Груссе Паскаль - Тайна мага

ненавидит тебя, и разве только позволит тебе просить точного приказа у шаха. Тем временем наши люди, наученные мною, будут казаться свободными и даже, чтобы отклонить подозрение, будут искать себе работу. Но каждую ночь отряд из половины всех рабочих будет находиться здесь, готовый исполнять все наши приказания. Эти люди даже не осмелятся спрашивать, какие цели преследует их жрец. Они молча будут повиноваться. Что касается твоей сестры, которую ты не пожелаешь бросать одну в лагере на время твоих ночных работ, то она может находиться в гроте с Леилой. Грот этот никому неизвестен, и никто не станет там искать молодых девушек. Каждый вечер под покровом темноты вы будете выходить из лагеря. Моя дочь и Гассан будут вас ждать у Кали-Хин, где я назначил тебе сегодня вечером свидание; на рассвете же ты опять найдешь их тут. Таким образом все устроится прекрасно. Шпионы губернатора будут постоянно докладывать ему, как ты проводишь дни; но по ночам они не подумают за тобою наблюдать. Ночами-то мы и вознаградим потерянное.

   - Я вполне согласен с этим планом, - сказал Мориц, - и если ты желаешь, то мы завтра же можем начать работать.

   - Теперь возвратимся назад! - сказал маг.

   Оба стали подниматься наверх сначала по каменной лестнице, а потом по веревочной, которую маг собрал, когда Мориц выпрыгнул из колодца. Затем они поставили каменную плиту на место и расстались. Час спустя Мориц был уже в лагере и рассказывал сестре о своем вечернем похождении.

  

   На другой день Мориц, согласно совету мага, предложил сестре сделать визит губернатору Хамадана. Молодая девушка охотно согласилась, и тотчас после завтрака Кардики приказали седлать лошадей для предстоящей поездки.

   По персидскому обычаю их должны были сопровождать многочисленные слуги из туземцев, так как ничего не может быть неприличнее, по взглядам персов, как сделать церемониальный визит без сопровождения свиты; по крайней мере, два лакея и один оруженосец необходимы для человека, мало-мальски значительного.

   Не желая уронить своего достоинства в глазах туземцев, брат и сестра покорились этому обычаю и въехали в Хамадан, окруженные целым отрядом слуг, которые бежали у ног их лошадей.

   Миновав несколько грязных, узких улиц, заваленных мусором, поезд приблизился наконец ко дворцу губернатора. Брат и сестра слезли с лошадей и скинули галоши, которыми запаслись, чтобы иметь возможность выполнить восточный обычай разуваться при входе в дом. Затем они вошли во двор замка, весь запруженный толпою солдат, дервишей и разной челяди. Один из придворных, узнав о цели их приезда, отправился доложить об их визите губернатору, а пока он ходил, посетители имели возможность любоваться великолепием дворца, стены которого, украшенные красивыми фаянсовыми изразцами, казались словно кружевными.

   Наконец докладчик вернулся и с важным видом заявил, что у его светлости принца-губернатора вскоре начнется завтрак, на котором могут присутствовать и фаранги; по окончании же завтрака, если его превосходительству будет угодно, он даст им отдельную аудиенцию.

   - Ого, это совсем во вкусе Людовика XIV, - улыбаясь, заметил сестре Мориц, направляясь ко входу во дворец.

   В ту минуту, как посетители входили в столовую залу, принц-губернатор Абдул-Азис-мирза входил туда же через другую дверь.

   Это был пожилой человек лет шестидесяти, небольшого роста, с сумрачным и хмурым лицом. Он был одет в род сюртука из индийского кашемира, отороченного мехом. Широкая сабля в золоченых ножнах висела на его поясе. Высокая барашковая шапка, надвинутая на лоб, была украшена султаном с драгоценными камнями. За этой особой следовала многочисленная толпа придворных, посреди которых Мориц и его сестра не без удивления увидели профессора Гассельфратца.

   - Бисмиллах![Приветствую именем Аллаха!], - важно произнес губернатор, войдя в залу.

   Все присутствующие хором повторили то же слово.

   В середине залы был разостлан великолепный ковер, а на нем превосходной работы кожаные скатерти. Губернатор сел на ковер по-турецки, и пир начался. Целая дюжина слуг окружала его светлость, наперебой подставляя ему блюда с кулинарными шедеврами персидской кухни. Тут были целиком изжаренные ягнята, начиненные финиками, виноградом, гранатами, фисташками и миндалем; "физзиган", или жаркое из цыплят, молодых куропаток и голубей, приготовленных в гранатовом соку и обсыпанных толчеными орехами; "кэбаб" - изрубленная на кусочки и зажаренная на вертеле баранина; горы пилава, покрытые кусками различной дичи; пирамиды овощей, пирожков и превосходных фруктов; наконец, конфет и пирожного было столько, что ими можно было бы снабдить несколько кондитерских.

   - Ба!.. Ба!.., - говорил временами принц, погружая руку в блюдо с понравившимся кушаньем и отправляя куски последнего в рот.

   Иногда Абдул-Азис, желая выразить свое особое благоволение кому-нибудь из приближенных, посылал ему кусок кушанья, которое считал вкусным. Счастливец, приняв кусок из рук слуги со знаками глубокого почтения, произносил, согласно обычаю, фразу: "Честь щедрости вашего превосходительства!" - и ел, возбуждая зависть у прочих приближенных губернатора.

   Наконец его светлость утолил свой аппетит. Выполоскав рот и вымыв пальцы в золотой вазе тонкой чеканной работы, он' встал и удалился из столовой, где немедленно начался страшный беспорядок: придворные кинулись к блюдам и наперебой принялись опустошать их. За придворными следовали слуги и солдаты, наконец, рабы окончательно очистили блюда.

   Брат и сестра с любопытством следили за этой картиной, пока явившийся камергер не известил, что его светлость желает видеть их. Следуя за этим придворным, Кардики прошли несколько убранных по восточному комнат и вступили в аудиенц-залу, где застали его светлость полулежащим на диване, с кальяном в зубах.

   Увидев посетителей, губернатор знаком пригласил их сесть против себя и прежде чем начать разговор, молча осмотрел их с ног до головы.

   - Так ты тот фаранги, - наконец обратился он к Морицу, - который имел дерзость явиться к нам для того, чтобы копать нашу землю и расхищать ее сокровища?

   - Я этот фаранги.

   Хорошо, хорошо!

   - А эта ханум - твоя сестра?

   - Совершенно верно.

   - Что принесли вы мне в подарок?

   Не ожидавшие такого вопроса, посетители удивленно переглянулись. Но вскоре Мориц овладел собою и, вынув из-за пояса превосходный работы револьвер, с улыбкой подал его принцу.

   - Примите это оружие, ваша светлость, - любезно проговорил он. - Его наружность проста, но внутренние достоинства превосходны.

   Глаза губернатора блеснули, и он жадно схватил револьвер, после чего, обращаясь к Катрин, спросил:

   - А ты, ханум, ничего мне не принесла?

   - Ничего, - холодно ответила Катрин, возмущенная этой наглостью.

   Губернатор насупил брови и с минуту молчал. Наконец, скрестив руки на груди, он грубо спросил:

   - Чего вы хотите от меня?

   - Мы желаем просить, чтобы вы сняли запрещение, которое наложили на наши работы, - твердо ответил Мориц. - Вы не имеете никаких оснований противиться предприятию, которое разрешено самим шахом, и я прошу отменить свое постановление! В противном случае я приму другие меры и покажу вам, что Франция настолько могущественная страна, что нельзя безнаказанно оскорблять ее представителей...

   По мере того, как молодой археолог говорил, лицо губернатора становилось все более и более мрачным.

   Его глаза выражали ярость, губы искривились, рука судорожно сжимала рукоятку сабли.

   - Фаранги наглы и нечестивы! - громко вскричал он наконец. - Они совершают святотатство, выкапывая и унося из нашей земли сокровища наших отцов. Эти сокровища - наши по праву! Мы не хотим более, чтобы их отправляли в чужие страны. Так говорил мне и глазной врач, земля которого более могущественна, чем Фарангистан.

   - Ты полагаешь? - с иронией спросил Мориц.

   - Я в этом уверен.

   - Не буду спорить. Скажи только одно: если тебе жаль так сокровищ древности, которые я стараюсь открыть, то почему ты сам не предпринимаешь раскопок? Да и к чему тебе эти сокровища, в которых ты не смыслишь ровно ничего?

   Губернатор пришел в страшное бешенство.

   - Прочь с глаз моих, нечестивое отродье! - с яростью закричал он, вскакивая. - Уходи!.. Возвратись в твой лагерь! Я повторяю тебе - никогда, никогда я не позволю тебе копать!

   - А я объявляю тебе, что достигну своей цели и презираю твой гнев.

   - Помни, - бешено взвизгнул Абдул-Азис, - что если хоть один человек будет на тебя работать, я прикажу четвертовать его на твоих глазах!.. Я...

   - Пойдем, сестра, - проговорил Мориц Катрин, поворачиваясь к губернатору спиной и не обращая внимания на его угрозы. - Что нам тратить время с этим безумцем.

   Кардики вышли, оставив губернатора вне себя от бессильной ярости.

   Гаргариди, в это время старавшийся над остатками губернаторского завтрака, заметив грозный взгляд своего господина, поспешно вскочил со своего места, вытер пальцы и начал созывать слуг. Через минуту брат и сестра ехали уже в свой лагерь, проклиная лицемера Гассельфратца, который, без сомнения, был главным виновником всех затруднений.

  

   В тот же вечер Мориц и маг находились у колодца Гуль-Гек с двадцатью рабочими-гебрами, которые прибыли поодиночке, без шума, прокрадываясь в темноте, подобно теням. Мадемуазель Кардик и Леила были оставлены в глубине грота, под охраной пантеры. Что касается маленького Гассана, то ему поручили стоять на страже у колодца и свистом предупреждать рабочих каждый раз, как им могла грозить опасность быть открытыми. Кроме того, на мальчика возложили подачу сигнала к прекращению работы перед зарей.

   Вначале раскопки, несмотря на энергию рабочих, шли туго, - скала, в которой была высечена круглая комната, оказалась чрезвычайно твердой. Тем не менее рабочие, настойчива побуждаемые старым гебром, успели проложить отсюда ход по направлению к северу. По мере того, как ход этот шел дальше, грунт становился все рыхлее и работалось легче. На пятую ночь заступы землекопов стали разрывать землю, в которой опытный глаз Морица узнал искусственный конгломерат, насыпанный человеческими руками. Это наблюдение сильно обрадовало Кардика и старого мага, показав, что они находятся на верной дороге. Наконец вырытая галерея достигла длины в семьсот футов. Согласно указаниям мага, Мориц велел вырыть здесь довольно обширное подземелье и из него проводить новую галерею прямо на запад. Так как грунт оказался тут еще более рыхлым, то галерея прорывалась очень быстро и в пять ночей достигла назначенной магом длины - в сорок девять футов. Здесь кирки землекопов ударились обо что-то твердое - это была каменная стена, откопав которую, немного влево нашли портик с дверью.

   Мориц уже хотел приказать рабочим проникнуть внутрь открытого сооружения, но старый маг решительно воспротивился этому.

   - Нет, - заявил он молодому археологу, - я не могу согласиться, чтобы целые десятки людей проникли в это таинственное место. Правда, мои гебры послушны и верны, в этом нет сомнения. Но как все-таки доверить невежественным людям те важные тайны, которые, весьма возможно, откроются перед нами? А вдруг кто-нибудь из них разболтает о нашем открытии и это дойдет до ушей губернатора? Алчность последнего, наверное, будет возбуждена, и все погибнет... Нет, юный фаранги, только мы одни должны проникнуть внутрь древнего здания!

   Подумав немного, Мориц полностью согласился с мнением старика.

   - Хорошо, - проговорил он, - пойдем одни. Если появится необходимость, мы всегда можем позвать рабочих.

   - Ну, а сестра твоя? - сказал старик.

   - Что сестра? - с удивлением спросил Мориц.

   - Женщины Фарангистана непослушны, они спорят с мужчинами и садятся за один стол с ними. Если сестра твоя захочет сопровождать нас при осмотре, как ты ей в этом помешаешь?

   - О, насчет этого не беспокойся! - с улыбкой сказал Мориц. - Женщины Фарангистана так же рассудительны, как и мы, а иногда даже более нас. Если я объясню сестре, что ее присутствие будет затруднять нас, то, конечно, она останется возле Леилы.

   Старик с сомнением покачал головой, но не сказал ничего.

   - Только вот что, - продолжал молодой археолог, - не мало ли нас будет вдвоем? Быть может, нам придется преодолевать множество препятствий, которые потребуют физической работы. Между тем ты уже стар, а я один не могу сделать много. Наконец, возможно, что с нами случится какое-нибудь несчастье. Словом, третий надежный спутник был бы не лишним.

   - Но кого же взять? - задумчиво спросил гебр. - Как жаль, что молодой, веселый офицер уехал!..

   Мориц стал мысленно перебирать окружающих его людей, которые могли бы принять участие в исследовании подземного сооружения.

   - А Гаргариди?! - вдруг воскликнул он. - Вот кто может быть для нас отличным спутником. Правда, это малый вздорный, но я его сумею удержать в нужных границах. Кроме того, он готов сделать все на свете, чтобы только разрушить планы Гассельфратца, которого он ненавидит от души.

   Гебр согласился, и решено было взять с собой Гаргариди.

   Вечером того же дня, перед восходом луны, молодой археолог и Гуша-Нишин простились с Катериной и Леилой, которые были оставлены в гроте под защитой маленького Гассана, очень гордившегося своей ролью, и, запасшись фонарями и веревками, отправились к колодцу Гуль-Гек. Гаргариди, согнувшись под тяжестью, с трудом тащил за ними огромную корзину, в которой лежал изрядный запас всевозможной провизии.

   - Не слишком ли обременили вы себя, Гаргариди? - заметил своему Лепорелло Мориц. - Мне кажется, провизии взято слишком много.

   Грек изобразил во всей своей фигуре оскорбленное достоинство.

   - Да разве я для себя? - обиженно проговорил он. - О, господин, неужели вы не знаете, что нет человека умереннее Аристомена Гаргариди? Я могу быть без пищи двадцать четыре часа, сорок восемь часов, трое суток... Но вы... Разве вы согласитесь питаться одним воздухом? Кроме того, у старого бонзы ужасный аппетит!

   - Хорошо, хорошо... Но помни, что дорога, может быть, окажется длинной. В силах ли вы будете все время тащить на себе такую тяжесть?

   - Ба! - вскричал Гаргариди, облизываясь, - ручаюсь вам, что мы найдем средство облегчить эту тяжесть!

   И он прижал корзину к своей груди, как бы опасаясь, что ее у него отнимут.

   Вскоре путешественники очутились на дне колодца и достигли портика. Под напором лома дверь последнего отворилась, и взорам исследователей открылась длинная галерея, конец которой терялся в темноте. Толстые колонны, высеченные из скалы, тянулись двумя длинными рядами. Как эти колонны, так и стены, во всю их высоту, были разрисованы превосходными орнаментами и украшены древними надписями и арабесками, блиставшими яркостью удивительно сохранившихся красок.

   Сориентировавшись немного, исследователи решили идти по этой галерее. Последняя оказалась еще длиннее, чем они предполагали: прошло уже полчаса, а конца ее все не было. Наконец при мерцающем свете фонаря Мориц, шедший впереди, заметил перемену: галерея внезапно расширилась, и путники очутились в необыкновенно высокой комнате. То там, то сям, подобно алмазам, блестели здесь в лучах света чудные сталактиты. Гигантские колонны, одетые зеленым бархатом мхов, поддерживали своды. Стены были разукрашены дивными фресками.

   На первый взгляд казалось, что подземная зала не имеет другой двери, кроме той, в которую вошли исследователи. Но после некоторых поисков Морицу удалось найти еще дверь, которая вела дальше. Отворив ее, молодой археолог хотел переступить порог, как вдруг услышал крик Аристомена:

   - Эй, господа! Здесь есть еще третья дверь!

   Мориц и гебр поспешили на крик и в самом деле очутились перед входом в новую галерею. Подняв свой фонарь, маг, прежде чем войти, начал разбирать надписи, которые украшали фронтон этой двери. Но Гаргариди не пожелал ждать его и со свойственной ему отвагой бросился внутрь галереи. Через мгновение оттуда послышался его отчаянный вопль:

   - Эй!.. черт возьми!.. здесь спуск, я качусь!.. Моя корзина!.. моя кор...

   Голос несчастного оборвался на полуслове.

   - Боже мой, он упал в пропасть! - вскричал молодой археолог, освещая фонарем галерею, которая невдалеке от входа прерывалась глубоким колодцем.

   Гебр самодовольно улыбнулся.

   - Мои предки, - проговорил он, - знали, как помешать любопытству смельчаков, которые захотели бы проникнуть сюда без их согласия.

   - Но послушайте, ведь он погиб! - перебил старика Мориц.

   С этими словами молодой человек осторожно подвинулся к краю пропасти и направил свет фонаря на дно ее. Однако внизу нельзя было рассмотреть ничего.

   - Ау!.. Гаргариди!.. Аристомен!.. Где вы там?.. Ау... ау! - крикнул Кардик.

   Несколько минут одно только эхо вторило этим крикам. Наконец снизу послышался глухой, задыхающийся голос:

   - О!.. О!.. Я тут... да, господа... Немного ушибся, но так себе, пустяки... Черт знает только, ослеп, что ли, я!.. Я прекрасно верчу головой... но ни зги не вижу... Господа, есть ли у вас фонарь?

   - Да, я держу его над вами, - с беспокойством ответил Мориц. - Я думаю бросить вам веревку... Как глубоко вы находитесь?

   - И глубоко, и не глубоко, господин... Но вот беда... Я сильно боюсь, не пострадала ли корзина с провизией.

   - Есть о чем беспокоиться! - вскричал Мориц. - Ловите лучше веревку! Я бросаю ее! Держите!

   Молодой человек бросил в пропасть конец веревки. Через несколько секунд Аристомен отозвался:

   - Веревка здесь... Я держусь!..

   - Хорошо, так мы начнем вас поднимать...

   - Извините, но ручка у корзины, мне кажется, расшаталась.

   - Да подите вы к черту с вашей ручкой! Подымайтесь, или оставайтесь в этой яме со своей корзиной!

   Последовало продолжительное молчание. Тщетно Мориц и гебр звали грека и дергали веревку: Аристомен оставался нем. Наконец он крикнул:

   - Тащите!

   Собрав все силы, Мориц и старый маг вытащили Гаргариди вместе с его драгоценным грузом. Тут объяснилась и причина абсолютной слепоты грека: оказалось, что во время падения высокая шляпа Аристомена надвинулась ему до подбородка, и он потратил немало усилий, чтобы вылезти из нее. Оказалось также, что он отделался лишь несколькими легкими ушибами и царапинами.

   - Ба, мой бедный папа видал в своей жизни кое-что посерьезнее! - весело отвечал он на заботливые вопросы хозяина. - Сражения, дуэли, наводнения, пожары! И все это сошло ему вполне благополучно: лучшим доказательством служит то, что он умер в постели. Зато моя шляпа выглядит далеко не блестяще! - продолжал он, печально осматривая тулью своего цилиндра и разглаживая ее. - Вот она, служба ученого. Надеюсь, месье Кардик, что усыновившее меня отечество узнает о моем подвиге и вознаградит мои труды...

   - Довольно медлить! - нетерпеливо сказал гебр. - Посмотрим другую галерею, не удобнее ли она для исследования.

   - Одну минуту, почтенный старец, - ответил Гаргариди. - Ручка моей корзины совершенно отказывается служить... Но у меня есть порядочный клубок бечевки, при помощи которой я надеюсь так укрепить ее, чтобы больше не рисковать расстаться с корзиной. Бр... я пережил скверный момент там, внизу, когда я думал, что она пропала...

   Усевшись на землю и поставив перед собою фонарь, Гаргариди принялся оплетать бечевкой ручку своей драгоценной корзины. Потом он привесил ее себе на грудь подобно тому, как это делают разносчики, и тогда уже пустился вслед за своими господами, очарованный своею находчивостью.

   - Таким образом мои руки свободны, - рассуждал он сам с собою, - и я не чувствую усталости... Не повесить ли мне таким же образом на шею и фонарь? Да, это идея, которую надо осуществить при первой же остановке... Надеюсь, что ее придется ждать не слишком долго, так как, по-моему, давно пора бы нам присесть где-нибудь и пообедать... Увы, это большой недостаток моего господина - отсутствие регулярности в еде. А между тем, - о, Боже мой! - какую огромную важность имеет порядок во всем. Лучшим примером могу служить я сам собственной персоной: беспорядок меня губит...

   Поглощенный этими глубокими соображениями, Гаргариди следовал за Морицом и старым магом, которые быстро шли вдоль галереи. С каждым шагом галерея расширялась и становилась выше. Вместе с тем живопись, украшавшая ее стены, становилась все более и более роскошною и оригинальной. Все заставляло думать, что недалеко древнее святилище...

   И действительно, через две-три минуты исследователи вышли в обширную круглую залу, лепной потолок которой поддерживали колоссальные мраморные быки. Окружающая обстановка свидетельствовала, что здесь некогда происходило поклонение огню. В одном углу ротонды стоял алтарь из почерневшего от времени серебра; около него на стене висели художественной работы щипцы. Тут же висело белое шелковое покрывало, употреблявшееся для защиты священного пламени от нечистого дуновения. Это покрывало распалось на куски, лишь только исследователи подошли к нему поближе, чтобы рассмотреть его.

   Обозрев все эти принадлежности древнего культа, наблюдатели принялись рассматривать украшенные великолепными фресками стены святилища, чтобы открыть в них какой-нибудь проход.

   Нельзя было предполагать, что этой ротондой оканчивается вся система галерей, которые они прошли; напротив, все заставляло думать, что она служила лишь преддверием целого подземного города. Напрасно, однако, они вглядывались в циклопические стены, пожирая их своим жадным взором, - немые и таинственные камни берегли тайну, которая за ними укрывалась. Мориц был искренне огорчен, и гебр, по-видимому, живо ему сочувствовал. Даже Гаргариди выказывал беспокойство.

   - Знаете что, господа? - предложил он. - Пообедаем-ка... Это прояснит наши мысли и усилит сообразительность, ручаюсь вам...

   С этими словами Аристомен уселся поудобнее у стены, открыл корзину и вытащил провизию, которую он предложил своим компаньонам. Но так как Мориц и маг были заняты осмотром ротонды, то Гаргариди, не дожидаясь их, вооружился огромным ломтем хлеба, положил на него соответствующей величины кусок мяса и принялся жадно уписывать этот огромный бутерброд.

   Потом, едва ворочая языком, грек произнес: "Пить!" - и достал бутылку превосходного хамаданского вина, оплетенную ивовыми прутьями.

   - Ваше здоровье, господа! - вежливо проговорил он, укрепляя горло ее между губами и, для большего удобства, упираясь в стену запрокинутою головою...

   Но в то же мгновение стена подалась под напором головы могучего Аристомена, сзади его образовалась зияющая черная дыра, и прежде чем он мог попытаться возвратить себе утраченное равновесие, прежде чем Мориц и гебр успели протянуть ему руку помощи, прежде чем даже они могли понять происшедшее, - несчастный лиценциат буквально был поглощен тьмой.

   Когда же спутники его наконец опомнились и бросились спасать своего несчастного слугу, гранитная стена оказалась так же непроницаемой, как если бы она никогда не разверзалась, чтобы поглотить в своей пасти человека: громадная плита, подавшаяся под напором Гаргариди, пропустив его, сама собою стала на свое прежнее место...

  

   Не более минуты понадобилось Морицу, чтобы прийти в себя от неожиданного сюрприза. Внезапное исчезновение слуги и глухой шум от вращения камня, повторенный эхом, довольно ясно указал причину происшедшего. Очевидно, в том месте стены, у которого сидел несчастный Аристомен, находилась потайная дверь, закрывавшаяся плитой, которая от самого легкого давления могла вращаться на скрытой оси.

   Заключение это, быстро возникшее в уме ученого, подтвердилось дальнейшими опытами. Когда он, подойдя ближе, толкнул стену ногой в том месте, где приходилась голова Гаргариди, то сейчас же почувствовал, что камень поддался, как висячая дверь.

   Взглянув в образовавшееся отверстие, молодой человек заметил, что секретная дверь ведет в обширную залу. На каменном полу последней, с поднятыми кверху ногами, лежал Гаргариди, еще не успевший прийти в себя.

   - Вы ранены? - спросил его Мориц.

   - О, нет, только контужен, уверяю вас!.. - смущенно произнес грек, тщательно ощупывая себя и осматривая.

   Несмотря на все происшедшее, он не расстался ни со своею драгоценной корзиной, ни с фонарем, и в общем представлял из себя настолько смешную фигуру, что Мориц невольно рассмеялся. Потом, окончательно повернув камень, он направился в открытую залу, как вдруг неистовый крик заставил его обернуться.

   - Остановись, несчастный! Ни шагу более, или страшись гнева небесного!.. - кричал маг.

   Молодой археолог удивленно взглянул на своего спутника.

   - Почему же? - спросил он. - Я, право, не вижу причины...

   - Я тебе говорю, что ты совершаешь святотатство и что ты не должен двигаться далее вперед!.. Сию минуту вернись!.. - вне себя кричал старик, бросаясь к секретному входу.

   Бледный как полотно, со сверкающими глазами и дрожащими губами, он походил на помешанного.

   - Чего же нам бояться? - спросил молодой археолог, внимательно осматриваясь кругом. - Я не вижу никаких причин отступать... Напротив, Я замечаю здесь очень много любопытного. Смотрите, вон там видны различные предметы и мебель странной формы...

   - Я тебе сказал, что нужно уходить, как можно скорее... Я этого хочу!.. Я требую! - кричал в бешенстве маг.

   - Я этого хочу!.. Я требую!.. Ого!.. - гордо повторил Мориц, - Вот слова, которых я не привык слушаться и с которыми ты, должно быть, обращаешься ко мне по ошибке... Ты волен уйти, любезный Гуша-Нишин, если боишься. Что же касается меня, то, во всяком случае, я остаюсь здесь, остаюсь потому, что в этом заключается мое право, мой долг и мое удовольствие.

   - Ты остаешься? - мрачным голосом повторил маг. - Хорошо, пусть будет так!.. Останемся вместе!..

   Маг вошел в залу, где находился Мориц со своим слугой, и опустил плиту, которая, приняв вертикальное положение, закрыла потайную дверь. В тоне его слов слышалась затаенная угроза. Однако Мориц не обратил на это внимания: любопытство ученого взяло в нем верх над всеми другими чувствами, и он начал рассматривать странные предметы, которые находились в зале.

   Прежде всего он заметил низкий стол, на котором стояла невысокая колонка из глазированного кирпича, а на ней был укреплен большой сероватый шар. С первого взгляда казалось, что это земной глобус. Но каково было изумление Морица, когда он при свете фонаря увидел, что глобус этот мог поворачиваться вокруг своей оси при помощи ручки из твердого дерева, и что при этом круговом движении он терся о две кожаные подушечки и три гребня с металлическими зубцами. Электрическая машина!.. В этом месте!.. Он едва верил своим глазам.

   Но опыт не замедлил подтвердить его догадку: приблизив свою руку к металлическому кондуктору, молодой археолог получил электрическую искру. Он хотел повторить этот опыт, как подошедший маг остановил рукою движение машины и с гневом проговорил:

   - Несчастный, ты оскверняешь своею святотатственною рукою небесный огонь! Разве ты не боишься, что тебя убьет молния?

   - Ничуть! - отвечал Мориц. - Впрочем, если ты хочешь, я не буду прикасаться к предметам, имеющим в твоих глазах священный характер. Но зато ты позволишь, конечно, мне все осмотреть.

   С этими словами Кардик поднял фонарь и начал осматривать остальные предметы, находившиеся в зале. Этот осмотр убедил молодого археолога, что он находится в настоящем физическом кабинете, притом не в кабинете физика-любителя, а серьезного ученого физика.

   Все стены комнаты были заняты витринами, в которых виднелись различные приборы. Несмотря на странную форму, Мориц без труда узнал их: то были аппараты для изучения света и теплоты. Большая часть из них была сделана из бронзы, некоторые - из эмалированной глины, а некоторые - даже из стекла.

   Посредине залы, на столах, были в строгом порядке расставлены другие инструменты. Тут были металлические зеркала, вогнутые и выпуклые, маятник, висевший на деревянной стойке, огромный подковообразный магнит, ареометры, сообщающиеся сосуды, перемежающиеся фонтаны, магдебургские полушария, калориметры, барометры, пирометры и различные термометры. Тут же была настоящая гальваническая батарея, солнечные и водяные часы, плювиометры, анемометры, гигрометры из волос, параболические зеркала, центробежная машина, хрустальные призмы, пневматический насос, - словом, полная коллекция физических аппаратов.

   Мориц в изумлении созерцал эти живые доказательства высокой образованности древних магов. Незаметно переходя от аппарата к аппарату, он очнулся лишь тогда, когда очутился у дверей в следующую залу. В этой последней молодого археолога ждал не меньший сюрприз: он увидел здесь массу разнообразнейших машин, образовавших целый музей. Турбины, модели ветряных мельниц, водяные колеса, плуги из бронзы, ткацкие станки - все это в строгом порядке стояло у стен. Но что всего более удивило Кардика, так это большой котел с привинченной крышкой и с клапаном, на котором лежала тяжесть, - словом, настоящий котел Папена, прообраз паровой машины... Еще один шаг, и Мориц ожидал увидеть железнодорожные рельсы, локомотив и типографский станок...

   Правда, ничего подобного он не встретил, но зато в третьей зале он нашел кубы, змеевики, отражательные печи, колбы, реторты и целую массу склянок, содержимое которых он легко узнал: сода, сера, квасцы, ртуть, селитра... Итак, маги, кроме механики и физики, столь же хорошо знали и химию.

   Размышляя о тех удивительных успехах, какие достигла древнеперсидская цивилизация, Мориц задумчиво шел вперед, опустив голову, и вошел в длинный коридор, ведущий из третьей залы. Но тут голос мага снова вывел его из задумчивости.

   - Я прошу тебя, умоляю тебя, фаранги, всем святым, - говорил гебр, - не ходи дальше. Помни, если ты пойдешь, пропадешь безвозвратно.

   В голосе старика слышалась мольба, и он казался искренне испуганным.

   - Да чего же ты боишься, маг? - спросил Мориц. - Какие опасности могут угрожать нам в этих пустых залах, которые более пятидесяти столетий не видали ни одного живого существа?

   - Опасности эти ужасны. Страшно даже подумать о них!.. - ответил маг.

   - Хорошо, в таком случае останься здесь и подожди нас, - ответил Мориц. - Но я... я пойду вперед, несмотря на все препятствия...

   Сказав это, молодой археолог, в сопровождении верного Аристомена, смело направился в глубь коридора.

  

   С криком бешенства бросился маг вслед за Морицем и его слугою, которые уже исчезли за поворотом коридора, и вскоре нагнал их. Теперь все трое находились в галерее шириною около сажени, стены которой были отшлифованы под мрамор. Конец галереи исчезал в таинственной темноте. Каждое произнесенное слово подхватывалось здесь эхом и разносилось далеко-далеко, наподобие раскатов грома. Даже шаги, даже дыхание исследователей сопровождалось громкими отголосками.

   Мориц шел рядом с Гаргариди, внимательно осматривая стены коридора. За ними следовал Гуша-Нишин, бормоча какие-то слова на непонятном языке. Временами он бросал на своих спутников взгляды, полные ненависти и угрозы. Однако Мориц не обращал на это никакого внимания и смело шел вперед. Вскоре, однако, он увидел, что от галереи отходит под прямым углом другой коридор, и направился туда. Но едва путники прошли здесь несколько шагов, как на пути их попалась третья галерея, потом четвертая, пятая и так далее без конца. Некоторые из этих галерей на далекое расстояние тянулись по прямой линии, другие, напротив, были коротки и извилисты, поминутно изгибаясь под разными углами. Но размеры галерей, вышина их стен, внешний их вид повсюду были одинаковы, так что одна галерея как две капли воды походила на другую.

   Исследователи блуждали в этом лабиринте больше часа и уже начали чувствовать усталость. Вдруг Мориц остановился. Опасение заблудиться в подземных галереях впервые пришло ему на ум. Что, если они не найдут обратного пути? Как будет беспокоиться Катерина, напрасно ожидая любимого брата!.. Но может случиться и еще худшее: исследователи могут навсегда остаться в этих мрачных подземельях и погибнуть здесь от голода и жажды!.. При этой мысли археологу припомнились случаи ужасной гибели смельчаков, пускавшихся исследовать подземные пещеры и становившихся жертвой своей отваги. Что, если такая же участь ждет и их?.. Холодный пот невольно выступил на лбу молодого археолога.

   Между тем как эти мысли с быстротою молнии мелькали в голове Морица, его глаза вдруг встретились с глазами гебра. Прислонившись к стене, старый маг стоял, скрестив руки на груди, и взгляд его был таким загадочно-угрожающим, что молодой человек невольно вздрогнул.

   - Что с тобой, Гуша-Нишин? - вскричал Мориц. - Почему ты так на меня смотришь?

   Старик не отвечал, словно не слыша вопроса, и продолжал угрюмо смотреть на молодого археолога своими пламенеющими зрачками. Не вынося этого взгляда, Мориц приблизился к гебру и, схватив его за руку, повторил:

   - Говори же, что ты знаешь?.. Почему так смотришь?.. Объяснись, Гуша-Нишин!..

   - И кроме того, - с недовольным видом прибавил Гаргариди, - примите, пожалуйста, более любезное выражение лица, господин Гуша-Нишин... Здесь и так невесело, черт побери!..

   Не обращая внимания на слугу, маг продолжал смотреть на Морица тем же загадочным, диким взглядом. Затем он вдруг жестом, полным безнадежного отчаяния, поднял обе руки, сделал шаг вперед и со стоном вскричал:

   - О, трижды проклятый день!.. день скорби!.. день гнева! Они проникли в твое святилище, о Митра! Они оскверняют своими нечистыми ногами священную почву твоего храма!.. О, лукавый раб, безумный старик!.. Благодаря тебе совершилось это ужасное святотатство!.. Это ты привел неверных в сердце храма!.. Это ты ведешь их в грозное святилище великого Митры!.. Если их нечестивое дыхание заражает священный воздух, если их присутствие оскверняет святая святых, если их голос дерзает под священными сводами произносить слова на чужестранном языке, то это по твоей милости!.. благодаря тебе!.. О, несчастный Гуша-Нишин! О, презренный выродок славного рода!.. Храм осквернен!.. Святотатство свершилось!.. И твой первосвященник - виновник этого, о Митра!..

   Старик бросился на землю, в отчаянии рвал на куски свои одежды и испускал жалобные стоны.

   - ... Ты хотел воспользоваться иностранною наукою, мобед! - стонал он, обращаясь к самому себе. - Ты думал обмануть молодого иностранца, чтобы открыть тайну, которую у тебя похитила жестокая судьба. Взамен того этот иностранец сам воспользовался твоим знанием... Как мог бы он без тебя проникнуть в эти места, уже присутствовать в которых для него есть преступление?!. О, нет названия твоей вине, старый безумец, и нет достаточно жестокой казни для ее искупления!..

   Мориц и его слуга с изумлением, смешанным с ужасом, смотрели на старого мага. Наконец Гаргариди первый решился заговорить.

   - Послушайте, Гуша-Нишин, - заговорил он, - чего же вы так убиваетесь? Мне кажется, дело поправимо... Мы выйдем отсюда, - и дело с концом...

   При этих словах старик встал и выпрямился во весь свой рост.

   - Что?! Выйти отсюда?! - громовым голосом сказал он. - Выйти?.. Показаться на свет небесный и разгласить тайны чудесного храма?.. О, нет, никогда! никогда! Скорее тысячу раз смерть!.. Скорее вы сделаетесь так же седы, как я... Я вам говорю, что это вещь невозможная. Понимаете ли вы?

   - Но объясни же мне в таком случае, - сказал Мориц, стараясь сохранить спокойствие, - зачем ты спускался с нами в колодец Гуль-Гек, раз это такое святотатство?

   - Теперь я могу тебе это объяснить, - с холодной усмешкой отвечал гебр, - сегодня для нас открылась могила, и мы простились навсегда со светом... Знай, что Гуль-Гек и галереи, ведущие к ротонде, служат преддверием к великому подземному храму Митры. В последние годы тайна входа в эти галереи была потеряна, и я тщетно стремился открыть ее. Правда, я знал, что для их отыскания нужно держаться севера. Но как было мне под землею двигаться к северу при отсутствии света священных звезд?.. Я недоумевал... В это время явился ты, владеющий чудесным инструментом, благодаря которому можно без ошибки определять направление, и я решил воспользоваться тобою, как орудием для открытия тайны. Действительно, ты привел меня к ротонде... Пускать тебя далее я не мог и не желал... К сожалению, неловкость этого безумца, - кивнул гебр на Гаргариди, - открыла тебе вход в храм. Напрасно пытался я удержать тебя, - ты не послушался и проник в священный лабиринт с досадою на меня! Несчастный, этим ты собственноручно подписал свой смертный приговор, готовь же камни для своей могилы!

   При этих словах Мориц гордо поднял опущенную голову.

   - Ты думаешь? - спросил он. - Ну, нет, еще посмотрим...

   - Тщеславное дитя! - с горечью усмехнулся гебр. - Напрасно будешь истощать ты свои усилия... Лишь я один в состоянии вывести тебя отсюда, но я хочу лучше умереть здесь, чем дозволить тебе выйти из лабиринта и разгласить многовековую тайну, которую ты узнал на горе себе... Довольно!.. Готовься умереть!.. Ни ты, ни я никогда не должны увидеть солнечный свет!

   Старый маг опустился на пол возле стены и, закрыв голову своим длинным одеянием, погрузился в мрачное безмолвие.

  

   Несколько минут тяжелое молчание царствовало в галерее. Машинально устремив взгляд на своего верного слугу, Мориц обдумывал, что теперь им предпринять. Что гебр никогда не откроет добровольно свою тайну - в этом молодой археолог, хорошо изучивший его характер, не сомневался. Обращаться к его чувствам было также бесполезно - это значило ожидать жалости от камня. Оставалось одно - самому проложить себе дорогу к выходу. И Мориц решился избрать это средство...

   - Нечего делать, мой добрый Аристомен, - обратился он к слуге, - нам надо самим выбираться из этой ловушки, в которую мы попали, благодаря моей неосторожности. Идем же, не теряя времени, отыскивать выход...

   - Сию минуту, господин, с удовольствием, - отвечал Гаргариди, ревизовавший в это время содержимое своей корзины. - Но перед отправлением, я думаю, нам надо подумать о провизии...

   - Да, провизия... Вы человек предусмотрительный, Гаргариди; хорошо, что вы предвидели возможность задержки и запаслись съестными припасами... Наше положение таково, что каждый кусок хлеба нам теперь дорог...

   - Конечно, - подтвердил Аристомен, - но... видите ли, господин... этот старый упрямец!.. Конечно, его бы следовало наказать... Однако, раз мы спасаемся на одном плоту, надобно по-братски разделиться, не правда ли?

   - У вас хорошее сердце, Аристомен, - сказал тронутый Мориц. - Без сомнения, надо отделить часть провизии и нашему несчастному товарищу. Посмотрим, что у вас там есть?

   - Наиболее существенную часть, - сказал Гаргариди, - мы, к сожалению, уже съели. Одна из бутылок разбилась при моем падении, другая остается. Кроме того, у нас есть хлеб, сосиски и бисквиты.

   - Ну, так отделим часть старику - и в дорогу! - сказал Мориц. - Медлить нечего.

   - Третья часть, ни более ни менее, - сказал Гаргариди, с математической точностью разделяя провизию. - Вот, гебр, - прибавил он, положив припасы на пол около мага, - как поступают фаранги. Ты хочешь, чтобы мы умерли с голоду, а мы делимся с тобою последним куском. Может быть, через несколько часов ты оценишь наше великодушие. Засим - покойной тебе ночи!..

   Грек оставил мага, по-прежнему неподвижно сидевшего у стены, и с драгоценной корзиной в руках бросился догонять удалявшегося Морица. Молодой археолог быстро шел вперед вдоль длинной галереи, время от времени вынимая буссоль и определяя направление своего пути. Однако и буссоль на этот раз помогла мало. Исследователи встретили на своем пути такую массу разветвлений и перекрестных галерей, что окончательно запутались в их переходах. Самое худшее было то, что все галереи, как показал тщательный осмотр, совершенно походили друг на друга, и ни одна из них не представляла каких-либо отличительных признаков. Вследствие этого путники блуждали все в одном и том же месте, не продвигаясь далее...

   Проблуждав таким образом несколько часов, наши герои вышли наконец в довольно обширную комнату, служившую перекрестным пунктом для нескольких коридоров, и остановились здесь, чтобы, как говорится, перевести дух. Гаргариди, по обыкновению, принялся копаться в своей корзине, а Мориц начал ломать себе голову, какое бы средство употребить, чтобы выйти из проклятого лабиринта. Вдруг взгляд его упал на лежавший в корзине остроконечный нож, с которым Гаргариди никогда не расставался.

   - Вот что может заменить нам нить Ариадны - радостно вскричал он. -