Мерзляков Алексей Федорович - Чтения

равненiи съ сими простыми и высокими картинами; конечно она образованнѣе, болѣе украшена, правильнѣе. - Но мы уже доказали, что высокое не зависитъ отъ украшенiй; конечно нѣтъ ни у Руссо, ни у Вольтера, ни у Корнеля толикой высокости, изображенной въ простотѣ, свойственной древнимъ. А мы такъ мало занимаемся своею Поезiею, и даже почитаемъ недостойною, чтобы обратить на нее свои взоры!...

  

   Заключая мое чтенiе о высокомъ, почитаю долгомъ замѣтить еще, что такъ называемый слогъ возвышенной вообще бываетъ исполненъ погрѣшностей. Д'Аламбертъ говоритъ, что слога возвышеннаго нѣтъ безъ высокаго предмета; ибо одежда ничего незначитъ безъ вещи. Ученикъ неопытный мечтаетъ, что пышныя выраженiя, обилiе громкихъ прилагательныхъ, ослѣпляющiй блескъ фигуръ и троповъ, способствуютъ къ высокому. - Бѣдная ошибка! - Къ несчастiю она забрела и въ театръ нашъ. - Наши Лизы, ниши Ольги являются на ходуляхъ. - мы показали уже, что высокое не въ етомъ состоитъ: - Богъ изрекъ - да будетъ свѣтъ и бысть свѣтъ. Нѣтъ ничего величественнѣе сей мысли. Но выразите ето слогомъ, такъ называеымъ возвышеннымъ; вы скажите на пр. непостижиымъ могуществомъ слова, великiй Начальникъ Природы произвелъ свѣтъ: что выйдетъ? - ничего другаго, по словамъ Боало, кромѣ того что мысль столько же потеряетъ, сколько слогъ выигралъ. - Не въ словахъ, а въ мысляхъ высокое; оно конечно чуждо словъ низкихъ, но также - врагъ всякой напыщенности и натяжки: все таинство состоитъ въ умѣньи объяснять словами простѣйшими предметы великiе, выражать немногимъ многое.

   Пороки противные высокому: холодность и натяжка. Одна описываетъ высокой предметъ или высокое чувство слабо или смѣшнымъ образомъ; другая, обыкновенной предметъ хочетъ сдѣлать великимъ, и возносится выше предѣловъ здраваго разума и смысла. - Первая погрѣшность свойственна людямъ безъ дарованiй; другой подвержены бываютъ самые великiе писатели. Ломоносовъ иногда не избѣгалъ ее. -

   Почитаю долгомъ сдѣлать еще одно замѣчанiе, которое важно - собственно для меня; ето касается до погрѣшностей или нѣкоторыхъ слабостей [,которыя] осмѣливаюсь я иногда замѣ[чать в] творенiяхъ писателей, приобрѣтшихъ великую славу. - Я позволилъ себѣ ето, и впредь буду позволять себѣ: а потому одинъ разъ навсегда объясняюсь, что я никакъ не намѣренъ и не въ силахъ помрачить ихъ славы, или ослаблять должное къ нимъ уваженiе. Почтеннѣйшiе мои слушатели сами свидѣтели, что я при всякомъ случаѣ отдаю прямую справедливость красотамъ ихъ, и всегда представляю ихъ съ особеннымъ удовольствiемъ. - Въ мiрѣ нѣтъ ничего совершеннаго; слѣдовательно можно, безъ оскорбленiя, замѣтить въ знаменитомъ писателѣ нѣкоторыя несовершенства. - Если бы я хотѣлъ искать однѣхъ погрѣшностей; то конечно сыскалъ бы ихъ много въ посредственныхъ писателяхъ! Но онѣ бы не были столько полезны, будучи извлечены изъ книгъ, которыхъ нечитаютъ. - Мнѣ кажется, что я вспоминая превосходнѣйшихъ нашихъ творцовъ, приношу чрезъ то имъ жертву должнаго своего уваженiя: я представляю ихъ, какъ образцы достойные подражанiя. По крайней мѣрѣ таковы чувства, которыя управляли и управляютъ мной во всемъ, что касается до пользы и чести словесности Россiйской. -

  

  

   Въ прошедшее Чтенiе имѣлъ я честь предложить Вамъ, ММ. ГГ. о высокомъ какъ въ природѣ, такъ и въ сочиненiяхъ. - Теперь позвольте мнѣ оставить сiю выспренность генiя, хотя блистательную, но мгновенную, - для наблюденiя другихъ удовольствiй вкуса. Изъ горнихъ предѣловъ, гдѣ созерцали мы величiе неба и паренiе орловъ, низпустимся на цвѣтущiй, пышный лугъ, украшенный всѣми прелестями весны и лѣта. Отъ величественныхъ чудесъ и ужасовъ творенiя низойдемъ въ прекрасной разнообразной садъ, въ земной рай, въ которомъ щедрая Природа разсыпала всѣ свои сокровища; гдѣ стройность и порядокъ разположили ихъ; гдѣ любовь и радость манятъ къ наслажденiямъ; небо безъ тучъ, безъ порывовъ бури, блистательно и кротко; - бархатная долина испещрена безчсленными цвѣтами, разливающими благовонiе; вдали зеленѣютъ горы, покрытыя сѣнолиственными древами; слышно приятное журчанiе источниковъ, извивающихся по лугу; - солнце склоняясь къ западу, не обливаетъ насъ пламенными лучами; въ ближнемъ лѣсочкѣ улыбается тѣнь спокойствiя. А тамъ, взявшись рука за руку, шествуютъ величественной царь природы, человѣкъ съ прелестною своею подругою, съ послѣднимъ и совершеннымъ творенiемъ Всеогущаго... Вы безъ сомнѣнiя угадали мое намѣренiе: мы теперь будемъ бесѣдовать о красотѣ.

   Предметъ неистощимый въ своемъ богатствѣ, необъятной въ разнообразiи, превышающiй мои силы! - Но я осмѣлюсь сдѣлать нѣкоторыя только объ немъ замѣчанiя, особливо относящiяся къ образованiю вкуса, и надѣюсь на снисходительное ко мнѣ благоволенiе почтеннѣйшихъ слушателей, а болѣе почтеннѣйшихъ слушательницъ. Онѣ исключительно мои судiи: ибо имъ принадлежитъ прекрасное!..

