Давыдов Денис Васильевич - М. П. Алексеев. (В. Скотт и Д. Давыдов)

  

   Мы привели это большое письмо полностью, так как оно с замечательной ясностью воссоздает перед нами и историю дружеских отношений его автора с русским "графом" (этот титул В. П. Давыдов получил значительно позднее, но так называл его и В. Скотт), и обстановку их встречи в Эдинбурге, но главным образом потому, что в центре этого письма снова стоит В. Скотт, образ которого связан почти со всеми подробностями, намеками и упоминаемыми лицами. К В. Скотту ведут шотландские знакомцы В. П. Давыдова, например лорд Корхауз (Lord Corehouse), посещение старинного замка которого В. Скотт отметил в своем дневнике под 9 сентября 1827 г.; "ваш бедный друг м-р Прингль из Хейнинга",- богатый молодой человек, подававший большие надежды, сосед и приятель В. Скотта, безвременная смерть которого отмечена В. Скоттом в его дневнике (запись от 5 мая 1831 г.); не говоря уже о сэре Вильяме Гамильтоне, который упоминается в том же дневнике вместе с его братом Томасом в качестве гостей в Абботсфорде вместе с В. П. Давыдовым (запись от 1 сентября 1827 г.); о них мы скажем ниже.

   Значительный интерес в этом письме представляют воспоминания Юнга о последних встречах с В. Скоттом перед его смертью, характеристика его личности и исторического значения с точки зрения пламенного шотландского патриота, каким был Александр Юнг, этот эдинбургский старожил и историк. В. П. Давыдов не мог не быть польщен таким вниманием к себе со стороны своего престарелого друга, но, вероятно, хорошо понимал, что, как и прежде, причиной их взаимной симпатии был покойный уже В. Скотт.

   Многоречивость Юнга имеет, однако, и другие основания: чрезвычайно щедрый вклад, внесенный В. П. Давыдовым по денежной подписке в пользу семьи покойного, размеры которого, несомненно, превысили все надежды его оставшихся друзей, большей частью людей весьма скромного достатка. Юнг не мог не привести в своем письме восхищения по этому поводу даже самого богатого из них - лорда Корхауза. Любопытно также указание, что зять В. Скотта, известный писатель и журналист Джон Локарт (John Gibson Lockhart; 1794-1854), приступает к написанию биографии В. Скотта, а Юнг снабжает его многими своими материалами - воспоминаниями в первую очередь, но также, вероятно, и письменными документами¹⁴⁵. В. П. Давыдов не упустил случая сделать то же. Когда "Жизнь В. Скотта", написанная Локартом, вышла в свет в Эдинбурге в 1837 г., он не только явился одним из первых подписчиков на это издание, но счел необходимым обратиться к автору с рядом поправок к его труду и собственных воспоминаний о В. Скотте в дополнение к тем, которые, вероятно, уже были сделаны им раньше.

   В архиве В. П. Давыдова сохранилось письмо к нему Локарта от 8 июня 1839 г. В нем заключается благодарность за присылку изданного В. П. Давыдовым большого труда - результат совершенного им в 1835 г. путешествия по Ближнему Востоку ("Путевые записки, веденные во время пребывания на Ионических островах, в Греции, Малой Азии и Турции в 1835 г." СПб., 1839-1840), но опять-таки в центре письма В. Скотт и общие друзья по Абботсфорду. Это письмо также заслуживает того, чтобы привести его полностью:

  

   My dear Sir, I have to thank you for a very kind letter and also for the first volume of your Travels in Greece etc. with an appendix of engravings which reached me a day aftewards through Mr Field. The designs I admire and in part comprehend their value - for the book I am very sorry to say I do not understand one word of Russian so that my acquaintance with it must remain a bowing one merely until I shall be fortunate enough to discover an interpreter: which 1 fear is not likey to be very soon as I know of no person here who possesses your language in any measure, except a merchant in the city who might do well to translate a letter about fir timber or tallow, but would hardly be of use in a case of classical scenery and the details of Attic architecture, I shall however be on the look-out for a proper dragoman - but I still hope it is your purpose to have your work rendered either into French or German in either of which dresses I could read and I am sure I should greatly enjoy it. The beauty of the typography does much credit to the press of some place but what that place is I cannot make out for I want a key even to your alphabet.

   A thousand thanks for your obliging expressions about my Life of Sir W. Scott - tho' I should hardly call it mine since the object at least was to make him be mainly his own biographer - I know few could have loved him more than you did or therefore be more likely to enter into the spirit of his letters and diaries.

   I had been informed of your very handsome contribution to what was called the Abbotsford subscription, by our good old friend Mr Young and if I had had the means of giving a complete list of those who contributed to that fund I should have been too happy to mention your name among the first - but I could not offer a full catalogue and to select names however distinguished might have had an invidious look. I presume when the Managing committee shall have closed the affair, their records will be made accessible to me; but as yet that has not been done. I believe, however, there is now no doubt that the House of Abbotsford with all its books etc. and a portion of the estate will ere long be fixed by entail on the descendants of our friend. His eldest son is now proceeding to India as lieut<enant>-colonel of a regiment of horse. His second son is still a clerk in the Foreign office here. Neither of them have any children - and a little boy and girl of mine are therefore as yet the only relics of him in the second generation. He has left no fortune, nor prospects of fortune to his children - but I hope they may long continue to value his example and none of them disgrace their blood.

