхъ ананасовъ. Взявши во вниман³е число ежегодно убиваемыхъ въ городѣ быковъ и количество потроховъ, доставляемыхъ тушами, выходитъ, по наименьшему исчислен³ю, что потеря пищи при варкѣ рубцовъ могла бы пропитать гарнизонъ изъ пяти сотъ человѣкъ, въ продо³жен³и 5-ти 30-ти дневныхъ мѣсяцовъ и одного февраля. О, расточительность, расточительность!!"

  

   У Тоби задрожали колѣни; воображен³ю его представились 500 изсохшихъ труповъ,- жертвы его роскоши! Ричардъ былъ въ это время занять разговоромъ съ Мегъ и не слышалъ словъ Файлера. У него вѣрно не задрожали бы колѣни и онъ сейчасъ же расчелъ бы, сколько гарнизоновъ покоится въ жедудкахъ альдермена и его почтенныхъ друзей.

  

   "Кто ѣстъ рубцы? продолжалъ Файлеръ съ жаромъ. А, это ты? прибавилъ онъ, обращаясь къ Тоби. Такъ знаешь ли, что я тебѣ скажу? ты отнимаешь ихъ у вдовъ и сиротъ.- Да. Раздѣлите вышеупомянутое число потроховъ на вѣроятное число вдовъ и сирогь, и вы увидите, что имъ придется по четверти лота на человѣка. - На твою долю не остается ни грана, слѣдовательно, ты грабишь другихъ".

  

   И въ подтвержден³е этого остроумнаго вывода альдермень съѣлъ рубцы.

   Тоби вздохвулъ вольнѣе: ему почудилось, что 500 труповъ ожили и благодарятъ альдермена за ихъ воскресен³е.

   Файлеръ, какъ вы видите, въ качествѣ политико-эконома, очень заботится объ участи вдовъ и сиротъ, и если Тоби отъ этого не легче, такъ кто-жъ виноватъ, что Тоби не вдова?

   - А вы что на это скажете? спросилъ альдерменъ другого, вошедшаго съ нимъ господина.

   Это лицо тоже замѣчательно: это защитникъ старины, и его стоитъ послушать. Въ каждомъ словѣ такъ и видно, что старое время уже отчаялось въ возможности оправдать себя хоть софизмомъ какимъ нибудь: ни мысли, ни даже фразы порядочной. Точно старая баба, которая ворчитъ съ утра до ночи одно и тоже. Послушайте, сколько мощи въ его отвѣтѣ:

  

   "Что тутъ говорить? Можно ли интересоваться такимъ человѣкомъ (т. е. Тоби), въ нашъ испорченный вѣкъ? Взгляните на него! что за создан³е! То ли дѣло было въ старое время, великое старое время! Посмотрѣли бы вы, что такое въ старину былъ простой человѣкъ! Да и все было не то; а теперь что? просто ничего. Ахъ, добрая старина, добрая старина! Что за время было! О другомъ времени не стоитъ и говорить, не стоитъ и разсуждать; что теперь за народъ сталъ! Загляните въ собран³е костюмовъ Струтта, и вы увидите, что такое былъ въ старину носильщикъ".

  

   Вотъ она, почтенная старина! высказалась очень наивно: загляните въ собран³е костюмовъ! Прилично ли вамъ толкаться въ народѣ? И къ чему? Тамь того и смотри, что кто нибудь вастуивъ вамъ на мозоль и попортитъ гвоздями башмакъ вашъ, или задѣнетъ васъ локтемъ и запачкаетъ ваше платье. Вы хотите видѣть народъ? осгавайтесь спокойно дома: вотъ вамъ великолѣпный альбомъ,- сядьте и любуйтесь! Декораторъ знаетъ свое дѣло. Вы останетесь имъ довольны. - Посмотрите, какая тщательная отдѣлка, какъ это все вѣрно! Вотъ носильщикъ. Что за геркулесъ! какъ благотворно дѣйствуетъ тяжелая работа на здоровье! какая доджна быть у этого человѣка сила! какой желудокъ! Я думаю, онъ фунтовъ по 10-ти въ день ѣстъ говядины (если не встрѣчается съ альдерменомъ). - А вотъ 10-ти лѣтняя дѣвочка, работница изъ рудниковъ. Что за бѣлизна кожи! рудники удивительно предохраняютъ отъ загару; и что за тонкая талья, а кажется онѣ не носятъ корсета. - Вотъ сельская сцена: Ирландцы, воздѣлывающ³е картофель; какое патр³архальное велич³е! нѣкоторые въ однѣхъ рубахахъ: это отъ жару. А вотъ одинъ спитъ; онъ что то очень блѣденъ: должно быть утомился; зато какой покой на его лицѣ! какъ сладко, должно быть, заснуть, наконецъ, послѣ честнаго труда!

