П. Вяземский. Старая записная книжка. Примечания
П. Вяземский. Старая записная книжка.
Редакция и примечания Л. Гинзбург
Издательство писателей в Ленинграде, 1929
Вяземский цитирует стихи из послания к Оленину 1804 г.
Россу только можно
Отечества представить дух...
И впрямь: огромность исполина
Кто облечет, окроме сына
Его и телом а душой?..
Нам тесен всех других, покрой.
Ода "Ключ", написанная Державиным в 1779 г., посвящена Хераскову, только-что издавшему тогда огромную эпическую поэму "Россиада". Ключ, воспетый Державиным, находился в Гребеневе, подмосковном имении Хераскова.
Каверин Павел Никитич - отец приятеля Пушкина. Архаров Николай Петрович (1742-1815) занимал при Екатерине II должность московского полицмейстера.
В 1762 г., по окончании казанской гимназии, восемнадцатилетний Державин вступил рядовым в Преображенский полк. Только десять лет спустя он получил первый офицерский чин. В "Записках" Дмитриева читаем: "Отец его, хотя был не из бедных дворян, но, по тогдашнему обыкновению, при отпуске сына не слишком наделил его деньгами, почему он и, принужден был пойти на хлеба к семейному солдату: это значило иметь с хозяином общий обед и ужин за условленную цену и жить с ним в одной светлице, разделенной перегородкою". (Соч. И. И. Дмитриева. Пб. 1893 г., т. II, стр. 43).
Бакунин - приятель Державина, Капниста и Львова, составлявших дружеский кружок.
Барков - порнографический поэт XVIII века. Огромное рукописное собрание, известное под именем "Барковианы", включает на ряду с произведениями, принадлежащими Баркову, множество ему приписанных. Пушкин писал в 1825 г.: "Все возмутительные рукописи ходят под моим именем, как все похабные - под именем Баркова".
Записки И. И. Дмитриева, под заглавием: "Взгляд на мою жизнь"" были впервые напечатаны в IX т. собрания его сочинений, 1823 г. В введении Дмитриев говорит, что приступил к запискам "с лишком шестидесяти лет от роду".
Салтыков, князь Николай Иванович (1736-1816), фельдмаршал, воспитатель Александра I, с 1812 г. председательствовал в Государственном совете и Комитете министров.
Измайлов Александр Ефимович (1779-1831) - писатель и журналист.
С 1818 г. по 1827 г. издавал журнал "Благонамеренный", в котором держал себя с читателями по-домашнему. Как-то он объяснил большое запоздание в выходе очередного номера журнала тем, что
На праздниках гулял,
Забыл жену, детей,
Не только-что журнал.
Это было подхвачено противниками. Боратынский в послании 1823 г. к Гнедичу говорит об Измайлове, выведенном под именем Сапайлова:
Тобой предупрежден листов твоих читатели,
Что любит подгулять почтенный их издатель.
За этими бытовыми намеками стоял и чисто литературный смысл: Измайлов как прозаик отличался крайним натурализмом, а как баснописец - подчеркнутой грубостью языка.
Вяземский в четырех словах дает характеристику, опиравшуюся на традиционно установившийся литературно - бытовой образ Измайлова, неоднократно всплывавший в тогдашней шуточной литературе.
Воейков писал в своем "Доме сумасшедших":
Вот Измайлов - автор басен,
Рассуждений, эпиграмм;
"Он пищит мне? "Я согласен,
Я писатель не для дам.
Мой предмет: носы с прыщами!
Ходим с музою в Трактир
Водку пить, есть лук с сельдями...
Мир квартальных - вот мой мир".
У Вигеля находим замечание, почти дословно совпадающее с характеристикой Вяземского:
"Между ними была та разница, что Крылов умел облагораживать простой язык, а этот (Измайлов) сохранял ему всю первобытную нечистоту. Одним словом - и все в том соглашались - это был Крылов навеселе, зашедший в казарму, в харчевню или в питейный дом".
Храповицкий Александр Васильевич (1749-1801) - статс-секретарь Екатерины II и дилетант-литератор. Помимо своей официальной должности он выполнял при Екатерине обязанности литературного секретаря.
Г. Г. Политковский (р. 1770 г.) - сенатор, член "Беседы".
А. Н. Салтыков - сын фельдмаршала.
