Главная » Книги

Герцен Александр Иванович - О развитии революционных идей в России, Страница 6

Герцен Александр Иванович - О развитии революционных идей в России


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13

ововведения, чувствуя поддержку приближенных царя. Молодое дворянство видело зорче и рассчитывало лучше. Мы не говорим здесь о тех немногих лицах, полных самоотверженности и самоотречения, которые готовы были пожертвовать своими имениями, чтобы стереть с чела России унизительное слово "крепостничество" и искупить гнусную эксплуатацию крестьянина. Энтузиасты никогда не могут увлечь за собой целый класс, разве только в разгар революции, как 4 августа 1792 года, когда великодушное меньшинство увлекло за собой французское дворянство *. Большая часть поборников освобождения желала освобождения не только потому, что понимала справедливость его, но и потому, что видела его необходимость. Она хотела провести освобождение во-время, чтобы свести к минимуму потери. Она хотела взять на себя почин, пока располагала властью. Противиться или сидеть сложа руки было вернейшим способом увидеть, как возьмутся за дело освобождения император или народ, которые не остановятся ни перед чем, вплоть до экспроприации.
   Министр государственных имуществ Киселев, представитель сторонников освобождения в самом правительстве, и министр внутренних дел Перовский, погубивший указ от 2 апреля своими разъяснениями *, получали проекты со всех концов империи. Хороши или плохи были эти проекты, но они говорили о глубокой тревоге в стране.
   При всей разноречивости мнений и взглядов, при всем различии положений и местных интересов, один принцип был принят без всяких возражений. Ни правительство, ни дворянство, ни народ не думали об освобождении крестьян без земли. Бесконечно меняли определение доли, которую предстояло уступить крестьянам, и условия, которые предстояло им поставить, но никто всерьез не говорил об освобождении в пролетариат, разве только какой-нибудь неисправимый последователь старой политической экономии.
   Создать миллионов двадцать пролетариев - это была перспектива, заставлявшая, и не без основания, бледнеть правительство и помещиков. И все же, с точки зрения религии собственности, абсолютного и незыблемого права владения и неограниченного пользования им, не было никакого способа решить вопрос без восстания крестьянской массы, без насильственного потрясения самой земельной собственности, поскольку отторжение имущества силой оружия считается совершившимся фактом, по необходимости узаконенным политической экономией.
   На первый взгляд кажется странным, что в стране, где человек является почти вещью, где он прикреплен к земле, составляет часть имения и продается вместе с ним, идолопоклонство перед собственностью было всего менее развито. У нас ее упорно защищают, но как добычу, а не как право. Трудно было внедрить веру в непогрешимость и справедливость права, нелепость которого очевидна для обеих сторон: и для помещика, который владел своими крестьянами, и для крепостного крестьянина, который не был хозяином своего владения. Все знали, что происхождение помещичьих прав - довольно темное; все хорошо знали, что ряд произвольных мер - мер полицейских - мало-помалу поставил земледельческую Россию в крепостную зависимость от России дворянской; поэтому можно было представить себе другой ряд мер, которые бы ее освободили.
   Самое отсутствие точно установленных юридических понятий, неопределенность прав тем более не позволяли утвердиться идеям собственности, принять четкую форму. Русский народ жил только общинной жизнью, свои права и обязанности он понимает лишь по отношению к общине. Вне ее он не признает обязанностей и видит только насилие. Подчиняясь ему, он подчиняется лишь силе; вопиющая несправедливость одной части законов вызвала в нем презрение к другой. Полное неравенство перед судом убило в нем в самом зародыше уважение к законности. Русский, к какому бы классу он ни принадлежал, нарушает закон всюду, где он может сделать это безнаказанно; точно так же поступает правительство. Это тяжело и печально для настоящего времени, но для будущего тут огромное преимущество.
