Редько Александр Мефодьевич - Задача жизни у Ибсена

{Какъ мы видѣли, это - одно изъ существенныхъ (по замыслу Ибсена) оруд³й при осуществлен³и задачи Росмера.} передѣлать свою жизнь, приниженную мрачными Росмерами, на новыхъ началахъ, достойныхъ человѣка? Онъ перестаетъ вѣрить въ это, и сторонникамъ сохранен³я въ неприкосновенности добраго стараго времени, нетрудно вырвать у него соглас³е - оставить жизнь въ покоѣ, какъ она есть. Задача его жизни, въ которую онъ вложилъ свое лучшее я, больше не существуетъ и тѣмъ самымъ для него безповоротно

  

   О жизни поконченъ вопросъ...

  

   Вотъ д³алогъ между нимъ и Ревеккой (Ревекка собирается уѣхать изъ дома Росмера, и онъ считаетъ нужнымъ предупредить ее, что возможныя случайности имъ "уже давно" предусмотрѣны и Ревекка отъ нихъ въ матер³альномъ отношен³и "обезпечена". Ревекка возражаетъ, что это лишнее).

   Ребекка. Ахъ, Росмеръ, ты проживешь дольше, чѣмъ я.

   Росмеръ. Предоставь ужъ мнѣ распорядиться моей жалкой жизнью.

   Ревекка. Что это значитъ? Не думаешь же ты о томъ...

   Росмеръ. Нашла бы ты это страннымъ? Послѣ печальнаго жалкаго поражен³я, которое я потерпѣлъ! Я, который хотѣлъ осуществить задачу своей жизни... и вотъ сдѣлался перебѣжчикомъ раньше даже, чѣмъ началась битва!

   Ревекка. Возобнови борьбу, Росмеръ! Ты увидишь, что побѣдишь,- если ты попытаешься. Ты облагородишь сотни, тысячи душъ. Только попытайся.

   Росмеръ. О, Ревекка! Я не вѣрю уже больше въ задачу моей жизни.

   Росмеръ оказался неправъ: въ дѣйствительности Ревекка, какъ мы видѣли, "переродилась" подъ его вл³ян³емъ, и онъ могъ вѣрить въ свою "задачу жизни"... Но ему нужно было чувствовать это, нужно было несомнѣнное доказательство, которое было бы сильнѣе совершеннаго Ревеккой преступлен³я. Такое доказательство Ревекка могла дать только въ моментъ ихъ двойнаго самоуб³йства.

   Въ томъ же "Росмергольмѣ" есть еще неудачникъ - бывш³й учитель Росмера, Брендель. Эта вводная фигура, мало обрисованная и недостаточно ясная, повидимому, должна оттѣнить, что въ роковомъ исходѣ душевной драмы Росмера не слѣдуетъ ничего относить насчетъ его темперамента. Хотя Росмеръ, какъ и всѣ его предки, "никогда не смѣется",- а Брендель, наоборотъ, всегда смѣется:- даже свою "тоску по великомъ Ничто" онъ мотивируетъ только въ шуточной формѣ, прося Росмера одолжить ему "парочку отжившихъ идеаловъ", которыхъ ему не достаетъ,- но результатъ утраты "парочки идеаловъ" тотъ же, что и у Росмера.

   Впервые съ Бренделемъ мы встрѣчаемся въ домѣ Росмера. По ремаркѣ Ибсена, Брендель одѣтъ, какъ "обыкновенный бродяга".

   Какъ всегда, небрежный въ передачѣ конкректныхъ подробностей положен³я, Ибсенъ останавливаетъ свое вниман³е только на психологической обрисовкѣ. Въ этомъ отношен³и для читателя выясняется, что Брендель стоитъ на поворотѣ своей жизни: ему кажется (не совсѣмъ такъ или - вѣрнѣе - совсѣмъ не такъ, какъ это кажется Росмеру), что наступило уже "бурное время" и для сѣдого бойца мысли и слова пришла пора настоящаго дѣла... Но практическ³й дѣятель - тотъ самый Моргенегордъ (онъ - редакторъ мѣстной гаветы), который "никогда не хочетъ большаго, чѣмъ можетъ", скоро вернулъ сѣдого идеалиста на землю, уяснивъ ему малую рыночную цѣну его "отжившихъ идеаловъ" - именно здѣсь, на родинѣ его юношескихъ мечтан³й... И Брендель, которому легко было занять у стараго ученика, при первомъ же свидан³и послѣ многолѣтней разлуки, "крахмальную сорочку" и сюртукъ и "пару порядочныхъ сапогъ", не хочетъ пережить необходимость занимать "парочку отжившихъ идеаловъ". Вспоминая по контрасту свое первое появлен³е у Росмера съ наружной внѣшностью "обыкновеннаго бродяги", онъ резюмируетъ разницу между тѣмъ, что было, и тѣмъ, что есть, въ слѣдующихъ словахъ: "Когда я вступилъ въ этотъ залъ послѣдн³й разъ, я стоялъ передъ тобой (Росмеромъ), какъ достаточный человѣкъ и похдопывалъ себя по карману"... А теперь онъ - "банкротъ", "голъ, какъ соколъ" и представляетъ "свергнутаго короля на грудѣ пепла своего сгорѣвшаго дворца".

   Такимъ образомъ и этотъ сѣдой неудачникъ, какъ только сгорѣлъ его дворецъ, не хочетъ больше выносить жизнь, обезцѣненную крушен³емъ его личной "задачи жизни", и "добровольно" уходитъ изъ нея, какъ и всѣ неудачники Ибсена.

  

   Мы оcтановимся еще на одномъ вар³антѣ о лишнемъ человѣкѣ. Это - Грегерсъ въ "Дикой уткѣ", такъ ненужно изувѣченной символизмомъ. Попутно мы получимъ отвѣтъ на одинъ вопросъ, который самъ собой останавливаетъ читателя {У насъ этотъ вопросъ былъ, въ извѣстной мѣрѣ, вопросомъ дня, когда ставилась "Дикая утка" на сценѣ Московскаго Художественнаго театра.} Ибсена: какъ, въ концѣ концовъ, относится къ правдѣ этотъ углубленный въ человѣка писатель, если въ одной своей вещи ("Столпы общества") онъ провозглашаетъ устами Лоны: "свобода и правда - вотъ столпы общества!" а въ другой ("Дикая утка") устами скептика врача - совершенно обратное: "стимулирующ³й принципъ - ложь жизни".