Козодавлев Осип Петрович - государственный деятель и литератор. В кружке Вяземского-Тургеневых Козодавлев в той и другой области пользовался репутацией бездарности. В должности министра внутренних дел (с 1810 г.) Козодавлев заинтересовался вопросами отечественной промышленности. В частности, он настаивал на разведении кунжута, стремясь заменить кунжутным маслом оливковое. В 1819 г., по поводу смерти Козодавлева Вяземский писал А. И. Тургеневу: "Я спрашиваю у Булгакова, правда ли, что Козодавлева уже соборовали кунжутным маслом?"
Первая книжка "Сына Отечества" вышла в 1812 г. "Освобождение Москвы" написано Дмитриевым в 1795 г. Это историческая элегия, в которой речь идет об освобождении Москвы во времена Минина и Пожарского.
Блудов Дмитрий Николаевич (1785-1864), с 1842 г. граф. Сделавший при Николае I и Александре II блестящую служебную карьеру (вплоть до должности председателя Комитета министров), Блудов в молодости принимал деятельное, хотя и дилетантское, участие в современном ему литературном движении. Ближайший последователь Карамзина, друг Вяземского, Жуковского, Тургеневых, В. Пушкина, он был одним из основателей и ревностных членов Арзамаса.
При этом Блудов почти ничего не писал и ничего не печатал из написанного. В дружеском кружке ему принадлежала роль арбитра хорошего вкуса. Впоследствии Вяземский вспоминал: "Тургенев (А. И.) в литературе принадлежал к пуританской школе, которой, между нами, главным представителем был Блудов". Крайняя щепетильность в стилистических вопросах сближала литературное мировоззрение Блудова с поэтикой французского классицизма. В одном письме Пушкин называет его "маркизом".
В Лайбахе собирался конгресс "Священного Союза" монархов, основанного Александром и Меттернихом для "умиротворения" Европы, взбудораженной революционными и бонапартистскими идеями.
Толстой, граф Федор Иванович (1782-1846). Не будучи литератором, принадлежал к дружескому кружку, который составляли Вяземский, Жуковский, Денис Давыдов, Батюшков, В. Л. Пушкин. Скандальные похождения, дуэли, азартная игра создали вокруг имени Толстого легенду.
Вигель в своих "Записках" рассказывает: "Мы... увидели вошедшего к нам офицера в Преображенском мундире: это был граф Т., доселе столь известный под именем Американца. Он делал путешествие вокруг света с Крузенштернрм и Резановым, со всеми перессорился, всех перессорил, как опасный человек был высажен на берег в Камчатке и сухим путем возвращался в Петербург. Чего про него не рассказывали! Будто бы в отрочестве имел он страсть ловить крыс и лягушек, перочинным ножом разрезывать им брюхо и по целым часам тешиться их смертельною мукою; будто бы во время мореплаванья, когда только начинали чувствовать некоторый недостаток пищи, любезную ему обезьяну женского пола он застрелил, изжарил и съел; одним словом, не было такого зверя, с коего неустрашимостью и кровожадностью не сравнивали бы его наклонностей. Действительно, он поразил нас своею наружностью; природа на голове его круто, завила густые черные его волосы; глаза его, вероятно от пыли и жара покрасневшие, нам казались налитыми кровью; почти же меланхолический его взгляд и самый тихий говор его казался омутом настращенным моим товарищам".
Довольно сходную характеристику находим в "Былом и Думах" Герцена, который знал Толстого в старости. Между прочим Герцен рассказывает о том, как Американец, "в доказательство меткости своего глаза, велел жене стать на стол и прострелил ей каблук башмака" (Герцен, Пб. 1905 г., т. II, стр. 181).
В 1820 г. Пушкин, имевший столкновение с Толстым, отомстил ему известной эпиграммой;
В жизни мрачной и презренной
Был он долго погружен;
Долго все концы вселенной
Осквернял развратом он.
Но, исправясь понемногу,
Он загладил свой позор,
И теперь он, слава богу,
Только-что картежный вор.
Та не тема использована в "Горе от ума", где Толстой упоминается в монологе Репетилова:
Но голова у нас, какой в Россия нету,
Но надо называть, узнаешь по портрету:
Ночной разбойник, дуалист,
В Камчатку сослан был, вернулся алеутом,
И крепко на руку нечист;
Да умный человек да может быть не плутом...