   И такъ далѣе. Альбомъ великъ и всего не перелистовать. Оставимъ старину любоваться картинками, какъ дитя. Съ нею нельзя ни спорить, ни разсуждать. Осиротѣвш³е представители ея будутъ отвѣчать вамъ теперь на всѣ ваши вопросы и возражен³я одно и тоже: "то ли дѣло бывало въ старину"! и завертятся на этой фразѣ, какъ бѣлка на колесѣ, которая понимаетъ механизмъ его также ясно, какъ они свою старину.

   Выслушавши багроваго господина, адьдерменъ улучилъ минуту блеснуть передъ своими знакомыми умѣньемъ обращаться съ людьми простого зван³я. Въ словахъ его видны увѣренность въ своемъ превосходствѣ и легкая ирон³я надъ отвлеченными теор³ями пр³ятелей.

  

   "Вы знаете, говоритъ онъ, я человѣкъ простой, практическ³й, и берусь за дѣло просто и прямо. Тутъ нѣтъ никакого секрета, никакой премудрости - обращаться съ этого сорту людьми: стоить только понять ихъ и говорить съ ними по ихнему".

   И онъ обратился, въ доказательство этой истины, къ Тоби:

   "Ты, пр³ятель, не толкуй мнѣ, что вашему брату подъ часъ ѣсть нечего. Вздоръ! Я отвѣдалъ твои рубцы, такъ меня, братъ, не надуешь. Ты вѣдь знаешь, что значитъ: "надувать"?- Нѣтъ ничего легче, прибавилъ онъ, обращаясь къ своимъ пр³ятелямъ, какъ обращаться съ этимъ народомъ, нужно только понять его. Вотъ видишь ли, пр³ятель (это опять относилось къ Тоби) теперь много толкуютъ вздоровъ - плохо, говорятъ, жить, нищета пришла,- вздоръ! я укорочу эти язычки, искореню эти толки. Кричатъ съ дуру: народу ѣсть нечего! - я искореню эти жалобы.- Да, прибавилъ онъ, обращаясь къ пр³ятелямъ: въ народѣ все можно искоренить,- надо только умѣть взяться за дѣло".

  

   Нельзя было бы отрицать этого умѣнья въ альдерменѣ, если бы народъ состоялъ весь изъ такихъ людей, какъ Тоби.... Да и самъ альдерменъ понимаетъ дѣло также, какъ понимало его старое время. Между немощною рѣчью защитника старины и довольно энергическими фразами альдермена есть внутреннее родстно: одинь совѣтуетъ заглянуть въ собран³е костюмовъ, чтобы убѣдиться, какъ хорошо было жить тогда носильщику, а другой грозится искоренить толки и жалобы на голодъ. Очевидно сущность ихъ взгляда одна и та-же. Вся разница между этими представителями стараго и новаго времени въ томъ, что альдерменъ заботится, по крайней-мѣрѣ, объ искоренен³и толковъ, тогда какъ тотъ ни о чемъ не заботится. Альдерменъ обращается къ Ричарду съ полушуткой, указывая на Мегъ:

   - А ты, конечно, за ней волочишься?

   Вопросъ былъ Ричарду не по сердцу. - Онъ отвѣчалъ отрывисто: "Завтра я на ней женюсь".

   - Что? что? подхватилъ Файлеръ: - женишься?

   - Да, думаемъ жениться, отвѣчалъ Ричардъ. - Надо спѣшить.