   Мы легко убѣдимся, что въ дѣйствительности противорѣч³я нѣтъ. Для самого Ибсена и для избранниковъ его творчества правда - верховный критер³й жизни. Они жаждутъ этой правды - истины и правды-справедливости, почти какъ страстотерпцы. "Врагъ народа" Штокманъ, не задумываясь, отвѣчаетъ на упрекъ, что своимъ разоблачен³емъ истины онъ можетъ подорвать благосостоян³е родного города: "я такъ люблю свой родной городъ, что желалъ бы лучше видѣть его разореннымъ, чѣмъ процвѣтающимъ на почвѣ лжи". Для Штокмана правда выше всего. Но вѣдь та же самая правда не можетъ позволить Ибсену, какъ психологу, скрыть, что это не для всѣхъ такъ, что иногда "правда" налагаетъ на человѣка такую тяжелую ношу, что при малыхъ душевныхъ силахъ съ ней не справиться: она не подниметъ, а придавитъ.- Такимъ образомъ философ³я "Дикой утки" не противорѣч³е съ общей идеей Ибсена о "правдѣ", а дополнен³е. Н. К. Михайловск³й отмѣтилъ, какъ особенность писательско манеры Ибсена, что онъ часто беретъ "одни и тѣ же движен³я человѣческой души (прибавимъ: важнѣйш³я), только въ различныхъ комбинац³яхъ". Для этого онъ прибѣгаетъ къ "симметричнымъ" положен³ямъ, которыя должны подчеркнуть и рѣзче выдвинуть все существенное. Эта "симметричность" построен³й часто вредитъ художественности впечатлѣн³я,- когда она рѣзко и неотступно преслѣдуетъ - такъ сказать - читателя (напримѣръ, въ "Сѣверныхъ богатыряхъ"). Для художественнаго разъяснен³я вопроса о "правдѣ" въ жизни, Ибсенъ прибѣгнулъ къ тому же пр³ему "симметричныхъ" построен³й, но обѣ пары симметричныхъ фигуръ: Лоны и Грегерса, Берника и Г³альмара онъ размѣстилъ въ двухъ разныхъ пьесахъ: въ "Столпахъ общества" и въ "Дикой уткѣ". Благодаря этому, выиграла художественность впечатлѣн³я: аналог³я не навязывается, а естественно раскрывается мысли читателя, но за то является возможностъ просмотрѣть ее, какъ это мы и видѣли на фактѣ мнимыхъ противорѣч³й у Ибсена.

   И Лона ("Столпы общества") и Грегерсъ ("Дикая утка") задаются одной и той же цѣлью: имъ нужно, чтобы окружающая жизнь была цѣликомъ основана на "правдѣ". У близкихъ имъ обоимъ лицъ жизнь основана какъ разъ обратно - на кривдѣ. Они и становятся прежде всего объектомъ для ихъ нравственнаго воздѣйств³я. Оба добиваются желаннаго устранен³я внѣшнихъ проявлен³й кривды. Но результатъ совершенно различный въ зависимости отъ того, къ кому они адресовались со своими требован³ями устранить кривду. Лона имѣла дѣло съ человѣкомъ крупнаго масштаба (Берникъ); Грегерсъ имѣлъ дѣло съ жалкимъ человѣкомъ (Г³альмаръ). Поэтому первая, въ концѣ концовъ, произноситъ знаменитую побѣдную фраву: "свобода и правда - вотъ столпы общества!" а второй долженъ молчать, когда при немъ говорятъ, что скрасить жизнь Г³альмаровъ можетъ только одна "ложь" (иллюз³я).

   Такъ какъ драма въ душѣ "лишняго" человѣка - Грегерса - станетъ рельефнѣе отъ сопоставлен³я съ торжествующей Лоной, то мы и станемъ разсматривать ихъ параллельно.

  

   Богатый судостроитель, дѣлецъ и общественный дѣятель - консулъ Берникъ когда-то былъ на пути къ разорен³ю. Больше, чѣмъ когда-либо, онъ нуждался въ довѣр³и согражданъ, потому что въ переводѣ на языкъ денежныхъ отношен³й "довѣр³е" значитъ "кредитъ": пусть припомнитъ читатель, какъ Гейне-школьникъ изводилъ своего учителя, упорно переводя слово "вѣра" французскимъ словомъ - "le credit". И въ это самое время съ Берникомъ приключается любовная истор³я въ жанрѣ того же Гейне. Если откроется, что герой ея Берникъ, это подорветъ его солидную репутац³ю въ глазахъ дѣлового и ханжеского общества (Ибсенъ очень нерѣдко изображаетъ въ такихъ краскахъ "культурное" общество своей родины). Спасаетъ его другъ ²оганнъ, который бремя "скандала" принимаетъ на себя и на свое имя. Онъ уѣзжаетъ на неопредѣленное время въ Америку вмѣстѣ съ Лоной, бывшей (тайно) невѣстой Берника: послѣдн³й предпочелъ ей - ради спасен³я своей промышденной фирмы, пережившей три столѣт³я - нелюбимую дѣвушку, но съ крупнымъ состоян³емъ. Отъѣздъ обоихъ освободилъ Берника отъ всякихъ тревогъ и далъ ему возможность встать на ноги. Свѣдѣн³я о затрудненныхъ финансовыхъ обстоятельствахъ старинной фирмы, хотя и сдѣлались достоян³емъ молвы, но нашли себѣ легкое объяснен³е въ слухѣ, что скрывш³йся ²оганнъ обокралъ кассу своего друга. Берникъ слуха не поддерживаетъ, но и не отвергаетъ, пользуясь выгодами такого положен³я.

   Къ началу пьесы Ибсева, и Лона, и ²оганнъ возвращаются изъ Америки и встрѣчаютъ въ Берникѣ даровитаго дѣльца и уважаемаго общественнаго дѣятеля... Своей Лонѣ Ибсенъ придалъ много чертъ, напоминающихъ ея современницу - русскую нигилистку шестидесятыхъ годовъ. Та же небрежность въ костюмѣ, то же отсутств³е заботы о внѣшней привлекательности, такая же рѣзкость языка вплоть до возражен³й: "къ чорту эту глупую истор³ю" и та же фанатичная преданность правдѣ. Угловатая рѣзкость въ поведен³и Лоны переплетается у Ибсена въ своеобразное гармоничное цѣлое съ обычными особенностями его женщинъ: съ чувствомъ требовательнаго поклонен³я любимому человѣку и высокой оцѣнкой нравственнаго элемента въ любви мужчины и женщины. По пьесѣ оказывается, что за 15 лѣтъ разлуки старая любовь Лоны къ Бернику не "заржавѣла", говоря словами пословицы. И внѣ родины, и послѣ разрыва онъ остался для нея тѣмъ, чѣмъ былъ - "героемъ ея юности", заслоненнымъ и затемненнымъ главою "дома Берниковъ", который долженъ по необходимости ежедневно и ежечасно притворяться, молчать и скрывать {По пьесѣ Лона права: позорныя для ²оганна обвинен³я не забыты, и память о нихъ заботливо культивируется сплетниками мѣстнаго общества.}.