Значительно более героический образ Американца дает Вяземский в послании к нему 1818 г.
Американец и цыган,
На свете нравственном загадка,
Которого нам лихорадка,
Мятежных склонностей дурман
Или страстей кипящих схватка
Всегда из края мечет в край,
Из рая в ад, из ада в рай.
Которого душа как пламень,
А ум холодный эгоист;
Под бурей рока - твердый камень,
В волненьи страсти - легкий лист.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
К тому же любопытным ухом
Умеешь всем речам внимать:
Возвышенным же если духом
Подчас ты унижаешь знать,
Зато ты граф природный брюхом
И всем сиятельным подстать.
Ты знаешь цену Кондильяку,
В Вольтере любишь шуток дар
И платишь сердцем дань Жан-Жаку,
Но хуже ль лучших наших бар
Ценить умеешь кулебяку
И жирной стерляди развар?
. . . . . . . . . . . . .
О кухне речь - о знаменитый
Обжор властитель, друг и бог!
О, если сочный и улитый
Достойным быть мой стих бы мог
Твоей щедроты плодовитой,
Приправь и разогрей, мой слог,
Пусть будет он, тебе угодный,
Душист, как с трюфлями пирог,
И вкусен, как каплун дородный.
Давыдов Денис Васильевне (1784-1839) - гусарский офицер, поэт, военный писатель и мемуарист, прославился в 1812 г. в качестве организатора и предводителя партизанских отрядов. Как поэт, Давыдов был близок к школе Батюшкова-Жуковского (в Арзамас принят в 1816 г.). Пушкин был поклонником литературной манеры Давыдова. Есть, свидетельство о том, что Пушкин отозвался о Давыдове: "он дал мне почувствовать, что можно быть оригинальным" (Пушкин, акад. изд., т. III, прим. стр. 68). А по словам Вяземского, Пушкин говорил, что подражал Давыдову "в кручении стиха". В послании 1836 г., к Давыдову (при посылке "Истории Пугачевского бунта") Пушкин писал:
Наездник смирного Пегаса,
Носил, я старого Парнаса
Из моды вышедший мундир:
Но и по этой службе трудной,
И тут, о мой наездник чудный,
Ты мой отец и командир.
У Вяземского имеется ряд стихотворных обращений к Давыдову. К 1823 г. относится послание:
Анакреон под доломаном,
Поэт, рубака, весельчак,
Ты с лирой, саблей иль стаканом
Ровно на попадешь впросак.
Носи любви и Марсу дани,
Со славой крепок твой союз.
В день брани - ты любитель брани,
В день мира - ты любитель муз.
Душа, двойным огнем согрета,
В тебе не может охладеть:
На пламенной груди поэта
Георгия приятно зреть.
Воинским соблазнясь примером,
Когда б Парнас давал кресты,
И Аполлона кавалером
Давно, конечно, был бы ты.
В позднейшем стихотворении Вяземского, посвященном Давыдову, читаем:
Про вино ли, про свой ус ли,
Или прочие грехи
Речь заводишь: словно гусли
Разыграются стихи.
Чорт ли в тайнах идеала,
В романтизме и луне -
Как усатый запевала
Запоет о старине!
. . . . . . . . . . . .
Буйно рвется стих твой пылкий,
Словно пробка в потолок
Иль Моэта из бутылки
Брызнет хладный кипяток.
Эту свою литературную личность военного кутилы и "случайного" поэта Давыдов сам тщательно поддерживал и культивировал в разработанном им жанре "удалых" стихотворений!
А завтра - чорт возьми - как зюзя натянуся;
На тройке ухарской стрелою полечу;
Проспавшись до Твери, в Твери опять напьюся,
И пьяный в Петербург на пьянство прискачу!
Но если счастие назначено судьбою
Тому, кто белый век со счастьем незнаком,
Тогда о, и тогда напьюсь, свинья свиньею,
И с радости пропью прогоны с кошельком! (1818 г.).
На том же принципе построена замечательная автобиография Дениса Давыдова, написанная в третьем лице:
"Давыдов не много писал, еще менее печатал; он по обстоятельствам из числа тех поэтов, которые довольствовалась рукописною или карманного славою...
"Большая часть стихов его пахнет бивуаком. Они были писаны на привалах, на дневках, между двух дежурств, между двух сражений, между двух войн; это пробные почерки пера, чинимого для писания рапортов начальникам, приказаний подкомандующим... Как бы то ни было, он обэскадронил все, что мог, из своей сволочи и представляет команду эту на суд читателя, с ее странною поступью (allure), с ее обветшалыми ухватками, в ее одежде старомодного покроя, как кагульских, как очаковских инвалидов-героев - новому поколению забалканских и, варшавских победителей". (Соч. Д. И. Давыдова, Спб. 1895 г., т. I, стр. 8-9).
Давыдов послужил Толстому в "Войне и мире" прототипом для Денисова.
Румянцев, граф Николай Петрович (1754-1826) - государственный деятель и любитель русской истории, составивший книжное собрание, которое легло в основу московского "Румянцевского" музея. В 1807 г. Румянцев занимал должность министра иностранных дел, а в 1809 получил звание канцлера.
Екатерина II мечтала отнять Грецию у Турции и посадить на византийский престол второго сына Павла, которому и дано было имя Константин. Дмитрий Дмитриевич Курута, родом грек, был с детства приставлен к Константину Павловичу для обучения новогреческому языку" Курута сделался доверенным лицом Константина и впоследствии управлял его польским двором.
Библейское общество, основанное в 1812 г., явилось одним из симптомов тех религиозно-мистических настроений, которые господствовали в правящих кругах во всю вторую половину царствования Александра I.
Знаменитый в свое время проповедник московский митрополит Филарет был одним из деятельных членов общества.
Вяземский, как и все младшие карамзинисты, считал И. И. Дмитриева, на ряду с Карамзиным, реформатором русского стиля в смысле приближения его к простоте и легкости разговорного языка. Одним из наиболее характерных, стилистических опытов Дмитриева в этом направлении была небольшая шуточная сказка "Модная жена", напечатанная в 1792 г.
Для вынесения приговора по делу декабристов в июне 1826 г. был учрежден верховный уголовный суд в составе членов Государственного совета, Сената и Синода.
Разряды преступлений были установлены на основании, особой записки, которая начиналась следующим образом:
Верховному Уголовному Суду
От комиссии, избранной для основания разрядов,
Все разнообразные части сего обширного дела в совокупном их обозрении представляют один главный умысел: умысел на потрясение империи...
Три средства, три главные рода злодеяний предполагаемы были к совершению сего умысла: 1) Цареубийство. 2) Бунт. 3) Мятеж воинский.
Виды преступлений. Каждый из сих главных родов влечет за собою длинный ряд преступлений.
К первому роду принадлежат вообще: 1) Знание. 2) Согласие. 3) Вызов к совершению; в подробности же сюда принадлежат следующие, виды и т. д.
Основание разрядов. Ясно, что к основанию разрядов нет другого средства, как соединение сих видов в каждом роде преступлений соразмерно их тяжести. Тот, кто виновен во всех трех родах преступлений, соединяя в себе первые виды в каждом, без сомнения, должен занимать первое место. За ним следуют те, кои найдены виновными в двух токмо родах, соединяя в себе первые их виды, но коих вина в третьем роде или ниже первых, или совсем не существует и т. д.
19 июля 1826 г. Вяземский записал в дневнике: "...13-ое число (т.-е. 13 июля 1826 г. - день казни пяти декабристов Л. Г.) жестоко оправдало мое предчувствие. Для меня этот день ужаснее 14-го".
Шаховской, князь Федор Петрович, уже в 1819т. совершенно отдалился от тайного общества, к которому принадлежал" следовательно не мог принимать никакого участия в революционных замыслах, декабристов. Несмотря на это. он был сослан в Сибирь, где впал в религиозное помешательство. Шаховской окончил жизнь в 1829. г. в Суздальском монастыре, куда его отправили "для содержания под строгим надзором".
Витгенштейн командовал, в это время второй (южной) армией, в штабе которой служили многие декабристы.
Нелединский Юрий Александрович (1751-1828) - сенатор и поэт, известный в свое время песнями "в народном духе".
Уваров Федор Петрович (1769-1824) - генерал, член Государственного совета. Уваров - один из убийц Павла I, пользовался неизменным благоволением его преемника. Пушкин 8 марта 1834 г. записал
в Дневнике: "На похоронах У. пок[ойный] государь следовал за гробом. Аракчеев сказал громко (кажется А. Орлову): "Один царь здесь его провожает, каково-то другой там его встретит". ("Дневник Пушкина", Гиз. М.-Л. 1923 г., стр. 46).
Далее читаем: "Пок[ойный] гос[ударь] окружен был убийцами своего отца. - Вот причина, почему при жизни его никогда не было бы суда над молодыми заговорщиками, погибшими 14 декабря. Он услышал бы слишком жестокие истины". (Там же, стр. 10).
Воейков Александр Федорович (1778-1839) - поэт и журналист. Имел репутацию желчного сатирика и неисправимого литературного скандалиста. Самые рискованные аферы сходили Воейкову с рук благодаря его дружеской и родственной близости к Жуковскому, именем которого он прикрывался. Н. Греч в своих воспоминаниях, рассказывая о некоторых проделках Воейкова, добавляет, что в таких случаях, вместо того, чтобы посылать за полицмейстером, посылали за Жуковским, который извинялся и давал обещание унять Воейкова.
Последующие поколения знали Воейкова главным образом как автора стихотворной сатиры "Дом сумасшедших", в которой он под видом помешанных вывел государственных деятелей и литераторов всех партий и направлений. "Дом сумасшедших", разрастаясь и варьируясь, создавался с 1814 г. по 1838. Он расходился в многочисленных списках, напечатан же был впервые только через 20 лет после смерти автора. В 1836 г. Вяземский, посылая А. И. Тургеневу некоторые строфы "Дома сумасшедших", писал:
"Не поподчевать ли тебя стишками а l'eau de rose [на розовой воде] приятеля твоего Воейкова? Это отрывки из его "Дома сумасшедших". Так Русью и пахнет"!
(Дальше следует большая цитата).
"La poynte у est. Вот верный очерк нашей литературы...
"Не знаю, полезу ли я для тебя в огонь и в воду, но что полезу для тебя в г... ты имеешь тому доказательство при этом усердном приношении".
Прозаическая сатира, о которой говорит Вяземский, писалась в 1818-1820 гг. (Следовательно Вяземский дает неправильную хронологию). Точное ее заглавие: "Парнасский адрес-календарь, или Роспись чиновных особ, служащих при дворе Феба и в нижних земских судах Геликона, с краткими замечаниями об их Жизни и заслугах. Собрано из достоверных источников, для употребления в благошляхетном Арзамасском обществе".
Календарь включает 50 имен современных литераторов. Параграфы 13-й и 14-й гласят:
"Мерзляков, А. Ф. - придворный карапузик, велик<ий> раздаватель галиматьи.
"Кокошкин, Ф. Ф. - служит знаком удивления при великом раздавателе галиматьи".
Мерзляков Алексей Федорович (1776-1830) - профессор: Московского университета, критик, поэт и переводчик. В качестве теоретика литературы имел репутацию (не вполне справедливую) старовера и завзятого классика".
Кокошкин Федор Федорович (1773 -1833) - переводчик и театрал, о 1323 по 1331 г. занимал должность управляющего Московским театром; вокруг него группировались литераторы, так или иначе тяготевшие к "шишковству": Шаховской, С. Т. Аксаков, Писарев, М. А. Дмитриев и др.
Платов Матвей Иванович (1751-1818) - генерал, знаменитый атаман донских казаков, особенно прославившийся во время войн с Наполеоном.
В 1812 г. считали, что адмирал Чичагов, преследовавший французские, войска, мог захватить в плен самого Наполеона и его гвардию, но упустил момент и дал французам возможность переправиться через Березину.
В 1814 г. Чичагов навсегда покинул Россию.
Имя Тредьяковского стало традиционным объектом литературных шуток и синонимом претенциозной бездарности. За всем этим проглядели значение научной деятельности Тредьяковского. Долго никто не замечал, что в области теории русского стихосложения Тредьяковский впервые высказал ряд положений, которые были впоследствии подхвачены и развернуты Ломоносовым. Вяземский один из первых пересмотрел этот вопрос
В 1831 г., в разгаре борьбы "Литературной Газеты" издававшейся Дельвигом, при поддержке "литературных аристократов" - Жуковского, Пушкина, Вяземского, Боратынского, против изданий Греча и Булгарина, Вяземский из Остафьева пишет Пушкину: "Кинь это в "Литературную Газету". В конце длинной статьи, написанной в защиту и в оправдание Булгарина, критикованного "Телескопом", г-н Греч говорит:
"Я решился на сие не для того, чтоб оправдать и защищать Булгарина, который в этом не имеет надобности, ибо у него в одном мизинце больше ума и таланта, нежели во многих головах рецензентов".