  

   Файлеръ вздохнулъ. "Да, альдерменъ, сказалъ онъ:- искорените-ка браки, вы сдѣлаете доброе дѣло. Жениться! жениться! Эти невѣжды не знаютъ первѣйшихъ началъ политической эконом³и; ихъ безпечность, ихъ испорченность..... ну, посмотрите только, сдѣлайте милость, на эту парочку! - Съ этимъ народомъ проживи хоть маѳусаиловъ вѣкъ, работай для его же пользы, нагромозди цифры на цифрахъ хоть цѣлую гору, ихъ никогда не убѣдишь, что они не имѣютъ ни права, ни надобности жениться. А это уже давно доказано, какъ дважды два - четыре.

  

   Эта выходка очень позабавила альдермена. Файлеръ заботится о благѣ народа,- народъ платитъ ену неблагодарностью,- и по дѣломъ! отвлеченными теор³ями съ нимъ ничего не возьмешь: надо обращаться не къ разсудку его, а къ сердцу, надо быть человѣкомъ практическимъ и разгадать натуру простого человѣка; надо умѣть взяться за дѣло, а не за идеи. И въ подтвержден³е этихъ мыслей альдерменъ положилъ тутъ же показать, какъ надо обращаться къ сердцу народа: онъ подозвалъ къ себѣ Мегъ. - Молодая кровь закипѣла въ Ричардѣ, и онъ не хотѣлъ было пустить свою невѣсту, но перемогъ себя, подошелъ самъ и сталъ съ нею рядомъ. Впрочемъ, это движен³е не охладило и не измѣнило краснорѣч³я альдермена; онъ такъ хорошо понималъ всякое движен³е простого человѣка! - Вотъ что сказалъ онъ Мегъ:

  

   "Ты, говоришь, хочешь выйти замужъ. Неприличное и неблагопристойное для женщины желан³е! Ну, да ужь объ этомъ что говорить! А вотъ что: когда ты выйдешь замужъ, ты начнешь ссориться съ мужемъ, и будешь пренесчастная женщина. Ты, можетъ быть, думаешь, что нѣтъ? Да ужь коли я тебѣ говорю, такъ это такъ. Смотри же: я тебя впередъ остерегаю,- я рѣшился искоренить несчастные браки. Прошу же ко мнѣ не являться. У тебя будутъ дѣти - мальчики. Они выростутъ негодяями и станутъ босикомъ рыскать по улицамъ. Смотри же, моя милая: я осужу тогда всѣхъ ихъ гуртомъ; я рѣшился искоренить босоногихъ мальчишекъ. Мужъ твой (и это всего вѣроятнѣе) умретъ въ молодыхъ лѣтахъ и оставитъ тебя съ ребенкомъ. Тебя вытолкаютъ за порогъ, и пойдешь ты шататься по улицамъ. Смотри, не подходи тогда близко ко мнѣ: я рѣшился искоренить всѣхъ безпр³ютныхъ матерей; да, я положилъ искоренить всѣхъ молодыхъ матерей всякаго сорту. Не воображай себѣ, что тебѣ удастся извиниться болѣзнью и дѣтьми; и больныхъ и дѣтей,- я все это искореню. А если ты, въ порывѣ неблагодарности и нечест³я, задумаешь утопиться или повѣситься съ отчаянья, я не пощажу тебя: я рѣшился искоренить самоуб³йства. Да! ужь если можно сказать, что я на что нибудь налегъ въ особенности, такъ это на самоуб³йства; рѣшительно искореню! Смотри же, не затѣвай ничего такого. Ну, да мы понимаемъ другъ друга.

  

   Въ заключен³е альдерменъ прибавилъ Тоби совѣтъ, чтобы онъ получше присматривалъ за своею дочерью, потому что она не дурна собою такъ стало быть недалеко и до бѣды,- и далъ ему отнести письмо по адресу.

   Тоби получилъ бы за коммисс³ю шиллингъ, во Файлеръ ясно доказалъ, что въ такомъ случаѣ онъ ограбитъ столько-то людей на полпенса каждаго,- и онъ получилъ только полшиллинга. И то слава Богу!

