Модзалевский Борис Львович - Работы П. В. Анненкова о Пушкине

писать там, пользуясь осенней погодой, но в отдалении от столицы тяжелые и серьезные мысли начинают одолевать его и прогоняют творчество. 14-го сентября он уведомляет, что писать ему не хочется и он не может; однако ж 25-го описывает он превосходно молодую сосновую рощицу, которая разрослась у подножия старых сосен, столь ему знакомых. Всю эту картину он передал стихами почти период в период в известном стихотворении. Ему становится грустно. Няни его уже нет; он встретил какую-то знакомую бабу и на замечание его, как она постарела, получил ответ: "Да ты-то, батюшка, посмотри, что сделался". Вот комплимент какой, да, все прошло и вспомнились слова няни: "Хорош ты, батюшка, никогда не был, а молод был". Письмо это писано из Тригорского, где он нашел также множество физических и нравственных перемен. Евпраксия Н. и Алекс. И. Вульфы замужем, и первая сделалась толстой бабой и проч. Еще 2-го октября другое поэтическое видение - А. П. Керн присылает ему перевод романа Жорж-Занд, сделанный ею, и просит мнения, на что с досадой П. хочет ей отвечать, что перевод так же похож на оригинал, как переводчица на автора его. В это же время он был в Пскове (2 письмо 2 октября), но всего более мысль Пушкина занята серьезными делами жизни. Средства его существования подрываются. Газета сперва позволена, а потом запрещена - что делать? Мысли эти гонят его из дома. 21 октября он пишет, что дни проводит в лесах Михайловского. Здесь погружается он в глубокое раздумье о своей участи: будущность мрачна, жизнь уходит, и ничего еще не положено в твердое основание ее. Ничего еще не приготовил он верного семье своей и со всеми дарами, данными ему Богом, он носится по жизни, без твердой опоры, без успокоительного чувства, что утвердил благоденствие фамилии. Вместе с тем он прибавляет жене: А какой нелепый адрес ты дала письму своему, ангел мой, так это объедение. Пишешь: Псковской губернии, в Михайловское - и только. О каком-либо городе и помина нет. Точно во всей Псковской губернии есть только одно Михайловское и всякий почтальон знает, в каком оно углу лежит, и туда скачет.

   Пушкин был уже издателем Современника и дает советы для передачи назначенным им редакторам - печатать Языкова, Вяземского без рассмотрения, а если что есть от Кольцова, то печатать с рассмотрением. Он, известно, выражал свое неудовольствие Краевскому, что стихотворение Кольцова поместили во 2-й книжке первым. Затем хлопочет о статье Дуровой, которой придает необычайную важность. "Я пропал без Дуровой", говорит он (письмо 18 мая) и теперь можно с достоверностью сказать, что статью Дуровой он переправил сам от начала до конца. Образ жизни в Москве любопытен. Он опять останавливался у Нащокина (против Старого Пимена, дом Ивановой), но его почти не видал. Он спит до обеда, а потом играет до утра - из этого выходило, что Пушкин почти вставал, когда тот ложился, и только урывками его видел. Пушкин был у М. Ф. Орлова, Раевский Алекс., кажется ему, опять поумнел, и вот что значит быть издателем - Чертков, никогда прежде им невиданный, явился сам к нему с почтением и с заиском покровительства. Между тем Пушкин встретил Брюлова в Москве и видел его картину: Взятие Рима Гензерихом. Тут целая история. Пушкин уже нашел Брюлова на квартире какого-то скульптора (письмо 4 мая), а прежде жил он у Алексея Перовского, который вздумал просто конфисковать художника, запирал его у себя, хотел заставить его работать при себе и на себя, учредил просто над ним опеку. Брюлов едва вырвался от самовольного тюремщика и с ним не на шутку рассорился. Перовский показывал Пушкину картину Взятие Рима уморительным образом, еще полный негодования на взбунтовавшегося живописца. "Посмотри, как эта каналья удивительно сгруппировала лица, приглядись, какое верное выражение шельма эта дала физиономии, взгляни, как этот мошенник изумительно разделил свет и т. п." - Пушкин звал Брюлова в Петербург, где, говорил, я тебе красавицу покажу, но он нашел Брюлова недовольным собою, в хандре и в сомнениях насчет климата, образа жизни и петербургского понимания художников и обращения с ними. Поэт успокаивает супругу насчет рассеянной жизни, говоря, что он имеет дело с визионерками Акуловой, Саррой Толстой, которая переводит с греческого Анакреона и окружена видениями, и что преимущественно общество его составляют какой-то майор-мистик и какой-то пьяница-поэт (не [Башилов] Бахтурин ли?). Современником, прибавляет он, не все довольны, и особенно косо посматривают на него Наблюдатели, которых Нащокин прозвал: Les treizes, почему, не знаю. Несколько слов о литераторах (письмо 14 мая), замечательно. Баратынский весьма холоден к нему. Он до сих пор не понимает тайны, которая всегда его поражала в пишущей братии, именно - по какому закону они так умны в печати, что хочется с ними познакомиться, и так глупы в разговоре, что хочется от них бежать. Между прочим, просил передать Гоголю, что Щепкин умоляет его приехать в Москву для постановки Ревизора. Мысль о устройстве своих дел не покидала его и в Москве, по обыкновению он иногда предается необыкновенно блестящим надеждам, а иногда впадает в отчаяние. Так он пишет, что с журналом да с Петром он добьется того, что будет богачом и станет получать 80 т. дохода, а через несколько времени (18 мая) восклицает: "Черт дернул меня родиться в России, где человеку с умом, дарованием и независимым характером существовать нельзя".

   1) Шереметев волочился за Истоминой, которая жила с Завадовским. Ревность произвела ссору на ужине оргии. Шереметев был убит наповал. Завадовский, брат сенатора и мужа красавицы, отдал своему секунданту Кавелину часы, чтобы ничем не быть защищенным, и потом не взял их у Кавелина. Это была луковица серебряная, английская, и с ней Кавелин тотчас после дуэли приехал к Сабурову, хвастаясь в шутку неожиданным приобретением.

   2) Рылеев был упорный человек и не отступавший перед средствами. Так, он сводил всех с старой девкой, сестрой своей, которую хотел выдать замуж, и даже имел за это дуэль. Бестужев был вертопрах, которому все равно было - бунтовать или шуметь. Он перед 14 Декабрем собирался ехать в Москву, чтоб жениться там на какой-нибудь богатой невесте.

   3) Щербинин и Юрьев - оба офицеры гвардии, в известном типе блестящих, насмешливых, без особенных принципов, но образованных.

   4) Это уже особенный тип - Кривцов. Он был в Семеновском полку, являлся к Коленкуру, будучи еще юнкером, встретил у подъезда Александра Павловича расстегнутым и с брызжами, ободрен им к продолжению посещений посланника, ранен в Бородине, ранен под Дрезденом, испросил в госпитале дозволения у самого Императора следовать в Париж, когда еще о Париже не было и мысли, в Париже жил рядом с Лагарпом, который про него сказал Императору: "Вы имеете отличную голову, которую надо употребить", сделан губернатором в Воронеже, где нажил врагов за правдивость, потом губернатором в Тамбове, кажется, где Губернское Правление занесло в журнал, что он с ума сошел, после того, как он его разругал в присутствии. Наряжено было следствие, Александр умер, племянник его Кривцов же попался в 14 Дек., а сам он удален от должности за беспокойство характера. Александр дал ему 100 т. на свадьбу, которые Кривцов и употребил буквально на свадьбу, но с женой жил плохо, будучи педерастом, чего не скрывал. Был образованный человек, вольтерианец и эпикуреец - с честными правилами по службе.

   Довольно любопытно, что Пушкин на руке носил перстень из корналина с восточными буквами, называя его талисманом, и что точно тем же перстнем запечатаны были письма, которые он получал из Одессы и которые читал с торжественностью, запершись в кабинете. Одно из таких писем он и сжег. Этот перстень подарен после смерти Вигелю, а у Вигеля его украл пьяный человек. Любопытна также панихида, отслуженная Пушкиным по Байрону, и то что он стал есть один картофель, в подражание его умеренности.

   Во время пребывания Пушкина в Михайловском общество Вольфов состояло из матери Прасковьи Александровны Осиновой, прежде бывшей замужем Вольф, дочерей ее и кузин сих последних.

   1) От Вольфа, Николая Ивановича, П.А. имела 4 дочери и сына; из последних две: Катерина Ник. и Марья Ник. были еще очень малы во время Пушкина. Жизнь обеих несчастна: первой от замужества, второй от распутства; вторая и осталась в девках. Таким образом, Пушкин вращался между матерью и двумя старшими дочерьми, именно Анной Николаевной, теперь старой девкой, и Евпраксией (Euphrosine) H., теперь за Вревским, братом генерала, недавно убитого под Севастополем. Эта Анна Н. была влюблена до безумия в Пушкина, а Пушкин, как всегда бывает, скорее расположен был к Евпраксии Н., которая, между тем, будировала его и рвала его стихи, написанные к ней, чем и нравилась. Кроме того, были еще и другие предметы страсти, именно сама Осипова и множество девушек [зачеркнуто: ее племянниц]. Осипов женился на Прасковье Александровне, имея дочь Александру Ивановну Осипову, которая за Беклешевым; по стихам Пушкина видно, что он и к ней, ребенку в то время, был неравнодушен. Затем были еще кузины у девушек, находившиеся тоже в Михайловском иногда и тоже игравшие свою роль в деревенской жизни поэта. У первого мужа Осиповой было еще два брата: Павел Иванович Вольф и Иван Иванович. Дочь последнего Анна Ивановна Вельяшева, которая в письмах называется Netty, имела синие глаза и почтена стихами: "Подъезжая под Ижоры...". Была еще Вульфова, которая вышла за Полторацкого Петра: от нее известная Анна Петровна Полторацкая, впоследствии Керн, к которой были стихи: "Я помню чудное мгновенье...". Эта была, кажется, развязнее всех девушек, кузин своих. Следует пояснить, что Павлу Ивановичу в Тверской губернии принадлежало Павловское, где Пушкин часто бывал; жена у Павла Вульфа была немка. Рядом с Павловским лежит другое село Вульфов, кажется Ивана Ивановича - Берново, а через две версты от него Маленники, село покойного Николая Ивановича Вольфа, т. е. Осиповой. Так всегда близко друг от друга все его семейство жило - и делило патриархально удовольствия любви.

   Как жаль, что недавно срубили одну из трех сосен, с которых всегда виден был уже Пушкин, идущий от Михайловского в Тригорское с своей железной палкой.

   В октябре месяце 1835 г., бывши с Н. Н. Пушкиной у Карамзиных, имел я причину быть недовольным разными ее колкостями, почему я и спросил у нее: Y-a-t'il longtemps, Madame, que vous etes mariee? Тут была Вяземская, впоследствии вышедшая за Валуева, и сестра ее, которые из этого вопроса сделали ужасную дерзость. В то же время отправился я в Тверь, где по истечении 2 месяцев получил письмо от А. Карамзина, коим он извещал меня, что он во второй раз требует от меня от имени Пушкина экспликации, и что Пушкин ругает меня у Вяземских. Я сейчас написал П - у и ждал с нетерпением приезда его в Тверь. В ту пору через Тверь проехал Валуев и говорил мне, что около Пушкиной увивается сильно Дантес. Мы смеялись тому, что когда Пушкин будет стреляться со мной, жена будет кокетничать с своей стороны. От Пушкина привез мне ответ Хлюстин следующего содержания:

   Vous vous etes donne une peine inutile en me donnant une explication que je ne vous avais pas demande. Vous vous etes per-mis et vous vous etes vante d'avoir dit des impertinences a ma femme. Le nom que vous portez et la societe que vous frequentez m'obligent de vous demander raison de I'indecence de votre con-duite.

   Последние строки ясно показывают, как много для Пушкина значило мнение общества.

   В мае месяце проехал П. в Тверь. Меня в Твери не было.

   Узнав о его приезде, я поскакал в Москву и нашел его рано утром у Нащокина на квартире.

   - Вы у меня были в Твери. Я поставил долгом быть у вас в Москве, - сказал я.

   Он меня благодарил.

   Разговор завязался. Он меня спрашивал: кто мой секундант?

   - У меня нет, - говорил я. - А так как дуэль эта для вас важнее, чем для меня, потому что последствия у нас опаснее, чем самая драка, то я предлагаю вам выбрать и моего секунданта.

   Он не соглашался. Решили просить кн. Ф. Гагарина. Впрочем, разговор был дружелюбный.

   - Неужели вы думаете, что мне весело стреляться, говорил П. Да что делать? J'ai le malheur d'etre un homme publique et vous savez que c'est pire que d'etre une femme publique.

   Вошел Нащокин. "Вот мой секундант", - сказал П. Вы знаете Нащ. Он на секунданта не похож. Начались экспликации. Враги мои натолковали Пушкину, что я будто с тем намерением спросил жену, давно ли она замужем, чтобы дать почувствовать, что рано иметь дурное поведение [sic!?]. Это и глупо, и гадко. Я объявил свое негодование. П. просил, чтобы я написал его жене. Я написал следующее: "Madame. Certes je ne me serais attendu a avoir 1'honneur d'etre en correspondance avec vous. Il ne s'agit de rien moins que d'une malheureuse phrase prononcee par moi dans un acces de mauvaise humeur. La question que je vous [avaise] adressee signifiait que 1'espieglerie d'une jeune fille ne convient pas a la dignite d'une reine de la societe. J'ai ete desespere que Ton aye pu donner a ces paroles une acception indigne d'un homme d'honneur".

   П. говорил, что это слишком.....' Письмо он желал как доказательство в случае, что ему упрекать будут, что оскорбили его жену, и просил, чтоб в конце я просил у жены извинения. На это я долго не соглашался. П. говорил: "On peut toujours demander des excuses a une femme". Нащокин также уговаривал. Наконец я приписал: "et je vous prie de recevoir mes excuses", чему теперь душевно радуюсь. Пушк. мне подал руку и был очень доволен.

   Через два дня уехал я в Белоруссию.

   Возвратившись в октябре 1836 г. в П-бург, жил я у тетки Васильчиковой.

   Пушкин, увидав меня у Вяз., отвел в сторону и сказал: "Ne parlez pas a ma femme de la lettre". Она спросила меня своим волшебным голосом извинения. Все было забыто.

   В начале ноября 1836 прихожу я к тетке. "Смотри, пожалуйста, какая странность, - говорит она. - Получаю по городской почте письмо на мое имя, а в письме записка: Алекс. Сер. Пушкину."

   Первая мысль впала мне в голову, что это может быть о моей истории какие-нибудь сплетни. Я взял записку и пошел к Пушкину. - П. взглянул и сказал: "Я знаю! Donnez-moi votre parole d'honneur de ne le dire a personne. C'est une infamie centre ma femme. Впрочем это все равно, что тронуть руками.... Неприятно, да руки умоешь - и кончено. C'est comme si on rachait sur mon habit par derriere. C'est 1'affaire de mon domestique. Вот, продолжал, что я писал об этом Хитровой, которая мне также прислала письмо".

   - Не подозреваете ли вы кого в этом?

   - Je crois que c'est d'une femme, - говорил он.

   В тот же день Виельгорский, Карамзины, Вяземские получили подобные билеты и их изорвали, прочитав. Замечательно, что Клем. Россети, который не бывает в большом свете и придерживается только тесного [?] Карамз. круга, получил также письмо, с надписью:

   Клементию Осиповичу Россети. В доме Занфтелебена, на левую руку, в третий этаж.

   След, писавший письмо хорошо знал в подроб. даже что касалось до приятелей Пуш-а. С этого времени Пуш. сделался беспокоен.

   Кн. Вяз., с которым я гулял, просил меня узнать, что он замышляет?

   Я пошел к нему и встретил его на Мойке. "Жены нет дома", - сказал он. Мы пошли гулять и зашли к Смирдину, где он отдал записку к Кукольнику. "Vous n'avez pas affaires avec ces gens-la", - сказал он. Гуляя, сочиняли мы стихи:

   Как ты к Смирдину взойдешь, Ничего там не найдешь, Ничего ты там не купишь, Лишь Сенковского толкнешь.

   "Иль в Булгарина наступишь", - прибавил Пушкин.

   Мы пошли на толкучий рынок и купили калачей. "Что же, - спросил я. - Узнали вы писателей писем? Du reste si vous avez besom d'un troisieme, d'un second, - disposez de moi".

   Пушкин с живостью благодарил. "Мне надо, - говорил он, - человека, принадлежащего обществу, который бы был свидетелем объяснения. Я вам скажу, когда вы мне понадобитесь".

   Через несколько дней я сидел рядом с ним у Кар[амзи-ных] за обедом. "Venez demain chez moi, - сказал он, - je vous prierai d'aller chez d'Archiac pour vous arranger avec lui pour le materiel du duel". Я посмотрел на него с удивлением и сказал, что буду.

   В этот вечер был раут у Гр. Фикельмона. По случаю смерти Карла X все были в глубоком трауре, - одне Гончаровы приехали в белых платьях. На Пуш. лица не было. Дантес ухаживал около Г[ончаровы]х. Я его взял в сторону.

   - Quel homme etes-vous? - спросил я.

   - Tiens cette question, - отвечал он и начал врать.

   - Quel homme etes-vous, - повторил я.

   - Un homme d'honneur, mon cher, et je le prouverai bientot.

   Разговор наш продолжался долго. Он говорил, что чувствует, что убьет Пушкина, а что с ним могут делать, что хотят: на Кавказ, в крепость, - куда угодно. Я заговорил о жене его.

   - Mon cher, c'est une mijauree. Впрочем, об дуэли он не хотел говорить.

   - J'ai charge de tout d'Archiac, je vous enverrai d'Ar[chiac] ou mon p[ere].

   С Даршиаком я не был знаком. Мы поглядели друг на друга. После я узнал, что П. подошел к нему на лестнице и сказал: "Vous autres frangais, - vous etes tres aimables. Vous savez tous le Latin, mais quand vous vous battez, vous vous met-tez a 30 pas et vous tirez au but. Nous autres Russes - plus un duel est sans.... et plus il doit etre feroce".

   На другой день - это было во вторник 17 ноября - я поехал сперва к Дантесу. Он ссылался во всем на д'Аршиака. Наконец сказал: "Vous ne voulez done pas comprendre que j'epouse Catherine. P. reprend ses provocations, mais je ne veux pas avoir 1'air de me marier pour eviter un duel. D'ailleurs je ne veux pas qu'il soit prononce un nom de femme dans tout cela. Voila un an que le vieux (Heckeren) ne veut pas me permettre de me marier". Я поехал к Пуш-у. Он был в ужасном порыве страсти. "Dantes est un miserable. Je lui ai dit hier jean-f., - говорил он. Вот что. Поезжайте к Даршиаку и устройте с ним le materiel du duel. Как секунданту должен я вам сказать причину дуэли. В обществе говорят, что Д. ухаживает за моей женой. Иные говорят, что он ей нравится, другие, что нет. Все равно - я не хочу, чтобы их имена были вместе. Получив письмо анонимное, я его вызвал. Гекерн просил отсрочки на две недели. Срок кончен, Даршиак был у меня. Ступайте к нему".

   - Дантес, - сказал я, - не хочет, чтоб имена женщин в этом деле называли.

   - Как! - закричал П. - А для чего же это всё? - И пошел, и пошел. - Не хотите быть моим секундантом? Я возьму другого.

   Я поехал к Даршиаку. Он показал мне всю переписку. Вызов Пушкина, потом отвыв его - qu'ayant appris par le bruit public que M. Dantes voulait epouser sa belle soeur il retirait la provocation. Даршиак требовал, чтоб вызов был уничтожен без причин. Я говорил, что на Пуш-а надо было глядеть как на больного, а потому можно несколько мелочей оставить в стороне. Даршиак говорил, что он всю ночь от этого дела не спал. Этот Даршиак - славный малый.

   К 3-м часам мы съехались у Дантеса. После долгих переговоров, написал я П-ну след, письмо.

   "Ainsi que vous 1'avez desire je me suis arrange pour le materiel du duel, qui aura lieu samedi - vendredi je n'ai pas le terns (это были именины отца) du cote de Pargolovo a 6 du matin, a 10 pas de distance. M.D'Archiac m'a ajoute confidentiellement que M.G. Heckeren etait pret a epouser votre belle-soeur, si vous recon-naissiez que dans cette affaire il s'est conduit en homme d'honneur. Il va sans dire que M.D'Archiac et moi nous sommes les garants de la parole de M.G.H. (Dantes). Je vous supplie au nom de votre famille d'acceder a cette proposition, que de mon cote je trouve entierement avantageuse pour vous". Dantes хотел было прочесть письмо, но мы до того не допустили. Извозчик, которому я велел отвезти письмо туда на Мойку, откуда я приехал, - отвез письмо к отцу моему. Мы ответа долго ждали. Наконец извозчик воротился и привез записку от Пуш-а:

   " Je prie MM. les seconds de regarder la provocation comme non avenue, ayant appris par le bruit publique que M.G.H. voulait epouser ma belle soeur. Du reste je ne demande pas mieux que de reconnaitre qu'il s'est conduit dans cette affaire en homme d'honneur" и т. д.

   Dantes хотел прочесть письмо. Д'Аршиак сказал ему, что как он первого письма не читал, то он и ответа читать не должен. Свадьба решилась.

   "Dittes a M.P. que je le remercie", - сказал Дантес. Я взял Даршиака в сани и повез его к П-у. Он вышел из[-за?] стола в кабинет. Дар[шиак] повторил слова Дант[еса]. Я прибавил: "J'ai era de mon cote pouvoir promettre que vous saluriez [saluerez?] votre beau-frere dans le monde". - "Pour rien au monde, - заметил П. - II n'y aura rien de commun entre ces deux families - du reste je ne demande pas mieux que de dire que dans cette affaire М.С.Неск. s'est conduit en homme d'honneur".

   Вечером у Салтыкова] свадьба была объявлена.

   П - н ей все не верил - так что он со мной держал пари: я - тросточку, а он свои сочинения.

   Однажды он сказал мне: "Vous etes plutot le second de Dantes que le mien. Cependant je dois vous lire cette lettre au vieux. С молодым я кончил - подавайте старика".

   Тут он начал мне читать свое письмо к старику Гекерну. Я письма этого смертельно испугался и в тот же вечер рассказал его Жуковскому у Одоев[ского]. На другой день у Кар[амзи-ных] Жук[овский] сказал мне, что письмо остановлено. Тем и кончается мое участие в этом деле. Я уехал в Москву.

   21-го апреля [1852 г. Петербург].

   В дополнение к тому, что я тебе писал в прошлом письме, Павлуша, насчет сочинений Пушкина, имею прибавить, что я решительно взял от Генерала право их печатать за 5.000 серебром, - и приступаю к нему на днях. - Проект распределения всех его стихотворений я пришлю тебе на будущей почте, дав его здесь просмотреть кому следует; он очень близко подходит к твоему, - ты увидишь. - Теперь я отыскиваю в его бумагах что-нибудь новое, что не было в печати. - Но теперь вот что самое главное - написать разбор его сочинений; положим, люди найдутся и сделают это; но ведь это стоить будет больших денег - это раз; потом у меня есть предположение не писать его биографии особо, а к стихотворениям каждого года сделать небольшую выноску, в которой оговорить, где он был в течение такого-то года, куда уезжал и вообще все, что делал. - Эти выноски также нужно мне поручать другому. - Все сие сообразивши, я полагаю, почему тебе не приехать сюда на один месяц и все что нужно написать и устроить; это выгодно будет очень в денежном отношении, потому что сбережет расходы на заказ его разбора и вообще дело это довольно серьезное, за которое если приниматься, так нужно основательно. - Некрасов мне намекал, что у него есть этакой человек, какой-то Дурышкин или что-то вроде этого; но при сем случае он сказал, что он возьмет за все это около 1.500 р. серебр. - Вопрос - зачем же эту сумму отваливать другому, когда ты можешь это сделать. - А что тебе стоит подняться и доехать до Москвы, а оттуда сесть в брик; отсюда же ты можешь до Москвы доехать с Фе-динькой. - Уведомь обо всем этом поспешнее, а я с будущей почтою с своей стороны уведомлю, в каком положении это дело. - А также уведомлю и об денежном предположении насчет этого оборота. - А теперь будь здоров. Твой

   21 апреля.

   Приписка Ф. В. Анненкова: Предприятие Ванюшино очень серьезное, и он за него взялся горячо; не знаю, доставит ли оно ему денежные выгоды, но все говорят, что 5 т. сер. дешево взял Ланской, да еще в долг. А так как жена Ланского едет за границу на воды 19-го мая, то Ванюша торопится с нею сделать законным образом контракт и также роется в бумагах Пушкина и нашел очень и очень много хороших вещей как для сведения, так и для печати, что тобою без внимания были пропущены, - и твоя леность и самоуверенность была тому причиною, что не до основания были пересмотрены все рукописи...

   12-го мая [1852 г. Петербург].

   Насчет Пушкина слушай, Павлуша, что я буду тебе говорить и говорить основательно, вникнув в дело. - Более, чем сколько ты думаешь, знал я, как важно это предприятие, и приступаю к делу, разобрав его со всех сторон. - Я вижу в этом деле две главные стороны: во-первых, чтобы не осрамиться дурным изданием, и во-вторых, не оборваться в денежном отношении. В первом случае я видел, что нужно следующее: 1) Такой человек, который бы следил за всем ходом этого дела; а именно: написал бы критический разбор сочинений А.С. Пу., написал бы биографию его из материалов, которые я ему дам, написал бы замечания, которые встретятся от издателя, или выноски; просмотрел бы все старые журналы, для составления (в критическом разборе) мнения тогдашних критиков о произведениях Пушк. и для отыскания забытых последним изданием сочинений его. - Этот человек есть ты, Павлуша; значит мне нужно знать, берешься ли ты за это или нет. Если берешься, то тебе нужно нарочно для этого приехать сюда и не медля приступить к делу, написать здесь статью, подготовить выноски и вообще всему делу дать ход; сделав это, ты можешь отправиться, куда хочешь, потому что пока будет идти печатание, мы можем продолжать дело перепискою. - Если ты на это не согласен, то для этой работы Некрасов рекомендует мне какого-то г-на Дурышкина, редактора "Отечественных Записок", говоря, что он за все сие возьмет не менее 1.500 р. серебром. - Если ты не возьмешься, то я возьму Дурышкина, если только не найду кого-нибудь лучше; значит твой решительный ответ мне необходим и поспешнее, да без двусмысленных фраз; а прямо пиши: можешь ли ты это сделать или нет, и когда можешь приехать. - Полагаю, что тебе за это дело нужно взяться, а впрочем, как знаешь. - Между прочим Некрасов предлагает мне быть со мною в доле и говорит, что это есть отличнейшее предприятие и весьма выгодное; но я не желал бы с Некрасовым иметь дело, только потому, впрочем, что он, как человек безденежной, не принесет мне пользы, особенно если будет нанят кроме его редактор. - Напиши свое мнение об предложении Некрасова и об Дурышкине, если только его знаешь.

   2) Нужно, чтобы над сим редактором был еще кто-нибудь, человек известный и достойный, и который смотрел бы за ходом издания; таковыми людьми будут Плетнев и Вяземский, которые охотно изъявили готовность принять участие в этом деле, и я ничего ниже двух слов не напечатаю без их одобрения.

   3) Успеху предприятия способствовать будут новые, не бывшие в печати сочинения Пушкина. - Твое резкое суждение, что их нет, - несправедливо. - Я нашел около 50 стихотворений достойных печати и от которых Некрасов и Боткин были в восторге, когда я им читал. Найдены они мною в его бумагах; некоторые из них - цельные, а большая часть неоконченных; но как их не включить в новое издание? - Все они пойдут на рассмотрение Государя. - Вот, например, можно ли оставить эти неоконченные стихи:

   Два чувства дивно близки нам; В них обретает сердце пищу: Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам. -

   На них основано от века По воле Бога самого Самосостоянье [sicl - Б.М.] человека, Залог величия его. -

   (Эти 4 стиха зачеркнуты Автором.)

   Без них нам целый мир пустыня, И жизнь без них мертва; И как Алтарь без божества Ду... (конца нет).

   Или вот еще:

   Воспоминание в Ц.С. 18 декаб. 1829.

   Воспоминаньями смущенный,

   Исполнен сладкою тоской,

   Сады прекрасные! под сумрак ваш священный

   Вхожу с поникшею главой. -

   Так отрок библии, безумный расточитель,

   До капли расточив раскаянья фиал,

   Увидя наконец родимую обитель

   Главой поник и зарыдал.

   В пылу восторгов скоротечных,

   В бесплодном вихре суеты,

   О, много расточил сокровищ я сердечных

   За недоступные мечты. -

   И долго я блуждал, - и часто утомленный

   Раскаяньем горя, предчувствуя беды,

   Я думал о тебе, приют благословенный,

   Воображал сии сады. -

   (и затем еще 3 строфы об Лицее и Царскосельском саде).

   Одним словом, новых стихотворений наберется порядочно довольно.

   4) Статья о распределении стихотворений почти что кончена; основанием было твое распределение с некоторыми незначительными переменами. - Некрасов и Боткин нашли ее дельною; теперь она покажется Плетневу и Вяземскому, и с мнением их я к тебе перешлю.

   5) Образчик бумаги и печати при сем тебе посылается; это будет очень хорошо, как все находят.

   6) Типографический корректор будет, разумеется, выбран лучший.

   При таковом распоряжении почему полагать, что я осрамлю свое имя; тут будет не один мой глаз; ты видишь: я на себя немногое беру. - А вот опасаюсь не затемнить твою громкую литературную славу; но ты об этом вздоре не беспокойся. -

   Система, принятая мною в издании, пойдет также на утверждение людей дельных и тебе перешлется; ты увидишь, что она сделана не зря. - А если сделана зря, то она пройдет через многие руки и будет исправлена. - Никогда не делал я вещей зря, а тем более этой вещи. Неуважения к Пуш. у меня нету, потому что хочу сделать издание классическое, какого до сих пор не было в России. - А что ты ужаснулся, услыхав, что я взялся за это дело, то ты прав, потому что ты не знал всех побочных обстоятельств, об коих я тебе пишу теперь, - и об чем я тебе еще напишу с следующей почтою, где ты увидишь, что издание украсится двумя его портретами, виньетками, рисованными самим Пушкиным, и может быть рисунками Гагарина, - снимками с почерка Пуш. и биографией в следующем порядке: у каждого года будет выноска, в коей будет сказано: где Пушкин был в течение того года, что делал, чем занимался, какие были с ним случаи. - Это все будет независимо от разбора критического его сочинений, приложенного вначале. - Но это все ты увидишь подробнее в том, что получишь с следующей почтою.

   - Все сие есть следствие трех месяцев постоянного моего труда и занятия сим предметом; долго я думал о нем и не очертя голову принимаюсь за него. - Право, так.

   Затем другое обстоятельство, об коем следовало подумать, - это денежное; об нем скажу тебе одно только: 5000 серебр., которые я плачу за право печатать, я взношу не теперь, не сейчас, а когда пойдет распродажа напечатанных уже экземпляров с 4% на всю сумму, со дня совершения условия. - Чтобы тронуть дело или, лучше сказать, пустить его в ход, нужно 5000 р. серебром, которые я думаю занять, да хоть под залог самого предприятия; если ты у своих приятелей можешь их достать, то не опасаясь ничего, сделай это. - Здесь все, кто дает денег, ломятся на то, чтобы быть в доле со мною.

   - Какая же мне в том выгода? Поделиться доходом и платить еще проценты на занятую сумму. - А впрочем можно достать денег и без этого условия. - Теперь в заключение скажу: печататься будет 5.000 экземпляров; а чтобы окупить все расходы по изданию (и Генеральские и проценты), нужно, чтобы продалось 2.500 экземпляр. - Если они продадутся, то спекуляция - удалась; в противном случае она будет неудачна. - Вот на этот предмет нужно обратить внимание, - разойдется ли 2.500 экземпляров; это мне давало много заботы; но обнадеживают все. - В Петербурге и 50 экземпляров нет старого издания, в Москве - ни одного, теперь он стоит 25 р. серебром. - Желающих иметь Пушкина - много; в одной Москве, как пишет Стрекалов, книгопродавцы нарасхват желают иметь Пушкина. - Обо всем этом я думал, и долго. - Итак, вот мои предположения, расчеты и мысли. - Теперь для окончания прибавлю, в каком положении находится это дело в сию минуту. - Условие с Генералом мною уже подписано, - значит, назад нельзя, да я и сам не хочу. - В нынешнем месяце собираются сочинения, не бывшие в печати; составляется проект распределения статей, все приводится в систематический порядок и показывается Плетневу и Вяземскому; в июне ненапечатанные сочинения идут на рассмотрение к Государю; а там начинается печатание и вместе с ним составление критического разбора и всего нужного к изданию. - Теперь слушай, Павлуша: если ты уведомишь меня, что скоро сюда приехать не можешь, то есть если раньше эдак месяцев 3-х или 4-х, то я беру Дурышкина (или другого кого-нибудь); если же ты можешь приехать, то я остановлю весь ход и самое печатание до твоего приезда. - Пожалуйста, подумай об этом хорошенько и дай решительный ответ; а я бы желал, чтобы ты приехал, и это, право, нужно. - Тогда вот как распоряжусь: дождусь тебя, и когда ты напишешь разбор, биографию и всевозможные и нужные выноски, тогда все вместе за один раз пойдет к Государю и по Высочайшем разрешении начнется печатание, а ты уезжай восвояси. - Остальное уже будет дело корректора по части поправок и мое - по части типографии. - Затем писавый ждет ответа; устал от непривычки долго писать и от учений, которыми замучили; остальное место посвящаю на некоторые пьесы Пуш., найденные мною в его бумагах и не бывших в печати [карандашом отметки 13.17.22.37.].

   Подруга дней моих суровых [и т. д. до стиха:] То чудится тебе...

   NB. Стихотворение неоконченное, писано в одно время с V главою Онегина, то есть около 1828-го года.

   Конечно, презирать не трудно

   Отдельно каждого глупца;

   Сердиться также безрассудно,

   И на отдельного страмца. -

   Но что чудно! -

   Всех вместе презирать их трудно

  

   Кокетке

   И вы поверить мне могли,

   Как простодушная Аньеса?

   В каком романе вы нашли,

   Чтоб умер от любви повеса? [и т. д.]

   NB. Подчеркнутые стихи были зачеркнуты Автором.

   [Рукою И. В. Анненкова:] Отвечаю тебе, Павлуша, на последнее письмо твое от 28 апреля. - Присланные тобою деньги 850 р. серебр. получены нами; они помогли нам заткнуть кой-какие дыры, и мы тебе за это очень благодарны... Твои замечания об Пушкине, то есть об печатании его сочинений заставили меня местами улыбнуться. - Послушай, Павлуша! Почему ты думаешь, чтобы я на эдакое серьезное дело кинулся так, как на обед к Дюме; почему же ты не предполагаешь во мне столько здравого рассудка, чтобы понять важность этого предприятия, и столько понятия, чтобы сделать его основательно? - Три месяца я думал об этом деле и рассмотрел (да не один) со всех его сторон. - Значит, я могу говорить об нем основательно; а ты говоришь поверхностно: а именно: 1) ты пишешь - подожди тебя и не говоришь, когда ты можешь приехать; 2) что я решительно на все смотрю [легко?], - неправда, потому что до окончательного моего решения я долго думал и, сообразив все, приступаю; 3) опозорить свое имя, - я не сделаю; я очень хорошо знаю, что я сам один с этим предприятием не справлюсь и уж устроено, что... [далее ка-рандашом:]чт начатое письмо заменено другим, в этих же листках No 1,2, 3; но не уничтожается, ибо время нет с этим возиться.

   [Далее рукою Ф. В. Анненкова:] Сейчас получил от Голицына письмо...

   Когда в объятия мои

   Твой стройный стан я заключаю

   И речи нежные любви

   Тебе с восторгом расточаю, -

   [и т. д. до:]

   И слезы их, и поздний ропот. NB. Сие стихотворение написано в одно время с Полтавою.

   12-го мая. С. П. Бург.

   Из 4-х Номеров Ванюшинова писания ты увидишь и узнаешь, Павлуша, решительное его намерение приступить к изданию сочинений Пушкина, и так как сие дело и условие Генеральшей подписано (и она сегодня с детьми на пароходе уехала за границу), то и видя в этом предприятии со временем и выгоду и не желая при том сделать какого-либо упущения, то выслушай по сему случаю и мое мнение.

   Ванюша неутомимо все пересмотрел в оставшихся бумагах, - и есть вещи, которые могут быть и в печати. План и распределение, сделанный им, был нелицемерно одобрен Некрасовым и Боткиным; теперь его еще пересмотрят Плетнев и Вяземский, которые убедительно просили Генеральшу отдать непременно Ванюше, а не связываться с книгопродавцами и хотят и просили ее познакомить [их] с Ванюшей, обещая ему все, что они знают о Пушкине, ему сообщить и содействовать. Итак, теперь нужен человек, который напишет [все], исключая биографии, и даст сему делу направление, - и по справедливости Ванюша тебя о том убедительно просит, и я тоже нахожу, что ты легко можешь теперь отлучиться из деревни и сюда приехать, чтобы это серьезное дело покончить и устроить; и даже так можно рассчитать, что ты со мною можешь уехать обратно в Москву, ибо я решительно отсюда уезжаю 20-го июня (и взял уже места два внутри и один сзади в Маль-Посте); но если сие для тебя неудобно - так скоро привести в исполнение, то можешь меня подождать в Москве и одному приехать. К тому же если ты уже взялся быть нашим благодетелем, то и тут тебе предстоит еще сделать доброе дело, а именно: в проезд через Москву меблируй и устрой мою квартиру порядочным и приличным и недорогим образом, и если даже будет возможность взять напрокат до января, то будет еще лучше.

   Обо всем, что здесь писано, будем ждать твоего решительного ответа, при чем полагаю, что если ты не решишься приехать, а наделишь своими наставлениями, что на будущее время может нам принести пользу, но в существенном отношении мы от того много потерпим. Подумай хорошенько. Да, я забыл еще упомянуть, что 1500 р. сер. дать Дурышкину есть вещь не совсем благоразумная: или ты бы мог от сего избавить расхода, или по крайней мере лично мог бы с ним откровенно переговорить и согласоваться; а что г-н Некрасов без капитала хочет участвовать, то об этом и не нужно писать и не следует говорить. - Аминь.

   За неимением времени Ванюши, я несколько (выбранных) переписал стихотворений, кои предполагаются к печати. - Но вот заглавных еще No, которые тобою были пропущены (для сведения мною списанные): 1) К О... которой Митрополит прислал плодов из своего сада, 1817 г.; 2) Второе Послание к цензору; 3) Эпиграмма; 4) Изыде сеятель сеяти семена свои; 5) Богоматерь; 6) Христос Воскрес; 7) Пропуск из Чеодаева послания; 8) Сказали, что Риего; 9) Песня Девственницы; 10) Кишинев; 11) На голос Вальца Дюпорова; 12) Цыгане (бесподобная).

   Напиши, если они у тебя уже находятся. За сим прощай, ждем твоего ответа. Твой брат Ф. Анненков.

   19 мая [1852 г. Петербург]

   Отвечаю тебе, Павлуша, на твое письмо от 4 мая. Оно, по расчету, было написано тобой до получения еще моего длинного письма; значит, ты писал его, полагая, что я взялся за издание Пушкина очертя голову; не знаю, разуверит ли тебя мое последнее письмо, но только я тебе спешу отвечать; если твоя боязнь в этом деле происходит от опасения, чтобы я не взвалил новых долгов на имение, то можешь быть покоен. - Я буду занимать денег под залог самого предприятия и у таких людей, которые гадости не сделают; кроме того, я могу пойти в дело с человеком денежным, несмотря на всю невыгоду, которая мне от того предстоит; если ты боишься, чтобы издание это не осрамило всех нас, то опасения твои напрасны при всех мерах благоразумных и осторожных, принятых мною; а впрочем, почитая память Пушкина святынею, как пишешь ты, приезжай взглянуть на ход дела. - Если ты опасаешься, чтобы я не запутывался или не запутался в этой спекуляции, то я вполне ценю твою братскую привязанность и покоряюсь своей судьбе; один я потерплю в этом деле и никого другого с собою в пропасть не потяну; а если паче всякого чаяния будет успех, то рады будем все.

   Когда я объявил, что беру на себя печатание, то все единодушно обрадовались тому, что это буду делать я, а не какой-нибудь книгопродавец; все изъявили готовность помогать мне всеми возможными средствами, а именно: Вяземской, Плетнев, Соболевской, Виельгорской и много им подобных, которых не называю, потому что в них пользы не нахожу. - Об Некрасове и Боткине не говорю, ибо уже писал тебе их мнение на этот счет. - Лица, в начале приведенные, были только удивлены малой ценой, взятой за позволение печатания; но так [как] никто больше не давал, то и согласились на сию цену.

   Теперь далее: в опеке было 7 картин Гагарина к Кавказ. Пленнику; по нерадению, они неизвестно куда девались, но начинают, кажется, отыскиваться; когда отыщутся, - они мне даются даром; Айвазовский обещал нарисовать для сего издания несколько картин; мне предоставлен выбор сюжета, где бы находилось море, разумеется; я тебе это передаю с тем, чтобы ты не медля указал бы на такие места Пушкина, из которых можно было бы дать Айвазовскому сюжет. - Мне думается два места: я помню море перед грозою (из Онегина 1 части) и Ты видел деву на скале (4 том, 214 страница). - Поищи и ты. -

   Орлов маленький принимает участие в этом и будет полезен для исходатайствования позволения на печатание новых пьес. - Затем вся переписка, просьба и все касающееся до издания будет от имени Опеки, где имя малолетних будет играть немаловажную роль. - Генеральша по возвращении из-за границы дает мне переписку Пушкина с сестрою, когда ему было 13 лет. Ланского племянник рисует мне на камне портрет Пушкина; когда ему было 12 лет. - И много, много еще я мог бы тебе насчитать вещей, которые все были взвешены, когда я брался за дело. - Скажи, кто может иметь все эти удобства; скажи мне, если я передам издание, разве я передам все эти выгоды, которые делаются собственно для меня, и ни для кого другого. - Это печатание приняло теперь такой оборот, что уж это не спекуляция книжника какого-нибудь; а намерение выдать соч. Пушк. в достойном его виде, с помощью всех его бывших друзей; я же играю тут только ту роль, что взял на себя все издержки и хлопоты по изданию. - Обо всем этом, Павлуша, подумай. - Обещанные программы и распределение статей я не посылаю, ибо всю неделю как пиявка сидел за черновыми книгами Пуш. и ей богу не без успеха. - Напрасно называешь ты это плесенью: ты разуверишься, когда увидишь толстую тетрадь не бывших в печати стихов. - А впрочем, твой ответ на последнее мое письмо даст мне основание, что мне предпринять и как распорядиться, чего с нетерпением ожидаю.

   Твой А.

   19 мая.

   Для картинки: Я помню море перед грозою, полагаю, хорошо выйдет: женщина в задумчивой позе, сидя на скале или стоя на берегу, облокотясь на балкон, - и волна плеснула ей в ногу. - Как ты думаешь?

   26-го августа [1852 г. Петербург].

   Письмо твое, Павлуша, от 12 августа застало еще меня в Петербурге, но уже укладывающегося в чемоданы. Я выезжаю из Петербурга 28 августа на Москву и в Чугуев. Не знаю, с тобой ли Фединька... Государь дал мне поручение осмотреть там всех юнкеров до его приезда, - вот я и тороплюсь... Теперь отвечаю на твое письмо.