Тредиаковский Василий Кириллович - Статьи

но, что за в месть

   Брани всяк день ополчают:

   Весь язык их изощрен

   На злоречие как бритва;

   В их руках сеть и ловитва;

   След к дну злобы приведен;

   Яд из уст течет и битва.

  

  

   Строфа десятистишная:

  

   На защиту мне смиренну

   Руку Сам простри с высот,

   От врагов же толь презренну,

   По великости щедрот,

   Даруй способ, и избавлюсь;

   Вознеси рог, и прославлюсь:

   Род чужих, как буйн вод шум,

   Быстро с воплем набегает,

   Немощь он мою ругает,

   И приемлет в баснь и глум.

  

  

   Строфа десятистишная:

   с трисложною дактилическою рифмою [в средине]

  

   Прочь, боязнь, прочь! Бодрствуй, Дева:

   Бытие то, не мечта;

   Ни судеб, ни хитрость гнева;

   Ни желаний суета:

   Все что зришь, есть достоверное:

   Торжество нелицемерное!

   Страх и трепет твой исчез;

   С ними горесть и печали:

   Ликорство предобручали

   Оны времена и слез.

  

  

   Строфа неравная:

  

   Щаслив! Бога кто боится:

   Заповедей всяко не преступит он Того;

   Род его благословится;

   Сильно будет семя на земле, и сверх всего,

   Славен и богат весь дом,

   Правда вечна в нем самом.

  

  

   Строфа неравная может иметь от четырех до десяти стихов и употреблять неравную меру по произволению.

  

  

   Строфа четырестишная:

  

   Простер десницу; пожрала

   Земля в свои противных недра;

   И укрепила правда бедра,

   И всех людей тобой спасла.

  

  

   Строфа пятистишная:

  

   Их из Содома виноград,

   И от Гоморры все их розги;

   Их грозд есть токмо желчь и смрад,

   Их ягода горька стократ;

   Сок отравляет шумны мозги.

  

  

   Строфа шестистишная:

  

   Затем премудр, чтоб не хвалился

   Отнюдь в премудрости своей;

   Ни сильный также в силе всей;

   Богат в богатстве б не гордился:

   Но всем бы Бога знать и чтить,

   И в правде суд земным творить.

  

  

   Строфа седмистишная:

  

   Пред ним предъидет в слове смерть,

   Изъидет на поля поносно;

   Падет под ноги та некосно,

   Как предприимет ону стерты

   Он стал, и вся земля трясется;

   Подвиглась и высока твердь;

   Языки тают: весть несется.

  

  

   Строфа осмистишная:

  

   О! Господи и Боже наш:

   Мы много от чужих терпели;

   Едва в господ не возымели.

   Но молим, Ты нам буди страж;

   Твоя над нами власть и воля:

   Кроме Тебя мы никого,

   Не знаем ровно ничего;

   В Твоем нам имени есть доля.

  

  

   Строфа девятистишная:

  

   Вся высота по мне прешла;

   Вся глубина меня прияла;

   Вся и широкость обошла;

   Отверста мраков бездна стала;

   Всего покрыли горы вод.

   Шум токов оглушил ужасный;

   Всему явился вид зол власный,

   И влажный пропастей испод.

   О! коль тогда я был злочасный.

  

  

   Строфа десятистишная:

  

   Являющие люто злая,

   О! Господи, Твоим рабам,

   Да постыдятся здесь, гонзая

   В погибель сами по судьбам:

   Да всякая б своя их сила

   И крепость сломлена срамила:

   Да знают: что един Ты Бог

   Что по Вселенной всей Ты славен,

   И токмо Ты един державен;

   С тобой несменен всяк прилог.

  

  

   Строфа неравная:

  

   Он Сам исторгнуть нас от ада днесь судил;

   Он спас от самыя нас смерти;

   От пещного огня соблюсть благоволил:

   И злым не попустил нас стерта;

   Он благ, к нему все воззовем,

   Да в благостыне поживем.

   Его поем мы, человеки,

   И славно величаем ввеки.

  

  

   Что говорено в члене первом в § 16 сея главы о неравных хореических строфах; то ж самое должно разуметь и о сих иамбических.

  

  

  

   Строфа Сафическая, от изобретательницы Сафы, прозвана в Греции.

  

  

   В ней обыкновенно четыре стиха; из них первые три сафические, а четвертый адонический.

  

  

   Сафические мужеские состоять у нас могут в первом месте хореем или пиррихием; во втором хореем же или пиррихием; а в третием первым слогом долгим дактиля, который есть пресечение и кончит слово, "после ж кончит свою стопу дактиль следующего слова начальными двумя слогами: в четвертом хореем, или пиррихием; в пятом долгим слогом, который есть рифма мужеская. Сим стихам надлежит быть двумя сряду. Но и женский во всех четырех местах составляется так, как мужеский; однако в пятом непременно имеет стопу хорея. Сей стих долженствует быть один токмо в составе строфы, и чином третий; да и соглашаться рифмою с четвертым двустопным адоническим, который, по нашему количеству слогов, всегда долженствует состоять дактилем и хореем.

   Пример:

  

  

   Сафическая строфа может состоять пятью стихами сафическими; шестым адоническим; может семью, сафическими, осмым адоническим; может наконец и девятью сафическими, а десятым адоническим. Однако, кажется, что лучше ей всегда быть или четырестишной, или о шести стихах. Впрочем, Сенека трагик в Хоре Тиэста по третием действии присовокупил ко 125-ти стихам сафическим один адонический.

  

  

   Строфа горацианская состоит всегда и непременно четырмя разного рода тетраметрами. Называется она горацианской для того, что Гораций часто ея употреблял в своих одах.

  

  

   У нас ея стихам состав есть следующий: первый и вторый стих в первом месте имеют хорея или пиррихия, также и во втором; потом слог долгий, который есть пресечение, и вне числа стоп. В третием и четвертом дактиль, из сих последний есть обоюдная рифма. Третий стих состоит тетраметром иамбическим женским: но четвертый в первых двух местах содержит по дактилю, а в третие полагает хорея или пиррихия; в четвертое же непременно стопу хорея.

   Пример:

  

  

   Чего ради сия горацианская строфа такое составление себе иметь у нас долженствует, тому объявлена причина в предуведомлении на Барклаиеву Аргениду в числе 22-м.

  

  

   Рифма есть взаимное подобное согласие, употребляемое на концах двух стихов.

  

  

   Когда сие взаимное согласие состоит во втором стихе из тех же самых литер, из которых оно и в предъидущем есть, то рифма сия называется богатая; но ежели токмо подобие звона имеет то ж, а состоит не из тех же самых букв, то она полубогатая.

  

  

   В женских стихах рифма всегда есть двусложная, и есть она точный наш хорей; но в мужеских односложная, и есть или начало хорея, или конец иамба. В старых строчках одна токмо женская рифма была употребляема, для того что польский язык во всех словах, кроме односложных, ударяет силою всегда предкончаемый слог.

  

  

   Впрочем, рифма есть не существенная стихам, но токмо постороннее украшение, употребляемое для услаждения слуха. Выдумана она в варварские времена, и введена в стихи. Ни древние греки, ни римляне отнюдь ея в своих стихах не употребяли и не знали, хотя наводы сии были такие, которые достигли до самого верха в красноречии и в стихотворстве.

  

  

   В польском стихотворении, прежде сего и у нас бывшем в употреблении, рифма называется падением (каденция), но весьма не право. Падение есть гладкость стиха, по всему стиху от начала до конца разливающаяся. Сие происходит во-первых от соединения стоп, от благополучного прибора гласных и согласных литер между собою ни не сражающихся, ни не производящих и нелепого зевания, и также от способности сочинения. Горациев гексаметр важен, но не гладок; Овидиев и нежен, и гладок;, но Виргилиев гладок, нежен и важен.

  

  

   Употребление рифмы вообще долженствует быть такое, чтобы всегда был предпочитаем ей разум: то есть, чтоб всегда при составе стиха больше стараться о чистом в нем смысле, нежели о богатой рифме, буде не возможно быть сим обоим совокупно, так чтоб для богатства рифмы, твердого смысла нигде и никогда не пренебрегать.

  

  

   Вольность есть некоторое изменение слов, употреблением утвержденных.

  

  

   Обыкновенно поступают стихотворцы свободнее и смеляе в избрании слогов, и употребляют иногда в стихе, для меры, такие слова, коих в прозе отнюдь стерпеть не можно. Имеют они сие право, подтвержденное множеством веков; однако, должно и им быть в сем умеренным.

  

  

   Многие и мы в своем стихосложении такие имеем вольности: их видеть можно охотникам в стихах, на свет изданных.

  

  

   Вольности вобще такой быть надлежит, чтоб Слово, употребленное по вольности, весьма распознать было можно, что оно прямое наше, и еще так, чтоб оно несколько и в употреблении находилось, а не нелепое какое, странное и дикое.

  

  

   Эпическая поэзия, инако эпопеическая и героическая, есть самый высокий род из всех поэм. Никакая по истине другая поэма не могла еще поныне толико прославить писателей. Сия одна, ежели по надлежащему сочинится, довольна к приобретению громкия славы вечно и пииту, и всему тому народу, из которого пиит. Она есть, которая знатные деяния знаменитых людей, предвосприявших нечто одно исполнить, вероятным повествованием предлагает для возбуждения любви к добродетели. Образцы ея: Илиада и Одиссея Гомеровы, а Энеида Виргилиева.

  

  

   Лирическая. И сия есть высокий пиитического искусства род; однако не столь трудный, чтоб на сей Геликонов холм некоторые не восходили. Многие в сем роде показали свои опыты, и лавры себе заслужили. Начало ея мнится быть, что священствующие изобрели в честь и прославление верховного Существа сию песнь, и кажется притом, что пастушеские песни подали к ней причину. Сие инако называется ода, которая, состоит из строф, и самую высокую, благородную, иногда ж и нежную материю воспевает.

  

  

   Драматическая. Сия объемлет трагедию и комедию. В cих древние греки, напоследок дошед. до точного совершенства, получили себе верх. Римляне в комедии щасливы были, но в трагедии не столько. Из нынешних народов французы трагедиею и комедиею весьма себя прославили. Драма вообще описывается так: есть поэзия, которая одно токмо некоторое дело знаменитых людей, предприятое и сделанное в одно время и на одном месте, возбуждая ужас и жалость (и сия есть трагедия), а иногда простых обывателей (а то комедия), приводя смотрителей в смех и увеселение, представляет на театре, словами и действием с подражанием самой натуре, для исправления нравов. -

  

  

   Буколическая. Она есть, которая представляет разные пастушеские и поселянские разговоры. Всех поэзии сия мнится быть старее. Лица ея: пастушки, жнецы, сенокосцы, садовники, огородники, ловчие, собиратели винограда, плодов и подобные. Материя: сих людей дела, неблагополучия, жалобы, труды, печали, споры, песенки, разговоры, похваления и охуждения. Вещи: леса, овцы, стада, скоты, звери, плоды, мест полевых красота, сени кустов, пещеры, рек течение, источники, ручьи и любовь; также солнце, месяц и звезды, и все, что им больше ведомо и их окружает. Буколическую поэзию Виргилий представил в Эклогах, а Теокрит в Идиллиях.

  

  

   Элегиаческая. О сей от многих утверждается, что чрез ея сладость и нежность многие записывают имена свои в вечность, и записали многие. Преизрядный образец в сем роде поэзии есть Тибулл, Проперацйй и Овидий. Она есть, которая описывает особливо вещи плачевные и любовные жалобы. Элегия разделяется на треническую и эротическую. В тренической описывается печаль и нещастие, а в эротической любовь и все из нея воспоследования. Слог ея не долженствует быть подобен слогу, каков в Эклоге: она несколько выше, но без дерзновения возносит свой голос.

  

  

   Эпиграмматическая. В сей сколько приятности и красоты, столько и трудности, и так, что утверждать смеют, что в сем роде поэзии весьма ретко случалось, чтоб кто из самых превосходных пиитов не имел себе затруднения от краткой ея важности и от окончательной остроты: ибо она есть краткая поэма, из краткого предложения хитрое и острое заключение производящая. Материя ея есть та же самая, которая и всея поэзии. Все, что вешними чувствами и внутреннею понимается мыслию, веществом эпиграммы почитаемо быть может. Марциал из древних весьма в ней прославился; а от некоторого кесаря собственным себе Виргилием был за то почитаем. К ней принадлежат все надписи, также эпитафии, французские мадригалы и сонеты.

  

  

   Дидактическая. Сия описывает некоторые наставления и пренадписывает правила, касающиеся до вещей естественных, нравоучительных и художественных. Сею Эмпедокл описал пифагорическую физику; Лукреций об естестве вещей по Эпикурову мнению; Виргилий четыре книги, названные Георгическими, о земледелании; Гораций науку о поэзии, и последовавшей ему на французском языке Боало-Депрео, которую я по нашему ныне сочинил стихами ж.

  

  

   Сатирическая. Сатира приятным и насмехательным образом исправляет человеческие пороки. Материя ея токмо что глупцы, бездельники, плуты, моты, шалуны и подобные. Сатира долженствует быть жарка, кусающа и колюща. Говорит Боало, что охота к показанию себя, а не к вымышлению ложного ругательства, изобрела сатиру. Сперва введена она в употребление у римлян Луцилием. Гораций, Персии и Ювенал славны ею на латинском языке, а на французском Боало-Депрео.

  

  

   Эпистолярная. Эпистола изображает все то в стихах пиитическим духом и образом, что пишется в письмах прозою от отсутствующих к отсутствующим. Находятся они дидактические, любовные, нравоучительные и похвальные, Сей род принадлежит к гекеаметрам и к строфам. Гораций и Овидий на латинском; а на французском Боало за образец в них служить могут.

  

  

   Генетлиаческая. Есть поэма, рождением какия особы или днем рождения приветствующая. Материя сея поэмы есть радость о рождедии, похвала фамилии, обстоятельства времени и места, знаки бывшие прежде рождения и после" Заключается она желаниями, или благополучною приметою, или поздравлением родителям. Примеры: у Виргилия Эклога 4, у Проперция в кн. 3, Элег. 10, у Стация Од. 7; может сочиняться гексаметрами и строфами.

  

  

   Эпиталамическая. Есть поэма, брачным сочетанием поздравляющая. Материя сей поэмы обстоятельства брака, древние и новые обыкновения, похвала сочетавшимся, благополучные пррзнаменования и сердечные желания; радость притом и веселие. Примеры: у Катудла в кн. 1. Поэм. 56, у Стация Силв. кн. 1. Поэм. 2, у Клавдиана на Гонориев брак. Сей род как героический, так и лирический.

  

  

   Апобатерическая. Сею поэмою прощаются отъезжающие в путь с остающимися на месте. Материя ея: причина и способ отшествия; печаль и сожаление разлучения ради; приношение желаний остающимся и прочие окрестности прощающихся. Пример у Овидия в кн. 1. печальных, Элег. 3. Может она быть и лирическая.

  

  

   Эпибатерическая. Поэма, которою возвратившиеся из пути благодарят божеству, а отечество и другов поздравляют. Материя ея: радость о возвращении и о свидании в добром здравии с присными; также и прочие подобные обстоятельства. Примера мне нигде читать не случилось. Может сочиняться гексаметром и строфами.

  

  

   Пропемптичеасая. Сею провождающие отъезжающим желания свои приносят. Материя сея поэмы: окрестности пущ, наблюдение ветров и погод приметы, и сердечные засвидетельствования. Примеры: у Горация в Кн. 1, Од. 3, у Тибулла в Кн. 1. Элег. 3, у Стация Кн. 1 Поэм. 2; может она быть и лирическая.

  

  

   Синхаристическая. Инако сей род называется эвфемический. Сим поздравляют возвратившихся в отечество или прибывших гостей. Пример ей: у Клавдиана на Гонориево возвращение. Можно ея сочинять и строфами.

  

  

   Эпиникическая. Торжественная есть поэма, коею пииты победителю неприятелей поздравляют. Пример сея поэмы у Овидия от Понта в Кн. 2. Элег. 1. Она есть и лирическая.

  

  

   Сотерическая. Есть поэма, приветствующая свобождением от тяшкия болезни. Пример сея у Стация в Кн. 1. Поэм. 4. Она составляется и строфами.

  

  

   Эпидиктическая или панегирическая. Сею поэмою чесные добродетели и славные действия похваляются. Пример ея почитай весь Клавдиан. Она есть как героическая, так и лирическая.

  

  

   Эвхаристическая. Есть поэма, которою благодарение за благодарение приносится. Примеры ея у Виргилия Эклога. 1, у Горация Кн. 1. Од. 10,21,26,36, Кн. 3 Од. 3,22 и Кн. 4. Од. 9; она есть и лирическая, и героическая.

  

  

   Эоническая. Сею, по прошествии каждого века проповедуем и описываем знатные приключения, бывшие чрез все то время; благодарим Хранителю Богу; похваляем защитников и благодетелей. Пример сея поэмы: у Горация в Эподах Ода последняя. У Катулла Кн. 1 Поэм. 33. Есть она лирическая и героическая.

  

  

   Схолостическая, или симпосиастическая. Описывается, возносится и прославляется ею великолепный пир. Примера мне нигде видать стихами не случилось, кроме сатирического Горациева, и Боало-Депреона. Может она быть и лирическая, и героическая.

  

  

   Посевтическая. Есть поэма, которою или о чем-нибудь Бога молим> или Ему какие обеты творим, или чего у высочайших лиц просим. Может она сочиняема быть и гексаметрами, и строфами. Пример ея у Сарбиевия в Кн. 20, который весь весьма достоин есть чтения.

  

  

   Апологетическая. Сия бывает повествованием разговаривающих между собою зверей и бездушных тварей, ради исправления человеческих нравов, искоренения и обличения злонравных. Примеры сих поэм у Федра, который Эзоповы фабулы изобразил иамбическим сенарием. На нашем языке могут сии басенки сочиняться всяким родом стихов; но мнится, что им быть строфами не весьма прилично.

  

  

   Клиа точны бытия

   В память предает поя.

   Мелпомена восклицает

   И в трагедии рыдает.

   Талиа, да будет прав:

   Осмехает в людях нрав.

   Пажить, р_а_вро жатву с_е_рпа

   Во свирель гласит Эвтерпа.

   Гуслей Терпсихора звук

   Соглашает разный вдруг.

   Эрата смычком, ногами,

   Скачет также и стихами.

   Урания звезд предел

   Знает свойство и раздел.

   Каллиопа всех трубою

   Чтит героев всезлатою.

   Упражняясь наконец

   В преклонении сердец

   Полиимния нарядно,

   И, вещает все, изрядно,

   Движет превыспренний Ум

   Муз сих, купно оных шум:

   Посредине Феб сам внемлет,

   А собою все объемлет.

  

  

   Краткое сие руководство, но, по моему мнению, весьма есть довольное к изъяснению всего способа в составлении наших стихов, для того что оно полное. Нет ничего, что до того касается, которое опущено б было: всё представлено, и самым ясным, по возможности, образом истолковано. Всяк искусный видит, что сей Способ к сложению наших стихов есть тот же самый, который был издан в 1735 годе; но дополненный и исправленный ныне. От некоторого времени слух носится, что бутто охотники жалуются на наше стихотворение, именно ж для того, что оно разнящееся так, что они не знают, чему последовать и на чем утвердиться. Может быть, жалуются они на разность нашего нынешнего стихотворения по сей причине, что в прямых и существенных наших стихах видят они ныне при хорее и стопу иамб; а тогдашний мой способ представлял токмо хорей; видят и сочетание стихов; но первый мой способ токмо что об нем упомянул, дав ему то имя, а в действо в одних песенках произвел: видят наконец и во всех малых стихах стопы, коих, по оному моему способу, не было в оных. Признаваюсь искренно, сим тогдашний мой способ был недостаточен, чего ради, в сем весь оный недостаток дополнен и исправлен. Впрочем да не мнят охотники, что сей способ есть разный от первого: ибо на том же тоническом количестве слогов, что есть душа и жизнь всего нашего стихотворения, есть основан. Хотя хорей, хотя иамб, хотя дактиль или анапест употребится "в дело, но во всех сих стопах тот есть слог долгий, на который сила бьет. Да предпочитается иамб, понеже в некоторых такое есть благоволение; однако и иамб утверждается, но во всех наших нынешних стихах, на моем количестве слогов, как то видно в стихотворческих сочинениях, на свет изданных, и как предложено мною в сем способе. Правда, весь сей способ составлен как не теми, словами (выключая технические звания), кои были в первом, так и не таким порятком; но грунт и основание есть все то ж, и за тем и он сам весь тот же, да только, повторяю, дополненный и исправленный. Мню, что позволено всякому свое пересматривать, дополнять, исправлять и в совершеннейшем виде выдавать обществу.

  

  

  

   Ироическая {Героическая.}, инако эпическая инима {От ἔπος, сказание; а сие от ὲπω, сказуют от чего ἐπικόν ποίημα, есть сказательное творение, в котором (Χρη ἓπεσθαι τὰς Φάσεις ἀλλήλαις) должно следовать стопам взаимственно, то есть, сцепляясь между собою.}, и эпопиа {ἐποποία, стихотворство (по превосходству).}, есть крайний верьх, венец и предел высоким произведениям разума человеческого. Она и глава, и совершение конечное, всех преизящных подражаний естеству, из которых ни едино не соделывает болынея сладости человекам, с природы дюбоподражателям, коль сие, толикого превосходства, эпическое подражание. Живонаписующее искусство, как превесьма в тесных находящееся границах, не может отнюдь произвести равного сердцу удовольствия, коликое бывает от ироической пиимы: в том все немо; в сей же, напротив, словесно все и все изобразительно. Сия едина уловляет хитро, что есть самое нежное в чувственностях, а тонкое и живое в мыслях. Едина сия входит и в глубину внутренностей наших, возбуждая в ней преутаенные душевные пружины в подвижность. Соединяя в себе, дивным счетанием, все приятности Зографства {Живописство.} и Мусикии {Музыка.}, имеет, сверх сих, еще неизреченные, коих нигде инде не заемлет и которые ведомы ей токмо единой. Пиима ироическая подает и твердое наставление человеческому роду, научая сей любить добродетель и быть, с удивлением ей, добродетельну; научает же не угрюмым нахмурившаяся взором или властительским оглушающая в надмении гласом, но, в добролепотном и умильном лице, забавляющая и увеселяющая песньми. Она вещает то самое, что сущее нравоучительное любомудрие, и есть нравственная истиною философия; однако, не суровым рубищем и темным одеянная, но светло, богато и стройно наряженная, к учительствуемым предъисходит. С другая страну, коль есть ни приятна история и многополезна, но ироическая пиима пригвождает к единой точке сию самую историю, дает ей быть в виде весьма привлекающем более, а сие, как убавлением от нея огромного пространства, так и прибавлением к ней окольностей веселейших: сим самым и проводит ее в лучшее состояние, к произведению больших содеятельностей и плодов, в рассуждении наставления и сего сладости. История есть обширная страна, измеряемая всем расстоянием мест и многочисленней лет; но эпопиа, поле токмо предлежащее, распещренное цветами и окруженное благосеннолиственными рощами; так что та посылает в далекое и долгое путешествие, а сия изводит на не многовременное токмо гуляние в прохладу. Вкратце, ироическая единственно пиима изобрела средство преподавать истину, красующуюся убранством багрянозарным, сияющую удобрением благоприличным и высящуюся величием сановным; да и каждого в почтение к себе и в преданность приводящую, никого ж, и целомудрого самого, от себя не отвращающую, да и видит ея всю и да наслаждается ею: ибо не нагая предсталяется, но облеченная в преиспещренные оные рясны {Ризы, одежды.}, и те хитроистканные, дабы, единым воззрением вдруг созерцаемая, не привела к сытости зрения, по человеков непостоянству и слабости, да удержавала б долго на себе взор, велелепность рассматривающий, как ненасытно дивящийся в любопытстве, и чрез то вперилась бы и впечатлелась в разум на все веки незабвенно.

   Вымысливший презнаменитое и благодаровитое сие изобретение, да и вдруг первый до верьховного совершенства приведший, как то некоторые мнят, есть Омир {Гомер.}, родившийся за 884 года, по счислению Уссериеву, прежде Рождества Христова. Но весьма вероятнее, что он не самоначальный и единственный пиит ироический в Елладе {Греции.}, да нам токмо из всех предревних Еллинских пиитов {Греческих.}, ведомый есть первый. Великое было б диво или паче чудо, ежели б Омир враз пресовершенную сию изобрел пииму, не имея прежде ни единого ей и не совершенного образца: человеческого разума такое всеконечно есть свойство, что долго он как будто перстами ощущает, прежд нежели прямо огорстит, что есть добро и что красно есть. К тому ж, сие достоверно, что прежде Омира были в Елладе пииты, именно ж, Орфей, коего Марон {Виргилий.} нарицает фракийским, а Флакк {Гораций.} священным; Мусей, о котором Лаертиевский, в Книге 1, свидетельствует произрекшем: "От того ж единого все есть происходящее и в то ж едино разрешающеся все"; Лин, самого Ираклия {Геркулес.} писменам и игранию на лире обучавший. Как же то ни есть, однако имеем мы ныне единственно, от самого первого Омира, две пиимы сего преверьховного рода, то есть ироические, на еллинском языке; да и в толиком те совершенстве по всему составу своему, что Омиру приписан зиждительный в сем разум, "и сам он возвеличен источником разумов": Fons ingeniorum Homerus {Плин. кн. XVII гл. 5.}. Из сих одна именуется Илиада, воспевающая Ахиллеев {Ахиллесов.} гнев под Троею; а другая Одиссия, повествующая странствование Одиссеево {Улиссово, или Уликсово.}, по взятии еллинами града оного фригийского Трои, именуемого собственно Илион: обе ж оне содержат в себе по двадцати по четыре {Ρ'αφωδίαι} книги, точное число еллинского алфавита, от алфы по омегу включительно, так что каждая книга, в той и другой пииме, именами писмен, вместо числительных, означается. Сие впрочем достойно примечания, коль много древние истощали себя на охвалы Омиру. Сверьх, что он источник разумов, по Плинию, есть он же и "сладкопеснивых преизящный" {Οὗ τος (Ο᾽ μηρος) ἀοιδῶν λῶςος}, по Феокриту; и "божественный суще проповедник добродетели" {Τὸν μὲν Ο῞ μιρον ἐνόμιξε θείον τῶ οντι κήρυκα τῆς ἀρετῆς}, по Диону Хрисостому; и "велик пророк истины и правды" {Ο῎ μηρος ὁ μέγας ἀληθείας καὶ παῤῥησίας προφήτης}, по Лукиану; а из новых по англичанину Варнису {Барнес.}, он есть уже не токмо сей пророк, как пренесравненный поэт, но и пророк богодухновенный" {Homerum non modo poлtam praestantissimum, sed et prophetam Θεόπνευςο.}. Однако, последнее сие разве токмо так, как Насон {Овидий.} о пиитах вообще разумеет утверждая:

  

   Есть бог в нас; его сотрясением мы пламенеем:

   Семя священна ума имать стремленность сия¹.

  

   ¹ Est Deus in nobis, agitante calescimusпllo: Impetus hic sacrae semina mentis faabet.

  

   Инако, можно б почесть Варниса, профессора еллинского языка, в одном из университетов великобританских 1711 года, за превосшедшего праведную меру, христианина бывша, а не язычника.

   Но, не уважая Варниса, доношу, что любопытство, возведшее очи свои на Омирову картину Илиады и вперившее внимание в ту, узрит и познает все предначертание, начертание, очертание, доброту, и изящность живописания его, не в сей токмо пииме, но и в Одиссии второй его ж, да и во всех к тому, подражавших потом исправно зиждительному своему началоводцу и списывавших с его ироев {Героев.}, да своих преукрашенно подобных соделают.

   Во-первых, избрал Омир в основание своей Илиаде из бытии истории, но не просто истории, да истории ироичесг ких времен, баснословных тех и мрачных, ГНЕВ Ахиллеев {Οργἡ Αχιλλἐως, ὀργιλος, Αχιλλἐυς.}, толь смертоносен бывший Ахеям {Грекам.}, как вещь, могущую подать наставление и усладить украшениями. Потом, удовольствовался он токмо единым ДЕЯНИЕМ из всех деяний Ахиллеевых, коего началу, продолжению и окончанию дал распространение не преобширное, такое привело б в скуку, но довольно распротяженное, дабы удовлетворить любоиспытанию: восхотел предложить некое благоискусное изображение своими красками. Итак, распределил тут и расположил порядок весь, и всесразмерности, как во всецелом написании, так и в частях его, по мере осяжения очами человеческими: а да не утрудит зрения, соединил целость и части сличиями оными тонкими и точными, кои одно естество наблюдает прилежно во всех своих произведениях. Пиит есть зограф {Живописец.} естества. Уразумел Омир, что гнев Ахиллеев приносит ему вещь великую, вещь простую, вещь привлекающую и которыя цель сия, дабы произъявить читателям, увеселяя их, что несогласие между главными есть всегда пагубно обществу. Не сему ж одному наставлению, для благонравия, быть тут стало должно. Надобно было всегда пригвождать читателей вещами, имеющими наиболее соединения с их понятиями: чего ради разсеял он по всей книге твердое нравоучение, глубокое любомудрствование и ликовствующее добродетелей, по чувствительных претерпениях, торжествование; а понятия сии восприяты всяким родом человеков, еще и самых порочных.