   В России за государством видимым нет государства невидимого, которое было бы апофеозом, преображением существующего порядка вещей, нет того недостижимого идеала, который никогда не совпадает с действительностью, хоть и всегда обещает стать ею. Ничего нет за этими заборами, где нас держит в осаде сила, превосходящая нашу. Вопрос о возможности революции в России сводится к вопросу о материальной силе. Вот почему, не считая иных причин, помимо упомянутых нами, эта страна становится почвой, наилучшим образом подготовленной для социального возрождения.
   Мы уже сказали, что после 1830 года, с появлением сенси-монизма, социализм произвел в Москве большое впечатление на умы. Привыкнув к общинам, к земельным разделам, к рабочим артелям, мы видели в этом учении выражение чувства, более нам близкого, чем в учениях политических. Нас, свидетелей самых чудовищных злоупотреблений, социализм смущал меньше, чем западных буржуа.
   Мало-помалу литературные произведения проникались социалистическими тенденциями и одушевлением. Романы и рассказы, даже писания славянофилов, протестовали против современного общества с точки зрения не только политической. Достаточно упомянуть роман Достоевского "Бедные люди".
   В Москве социализм развивался вместе с гегелевской философией. Союз новой философии с социализмом представить себе не трудно, но лишь в последнее время немцы признали тесную связь науки и революции, и не потому, чтобы они прежде не понимали ее, а потому, что социализм, как все практическое, их не интересовал. Немцы могли быть глубоко радикальными в науке, оставаясь консервативными в своих поступках, поэтами - на бумаге и буржуа - в жизни. Нам же, напротив, дуализм противен. Социализм нам представляется самым естественным философским силлогизмом, приложением логики к государству.
   Нужно отметить, что в Петербурге социализм принимал иной характер. Там революционные идеи всегда были более практическими, нежели в Москве; холодный фанатизм петербуржцев - фанатизм математиков; в Петербурге любят порядок, дисциплину, практическую применимость. Пока в Москве спорят, в Петербурге объединяются. В этом городе франкмасонство и мистицизм имели своих самых горячих приверженцев, именно там выходил "Сионский вестник", орган библейского общества. Заговор 14 декабря созрел в Петербурге; он никогда не вырос бы в Москве настолько, чтобы выйти на площадь. В Москве трудно сговориться; личности там слишком своенравны и слишком своеобычны. В Москве больше поэтических начал, больше эрудиции и, вместе с тем, больше беспечности, небрежности, больше бесполезных слов, больше разномыслия. Неясный, религиозный и в то же время аналитический сен-симонизм удивительно хорошо подходил к москвичам. Изучив его, они совершенно естественно переходили к Прудону, так же, как от Гегеля - к Фейербаху.
   Петербургской учащейся молодежи больше подходит фурьеризм, нежели сен-симонизм. Фурьеризм, который стремился к немедленному претворению в жизнь, требовал практического приложения, который тоже мечтал, но основывал свои мечты на арифметических выкладках и скрывал свою поэзию под именем промышленности, а любовь к свободе - под объединением рабочих в бригады,- фурьеризм должен был найти отклик в Петербурге. Фаланстер - не что иное, как русская община и рабочая казарма, военное поселение на гражданский лад, полк фабричных. Замечено, что у оппозиции, которая открыто борется с правительством, всегда есть что-то от его характера, но в обратном смысле. И я уверен, что существует известное основание для страха, который начинает испытывать русское правительство перед коммунизмом: коммунизм - это русское самодержавие наоборот *
   Петербург опередит Москву благодаря этим резким, быть может, ограниченным, но деятельным и практическим воззрениям. Честь инициативы будет принадлежать ему и Варшаве, но если царизм падет, центр свободы будет в сердце нации, в Москве.
   Полная неудача революции во Франции, злополучный исход революции в Вене и комический финал революции в Берлине послужили началом усилившейся реакции в России. Вновь все было парализовано; проект освобождения крепостных забросили, заменив его решением закрыть все университеты; ввели двойную цензуру и создали новые трудности для выдачи заграничных паспортов. Подвергли преследованиям газеты, книги речи, костюмы, женщин и детей.
   В 1849 году новая фаланга героических молодых людей отправилась в тюрьму, а оттуда на каторжные работы и в Сибирь1. Гнетущий террор сломал все ростки, заставил склониться все головы, умственная жизнь вновь затаилась, а если проявляла себя, то лишь страхом, лишь немым отчаянием, и с тех пор всякая весть, приходившая из России, наполняла душу скорбью и глубокой печалью.
  