   Прекрасное послѣ высокаго конечно болѣе всего льститъ нашему воображенiю. Движенiе сердца, имъ возбуждаемое, весьма удобно можно отличить отъ того, которое производитъ въ насъ высокое: оно гораздо спокойнѣе, тише; оно разливаетъ въ душѣ нашей какую-то приятную ясность. Впечатлѣнiе высокаго быстро и скоро-преходяще; впечатлѣнiе прекраснаго удерживается гораздо долѣе. Предѣлы его обширнѣе: оно несравненно разнообразнѣе въ родахъ, видахъ, въ степеняхъ. - Всѣ чувствуютъ прекрасное; однако нѣтъ ничего столь мало опредѣленнаго, какъ слово: красота. Его приписываютъ всѣмъ предметамъ, которые плѣняютъ слухъ или взоръ, всѣмъ приятнымъ сочиненiямъ, всѣмъ добрымъ свойствамъ и дѣйствiямъ нашего духа, и даже предметамъ и знанiямъ отвлеченнымъ. - Какимъ образомъ открыть, при столь величайшемъ разнообразiи вещей, общее, принадлежащее всѣмъ имъ качество, посредствомъ котораго производятъ онѣ въ насъ приятное впечатлѣнiе? - Ето почти невозможно. - Еще прежде, говоря о выборѣ въ подражанiи, имѣлъ уже я честь замѣтить, что всѣ предметы, называеые прекрасными, нравятся намъ не столько сами по себѣ, сколько по отношенiю ихъ къ намъ; скажемъ короче: приятность ихъ основана на различныхъ началахъ собственной нашей природы. - Ето тѣмъ вѣроятнѣе, что, при толикомъ разнообразiи предметовъ, чувство, возбуждаемое ими въ сердцахъ, кажется всегда одно и то же; не смотря на разность причинъ, мы всегда ощущаемъ какую-то сладость, какое-то кроткое, любезное удивленiе въ душѣ, остановившей свое вниманiе на предметѣ приятномъ. -

   Человѣкъ сперва наслаждается, послѣ того начинаетъ изслѣдывать свои наслажденiя, съ намѣренiемъ ихъ умножить, увеличить. Подобно Невтону, раздробляющему лучи солнечные, беретъ онъ умственную призму, и начинаетъ раздроблять и сравнивать прекрасные предметы, его поразившiе. - Конечно, съ его разсужденiями въ ето время случается то же, что съ чувстваи восторженнаго любовника: то есть, ему все кажется прекраснымъ въ предметѣ, который произвелъ прекрасное впечатлѣнiе. Однако были такiе холодные и осторожные умы, которые оставили намъ остроумнѣйшiя предположенiя, дабы объяснить общее всѣмъ предметамъ свойство красоты. Упомяну объ одномъ изъ нихъ. Говорятъ, что основа или существенность прекраснаго состоитъ въ однообразiи, или единствѣ, являющемся среди разнообразiя. - Великолѣпной домъ съ флигелями и другими частями своими, находящимися въ равномъ разстоянiи, въ одинаковомъ отношенiи къ главному предмету, или, какъ говорятъ, въ симметрiи; - двѣ горы, стоящiя одна противъ другой, и замыкающiя въ себѣ тысячу приятныхъ сельскихъ видовъ, представляющихъ родъ нѣкоего сада; однимъ словомъ: красота большей части фигуръ можетъ быть такимъ образомъ истолкована. Душа наша при семъ случаѣ наслаждается двумя способами: - она требуя всегда новой пищи, съ удовольствiемъ переходитъ отъ одного предмета къ другому, и никогда не хочетъ видѣть конца: вотъ удовольствiе разнообразiя. - Но она же по слабости своей можетъ и утомиться; а потому, надобно щадить ее, то есть, переводить ее отъ предмета къ предмету по взаимнымъ ихъ связямъ и отношенiямъ между собою, и къ одному цѣлому. - Какое для нее наслажденiе, когда она можетъ, разбирая предметы отдѣльно, вдругъ увидѣть, обнять ихъ однимъ взоромъ, какъ нѣчто цѣлое! - Вотъ удовольствiе однообразiя или единства. - Впрочемъ есть многiе предметы, къ которымъ никакъ не можно приноровить сей системы; таковы на примѣръ: цвѣты и движенiе. Красота самыхъ фигуръ зависитъ не всегда отъ слiянiя разнообразiя и единства: однѣ прелестны, не будучи разнообразны; другiе скучаютъ своей пестротою. - Не станемъ привязываться къ системамъ; будемъ смотрѣть просто на Природу, будемъ разбирать собственныя свои приятныя впечатлѣнiя, такъ чтобы усилiя ума не охлаждали ихъ, не огорчали ихъ сладости. - Пробѣжимъ предметы, наиболѣе поражающiе насъ своею красотою; - можетъ быть, и удастся намъ что-нибудь замѣтить въ нихъ общее прекрасное. Но съ чего начать? Конечно съ цвѣтовъ, которыми украшается весна, которыхъ не пренебрегаютъ самыя Грацiи; сама Любовь, не мѣющая нужды ни въ какихъ уборахъ, часто является въ вѣнкѣ изъ розъ, незабудокъ и лилiй, собранныхъ на лугахъ маленькими Амурами, - съ цвѣтовъ, которыми убираетъ Генiй Поезiю, которые были первой жертвою Существу всемогущему и благому, принесенною человѣкомъ! Посмотрите, съ какой роскошью обременена ими золотая лира Державина, какъ осторожно и нехотя гордятся ими Дмитрiева Сказки. И такъ начнемъ съ цвѣтовъ, - емблемы юности и красоты! -