   Естественно, что "задача жизни" для нея прежде всего отлилась въ заботу о нравственномъ освобожден³и любимаго человѣка. Еще въ Америкѣ, когда она узнала отъ ²оганна, что Берникъ малодушно согласился взвалить на своего друга послѣдств³я "скандала", она "поклялась себѣ" освободить его отъ безчестящихъ воспоминан³й. "Я поклялась себѣ,- говоритъ она впослѣдств³и,- герой моей юности долженъ свободно и правдиво стоять передъ всѣми"! Ганнибалова клятва не могла, конечно, утратить силу отъ того, что Лона, по своемъ возращен³и, узнаетъ, что "герой ея юности" ради себя и "дома Берниковъ" 15 лѣтъ не мѣшалъ клеветнической молвѣ называть своего великодушнаго друга воромъ. Подъ вл³ян³емъ общаго положен³я вещей, Лона рѣшительно становится на сторону "тероя ея юности" въ борьбѣ противъ главы уважаемой торговой фирмы.

   "Все твое велич³е покоится на зыбкомъ болотѣ - и ты вмѣстѣ съ нимъ",- говоритъ Бернику Лона - "Я задумала помочь тебѣ пр³обрѣсти твердую почву подъ ногами". Она требуетъ отъ Берника, чтобы онъ открыто признался въ своихъ проступкахъ, очистилъ имя ²оганна отъ клеветы и тѣмъ самымъ пр³обрѣлъ "твердую почву подъ ногами", т. е. правду. Берникъ отказывается. У него и Лоны разное пониман³е "правды". Для первой сознан³е своей правоты нужно, какъ гарант³я внутренней свободы и чувства обезпеченности отъ возможныхъ случайностей; для второго все дѣло разрѣшается тѣмъ, что онъ чувствуетъ за собой право на все, чѣмъ онъ фактически пользуется. "Какъ, чтобы я добровольно пожертвовалъ своимъ семейнымъ счастьемъ и своимъ положен³емъ въ обществѣ!" - восклицаетъ онъ. А на вопросъ послѣдней: имѣетъ ли онъ право на это, счастье, отвѣчаетъ, что имѣетъ, такъ какъ "въ течен³и пятнадцати лѣтъ (разлуки) ежедневно зарабатывалъ себѣ частицу этого права правильной жизнью и той пользой, какую приносилъ". Однако, рядъ событ³й выясняетъ Бернику, какъ онъ не "свободенъ" въ дѣйствительности и до какой степени онъ можетъ пасть въ своихъ собственныхъ глазахъ при защитѣ своего "велич³я"... И когда ему уже ничто, по внѣшности, не угрожало: Лона намѣренно вернула ему всѣ компрометировавш³е его документы,- онъ рѣшается исполнить то, чего требовала Лона. Въ моментъ общественнаго чествован³я его, какъ заслуженнаго и безукоризненнаго человѣка, онъ разъясняетъ истинную роль ²оганна въ его жизни и свою вину передъ нимъ... Лона торжествуетъ.

   Ея "задача жизни" завершилась успѣхомъ. Ложь изгнана. Герей ея юности стоитъ передъ всѣми "свободно и правдиво".

   Мы значительно отклонились въ сторону отъ лишнихъ людей Ибсена и слишкомъ надолго, быть можетъ, вернулись, къ - не "лишнимъ" людямъ. Но мы считаемъ, что пока вопросъ о правдѣ въ м³роразумѣн³и Ибсена не будетъ достаточно выясненъ, до тѣхъ поръ "Дикая утка" не освободится отъ неясности, а въ такомъ случаѣ драма въ душѣ послѣдняго лишняго человѣка, которымъ мы займемся, не станетъ отчетливой и доступной анализу.

   Въ "Дикой уткѣ" Грегерсъ такой же фанатикъ "правды во всемъ", какъ и Лона, но имѣетъ онъ дѣло не съ крупномасштабнымъ Берникомъ, а съ ничтожнымъ говоруномъ Г³альмаромъ и это одно опредѣляетъ неудачный исходъ задачи жизни Грегерса.

   Фактическая основа драмы въ "Дикой уткѣ" слѣдующая.

   Заводчикъ Верле зналъ, что планъ, по которому его компаньонъ совершаетъ вырубку купленнаго лѣса, невѣренъ, но не мѣшалъ операц³и, которая могла быть очень выгодной. Когда, наконецъ, вмѣшался въ дѣло судъ, оказался виновнымъ одинъ только компаньонъ Верле, лейтенантъ Экдаль. Только онъ и пострадалъ, разоренный и обезчещенный приговоромъ суда. Верде оказался совершенно въ сторонѣ отъ рискованной операц³и: въ глазахъ общества, даже въ глазахъ семьи обвиненнаго Экдаля, онъ является не виновнымъ, а пострадавшимъ лицомъ: его доброе имя, по чужой винѣ, чуть было не подверглось судебному опорочен³ю. Отношен³й къ семьѣ Экдаля Верле не прервалъ, но придалъ отношен³ямъ харак³еръ покровительства. Это дало ему возможность использовать нищету и позоръ Экдалей какъ нельзя удобнѣе, когда обстоятельства сдѣлали для Верле неизбѣжнымъ удален³е изъ дому его экономки, чтобы "прикрыть грѣхъ". Въ качествѣ необходимаго мужа онъ намѣтилъ сына своего бывшаго компаньона Г³альмара и безъ труда добился, что послѣдн³й на Гинѣ (имя экономки) женился, не догадываясь объ ея прошломъ и очень довольный свадебнымъ подаркомъ Верле - денежной помощью на устройство фотограф³и. Относя это, также какъ платную переписку, которую контора Верле обезпечила бывшему лейтенанту, за счетъ доброты сердца заводчика, недалек³й Г³альмаръ чувствуетъ къ нему искреннюю признательность.

   "Счастье" улыбнулось ему и съ другой стороны. У него есть "прекрасная задача". Въ дѣйствительности онъ ни на какую задачу жизни не способенъ, но ему создалъ иллюз³ю такой задачи нѣкто Реллингъ, благожелательный скептикъ и врачъ по професс³и. По его глубокому убѣжден³ю, чтобы переносить жизнь, ее надо скрасить "ложью", и въ качествѣ такой лжи онъ внушаетъ Г³альмару вѣру въ его творческ³я способности, въ будущее изобрѣтен³е въ дѣлѣ фотограф³и, которое онъ непремѣнно сдѣлаетъ, вернувъ имъ своей семьѣ прежн³й почетъ и уважен³е. И Г³альмаръ, простодушный болтунъ, нискренно счастливъ настоящимъ человѣческимъ счастьемъ. Онъ говоритъ товарищу своего дѣтства Грегерсу, сыну Верле: "Передо мной днемъ и ночью стоитъ моя задача жизни".

   Грегерсъ - идейный антогонистъ Реллинга. Если для этого между "ложью жизни" и человѣческими "идеалами" такая же разница, какъ "между тифомъ и гнилой горячкой", то для Грегерса, какъ и для Лоны, не понятна самая возможность существован³я безъ "твердой почвы подъ ногами" - правды въ человѣческихъ отношен³яхъ.

   "Если бы я могъ выбирать, то я лучше всего хотѣлъ бы быть быстроногой собакой... Да необыкновенно проворной собакой, такой, которая ныряетъ на дикими утками {Значен³е символовъ въ пьесѣ.- Грегерсъ полагаетъ, что Пальмаръ является какъ разъ такою дикою уткой, которая пошла ко дну, завязла въ тинѣ (несчастныхъ обстоятельствъ жизни) и рвется изъ нея, но не въ силахъ вырваться безъ чужой помощи (собаки). Грегерсъ и долженъ быть такой "собакой" для всѣхъ гибнущихъ "утокъ". Въ этомъ его задача жизни.- По отношен³ю къ Пальмару онъ, однако, впалъ въ ошибку. Пальмаръ - дикая утка другого типа, давно забывшая, что такое "настоящая дикая жизнь" (на началахъ правды и достоинства), способная жить въ неволѣ, вполнѣ удовлетворяющаяся корзиной, въ которую посажена, и способная даже "жирѣть" на готовыхъ кормахъ. (Такая "дикая утка" фигурируетъ въ пьесѣ Ибсена въ качествѣ "дѣйствующаго лицаи)... Корень драмы въ этой ошибкѣ Грегерса.}, когда они идутъ внизъ и зарываются въ траву и тину!.." Это говоритъ о себѣ самъ Грегерсъ, слушая разсказъ бывшаго лейтенанта, страстнаго охотника, о дикихъ уткахъ, которыя, когда ранены, всегда "идутъ ко дну, глубоко, какъ могутъ... зарываются крѣпко въ траву - и во всю эту чертовщину, которая лежитъ тамъ, и никогда уже не показываются назадъ".

   Такъ же, какъ и для Лоны, для Грегерса характерно общее стремлен³е быть спасающей "быстроногой собакой". Въ этомъ его общая задача жизни, и содержан³е "Дикой утки^ы только частный случай изъ жизни Грегерса, пр³обрѣвш³й особое значен³е, благодаря нѣкоторымъ обстоятельствамъ.

   Дѣло въ томъ, что Грегерсъ чувствуетъ себя непоправимо виноввымъ передъ Г³альмаромъ: и за отца, и на себя. Въ свое время онъ "предчувствовалъ" исходъ сотрудничества Верле и Экдаля, но предупредить у него не хватило смѣлости. Когда катастрофа разразилась, Грегерсу остается реагировать на нее только упреками совѣсти. "Тебя я долженъ благодарить за то, что изнываю отъ терзан³й нечистой совѣсти", говоритъ онъ своему отцу... И вотъ Грегерсу улыбается возможность загладить, хоть отчасти, и вину отца, и свое малодуш³е. Онъ узнаетъ обстоятельства, при которыхъ женился обманутый его отцомъ Г³альмаръ, и приходитъ въ ужасъ за друга своего дѣтства, вѣрнѣе, за тотъ привлекательный образъ, который жилъ въ его виноватой памяти съ тѣхъ поръ, какъ они разстались (16-17 лѣтъ назадъ). Въ сценѣ съ отцомъ, упрекая послѣдняго во всемъ, что тотъ сдѣлалъ, Грегерсъ восклицаетъ: "И онъ (Г³альмаръ) сидитъ теперь съ великой довѣрчивой дѣтской душой, живетъ подъ одной кровлей съ такой женщиной и не знаетъ, что то, что онъ называетъ своей семьей, основано на лжи!.." Не менѣе удручаетъ Грегерса та вялость, съ которой его другъ реагируетъ на удары жизни. И вотъ онъ задумываетъ возродить Г³альмара, какъ это удалось Лонѣ относительно Берника. Никакой внѣшней помѣхи своему намѣрен³ю онъ не видитъ. Жена Г³альмара, какъ убѣдился потомъ Грегерсъ, оказалась простой, но но своему хорошей, любящей женщиной, преданной Г³альмару и стойко выносящей всѣ печали жизни впроголодь. Правда, Грегерсу уже не разъ приходилось убѣждаться, что его "идеальныя требован³я", какъ выражается Реллингъ, не встрѣчаютъ сочувств³я со стороны придавленныхъ жизнью людей, но ему такъ хочется видѣть себя хоть разъ торжествующимъ въ своей задачѣ жизни и такъ хочется загладить вину, такъ хочется считать Г³альмара способнымъ перенести кризисъ и выйти изъ него съ удесятеренными силами, нужными для перестройки жизни,- что онъ и дѣйствительно видитъ въ Г³альмарѣ то, что хочетъ видѣть: человѣка съ "великою, дѣтской душой", а не празднаго болтуна и никчемнаго человѣка.

   Для человѣка, утомленнаго жизнью, какимъ является въ пьесѣ Грегерсъ, созданный имъ самимъ миражъ принялъ формы реальной задачи жизни. Онъ будетъ правъ,- жизнь, наконецъ, свела его съ человѣкомъ, которому правда и подвигъ окажутся нужными - больше всего... "Я ужъ постараюсь вытянуть тебя на поверхность,- ободряетъ онъ своего друга,- потому что я тоже нашелъ себѣ задачу жизни".- Вытянуть на поверхность - значитъ пробудить въ немъ дремлющ³я силы; вызвать въ душѣ спасительный кризисъ. Вызвать - полнымъ раскрыт³емъ правды, дать возможность пережить чувство совершеннаго "подвига" и затѣмъ фактически помочь Г³альмару перестроить свою жизнь на хорошихъ, честныхъ началахъ труда и любви къ виноватой... Вотъ "задача", которая на нѣсколько дней освѣтила усталую и сумеречную жизнь Грегерса... "Вѣдь въ м³рѣ нѣтъ другого столь же высокаго подвига, какъ простить согрѣшившему и любовью поднять его до себя", неизмѣнно убѣждаетъ Г³альмара Грегерсъ.

   Положен³е вещей обоотрилось еще однимъ контрастомъ... Среди окружающихъ, съ которыми долженъ былъ прожить свою жизнь Грегерсъ, нашелся, наконецъ, одинъ, который по собственному почину, устранилъ "ложь". Это - его собственный отецъ, безчестный, но умный человѣкъ. Ему "правда" оказалась нужною. Онъ овдовѣлъ, освободился отъ Гины и теперь женится на женщинѣ тоже съ "прошлымъ". Чтобы обезпечить себя и свое счастье отъ всякаго страха въ будущемъ, они сразу раскрываютъ свое "прошлое" одинъ относительно другого и это только укрѣпляетъ ихъ будущ³й союзъ.

   Грегерсъ не можетъ допустить и мысли, что его другъ мелочнѣе и въ духовномъ отношен³и ниже его отца. Но онъ оказался ниже.

   Перерожден³е оказалось миражемъ. И "подвигъ" тоже - со всѣмъ подъемомъ нравственныхъ силъ, на который разсчитывалъ Грегерсъ, когда прошлое жены открылось, его другъ остановился мыслью не на искупающихъ вину обстоятельствахъ (т. е. совмѣстной жизни, тяжесть которой лежала на Гинѣ), а только на самой винѣ. Унижен³е въ прошломъ стало явнымъ, но не смѣнилось - для Г³альмара - надеждой на иное будущее.

   Не оказалось ни силъ, ни энерг³и, о которыхъ мечталъ Грегерсъ... Итакъ, вмѣсто торжества, новое крушен³е задачи жизни Грегерса... И больная совѣсть не излѣчена, и задача жизни разбита: "Если вы правы, а я ошибаюсь,- говоритъ Грегерсъ Реллингу,- тогда не стоитъ и жить на этомъ свѣтѣ.

   Реллингъ. О, жизнь на этомъ свѣтѣ можетъ быть и недурной, если только насъ оставятъ въ покоѣ господа, вторгающ³еся къ намъ съ идеальными требован³ями.

   Грегерсъ (смотритъ передъ собой). Въ такомъ случаѣ я радъ, что мое назначен³е таково, какъ оно есть.

   Реллингъ. Смѣю спросить - каково ваше назначен³е.

   Грегерсъ (собираясь уходить). Быть 13-мъ за столомъ.

   Реллингъ. Чортъ вамъ повѣритъ!..

   Но Ибсенъ несомнѣнно "повѣритъ" своему лишнему человѣку. Повѣритъ, что "тринадцатымъ" онъ не станетъ жить.

   Какъ видитъ читатель, никакого диссонанса въ отношен³и Ибсена къ "правдѣ" человѣческихъ отношен³й нѣтъ. Для его сильныхъ, одаренныхъ людей, правда признается высшимъ благомъ и на страницахъ "Дикой утки", какъ и во всѣхъ произведен³яхъ... И правда, и "задача жизни".

  

   Но что же представляетъ собою эта всеобъемлющая "задача жизни" въ толкован³и Ибсена? Каково ея конкректное содержан³е?

   Ибсенъ не связываетъ этого содержан³я съ какой-нибудь опредѣленной категор³ей душевныхъ движен³й человѣка. Для него задача жизни такой же "постоянный законъ съ непостояннымъ содержан³емъ", какъ и вообще всѣ повелительные нравственные законы, направляющ³е жизнь человѣчества при перемѣнныхъ услов³яхъ времени и мѣста. Содержан³емъ "задачи жизни" можетъ быть истинно-королевская идея Гакона; можетъ быть освободительное строительство Сольнесса; можетъ быть проповѣдь суроваго, опредѣленнаго, но не спокойнаго душой Бранда. Но содержан³е можетъ не выходить и за предѣлы обыденной жизни. Если у жены Сольнесса, какъ мы видѣли, жизненной задачей было выростить въ своихъ дѣтяхъ "прямыя взрослыя души", выростить ихъ "въ уравновѣшенности и въ благородныхъ, прекрасныхъ формахъ", то для Марты {"Столпы общества".}, сестры Бервика, вся жизненная задача исчерпывалась сначала исправлен³емъ проступка въ тайнѣ любимаго человѣка: воспитан³емъ брошенной дѣвочки, въ которой она видѣла вмѣстѣ съ молвой - дочь ²оганна отъ "скандальной" истор³и, а потомъ, когда эта цѣль была достигнута, вообще въ заботахъ о безпризорныхъ дѣтяхъ. Для Эллиды ("Женщина съ моря") задача еще обыденнѣе: будучи мачихой, замѣнить мать для дѣтей своего мужа.

   Но есть одна непреложная особенность въ "задачѣ жизни" по Ибсену. Она должна быть свободной: свободно избранной - на свою собственную отвѣтственность". Она должна быть взята на себя совершенно добровольно. Иначе это будетъ уже не "задача жизни", а урочная работа, опредѣленная тюремнымъ уставомъ. Сообразно съ этимъ, то, что взвалили на плечи человѣка внѣшн³я услов³я и личная ошибка, никогда не можетъ стать задачей жизни, какъ ее понимаетъ Ибсенъ. Но не но внѣшнимъ признакамъ этой обузы, а только по внутреннимъ - по отсутств³ю во взятой на себя обузѣ признаковъ нравственной свободы. Тѣ же самыя обязанности, которыя такъ тяготятъ, когда онѣ невольно взяты, могутъ быть легко носимы, когда онѣ взяты вольно. Иллюстрац³ей этого основного свойства Ибсеновской "задачи жизни" служитъ "Женщина съ моря".

   Совмѣстная жизнь супруговъ Вангель готова рухнуть: ею тяготится Эллида, вторая жена доктора Вангеля. Не потому, что ее не любятъ въ новой семьѣ или она сама не любитъ мужа и его дѣтей - двухъ дѣвушекъ на возрастѣ... Женщины у Ибсена часто томятся сознан³емъ, что бракъ для нихъ былъ не свободнымъ союзомъ свободныхъ людей, а самопродажей, въ качесгвѣ женщины, за заботы о нихъ мужа. Такое сознан³е тяготитъ и Эллиду, хотя фактической правды въ ея терзан³яхъ нѣтъ... Но самое тяжелое для нея, это - мысль, что она несвободна во всемъ, что она должна дѣлать. Такъ какъ "Женщина съ моря", съ нашей точки зрѣн³я, представляетъ особый интересъ, то мы позволимъ себѣ привести цѣликомъ слѣдующ³й д³алогъ между Эллидой и Вангелемъ:

   Эллида. Слушай же, Вангель... намъ нельзя долѣе обманывать себя самихъ... и другъ друга.

