Некрасов Николай Алексеевич - Комментарии к поэмам 1855—1877 гг.

: мне кажется, что после главы, полной такого сильного поэтического настроения,- посылка в наем людей действует неприятно и охладительно. Сама же по себе подробность не интересна" (там же, с. 327). Аналогичную заметку на полях рукописи главы IV сделал А. С. Суворин рядом со строками о посылках родных: "Подробность малоинтересная и, кажется, вредящая общей нити этой главы" (см.: Другие редакции и варианты, с. 427). Некрасов учел эти замечания, так как они, по всей вероятности, совпали с его мнением. Он не включил в окончательный текст поэмы (первопечатный) стихов о родах, о посылках, об отправленном Зинаидой Волконской рояле и т. д. Все же существенное и дорогое для него Некрасов сохранил несмотря на замечания. Он не исключил, как ему советовал М. С. Волконский, строк в "Княгине Трубецкой", бичующих высший свет. Отказался он и внести изменения в эпизод встречи княгини Волконской с мужем, которая в поэме происходит не в тюрьме, как изложено в "Записках", а в шахте, заметив при этом: "Не всё ли вам равно, с кем встретилась там Княгиня: с мужем ли или с дядею Давыдовым; они оба работали под землею, а эта встреча у меня так красиво выходит!" (Записка Волконской, с. XVII).

   В 1872 г. у Некрасова созрел замысел и третьей, завершающей части поэмы о декабристках. Повествование о героической поездке Трубецкой и Волконской могло послужить прологом к ней. Тема ее - страдальческая и мужественная жизнь декабристов и их жен в изгнании. Кроме Екатерины Ивановны Трубецкой и Марии Николаевны Волконской, выехали в Сибирь, чтобы разделить участь изгнанников, Александра Григорьевна Муравьева (урожд. Чернышева), Елизавета Петровна Нарышкина (урожд. Коновницына), Александра Васильевна Ентальцева (урожд. Лисовская), Наталия Дмитриевна Фонвизина (урожд. Апухтина), Александра Ивановна Давыдова (урожд. Потапова), Прасковья Егоровна Анненкова (урожд. Жанетта Поль или Полина Гебль), Анна Васильевна Розен (урожд. Малиновская), Мария Казимировна Юшневская (урожд. Круликовская), Камилла Петровна Ивашева (урожд. Ле-Дантю), Варвара Михайловна Шаховская, последовавшая за Петром Мухановым, с которым ей так и не было разрешено встретиться (почти все они упомянуты в некрасовском конспекте "Записок" М. Н. Волконской, см. подробно о каждой из них: Сергеев М. Д. Несчастью верная сестра. Иркутск, 1978). Центральной героиней будущей поэмы Некрасов хотел сделать А. Г. Муравьеву, умершую в Сибири. Поэт глубоко раздумывал над художественной формой, наиболее соответствующей его замыслу. 5 марта 1873 г. он писал А. Н. Островскому: "Скажите при случае, что Вы думаете о моей последней поэме. Следующая вещь из этого мира у меня укладывается... в драму! Боюсь и, может быть, обойду эту форму".

   Март 1873 г. был, по-видимому, временем особенно активной работы Некрасова по сбору материалов для нового произведения. Через А. Н. Пыпина (см.: Звенья. V. М.-Л., 1935, с. 505; ПСС, т. XI, с. 244) он познакомился с декабристом М. А. Назимовым и несколько раз встречался с ним в узком кругу. Как сообщает биограф Назимова, декабрист передал Некрасову через А. Н. Яхонтова свои записки, охватывающие период с 1825 по 1840 г. (см.: Иеропольский К. М. А. Ничимов. (Биографическая справка).- В кн.: Сборник Псковского общества краеведения, вып. 1. Псков, 1924, с. 41). О содержании этих записок и их судьбе сведений не сохранилось. 17 марта 1873 г. Некрасов у себя на квартире должен был встретиться с Назимовым, бывшим псковским губернатором М. С. Кахановьтм и сыном декабриста И. С. Трубецким. На эту встречу, цель которой пока остается неизвестной, были приглашены также А. Н. Пыпин и М. Е. Салтыков-Щедрин, о чем свидетельствуют письма Некрасова к Пыпину (ПСС, т. XI, с. 244) и Трубецкому от 16 марта 1873 г. (см. публикацию последнего письма, а также более детальное освещение указанного этапа работы поэта над этой темой в статье: Мельгунов Б. В. "Декабристские" замыслы Некрасова после "Княгини Волконской".- РЛ, 1981, No 3, с. 147-150).

   Набрасывая план продолжения поэмы (см.: Другие редакция и варианты, с. 429-430), Некрасов опирался главным образом в" "Записки" М. Н. Волконской в той их части, которая не был" использована в поэме (последовательность событий и фактов - конфликт с Риком, сюжет о разбойнике Орлове, стычка с пьяным офицером и т. д.- соответствует "Запискам"). Судя по плану, Некрасов предполагал дать описание "самой жизни" декабристок в Сибири с ее постепенно оформившимися "условными рамами" и описание их переживаний, "мук нравственных"; в этом последнем смысле особенно существенным представлялся ему эпизод увоза А. О. Корниловича (1800-1834) "в Петербург для новых допросов" (см.: Другие редакции и варианты, с. 430; ср. также с. 377-378). В то же время поэма о Муравьевой не должна была стать простым стихотворным переложением "Записок" М. H. Волконской. Первая и последняя главы, в которых должно было рассказываться о смерти Муравьевой, были задуманы кат; композиционное обрамление поэтического повествования. Три сюжета в плане (см.: РЛ, 1981, No 3, с. 148) взяты Некрасовым не из "Записок" М. Н. Волконской. Сохранились и отдельные записи поэта, связанные с продолжением поэмы (см.: Другие редакции и варианты, с. 428-429). Заметки эти довольно широкого содержания, начиная с характеристик, отмечающих оригинальность личностей декабристов и разнообразие видов их новой деятельности, и кончая сценами соприкосновения их с уголовным миром и забавными историями (анекдоты о В. А. Бечасном). Знаменательна для Некрасова мысль изобразить встречу "возвращающегося декабриста" с "новым ссыльным" (см. там же, с. 431). Поэта продолжала волновать проблема преемственности поколений революционеров - возвращенных декабристов и деятелей освободительного движения 1870-х гг., затронутая им еще в "Дедушке" (1870). Интересен аналогичный замысел М. Е. Салтыкова-Щедрина, который в письме к П. В. Анненкову от 2 декабря 1875 г. сообщал: "Хочу написать рассказ "Паршивый". Чернышевский или Петрашевский, все равно. Сидит в мурье среди снегов, а мимо него примиренные декабристы и петрашевцы проезжают на родину и насвистывают "Боже, царя храни", вроде того как Бабурин пел. И все ему говорят: "Стыдно, сударь! У нас царь такой добрый - а вы что!" Вопрос: проклял ли жизнь этот человек или остался равнодушен ко всем надругательствам и все в нем старая работа, еще давно, давно, до ссылки начатая, продолжается? Я склоняюсь к последнему мнению" (Салтыков-Щедрин, т. XVIII, кн. 2, с. 233).

