| Главная » Книги |
Хвостов Дмитрий Иванович - Стихотворения, Страница 4
Хвостов Дмитрий Иванович - Стихотворения От Муз и Шиллер и Бейрон -
И даже в старину Марон -
Слыхали часто пересуды.
У девяти Парнасских дев
На прилагательные гнев,
Кричат... (на все свои причуды)...
_Алмазный_ перст, _стеклянный_ брак,
_Двуносый_ дуб, _стыдливый_ рак -
Пускай кудрявы и прекрасны;
В стихах не звучны и не ясны.
Внимая моря бурный рев,
Послушен будь всегда досугу;
Пиши стихами только _к другу_,
Забыв напрасный Музы гнев;
Неробким духом и рукою
Старинной, новою стопою
Стихи под молнией пиши;
Коль вытекают из души,
Они, конечно, хороши.
Поэзия - восторг высокой
И дух премудрости глубокой,
Пространней видимых морей;
Она всех боле Океянов;
Нет только пристани у ней;
Довольно летом Ураганов.
Подводных камней и мелей,
Водоворотов и бурунов,
И тьмы лжекритиков-Перунов;
Она - сказать ли наконец? -
_Язык чувствительных сердец_!
13 октября 1823
ГОЛУБКА
Из Анакреона
Из рук Анакреона
Всегда я хлеб клюю;
Вино с ним вместе пью.
Когда сыта, довольна,
То на плечо скакну,
То пальчик ущипну;
Потом с покоем, в мире
По златострунной лире
Я крылья разверну,
И сладко тут засну.
1805
НИКОЛАЮ ИВАНОВИЧУ ГНЕДИЧУ
Вступя с Парнасскими богинями в союз,
Ты, Гнедич, показал свои дары и вкус.
С Омиром ли поешь для Россов древни брани,
Или с чувствительных сердец сбираешь дани,
Вольтера дивного стремяся по следам,
Везде ты плавен, чист и близок к образцам;
Ты сам поэт в числе поэтов вдохновенных,
Не собиратель рифм и фраз обыкновенных.
Ты должен ведать то (твой разум просвещен),
Какими безднами путь к Пинду прегражден.
Препятствий тьма в делах Беллоны и Фемиды,
Не меньше трудностей встречают Пиериды.
Пусть представляют их, сидящих у холмов,
Спокойно внемлющих журчанье ручейков,
Пусть ревностны певцы о Геликоне пишут,
Что там прохладные зефиры только дышут,
Что вкупе собраны натуры красоты,
Что царствует весна, одни растут цветы,
Что не является туда мороз суровый,
Что Музы там, резвясь, плетут венцы Лавровы;
Коль спросит тех, кому сияет Фебов свет,
Нам Ломоносовы другой дадут ответ,
Признаются, что есть на Пинде тучи черны,
И часто вместо роз там прозябают терны.
Пусть за упрямство рифм, как за ужасно зло,
Пенял садовнику шутливый Буало;
Но справедливее от нас должны быть пени
За рослые слова, длиною в полсажени.
Чей может ум, перо, дар превосходный чей
(Хотя б в Петрополе родился вновь Орфей),
_И сенолиственно и благопокорливо_
Включить в одном стихе искусно и счастливо?
Бесспорно, наш язык - язык самих Богов;
Но мы еще на нем значенье, силу слов
Доселе не могли определить законом:
Все пишем, как хотим, шутя над Аполлоном.
Не только мысли блеск, по лености своей,
Заемлем из чужих для прихоти ключей,
Мы черплем оборот из Тасса иль Мильтона,
Или из Геснера, или из Кребильона,
Бродя по образцам несродных нам чудес,
Не можем языку дать настоящий вес.
Пускай ты ниспроверг посредством дарований
Неисчислимости Парнасских препинаний,
Постигнул звуков чин, разумный слова склад
И мыслям чрез слова пристойный дал наряд;
Положим, что в стихах, чрез хитрое искусство,
С воображением совокупил и чувство,
То право приобрел на лавровый венец;
Но чуть поставишь ты внизу стихов конец,
Забота новая тебе, поэт, родится;
Толпа читателей, как пчельный рой, плодится;
Твое творение весь город полюбя,
Читать твои стихи к себе зовет тебя.