   Вангель. Развѣ мы это дѣлаемъ? Мы обманываемъ себя!

   Эллида. Да. Или во всякомъ случаѣ, мы скрываемъ истину. Потому что вѣдь истина... настоящая, прямая истина... состоитъ въ томъ... что ты явился и купилъ меня.

   Вангель. Купилъ!.. Ты говоришь... купилъ!

   Эллида. Ахъ, вѣдь я была ничѣмъ не лучше тебя. Я согласилась на торгъ. Я продала себя тебѣ.

   Вангель (болѣзненно взглянувъ на нее). Эллида... и у тебя хватаетъ сердца называть это такъ?

   Эллида. Но развѣ же можно называть это иначе! Ты не могъ болѣе выносить пустоты въ твоемъ домѣ. Ты сталъ искать себѣ жены.

   Вангель. И матери для дѣтей, Эллида!

   Эллида. Можетъ быть, и это - между прочимъ. Хотя... ты не зналъ вѣдь, гожусь ли я къ этому. Вѣдь ты только видѣлъ меня... и раза два разговаривалъ со мной. Я стала тебѣ нравиться и...

   Вангель. Назови это, какъ думаешь!

   Эллида. А я!.. Вѣдь я была такъ безпомощна и такъ одинока. Что же тутъ удивительнаго, что я согласилась на сдѣлку, когда ты предложилъ взять на себя заботу обо мнѣ!

   Вангель. Увѣряю тебя, дорогая Эллида, что я вовсе не такъ смотрѣлъ на это. Я честно спросилъ тебя, согласна ли ты дѣлить со мною и съ дѣтьми, то немногое, что у меня было.

   Эллида. Да, ты правъ. Но я все же не должна была принимать этого! Ни за как³я блага въ м³рѣ не должна я была принимать этого. Не должна была продавать себя! Лучше самая тяжелая работа... лучше нищета при свободѣ и по собственному выбору!

   Вангель. Значитъ, тѣ 5-6 лѣтъ, которыя мы провели вмѣстѣ, ничего не стоятъ въ твоихъ глазахъ?

   Эллида. О, вовсе нѣтъ, Вангель! Мнѣ было у тебя такъ хорошо, какъ только можно желать. Но я не свободно вступила въ твой домъ. Вотъ въ чемъ дѣло!

   "Не свободно" вступила. Въ устахъ Эллиды это значитъ, что между ея душевнымъ строемъ и ея поведен³емъ нѣтъ внутренней свободной и самоопредѣлившейся связи.

   Въ одной фантастической сценѣ Перъ Гинтъ оказывается среди троллей, которые его поучаютъ разницѣ между человѣкомъ и троллемъ: для послѣднихъ правило: "будь доволенъ собой", а для перваго законъ: "будь самимъ собой". "Быть довольнымъ собой" значитъ принимать жизнь, какъ она есть. "Быть самимъ собой" значитъ создавать свою жизнь по собственному "усмотрѣн³ю" (слова Росмера).

   Душевный разладъ Эллиды и опредѣляется невозможностью, въ силу допущенной ошибки, "быть самой собой", т. е. вступить въ жизнь, повинуясь только своему собственному внутреннему влечен³ю. Вся ея жизнь опредѣлилась фактомъ замужества, и она навсегда утратила возможность выбрать себѣ "задачу жизни". Задачу жизни для нея должно замѣнить то, къ чему принудили ее случай и ошибка. Эллида не можетъ освободиться ни отъ чувства тяжелой вины передъ собой, ни отъ чувства какой-то невозвратной потери - потери "несложившихся пѣсенъ", которыя, по словамъ Ятгейра, всегда бываютъ "самыми сладкими". То обстоятельство, что ея мужъ, какъ она не сомнѣвается, связанъ съ ней искреннимъ и честнымъ чувствомъ; тотъ фактъ, что отъ нея ждутъ заботы и ласки дочери этого хорошаго человѣка,- все это только усиливаетъ боль въ душѣ, не заглушая самой тоски по утраченномъ "возможномъ" счастьѣ. "Быть можетъ, вотъ гдѣ задача" (фактическое содержан³е задачи),- говоритъ она, когда узнаетъ, съ какой скрытой нѣжностью относится къ ней ея падчерица Гильда (будущая Гильда въ "Строителѣ Сольнессѣ"), но все же не можетъ заглушить щемящее чувство "утраченнаго". "О, не думай,- говоритъ она мужу,- что не бываетъ минутъ, когда я вижу миръ и спасен³е въ томъ, чтобы бѣжать душой къ тебѣ... И бороться со всѣми притягивающими и пугающими меня силами. Но я не могу этого. Нѣтъ,- я не могу."

   Власть неизвѣстнаго - того, что могло бы быть, если бы ошибка не лишила свободы - Ибсенъ символизировалъ въ лицѣ "неизвѣстнаго", который является въ пьесѣ - таинственнымъ, неяснымъ, но реальнымъ лицомъ и доводитъ терзан³я Эллиды до высшей стенени напряжен³я. Наконецъ, она не въ силахъ бороться съ собой и проситъ Вангеля возвратить ей свободу ("Отдай мнѣ назадъ всю мою свободу"), чтобы она могла идти, не считаясь больше съ принудительной властью "случайныхъ" обязательствъ. Душевный кризисъ, символизируемый въ появлен³и на сценѣ неизвѣстнаго, заставляетъ ее добиваться расторжен³я тягостной "сдѣлки", пока еще не поздно. "Теперь онъ (неизвѣстный - символъ невынужденный жизни) является и предлагаетъ мнѣ... единственный и послѣдн³й разъ начать жизнь сначала... жить моей собственной истинной жизнью... жизнью, которая пугаетъ и влечетъ... и отъ которой я не могу отказаться. Не могу добровольно!" .

   Честный и любящ³й Вангель считаетъ съ своей стороны преступлен³емъ "расторгнуть сдѣлку", обрекши Эллиду всѣмъ случайностямъ неизвѣстнаго. Онъ готовъ прибѣгнуть, хотя бы къ силѣ, лишь бы удержать ее... Все это "ты можешь"... возражаетъ Эллида. "Для этого у тебя есть и власть, и средства! Но души моей... всѣхъ моихъ мыслей... всѣхъ моихъ влечен³й и стремлен³й... ты не можешь сдержать! Они будутъ стремиться и мчаться... къ неизвѣстному... которое ты закрылъ для меня!" - говоритъ Эллида.

   Безысходность положен³я становится очевидной и для Вангеля. Души и мыслей, дѣйствительно, нельзя удержать. И какъ врачъ, и какъ любящ³й человѣкъ, Вангель рѣшается на неизбѣжное...

   Съ расторжен³емъ Вангелемъ "сдѣлки" въ состоян³и Эллиды происходитъ немедленный переломъ въ благопр³ятную сторону. Кризисъ обострялся увѣренностью, что Вангель не возвратитъ свободу женѣ. Когда Вангель съ тяжелымъ усил³емъ, но все же рѣшается сказать: "И потому... потому я теперь же... уничтожаю сдѣлку... Можешь выбирать свой путь въ полной... полной свободѣ",- Эллида, по ремаркѣ Ибсена, "съ минуту смотритъ на Вангеля, широко раскрывъ глаза, не произнося ни слова"... Она уже свободна. Ея прежняя жизнь въ семьѣ Вангеля стала объектомъ свободнаго выбора; она больше не фактъ, который нужно принять не споря. Ничто не затемняетъ больше въ сознан³и дѣйствительной цѣнности тѣхъ людей, съ которыми ее связала "ошибка". Оставить ихъ оказывается для Эллиды невозможнымъ, и она остается съ ними, но уже "по собственному выбору и подъ своей отвѣтственностью".

   Счастливый Вангедь задаетъ ей вопросъ: "А неизвѣстное... не влечетъ тебя болѣе?" Эллида отвѣчаетъ отрицательно: "Не влечетъ и не пугаетъ. Я получила возможность взглянуть на него... пойти къ нему... если бы захотѣла. Теперь я могла избрать его. Теперь я могла отказаться отъ него". Отвѣчаетъ она отрицательно и на вопросъ, что собственно опредѣляло ея тоскливую неуравновѣшенность. "Не знаю", говоритъ она и утверждаетъ только фактъ, что Вангель примѣнилъ единственное средство, которое могло помочь ей: "Да, дорогой мой, вѣрный Вангель, теперь я возвращаюсь къ тебѣ. Теперь я могу сдѣлать это. Теперь я иду къ тебѣ свободно... добровольно и подъ своей отвѣтственностью".

   "Задача жизни" стоитъ теперь передъ Эллидой во всей очевидности - та самая, которую она раньше не "замѣчала", выражаясь словами Эллиды. Когда Вангель начинаетъ вслухъ мечтать, какъ въ дальнѣйшемъ сложится ихъ совмѣстная жизнь - жизнь вдвоемъ, Эллида вноситъ поправку. Вотъ этотъ д³алогъ:

   Эллида. И для нашихъ дѣтей, Вангель.

   Вангель. Нашихъ! {Курсивъ Ибсена.}.

   Эллида. Тѣхъ, которыя еще не принадлежатъ мнѣ... но которыхъ я сумѣю сдѣлать моими".

   Докторъ Вангель оказался хорошимъ врачемъ: благодаря его проницательности на свѣтѣ стало одной счастливой жизнью больше, однимъ лишнимъ человѣкомъ - меньше.

   Мы остановились на "Женщинѣ съ моря" съ особой подробностью, такъ какъ находимъ въ ней глубокое и тонкое освѣщен³е такой стороны въ человѣкѣ, которая меньше всего бросается въ глаза и которая, быть можетъ, больше всего раскрываетъ, почему счастью ведется счетъ на дни и на часы даже и тѣми, у которыхъ въ жизни есть "счетъ счастья"... Если бы не символизмъ, который мѣшаетъ читателю и заставляетъ видѣть символъ даже тамъ, гдѣ Ибсенъ говоритъ безъ всякихъ иносказан³й, и если бы не экскурс³и въ область научной психолог³и и мировыхъ "тайнъ",- "Женщина съ моря" была бы поистинѣ художественнымъ откровен³емъ {Чтобы избѣгнуть упрека въ произвольномъ толкован³и роли "Неизвѣстнаго" въ пьесѣ Ибсена, оговоримся, что есть и иное толкован³е, не совпадающее съ нашимъ. Именно, по Швейцеру, Ибсенъ въ своей драмѣ "рисуеть присущую человѣку чувственность, заглушающую въ его душѣ голосъ божественныхъ велѣн³й, въ видѣ своего рода морского чудовища, въ лицѣ чужеземца, вл³ян³е котораго на героиню драмы тѣмъ сильнѣе, чѣмъ болѣе ее отдаляетъ отъ него гнетъ обстоятельствъ". ("Скандинавское творчество новѣйшаго времени"; этюдъ, приложенный къ "Истор³и скандинавской литературы" Горна. Стр. 337). Но это явное недоразумѣн³е, такъ какъ самъ Ибсенъ, устами Вангеля, даетъ разъяснен³е того, что именно онъ символизировалъ въ "Неизвѣстномъ"... Пытаясь разъяснить душевный процессъ у Эллицы, создавш³й почву для драмы, Вангель, въ концѣ пьесы, говоритъ Эллидѣ: "твое влечен³е къ нему... къ этому иностранцу... все это было лишь выражен³емъ пробудившагося въ тебѣ и выросшаго стремлен³я къ свободѣ. Вотъ и есе".

   Очевидно, что никакой рѣчи о "чувственности" не можетъ быть. Ибсенъ самъ далъ то толкован³е, которое мы положили въ основу анализа душевной. драмы у Эллиды.}. Не говоря уже о насъ, "русскихъ, создавшихъ крылатыя слова объ "ежовыхъ рукавицахъ".

   Итакъ вотъ что по Ибсену нужно человѣку, чтобы чувствовать себя человѣкомъ. Нужна задача жизни, центрирующая его душевныя силы. Нужна задача жизни свободно избранная,- избранная подъ своей личной отвѣтственностью. Внѣ этихъ услоб³й жизнь можно только переносить,- кто можетъ переносить.

  

   Нашей непосредственной задачей было изслѣдован³е одного изъ основныхъ мотивовъ творчества Ибсена.

   Но русскому читателю невозможно остановиться на этой чисто литературной сторонѣ вопроса. Передъ нимъ встаетъ естественно, хотя, быть можетъ, неожиданно, нашъ собственный вопросъ о лишнихъ людяхъ. Вездѣ возможны лишн³е люди, и Ибсенъ думаетъ, что они никогда не исчезнутъ: объ этомъ позаботится усердный поставщикъ драмъ - жизнь, какъ она сложилась, слѣдуя своимъ противорѣчивымъ законамѣ.

