Михайловский Николай Константинович - Еще материалы для биографии Г. И. Успенского

ливался на этихъ предметахъ. Нѣкоторыхъ св. русскихъ угодниковъ онъ высоко чтилъ за то, что они "зоологическую правду" народной жизни старались поднять до высоты христ³анской морали. Особенно ему нравилась народная легенда о св. Николаѣ Чудотворцѣ и св. Касьянѣ: первый явился къ Богу въ грязной и изорванной одеждѣ, потому что проводилъ время въ трудѣ, и за это Богъ предоставилъ ему много праздниковъ въ году; Касьянъ же предсталъ въ новомъ и блестящемъ парядѣ, и за это ему данъ только одинъ праздникъ въ четыре года. Все это не имѣло никакого отношен³я къ религ³ознымъ догматамъ и обрядамъ. Но въ больницѣ (въ Колмовской уже) его охватило мистически религ³озное настроен³е, а затѣмъ онъ сталъ исполнять и церковные обряды. Дѣло началось на почвѣ все той же внутренней борьбы съ "Ивановичемъ".

   Но здѣсь намъ нужно сдѣлать довольно большое отступлен³е.

   Временами Глѣбу Ивановичу становилась лучше. Въ дневникѣ д-ра Синани встрѣчается, напримѣръ, такая запись: "Продолжаетъ писать. Читаетъ, повидимому, очень толково. Отзывы о писателяхъ и т. п. отличаются обстоятельностью, увѣренностью, знан³емъ дѣла. Вообще производитъ впечатлѣн³е крайне отрадное. Что то будетъ? Неужели Глѣбъ Ивановичъ поразитъ насъ и поправится настолько, что будетъ даже писать по-прежнему? Я боюсь даже мечтать объ этомъ". Но, очевидно, докторъ мечталъ, и оптимистическ³й взглядъ, хотя и очень рѣдко, подсказывался не только объективными данными, а и любовнымъ отношен³емъ врача къ больному. Какъ-бы то ни было, но больному становилось временами настолько лучше, что онъ ѣздилъ, съ провожатыми, конечно, въ Новгородъ, посѣщалъ тамъ знакомыхъ, бывалъ на земскихъ собран³яхъ, отпускался къ себѣ въ Чудово, откуда дѣлалъ довольно больш³я экскурс³и, ѣздилъ и въ Петербургъ. Въ большинствѣ случаевъ дальн³я поѣздки оканчивались худо. Вотъ нѣсколько записей д-ра Синани:

   "24/²Ѵ (1898). Глѣбъ Ивановичъ сегодня отправился пѣшкомъ въ Чудово въ сопровожден³и Степанова.

   "29/²Ѵ. Вернулся со мной обратно.

   "5/V. Выписался въ Чудово. Сопровождаетъ его Степановъ.

   "9/VI. Сегодня пришлось привести его обратно въ Колмово.