   1 Мы имеем в виду общество Петрашевского. У него собирались молодые люди, чтобы обсуждать социальные вопросы. Этот клуб существовал уже несколько лет, когда, в начале венгерской кампании, правительство решило объявить ого широким заговором и усилило аресты.
   Оно нашло лишь мнения там, где искало преступный сговор, это не помешало ему осудить всех обвиняемых на смертную казнь, чтобы придать себе ореол милосердия. Царь заменил это наказание каторгой, ссылкой или солдатчиной. Среди осужденных называют Спешнева, Григорьева, Достоевского, Кашкина, Головинского, Момбелли и др.
  
   Не будем останавливаться на этой мрачной картине неравной борьбы, где мысль каждый раз подавляется силой. Ничего нового в ней нет: это тот же бесконечный процесс, пронизывающий всю историю и приводящий время от времени к цикуте, распятию на кресте, аутодафе, расстрелам, виселицам и ссылкам.
   Что бы ни говорили, средства, употребляемые русским правительством - средства жестокие,- не в силах однако задушить все ростки прогресса. Они заставляют погибать многих в ужасных нравственных страданиях, но мы должны быть к этому готовы, и несомненно, людей, пробужденных этими мерами больше, чем обезоруженных.
   Чтобы действительно задушить в России революционное начало,- сознание положения и стремление выйти из него,- Европе надо бы еще глубже усвоить принципы и пути петербургского правительства, тогда ее возврат к абсолютизму будет более полным. Надо бы стереть слово "Республика" с фасада Франции - это грозное слово, будь оно даже ложью или насмешкой. Надо бы отобрать у Германии данное ей по неосторожности право на свободное слово. На другой день после того, как прусский жандарм, при помощи хорвата, сломает последние печатные станки на пьедестале статуи Гутенберга, которую сволокли в грязь братья иньорантинцы, или палач в Париже, с благословения папы, сожжет на площади Революции творения французских философов,- на другой же день всемогущество царя достигнет своего апогея.
   Возможно ли это?
   Кто в наши дни может сказать, что возможно и что невозможно? Битва не кончена, борьба продолжается.
   Будущее России никогда не было так тесно связано с будущим Европы, как в настоящее время. Наши надежды ведомы всем, но мы ни за что не хотели бы отвечать, и не из пустого тщеславия, не из опасения, что будущее нас уличит во лжи, но по невозможности предвидеть что-либо в вопросе, решение которого полностью не зависит от внутренних условий.
   С одной стороны, русское правительство - не русское, но вообще деспотическое и ретроградное. Как говорят славянофилы, оно скорее немецкое, чем русское,- это-то и объясняет расположение и любовь к нему других государств. Петербург - это новый Рим, Рим мирового рабства, столица абсолютизма; вот почему русский император братается с австрийским и помогает ему угнетать славян. Принцип его власти не национален, абсолютизм более космополитичен, чем революция.
   С другой стороны, надежды и стремления революционной России совпадают с надеждами и стремлениями революционной Европы и предрекают их союз в будущем. Национальный элемент, привносимый Россией,- это свежесть молодости и природное тяготение к социалистическим установлениям.
   Государства Европы явно зашли в тупик. Им необходимо сделать решительный бросок вперед или же отступить еще дальше, чем сейчас. Противоречия слишком непримиримы, вопросы слишком остры и слишком назрели в страданиях и ненависти, чтобы остановиться на половинчатых решениях, на мирных соглашениях между властью и свободой. Но если нет спасения для государств, при данной форме их существования, то род их смерти может быть весьма различен. Смерть может прийти через возрождение или разложение, через революцию ели реакцию. Консерватизм, не имеющий иной цели, кроме сохранения устаревшего staus quo {существующего положения (лат.).- Ред.}, так же разрушителен, как и революция. Он уничтожает старый порядок не жарким огнем гнева, а на медленном огне маразма.
   Если консерватизм возьмет верх в Европе, императорская власть в России не только раздавит цивилизацию, но уничтожит весь класс цивилизованных людей, а затем...
   А затем - вот мы и оказались перед совершенно новым вопросом, перед таинственным будущим. Самодержавие, восторжествовав над цивилизацией, очутится лицом к лицу с крестьянским возмущением, с огромным восстанием, наподобие пугачевского. Сила петербургского правительства наполовину основана на цивилизации и на той глубокой розни, которую оно поселило между цивилизованными классами и крестьянством. Правительство постоянно опирается на первые, именно в дворянской среде оно находит средства, людей и советы. Сломав собственными руками такое важное орудие, император вновь становится царем, но для этого недостаточно будет отпустить бороду и надеть зипун. Род Гольштейн-Готторпов * - слишком немецкий, слишком педантский, слишком искушенный, чтобы откровенно броситься в объятия полудикого национализма, чтобы стать во главе народного движения, которое с самого начала захочет свести счеты с дворянством и распространить порядки сельской общины на все поместья, на города, на все государство.
   Мы видели монархию, окруженную республиканскими учреждениями, но наше воображение отказывается представить себе русского императора, окруженного учреждениями коммунистическими.
   Прежде чем осуществится это отдаленное будущее, произойдет немало событий, и влияние императорской России на реакционную Европу будет не менее пагубным, чем влияние этой последней на Россию. Это она, это солдафонская Россия хочет штыками положить конец вопросам, волнующим мир. Это она шумит и грохочет, как море, у дверей цивилизованного мира, всегда готовая выступить из берегов, всегда трепещущая от жажды завоеваний, словно ей нечего делать у себя, словно угрызения совести и приступы безумия помрачают рассудок ее государей.
   Одна только реакция может открыть эти двери. Именно Габсбурги и Гогенцоллерны попросят братской помощи у русской армии, и поведут ее в сердце Европы.
   Тогда-то великая партия порядка увидит, что такое сильное правительство, что такое уважение к власти. Мы советуем немецким князькам уже сейчас ознакомиться с судьбой грузинских великих князей, которым в Петербурге дали немного денег, титул сиятельства и право иметь на карете королевскую корону. Но революционная Европа не может быть побеждена императорской Россией. Она спасет Россию от ужасного кризиса и спасется сама от России.
   Русское правительство, потрудившись двадцать лет, достигло того, что связало Россию неразрывными узами с революционной Европой.
   Нет более границ между Россией и Польшей.
   А Европа знает, что такое Польша,- эта нация, покинутая всеми в неравной борьбе, пролившая с тех пор потоки своей крови на всех полях сражений, где дело шло о завоевании свободы для какого-нибудь народа. Все знают этот народ, который, уступив численному превосходству, прошел через Европу, скорее как победитель, а не побежденный *, и рассеялся среди других народов, чтобы преподать им - к несчастью безуспешно -искусство терпеть поражение, не смиряясь, не унижаясь и не теряя веры. Итак, Польшу можно уничтожить, но не покорить, можно исполнить угрозу Николая оставить на месте Варшавы одно лишь название да груду камней, но сделать ее рабой по образцу мирных балтийских провинций - невозможно.
   Соединив Польшу с Россией, правительство воздвигло громадный мост для торжественного шествия революционных идей,- мост, который начинается у Вислы и кончается у Черного моря.
   Польшу считают мертвой, но при всякой перекличке она отвечает: "Здесь", как выразился в 1848 году оратор одной польской депутации. Она не должна делать ни шагу, не будучи уверена в своих западных соседях, потому что она знает цену сочувствию Наполеона и знаменитым словам Луи-Филиппа: "Польская национальность не погибнет".
   Не в Польше и не в России мы сомневаемся, а в Европе. Если бы мы питали какое-либо доверие к народам Европы, с какой охотой сказали бы мы полякам:
   "Братья, ваша участь хуже нашей, вы много страдали, потерпите еще; вас ждет великое будущее после ваших несчастий. Ваша месть будет возвышенной, вы поможете освобождению того народа, руками которого выковали ваши цепи. В ваших врагах - во имя царя и самодержавия - вы узнаете своих братьев - во имя независимости и свободы".
  

ПРИБАВЛЕНИЕ

О СЕЛЬСКОЙ ОБЩИНЕ В РОССИИ *

  
   Русская сельская община существует с незапамятного времени, и довольно схожие формы ее можно найти у всех славянских племен. Там, где ее нет, она пала под германским влиянием. У сербов, болгар и черногорцев она сохранилась в еще более чистом виде, чем в России. Сельская община представляет собой, так сказать, общественную единицу, нравственную личность; государству никогда не следовало посягать на нее; община является собственником, облагаемым объектом; она ответственна за всех и за каждого в отдельности, а потому автономна во всем, что касается ее внутренних дел.
   Ее экономический принцип - полная противоположность знаменитому положению Мальтуса: она предоставляет каждому без исключения место за своим столом. Земля принадлежит общине, а не отдельным ее членам; последние же обладают неотъемлемым правом иметь столько земли, сколько ее имеет каждый другой член той же общины; эта земля предоставлена ему в пожизненное владение; он не может да и не имеет надобности передавать ее по наследству. Его сын, едва он достиг совершеннолетия, приобретает право, даже при жизни своего отца, потребовать от общины земельный надел. Если у отца много детей, они получают, достигнув совершеннолетия, по участку земли; с другой, стороны, по смерти каждого из членов семьи земля опять переходит к общине.
   Часто случается, что глубокие старики возвращают свою землю и тем самым приобретают право не платить податей. Крестьянин, покидающий на время свою общину, не теряет вследствие этого прав на землю; ее можно отнять у него лишь в случае изгнания по приговору общины (или правительства), и подобная мера может быть применена общиной только при единодушном решении мирского схода; к этому средству однако община прибегает лишь в исключительных случаях. Наконец, крестьянин еще тогда теряет это право, когда он по собственному желанию выходит из общины. В этом случае ему разрешается только взять с собой свое движимое имущество; лишь в редких случаях позволяют ему располагать своим домом или перенести его. Вследствие этого сельский пролетариат - вещь невозможная.
   Каждый из владеющих землею в общине, то есть каждый совершеннолетний и обложенный податью, имеет голос в делах общины. Староста и его помощники избираются миром. Так же поступают при решении тяжбы между разными общинами при разделе земли и раскладке податей. (Ибо обложению подлежит главным образом земля, а не человек. Правительство ведет счет только по числу душ; община пополняет недоимки в сборе податей по душам при помощи особой раскладки и принимает за податную единицу деятельного работника, т. е. работника, имеющего в своем пользовании землю.)
   Староста обладает большой властью в отношении каждого члена в отдельности, но не над всей общиной: если община хоть сколько-нибудь единодушна, она может очень легко уравновесить власть старосты, принудить его даже отказаться от своей должности, если он не хочет подчиниться их воле. Круг его деятельности ограничивается, впрочем, исключительно административной областью; все вопросы, выходящие за пределы чисто полицейского характера, разрешаются либо в соответствии с действующими обычаями, либо советом стариков, либо, наконец, мирским сходом. Гакстгаузен {В своем очень интересном, но неистово реакционном труде *, посвященном земледельческой России, который он опубликовал в 1847 году, одновременно по-немецки и по-французски.} допустил здесь большую ошибку, утверждая, что староста деспотически управляет общиной. Он может управлять деспотически только в том случае, если вся община стоит за него.
   Эта ошибка привела Гакстгаузена к тому, что он увидел в старосте общины подобие императорской власти. Императорская власть, следствие московской централизации и петербургской реформы, не имеет противовеса, власть же старосты находится в зависимости от общины.
   Необходимо еще принять во внимание, что всякий русский, если он не горожанин или дворянин, обязан быть приписан к общине и что число городских жителей, по отношению к сельскому населению, чрезвычайно ограничено, и невозможность многочисленного пролетариата становится очевидностью. Большинство городских работников принадлежит к бедным сельским общинам, особенно к тем, у которых мало земли; но, как уже было сказано, они не утрачивают своих прав в общине; поэтому фабриканты принуждены бывают платить работникам несколько более того, что им могли бы приносить полевые работы.
   Зачастую эти работники прибывают в города лишь на зиму, другие же остаются там годами; эти последние объединяются в большие работнические артели; это нечто вроде русской подвижной общины. Они переходят из города в город (все ремесла почти свободны), и число их в одной артели часто достигает нескольких сотен, иногда даже тысячи; таковы, например, артели плотников и каменщиков в Петербурге и в Москве и ямщиков на больших дорогах. Заработком их ведают выборные, и он распределяется с согласия всех на общих сходах.
   Помещик может уменьшить наделы, предоставленные крестьянам; он может выбрать для себя лучший участок; он может увеличить свои земельные владения и тем самым труд крестьянина; он может прибавить оброк, но он не вправе отказать крестьянам в достаточном земельном наделе, и если уж земля принадлежит общине, то она полностью остается в ее ведении на тех же основаниях, что и свободная земля; помещик никогда не вмешивается в ее дела.
   Были, впрочем, помещики, хотевшие ввести европейскую систему парцеллярного раздела земель и частную собственность. Эти попытки исходили, по большей части, от дворян прибалтийских губерний; но все они проваливались и обыкновенно заканчивались убийством помещиков или поджогом их замков,- ибо таково национальное средство, к которому прибегает русский крестьянин, чтобы выразить свой протест {Из документов, публикуемых министерством внутренних дел, видно, что ежегодно, даже до последней революции 1848 года, от 60 до 70 помещиков оказывались убитыми своими крестьянами. Не является ли это постоянным протестом против незаконной власти этих помещиков?}.
   Ужасная история с введением военных поселений показала, каков бывает русский крестьянин, когда на него нападают в его последнем укреплении. Либерал Александр приказал брать деревни приступом; ожесточение крестьян достигло ярости, исполненной глубокого трагизма; они умерщвляли своих детей, чтоб избавить их от нелепых учреждений, навязываемых им штыками и картечью. Правительство, разъяренное таким сопротивлением, подвергало преследованиям этих героических людей;, оно засекало их до смерти шпицрутенами, но, несмотря на все эти жестокости и ужасы, оно ничего не смогло добиться. Кровавый бунт в Старой Руссе, в 1831 году, показал, как трудно поддается укрощению этот несчастный народ.
   Утверждают, что все дикие народы начинали с подобной же общины; что она достигла у германцев и кельтов полного развития, что ее находят в Индии, но добавляют, что всюду она вынуждена была исчезнуть с началом цивилизации.
   Германская и кельтская общины пали, встретившись с двумя социальными идеями, совершенно противоположными общинной жизни: феодализмом и римским правом. Мы же, к счастью, являемся со своей общиной в эпоху, когда противообщинная цивилизация гибнет вследствие полной невозможности отделаться, в силу своих основных начал, от противоречия между правом личным и правом общественным.
   Но утверждают, что вследствие постоянного раздела земель общинная жизнь найдет свой естественный предел в приросте населения. Как ни серьезно на первый взгляд это возражение, чтоб его опровергнуть, достаточно указать, что в России хватит земли еще на целое столетие и что через сто лет жгучий вопрос о владении и собственности будет так или иначе разрешен.
   Многие писатели, и среди них Гакстгаузен, утверждают, что, вследствие этой неустойчивости во владении землею, обработка почвы нисколько не совершенствуется; вполне возможно, что это так; но агрономы-любители забывают, что улучшение земледелия при западной системе владения оставляет большую часть населения в глубокой нужде, и я не думаю, чтобы растущее обогащение нескольких фермеров и развитие земледелия как искусства могли бы рассматриваться даже самой агрономией как достаточное возмещение за то отчаянное положение, в котором находится изголодавшийся пролетариат.
   Сельская Россия, всему внешне подчиняясь, на самом деле ничего не приняла из преобразований Петра I. Он чувствовал это пассивное сопротивление; он не любил русского крестьянина и ничего не понимал в его образе жизни. С преступным легкомыслием усилил он права дворянства и затянул еще туже цепь крепостного права; с той поры крестьянин еще более, чем когда-либо, замкнулся в своей общине и если удалялся от нее, то бросал вокруг себя недоверчивые взгляды; он видит в полицейском и в судье - врага, он видит в помещике грубую силу, с которой ничего не может поделать.
   С той поры он стал обозначать словом несчастный каждого осужденного законом, стал лгать под присягою и все отрицать, когда его допрашивал человек в мундире, казавшийся ему представителем немецкого правительства. Протекшие сто пятьдесят лет, нисколько не примирив его с новым порядком вещей, еще более его отдалили.
   Русский крестьянин многое перенес, многое выстрадал; он сильно страдает и сейчас, но он остался самим собою. Замкнутый в своей маленькой общине, оторванный от собратьев, рассеянных на огромных пространствах страны, он нашел в пассивном сопротивлении и в силе своего характера средства сохранить себя; он низко склонил голову, и несчастье часто проносилось над ним, не задевая его; вот почему, несмотря на свое положение, русский крестьянин обладает такой ловкостью, таким умом и красотой, что возбудил в этом отношении изумление Кюстина и Гакстгаузена.
  
   <1850-1851>
  

ВАРИАНТЫ

  

DU DEVELOPPEMENT DES IDEES REVOLUTIONNAIRES EN RUSSIE

<О РАЗВИТИИ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ИДЕЙ В РОССИИ>

  

ВАРИАНТЫ ИЗДАНИЯ 1851 г.

  
   Стр. 9-18 (137-147)
   Introduction <Введение> - отсутствует.
   Стр. 19 (148)
   2(2) Вместо: La Russie et l'Europe - <Россия и Европа> // Introduction - <Введение>.
   Стр. 23 (152)
   11-12(9) После: ni repos ni joie <радость и отдых>: // La tristesse respirait dans chaque mot de mes lettres. La vie ici est très pênible. <Каждое слово в моих письмах дышало грустью. Жизнь здесь очень тягостна>.
   Стр. 24 (153)
   3(3) Вместо: l'embryogênie <эмбрионального> // l'embryologie <эмбриологического>
   7-8(8-9) Слова: La vêritable histoire russe ne date que de 1812 - antêrieurement il n'y avait que l'introduction. <Подлинную историю России открывает собой лишь 1812 год; все, что было до того,- только предисловие>.- отсутствуют.
   Стр. 26 (155)
   26(27) Вместо: classe des paysans <классу крестьян> // classe des citoyens et des pavsans <классу горожан и крестьян>
   Стр. 27 (156)
   19(21) Вместо: indo-europêennes - <индоевропейским> // europêennes <европейским>
   16-17(21-22) Вместо: indo-asiatiques - <индоазиатским> // asiatiques <азиатским>
   Стр. 27-28 (157)
   36-1(5-8) Вместо: les Russes ~ races slaves) - <русские ~ славянские племена)> // les Russes se virent placês dans une longue hostilitê. Ce qui distingue le plus les Slavo-Russes, outre l'influence êtrangère qui a diffêrê selon les diverses races slaves <русские оказались вовлеченными в длительную вражду. Наиболее отличает русских славян, помимо иностранного влияния, менявшегося соответственно различным славянским племенам>
   Стр. 28 (157)
   26(33) Вместо: Croatie <Хорватию> // Pologne <Польшу>
   Стр. 29 (158)
   16(26) После: au catholicisme - <в католичество> // La population chrêtienne, demi-barbare, mais ênergique et pleine de vie de la Pêninsule, aurait êtê crêtinisêe par le catholicisme, comme l'ont êtê les Tchêkhs de la Bohème et les Croates du Banat <Христианское на селение полуострова, полуварварское, но деятельное и полное жизни, было бы приведено католицизмом к слабоумию, как это случилось с чехами Богемии и хорватами Баната>.
   Стр. 32 (162)
   31(8) После: la puissance clêricale <властью церкви> // Le clergê n'eut pas recours à la propagande pour rêpandre ses principes; l'êglise russe ne prêcha jamais rien, elle se bornait à prescrire des pratiques religieuses et laissait errer son troupeau sans se prêoccuper de sa conscience. Moins que jamais, l'idêe de prêdication ne pouvait venir à l'esprit du clergê du XVe siècle. Le peuple êtait encore quelque chose, même beaucoup à Novgorod, ou en Ukraine, mais il n'êtait rien dans la Russie centrale; Moscou devint le siège de la hiêrarchie clêricale. Le peuple fut dêtrônê par le tzar, comme l'ont êtê les princes apanages, une franchise disparut après l'autre; le clergê ne songea qu'à son influence sur le palais <Духовенство не прибегло к пропаганде для распространения своих догматов; русская церковь никогда ничего не проповедовала, она ограничивалась тем, что предписывала соблюдение религиозных обрядов и предоставляла своей пастве впадать в заблуждение, не заботясь о ее совести. Менее чем когда-либо могла возникнуть мысль о проповедовании у духовенства XV века. Народ был еще чем-то, даже многим, в Новгороде или на Украине, но он был ничем, в средней России; Москва стала центром духовной иерархии. Народ был низложен царем, как ранее удельные князья, вольности исчезли одна за другой; духовенство помышляло лишь об одном - пользоваться влиянием во дворце>.
   Стр. 34 (163)
   17-18(33-34) После: à son orfèvre d'origine êtrangère <своему ювелиру, иностранцу по происхождению) // après avoir blâmê le caractère russe <побранив перед этим русский характер>
   Стр. 34 (164)
   25(6-7) Вместо: peuples baltiques <балтийские народы> // chevaliers teutoniques (тевтонские рыцари)
   38(21) Вместо: tzar <царя> // hêros <героя>
   Стр. 35 (165)
   35(20-21) Вместо: pseudo-byzantin <псевдовизантийский> // byzantin <византийский>
   Стр. 39 (169)
   17(15) Слова: de la destinêe de la Russie <судьбы от России> - отсутствуют.
   Стр. 40 (170)
   23-25(24-26) Вместо: Pierre le Grand, ~ rêvolutionnaire couronnê. <Петр Великий, ~ - коронованным революционером>. // Pierre le Grand fut le premier individu êmancipê en Russie <Петр Великий был первой свободной личностью в России>
   Стр. 41 (171)
   1-4(1-5) Текст: "Je n'en sais rien, ~ vous savez que Pierre - отсутствует.
   Стр. 42 (172)
   7-10(10-13) Вместо: d'un Ivan IV par exemple ~ aurait êtê encore admissible <скажем, об Иване IV, ~ еще возможно допустить> // d'un Ivan IV qui avait en lui quelque chose de Constantin Copronime, qui êtait thêologien, cette suppositioa aurait êtê admissible <об Иване IV, в котором было что-то от Константина Копронима, богослова, это предположение возможно допустить>
   Стр. 43 (173)
   20(26) Вместо: sur la cruautê d'un terroriste <и жестокость террориста> // jusqu'à la cruautê <до жестокости>
   Стр. 61 (181)
   28(37) Слово: nouveaux <новым> - отсутствует.
   Стр. 54 (184)
   5-13(16-24) Вместо: elle inventa une peinture conventionnelle ~ les peuplades chrêtiennes de l'Asie Mineure <она изобрела условную живопись со христианские племена Малой Азии) // elle inventa une peinture conventionnelle, par rêpugnance pour le beau (ikonopies). Elle abhorrait tout mouvement indêpendant de l'intelligence, elle ne voulait qu'une foi soumise. Nous connaissons l'êducation que l'êglise orientale donnait aux Grecs et aux peuplades chrêtiennes de l'Asie Mineure <она изобрела условную живопись из отвращения к прекрасному (иконопись). Презирая всякую независимую живую мысль, она хотела лишь смиренной веры. Нам известно воспитание, которое давала восточная церковь грекам и христианским племенам Малой Азии>
   Стр. 54 (185)
   27-31(1-5) Вместо: Sans êgard à cette pênurie, il est important de remarquer que la langue de la Bible, comme celle des Annalles de Nestor et du poème mentionnê est non seulement d'une grande beautê, mais qu'elle porte des traces êvidentes d'un long usage et d'un dêveloppement antêrieur de beaucoup de siècles. <Существенно отметить, что, несмотря на эту скудость, язык библии, как и язык Нестеровой летописи, а также упомянутой поэмы, отличается не только большой красотой, но явно носит следы длительного обращения и многовекового предшествовавшего развития> // Gardons nous cependant d'accuser de cette pênurie l'intelligence du peuple russe. On ne peut reprocher aux Slaves le manque d'imagination, et, parmi eux, les Russes n'en sont pas les moins douês <Остережемся, однако, возложить вину за эту скудость на умственные способности русского народа. Нельзя упрекнуть славян в недостатке воображения, а русские, среди них, отнюдь не являются наименее им одаренными>.
   Стр. 54-55 (185)
   32-4(6-15) Текст: Les traducteurs de la Bible Cyrille et Mêthode ~ Luther <Кирилл и Мефодий, переводчики библии ~ Лютерову> - отсутствует.
   Стр. 55 (185)
   7-11(18-23) Текст: Les peuples slaves со par leurs chants <Славянские народы ~ собственными песнями> - отсутствует.
   11(23) Слово: russe <русский> - отсутствует.
   19-21(30-32) Вместо: elle n'a rien de romantique, rien de ces aspirations maladives et monacales, comme les chants allemands <в ней нет ничего романтического, ничего похожего на болезненные монашеские грезы, подобно немецким песням> // comme dans les chants allemands <как в немецких песнях>
   33-36(36-38) Подстрочное примечание отсутствует.
   Стр. 55 (186)
   26-27(2-3) Слова: c'est l'amour profond, passionnê, malheureux mais terrestre et rêel <это глубокая любовь, страстная, несчастливая, но земная и реальная> - отсутствуют.
   37-38(38-39) Подстрочное примечание отсутствует.
   Стр. 56 (186)
   1-3(9-11) Вместо: Tristesse ou orgie ~ ou absorbê par la commune
   Стр. 57 (187)
   37(38) Подстрочное примечание отсутствует.
   Стр. 58 (188)
   13-14(20-21) Вместо: il jetait un sujet pour s'emparer d'un autre avec une facilitê de conception êtonnante <оставлял один предмет, чтобы овладеть другим, с удивительной легкостью постигая его> // il rêunissait à la facilitê de la conception le manque d'initiative si commun aux Russes <легкость постижения у него сочеталась с недостатком инициативы, столь обычным для русских>
   Стр. 60 (190)
   9(18) Вместо: des Zoritch <Зоричей> // des Zouboff et des Zoritch <Зубовых и Зоричей>
   Стр. 64 (194)
   20(18) После: ne pouvait <не могло> // encore <еще>
   Стр. 68 (198)
   22(21) Вместо: demoiselle bien-êlevêe <благовоспитанной барышни> // demoiselle sentimentale <чувствительной барышни>
   31-33(30-32) Слова: Une fois entraînês, ils vont aux dernières consêquences sans chercher d'accommodement - отсутствуют.
   Стр. 69 (199)
   38(38) К словам: qu'on venait à peine d'apprendre <только что усвоенные> - подстрочное примечание: М. N. Tourgueneff, par exemple, ne peut pas en revenir d'êtonnement dans un ouvrage qu'il a publiê vingt ans après
   Стр. 71 (201)
   27-29(29-30) Вместо: Peu avant ~ il devint nêcessaire <Незадолго ~ стал необходим> // Avant de passer au sombre règne qui commenèa dans le sang russe et qui continua dans le sang polonais, disons quelques mots du mouvement littêraire de cette êpoque.
   Il y avait beaucoup d'hommes de talent parmi les hommes de lettres du temps de l'empereur Alexandre: mais nous ne parlerons que du poète russe qui reprêsente le mieux son êpoque.
   Dês que Pouchkine parut, il devint nêcessaire <Прежде чем перейти к мрачному царствованию, которое началось на русской, а продолжалось на польской крови, скажем несколько слов о литературном движении этой эпохи.
   Среди писателей времен императора Александра было много талантливых людей; но мы скажем лишь о русском поэте, который всего лучше представляет свою эпоху.
   Как только появился Пушкин, он стал необходим>
   Стр. 76 (206)
   13(24) Вместо: politique <политической> // poêtique <поэтической>
   Стр. 78 (208)
   3-7(17-21) Слова: Polejaeff ~ en Sibêrie... <Полежаев ~ сибирской каторги>...- отсутствуют.
   Стр. 80 (210)
   17-19(17-18) Вместо: Les membres de la famille impêriale ~ illicite dans leur position. <Члены императорской фамилии ~ недопустимое для царских особ> // Les membres de la famille impêriale ~ illicite <Члены императорской фамилии ~ недопустимое>
   Стр. 81 (210)
   2(38) После: despotisme <деспотизма> // l'idêal de Frêdêric II et de son père <идеал Фридриха II и его отца> Стр. 82 (212)
   6(3-4) Слово: opprimêe <и угнетаемое> - отсутствует.
   10-11(8) Слова: au regard superficiel (поверхностный) - отсутствуют.
   Стр. 84 (214)
   33-34(33) Слова: Ce n'est pas sans une sertaine frayeur que j'aborde cette partie de ma revue - находятся не в подстрочном примечании, а в тексте после слов: après le 14 dêcembre? <после 14 декабря?>
   33(33) Перед: Ce n'est pas sans <Не без некоторого> // Les faits que je vais citer sont des souvenirs: je tomberai de l'histoire dans l'autobiographie. Il me faut passer avec le lecteur a côtê des tombes qui me sont chères, il doit me pardonner si en ouvrant ces cercueils, les sentiments prennent en moi le dessus sur les idêes <Факты, которые я собираюсь привести,- это воспоминания: после истории я обращусь к автобиографии. Мне придется пройти вместе с читателем мимо дорогих мне могил, пусть он простят мне, если чувства во мне возьмут верх над мыслями, когда я приоткрою эти могилы>
   Стр. 84 (214)

Другие авторы
  • Тегнер Эсайас
  • Нечаев Степан Дмитриевич
  • Агнивцев Николай Яковлевич
  • Серафимович Александр Серафимович
  • Литвинова Елизавета Федоровна
  • Ландсбергер Артур
  • Пешков Зиновий Алексеевич
  • Коцебу Август
  • Красницкий Александр Иванович
  • Ниркомский Г.
  • Другие произведения
  • Успенский Глеб Иванович - Малые ребята
  • Андерсен Ганс Христиан - Пастушка и трубочист
  • Островский Александр Николаевич - Словарь
  • Каменев Гавриил Петрович - Г. П. Каменев: биографическая справка
  • Засулич Вера Ивановна - Вольтер. Его жизнь и литературная деятельность
  • Пушкин Александр Сергеевич - Сен-Марс, или Заговор при Людовике Xiii
  • Горбунов-Посадов Иван Иванович - Сострадание к животным и воспитание наших детей
  • Морозов Михаил Михайлович - Отзыв М. М. Морозова на перевод "Ромео и Джульетты" Шекспира, сделанный поэтом Б. Пастернаком
  • Грамматин Николай Федорович - Песенка ("Лиза, Бог на радость...")
  • Соловьев Владимир Сергеевич - Лермонтов
  • Категория: Книги | Добавил: Anul_Karapetyan (23.11.2012)
    Просмотров: 298 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа