людей и как рано они умирают, не свершив и половины возможного...
[1] Зедергольм был в Московском университете на филологическом факультете.
[2] Церковная собственность.
[3] Отец Климент подразумевает здесь грузина, отца Илариона отшельника, о котором он говорит дальше.
[4] Разумеется, с тех пор очень многое изменилось, в эти двадцать два года. Сила перешла на сторону болгар, явно нарушивших церковные правила (прим. 1882).
[5] Об этом восстановлении я не имею под рукой верных справок, но говорю это со слов покойного отца Климента, вообще Зедергольм, как человек очень строгий в Православии, всегда, до конца жизни крепко стоял за авторитет Великой Цареградской Церкви.
[6] Башня, обыкновенно на берегу моря, отдельная от монастыря.
[7] Вероятно, по отсутствию всякой растительности.
[8] Главный духовник русского Пантелеймоновского монастыря на Афоне.
[9] В то время, о котором здесь идет речь, паши имели право казнить. Впоследствии это право было у них отнято, по крайней мере на мирном положении.
[10] Нынешний игумен Пантелеймоновского монастыря, а в то время второй духовник русской братии.
[11] Кроме основных изменений, введенных католичеством, есть еще много второстепенных уклонений, которые очень хорошо объяснены и изложены в книге отца Владимира, бывшего aббата Гетте "Изложение православного восточною исповедания".
[12] Я пишу это на память, не имея здесь сочинений Хомякова.
[13] Исповедание помыслов на коленах, в знак смирения, - древний христианский обычай (смотри "Лествицу" Сл. 4, гл. 62, 34).
[14] Это бывает и в литературе светской. Никто и нигде до сих пор не мог передать "Фауста" так, как переданы, например, некоторые произведения Шиллера Жуковским, то есть так, что они в русском переводе не хуже и не слабее подлинника.
[15] Архим Ювеналию (Половцеву). Сочинение это теперь уже вышло в свет Оно озаглавлено так "Жизнеописание настоятеля Козельской Введенской Оптиной пустыни архимандрита Моисея" Москва, 1882
[16] По этому поводу я вспоминаю два случая, два суждения его о двух отшельниках. Один из них был оптинский; он никогда, несмотря на предложения игумена, не хотел постричься и так и умер простым послушником, живя постоянно один в лесу, в самой убогой обстановке. Он говорил: "На что мне пострижение? Я и так все с одним Богом здесь!" Отец Климент с восторгом говорил об этом человеке: рассказывал мне с чувством, до чего он сжился с природой, как дикие птички по одному зову его садились на его руки, плечи и голову... Отец Климент видимо завидовал этому отшельнику; завидовал не в худом, а в хорошем смысле этого слова, т. е. желал бы сам быть ему подобен, но не мог В этого рода рассказах и суждениях выражалось презрение отца Климента к комфорту и к собственным привычкам более утонченного быта. Другой инок (в суждениях о котором видно было у отца Климента, напротив того, невольное желание простора и удобств) жил не здесь, а в ином, дальнем монастыре. Он был дворянин, образован, богат; но, удалившись в обитель вследствие семейных огорчений, построил себе чрезвычайно тесную, очень темную и низкую келью и жил в ней, окруженный большою библиотекой, в которой вместе с духовными книгами находилось и множество светских сочинений. Отец Климент, познакомившись с этим монахом, очень жалел о том, что он, не имея около себя хорошего наставника, впал относительно обстановки своей в большую ошибку. "Келью, жилище, - говорил отец Климент, - надо бы ему было построить себе более сообразное с его прежними привычками; эта теснота и этот мрак ужасны. Но Байрона и французские романы можно было бы и не привозить с собой в монастырь... Такое чтение вредит неутвержденному монаху, а пересиливать сразу свои телесные привычки и непомерно стеснять свое жилище тоже неосторожно... Это наводит уныние, а за унынием следует много худого. В великопостной молитве "Господи и Владыко живота моего" у греков следует: "дух праздности, любопытства и т. д.". В славянском же переводе: "дух праздности, уныния и т. д.". У греков указывается на источник; у нас предпочли указать на результат. Если мы в праздности нашей увлекаемся ненужным любопытством, например начинаем читать вовсе до нас не касающиеся книги, то это ведет непременно к унынию. Изменение, внесенное в эту молитву переводившими, чрезвычайно глубокомысленно. И все эти мысли пришли мне в голову при виде мрачной, тесной кельи отца Д и при взгляде на любовные поэмы, которые стояли у него на полках. Мне стало его очень жаль!"