   Но мы, русск³е - какъ цѣлое, сумѣли сдѣлать "лишнихъ" людей привычными для глаза и обезпечили себѣ первое мѣсто по проценту "лишнихъ", какъ обезпечили его по проценту слѣпыхъ и умирающихъ.

   Трудпо представить себѣ двухъ писателей болѣе разныхъ, чѣмъ Ибсенъ и нашъ Чеховъ. Одинъ говоритъ о родныхъ ему людяхъ и другой тоже говоритъ - съ такой искренностью и такой душевной болью - о близкихъ ему людяхъ! Но одного - внѣ родины слушаютъ, какъ своего писателя; другого слушаютъ съ оттѣнкомъ недоумѣн³я (чтобы не сказать больше), какъ слушаютъ доклады путешественниковъ въ географическихъ обществахъ, когда не вполнѣ вѣрятъ точности сдѣланныхъ наблюден³й. - У одного чувствуются люди, ведущ³е упорную борьбу за свою жизнь; у другого чувствуется только настроен³е неудачной борьбы: чувствуется побѣдительница - жизнь, а сами побѣжденные съ ихъ душевными ранами остаются какъ-то недоступныни для точнаго изслѣдован³я... Одинъ - по манерѣ скульпторъ въ старомъ стилѣ, хотя и новаторъ по стремлен³ямъ: его фигуры отчетливы и рѣзки зачастую; у другого - только намеки на рельефъ и контуры расплывчаты, какъ у Родена.- Одинъ стремителенъ въ своемъ творчествѣ: его драмы цѣлый "водоворотъ"; другой ровенъ, какъ русск³я степныя рѣки.- Одинъ все передумалъ, другой все перечувствовалъ, но перечувствовалъ въ какихъ-то тискахъ мысли и сердца.

   Быть можетъ, впрочемъ, это-то и заставляетъ думать о нихъ вмѣстѣ. По началу контраста. Заставляетъ вслѣдъ за энергичными строителями жизни Ибсена и не менѣе энергичными его "лишними людьми" вспомнить о "хмурыхъ людяхъ" русскихъ "сумерекъ".

   "Каждый человѣкъ созданъ для своего дѣла и цѣль его жизни - это рай его, Онъ неуклонно долженъ къ ней идти, хотя бы между нимъ и ею лежалъ широк³й океанъ^и ("Брандъ").

   Русскихъ людей отъ ихъ задачи жизни, маломальски крупной, всегда отдѣлялъ широк³й океанъ, въ родѣ того, о которомъ говоритъ Брандъ. Но всегда находились смѣлые люди, которыхъ океанъ не пугалъ; они уходили изъ нормальной жизни, жили напроломъ - подъ своей собственной отвѣтственностью и погибали... Даже среди героевъ Чехова есть "неизвѣстный человѣкъ", которому символъ вѣры Бранда понятенъ.

   Но вѣдь это все то, что называется "подвигомъ" и чему нѣтъ мѣста въ обыденной жиизни и для силъ средняго человѣка. Что же они должны были дѣлать - средн³е люди, если имъ случалось хотѣть больше, чѣмъ они могутъ? Если имъ нужно была, какъ Эллидѣ, хотя и маленькая, но свободно избранная, подъ своей отвѣтственностью, задача жизни?..

   ...Они пополняли ряды "хмурыхъ людей" Чехова... Объ этихъ злополучныхъ людяхъ сложилось представлен³е, какъ о "пустозвонныхъ говорунахъ", нытикахъ и "неврастеникахъ", ни къ чему органически не пригодныхъ. Это, однако, справедливо только въ томъ случаѣ, если справедливо и относительно лишнихъ людей Ибсена.

   Что нужно хмурымъ людямъ русскаго писателя? - "Я вѣрю, слѣдующимъ поколѣн³ямъ будетъ легче и виднѣе, къ ихъ услугамъ будетъ нашъ опытъ. Но вѣдь хочется жить независимо отъ будущихъ поколѣн³й и не только для нихъ. Жизнь дается одинъ разъ, и хочется прожтпь ее бодро, осмысленно, красиво. Хочется играть видную, самостдятельную, благородную роль, хочется дѣлать истор³ю, чтобы тѣ же поколѣн³я не имѣли права сказать про каждаго изъ насъ: то было ничтожество, или еще хуже того. Я вѣрю въ цѣлесообразность и въ необходимость того, что происходитъ вокругъ, но какое мнѣ дѣло до этой необходимости, зачѣмъ пропадать моему "я"!

   Подобно Норѣ Ибсена жаждетъ этотъ "неизвѣстный человѣкъ" чуда, огромнаго чуда: "Что если бы чудомъ настоящее оказалось сномъ, страшнымъ кошмаромъ, и мы проснулись бы обновленные, чистые, сильные, гордые своей правдой?.. Сладк³я мечты жгутъ меня и я едва дышу отъ волнен³я. Мнѣ страстно хочется жить, хочется, чтобы наша жизнь была свята, высока и торжественна, какъ сводъ небесный" ("Разсказъ неизвѣстнаго человѣка"). Иногда мечта о невозможномъ чудѣ пр³обрѣтаеть характеръ вѣры въ возможное чудо. "Знаете, я съ каждымъ днемъ все болѣе убѣждаюсь, что мы живемъ наканунѣ величайшаго торжества, и мнѣ хотѣлось бы дожить, самому участвовать" ("Три года" - Ярцевъ). Но участвовать хмурымъ людямъ приходится совсѣмъ въ другомъ, и ихъ тяготитъ ложь и безобран³е жизни - не въ отдѣльныхъ проявлен³яхъ, а какъ общ³й неустранимый признакъ коллективной жизни, въ которой они должны участвовать. "Я человѣкъ отъ природы неглубок³й,- говоритъ о себѣ герой разсказа "Страхъ",- и мало интересуюсь вопросами, какъ загробный м³ръ, судьбы человѣчества, и вообще рѣдко уношусь въ высь поднебесную. Мнѣ страшна, главнымъ образомъ, обыденщина, отъ которой никто изъ насъ не можетъ спрятаться. Я неспособенъ различить, что въ моихъ поступкахъ правда и что ложь, и они тревожатъ меня, я сознаю, что услов³я жизни и воспитан³е заключили меня въ тѣсный кругъ лжи, что вся моя жизнь есть не что иное, какъ ежедневная заб