   Жизнь въ семьѣ оказалась для него крайне неблагопр³ятною. Съ первыхъ же дней совмѣстной жизни съ женою онъ разочаровался въ одномъ изъ сильно занимавшахъ его желан³й... Подъ вл³ян³емъ отчаян³я онъ 11 мая сильно разможжилъ себѣ мягк³я части темени камнемъ. Когда я пр³ѣхалъ къ нему, онъ сожалѣлъ, что онъ такъ поступилъ, объяснилъ свой поступокъ кратковременнымъ сумасшеств³емъ и при этомъ, какъ-бы въ объяснен³е мотивовъ, приведшихъ его въ это состоян³е, проговорилъ слѣдующую фразу: "что-же? Писатель я не писатель, отецъ я не отецъ - семью мою содержатъ друг³е, а не я, мужъ я не мужъ; никому я не нуженъ, а только въ тягость". Чѣмъ дальше, тѣмъ больше было поводовъ для разочарован³й. Появились угрюмость, молчаливость, неудовлетворенность, досада на себя и на окружающихъ, раздражительность. Появились дерганье себя за бороду, бормотанье про себя фразъ вродѣ слѣдующихъ: "3000 въ годъ", "Сашечка пр³ѣдетъ", "пошелъ вонъ" и т. п., шушуканье, выдыхан³е вродѣ свиста, встряхиван³е головой и т. п. насильственныя движен³я, царапанье раны. Наконецъ, сталъ себѣ наносить сильные удары по головѣ, по вискамъ, стремлен³е разможжить себѣ голову палкою. Нѣсколько дней тому назадъ еще можно было слышать так³я фразы въ его бормотаньи: "Сашечка пр³ѣдетъ", "надо жить", рядомъ со словами: "пошелъ вонъ". Раздражительность дошла до того, что онъ сталъ покрикивать на окружающихъ, гнать вонъ жену и дѣтей. Аффекты гнѣва все усиливались, билъ себя, угрожалъ убить себя, убить наиболѣе близкихъ ему членовъ семьи, разъ они чѣмъ-нибудь ему противорѣчили. Сонъ сталъ плохъ, все требовалъ Sulfonal'а, который, однако, мало ему помогалъ. То и дѣло угощалъ себя пощечинами. Уже онъ не слушался и меня. При мнѣ сдѣлалъ страшную сцену своей семьѣ, гналъ жену вонъ за то, что она вызвала меня, нагналъ ужасъ на домашнихъ; когда я объявилъ ему, что я его возьму обратно въ Колмово, то онъ закричалъ и на меня и, наконецъ, сталъ гнать вонъ и меня, угрожая убить и меня, и дѣтей, и себя. Само собою разумѣется, что себѣ онъ наносилъ при этомъ отчаянныя пощечины. Состоян³е его дома можно характеризовать въ краткихъ словахъ такимъ образомъ: сознан³е ясное, бредовыхъ идей незамѣтно, насильственныя представлен³я, насильственныя дѣйств³я, крайняя раздражительность, наклонность къ аффектамъ гнѣва, переходящимъ сейчасъ же въ нѣжность, ласку, самообвинен³е, но на очень короткое время; стремлен³е къ самоувѣчен³ю, самобичеван³ю, недовольство собою, не исключающее досады на другихъ, не исключающее протеста противъ другихъ за неисполнен³е его желан³й, угрозы имъ и даже готовность оскорбить ихъ не только словами, но и дѣйств³емъ. Замѣчательная память!"

   Однако, въ эту же ³юньскую поѣздку, а именно послѣ прогулки изъ Чудова въ Грузино, у него былъ моментъ необыкновеннаго блаженства, который онъ потомъ часто вспоминалъ. Б. Н. Синани записываетъ:

   "Воскресаютъ воспоминан³я преимущественно тѣхъ сценъ, которыя доставляли ему чувство блаженства, восторга, напр. Маргарита, но особенно состоян³е того вечера послѣ Грузина. Вернулся онъ тогда изъ Грузина съ мрачными мыслями. Но вотъ ночью онъ сталъ испытывать удивительное явлен³е превращен³я во всемъ тѣлѣ. По всему тѣлу стало разливаться, начиная съ ногъ, какъ электрическ³й токъ, что-то хорошее, теплое. Онъ весь преобразился, онъ чувствовалъ себя счастливымъ, онъ воскресъ, онъ чувствовалъ себя такъ, какъ никогда за всѣ свои 50 лѣтъ. Онъ былъ совершенно чистъ, безъ пятнышка, совсѣмъ святой. Онъ долженъ былъ сохранить это состоян³е навсегда, на вѣки. Онъ долженъ былъ встатъ и пойти къ женѣ, но онъ этого почему-то не сдѣлалъ. Продолжалъ лежать, и вотъ онъ сталъ чувствовать, какъ у него то тамъ, то здѣсь потрескиваетъ черепъ, настроен³е ухудшается, въ голову забираются мрачныя мысли. Трещалъ, трещалъ черепъ и дотрещался до того, что на слѣдующее утро онъ сталъ разбивать его. Онъ не долженъ былъ этого дѣлать, не долженъ былъ предаваться отчаян³ю по случаю прохожден³я того удивительнаго состоян³я. Онъ ошибочно думалъ, что это состоян³е исчезло совсѣмъ. Оно не исчезло. Оно осталось въ немъ. Доказательство хоть то, что онъ вспоминаетъ и воспоминан³е вызываетъ въ немъ теперь то же состоян³е. Онъ вѣритъ, что будетъ испытывать это состоян³е все чаще и больше, и что въ концѣ концовъ онъ въ немъ укрѣпится, и онъ окажется окончательно и навсегда всскресшимъ и какъ человѣкъ, и какъ писатель. И будетъ онъ чистымъ, святымъ, будетъ писать".

   Кромѣ постояннаго, упорнаго сосредоточен³я мысли на необходимости и обязанности "окончательно воскреснуть", Глѣбъ Ивановичъ употреблялъ и нѣкоторые механическ³е пр³емы для достижен³я этой цѣли. Между прочимъ, за время болѣзни у него развилась странная привычка постоянно что-то шептать про тебя. Д-ру Синани онъ однажды объяснилъ, что при этомъ онъ "ведетъ борьбу съ тьмою, не совсѣмъ еще исчезнувшею изъ его головы". "Въ тѣ моменты, когда онъ кажется окружающимъ страннымъ, онъ ведетъ борьбу, онъ содѣйствуетъ упрочен³ю своего воскресен³я, счаст³я. Когда другимъ кажется, что онъ свиститъ, дуетъ и т. п., онъ дѣлаетъ свое дѣло въ пользу искоренен³я дурного, мрачнаго, темнаго (точно опредѣлить не можетъ) тѣмъ, что шепчетъ: "честью и совѣстью". А когда онъ вскидываетъ голову, онъ какъ бы отмахивается отъ мрачнаго и шепчетъ: "счаст³е". "Теперь онъ убѣжденъ, что хорошее въ немъ не погибло, что оно восторжествуетъ окончательно. Добросовѣстность,- говоритъ,- никогда не исчезала у меня окончательно". Будетъ такъ, что въ немъ останутся только честь, совѣсть, любовь, счаст³е и т. п. и онъ будетъ писать. Повидимому, онъ какъ бы то и дѣло производитъ надъ собою эксперименты самовнушен³я". Однако, иногда онъ прибѣгалъ и къ болѣе грубымъ средствамъ: колотилъ себя по головѣ съ цѣлью выбить оттуда дурныя мысли...

   А затѣмъ его бредовыя идеи окрасились мистическимъ цвѣтомъ. Вотъ одно изъ его писемъ къ женѣ: "Увѣряю тебя, дорогая моя, горячая любовь къ Богу съ каждой минутой охватываетъ меня все больше и больше. Величайшее счастье жить на бѣломъ свѣтѣ, свѣтлое далекое будущее обрадуетъ всѣхъ, кто меня любитъ, кто возлагаетъ на меня больш³я надежды. А я люблю всѣхъ и воскресаю въ любви ко всѣмъ страждущимъ и обремененнымъ". И т. д. Д-ру Синани онъ говорилъ въ это время, что "воскресъ въ любви къ Богу. Бога,- читаемъ далѣе въ дневникѣ,- понимаетъ въ пантеистическомъ смыслѣ и примѣшиваетъ къ нему любовь и безконечность, не то какъ атрибуты, не то какъ синонимы. Выходитъ поэтическое, довольно стройное м³росозерцан³е, мало похожее на величавый слабоумный бредъ паралитика. Говоря о безконечности, о м³рахъ и т. п., прибавляетъ, что все это у него въ головѣ, въ головѣ его вселенная со звѣздами и т. п.". Еще далѣе онъ сталъ "ангеломъ Господнимъ всемогущимъ", стали ангелами и святыми всѣ близк³е къ нему, и, даже пылая негодован³емъ на Б. Н. Синани, онъ писалъ ему въ такой формѣ: "Ангелу Господню Борису. Позвольте просить васъ написать мнѣ, какая власть руководитъ вами надо мной, всемогущимъ ангеломъ-хранителемъ,- по власти Госдода Бога или по вашему своевол³ю? Ангелъ Господень Глѣбъ".

   Надо, однако, имѣть въ виду слѣдующую оговорку дневника: "Слова ген³й, ангелъ, даже Богъ и т. п. эпитеты, приписываемые имъ себѣ и близкимъ ему лицамъ вовсе не должны быть понимаемы, какъ грубый бредъ, вообще, и какъ бредъ велич³я въ частности. Сегодня, между прочимъ, онъ употребилъ слово Богъ въ примѣнен³и къ крестьянину, при чемъ, по обыкновен³ю, не могъ обойтись безъ того, чтобы не назвать крестьянина по фамил³и (Углановъ). Общ³й смыслъ его фантаз³й слѣдующ³й: люди сотворены такъ, что въ нихъ заложены всѣ основан³я къ всестороннему совершенствован³ю, къ высокому развит³ю ихъ духовныхъ (умственныхъ, нравственныхъ и эстетическихъ) способностей до такой степени, что они могутъ подняться до степени ангеловъ и даже выше. Когда люди свободны отъ вл³ян³я насил³я, порока, земного, они способны быстро развиваться духовно, подниматься все выше и выше къ небесамъ, все больше и больше уподобляться высшимъ небеснымъ существамъ, принимать (духовно) все высш³е и высш³е размѣры. Въ то же время организац³я ихъ (духовная) становится все сложнѣе, утонченнѣе, нѣжнѣй, чувствительнѣе. Для того, чтобы удержаться на достигнутой высотѣ, необходимо, чтобы ничѣмъ не нарушалась полнѣйшая гармон³я въ ихъ организац³и, необходимо, чтобы ихъ нисколько не касалось вл³ян³е земного, порочнаго, насильственнаго. Чуть ихъ коснулось что-нибудь низменное, они сразу начинаютъ быстро терять свои небесныя качества и принимаютъ грубыя формы и размѣры земныхъ существъ, обыкновенныхъ людей. Называя тѣ или друг³я лица, приписывая имъ тѣ или друг³е эпитеты, онъ, какъ видно, имѣетъ въ виду не конкретное ихъ состоян³е въ данную минуту, а ихъ потенц³альную способность".

   Въ этой мистически расцвѣченной фантаз³и нетрудно усмотрѣтъ тотъ идеалъ, который манилъ къ себѣ Глѣба Ивановича и въ здравомъ состоян³и, приближен³е къ которому онъ видѣлъ въ укладѣ мужицкой жизни, въ Венерѣ Милосской, въ "дѣвушкѣ почти монашескаго типа" и осуществлен³я котораго въ самомъ себѣ онъ такъ страстно желалъ. Оно наступило, наконецъ, это осуществлен³е, но уже въ безумной фантаз³и. Да и то фантаз³я эта не разъ разбивалась о страшныя видѣн³я, въ которыхъ всѣ близк³е являлись или злодѣями, разбойниками, развратниками, преступниками или жертвами злодѣйствъ и преступлен³й; и самъ онъ оказывался злодѣемъ, разбойникомъ (подъ нѣкоторыми записками онъ такъ и подписывался: "Разбойникъ"), который убилъ или погубилъ, ограбилъ и т. п. всю свою семью, "зарѣзалъ свой умъ, свою душу"...

   Но да идутъ мимо насъ эти ужасы, доводивш³е страдальца до послѣднихъ предѣловъ отчаян³я. Мнѣ хочется вспомнить, въ заключен³е, Успенскаго счастливымъ,- насколько можетъ быть счастливъ несчастный, то есть въ красивой, поднимающей больной духъ фантаз³и.

   Это было въ одинъ изъ его пр³ѣздовъ изъ Колмова въ Петербургъ. Онъ заѣзжалъ ко мнѣ почти каждый день, а кромѣ того, я въ этотъ же пр³ѣздъ видѣлъ его дважды въ большихъ собран³яхъ, гдѣ онъ непремѣнно хотѣлъ быть, не смотря на убѣжден³я не ѣздить,- на одномъ студенческомъ вечерѣ въ дворянскомъ собран³и и на большомъ обѣдѣ въ ресторанѣ (боюсь ошибиться, но, помнится, это былъ юбилей А. М. Скабичевскаго). На вечерѣ молодежь, давно не видавшая своего любимца или даже только по писан³ямъ знавшая его, окружила его густой стѣной. Всегда застѣнчивый, тутъ онъ былъ особенно смущенъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ пр³ятно взволнованъ, взволнованъ такъ сильно, что его пришлось скоро увести. На обѣдѣ или, точнѣе, послѣ обѣда, когда встали изъ за стола и разбились по кучкамъ, волнен³е его достигло высшей степени, сначала онъ что-то шепталъ, а потомъ сталъ громко и возбужденно говорить о томъ, что всѣ присутствующ³е - ангелы; и опять пришлосъ увести его. Ко мнѣ онъ пр³ѣзжалъ обыкновенно вечеромъ и долго разсказывалъ о томъ, что съ нимъ происходитъ и что еще будетъ происходить. Говорилъ, напримѣръ, что видитъ на потолкѣ или сквозь потолокъ звѣзды, и когда я спрашивалъ,- отчего же я то ихъ не вижу, да и никто, кромѣ него, не видитъ, онъ отвѣчалъ: "мнѣ это дано".- "Почему же, Глѣбъ Ивановичъ, вамъ дано, а мнѣ не дано, и такому-то, и такому-то не дано?" - "Потому что я много пережилъ, чего никто не переживалъ, вѣдь вы знаете, я сумасшедшимъ былъ". И затѣмъ шелъ художественный разсказъ о монахинѣ Маргаритѣ, которая являлась къ нему съ утѣшен³емъ и поддержкой. Иногда разговоръ начинался съ какой-нибудь текущей житейской темы, или съ воспоминан³я о комъ-нибудь или о чемъ-нибудь, но быстро переходилъ къ тѣмъ же звѣздамъ, видимымъ сквозь потолокъ, или къ другимъ предметамъ, которые ему "дано" видѣть или ощущать. Такъ онъ много разъ возвращался къ своей способности летать. Онъ утверждалъ, что ему "дано" дышать не такъ, какъ дышемъ всѣ мы, легкими: онъ дышетъ всѣмъ тѣломъ, у него и ноги наполнены воздухомъ, и ему ничего не стоитъ подняться за облака и "быстро-быстро" долетѣть до любой звѣзды. На выражен³е сомнѣн³я, онъ отвѣчалъ все тѣмъ же: "мнѣ дано", и дано именно за пережитыя имъ страдан³я. Свою способность летать онъ намѣренъ былъ пустить въ ходъ на благо всего человѣчества и, говоря объ этомъ, онъ рисовалъ гранд³озную картину: когда настанетъ время, онъ видимо для всѣхъ поднимется на воздухъ и облетитъ вокругъ земного шара, и этотъ подвигъ такъ поразитъ людей, что всѣ насильники и злодѣи устыдятся, а всѣ униженные и оскорбленные воспрянутъ духомъ, и на землѣ наступитъ царств³е Бож³е... Въ промежуткахъ разговора онъ что-то шепталъ, но я не могъ разобрать ни одного слова. Прощаясь, онъ всегда обѣщалъ скоро опять пр³ѣхать, потому что ему еще много надо мнѣ разсказать, но разсказывалъ опять то же самое съ легкими варьяц³ями. У него я избѣгалъ бывать, чтобы не попасть какъ-нибудь не вовремя, а когда случалось, то слышалъ тѣ же рѣчи или, напримѣръ, так³я: возьметъ, бывало, на руки своего младшаго сына и предлагаетъ мнѣ убѣдиться, что въ немъ нѣтъ вѣса, потому что онъ - ангелъ... Ничто земное, низменное для него не существовало, онъ былъ весь въ высшихъ слояхъ духовной атмосферы и былъ счастливъ - не надолго...