"- Жаль же,- сказал один читатель,- что Булгарин не одним мизинцем пишет".
"А если хочешь, дай другой оборот этому. Во всяком случае на этом мизинце можно погулять и хорошенько расковырять им гузно. Что за лакей!"
"Твое замечание о мизинце Булгарина не пропадет,- отвечает Пушкин, - обещаюсь тебя насмешить..."
Вскоре Пушкин, полемизировавший с "братьями-разбойниками" под псевдонимом "Феофилакта Косичкина", поместил статью: "Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем", где между прочим писал: "Полагаю себя в праве объявить... что я ничьих мизинцев не убоюсь; ибо, не входя в рассмотрение голов, уверяю, что пальцы мои (каждый особо и все пять в совокупности) готовы воздать сторицею кому бы то ни было".
Меттерних, князь(1773 -1859)-знаменитый австрийский дипломат, с 1809 г., в течении 38 лет, бессменно занимавший пост министра иностранных дел. После падения Наполеона Меттерних приобрел огромное, влияние, на международную политику и сделался главным оплотом и вдохновителем европейской реакции. В 1814 г. в Вене под председательством. Меттерниха собрался конгресс, на котором представители правительств победивших наций решали судьбы Европы.
"La maman" [маменька] - мать Александра I, императрица Мария Феодоровна, отличавшаяся особой приверженностью к мелочам придворного этикета.
Талейран (1754-1833) - знаменитый французский политический деятель и дипломат, с одинаковым блеском и беспринципностью служивший революции, Наполеону и Бурбонам.
Вяземский сам был страстным игроком, проигравшим в молодости большую часть своего наследственного состояния.
Весьма вероятно, что здесь речь идет о лице, арестованном по подозрению в подстрекательстве к "холерным бунтам". В 1831 Г; Вяземский пишет Пушкину: "Здесь кто-то был призван в суд "за оскорбительные слова, насчет холеры". Это не шутка, а факт".
С 1803 г. по 1807 русским министром иностранных дел был Адам Чарторийский (1770 - 1861), друг, молодости Александра I и участник либеральных начинаний первых лет его царствования. Впоследствии Чарторийский проявил себя как горячий польский патриот; во время польского восстания 1830 г. он занял пост президента Сената и национального правительства, вследствие чего вынужден был навсегда эмигрировать из России.
С 1816 по 1822 г. дипломат Каподистриа, уроженец о-ва Корфу, занимал пост русского, министра иностранных дел и оказывал влияние на европейскую политику Александра. Впоследствии Каподистриа принял участие в деле национального возрождения Греции, и в звании президента греческого правительства был в 1831 г. убит представителями враждебной ему политической партии.
Бернадот - один из маршалов империи, которого Наполеон посадил на шведский престол.
В. Л. Пушкин как завзятый арзамасец и карамзинист должен был нетерпимо относиться к Катенину - младшему "шишковисту" и "беседовцу".
Предсмертные слова В. Л. засвидетельствованы и А. С. Пушкиным" в сентябре 1830 г., недели через три после смерти дяди, писавшим Плетневу; "Бедный дядя Василий! Знаешь ли его последние слова? Приезжаю к нему, нахожу его в забытьи; очнувшись он узнал меня, погоревал, потом помолчав: "как скучны статьи Катенина!" и более ни слова. Каково? вот что значит умереть честным воином, на щите, le cri de guerre a la bouche! [с боевым кличем на устах].
В другом месте "Записных Книжек" Вяземский пишет о смерти знаменитого театрала кн. Тюфякина: "Князь очень страдал и страданиями был ослаблен. Завидя Верона, он с трудом выговорил: "А Плонкет (известная танцовщица) танцует ли сегодня?"
Вот, можно сказать, автонадгробное слово, которое произнес над собою наш соотечественник, впрочем человек любезный, бывший некогда директором императорских театров в России...
...А вот еще историческое предсмертное слово. "Как скучен Катенин!" - воскликнул В. Л. Пушкин умирающим голосом. Это исповедь и лебединая песнь литератора старых времен, т.-е. литератора присяжного, литератора прежде всего и выше всего. (С. е., т. VIII, стр. 260-261).
"Автонадгробное слово присяжного литератора" оставил после себя и Вяземский. Вот последние слова, вписанные им в 1877 г. в "Записную Книжку": "Поэт, великий поэт Державин опускается нередко до Хвостова, если не ниже. Хемницер иногда вял и пуст, до пошлости..."
Издатель делает подстрочное примечание: "Эти строки написаны карандашом, дрожащим почерком, во время предсмертной болезни автора и были его последними строками". (X, 296).
Упоминаемый в перечислении лиц, присутствовавших при погребении, Михаил Александрович Дмитриев, критик и поэт, был племянником Ив. Ив. Дмитриева и получил от Вяземского прозвище лже-Дмитриева. М. А. Дмитриев был близок к архаистическим литературным группировкам и считал себя защитником так наз. русского "классицизма". В 1824 г. между Вяземским и Дмитриевым завязалась знаменитая полемика вокруг "Бахчисарайского фонтана" Пушкина и "романтического направления" вообще. В мае 1824 г. Вяземский писал А. И. Тургеневу:
"Куда ни обернись, все Михаилы Дмитриевы разных мастей, все глупцы, сплетники, подлецы!.. Вся Москва исполнена нашей брани. Весь Английский клуб научили читать по моей милости. Есть здесь один князь Гундаров, охотник до лошадей и сам мерин преисправный и к тому же какой-то поклонник Каченовского. Читая в газетной мою передовую статью, останавливается он на выражении б_е_д_н_ы_е ч_и_т_а_т_е_л_и и каким-то глухим басом, ему свойственным, спрашивает, обращаясь к присутствующим: "Это что значит? Почему же князь Вяземский почитает нас всех бедными: может быть в числе читателей его найдутся и богатые. Что за дерзость!" Иван Иванович (Дмитриев) был свидетелем этой выходки и представлял мне ее в лицах. Он племянника своего уже не принимает к себе и говорит: "Пусть будет он племянником моего села, а не моим". Мне хочется предложить ему, чтобы, напротив: оставил он его своим племянником, а меня признал бы за племянника наследства своего".
Анна Львовна - любимая сестра В. Л. Пушкина.
В 1825 г. А. С. Пушкин прислал Вяземскому из Михайловского сочиненную им и Дельвигом элегию на смерть Анны Львовны.
Ох, тетенька, ох Анна Львовна,
Василья Львовича сестра!
Была ты к Маменьке любовна,
Была ты к папеньке добра,
Была ты Лизаветой Львовной
Любима больше серебра;
Матвей Михайлович как кровный
Тебя встречал среди двора.
Давно ли с Ольгою Сергевной,
Со Львом Сергеичем давно ль
Как бы на смех судьбины гневной
Ты разделяла хлеб да соль?
Увы! зачем Василий Львович
Твой гроб стихами обмочил
Или зачем, подлец попович,
Его Красовский пропустил!
(Я да Дельвиг).
Вяземский отвечает: "Если: Ах, тетушка! Ах, Анна Львовна!- попадется на глаза Василью Львов., то заготовь другую песню, потому, что он верно не перенесет удара".
Месяца через два Пушкин в письме к Вяземскому опять возвращается к этой теме:
"Ради бога, докажи Василию Львовичу, что элегия на смерть Анны Львовны не мое произведение, а какого-нибудь другого беззаконника. Он восклицает: "а она его сестре 15.000 оставила!.." Дело в том, что конечно Дельвиг более виноват, нежели я. Похлопочи, обо мне, душа моя, как о брате:
Сатирик я поэт любовный,
Наш Аристид и Асмодей,
Ты не племянник Аквы Львовны,
Покойной тетудит моей
Писатель нежный, гонкий, острый,
Мой дядюшка - не дядя твой,
Но, милый, Музы наши сестры.
Итак, ты все же братец мой.
Variante: "Василий Львович тонкий, острый".
Анна Николаевна - сожительница В. Л., из-за которой, его жена (известная красавица К. М. Вышеславцева) еще в 1862 г, просила развода, ссылаясь на "прелюбодейную связь мужа с вольноотпущенною девкою".
1830 г. был отмечен страшной холерной эпидемией, которая была занесена из Азии и бы