   Письмо адресовано члену парламента, сэру Джозефу Боулею, и Тоби имѣетъ честь вступить въ вельможеск³я палаты. Сэръ Джозефъ членъ парламента и богачь; но членовъ парламента и богачей такъ много, что личность его затеряется въ толпѣ, если онъ не приметъ дѣятельныхъ противъ этого мѣръ. Надо чѣмъ нибудь отличиться, надо, во что бы то ни стало, придать себѣ оригинальности, сдѣлаться человѣкомъ замѣтнымъ. Это не даеть сэру Джозефу спокойно наслаждаться тѣми благами жизни, которыя достались ему въ удѣлъ; и то, что для другихъ составляетъ предметъ пламеннѣйшихъ желан³й, для него только бѣдное средство къ достижен³ю другихъ цѣлей. Если бы Тоби сдѣлать владѣльцемъ только сотой части богатства сэра Боулея, онъ былъ бы счастливѣйшимъ изъ смертныхъ, онъ каждый день могъ бы лакомиться рубцами! А сэръ Джозефъ ежедневно кушаетъ черепахъ и нисколько не подозрѣваетъ, что это можетъ быть и иначе. Ему неизвѣстенъ неудовлетворенный физическ³й голодъ; зато Тоби не знаетъ, что такое неудовлетворямый голодъ самолюб³я.

   Тоби единица изъ толпы, надъ которой проведенъ такой тяжолый уровень бѣдности, что никому изъ нихъ неприходитъ въ голову подняться надъ толпою.

   Сэръ Джозефъ тоже единица изъ толпы, но мегѣе многочисленной! уровень ея проведенъ снизу, и каждый членъ ея силится стать головою выше сосѣда, а если нельзя, такъ хоть чѣмъ нибудь отличиться отъ другихъ, придать себѣ, какъ говорятъ, рельефности. И роли разбираются: одинъ играетъ мецената, покровительствуетъ печатному вздору и скупаетъ Рафаэлей лондонской фабрикац³и, другой выѣзжаетъ на нравственности, громитъ порокъ и прославляетъ добродѣтели; трет³й собираетъ древности и заказываетъ для своего кабинета мечь какого нибудь Дюгесклена или черепъ Сократа; пятый, наконецъ, ни на чемъ не выѣзжаетъ, смѣется надо всѣмъ въ жизни и плотно обѣдаетъ въ кругу веселыхъ друзсй; это тоже своего роду конекъ. Сэръ Джозефъ избралъ себѣ роль друга и отца бѣдныхъ, но осиротѣть, въ этомъ смыслѣ, было бы для нею величайшею непр³ятностью; исчезни вдругъ съ лица земли бѣдность, не имѣй никто права на зван³е нищаго,- о чемъ станетъ ораторствовать сэръ Джозефъ? Послушайте его рѣчей,- вы сами согласитссь съ этимъ:

  

   "Да! сказалъ сэръ Джозефъ.- Я другъ бѣдныхъ. Меня за это упрекаютъ, но я горжусь этимъ титломъ.

   "Дай Богъ вамъ всякаго благополуч³я, подумалъ Тоби.

   "Я, напримѣръ, несогласенъ вотъ съ альдерменомъ, продолжалъ сэръ Джозефъ, указывая на письмо; - несогласенъ ни съ парт³ей Файлера, ни съ какой либо другой. Я другъ бѣдныхъ, и бѣдному нѣтъ никакого до нихъ дѣла, также какъ и имъ до него. Бѣдные въ моемъ округѣ мои друзья, и это ужь мое дѣло. Никакое лицо, никакое общество не имѣютъ права вмѣшиваться въ мои и друзей моихъ отношен³я. Вотъ основныя положен³я, на которыя я опираюсь. Я говорю бѣдному: другъ мой, я буду обращаться съ тобою отечески.

   Тоби былъ тронутъ и почувствовалъ на душѣ что-то хорошее.

   "Ты имѣешь дѣло исключительно со мною, другъ мой, продолжалъ сэръ Джозефъ, рахсѣянно гдядя на Тоби: - со мною, и больше ни съ кѣмъ. Думать о чемъ нибудь тебѣ вовсе ненужно. Я буду думать за тебя; я знаю, что тебѣ полезно, и во мнѣ ты всегда найдешь отца. Ты созданъ не за тѣмъ, чтобы пьянствовать и бражничать и находить животное удовольств³е въ ѣдѣ,-

   Тоби съ раскаяньемъ вспомнилъ о рубцахъ.

   - Но сознавать достоинство труда. Живи умѣренно, довольствуйся малымъ, будь почтителенъ, упражняйся въ самоотвержен³и, воспитывай свое семейство за грошъ, плати свои повинности аккуратно, какъ часы бьютъ, будь точенъ въ своихъ дѣлахъ (я подаю тебѣ хорош³й примѣръ: вотъ г. Фишъ, секретарь мой, всегда здѣсь при кассѣ),- и ты можешь быть увѣренъ, что всегда найдешь во мнѣ друга и отца."

   - Хороши дѣти! замѣтила леди Боулей.- Чахотки, лихорадки, калѣки и уроды всякаго сорту!

   - Да, торжественно возразилъ сэръ Джозефъ: - а я тѣмъ не менѣе другъ и отецъ бѣднаго человѣка. Каждые три мѣсяца онъ можетъ являться къ г. Фишу. Въ новый годъ я и друзья мои будемъ пить за его здоровье. Разъ въ году я и друзья мои, мы обращаемъ къ нему рѣчь съ глубочавшимъ чувствомъ. Разъ въ жизни онъ даже можетъ быть и получитъ что нибудь, публично, въ присутств³и знатныхъ особъ,- такъ, бездѣлицу отъ друга. И когда эти средства и достоинство труда не въ состоян³и уже будутъ поддержать его, и онъ сляжетъ въ тихую могилу, тогда, миледи,- тогда я, на тѣхъ же основан³яхъ, буду другомъ и отцомъ дѣтей его."

  

   Вы слышите: самъ сэръ Джозефъ надѣется, что дѣти и внуки будутъ нуждаться въ его дружбѣ, точно также какъ отцы и дѣды. Если бы нищихъ можно было разводить, какъ растен³я, сэръ Джозефъ устроилъ бы огромный паркъ съ теплицами, парниками, грядами, и собственноручно воздѣлывалъ бы эту отрасль ботаники. Съ какимъ краснорѣч³емъ, съ какою гордостью показывалъ бы онъ свое заведен³е посѣтителямъ! - Да, сэръ, говорилъ бы онъ: - я другъ и отецъ бѣдныхъ; такой богатой коллекц³и ихъ не найдете во всѣй Европѣ. Одному смотрителю плачу я 200 фунтовъ стерлвиговъ; швейцаръ стоитъ мнѣ 100 фунтовъ: онъ одѣвается на свой счотъ; живописцу, за сочинен³е ему костюма, заплачено 25 фунтовъ. Не хочу утомлять васъ подробностями, но чтобы дать вамъ общее понят³е, скажу только, что все это стоитъ мнѣ ежегодно больше 3000 фунтовъ стерлинговъ. - Да, замѣчаетъ посѣтитель: - за эти деньги можно бы изъ всѣхъ этихъ нищихъ сдѣлать порядочныхъ людей. - Совершенно справедливо; но это значило бы дѣйствовать противъ принципа, уничтожать благотворительность, искоренять бѣдность,- ха, ха, ха! этимъ ужь пусть занимается г. альдерменъ! - Не смѣю съ вами спорить, сэръ, но позвольте мнѣ сдѣлать одно замѣчан³е: я вижу здѣсь все, что необходимо для поддержан³я блеска подобнаго заведен³я, но гдѣ же кухня? - Кухня? Конечно, вы не занимались этимъ предметомъ спец³ально, и такой вопросъ съ вашей стороны простителенъ; но завести здѣсь кухню, все равно, что разплодить гусеницу во фруктовомъ саду. Она пожретъ всѣ плоды моей попечительности. Нѣтъ, за подобное дѣло надо браться съ умѣньемъ, и я, не хвастая, могу сказать, что такихъ экземпляровъ, какъ у меня, вы не найдете въ цѣлой Европѣ. Вотъ, напримѣръ, этотъ получаетъ въ день по три картофеля; если есть на лунѣ телескопы и любители благотворительности, такъ имъ вѣрно ужъ давно извѣстно, сколько у него ребръ.

   - Да, сэръ, судя по его одеждѣ, это вещь очень возможная. - Koстюмъ тоже вещь не послѣдняя: онъ на бѣдномъ человѣкѣ тоже, что краска на цвѣткѣ. Посмотрите: вотъ, можно сказать, образецъ въ своемъ родѣ; что за роскошь въ подборѣ лохмотьевъ и заплатъ! сколько живописнаго въ этихъ пальцахъ, выглядывающихъ изъ сапога, отъ котораго остались одни голенищи! - А эта женщина?

   - Это вдова. Этотъ сортъ замѣчателенъ своею плодовитостью: вотъ это, вокругъ вся, все ея ребятишки. Я покажу вамъ когда нибудь, какъ они дерутся за ломоть хлѣба: презабавное зрѣлище!

   И на этотъ ладъ сэръ Джозефъ продолжалъ бы далѣе: какъ знатокъ, вошелъ бы онъ въ техническ³я подробности, и въ заключен³е провелъ бы гостя въ особое отдѣлен³е, гдѣ хранятся естественныя мумм³и умершихъ отъ голода. Гость, если онъ литераторъ, составилъ бы краснорѣчивое и подробное описан³е заведен³я сэра Джозефа, а меценатъ издалъ бы его на свой счотъ съ великолѣпными гравюрами,- и всѣ остались бы довольны.

   Возвратимся къ разсказу Диккенса.

   Изъ палатъ сэра Джозефа авторъ водетъ васъ въ другую сферу. Онъ показываетъ, какъ живутъ, чувствуютъ и думаютъ на мостовой и въ бѣдномъ сараѣ.

   Новыя похожден³я Тоби начинаются тѣмъ, что онъ сталкивается на улицѣ съ какимъ-то здоровякомъ крестьяниномъ и падаетъ въ грязь. И въ этомъ случаѣ Тоби остается вѣренъ самому себѣ: онъ силится поскорѣе снять шляпу и говоритъ "виноватъ!" Тоби знакомится съ неизвѣстнымъ и узнаетъ, что это Вилль Фернъ, и что онъ идетъ съ повинною къ альдермену. Это сближаетъ ихъ еще больше. Тоби сообщаетъ ему, что альдерменъ намѣренъ посадить его какъ бродягу въ тюрьму, и предлагаетъ ему, въ замѣнъ этой квартиры, ночлегъ въ своемъ уголкѣ.

   Вилль шелъ не одинъ: онъ несъ на рукахъ дѣвятилѣтнюю дѣвочку, сироту, дочь своего брата, одну изъ несчастныхъ жертвъ жаднаго Тоби, кушающаго рубцы. Хорошо еще, что Тоби могъ упрекать себя въ настоящемъ случаѣ не больше, какъ за намѣрен³е: рубцы, какъ вы помните, съѣлъ альдерменъ.

   Тоби помнитъ свое преступлен³е и старается теперь его загладить, ухаживая за своими гостями и угощая ихъ, сколько можетъ. Тоби получилъ отъ альдермена только полшиллинга: Файлеръ доказалъ, что дать ему цѣлый шиллингъ, значитъ ограбить другихъ, и другая половина осталась въ карманѣ альдермена. Если она не достанется кому слѣдуетъ, виноватъ будетъ не Тоби, а альдерменъ, если альдерменъ вообще бываетъ когда нибудь виноватъ. Но эти полшиллинга законная неотъемлемая собственность Тоби; - на нее никто, кромѣ него, не имѣетъ права. Что же онъ съ всю дѣлаетъ? онъ изподтишка показываетъ деньги дочери, говоритъ, что гдѣ-то у нихъ на лѣстницѣ лежитъ полунца чаю и кусокъ окорока, идетъ въ мелочную лавку къ мистрисъ Чиквистаукеръ и закупаетъ провиз³ю на чистыя деньги. Гость не долженъ и подозрѣвать, что посѣщен³е его вводитъ въ убытокъ хозяина и стоитъ ему лишен³й: Тоби увѣряетъ его, что онъ никогда не пьетъ чаю и не ѣстъ окороковъ.

   Наконецъ, все въ жилищѣ Тоби успокоилось. Самъ хозяинъ присѣлъ къ огоньку съ газетой въ рукѣ, - и заснулъ.

   Надо вамъ знать, что природа одарила Тоби довольно пылкимъ воображен³емъ и зоркостью въ области фантаз³и. Стоя постоянно у церкви въ ожидан³и поручен³й, Тоби чаще всякаго другого принужденъ былъ выслушивать звонъ колоколовъ, и открылъ, наконецъ, что эти звуки не такъ монотонны, какъ кажутся съ перваго разу, что въ нихъ есть свой смыслъ, что-то въ родѣ людской рѣчи, и что самые колокола слѣдовательно не мертвыа вещи, а существа особаго роду, что въ нихъ есть своя душа,- и наконецъ, что между нимъ и колоколами есть какая-то тайная, родственная связь.

   И вотъ снится ему, что колокола вдругъ зазвонили и зовутъ его къ себѣ на колокольню. Страшно стало Тоби, но онъ рѣшился и пошелъ на зовъ. На колокольнѣ увидѣлъ онъ странныя явлен³я: звуки колоколовъ принимали тысячи разнообразнѣйшихъ формъ живыхъ существъ, и все вокругь кипѣло движен³емъ. Потомъ, вмѣстѣ съ звуками, исчезли и эти странныя существа. Воцарилась тишина - и Тоби увидѣлъ въ каждомъ изъ колоколовъ почтенное, серьезное, брадатое лицо; колокола заговорили, дали ему много наставлен³й, и въ заключен³е раскрываютъ передъ нимъ въ нѣсколькихъ сценахъ будущую участь его дочери, маленькой Лилли, Ричарда, Вилля и его самого: все это совершается девять лѣтъ спустя. Тоби нѣтъ въ живыхъ; дочь его ведетъ горькую, нищенски трудовую жизнь; Лилли - падшая женщина; Ричардъ пьяница и негодяй; Вилль постоянный гость тюремъ и рабочихъ домовъ. Какая горькая перспектива! какой нерадостный сонъ подъ новый годъ! Видно не даромъ ораторствовали поутру альдерменъ и сэръ Джозефъ; слова ихъ запали въ мягкую душу Тоби, какъ сѣмя въ растворенную почву, и этотъ сонъ былъ плодомъ ихъ отеческой заботливости!

   Картины этого сна не всѣ одинаково удачно набросаны авторомъ. Въ сценахъ Мегъ съ Лилли есть что-то приторно сладкое, хоть и не въ такой степени, какъ въ "Сверчкѣ" и въ "Битвѣ жизни". Вообще нельзя не замѣтить, что Диккенсу не даются женск³е типы, исключая каррикатурныхъ изображен³й въ родѣ Клеменси или мистрисъ Фильдингъ. Все нѣжно-женственное, какъ напр. въ Мегъ, въ Лилли, въ Дотъ, въ Мери и Грац³и дѣлается у него сахарнымъ.

   Но въ "Колоколахъ" этотъ недостатокъ щедро искупается такими картинами, какъ напримѣръ праздникъ рожден³я леди Боулей. Сэръ Джозефъ даетъ великолѣпный обѣдъ. Дѣтей и друзей его кормятъ въ другой комнатѣ плумпуддингомъ извѣстнаго роду и потомъ впускаютъ въ общую залу слушать торжественную рѣчь сэра Джозефа о благотворитедьвости и о доблести труда. Альдерменъ льститъ двѣнадцатилѣтнему сыну сэра Боулея и разливается въ сожалѣн³яхъ при вѣсти что богатый банкиръ Дидльсъ застрѣлился, не заботясь о намѣрен³и альдермена искоренить самоуб³йства.

   Вдругъ, среди пиршества, является Вилль Фернъ. Онъ прямо изъ тюрьмы. Судьба довела его до такого положен³я въ жизни, что никто уже не можетъ ни повредить, ни помочь ему.

   Все это ярко и поразительно; въ явлен³и Вилля и поведен³и его можно бы найти что-то натянутое, еслибы это былъ не сонъ.

   Этого недостатка нѣтъ въ другой сценѣ, гдѣ являются мистрисъ Тигби, ci-devant Чикнистаукёръ, и почтенный супругъ ея, бывш³й швейцаръ сэра Боулея, "другъ и отецъ бѣдныхъ" въ маломъ видѣ и въ тоже время слонъ на заднихъ ногахъ. Домашняя жизнь ихъ, свой уголокъ, ихъ home, очерченъ немногими, но ясными чертами. Во всей картинѣ много юмору. Характеры этихъ двухъ особъ высказываются очень ясно при вѣсти, что постоялецъ ихъ при смерти. Этотъ постоялецъ - Ричардъ, женивш³йся наконецъ, послѣ многихъ лѣтъ безпутной жизни, на Мегъ. - Такъ рисуетъ участь его запуганное воображен³е Тоби. Краснорѣч³е альдермена не пропало даромъ!