   Что представляетъ намъ цвѣтъ? - Характеръ красоты самой простой. - Нѣтъ ни разнообразiя, ни однообразiя, ни другаго начала, которое можно бы было признать началомъ красоты его. Надобно думать, что прелесть цвѣтовъ зависитъ отъ строенiя глаза, принимающаго нѣкоторыя образованiя лучей съ большею приятностiю нежели другiя. Сколь различны у разныхъ людей степени чувствительности въ органѣ глаза, столь же различенъ и выборъ въ цвѣтахъ. Но отъ одного ли етого онъ зависитъ? - Очень вероятно, что совокупленiе идей или сродство ихъ имѣетъ на сей выборъ великое влiянiе. Нѣжная супруга, ожидающая своего любезнаго съ поля чести, смотритъ съ удовольствiемъ на зеленой цвѣтъ надежды; имъ препоясанъ легкой станъ ея; онъ же и въ канѣ ея перстня. Зеленой цвѣтъ самъ по себѣ приятенъ, возбуждая въ нашемъ воображенiи картины сельскiя, юность природы. Счастливая любовь украшаетъ себя розами: - на нихъ взираемъ съ удовольствiемъ, воспоминая свое счастiе; на нихъ взираемъ, и сладко сѣтуемъ, воображая скоротечность его. - Бѣлой сливается съ мыслiю нашей о простотѣ и невинности; ето цвѣтъ Ангеловъ. Голлубой возобновляетъ въ нашемъ воображенiи картину неба чистаго и яснаго. - Къ сему можно присовокупить еще замѣчанiе, похищенное изъ святилища красоты, или все равно съ туалетовъ красавицъ: всѣ цвѣты блистательные, яркiе не столь приятны сколько тѣ, которые нѣжны, или имѣютъ нѣжныя оттѣнки. Вѣрной и тонкой вкусъ прелестнаго пола занялъ ето правило отъ самой Природы. - Такими цвѣтами украшаетъ она нѣкоторыя неподражаемыя свои творенiя, напр. перья птицъ; таково же богатое разнообразiе цвѣтовъ, которыми облекается небо, встрѣчая солнце, выходящее изъ багрянаго шатра зари утренней, или провождая его въ золотые чертоги запада! - Зрѣлище очаровательное, которое во всѣхъ вѣкахъ и у всѣхъ народовъ было любимѣйшимъ подлинникомъ для живописной Поезiи! -

  

   Какое зрѣлище! какой прекрасный пиръ

   Открылся всей ему Природы!

   Онъ видитъ землю вдругъ, и небеса, и воды,

   И блескъ планетъ,

   Тонущiй тихо въ юный рдяный свѣтъ.

   Онъ зрѣлъ, какъ солнцу путь заря уготовляла,

   Лиловые ковры съ улыбкой разстилала,

   Врата востока отперла,

   Крылатыхъ коней запрягла,

   И звѣздъ царя, сего вѣнчаннаго возницу,

   Румяною рукой взвела на колесницу;

   Какъ хоромъ утреннихъ часовъ окружена,

   Подвигнулась въ свой путь она,

   И возшумѣла вслѣдъ съ колесъ ея волна;

   Багряны возжи напряглися

   По конскимъ блещущимъ хребтам;

   Летятъ вверхъ, пышутъ огнь, свѣтъ мещутъ по странамъ,

   И мглы подъ ними улеглися,

   Изъ коихъ зыблющихъ сѣдинъ,

   Челомъ сверкая золотымъ,

   Возстали горы изъ долинъ,

   И воскурился сверхъ ихъ тонкiй дымъ.

   Онъ зрѣлъ, какъ свѣта Богъ съ морями лишь сравнялся,

   То алый луч на нихъ восколебался,

   Посыпались со скалъ

   Рубины, яхонты, кристалъ;

   И бисеры перловы

   Зажглися на вѣтвяхъ;

   Багряны тѣни, бирюзовы,

   Слилися съ златомъ въ облакахъ; -

   И все сiянiе покрыло!

   Онъ видѣлъ, какъ сiе божественно свѣтило

   На высоту небесъ взнесло свое чело,

   И пропастей лице лучаи разцвѣло: -

   Открылося морей огнисто протяженье...

  

   Отъ цвѣтовъ перейдемъ къ фигурамъ, которыя представляютъ намъ кррасоту въ великомъ количествѣ предметовъ. Правильность прежде всего обращаетъ на себя вниманiе; правильною фигурою называю ту, которой части образованы по одному чертежу или правилу, сохраненному во всемъ составѣ цѣлаго. Многiя правильныя фигуры приятны взору и воображенiю; но не можно сказать, чтобы всѣ фигуры нравились исключительно своею правильностiю, и чтобы она была основою красоты; - приятное разнообразiе есть источникъ гораздо обильнѣйшiй прекраснаго. Умѣнье управлять симъ разнообразiемъ, сохранять въ немъ мѣру, есть главное средство очаровывать взоры наши! Вѣроятно, что правильность нравится намъ потому, что возбуждаетъ въ воображенiи нашемъ мысли о порядкѣ, справедливости, точности, приличiяхъ и пользѣ; ибо всѣ сiи качества ума и тщанiя имѣютъ отношенiе къ образамъ правильнымъ и пропорцiональнымъ. - Впрочемъ, человѣкъ слишкомъ правильной въ своихъ поступкахъ, молодая женщина слишкомъ и безпрестанно правильная въ словахъ своихъ, сочиненiе слишкомъ правильное, домъ слишкомъ правильной очень хороши... но не всегда прекрасны. Можетъ быть, особенная привязанность Ломоносова къ сей правильности въ его одахъ, всегда располагаемыхъ по планамъ строгимъ и виднымъ, причиною того, что для многихъ онъ не столько нравится, сколько Державинъ, всегда свободный, всегда разнообразный. Природа, сей безъ сомнѣнiя искуснѣйшiй художникъ, знающiй совершенно тайну нравиться, въ составленiи и украшенiи вещей вездѣ почти предпочитаетъ разнообразiе правильности. Окна, двери, житница, имѣя цѣлiю пользу, должны сохранять правила и отношения пропорцiи; но мы видимъ чрезвычайное разнообразiе въ цвѣтахъ, листахъ и травахъ. - Прямой каналъ, проведенный по веревкѣ, отвратителенъ въ сравненiи съ рѣкою, извивающеюся въ долинѣ, между двумя рядами горъ возвышенныхъ. - Пирамиды прекрасны; но какъ жалко сотрѣть на бѣдныя деревья, обрѣзанныя пирамидами и конусами! И какъ онѣ прелестны въ натуральной своей свободѣ! - Для удобности жителей нужно, чтобъ домъ всегда расположенъ былъ правильно: но садъ, опредѣленный для удовольствiя, потерялъ бы очень много, если бы онъ расположенъ былъ также какъ домъ. - Какъ скучно, ставъ на одномъ концѣ сада, черезъ прямую аллею видѣть учительную загородку, которая ограничиваетъ мое зрѣнiе, и говоритъ душѣ моей, что она въ оковахъ, стѣснена!.. Видѣть неограниченно значитъ вполнѣ обладать и наслаждаться; но зная, гдѣ конецъ, я уже разочарованъ и наслаждаюсь въ половину. - Не то же ли было бы съ нами на етой, болѣе или менѣе цвѣтущей аллеѣ жизни? - Милосердый Творецъ нашъ, желая чтобы мы наслаждались ею, скрылъ отъ насъ конецъ ея, - часъ смерти; мы увѣрены, что она есть: но очарованiя, окружающiя насъ повсюду, гонятъ отъ насъ сiю мрачную мысль: то виды честолюбiя, то виды корысти, то виды прелестей показываются намъ на каждомъ шагу: мы уклоняемся то въ ту, то въ другую сторону, не думая о будущемъ, закрытомъ въ синей отдаленности. Однимъ видомъ наскучили, несемся къ другому... И такъ въ разныхъ переходахъ, - то по лѣсочкамъ любви и удовольствiй, то по зыбкимъ мостикамъ знатности и почестей, то кремнистою тропою несчастiя, шествуемъ нечувствительно до тѣхъ поръ, пока станемъ на краю рва, ограничивающаго поприще нашей прогулки въ етомъ мiрѣ! - Такъ благоизволилъ всевышнiй Учредитель вертограда сего! такъ поступаютъ маленькiе вертоградари въ маленькихъ садахъ своихъ, дабы удовольствовать врожденное стремленiе наше къ маленькимъ приятностямъ. Гогартъ въ своемъ Разборѣ красоты говоритъ, что фигуры, опредѣленныя кривыми линiями, вообще несравненно прекраснѣе тѣхъ, которыя ограничиваются прямыми линiями и углами. - Онъ представляетъ двѣ линiи, кои, по его мнѣнiю, составляютъ красоту фигуръ: одна извивающаяся или кривая линея, кая то удаляется отъ прямаго своего направленiя, то приближается къ нему; - онъ называетъ ее линiею красоты. - Она видна въ цвѣтахъ, въ раковинахъ, въ станѣ и строенiи человѣка, какъ прекраснѣйшаго творенiя природы; живописецъ, ваятель, изображавшiе мужественныя красоты Аполлона, и очаровательныя прелести Венеры Медицiйской, во всѣхъ чертахъ сохранили сiю линiю. Другая линiя называется линiей приятностей; она та же самая, обвитая вокругъ твердаго тѣла: таковы колонны, составляющiя украшенiе лицевой стороны зданiя. И такъ разнообразiе можно почесть существеннымъ началомъ красоты; ибо главная прелесть линеи кривой, столько предпочитаемой живописцами, состоитъ въ безпрерывныхъ уклоненiяхъ, которыя отдаляютъ ее отъ грубой правильности линей прямыхъ.