   Все эти материалы остались в архиве поэта. Замысел его не был осуществлен. Частично в этом виноваты, как писал Некрасов П. В. Анненкову 29 марта 1873 г., "1) цензурное пугало, повелевающее касаться предмета только сторонкой, 2) крайняя неподатливость русских аристократов на сообщение фактов, хотя бы и для такой цели, как моя, т. е. для прославления". Некоторую роль сыграло и то, что Некрасов был отвлечен работой над своим итоговым произведением "Кому на Руси жить хорошо".

   Первая поэма Некрасова о декабристках "Княгиня Трубецкая", появившаяся в апреле 1872 г., привлекла к себе широкое общественное внимание; вокруг нее сразу же возникла борьба мнений. В связи с выходом в свет в январе 1873 г. "Княгини М. Н. Волконской" позиции критиков окончательно определились. Через Месяц, 26 февраля 1873 г., Некрасов писал брату Федору Алексеевичу, имея в виду публикацию поэмы в первом издании пятой части своих "Стихотворений": "Моя поэма "Кн. Волконская", которую я написал летом в Карабихе, имеет такой успех, какого не имело ни одно из моих прежних писаний <...> Литературные шавки меня щиплют, а публика читает и раскупает". "Русские женщины" вызвали недовольство в аристократических кругах. Сестра М. Н. Волконской С. Н. Раевская собиралась писать резко враждебную статью для газеты Краевского "Голос". Статья эта не была написана, но о характере возражений С. Н. Раевской можно судить по одному из ее частных писем. "Рассказ, который он (Некрасов,- Ред.) вкладывает в уста моей сестры,- писала С. Н. Раевская,- был бы вполне уместен в устах какой-нибудь мужички. В нем нет ни благородства, ни знания той роли, которую он заставляет ее играть" (Архив декабристов. Пгр., 1918, с. 15). С С. Н. Раевской в какой-то мере перекликался П. В. Анненков, который писал Некрасову 20 марта н. ст. 1873 г.: "Этой картине недостает только одного мотива, чтобы сделать ее также и несомненно верной исторической картиной,- именно благородно аристократического мотива, который двигал сердца этих женщин. Вы благоговеете перед ними и перед великостью их подвига - и это хорошо, справедливо и честно, но ничто не возбраняет поэту показать и знание основных причин их доблести и поведения - гордости своим именем и обязанности быть оптиматами, высшей людской породой во всяком случае..." (ЛН, т. 51-52, с. 98). Некрасов в силу его революционно-демократического понимания истории не мог принять эти возражения и сделать второстепенный аристократический мотив главным стимулом поведения жен декабристов. Как и их мужья, декабристки пошли на разрыв со своим прошлым, и главной целью поэта было воспроизвести их героическую поездку и дальнейшую подвижническую жизнь в Сибири, способствовавшие их сближению с народом. Французский аристократ виконт М. де Вогюэ в своей книге "Взгляды исторические и литературные" ("Regards historiques et litteraires", Paris 1892) пытался дискредитировать историко-революционные поэмы Некрасова, подвергнув сомнению их фактическую достоверность. Он писал: "Липранди, приставленный царем к декабрьским сосланным, получил приказание ничего не жалеть для смягчения их участи. Их жены не могли сойтись с ними в подземной шахте по той простой причине, что они сами никогда туда не спускались. Эти дамы нашли вновь на берегах Лены роскошь элегантной жизни и светских удовольствий, к которым они были приучены. Сосланные вернулись из этого испытания без дурных воспоминаний; некоторые из них дожили до глубокой старости, и, кому случалось встретиться с ними, слышали рассказы об их изгнании, которые вовсе не согласовались с эпизодами, измышленными Некрасовым") (цит. по: Записки Волконской, с. XIX). Эти ложные сведения возмутили М. С. Волконского, сына декабристки, который в свою очередь сам протестовал против изображения "высокодобродетельной и кроткой" княгини Трубецкой бунтаркой и называл монолог ее в поэме, обличающий светское общество, "куском грязи" (там же, с. XIII). Он писал по поводу процитированного отрывка из книги М. де Вогюэ: "Нас не касаются воззрения виконта де Вогюэ на поэзию Некрасова, а касаются лишь приводимые им факты. Мы не знаем, от каких именно лиц, "переживших эту эпоху", он мог почерпнуть все вышеприведенное, но не подлежит сомнению, что в четырех подчеркнутых нами кратких периодах заключается пять извращений имен и событий". Разъясняя искажения, допущенные М. де Вогюэ, он подчеркивал: "Прежде всего вымысла в поэме Некрасова нет, что доказывается самими "Записками" княгини Волконской. Доказывается и многочисленными "Записками" декабристов (Розена, Трубецкого, Якушкина, Басаргина, Оболенского, Горбачевского и других)" (там же, с. XIX-XXI). Немногочисленные похвальные отзывы, исходившие из аристократической среды, шли вразрез с конечной революционной идеей Некрасова. Так, граф П. И. Капнист в картинах, рисующих сближение декабристов и их жен с народом на каторге, увидел идею примирения высшего я низшего сословий. "Чудная вещь! Высокая поэзия и высокий подвиг современного русского поэта! - пишет Капнист Н. А. Некрасову 26 января 1873 г.- В теперешнее время прискорбной междоусобной розни нашей Вы нашли благородное примирение, изобразив, как великая скорбь вызывает великое чувство, свойственное русской душе, заглушённой мелочными условиями света, и как в этой скорби и этом чувстве высшие и низшие слои общества сливаются в бесконечной и божественной любви..." (ЛН, т. 61-52, с. 310).

   Затушевать революционный смысл некрасовских поэм стремилась и реакционная критика. Так, В. Г. Авсеенко, объяснявший популярность поэзии Некрасова отсутствием глубины мысли и угождением толпе, враждебно откликнулся на появление "Княгини Трубецкой". "Если бы мы вздумали выловить из этой поэмы основную идею и формулировать краткою фразой ее мораль (известно, что у г. Некрасова всегда есть мораль, и в этом отношении он приближается к баснописцам),- писал Авсеенко,- мы, без сомнения, были бы до крайности поражены крохотностью и ветхостью этой идеи и этой морали. Действительно, г. Некрасов желает только сказать, что декабрист князь Т. был человек образованный и развитый, что жена его, решившаяся следовать за ним в Сибирь, поступила великодушно и что положение их обоих тяжелое. Против этого трудно спорить, но еще труднее не усомниться, чтобы во всем этом было что-либо новое или глубокое" (РМ, 1872, 13 мая, No 122; псевдоним - А. О.). Свое суждение Авсеенко пытается подкрепить замечаниями об антихудожественности поэмы, о вялости ее стиха, которые основаны на непонимании новаторского характера поэзии Некрасова. Как на недостаток он указывает на обильные подражания Рылееву, не учитывая того, что продолжение поэтической традиции декабристов было сознательной установкой Некрасова. В критическом отзыве о "Княгине М. Н. Волконской" Авсеенко утверждает: "Гражданские мотивы, некогда зажигавшие сердца поклонников этого самого петербургского из всех петербургских поэтов, отзвучали и не производят больше впечатления" (РМ, 1873, 21 февр., No 46; псевдоним - А. О.). Он пытается доказать антихудожественность и этой поэмы Некрасова, называя ее деревянным переложением "Записок" и подвергая сомнению ряд эпизодов (например, падение княгини с высокой вершины Алтая), взятых поэтом из мемуаров Волконской. В своей статье о Некрасове "Поэзия журнальных мотивов", появившейся в No 6 катковского "Русского вестника" за 1873 г., Авсеенко обвиняет поэта в приспособлении исторического сюжета к журнальным идеям своего времени. Он сомневается в достоверности подписания княгиней Трубецкой отречения от своих дворянских прав и столкновения княгини Волконской с обозным офицером, говоря, что Некрасов изобразил нереального "монстра" (все эти факты также соответствовали мемуарам). В. Г. Авсеенко вторит В. П. Буренин, который в 1860-начале 1870-х гг. ходил в радикалах и сотрудничал вместе с Некрасовым в "Искре" и возобновленных "Отечественных записках". Со статьи о "Русских женщинах" начинается поправение Буренина. Он, так же как и Авсеенко, заявляет, что после правительственной реформы 1861 г. "гражданская скорбь, имевшая когда-то значение могучего жизненного стимула, утратила свой прежний смысл, потому что обратилась в неискреннее, изученное "плохое фиглярство"..." (СПбВ. 1873, 27 янв., No 27; псевдоним - Z). В новой поэме Некрасова он видит свидетельство падения художественного таланта поэта. Зная о существовании реальных источников некрасовских поэм, Буренин не оспаривает их фактическую достоверность, а обвиняет Некрасова в натурализме, слепом следовании мемуарам. Его вкусу противоречат и картина падения Волконской с вершины Алтая, и езда ее в конце пути в простой телеге, и подробности бедного быта бурят, и упоминание о сибирских пельменях и бане. По поводу встречи Волконской с мужем в рудниках и целования ею оков Буренин упрекает Некрасова в "мелодраматизме" и "фальшивом гражданском эффекте".

   К этому упреку Буренина присоединяется и Достоевский, который в общем относился к Некрасову положительно, видя в нем "сильный талант", "поэта страдания". Но революционный пафос поэмы был чужд Достоевскому. Он обвиняет поэта в "мундирности мысли, слога, натуральности" (Гр, 1873, 26 марта, No 13, с. 425). Эпизод с целованием оков он считал психологически невозможным. Однако психологические посылки Достоевского и Буренина оказались ошибочными, Некрасов проявил большую глубину в понимании психологии декабристов и декабристок, их приподнятого романтического энтузиазма, который вдохновлял одних на революционную борьбу, других на самоотверженный подвиг. Воспроизведенный им эпизод с оковами находит соответствие в мемуарах Волконской. Близок к Достоевскому в оценке поэмы "Русские женщины" славянофильски настроенный О. Ф. Миллер. Хваля Некрасова за умелый переход "от простой русской женщины, удрученной горем <...> к русским женщинам из высшего класса, которых сблизило с народом внезапно постигшее их несчастье", Миллер, однако, тоже находит в поэме черты "преувеличения" и "аффектации", ссылаясь на сцену, в которой старик Волконский угрожает дочери проклятием, и на сцену целования оков (см.: Миллер О. Публичные лекции... СПб., 1878, с. 337-338). Необходимо отметить также письмо И. А. Гончарова, в котором он, высказывая свое положительное отношение к поэме, советовал все же усилить цензуру над нею М. С. Волконского и больше сообразоваться с его взглядами на лица и события (см.: Гончаров И. А. Собр. соч., т. VIII. М., 1955, с. 448).

   Но в противовес враждебным голосам звучат, хотя и сдерживаемые цензурой, голоса прогрессивно настроенных читателей и критиков, протестующих против ложного толкования поэмы, умаления ее исторического и литературного значения. Так, И. А. Кущевский в статье, посвященной "Княгине М. Н. Волконской" и подписанной псевдонимом "Новый критик", опровергает мнение о том, что успех Некрасова держится на тенденциозности. "Кто ныне из наших стихотворцев не тенденциозен? - спрашивает Кущевский.- Минаев тенденциозен, Буренин тенденциозен, Омулевский тенденциозен, Плещеев тенденциозен... Они даже, пожалуй, будут тенденциознее г. Некрасова, так как за недостатком поэтических образов им постоянно приходится перекладывать в стихи передовые статьи либеральных газет...". Успех Некрасова критик объясняет "могучей силой" поэтического дарования. Отмечая некоторые фактические неточности (он ошибочно, как видно из "Записок", считает, что Волконская не могла проезжать Алтай, что "серебрянка" шла из Барнаула, а не из Нерчинска), автор статьи дает в общем восторженный отзыв о поэме "Княгиня М. Н. Волконская": "В первой книжке "Отечественных записок" напечатана поэма г. Некрасова "Русские женщины", уже вовсе не имеющая никакой претензии на тенденциозность. Это превосходный поэтический и простой рассказ бабушки внукам о великих подвигах своей жизни" (Новости, 1873, 7 февр., No 38). С положительным отзывом о поэме выступает А. С. Суворин, начинавший свою журнальную деятельность в конце 1860-начале 1870-х гт. как более или менее прогрессивный критик. Он возражает против статьи Буренина в "С.-Петербургских ведомостях", объясняя причину преднамеренной враждебности автора его личными счетами с "Отечественными записками", в которых была напечатана поэма Некрасова. Суворин находит в поэме слабые стороны - некоторую растянутость, порой вялый стих, но считает, что они "исчезают совершенно в стройной гармоничности целого". Княгиню Волконскую он характеризует как "сильную женщину", которой "нужен был высокий идеал, и вот она нашла его в этом мученике и борце". Образ ее, нарисованный Некрасовым, он называет "грандиозным образом созревшей под ударами судьбы женщины". Особо отмечает критик глубоко лирические строки о народе. "За эти строки,- пишет он,- поэту отпустятся все его ошибки и заблуждения,- кто умеет так глубоко чувствовать, тот никогда не умрет в благодарной памяти потомства" (НВ, 1873, 6 февр., No 37; псевдоним - А. С). Наиболее обстоятельную и серьезную статью посвятил декабристским поэмам Некрасова А. М. Скабичевский, сторонник народнической идеологии, отстаивавший в критике принципы реализма, система исторических воззрений которого отличалась, однако, эклектизмом. Статья Скабичевского о "Русских женщинах" является одной из лучших его статей. В ней нашли отражение взгляды на поэму передовых революционных кругов, к которым в эти годы был близок Скабичевский. За последние десять лет, по мнению Скабичевского, не было ни одного произведения, которое бы произвело на публику более сильное впечатление, чем "Русские женщины" Некрасова. Критик отмечает классически строгую художественность поэм. Причину успеха Некрасова он видит в том, что предмет его произведения "оказался столь близким и дорогим душе художника, что всецело завладел им, возбудил его творчество до высшего напряжения и заставил ого забыть все остальное, побочное...". И далее, объясняя художественное своеобразие и органичность поэм Некрасова, критик пишет: "Цель поэм г. Некрасова заключается в том, чтобы выставить в наиболее ярком свете героизм тех наших доблестных соотечественниц 20-х годов, которые, покидая весь комфорт роскошной жизни, все прелести и приманки большого света, отправлялись за своими мужьями разделять их суровую каторжную казематную жизнь в далеких и глубоких снегах Сибири. И поэмы с такой исключительностью направлены к этой цели, что не найдете вы в них ни одной черты, ни одного стиха, которые <...:> отвлекали бы от главной цели поэм куда-нибудь совсем в сторону". Но правильно характеризуя "Княгиню Трубецкую" и "Княгиню М. Н. Волконскую" как поэмы героического жанра, Скабичевский допускает ошибку, не замечая в их стиле бытовых элементов. Особенно ценным является замечание критика об установлении в поэмах Некрасова преемственной связи между двумя революционными поколениями, выраженное, однако, таким образом, что оставляло возможность его ложного истолкования как обвинения Некрасова в антиисторизме: "...героини его мыслят, говорят и действуют совершенно подобно тому, как бы стали мыслить, говорить и действовать лучшие и образованнейшие женщины того же круга в наше время". Он высказывает затем верное соображение о том, что причина такой актуальности образов некрасовских героинь кроется в том, что поэт старался отобразить основные, лучшие черты декабристок, оставляя в тени второстепенные и слабые; "...было бы величайшею художественной ошибкою,- пишет критик,- и чистейшим абсурдом в виде сентиментально-экзальтированных, безумно-расточительных и детски-непрактичных барынь изобразить вдруг доблестных жен декабристов" (Скабичевский А. Беседы о русской словесности.- ОЗ, 1877, No 3, с. 9-13).

   Передовая революционная молодежь, которой Некрасов адресовал свою поэму, восторженно встретила новое произведение своего учителя. Об этом свидетельствует ряд воспоминаний семидесятников и семидесятниц. Одна из революционно настроенных современниц Некрасова А. Г. Степанова-Бородина рассказывает в своих воспоминаниях о том, как под влиянием нападок враждебной критики поэт стал недооценивать свою поэму. "Лучше всех я понимаю,- говорил он своей собеседнице,- что не совладал с таким чудным сюжетом, как "Русские женщины", и что я хотел сказать многое, но у меня не вышло". Бородина горячо возразила поэту: "Не говорите никогда так при мне о "Русских женщинах", Николай Алексеевич, мне больно слышать, как вы клевещете на себя. Нет, по-моему, тот истинный поэт, у кого вылились такие дивные строки!..". И она продекламировала отрывок из поэмы, в котором изображается встреча княгини Волконской с мужем в руднике. "Я кончила, захлебываясь от слез...",- пишет Бородина. Некрасов протянул к ней обе руки и воскликнул: "Нет, вы правы, пока мои стихи будут вызывать такие чувства у людей, они будут истинной поэзией" (ЛН, т. 49-50, с. 587-588).

   Л. Дейч, известный участник революционного движения 1870- 1880-х гг., впоследствии член группы "Освобождение труда", в своей статье "Н. А. Некрасов и семидесятники", написанной в 1921 г., рассказывает о влиянии Некрасова на молодое поколение 1870-х гг., заронившем в них первые семена сознания необходимости активной борьбы, подготовившем их к восприятию Чернышевского, Добролюбова, Лаврова, Лассаля, Маркса. Особо выделяя проблему "Некрасов и женский вопрос", Дейч подчеркивал, что поэт не ограничился изображением страданий женщины; он указал, как ей выйти из несчастного положения. "Среди поэтов,- пишет Дейч,- Некрасов в этом вопросе занимает одно из первых, если не самое видное место: его изображение "русских женщин" местами доходит до настоящего апофеоза. Достаточно указать на его поэму, посвященную женам декабристов или осужденным по процессу 50-ти (в 1877 г.). <...> Некрасову поэтому в особенности многим обязано современное поколение; его муза немало поспособствовала развитию того движения, благодаря которому наши женщины в умственном и политическом отношении почти сравнялись с мужчинами". Горячо возражает Дейч против умаления художественного значения поэмы "Русские женщины": "Никто, конечно, не станет отрицать, что в стихах Некрасова нередко попадаются шероховатости. Так, Всеволод Гаршин высмеивал начало поэмы "Русские женщины":

  

   "Покоен, прочен и легок

   На диво слаженный возок...", потому что

  

   "легок" плохо рифмуется со словом "возок". Но положительно нужно быть совершенно лишенным художественного чутья, чтобы на подобном основании утверждать, что эта поэма не художественна. Достаточно прочитать только несколько строф дальше, чтобы убедиться, до чего восхитительно это стихотворение <...> Чего же еще можно требовать от литературного произведения для признания его художественным, раз оно производят такое сильное впечатление на читателя, потрясает его, вызывает в нем самые чистые, благороднейшие ощущения и стремления?" (Пролетарская революция, 1921, No 3, с. 11, 15).

   Современница поэта, деятельная сторонница активного народничества, В. Фигнер писала об историческом значении поэмы Некрасова о декабристках: "А потом прошло еще почти три десятилетия, прежде чем стала появляться литература об этих далеких наших предшественниках. Так долгие годы, можно сказать, не было почти ничего, что питало бы благодарную память о них и на чем можно было бы учиться опыту. <...> Поэма Некрасова "Русские женщины", воскресившая образы кн. Трубецкой и кн. Волконской, появилась в эпоху, когда русская женщина ушла далеко вперед" (Фигнер В. Жены декабристов.- Каторга и ссылка, 1925, No 8 (21), с. 228).

  

   Ст. 21-22. ...и цветы С могилы сестры - Муравьевой...- Александра Григорьевна Муравьева (1804-1832), урожд. Чернышева, последовала за мужем Н. М. Муравьевым в Сибирь. Пушкин передал через нее "Послание в Сибирь" и стихотворение, посвященное И. И. Пущину ("Мой первый друг, мой друг бесценный!.."). А. Г. Муравьева быстро завоевала уважение и горячие симпатии всех близко ее знавших; смерть ее была воспринята как общая тяжелая утрата. Как предсказание ее судьбы звучат в поэме слова из прощальной речи Пушкина, обращенной к Волконской: "Пленителен образ отважной жены "> Сокрывшейся рано в могилу!" (см. ст. 857-860).

   Ст. 23. ...флору Читы...- До осени 1830 г. декабристы содержались в читинской тюрьме, а жены их жили в ближайшем поселке.

   Ст. 228. Сергей - и бесчестное дело! - С. Г. Волконский был ложно обвинен в подделке печати. Как объясняет в своих мемуарах М. Н. Волконская, в 1822 г. ее муж, предупрежденный генералом П. Д. Киселевым об ожидающемся официальном запросе по поводу агитационной деятельности декабристов в дивизии М. Ф. Орлова, вскрыл адресованное Киселеву письмо, пришедшее в отсутствие последнего, и сообщил его содержание своему родственнику Орлову, дав, таким образом, ему возможность "приготовить свои ответы" (Записки Волконской, с. 28).

   Ст. 562. Сестра моя, Катя Орлова.- Екатерина Николаевна Орлова (1797-1885) - старшая дочь генерала Раевского, жена декабриста М. Ф. Орлова.

   Ст. 657. К сестре Зинаиде.- Княгиня Зинаида Александров-Hi Волконская (1792-1862), урожд. Белосельская-Белозерская, родственница М. Н. Волконской по мужу; блестяще образованная, была поэтессой, беллетристкой, композитором и певицей. В ее литературно-музыкальном салоне собирались лучшие представители интеллигенции того времени. Ей посвятили свои стихи не только Пушкин и Веневитинов, но и Баратынский, И. В. Киреевский и л;

   Ст. 672. И северной звали Коринной...- Коринна - лирическая поэтесса древней Греции (ок. V в. до н. э.). Именем Коринны назвала свой роман о талантливой поэтессе французская писательница А. Л. Ж. де Сталь (1766-1817). Некрасов мог знать, о том, что З. А. Волконскую называли северной Коринной как из устных, так и из печатных источников (см., например: Пятковский А. П. О жизни и сочинениях Веневитинова. СПб., 1859, с. 18).

   Ст. 692. Одна ростопчинская шутка...- Ф. В. Ростопчин (1763-1826) - видный сановник, реакционер и демагог. По свидетельству П. А. Вяземского, узнав о восстании декабристов, он сказал: "В эпоху Французской революции сапожники и тряпичники (chiffonniers) хотели сделаться графами и князьями; у нас графы и князья хотели сделаться тряпичниками и сапожниками" (Вяземский П. А. Полн. собр. соч., т. VII. СПб., 1882, с. 510). Некрасов мог слышать этот анекдот от самого Вяземского, с которым был хорошо знаком. См. также: Лернер П. О. "Ростопчинская шутка" о декабристах.- В кн.: Бунт декабристов. Л., 1926, с. 398-399.

   Ст. 702. Потемкину ровня по летам...- Г. А. Потемкин (1739- 1791), светлейший князь Таврический, генерал-фельдмаршал, временщик при Екатерине II.

   Ст. 711. Всё вечером съехалось к Зине моей...- Вечер в честь уезжавшей в Сибирь М. Н. Волконской состоялся у З. А. Волконской, в ее большом доме на Тверской, 26 декабря 1826 г.

   Ст. 721-722. Тут были Одоевский, Вяземский...- В. Ф. Одоевский (1803-1869) - писатель и музыкальный критик; П. А. Вяземский (1792-1878) - поэт и критик.

   Ст. 722. ...был Поэт вдохновенный и милый...- Речь идет о Д. В. Веневитинове (1805-1827). Ср. строки воспоминаний о Веневитинове в салоне 3. А. Волконской: "...был один юный даровитый поэт <...> которого влекло к ней не одно лишь блистательное общество; горящий чистою, но страстною любовью, ей посвящал он звучные меланхолические свои стихи и безвременно сошел в могилу..." {Муравьев А. Н. Знакомство с русскими поэтами. Киев, 1871, с. 12-13).

   Ст. 771. ...вдали Аюдаг...- Аюдаг - гора на южном берегу Крыма.

   Ст. 803-804. ...Пушкина след В туземной легенде остался...- Как отмечает Некрасов в примечании 7 к поэме, сведения о татарской легенде, посвященной Пушкину, были взяты из статьи Бартенева (см. выше, с. 186). В этом примечании ошибочно укачана дата публикации пятого "крымского письма" Е. Тур (нужно: СПбВ, 1853, 29 сент., No 214 - см.: Розанова Л. А. К истории создания образа Пушкина в поэме Некрасова "Русские женщины".- учен. зап. Ивановск. гос. пед. ин-та, 1954, т. VI, филолог. науки, с. 106-120, а также: Бертье-Делагард А. Л. Память о Пушкине я Гурзуфе.- В кн.: Пушкин и его современники, вып. 17-18. СПб., 1913, с. 154-155).

   Ст. 871-872. Но мир Долгорукой еще не забыл, А Бирона нет и в помине.- Наталья Борисовна Долгорукая (1714-1771), дочь фельдмаршала Б. П. Шереметьева, в 1730 г. отправилась в ссылку вслед за мужем И. А. Долгоруким, обвинявшимся в участии в дворцовом заговоре и в 1739 г. казненным. После его смерти Н. Б. Долгорукая воспитывала малолетних сыновей, в 1758 г. постриглась в монахини, оставила "Записки", впервые полностью изданные в 1867 г. Эрнст Иогапн Бирон (1690-1772) - фаворит императрицы Анны Иоанновны, с 1730 г. пользовался правами неограниченного правителя империи. Гибель И. А. Долгорукого и трагическая судьба его жены и детей - результат подозрительности и жестокости Бирона. В параллели между Н. Б. Долгорукой и Бироном есть намек на М. Н. Волконскую и Николая I.

   Ст. 875. Мне царь "Пугачева" писать поручил...- "История Пугачева" была написана Пушкиным по собственному побуждению, а не по поручению Николая I. Как свидетельствуют "Записки" М. Н. Волконской, поэт действительно говорил с ней при прощальной встрече об этом своем замысле, который осуществить ему удалось лишь в 1833 г., после поездки в Поволжье и Приуралье.

   Ст. 1105. (Отец Иоанн, что молебен служил...- Имеется в виду священник иркутской церкви Петр Громов, переведенный йотом на Петровский Завод.

   Ст. 1345-1346. Сергей Трубецкой, Артамон Муравьев, Борисовы, князь Оболенской...- С. П. Трубецкой. А. 3. Муравьев (1794-1846), А. И. Борисов (1798-1854), П. И. Борисов (1800- 1854) Е. П. Оболенский (1796-1865) входили в первую партию декабристов, отправленных в Сибирь; среди них был и С. Г. Волконский.

   Примеч. 8. Некрасов цитирует не совсем точно. У Пушкина:

  

   Я помню море пред грозою,

   Как я завидовал волнам,

   Бежавшим бурной чередою

   С любовью лечь к ее ногам...

  

   ("Евгений Онегин", гл. I, строфа XXXIII)

  

  

   С. 366. Татищев ~ более вас.- В тексте "Записок" М. Н. Волконской эти слова приписаны "военному министру" А. И. Чернышеву (Записки Волконской, с. 8). Некрасов не повторяет анахронизма мемуаристки, давая точную и полную характеристику осуществлявшего допросы А. И. Татищева.

   С. 367. Зинаида пела хорошо.- Об этом в "Записках" М. Н. Волконской не говорится; факт заимствован Некрасовым из других источников.

   С. 367. ..."светлее дня темнее ночи" (в "Кавк<азском> пленнике").- Имеются в виду строки из "Бахчисарайского фонтана" Пушкина, посвященные М. Н. Волконской:

  

   Твои пленительные очи

   Яснее дня, чернее ночи...

  

   В "Записках" М. Н. Волконской источник цитаты указан правильно, но стихи Пушкина искажены: "Яснее дня, темнее ночи".

   С. 369. Все бледны ~ и счастие встречи.- Ср. ст. 142-148 окончательной редакции.

   С. 370. Как горе, и радость одна не живет.- Этот стих в окончательную редакцию поэмы не вошел.

   С. 376. Ручные мельн<ицы> (у Розена) вроде монас<тырских>.- Эта же деталь, как отметил Некрасов, встречается в "Записках декабриста" А. Е. Розена (Лейпциг, 1870, с. 229).

   С. 378. Когда в тюрьме сидит Юноша прекрасный...- Романс из оперы А.-Э.-М. Гретри "Ричард Львиное сердце" (1784).

   С. 378. Есть о нем у Басаргина.- В "Записках" Н. В. Басаргина (М., 1872, с. 127) названы Сосинович и Кучевский, осужденные по делу С. Копарского в 1838 г. Друг А. Мицкевича М. Рукевич, сосланный за связи с декабристами, также находился в Нерчинске (см.: Janik M. Dzieje polakowna Syberji. Krakow, 1928, S. 110-111).

   C. 379. Пушкин, уведомляя ее, п<исал> ~ молит за отца.- Некрасов цитирует первую и последнюю строки пушкинской "Эпитафии младенцу" (1829), написанной на смерть Н. С. Волконского; в "Записках" М. Н. Волконской эпитафия приводится полностью (Записки Волконской, с. 84).

   С. 379. Сухинин и др.- Речь идет о декабристе И. И. Сухинове (1795 или 1797-1828).

   С. 380. ...пр<иказ> стрелять в упор ~ добивать прикладами.- В "Записках" М. Н. Волконской этой фразы нет. "Возможно,- пишет С. Великанова,- что эти подробности мучительной смерти осужденных были сообщены Некрасову М. С. Волконским во время чтения "Записок"" (Н. А. Некрасов и Ярославский край, с. 190).

   С. 382. Есть у Баратынского со холод одинакой.- Имеется в виду послание "Княгине 3. А. Волконской" (1829) Е. А. Баратынского. По-видимому, поэт обращался к изданию "Стихотворения Евгения Баратынского" (ч. 1-2. М., 1835), которое было в его библиотеке в Карабихе (ЛН, т. 53-54, с. 367).

   С. 382. Массивные ступни со умер.- Ср. следующие строки из биографического очерка о Д. В. Веневитинове, принадлежащего А. Л. Пятковскому: "Спасаясь от горестных воспоминаний, он думал развлечь себя петербургскими маскарадами, сам езжал замаскированный к своим знакомым (причем всегда был узнаваем по необыкновенно массивным ступням)..." (Веневитинов Д. В. Полн. собр. соч. СПб., 1862, с. 24). В этом же очерке цитируется письмо Веневитинова к А. В. Веневитинову от декабря 1826 г.: "Я дружусь с моими дипломатическими занятиями. Молю бога, чтобы поскорее был мир с Персией: хочу отправиться туда и на свободе петь восточными соловьями" (там же). Указанным изданием сочинений Веневитинова Некрасов пользовался, составляя свои примечания к поэме (см. выше, с. 186).

   С. 428. О Бечасном анекдоты,- Юмористические рассказы и стихи о декабристе В. А. Бечаснове (Бечасном) (1802-1859) Некрасов мог слышать от своего врача Н. А. Белоголового, с которым он познакомился не ранее 1873 г. В опубликованных после Смерти Некрасова мемуарах Белоголового, жившего в Усть-Куде во соседству со ссыльными декабристами, говорится: "...в деревце, где он жил, подчас подсмеивались над его неловкостью и рассеянностью, называя его <...> то Бессчастным, то Несчастным, во любили и уважали его" (Белоголовый Н. А. Воспоминания и другие статьи. СПб., 1901, с. 78-80). Ср. у Д. И. Завалишина: "Главным героем шуточных похождений был товарищ наш Бечаснов, с которым случались беспрестанно приключения. На его счет писались целые поэмы, например "Похождения Бечаснова в царстве гномов", "Похищенный цикорий" и пр." (Завалишин Д. И. Записки декабриста, т. 2. Мюнхен, 1904, с. 103).

   С. 428. Чуть не утонул в Иногде.- Название реки Ингоды близ Читы ошибочно записано Некрасовым.

   С. 429. Зуб. Арт<амон> Муравьев.- О медицинских наклонностях А. З. Муравьева мог рассказать Некрасову С. В. Максимов, печатавший в "Отечественных записках" главы из своей книги "Сибирь и каторга": "Он <А. З. Муравьев> рвал зубы, пускал кровь, перевязывал раны" (ОЗ, 1869, No 10, отд. I, с. 577). Товарищи Муравьева сочинили шутливую песенку:

  

   Сначала он полком командовал гусарским,

   Потом убийцею он вызвался быть царским,

   Теперь он зубы рвет

   И врет.

   (см.: Гессен С. Поэты-декабристы.- Сов. искусство, 1925, No 9, с. 15).

   С. 429. Золоченый нос - химик Ватковский. ~ Живопись Бестужева - <пни?> ~ Зубы Волконского.- По-видимому, объектом острот декабристов были и увлечение Ф. Ф. Вадковского (1800-1844) химией, и живопись Н. А. Бестужева (1791-1855), и вставные зубы С. Г. Волконского.

   С. 429. Это Иван Иванович.- Скорее всего речь идет о И. И. Суханове (см. выше, с. 588). Возможно также, что имеется в виду И. И. Горбачевский (1800-1869).

   С. 429. Айок ~ Камчатник.- Некрасов перечисляет названия селений вблизи Иркутска, где жили декабристы до разрешения переселиться в город: деревня Айок - правильно: Оёк; Урик - селение, в котором жили семьи Волконских и Н. М. Муравьева; Усь-Куда (правильно: Усть-Куда) - селение в 26 верстах от Иркутска, в котором летом жил И. В. Поджио, друг семьи Волконских; Камчатник - деревня в двух верстах от Усть-Куды, в которой жили летом Волконские.