   Но ничего нельзя представить себѣ мрачнѣе послѣдняго видѣн³я этого сна. Ричардъ умеръ. Мегъ нищая. Подъ новый годъ идетъ она съ своимъ ребенкомъ отыскивать пропитан³я, бродитъ цѣлый день голодная и холодная. Настаетъ ночь; она идетъ домой, - но дверь плотно закупорена особою хозяинва, мистера Тёгби. Достойный наперстникъ сэра Джозефа прогоняетъ ее прочь: онъ тоже, по примѣру своего бывшаго господина, со всѣми кончаетъ счоты свои къ новому году. Мегъ идетъ къ рѣкѣ умереть, "какъ умерла Лилли." Никто не является на отчаянный вопль отца ея.

   Тоби самъ схватываетъ дочь съ силою геркудеса и - просыпается.

   Мракъ и тучи мгновенно смѣняются; колокола прозвонили новый годъ, - являются Ричардъ, Вилль Фернъ, цѣлая толпа сосѣдей съ музыкой; за ними мистрисъ Чикинстаукёръ, которую Тоби въ замѣшательствѣ называетъ мистрисъ Тёгби, - шумъ, клики, музыка и общая пляска, въ которой Тоби выдѣдываетъ так³я невѣроятныя па, какихъ не видывали ни прежде, ни послѣ того.

   Такъ кончается этотъ лучш³й изъ четырехъ святочныхъ разсказовъ Диккенса. Мы невольно увлеклись имъ въ ущербъ остальнымъ двумъ, о которыхъ слѣдуетъ еще упомнвуть въ этой статьѣ. Впрочемъ, эти повѣсти очевидво слабѣе первыхъ, и мы не будемъ слѣдовать подробно за ихъ содержан³емъ, a выскажемъ наше мнѣн³е объ нихъ въ общихъ чертахъ.

   Разсказъ: Сверчокъ выдержанъ не совсѣмъ строго. Начало прекрасно, но конецъ неестественъ; есть оригинальныя лица и живыя сцены, но зато друг³я туманны и даже ложны. Диккенсъ, кажется, никакъ не можетъ избѣгнуть какой-то приторности, какъ скоро вдастся въ сферу женскихъ натуръ. Основной тонъ всего разсказа - непереводимый англ³йск³й home. Въ этомъ понят³и заключается что-то особенное, нац³ональное, чего не выражаютъ въ точности ни русское свой уголокъ, ни французское chez soi. Героемъ на этой маленькой словѣ почти всегда бываетъ женщина, и въ четырехъ стѣнахъ могутъ разыгрываться остроумныя комед³и и мрачныя трагед³и, но у Диккенса выходитъ мелодрама. Такова Битва жизни, которую читатели прочли въ предыдущей книжкѣ "Современника." Подвигъ Мери, на который способны только существа глубоко романтическ³я, это сердце, подчиненное фантаз³и, любовь, принесенная въ жертву идеалу высокаго, могли бы дать содержан³е роману съ сильнымъ психологическимъ интересомъ. У Диккенса вышло иначе: его разсказъ не больше, какъ сюжетъ для подобнаго романа. На такой анализъ надо имѣть своего роду талантъ, а его-то и нѣтъ у Диккенса. Отъ этого главныя лица, какъ напр. Мери, Грац³я, Альфредъ выходятъ у него блѣдны, часто приторны, тогда какъ второстепенныя части романа обрисованы чрезвычайно выпукло и полно: Свитчей и Краггсъ съ ихъ дражайшими половинами, и Бритвъ съ Клеменси воэбуждаютъ въ читателѣ гораздо больш³й интересъ.

   Тоже должно сказать и о "Сверчкѣ". Мистриссъ Пирибингль настоящ³й оберъ-сверчокъ; она очерчена мин³ятюрно и туманно. Эдвардъ и миссъ Фильдингъ очень безкровны, несмотря на ихъ неизмѣнную любовь. Текльтонъ очевидно придуманъ для завязки, и мрачная личность его расплывается въ какое-то жидкое поучен³е, когда онъ приходитъ, въ концѣ романа съ повинною головою, тогда какъ у него поутру еще отбили невѣсту, почти жену,- и все это потому, что дома у него скучно, что онъ передавилъ у себя всѣхъ сверчковъ! Зато очень удачны друг³я лица: сколько вѣрнаго и глубокаго въ отцовской