   Движенiе есть другой источнкъ красоты. - Движенiе безъ всякихъ другихъ пособiй само собою нравится; и тѣла движущiяся, или въ дѣйствiи находящiяся, предпочитаются тѣламъ неподвижнымъ. Прекрасное допускаетъ только умѣренное движенiе; если оно слишкомъ быстро, или насильственно, каковы напр. порывы разлившихся весною водъ; тогда принадлежитъ къ высокому. - Приятно смотрѣть на птицу, которая плыветъ плавно и тихо въ предѣлахъ горнихъ; быстрой полетъ молнiи величественъ и ужасенъ. Вы изволите замѣтить, какъ близко здѣсь стекаются высокое и красота. Теченiе рѣки спокойное, ровное, есть одинъ изъ прекраснѣйшихъ предметовъ Природы; но когда она выходитъ изъ береговъ, наводняетъ долину, съ ревомъ низпровергаетъ все встрѣчающееся: деревни, домы и стада; - тогда прекрасное исчезаетъ, остается высокое. Молодое деревцо нравится; древнiй вѣтвистой дубъ возбуждаетъ нѣкоторое благоговѣнiе. - Чистое небо на зарѣ утренней очаровательно, прелестно. - Звѣздная ночь - величественна. Замѣчено, между прочимъ, и совершенно справедливо, что движенiе прямое менѣе прекрасно, нежели движенiе искривленное или волнистое; движенiе въ верхъ болѣе приятно нежели движенiе въ низъ; - въ етомъ особенно удостовѣряютъ насъ всѣ временно торжествующiе честолюбцы, парящiе и ползущiе на высоты счастiя. Взвивающiйся къ небу пламень, дымъ клубящiйся волнами надъ хижиной - прекрасныя зрѣлища. Всѣ движенiя необходиыя, имѣющiя предметомъ пользу, ссовершаются по прямымъ линеямъ; всѣ предпринимаемыя для удовольствiй, слѣдуютъ въ линеяхъ уклоняющихся. Трудъ, знанiе и правота идутъ первою дорогою; - льстецъ, невѣжа и праздной выбрали себѣ другую. Балеты и танцы доказываютъ то же. Орлы летаютъ прямо или въ большихъ кругахъ. Голубки, Амуры, Грацiи вьются, кружатся около насъ, и опутываютъ сердца сѣтями своими.

   И такъ цвѣтъ, фигура, движенiе, сами по себѣ суть начала красоты; но ихъ соединенiе въ большей части предметовъ дѣлаетъ ее болѣе полною, совершеннѣйшею. Кустарники, деревья представляютъ вдругъ нѣжность цвѣтовъ, приятность фигуры и движенiя при умѣренномъ вѣтрѣ. Нѣжной цвѣтъ лица, стройность стана, живость характера, составляютъ главныя основы красоты женской. - Представьте себѣ Терпсихору, танцующую на лугу въ хорѣ чистой Дiаны. Легкии стопами своими она едва преклоняетъ головки цвѣтовъ и травъ; она летаетъ; скромная, стыдливая улыбка сообразуется съ благородными и вмѣстѣ прелестными движенiями рукъ ея; персты несжатые, нераздѣленные, показываютъ какое-то упоенiе чувствованiй, свободное, но тихое; глава преклонена на одно плечо; легкая, бѣлая одежда, какъ туманъ утреннiй, препоясана златымъ поясомъ: - она волнуется, и въ движенiяхъ своихъ показываетъ удивительную стройность прекраснаго стана; - иногда возвышая величественно, иногда преклоняя свою голову ухищренно и робко, она мещетъ на васъ взоръ свой, сей всеговорящiй взоръ, - то стыдливый, то пламенный, то исполненный какого-то сладостнаго томленiя. Ни кто не смѣетъ вздохнуть; каждой боится потерять малѣйшее ея движенiе; и взоры и души слѣдуютъ за нею безпрестанно.

   Собранiе красотъ, соединенныхъ вмѣстѣ, самое полное, какое только можетъ представить природа, есть безъ сомнѣнiя прекрасной сельской видъ, обогащенный многоразличiемъ прекрасныхъ предметовъ. - Вы видите поле, украшенное цвѣтами; еще утреннiе бриллiанты свѣтятся на ихъ листочкахъ. - Вокругъ разбросаны маленькiя рощицы, которыя, подобно веселымъ семействамъ, будучи движиы вѣтромъ, шумятъ, какъ будто разговариваютъ между собою; - долину раздѣляетъ рѣка; на берегу ея видите молодаго человѣка, держащаго удочку, которая наклонлась круто дугою: знакъ благоприятной. - Вдали мостъ, по которому погонщикъ идетъ за тяжелымъ возомъ. Недалеко хижина, окруженная деревьями; надъ нею вьется голубой дымъ. - Въ отдаленiи великолѣпное зданiе, кровля котораго, отражая лучи солнечные, кажется пламенною; горы, еще не возставшiя изъ мрака нощнаго, ограничиваютъ горизонтъ. - Представляя сiи предметы, мы наслаждаемся вдругъ и постепенно всѣми чувствованiями, возбуждаемыми красотою въ величайшемъ совершенствѣ. - Тѣ, которые не имѣютъ взора и вкуса образованнаго, опытнаго въ выборѣ сихъ сценъ, которые не имѣютъ богатаго воображенiя, тѣ никогда не успѣютъ въ стихотворныхъ описанiяхъ. -

   Красота физiономiи человѣческой болѣе сложна нежели всѣ тѣ, которыя остановляли доселѣ наше вниманiе. Въ ней заключается красота цвѣта, состоящаго въ нѣжности оттѣнковъ и въ красотѣ фигуры, или различныхъ чертъ, ее составляющихъ; но главная прелесть лиценачертанiя состоитъ въ какой-то выразительности, какая, кажется, обнаруживаетъ наклонности души, или расположенiя сердца, умъ, кротость, живость, откровенность, чувствительность, благорасположенiе и всѣ другiя любезныя качества человѣка общественнаго. Какая причина заставила предполагать столь близкое отношенiе между чертами лица и нѣкоторыми свойствами душевными? - Инстинктъ, или опытъ заставилъ насъ отличать сiе отношенiе, и судить о чувствахъ сердца по движенiю, по начертанiю лица? - Не мнѣ судить объ етомъ; довольно сказать, что всѣми уже принято и признано, что красота физiономiи болѣе всего состоитъ въ томъ, что называется выразительностiю. - Лице неговорящее, какъ бы оно правильно ни было, то же что гiероглифъ Египетской, я смотрю на вырѣзанныя фигуры и незнаю, что объ нихъ подумать; - онѣ мнѣ чужды.

   Чтобы судить о красотѣ человѣка, надобно знать, какое намѣренiе имѣла Природа при его сотворенiи. Она хотѣла, чтобы онъ способенъ былъ трудиться и сражаться; питать и защищать робкую свою подругу и слабыхъ дѣтей своихъ. Станъ и черты человѣка показываютъ дѣятельность, силу, смѣлость, мужество. Мышцы гибкiя и сильныя, образованiе открытое, формы, показывающiя крѣпость и удобность дѣятельности терпеливой и быстрой; станъ, котораго величавость и стройность не имѣетъ ничего изнѣженнаго, слабаго, тяжелаго; тѣсное отношенiе одной части къ другой; во всемъ симметрiя, равновѣсiе столь совершенное, что всѣ механическiя работы для него легки и свободны; черты лица, изображающiя благородную гордость, самонадѣянность, отвагу, доброту, нѣжность, чувствительность; глаза, въ которыхъ блистаетъ душа и кроткая и великая; уста, готовыя улыбаться любви и природѣ: все ето составляетъ характеръ прекраснаго мущины! - Сказать, что мущина прекрасенъ, значитъ сказать, что Природа, сотворяя его, знала что дѣлала, и сдѣлала, что хотѣла. -

   Я обращаюсь къ изображенiю прекраснаго, которое было послѣднимъ творенiемъ Всемогущаго. Съ робостiю и недоумѣнiемъ дерзаю изловить нѣкоторыя токмо черты прелестнѣйшей подруги человѣка; ибо кто всѣ въ силахъ исчислить! -

   Рожденная быть супругою и матерью, для покоя и удовольствiя, для умягченiя, - скажу болѣе - для образованiя нравовъ мущины, для его счастiя, - она сидитъ въ уединенной комнатѣ своей, занятая свойственнымъ прелестному полу рукодѣльемъ. Не буду говорить о красотѣ наружной; она зависитъ отъ мнѣнiй различныхъ; она болѣе временна, нежели красота мущины; но за то женщина едва ли не превосходитъ его въ сильномъ чувствованiи дружбы, нѣжнѣйшаго участiя и самаго пламеннаго доброжелательства: - ето было намѣренiе, съ которымъ создала ее Премудрость предвѣчная, пекущаяся о благѣ семейства. Въ чемъ же, спросите, красота ея? - Взоръ, видъ, поступки: все обнаруживаетъ въ ней кротость любезнѣйшаго владычества. Двѣ могущественнѣйшiя прелести любви, страсть и стыдливость, обнаруживаются въ ней милою чувствительностiю и скромностiю. Мущина взираетъ на нее, какъ на возмездiе благородной и труднѣйшей побѣды; онъ хочетъ сыскать въ ней любовницу, а не рабу; она является ему, украшенная не столько наружными своими прелестями, сколько чистотою и возвышенностiю чувствованiй. - И такъ красота ея заключаетъ въ себѣ скромность и гордость вмѣстѣ. Мущина гордится ею, и тѣмъ живѣе, тѣмъ пламеннѣе чувствуетъ всю высокость и прелесть славы, управлять столь благороднымъ творенiемъ. - Она слаба; она требуетъ подпоры и защиты со стороны мужа: сiя самая слабость есть новое обвороженiе для чувствительнаго ея друга; - она дѣлаетъ ее робкою, боязливою! - А робость и боязливость женщины развѣ не прелесть? - Будучи врожденнымъ чувствомъ ея души, сiя любезная робость живописуется въ ея томныхъ и полутребовательныхъ взорахъ, дышетъ изъ ея устъ, разливаетъ какую-то милую нѣжность на всѣ черты лица ея: но еще мольба сильнѣе всѣхъ царственныхъ повелѣнiй на свѣтѣ! - ето гласъ божества, вѣщающiй въ смиренiи. - Видъ откровенный, чистосердечiе, невинность, приятности простыя, по видимому не умышленныя, которыя, таясь, обнаруживаются, сiи тайны сердечной склонности, скрываемыя, измѣняющiя себѣ самимъ нѣжностiю улыбки; сей нечаянной огнь въ робкомъ взорѣ, тысячи оттѣнковъ случайныхъ, внезапныхъ въ выраженiи глазъ и лиценачертанiя: вотъ что составляетъ разительное краснорѣчiе лица женскаго! - Когда оно холодно, тогда при всей правильности своей нѣмо, и ничего не значитъ!

   Самая величайшая сила женщины надъ сердцемъ мущины заключается въ быстромъ ея постиженiи, или проницанiи. Она и въ ту пору, когда уступаетъ мущинѣ, чувствуетъ въ тайнѣ сердца своего всю власть свою, чувствуетъ, что она щадитъ его и себя. Сiя живая проницательность изображается въ хитрыхъ и кроткихъ глазахъ прекрасной женщины, а особенно въ томъ взорѣ, которой проникаетъ въ самые скрытые изгибы нашего сердца, чтобы отличить раждающуюся холодность, чтобы узнать тайную скорбь и облегчить ее, чтобы оживить радость и воспламенить любовь.

   Мущина любитъ; но надобно плѣнить его совершенно, удержать его о непостоянства, отъ пороковъ, отъ скуки... Чтобъ сдѣлать его лучше, нѣжнѣе, чувствительнѣе, добродѣтельнѣе, общежительнѣе, для того, какими неистощимыми средствами одарила женщину Природа! - Она учитъ его, ни мало не оскорбляя самолюбiя, способами кроткими, даже нечувствительными!

   - Она, чтобы избавить его отъ привычки, являетъ ему всегда новыя прелести, и, будучи одна и та же, въ глазахъ возлюбленнаго кажется безпрестанно новою. - Ето чудо имѣетъ основу свою въ ея живости, которая придаетъ красотѣ столько блеску и силы. - Легко способная ко всѣмъ движенiямъ воображенiя ума и души, она всегда быстро обрѣтаетъ срѣдства; въ ней, какъ въ зеркалѣ, не только все живописуется, но и украшается. -

   Можно ли умолчать о красотѣ женщины, какъ друга, какъ матери, какъ сострадательницы, какъ утѣшительницы!..

   Характеръ друга прекрасенъ въ мущинѣ; но онъ несравненно прелестнѣе въ женщинѣ. Первой вспомоществуетъ намъ, дѣлитъ съ нами всѣ трудности, всѣ опасности, но онъ имѣетъ способы и силы къ перенесенiю трудностей, къ преодолѣнiю опасностей; - въ другой слабость, оживляемая единственно любовiю и доброжелательствомъ, дѣлаетъ то же, или еще болѣе. Мущина развлеченный заботами, не такъ быстро предвидитъ, какъ женщина; умъ его не можетъ замѣтить, уловить всѣхъ самыхъ малѣйшихъ подробностей въ угожденiяхъ, которыя чувство женщины различаетъ вдругъ и быстро. Кто можетъ лучше успокоить болѣзнь и старость?

   - Если бы у Едипа были и добрые сыновья, то одна только Антигона могла рѣшиться странствовать, и покоить такимъ образомъ несчастнаго царственнаго старца. Вотъ красота ея!

   - Кто лучше можетъ сострадать несчастному, утѣшить сѣтующаго, ободрить унывающаго? - Въ мущинѣ часто основою всякаго добраго дѣла бываетъ честолюбiе и гордость; женщина, по самой природѣ своей, не въ состоянiи питать двухъ страстей вмѣстѣ, желанiя добра и въ ту же минуту гордости; она можетъ перейти отъ одного къ другому чувству; но самая слабость помѣшаетъ ей питать оба въ одно и то же время. Я вижу ее въ часы своей прогулки, приближающуюся къ маленькому домику, въ которомъ унываетъ нищета и болѣзнь. Закрытая, въ простой одеждѣ, съ простотою сердца приближается она къ постели страданiя, и исцѣляетъ раны его, и какъ утѣшитель, или какъ врачь, или какъ совѣтникъ. - Самой другъ не знаетъ объ ея благотворенияхъ; но она ничего не скрываетъ отъ него, а бережетъ тайну съ намѣренiемъ, подарить его ею - въ день рожденiя, или въ день его имянинъ. Тамъ, при повѣствованiи печальнаго происшествiя, она проливаетъ слезы; но съ какою быстротою трогается она несчастiемъ, столь же быстро приходитъ въ восторгъ радости, при услышанiи доброй вѣсти о перемѣнѣ фортуны ближняго: - въ ету минуту особенно блистаетъ красота женщины! Справедливо сказалъ Шиллеръ: тотъ не видалъ радости, кто невидалъ красоты радующейся, и тотъ не видалъ красоты, кто не видалъ ее въ слезахъ. Но сверхъ того, развѣ женщины не способны для дѣлъ великихъ, опасныхъ? - Тамъ любовiю и вѣрностiю подкрепленная Порцiя учитъ своего супруга умирать, какъ прилично гражданину; тамъ Арисiя, твердостiю своею избавляетъ мужа отъ позорной смерти. Тамъ юная подруга, не могши перенесть разлуки съ своимъ возлюбленнымъ, отказывается отъ всѣхъ удовольствий свѣта; покрытая крепомъ печали, въ томномъ унынiи истощивъ свои слезы, съ погасшими глазами, съ трогательною блѣдностiю въ лицѣ, во мракѣ бури, при медленномъ звукѣ колокола ближней церкви, стоитъ она подлѣ памятника своего возлюбленнаго, и дожидается часа радостнаго съ нимъ соединенiя. - Въ етой блѣдности, въ етихъ померкшихъ глазахъ сiяетъ надежда, увѣренность въ свиданiи! - Вотъ предметъ прекрасной для живописи! -

  

   А тамъ: - Какое зрѣлище для нѣжныя души,

   О Грiозъ, дай кисть свою, иль самъ ты напиши!

   Въ румяной ясный день, при солнечномъ восходѣ,

   Тогда, какъ все цвѣтетъ и нѣжится въ природѣ,

   Все нектаръ пьетъ любви, весной своей гордясь:

   Климена скромная на люльку опустясь

   Ни молвить, ни дышать не смѣя,

   Любуется плодомъ безцѣннымъ Гименея,

   Любуется его улыбкою сквозь сонъ,

   И чуть не говоритъ: какъ милъ!.. и точно онъ!..

  

   Но можно ли счислить всѣ виды красоты женщинъ, какъ сестеръ, какъ дочерей, какъ супругъ и какъ наставницъ, въ нѣдрахъ семейства, въ обществахъ блистательныхъ и дружескихъ, въ счастiи и несчастiи! - Взять на себя такой трудъ значитъ то же, что пересчитывать всѣ цвѣты, которыми украшается природа, и всѣ лучи, которые истекаютъ изъ солнца. Горацiй видѣлъ красоту сiю неизмѣненною, даже возрастающею въ самой жестокости ихъ, въ самой вѣтренности, и даже въ самыхъ измѣнахъ; - и мы не смѣемъ не вѣрить Горацiю, хотя и боимся того. Мнѣ въ опроверженiе представятъ безконечное различiе въ мнѣнiяхъ о красотѣ женской. - И я признаюсь въ самомъ дѣлѣ, что суетность, нравы и обычаи, прихоти народныя или частныя, имѣютъ столь величайшее влiянiе на вкусы, что чрезвычайно трудно, разбирая ихъ подвести къ единству начала. - Нужды нѣтъ! - Избѣгая споровъ, мы хотѣли ограничить себя одними только наблюденiями.

   Все представленное мною выше подаетъ случай замѣтить, что нѣкоторыя качества сердца и ума возбуждаютъ въ насъ чувствованiя, подобныя приятному чувствованiю красоты, какъ бы онѣ выражены ни были: словами, дѣйствiемъ, или фигурой. Нравственныя качества раздѣляютъ обыкновенно на два рода: на блистательныя и возвышенныя добродѣтели, требующiя чрезвычайнаго усилiя, опасностей, терпенiя, какъ то воинственная доблесть, великодушiе, презрѣнiе удовольствiй, презрѣнiе смерти. - Ето все принадлежитъ къ высокому. Другой классъ заключаетъ въ себѣ добродѣтели мирныя: таковы напр. состраданiе, дружба, кротость, благородство. - Сiи послѣднiя въ наблюдателѣ производятъ чувствованiе удовольствiя, столько сходное съ тѣмъ, которое ощущаемъ при представленiи предметовъ вещественныхъ прекрасныхъ, что мы можемъ ихъ причислить, не унижая, къ одному и тому же роду. - Ето замѣтилъ я, въ оправданiе моего отступленiя, можетъ быть, слишкомъ пространнаго, о красотахъ человѣка. Пойдемъ далѣе.

   Искусство составляетъ родъ красоты отдѣльной отъ всѣхъ тѣхъ, о которыхъ я посiю пору имѣлъ честь предложить. Чувство удовольствiя въ семъ случаѣ, собственно сказать, есть слѣдствiе разсмотрѣнiя средствъ, сообразныхъ съ намѣренiемъ и съ концомъ вещи, въ которой части всѣ расположены по взаимнымъ ихъ отношенiямъ, дѣйствiю и цѣли. - Разсмотрите напр. составъ растѣнiя: корень, колосъ, кора, листья, все способствуетъ его питанiю, его растительности. То же точно увидимъ, разбирая части животнаго, или какого либо изобрѣтенiя въ искусствахъ, напр. строенiя корабля; видя что всѣ части его связаны другъ съ другомъ и споспѣшествуютъ пользѣ цѣлаго, мы чувствуемъ удовольствiе красоты, хотя оно происходитъ отъ причинъ непохожихъ на тѣ, которыя возбуждали въ насъ то же удовольствiе при воззрѣнiи на цвѣтокъ, на движенiе фигуры, многоразличiе. Мнѣ представляютъ часы: металлъ, фигура, или живопись возбуждаютъ чувство красоты въ первомъ смыслѣ сего слова: я удивляюсь блистательноу цвѣту, полировкѣ, работѣ нѣжной и точной; потомъ, раскрываю часы и разсматриваю ихъ строенiе; вижу пружины и колеса, дѣйствующiя другъ на друга, и посредствомъ сего взаимнаго дѣйствiя, производящiя собственное независящее отъ силъ постороннихъ мѣрное и постоянное движенiе на извѣстное время: удивленiе и удовольствiе мое возрастаютъ; мнѣ приятно думать объ искусствѣ художника, которой изъ разногласiя противодѣйствующихъ силъ составляетъ силу соотвѣтствующую его цѣли. - Вотъ другое, такъ сказать, ученое чувство красоты, основанное на правильности и сохраненiи приличiй: мы испытываемъ отношенiя частей съ цѣлымъ и съ концомъ, которой мы знаемъ, или предполагаемъ, и творенiе нравится по мѣрѣ того, сколько сiя правильность и отношенiя очевидны; - если етого нѣтъ, вся красота предмета исчезаетъ. -

   Разобравъ прекрасное во всѣхъ родахъ, я обязанъ еще приноровить сiе слово къ сочиненiямъ въ стихахъ и въ прозѣ. Вотъ прекрасные стихи! - говорятъ у насъ; вотъ прекрасная проповѣдь! - прекрасная епиграмма! - Изъ сихъ выраженiй видно, что красота въ сочиненiяхъ приписывается всему тому, что нравится по слогу, или по мыслямъ. Въ обыкновенномъ разговорѣ прекрасная поема, или прекрасная рѣчь значитъ не что иное какъ просто хорошее сочиненiе: ето слово не знаменуетъ ни степени совершенства, ни рода. Однако есть другой смыслъ, не столько неопредѣленной, въ которомъ прекрасное или красота слога означаетъ заслугу. - Симъ словомъ стараются почтить сочиненiя приятныя нѣкоторыхъ писателей по оборотамъ мыслей и рѣченiй; въ нихъ нѣтъ ни страстнаго, ни высокаго, ни забавнаго, но есть все что возбуждаетъ въ читателѣ движенiе сладостное, подобное тому, которое чувствуемъ мы при появленiи прекраснаго предмета въ природѣ: оно не возвышаетъ нашего духа, не движетъ его сильно, но распространяетъ въ воображенiи какую то прелестную ясность. - Къ числу таковыхъ писателей, на пр.: изъ Французовъ принадлежитъ Лафонтенъ, Фенелонъ, Мармонтель, и другiе. Виргилiй, хотя бываетъ иногда высокъ, можетъ также относиться къ сему классу; ибо главное достоинство его состоитъ въ прелестяхъ и красотѣ слога. (227) - Цицеронъ болѣе прекрасенъ въ рѣчахъ, нежели Димос³енъ. - Простота, сила и стремительность послѣдняго дѣлаютъ высокимъ. - Сочиненiя Дмитрiева по сладости, приятности и чистотѣ слога можно отличить названiемъ прекрасныхъ. Херасковъ въ стихахъ, и особливо въ прозаическихъ своихъ сочиненiяхъ, напр.: въ Кадмѣ и Гармонiи, сохранилъ также сiю степень прекраснаго, которая производитъ впечатленiе сладостное. - Богдановичь имѣетъ такое же достоинство. Въ семъ смыслѣ мы скажемъ очень правильно: прекрасныя пѣсни Нелединскаго-Мелецкаго! прекрасныя бездѣлки Карамзина.