   С. 429. Беляев.- Неизвестно, имеется в виду А. П. Беляев (1803-1855), автор "Воспоминаний декабриста о пережитом и перечувствованном" (1880-1881), или его брат П. П. Беляев (ум. 1864).

   С. 429. Наталья Григорьевна.- Лицо неустановленное. Возможно, имеется в виду сестра декабристки Надежда Григорьевна (см. ниже). Менее вероятно, что подразумевается сама А. Г. Муравьева.

   С. 429. О записках Лорера.- Некрасов мог быть знаком с публикацией в "Русском архиве" 1874 г. (No 2) части воспоминаний Н. И. Лорера (1795-1873), касавшихся последнего, кавказского периода его жизни. Предыдущие части его записок, печатавшиеся в "Русской беседе" 1857 и 1860 гг. и в "Русском архиве" 1872 г., охватывали период до 14 декабря 1825 г. Хранившиеся в редакции "Русского архива" записки Лорера включали также сибирский период (1826-1837 гг.); эта часть рукописи, оставшаяся неопубликованной, представляла для Некрасова наибольший интерес и могла быть ему известна.

   С. 429. Никитушка у частокола.- Никитушкой звала своего мужа, Н. М. Муравьева (1796-1843), его жена, А. Г. Муравьева. "Сам бог не взыщет за то, что она Никитушку любит более",- шкал об А. Г. Муравьевой один из декабристов (Якушин И. Д. Записки, статьи и письма декабриста. М., 1951, с. 167). Не исключено, что Некрасов, знакомый с сыном декабриста Е. И. Якушиным, через него ознакомился с рукописью записок отца. Запись связана, по-видимому, с рассказом С. В. Максимова об А. Г. Муравьевой, тяжело переживавшей запрет видеться с мужем более одного раза в неделю: "Свидания она восполняла тем, что ежедневно смотрела в окно, когда мимо ее квартиры водили мужа ее и брата (Захара Григорьевича Чернышова)" (Максимов С. В. Сибирь и каторга. СПб., 1900, с. 412).

   С. 430. ...(Муравьева плавала в лодке у крепости)...- Весной 1826 г. А. Г. Муравьева, "стараясь быть как можно ближе к мужу, подплывала на лодке к Петропавловской крепости - месту заточения декабристов" (см.: Чуковский К. Некрасов. Статьи и материалы. Л., 1926, с. 369).

   С. 430. Доктор Вулъф и пр.- Ф. Б. Вульф (ум. 1854), врач, декабрист.

   С. 430. Лампада неугасимая.- "Если бы вам случилось приехать ночью в Петровский Завод,- писал И. Д. Якушкин,- то налево от дороги вы бы увидели огонек, это беспрестанно теплющаяся лампада над дверьми каменной часовни, построенной Никитой Михайловичем и в которой покоится прах Александры Григорьевны" (Якушкин И. Д. Воспоминания о А. Г. Муравьевой.- ГМ, 1915, No 4, с. 190). Эти воспоминания были написаны в 1854 г., по просьбе сестры А. Г. Муравьевой, Надежды Григорьевны Долгоруковой; копия их хранилась в семейном архиве Якушкиных, и Некрасов, по-видимому, имел возможность с ней ознакомиться.

   С. 430. Карамзин и т. д. - Имеется в виду, вероятно, работа Н. М. Муравьева "Мысли об "Истории государства Российского" Н. М. Карамзина" (1818), в которой он выступил с критикой дворянско-монархической сущности труда Карамзина. Частично работа Н. М. Муравьева, выражающая исторические взгляды декабристов, была опубликована впервые в труде М. П. Погодина "Н. М. Карамзин" (т. 2. М., 1866, с. 188-203) (см. также: ЛН, т. 59, с. 569-598).

  

   Печатается по тексту первой публикации, с восстановлением ст. 81-112, 462-493 (залы No 2 и 14) части 1, ст. 277-280, 699-710 части 2, фамилий "Милютин", "Аничков", "Мордвинов", "Давыдов", "Лобанов" в ст. 208, 210 части 1 и в ст. 639 части 2 по сводной рукописи ЦГАЛИ, а также с конъектурой в ст. 41 части 1 ("Дюссо" вместо "***") по Ст 1879. Ряд поправок в тексте поэмы сделан по ПП и наборной рукописи (см. об этом ниже, с. 593).

   Впервые опубликовано: часть 1 ("Юбиляры и триумфаторы") - ОЗ, 1875, No 8 (выход в свет - 20 авг. 1875 г.), с. 325-340 (подпись: "***"); часть 2 ("Герои времени") - ОЗ, 1876, No 1 (выход в свет - 21 янв. 1876 г.), с. 5-52 (подпись: "Н. Некрасов"), с изъятием по цензурным соображениям указанных выше стихов, замененных строками точек, и со следующим обозначением упомянутых фамилий: "А***", "Б***", "В***", "Д-дов", "Л-нов" (перепечатано: ПП, с изъятием по цензурным соображениям ст. 206-225, 284-303, 419-427 (залы No 6, 9, 12) части 1 и ст. 647-738 части 2).

   В собрание сочинений впервые включено: Ст 1879, т. IV.

   Автограф поэмы (черновой, сводная и наборная рукопись), на листах большого формата,- ЦГАЛИ, ф. 338, оп. 1, No 24, л. 1- 30, 31-76, 77-126. Наборная рукопись является копией с правкой и добавлениями Некрасова.

   В сводной рукописи, набросав перечень эпизодов части 1 поэмы (л. 33), Некрасов указывает две даты: "5-го мая" и "14 июня" 1875 г., фиксирующие начало работы над поэмой и первый этап работы над частью 1. Кроме того, в этой рукописи имеются и другие даты: "19 июня" (л. 51 об.) и "9 июля 1875 г. Карабиха" (л. 76 сб.). Первая позволяет определить время написания сцен с участием Шкурина, вторая указывает момент завершения рукописи. В наборной рукописи под частью 1 поэмы стоит дата: "Май 18