Сияют храмины кинкетов, люстр огнями,
Сидят ценители за круглыми столами,
И мыслят прорицать священных дев закон;
В толь день торжественный оставлен и бостон.
Уже ты стих прочел, и критика готова,
Без порицания не пропускают слова.
Иной стишок им тускл, а тот незвучен стих,
Глаголы гонят прочь, шумят на запятых,
Не терпят древних слов, а паче усеченных.
Писатель! берегись в восторгах дерзновенных,
Ко существительным, хотя бы и под стать,
Ты прилагательны для рифмы прибирать.
Занявшись судии толь мелкими вещами,
Не могут озарять нас истины лучами:
Тот просит громкости, цветочных уз другой,
Тот сладкозвучия, Риторики иной;
Хотя вопросами писателя замучат,
На век Поэзии Поэта не научат.
Привыкнув спрашивать условной красоты,
Не спросят одного: Поэт ли, Гнедич, ты?
О тщетной гладкости хлопочут только, мыслят,
Кто гладко пишет здесь, того пророком числят;
Иным писателям и я скажу без льсти:
По гладким их стихам хоть шаром покати.
Во мзду трудов Фрерон, с ослиными ушами,
Поставит в ряд тебя с негодными писцами;
И даже критики не сделав никакой,
Решит, что дурен ты и хуже, чем другой.
Скажи, иль думаешь средь тягостных занятий,
Что ты, досады зря на Пинде от собратий,
Терпеньем утомя и зависть их и месть,
Себе и своему доставишь роду честь;
Что жизни выгоды, богатство, славу мира
С собою принесет Поэту громка лира?
Коль мыслишь, то оставь сии приятны сны,
Какая встарь была, нет той дарам цены.
Великий твой Омир пускай воскреснет ныне,
Не станут о его рожденьи иль кончине
Семь спорить городов, {16} ниже одно село
Не возгремит, что в мир певца произвело.
Поэт во древности Олимпа собеседник,
У Римлян, Греков он был славы проповедник;
Полезны истины на лире возглашал,
Хвалил полубогов, а смертных просвещал.
Не нужны боле нам певцы замысловаты;
Познания без них открылся ключ богатый;
Поток высоких дум, благодаря судьбе,
Покажет, изъяснит какой-нибудь Абе.
Что ныне лавр певца, что ныне громка лира?
Навыкла презирать их большая часть мира.
Не лучше ли, Поэт! за чистый взяться ум?
Оставя лирный звук и ключ богатых дум,
В бездумно откупов переселиться царство?
О жизнь откупщиков! прямое в мире барство!
О Вакхов славный жезл, волшебный, золотой!
Ты расточаешь в мир веселие рекой;
Твои наперсники в каретах все и сыты;
Власы супружниц их алмазами увиты.
Но только ль то, что жизнь приятной он творит?
Самой натуры нам сокровища дарит.
Скажи, где откупщик не мил и не прелестен?
Где неразумен он, неловок и нечестен?
Где без ходатайства, без ближних, без друзей?
Скажите, кто ему не отопрет дверей?
Как солнца светлый лик все звезды помрачает,
Червонцев сладкий звук таланты заглушает.
Что делать? на земли уже такой закон;
Покорны Плутусу Феб, Марс и Купидон;
Все Плутус в мире сем, и по его днесь власти
Текут в своей чреде огромны мира части.
Когда Поэтом быть велит твоя звезда,
Строй лиру, не щади безмерного труда,
Дерзай, питомец Муз, светить земному кругу
В честь самому себе, отечеству в услугу.
От Музы жди венца, с Омиром лавр возьми,
От современников себе досады жди.
1809
НОВОМУ ЛИРИКУ
Скорее в погреб, не ленися,
Подай шампанского, Степан,
С бутылкою Аи явися,
Налей, не пеня, мне стакан.
О верны други Аполлона!