   I trust we shall one day meet again - and that from time to time I may receive tidings of your health and prosperity.

   P.S. Your young Grand duke has left a very favourable impression here among all who conversed with him - Whig or Tory. But his appearance tho' noble and graceful by no means equals his father's, as I remember him when in Scotland some twenty years ago.

   Tom Hamilton continues to live very happily with his new wife at Windermere. I have never seen the Lady - but all who know her speak of her as a most charming person. Wordsworth the Poet who is now in London talks with warm affection of them both.

   <На обороте:>

   M<onsr> Davidoff etc. etc.

  

   <Перевод:>

   Милостивый государь,

   Я должен поблагодарить Вас за любезное письмо, а также за первый том ваших Путешествий по Греции с приложением альбома гравюр, которые я получил днем позже через м-ра Фильда. Иллюстрациями я восхищаюсь и отчасти разбираюсь в их достоинствах, но что касается книги, должен, к сожалению, признаться, что не понимаю ни слова по-русски, и поэтому мое знакомство с ней неизбежно останется поверхностным до тех пор, пока мне не удастся найти переводчика. Боюсь, что это произойдет не так скоро, ибо я не знаю здесь никого, кто бы хоть в какой-нибудь степени владел вашим языком, за исключением одного купца из Сити, который мог бы перевести письмо, трактующее о строевом лесе или сале, но едва ли сможет оказаться полезным, когда речь идет о классическом пейзаже или об особенностях греческой архитектуры. Все же буду искать подобающего переводчика. Однако надеюсь, что Вы намерены издать свой труд в переводе на французский либо немецкий язык; на том или другом я смог бы прочитать его и уверен, что с большим удовольствием. Красота шрифта делает честь постановке типографского дела в некоем городе, но что это за город, я не могу определить, так как у меня нет даже ключа к вашему алфавиту.

   Тысяча благодарностей за ваш любезный отзыв о моей "Жизни сэра Вальтера Скотта", хотя мне едва ли следует называть ее своей, поскольку я намеревался, по крайней мере, сделать его самого его собственным биографом. Я знаю, что немногие любили его больше, чем вы, и никто не способен лучше вас проникнуть в дух его писем и дневников.

   Наш добрый старый друг м-р Юнг сообщил мне о вашем щедром вкладе в так называемую Абботсфордскую подписку. Если бы у меня была возможность дать полный список участников этого фонда, я был бы счастлив назвать ваше имя одним из первых, но я не мог предложить полного списка, а выбирать имена, как бы известны они ни были, могло бы показаться предосудительным. Когда Распорядительная комиссия закончит свое дело, ее материалы станут, видимо, доступны мне, но до этого еще не дошло. Полагаю все же, что теперь уже нельзя сомневаться в том, что Абботсфордский дом со всеми книгами и прочим, а также часть имения будут утверждены за потомками нашего друга. Его старший сын в настоящее время на пути в Индию, он подполковник в кавалерии. Второй сын продолжает служить чиновником в министерстве иностранных дел. Оба бездетны, и, таким образом, мои мальчик и девочка пока являются единственными его отпрысками во втором поколении. Своим детям он не оставил ни состояния, ни видов на состояние, но я надеюсь, что они будут долго чтить его и никто из них не опозорит его имени.

   Надеюсь, что и мы с Вами когда-нибудь встретимся и что время от времени я смогу получать известия о вашем здоровье и благополучии.

   P. S. Ваш юный великий князь произвел здесь весьма благоприятное впечатление на всех, кто с ним беседовал,- будь то виг или тори. Но какой бы благородной и изящной ни была его внешность, она все же никоим образом не может сравниться с внешностью его отца, каким я помню его в Шотландии лет двадцать тому назад.

   Том Гамильтон продолжает счастливо жить со своей новой женой в Уиндермире. Я никогда не видел этой дамы, но все, кто знает ее, говорят, что она чрезвычайно привлекательна. Поэт Вордсворт, который сейчас находится в Лондоне, с теплым чувством отзывается о них обоих.

   <На обороте:>

  

   Воспоминания о Вальтере Скотте, рассказы о его сыновьях, Вальтере и Чарльзе, тревога за судьбу Абботсфорда и благодарность за присланную великолепно изданную русскую книгу, которую он не в состоянии был прочесть, сочетаются в этом письме Локарта с новостями об общих для него с В. П. Давыдовым шотландских друзьях. Для нас интересно здесь упоминание Томаса Гамильтона (1788-1842), писателя и журналиста, автора нескольких книг повествовательного и публицистического содержания, имевших успех у читателей 20-30-х годов и очень дружелюбно встреченных английской критикой, а также усердного сотрудника журнала "Blackwood's Magazine"¹⁴⁶.

   Наиболее известное из произведений Гамильтона - роман "Юность и зрелые годы Сирила Торнтона", вышедший в свет без имени автора в 1827 г., как раз в период эдинбургской жизни Давыдова. Роман вызвал к себе интерес в печати, выдержал несколько изданий и заслужил одобрительный отзыв В. Скотта, отметившего чтение этой "новой и интересной книги" в своем дневнике 13 мая 1827 г. С Томасом Гамильтоном В. П. Давыдов встречался в Абботсфорде, где Гамильтон бывал нередко, а также, вероятно, и в Эдинбурге. О сердечности их отношений свидетельствует прощальное письмо Гамильтона к Давыдову, написанное им по случаю отъезда его русского приятеля из Эдинбурга весною 1828 г.¹⁴⁷

  

   My dear Davidoff,

   I send you the book which I hope will serve as a remembrance of an old friend. I am sure I need not assure either you or Colyar that you will carry with you our very best wishes for your happiness an! prosperity. 1 hope that in the course of events of this ever changing world we may be thrown together again, but should this not be so, pray believe that we shall still continue to cherish both for Colyar and yourself the most sincere regard. If you or Colyar will every now and then favour us with a letter, it will be a great pleasure to both.

   In the meanwhile God bless you.

   Believe me ever, my dear Davidoff,

   P. S. I find my servant carried the book to your house this morning.

   <На обороте:>

  

   <Перевод:>

   Любезный Давыдов,

   Посылаю Вам книгу, которая, надеюсь, будет служить напоминанием о старом друге. Мне, конечно, не приходится уверять ни Кольера, ни Вас в том, что вы увозите с собой наши лучшие пожелания вам счастья и преуспеяния. Надеюсь, что в потоке событий этого вечно меняющегося мира нам доведется снова свидеться, но, если этого не случится, верьте, что мы всегда будем лелеять самое искреннее расположение к Кольеру и к Вам. Нам обоим будет очень приятно, если Вы или Кольер будете время от времени писать нам. А пока что да благословит вас бог.

   Остаюсь, мой дорогой Давыдов,

   P. S. Оказывается, мой слуга отнес вам книгу сегодня утром.

   <На обороте:>

   В. Давыдову, эсквайру.

   Йоркская площадь.

  

   Очень возможно, что книга, которую посылал Гамильтон, и была как раз его романом "Юность и зрелые годы Сирила Торнтона", обсуждение которого Давыдов мог слышать еще в Абботсфорде и которым он интересовался: это был один из так называемых "романов воспитания" 20-х годов, стоящий в английской литературе между романами В. Скотта вроде "Веверлея" и бульверовским "Полем Клиффордом". Именно эту книгу с ее повествованием об истории созревания личности, идейного, внутреннего роста английского юноши и его превращения в зрелого мужа естественнее всего было бы для англичанина-автора преподнести русскому юноше, начинавшему новый этап своего жизненного пути, перед долгой или окончательной с ним разлукой.

   В 30-х и начале 40-х годов, вплоть до самой смерти Томаса Гамильтона, Давыдов продолжает получать сведения о нем и от его брата, сэра Вильяма Гамильтона (1788-1856) - эдинбургского профессора истории и философии, к которому он должен был по приказанию деда "обратиться для распоряжений учебных" сразу по приезде в шотландскую столицу и чьи лекции он слушал потом в университете, и от общего знакомого Локарта. Как показывает вышеприведенное письмо Локарта, Томас Гамильтон в 1839 г. со своей второй женой жил в "стране озер", в одной из живописнейших местностей Камберленда. Еще два года спустя Вильям Гамильтон писал В. П. Давыдову 1 июня 1841 г. из Эдинбурга: "Мой брат живет сейчас на английских озерах. Мне не надо говорить, какое большое удовольствие доставит ему возможность свидания с Вами. Кажется, он пишет основательный путеводитель по пейзажам сзерного края. Его адрес: Ellery, Bowness, by Kendal, Cumberland".

   Что касается Вильяма Гамильтона, то он долго состоял с В. П. Давыдовым в переписке и был одним из главных организаторов присуждения ему докторского диплома за книгу "Путевые записки, веденные в время пребывания на Ионических островах, в Греции, Малой Азии и Турции", экземпляр которой (одновременно с другими экземплярами, предназначенными для Локарта и Эдинбургского университета) Давыдов прислал ему из России с ехавшим в Шотландию Кольером.

   Этот "великолепный труд о Греции", как отозвался о книге Вильям Гамильтон в письме к В. П. Давыдову (от 17 июня 1841 г.), вызвал лестные отзывы и в русской печати - в сущности, не столько за свои литературные качества, сколько за действительно ценные результаты ученой экспедиции на Ближний Восток, участником которой был Давыдов в весьма авторитетной компании археолога, художника и архитектора¹⁴⁸.

   Что присуждение за нее докторской степени было со стороны членов ученой коллегии Эдинбургского университета лишь данью старым дружеским связям с их автором, показывает начало вышеприведенного письма Локарта: Гамильтон едва ли лучше знал русский язык, чем автор "Жизни сэра Вальтера Скотта"; и для него, как и для прочих эдинбургских профессоров, содержание этого "великолепного труда о Греции", конечно, осталось вполне недоступным; они могли восхищаться лишь искусством печатника и действительно превосходным альбомом, приложенным к книге. В. П. Давыдов был для них прежде всего их старым слушателем и учеником, а также другом В. Скотта, весьма лестные отзывы которого о многообещавшем русском юноше они уже прочли в локартовской биографии В. Скотта¹⁴⁹. Таков был и приведенный уже нами выше отзыв о Давыдове Джона Вильсона: "он был превосходным студентом... Ему дали ученую степень доктора прав. Я очень доволен - он оправдал наше доверие больше всех". Речь шла действительно больше о доверии, чем о настоящих заслугах, в которых они были плохими судьями, более о дружеских воспоминаниях, чем о научных проблемах.

   Для самого Давыдова знакомство и дружеское общение с В. Скоттом и близкими к нему людьми навсегда остались примечательнейшим эпизодом его жизни, о котором он всегда и везде вспоминал особенно охотно. История этой его "дружбы" с великим писателем рано стала широко известна в русском обществе и помнилась у нас долго; вначале о ней говорили с удивлением, удовольствием и даже не без зависти, потом в конце концов со скрытой или явной иронией, когда все это приелось.

   Мы уже приводили строки из чернового письма к Пушкину Дениса Давыдова, писавшего, что его племянник Владимир Петрович "часто видится с Вальтером Скоттом и часто бывает у него в деревне", следовательно, идо Пушкина могли дойти какие-либо рассказы об абботсфордских впечатлениях В. П. Давыдова; "любимцем Вальтер Скотта" называл его и А. И. Тургенев, давая его выразительную характеристику в одном из писем к Булгаковым (1831)¹⁵⁰.

   Еще в 1831 г., т. е. при жизни В. Скотта, сведения о дружеских сношениях с ним В. П. Давыдова проникли и в русскую печать. Так, например, о них упомянул Н. Д. Иванчин-Писарев, рассказывая биографию его деда - гр. Владимира Григорьевича Орлова, незадолго перед тем умершего в Москве. Говоря о том, что этот деятель екатерининских времен, в давние годы лично знавший Руссо, Дидро и Даламбера, "без всяких предрассудков, свойственных старости <...> часто отдавал преимущество нашим современным писателям в отношении к слогу" и что он "с особенным прилежанием наблюдал ход новейшей литературы", Иванчин-Писарев отмечает: "С большим удовольствием получал он из Эдинбурга от внука своего, г. Давыдова, который коротко знаком с Вальтер Скоттом, известия о сем писателе и читал их переписку"¹⁵¹.

   Н. А. Полевой, рецензируя в "Сыне Отечества" только что вышедшие "Путевые записки, веденные во время пребывания на Ионических островах..." В. П. Давыдова, так отзывался об их авторе: "Друг Вальтер Скотта, получив классическое образование в Англии, как отличный знаток древностей и памятников древнего художества, как человек, имевший притом средства, при огромном состоянии, удовлетворить вполне свое просвещенное любопытство, В. П. Давыдов совершил путешествие по Греции с избранною, ученою и художническою экспедициею..."¹⁵².

   Однако в людях ближайшего к Давыдову круга уже в эти годы дружба его с великими "европейцами", которой он, вероятно, не переставал тщеславиться перед своими русскими современниками, вызывала глухую досаду. В сохранившемся в его архиве и неопубликованном полушутливом дружеском послании к нему П. А. Вяземского (датировано 24 мая 1842 г.) есть строки, в которых с оттенком иронии вспоминается о том культе, который Давыдов воздвиг своим юношеским шотландским воспоминаниям с неизменным В. Скоттом в их центре. Очевидно, Давыдов приглашал Вяземского написать стихи в альбом, открывавшийся приведенной нами выше дружеской записью В. Скотта, за которой следовали записи Джона Вильсона, затем Гумбольдта и нескольких второстепенных немецких ученых. Вяземский, несомненно, видел этот альбом, читал собственноручные строки В. Скотта, и вероятно, намекнул именно на них во втором стихе своего послания. У Вяземского: "Ты требовал стихов или хоть честной прозы", у В. Скотта: "Так как мне не очень удается выражать свои чувства в хорошеньких стихах, примите в честной прозе мои пожелания" и т. д. В своем стихотворном послании Вяземский писал Давыдову:

  

   Я слышу твой упрек, твой гнев, твои угрозы,

   Ты требовал стихов или хоть честной прозы

   И предлагал мне честь за строчку иль за стих

   Пробраться кое-как в храм избранных твоих;

   Мне - в общине мирской безвестному собрату,

   Мне - в рати боевой последнему солдату

   Ты пропуск разрешал в блестящий авангард,

   Где вождь, старейшина и жрец - шотландский бард.

   А я, я, погрузясь в глубокую дремоту,

   Под славную хоругвь не рвался к Вальтер Скотту,

   И мой ленивый ум так тяжело залег,

   Что я на лестный зов откликнуться не мог.

   Что делать? Каюсь я в уничтоженьи духа.

   В моей природе есть застои и засуха¹⁵³.

  

   В 60-х годах известный эмигрант П. В. Долгоруков в своих памфлетических очерках петербургского "высшего света" дал В. П. Давыдову, тогда уже графу, не слишком лестную характеристику: "Граф Орлов-Давыдов считает себя умным человеком потому, что учился в Эдинбургском университете и посещал Вальтер Скотта в замке Абботсфорд; тяжелый, умственно неповоротливый, чванный, надутый, он обладает несчастною страстью произносить скучнейшие спичи"¹⁵⁴. Недолюбливали его в ту пору и в русских дворянских кругах на непомерную гордость и недоступность. В Петербурге ходило много анекдотов о его "англомании" и аристократических претензиях; слегка иронические или просто карикатурные характеристики его попадаются во многих мемуарах и дневниках той эпохи. Время было против него, а он и не думал идти ему навстречу; многим казался он тогда каким-то обломком стародавнего дворянского уклада, упорно не хотевшим замечать новых исторических тенденций русской жизни, но все еще "желавшим играть общественную роль".

   Многие открыто посмеивались над его традиционной и приевшейся ссылкой на юношеские годы, проведенные в сообществе с "великим шотландцем",- так часто и так иной раз некстати любил он об этом упоминать. Когда в конце 50-хгодов, накануне ожидавшихся реформ, В. П. Давыдов написал статью "О господских поместьях в Англии" - весьма несвоевременную апологию аграрного и социального "благополучия" Англии, он не удержался от того, чтобы включить в эту статью страницу воспоминаний об одном из таких поместий прошлого времени, с которым связаны были лучшие и наиболее яркие впечатления его юности: "Абботсфорд был любимым жилищем Вальтера Скотта, который, скрывая в глубокой тайне сочинение своих романов, проводил все свободное время в готическом замке, выстроенном им самим на берегах исторической и прославленной в песнях реки Tweed. Здесь он писал, здесь принимал охотно гостей и очаровывал их своею беседою, в которой нельзя было не узнавать автора безымянных романов, читаемых целым светом. Из бывших гостей некоторые еще живы, и пока они живы, не забудут его увлекательных, то забавных, то трогательных рассказов и восторженного чтения наизусть стихов современного поэта или шотландской баллады. С какою радостью он опускал глаза на того, который уже узнал этот стих и ценил его значение. На гуляньи по рощам, им посаженным, или в столовой, за сигаркой после обеда, разговор не прекращался, и все в нем участвовали, потому что он умел навести всякого на любимый его предмет. Он говорил, что он не встречал такого человека, от которого нельзя было бы научиться чему-нибудь. Он ошибался, может быть, от большой снисходительности насчет людей, с которыми обращался, и описывает иногда в своем дневнике как особенно умных таких людей, которые другим, и вне общества поэта, показывались самыми обыкновенными людьми или бледными подражателями самому волшебнику"¹⁵⁵.

   Но эта светлая страница в статье (в которой не случайно Давыдов старался доказать необходимость сохранения в полной неприкосновенности крупных феодальных земельных владений, старых "дворянских гнезд",- недаром Герцен в эти же годы гневно ополчался на В. П. Давыдова как на представителя барской "олигархии"¹⁵⁶) в конце сбивалась на очень грустный лад: в элегическом тоне вспоминает Давыдов печальную судьбу Абботсфорда, перешедшего в чужие руки, и полное исчезновение владевшего поместьем рода: "Бывали иногда у абботсфордских гостей минуты тяжелые. Это бывало в те часы, когда поэт еще не являлся. Ходя по берегам реки и глядя на замок, случалось им размышлять: что будет с этим местом, нынешней мастерскою гения, когда самого гения не станет? Печальные предчувствия сбылись, как знают теперь все, читавшие жизнеописание Вальтера Скотта, писанное его зятем Локартом. Никакой сын не понимал так своего отца, как этот зять понимал и обожал своего тестя. Он описал всю его исполненную литературного деятельностью жизнь, разорение от банкротства его книгопродавца и, наконец, смерть в этом самом Абботсфорде. Все его дети скоро за ним умерли; его поместье перешло в другой род, и одна его внучка еще остается в живых"¹⁵⁷.

   В 50-х годах В. П. Давыдов с помощью своих английских друзей пытался поместить статью о В. Скотте в журнале "The Critic" и вообще иногда посылал свои литературные труды в английские периодические издания¹⁵⁸. Нередко навещая Англию (он был здесь в 1837, 1860, 1867 и 1872 гг.), В. П. Давыдов старался обновить свои юношеские воспоминания; так, например, с последней представительницей угасшего рода В. Скотта, его правнучкой Максуэлл-Скотт, Давыдов виделся в бытность свою в Англии в 1872 г. И, как отмечают издатели "Дневника" В. Скотта, "имел удовольствие рассказывать ей о старых счастливых днях в Абботсфорде". Еще в 1878 г., издавая биографию своего деда, В. Г. Орлова, Давыдов вновь не удержался от того, чтобы изложить с достаточной подробностью всю историю своего знакомства и общения с В. Скоттом, хотя и писал о себе в третьем лице. Эти воспоминания уже были нами цитированы выше. В. П. Орлов-Давыдов умер в 1882 г., оставив драгоценную библиотеку и большой литературный и исторический архив, разбором которого он сам был занят в последние годы.

   В числе интересных вальтерскоттовских реликвий этого архива, кроме описанных выше писем самого В. Скотта и членов его семьи, находился также автографический манускрипт его романа "Талисман". Этот известный роман в составе "Tales of the Crusaders" вышел в свет в 1825 г., а в русском переводе "с английского" был напечатан в Москве два года спустя.

   Указание на то, что "подлинная рукопись "Талисмана" давно хранится в его архиве, В. П. Орлов-Давыдов поместил в составленной им (1878) биографии его деда, притом в таком контексте, который давал право сделать неправильные заключения относительно ее происхождения. Упоминая о том, что в 1828 г. "Абботсфорд был заложен кредиторам" и что "с публичного торга" продано было тогда все имущество городского дома В. Скотта, "не исключая и портрета самого владельца, изображенного сидящим с карандашом в руке и с двумя собаками у ног", он сделал примечание: "Проданы и автографические рукописи романов (подлинная рукопись "Талисмана" сохраняется доныне в Отрадинской библиотеке)" ¹⁵⁹. Отсюда можно заключить, что рукопись эта попала в руки Давыдова еще в пору пребывания его в Эдинбурге. Однако это не так. Рукопись была приобретена им через комиссионера сорок лет спустя. Этот манускрипт сохранился и находится ныне в Государственном Историческом музее в Москве¹⁶⁰.

  

  

   ⁴⁶ Д. П. Якубович. Роль Франции в знакомстве России с романами Вальтера Скотта.- "Язык и литература", в. V, Л., 1930, с. 137-184.

   ⁴⁷ Смирдинская "Роспись российским книгам" (СПб., 1828) перечисляет уже 23 русских перевода В. Скотта; впрочем, в этот список попало также несколько романов, ошибочно приписанных его перу; см. также: G. Struvе. Walter Scott and Russia.- "The Slavonic Review" (London), 1933, v. XI, No 32, p. 397-410; Ernest J. Simmons. English Literature and Culture in Russia (Harvard Studies in Comparative Literature, v. XII). Cambridge, Mass., 1935, chap. IX. Walter Scott and the Russian Romantic Movement (p. 237-268). Подробная библиография переводов произведений В. Скотта и литературы о нем на русском языке издана Всесоюзной государственной библиотекой иностранной литературы к 125-летию со дня смерти писателя: Вальтер Скотт. Библиографический указатель к 125-летию со дня смерти [составлен И. М. Левидовой]". М., 1958.

   ⁴⁸ "Московский вестник", 1827, ч. V, No 20, с. 479-487. Ср.: С. Весин. Очерки русской журналистики двадцатых и тридцатых годов. СПб., 1881, с. 62-63.

   ⁴⁹ "Обозрение нынешнего состояния английской литературы". Пер. с франц. У.- "Вестник Европы", 1818, No 9, с. 42-44; там же, 1822, No 15; "Опыт о романах Вальтера Скотта". Пер. с франц.- "Сын Отечества", 1825, ч. 103, No 19, с. 355-373.

   ⁵⁰ Э. А. <"Эолова Арфа", т. е. А. И. Тургенев). Письмо из Дрездена.- "Московский телеграф", 1827, ч. 14, No 6, с. 150-155. Ср.: "Литературная газета", 1829, No 29, июль, с. 33-37. См. об этом ниже, прим. 173.

   ⁵¹ Количество подобных статей чрезвычайно многочисленно, некоторые указаны в кн.: С. Весин. Указ. соч., с. 61-63; 354-358; ср. также: Н. Колюпанов. Биография А. И. Кошелева, т. I-II. М., 1889-1892.

   ⁵² "Biographical Sketch of Sir Walter Scott".- "The English Literary Journal of Moscow", 1823, v. I, No 1, p. 23. В русской печати помещено было немало статей о путешествиях в Абботсфорд и о радушии его обитателей. См., напр.: "Знакомство д-ра Пишо о сир В. Скоттом" ("Северная пчела", 1825, No 103); "Абботсфорд - поместье сира Валтера Скотта", соч. одним американцем ("Галатея", 1829, ч. 4, No 21, с. 290-302); "Абботсфорд - жилище Вальтера Скотта" ("Телескоп", 1833, ч. 16, No 13, с. 122-128); М. М. "В. Скотт и его семейство" ("Библиотека для чтения", 1834, т. 6, отд. VII, с. 46-51); "Домашняя жизнь и последние минуты В Скотта" ("Кабинет для чтения". М., 1838, т. I) и др.

   ⁵³ "Письма А. И. Тургенева к Н. И. Тургеневу". Лейпциг, 1872, с. 400.

   ⁵⁴ "The Journal of Sir Walter Scott", p. 10.

   ⁵⁵ Там же, с. 11.

   ⁵⁶ "Здесь теперь Оленин,- пишет об Алексее Алексеевиче Оленине Н. И. Тургенев к П. Я. Чаадаеву из Парижа 2 декабря (20 ноября) 1825 г.- В восхищении от англичан. И прав, хотя уже и потому, что сн там совершенно выздоровел" ("Сочинения и письма П. Я. Чаадаева", т. 1. М., 1913, с. 359).

   ⁵⁷ ГБЛ, ф. 219, карт. 136, ед. хр. 3, л. 1.

   ⁵⁸ От А. А. Оленина портрет перешел к его младшему брату, Петру Алексеевичу (ум. 1898), и хранился б Тверской губ, а от его наследников - к А. К. Пожарскому, который опубликовал его в сб. "Звенья", III-IV, 1934, с. 239; см. об этом заметку Пожарского здесь же, в Приложении <с. 953>: "К портрету Вальтер Скотта".

   ⁵⁹ С. С. Волк. Исторические взгляды декабристов. М.-Л., 1958, с. 208.

   ⁶⁰ Д. Н. Свербеев. Записки, т. II, с. 307, 313, 315, 328-329.

   ⁶¹ "The Journal of Sir Walter Scott", p. 11. Приводим в переводе полностью все относящееся сюда место дневника: "В Абботсфорде был приехавший сюда <в Шотландию> молодой граф Давыдов со своим наставником, м-ром Кольером. Он - племянник знаменитых Орловых. Просто поразительно, каким благоразумием и здравым смыслом наделен этот юноша в столь раннем возрасте, как шестнадцать лет, притом без всякого самомнения и самоуверенности. Напротив, он кажется добрым, скромным и бесхитростным (kind, modest and ingenious). На вопросы, которые я задавал ему о положении России, он отвечал с такой точностью и отчетливостью, что впору и вдвое старшему..."

   ⁶² В этот вечер, как отмечено в дневнике В. П. Давыдова, Мур долго цел свои стихи. Год спустя одна из "мелодий" Мура пришла на ум Вальтеру Скотту, когда он, возвратившись в Абботсфорд из поездки в Лондон и Париж за материалами для "Жизни Наполеона", сел подсчитывать расходы и задумался над причинами повышения цен по сравнению с годами его молодости. Размышления увлекли его в чужую область, и он скоро оборвал их словами: "Пусть экономисты решают, как правильнее описать этот процесс, когда монет и много, да яйца дорожают", и заключил запись (26 ноября 1826 г.) перепевом последней строфы "Вечернего звона":

  

   And so `t will be when I am gone,

   The increasing charge will still go on

   And other bards shall climb these hills

   And curse your charge, dear evening bills.

  

   ("Так будет и когда меня не станет: / Вздорожание будет продолжаться / И другие поэты, взбираясь на эти холмы, / Будут проклинать цены в дорогих вечерних счетах"). The Journal of Sir Walter Scott, p. 246.

   Ср. у Мура:

  

   And so I will be when I am gone;

   That tunaful peal will still ring on,

   While other bards shall walk these dells

   And sing your praise, sweet evening bells.

  

   "Так будет и когда меня не станет: Звучный звон будет разноситься по-прежнему, / И другие поэты, бродя по этим долинам, / Будут возносить хвалу милым вечерним колоколам").

   ⁶³ "Биографический очерк графа Владимира Григорьевича Орлова. Составлен внуком его, гр. Орловым-Давыдовым", т. П. СПб., 1878, с. 308, 313-315.

   ⁶⁴ The Journal of Sir Walter Scott, p. 47.

   ⁶⁵ Ibid., p. 167.

   ⁶⁶ "Verses composed for the occasion, adapted to Haidn's sir "God save the Emperor Francis" and sung by a select band after the dinner given by the Lord Provost of Edinburgh to the Grand Duke Nicholas of Russia and his suite, 19 December, 1816". (The Poetical Works of Sir Walter Scott, v. X. Edinburgh, 1833, p. 365-366).

   ⁶⁷ "Familiar Letters of Sir W. Scott", v. I, p. 383. В. Скотт, очевидно, намекает на то, что имя O'Nick, возникшее из прозвания театральной фигуры Old Iniquity (Старый грех) в средневековых моралите, употреблялось в народном языке как синоним дьявола. Об адресате этого письма герцоге Боклю (Duke of Buccleuch) интересные данные приводил уже Д. П. Северин в цитированном выше письме из Эдинбурга; несомненно, что именно благодаря ему состоялось знакомство Северина и Полетики с В. Скоттом. Северин пишет: "К числу приятнейших знакомств я припишу Дюка Бокле (Duk of Boccleugh) и семейство его. Загородный дом его в семи милях от Эдинбурга, и он живет, как барин, с удивительного роскошью. Дюк был 20 лот тому назад в России и любит русских".

   ⁶⁸ "The Journal of Sir Walter Scott", p. 167.

   ⁶⁹ И. Звавич. Дело о выдаче декабриста Н. И. Тургенева английским правительством.- Сб. "Тайные общества в России в начале XIX ст.". М., 1926, с. 88-102.

   ⁷⁰ И. Звавич. Восстание 14 декабря и английское общественное мнение.- "Печать и революция", 1925, No 8, с. 31-52.

   ⁷¹ "Биографический очерк...", т. II, с. 317. "История Наполеона" встречена была у нас резко отрицательно большинством передовых литераторов. Сильно огорчены были ею Д. Давыдов, П. А. Вяземский, А. И. Тургенев и многие другие. В русской печати она вызвала шумную полемику и грубое вмешательство цензурных инстанций. См. ниже прим. 106. Подробно вся печатная литература об этой книге зарегистрирована Ю. Д. Левиным в библиографическом указателе, приложенном к его статье "Прижизненная слава Вальтера Скотта в России", в кн.: "Эпоха романтизма. Из истории международных связей русской литературы". Л., 1975, с. 41 и сл.

   ⁷² Пушкин, т. XIII, с. 345. Здесь отрывок датирован "конец сентября - первая половина октября 1827 г. Москва"; подлинник находится в ИРЛИ (ф. 244, оп. 2, No 24); впервые он со многими неточностями был опубликован П. В. Анненковым в "Материалах для биографии А. С. Пушкина". СПб., 1855, с. 418.

   ⁷³ Подлинники этих писем хранятся в ЦГАДА (ф. 1273, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 51). Все они не опубликованы.

   ⁷⁴ "The Letters of Sir Walter Scott, ed. by H. Grierson". London, 1932-1937. 12 vols.

   ⁷⁵ Hugh Seymour Walpole был во время войны 1914-1918 гг. прикомандирован к русскому Красному Кресту и одно время находился при русской армии. Полурусская героиня его романа "The Duchess of Wrexe" (1914) уже свидетельствует о возникшем тогда интересе его к русской жизни и литературе; в последующих его романах "The Dark Forest" (1916) и особенно "The Secret City" (1919), действие которого развертывается в Петербурге, этот интерес проявляется еще острее. См.: Dorothy Brewster. East-West passage. A study in literary relationships. London, 1954, p. 176-178.

   ⁷⁶ "The Private Letter-Books of Sir Walter Scott. Selections from the Abbotsford Manuscripts. With a Letter to the Reader from Hugh Walpole". London, 1930; "Sir Walter's Post-Bag. More stories and sidelights from his unpublished Letter-Books. Written and selected by Wilfred Partington. Foreword by Hugh Walpole". London, 1932.

   ⁷⁷ По подлиннику, хранящемуся в Эдинбурге, впервые напечатано: G. Struve. Russian Friends and Correspondents of W. Scott.- "Comparative Literature", 1950, v. II, N 4, p. 308.

   ⁷⁸ "The Journal of Sir Walter Scott", p. 130. Накануне, т. е. 13 апреля 1826 г., В. Скотт в письме к одному из своих друзей и сослуживцев по магистратуре (Colin Mackenzie) также упомянул о получении письма от Д. Давыдова, который "был известен в Московскую кампанию под именем Черного капитана из-за неустанных и грозных налетов, которые он совершал на Наполеона во время его отступления", и прибавил, как и в "Дневнике": "Если бы я мог выманить у него несколько рассказов, это было бы замечательно" ("The Letters of Sir Walter Scott, ed. by H. Grierson", v. IX. London, p. 506).

   ⁷⁹ "Сочинения Дениса Давыдова". Изд. 4-е, исправленное и дополненное по рукописям автора. М., 1860, т. I. "Переписка с Вальтер Скоттом", с. 1-37 отдельной пагинации (ср.: "Сочинения Д. В. Давыдова", т. Ill, 1895, с. 78-108, а также "Жизнеописания русских военных деятелей". Под ред. Вс. Мамышева, т. I, в. I. СПб., 1885). Английский текст письма В. Скотта напечатан здесь очень неисправно, с многочисленными ошибками и опечатками; русский текст снабжен примечанием: "Это письмо переведено редактором, который по незнанию английского языка руководствовался французским переводом" (а именно, переводом Кольера, отправленным В. П. Давыдовым вместе с подлинным письмом В. Скотта к Денису Давыдову, который английским языком не владел). Между тем этот перевод пользуется известностью и поныне; так, например, им воспользовался А. Новиков в статье "Денис Давыдов и Вальтер Скотт" ("Литература и искусство", 1942, 1 августа, No 31; эта статья не содержит в себе пичего нового сравнительно с собраниями сочинений Давыдова).

   ⁸⁰ М. Трунова. Партизан-поэт Д. В. Давыдов и ого архив.- "Вестник археологии и истории", 1909, вып. XVIII, с. 13; ср.: В. Орлов. Судьба литературного наследства Дениса Давыдова.- ЛН, т. 19-21, 1935, с. 317.

   ⁸¹ После обнаружения этого письма И. С. Зильберштейном в рукописных фондах ГБЛ (ф. 479, карт. 1, ед. хр. 5, л. 1-2) оно воспроизводилось много раз, притом большею частью как "первая публикация"; предшествующие его воспроизведения были прочно забыты. Нам известны следующие новейшие его публикации: 1) Г. П. Струве (по фотокопии, полученной от редакции ЛН из Москвы) в статье "Russian Friends and Correspondents of Walter Scott".- "Comparative Literature", 1950, v. II, JV" 4, p. 312-313; 2) "Автографы знаменитых писателей". Публикация, перевод, вступительные замечания и комментарий Николая Алексеева.- "Культура и жизнь", 1957, No 5, с. 38-40, со следующим указанием: "Настоящая публикация дается по подлиннику на английском языке, хранящемуся в рукописном отделе Гос. библиотеки СССР им. В. И. Ленина" (снимок с автографа - здесь же, на с. 40); тут же публикатор высказывает предположение, что данное письмо "написано до 1827 г.", но не на основании данных дневника В. Скотта, а потому, что в 1827 г. "писатель выпустил свой труд "Жизнь Наполеона Бонапарта", в котором Денису Давыдову отведена особая страница"; 3) В статье: С. Орлов. Вальтер Скотт в переписке с Денисом Давыдовым.- "Новый мир", 1958, No 8, с. 277-278, с ошибочным указанием "публикуется впервые"; 4) С. А. Орлов. Исторический роман Вальтера Скотта. Горький, 1960, в приложении: "В. Скотт в переписке с Денисом Давыдовым" (то же, что в "Новом мире"), с. 463-465, с тем же ошибочным указанием: "публикуется впервые". Не перечисляем здесь прочих откликов на эти публикации, появлявшихся время от времени в периодической печати, с извлечениями из письма В. Скотта, напр.: В. Косолапов. Письмо Вальтера Скотта к Денису Давыдову.- "Вечерний Ленинград", 1962, 27 июля; Письмо герою-партизану.- "Лит. газета", 1962, 20 сент.- в связи с экспонированием письма В. Скотта на выставке, посвященной 150-летию Отечественной войны 1812 г., и др.

   ⁸² Подлинник письма - в ГБЛ (ф. 219, карт. 45, ед. хр. 10, л. 1-2).

   ⁸³ "Comparative Literature", 1950, v. II. No 4, p. 311-312.

   ⁸⁴ "Вчера,- писал В. Скотт в своем "Дневнике",- я получил в подарок две гравюры с моего портрета работы сэра Генри Реберна, последнего, который он (бедняга!) написал и, конечно, далеко не худшей из его работ. Я имел удовольствие передать одну молодому Давыдову для его дяди, знаменитого Черного капи