   Соединяя всѣ замѣчанiя наши о прекрасномъ подъ общую точку зрѣнiя, мы видимъ, что оно въ природѣ и искусствахъ дѣйствуетъ на насъ или посредствомъ мыслей, или посредствомъ чувствъ, или просто посредствомъ наружныхъ органовъ. Отсюда три рода прекраснаго: умственное, нравственное, вещественное. Глазъ есть преимущественно органъ красоты физической. Слухъ, по превосходству, органъ красоты нравственной и умственной. Сила, богатство, разумѣнiе, три качества, по которымъ даетъ себя ощущать красота уму, сердцу и чувствамъ. Сила есть способность дѣйствовать, богатство - обилiе въ средствахъ плѣнять; разумѣнiе состоитъ въ искусствѣ полезномъ и благоразумномъ употреблять ихъ. Въ животныхъ находимъ мы три характера красоты, иногда соединенные, иногда раздѣленные, иногда подчиненные одинъ другому. Красота орла, льва, есть сила; въ павлинѣ кратота - богатство; въ человѣкѣ - разумѣнiе, которое должно господствовать.

   Въ нравственномъ мiрѣ: Сократъ между мудрецами есть прекрасной характеръ; - между героями Цезарь, или Сципiонъ, прекрасной герой; между Царями Маркъ Аврелiй - прекрасной образецъ Царей!

   По той же причинѣ, задачи физики, математики, изобрѣтенiя механическiя, соотвѣтственныя своей цѣли и предполагающiя дѣйствiя необыкновеннаго ума называются прекрасными.

   Сочиненiя Державина дышутъ какою-то особенною роскошью, обилiемъ въ мысляхъ и картинахъ, какъ средствахъ нравиться: онѣ прекрасны. - Можно сказать утвердительно обо всѣхъ предметахъ въ природѣ и искусствѣ, что они прекрасны, тогда когда природа или искусство совершенно исполнили въ нихъ свою цѣль, свое намѣренiе.

   Къ удовольствiямъ вкуса причисляютъ кромѣ высокаго и красоты - новость. Есть предметы, которые безъ всякаго другаго достоинства, кромѣ рѣдкости, или новости, единственно сею прелестiю производятъ чувство живое и приятное. - Таково начало любопытства, свойственнаго всѣмъ людямъ; предметы къ намъ близкiе, знакомые съ давняго времени, производятъ въ насъ слабое впечатлѣнiе; все новое, необыкновенное, чрезвычайное пробуждаетъ умъ отъ его сна. Чрезъ сiе объясняется удовольствiе, почерпаемое нами въ чтенiи вымышленныхъ происшествiй или романовъ; впрочемъ всегда надобно помнить, что предметъ, отличающiйся единственно своею новостiю, не имѣетъ прочныхъ прелестей. - Онъ узнанъ; - мода прошла - и забытъ. У меня спросятъ наконецъ: какой классъ удовольствiй вкуса принадлежитъ особенно къ Поезiи, или Краснорѣчiю? - Исключительно не одинъ: но всѣ вмѣстѣ. - Все, что можетъ льстить вкусу или воображенiю, должно быть подъ рукою стихотворца. Пусть поражаетъ онъ высокостiю мыслей и чувствъ, какъ Ломоносовъ, или Державинъ; пусть плѣняетъ красотою, искусствомъ стиховъ, какъ Дмитрiевъ, Капнистъ, или Нелединской-Мелецкой; пусть дѣйствуетъ на наши нравы, учитъ насъ благочестiю и любви къ Отечеству какъ Херасковъ; пусть забавляется, какъ Фонъ-Визинъ, пусть укоряетъ пороки, какъ Кантемиръ; цѣль достигнута: ему вѣнецъ и слава.

  

  

  

   Святая, блаженная дѣятельность! для чего мыслятъ нѣкоторые, что Ты угрюмое, мрачное божество, чуждое всѣхъ удовольствiй, всѣхъ радостей? - Для чего представляютъ храмъ Твой кузницею Вулкана? - Говорятъ, что съ чела Твоего течетъ кровавый потъ, отираемый хладною, дрожащею рукою Твоего блѣднаго, престарѣлаго, но всегда неутомимаго товарища, котораго смертные называютъ Терпенiемъ. Нѣтъ! я видѣлъ Тебя въ другомъ образѣ: свѣтлое чело Твое сiяло младостiю и здравiемъ; на главѣ Твоей вѣнецъ величественный, знаменующiй Тебя божеством, и войны и мира, обществъ и Царствъ, семействъ и гражданъ, - могущественною Силою, душею всея Природы: - златые класы, переплетенные вѣтвями лавра и дуба, въ тѣни свѣжихъ розъ, окружаются змѣею, емблемою безсмертiя. - Въ одной рукѣ Твоей серпъ, а въ другой скипетръ. - Окрестъ престола Твоего генiи Наукъ и Художествъ, Земледѣлiя и Торговли. - Предъ Тобою - вдали, въ одной сторонѣ бѣлѣютъ парусами, какъ крилами облеченные флоты; а въ другой, - великолѣпные, крѣпкiе грады, мирныя села; и еще далѣе, - благодатною тѣнiю осѣненныя, богатыя жатвы, волнующiяся, подобно морямъ безбрежнымъ. Храмъ Твой - весь мiръ, Тобою образованный, облагодѣтельствованный, сохраняемый Тобою!

   Движутся моря великiя отъ Востока до Запада; высятся и упадаютъ горы; возгараются подземные огни, потрясается земля, пылаютъ Этны и Везувiи, возстаютъ и изчезаютъ въ безднахъ острова; ревутъ бури и громы, шумятъ рѣки съ небесъ; день и ночь, предводимыя зарями румяными, лобзаются, и смѣняютъ другъ друга; Весна привѣтствуетъ Лѣто, угощаемое за труды свои Осенью, которая, послѣ роскошнаго пиршества, спѣшитъ успокоиться въ хладныхъ и мрачныхъ, но благодѣтельныхъ чертогахъ Зимы, сестры своея... Что все сiе значитъ? - Это Твои преображенiя въ природѣ; это Ты мудрый, невидимый Хозяинъ, безпрестанно трудящiйся въ своемъ домѣ. - Ты уготовляешь пищу Солнцамъ, и назначаешь быстроту вѣтрамъ, рабамъ Твоимъ, разносящимъ Твои повелѣнiя и матерiалы. Ты творишь воды и огнь для оживленiя всего растущаго и дышущаго; ни одно зерно не пропадаетъ въ Твоей области. Самая смерть есть Твое орудiе. Воздухъ, огонь и вода - Твои сл