На холмах светла Геликона
Осушим всю бутыль до дна;
Се новый Флакк, любимец Неба,
Украшенный дарами Феба,
Взлетел на Пинд, вспрянув от сна
Ты счастлив стал, известен свету
В печати и знаком с молвой;
Твой дух, твоя хвала Поэту
Летят в обертке голубой,
Державина порывом полны,
На отдаленны Псела волны,
Родительский утешить дом;
Но сам в коричневом жилете,
Забыв о злой поэтам Лете,
Бредешь в присутствие пешком.
Восторгом сладким упоенный,
При звуке громогласных лир,
На розах возлежа, волшебный
Перед собою видишь мир!
Пусть зависть жнет певцов отрады,
Косые обращая взгляды,
Шипит и по следам ползет;
Тебя шипеньем оглушает,
Надежду лестну отгоняет
И яд на лирны струны льет.
Пусть алчет Фурия всечасно
Огонь небесный потушить:
Она терзается напрасно -
Нельзя послушным Музе быть.
Пусть кроют солнца блеск туманы,
Пусть каркают ночные враны
В глухой обители гробов:
Поэт, имущий остры стрелы,
Обняв чудесности пределы,
Парит в сообществе орлов.
1817
КАТЕРИНЕ НАУМОВНЕ ПУЧКОВОЙ {17}
Пучкова, исполнять приятелей желанье,
Давно ты ведаешь, что я всегда готов;
И с берегов Кубры пишу тебе посланье;
Но что представлю в нем? Нет мыслей, ни стихов
Мне, спутнику дождя, с починенной коляской
Мысль к мысли подвести, угладить рифмы тряско
Там горы, там песок, а там в болоте вязко,
И недосуг ловить замысловатых слов.
Разумной, городской и барышне любезной,
С которой Музы все и Аполлон знаком,
Осмелюсь ли послать нескладной стих, железной
И незатейливым начертанный пером?
Пусть солнце опишу, как яркими лучами,
С быстротекущими сливался волнами,
И в капле даже вод
Являет сонм красот;
Иль огнь Всевышнего, крылатой гром чудесной,
Который, с высоты спускаясь ближе к нам,
Воюет жестоко средь области древесной,
И звук удару вслед катится по листам;
Иль ароматными цветами испещренный
При шуме ручейка приятнейший лужок,
Где в час уединенный
Поет любовь и грусть унылый пастушок.
Ты в сонме лир, забав искусственных на лоне
Уже читала то в _Делилле_ и _Томсоне_!
Тебе отчета я о солнце не даю;
Что живо чувствую, то просто и пою.
Хотя бы невзначай случилося на диво,
Что прелесть естества изображу счастливо;
Но сельский может ли понравиться Омир,
И забавлять стихом большой в столице мир?...
Умеет ли придать румяный цвет он иве; {18}
Былинке повелеть весь день плясать на ниве;
Заставит ли хоть раз могущего вола,
По жердям прыгая, опередить козла?
Фортуне жертвуя, все жители в столицах
Пируют иногда Фантазии в границах.
Среди волнения и радостных сует
Чужого праздника большой не любит свет;
Нередко судит он, забыв Поэтов славу,
Не по словесности, бостона по уставу;
Тех думает хвалить и кстати приласкать,
Кому удастся раз с вельможей пошептать.
Большею частию в столицах лицемерят;
Немногие у вас и Журналистам верят.
Заботясь семь недель исполнить твой приказ,
О странствиях теперь пускаюся в рассказ.
Знай, в Пошехонские пределы я помчался,
И, к сожалению, с Поэтом {19} не встречался,
Который, Талии любя прелестный дом,
Представил _Какаду_ искусно и с умом.
Не попадался мне родня и мой приятель, {20}
Расину счастливый в Эсфири подражатель;
Но видел дедушкин в моем поместье кедр, {21}
Который посадить для внука сам трудился,
Когда он с Минихом от Турков возвратился.
Давно садитель спит в объятьях земных недр;
А древо ветвями по воздуху играет,
И в честь ему плодом потомство награждает!
Я Нила Русского по красным берегам
В село Темирино {22} на чернозем стремился;
И с Ярославлем лишь и Костромой простился,
У праха Минина на ярмарке явился.
Торговли внутренней там создан пышный храм,
Над коим зодчества искусный дух трудился.
Не может с кораблем сравниться малой чёлн!
| |
| Просмотров: 382 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры