Полянский Валериан - Чернышевский

  

   Лебедев-Полянский П. И. Чернышевский // История русской литературы: В 10 т. / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941-1956.

   Т. VIII. Литература шестидесятых годов. Ч. 1. - 1956. - С. 113-174.

   http://feb-web.ru/feb/irl/il0/il8/il8-1132.htm

  

   Имя Чернышевского вошло в историю прежде всего как имя одного из величайших революционеров. Вся его многогранная деятельность политического борца, публициста, экономиста, философа, историка, беллетриста, теоретика искусства и литературы, историка литературы и литературного критика была подчинена единой задаче - задаче революционного преобразования общества.

   Николай Гаврилович Чернышевский родился 12 (24) июля 1828 года в Саратове, в семье священника. Отец Чернышевского был небогат, и быт семьи Чернышевских был близок к быту семей интеллигентов-разночинцев того времени.

   В своей автобиографии Чернышевский вспоминал впоследствии об обстановке семьи, в которой он вырос; "Простой человеческий взгляд на каждый отдельный факт жизни господствовал в этой семье" (I, 684). {Здесь и в дальнейшем тексты из произведений Чернышевского цитируются по изданию: Н. Г. Чернышевский, Полное собрание сочинений, тт. I-XVI, Гослитиздат, 1939-1953.} Отец Чернышевского имел большую и довольно разнообразную библиотеку, он выписывал лучший журнал того времени - "Отечественные записки", и котором печатали свои статьи Белинский и Герцен, постоянно приносил домой новинки литературы, произведения Пушкина, Жуковского, Гоголя и других писателей. Н. Г. Чернышевский с детского возраста увлекался чтением. До поступления в учебное заведение он приобрел часть широких познаний, которые впоследствии поражали современников. Он читал художественную литературу и исторические труды, книги по разным разделам знаний и изучал языки - древние и новые. Молодой Чернышевский внимательно наблюдал окружавшую его жизнь, рано стал "разбирать, что правда и что ложь, что добро и что зло" (слова Чернышевского), критически относился к явлениям действительности, к мнениям, которые господствовали в его среде, к содержанию книг, которые попадали ему в руки. Он видел, что, помимо нравственных принципов, которые бытуют в народе, стремящемся к справедливой жизни, человеку внушается мораль, выработанная общественным строем эксплуатации и угнетения. Чернышевский с негодованием говорил впоследствии о том, какая "смесь понятий" преподносится ребенку:

   "Будь честен; пьянствуй; будь добр; воруй; люди все подлецы; будь справедлив; всё на свете продажно; молись богу; не пей вина; бога нет; будь трудолюбив; бей всех по зубам; кланяйся всем; от ученья один вред; бездельничай; от науки всё полезное для людей; законы надобно уважать; плутуй; люби людей; дуракам счастье; смелому удача; говори всегда правду; без ума плохо жить; будь тише воды, ниже травы; закон никогда не исполняется; закон всегда исполняется..." (I, 671).

   До конца своей жизни Чернышевский сохранил в памяти возмущавшие его еще в детстве факты насилия, угнетения, произвола властей. В Саратове жили ссыльные, и юноша часто сталкивался с жертвами николаевской реакции, лицами, гонимыми за их политические и религиозные убеждения. Чернышевского возмущал тупой консерватизм окружающей среды, удивляло, как люди могут мириться с насилием и несправедливостью. Он с детства наблюдал высокие нравственные качества народа, и эти наблюдения пробуждали в нем уверенность, что "из дикой бессмыслицы разовьется жизнь, приличная человеческому обществу" (I, 672).

   В 1842 году, четырнадцати лет, Чернышевский поступил в Саратовскую духовную семинарию, прямо во вторую половину низшего отделения (класс риторики).

   Семинария больших знаний не могла дать Чернышевскому. По своим знаниям Чернышевский был не только выше своих сверстников-соучеников, но и многих преподавателей семинарии. Время своего пребывания в семинарии Чернышевский использовал для самообразования. Он много читал, продолжал изучение языков, самостоятельно занимался русской грамматикой, теорией словесности, историей, географией и другими предметами.

   В 1846 году Чернышевский поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета. Вполне сознательно отказавшись от духовной карьеры, он мечтал о том, чтобы служить русской науке. Научная работа представлялась ему патриотическим, общественным делом огромной важности. Приехав в Петербург для поступления в университет, он писал А. Н. Пыпину: "Пусть и Россия внесет то, что должна внести в жизнь духовную мира... И да совершится чрез нас хоть частию это великое событие! И тогда не даром проживем мы на свете... Содействовать славе не преходящей, а вечной своего отечества и благу человечества - что может быть выше и вожделеннее этого?" (XIV, 48).

   Время пребывания Чернышевского в университете (1846-1850) было временем бурного развития крестьянского движения в России. Нарастание крестьянского протеста поставило помещиков перед неотвратимой необходимостью отмены крепостного права. Революционеры из среды дворянства и разночинцев внимательно следили за революционным движением на Западе, за ходом революции 1848 года и извлекали уроки из этих наблюдений. В среде университетских студентов был широко распространен интерес к политическим и философским вопросам. В университете Чернышевский знакомится и сближается с М. Л. Михайловым, его товарищем по университету оказывается петрашевец А. В. Ханыков, убежденный социалист-утопист и революционер, вскоре Чернышевский сближается и с другим петрашевцем - И. М. Дебу. Чернышевский всей душой сочувствовал борьбе петрашевцев. Он чутко прислушивался к известиям о выступлениях угнетенных против угнетателей в России и Европе и, горячо принимая к сердцу интересы народа, тяжело переживал известия о победе реакции над защитниками народа, случаи произвола и насилия, свидетелем которых он зачастую бывал.

   Студент Чернышевский был постоянным членом кружка Ир. И. Введенского, близкого по своим интересам и взглядам к кружку петрашевцев. После расправы правительства с петрашевцами Чернышевский с грустью отмечает, что в кружке Введенского "о возможности восстания, которое бы освободило их, и не думают" (I, 346).

   В Петербургском университете во всем ощущался политический гнет николаевского царствования. Министерство народного просвещения стремилось изгнать всякую свободную мысль из университетского преподавания. Университетская администрация поощряла реакционную профессуру, покровительствовала ей. Передовые прогрессивно настроенные профессора не допускались к преподаванию. Библиотечное начальство старалось не выдавать студентам книги, не соответствующие "охранительному" направлению. Чернышевский испытывал чувство обиды за передовую русскую науку, притесняемую в стенах университета, чувство презрения к профессорам-реакционерам, следующим в своем преподавании указаниям министерства народного просвещения. Он ненавидел университетских чиновников и их "начальников". О попечителе Петербургского учебного округа М. Н. Мусине-Пушкине Чернышевский-студент записывал в своем дневнике: "я его враг, это так" (I, 136), а через несколько страниц добавлял: "... я смотрел на него, конечно, с враждою...; эта развалина поставлена управлять и стеснять движение живых сил..." (I, 144, 145). Чернышевский понимал, что университетское начальство является частью правительственной бюрократической системы с царем во главе. О царе Чернышевский заявлял, что считает его "чем-то вроде <Мусина->Пушкина" (I, 237) - ненавистного ему чиновника министерства народного просвещения.

   Широко образованный уже ко времени поступления в университет, Чернышевский много и плодотворно занимался в университете, причем занятия его носили в значительной степени самостоятельный характер. Впоследствии Чернышевский писал о себе: "Н. Чернышевский..., человек очень много учившийся, еще более думавший о предметах очень серьезных..." (XII, 134). Чернышевский широко изучал литературу предметов и совершенно ясно понимал, на каких идейных позициях стоит тот или другой профессор, на каком материале основывают преподаватели свои лекции, насколько оригинальны и научны их концепции. О профессоре греческой словесности Ф. Б. Грефе Чернышевский записал в дневнике: "... читает совершенно как Фрейтаг, {Профессор римской словесности и древностей Петербургского университета.} меня уморила эта детскость их, господ классических филологов. Грефе совершенный ребенок по понятиям своим, и мне совестно было смотреть на человека этого, которому 75 лет" (I, 105). Профессора всеобщей истории М. С. Куторгу Чернышевский критиковал за подражательность его концепций: "Куторга читал о характере главных европейских народов, - основные мысли из Гизо..." (I, 105). Живо интересуясь курсом славянских древностей, который читал профессор И. И. Срезневский, и составляя записи этого курса, Чернышевский вместе с тем отмечал ограниченность кругозора Срезневского, его консервативный академизм: "Срезневский говорил против наших беллетристов и критиков: "Этот вздор, - говорит, - высоко ценят, ученый труд - ничего"... Он сказал между прочим: "Напр., хоть в "Отеч. записках" писал критики человек, который кроме новейшей литературы ничего не знал, да и вообще у нас пишут критику, сами ничего не зная"... Неужели это так, и критик, беллетрист тоже не имеет чрезвычайного влияния и чрезвычайных заслуг? И это не пристрастный взгляд?" - писал в дневнике студент Чернышевский (I, 106). Чернышевский прилежно и активно занимался, писал доклады и статьи по курсам Никитенко, Плетнева и Срезневского, составлял словарь к "Ипатьевской летописи", написал рассуждение об историческом роде поэзии, о том, какие книги можно давать детям, о влиянии поэзии и т. д. Словарь к "Ипатьевской летописи" был им затем завершен как большой, обстоятельный научный труд и опубликован через три года после окончания университета в "Известиях Второго отделения Академии наук" (1853). Работа эта получила высокую оценку языковедов и историков. Однако уже в университетские годы Чернышевский резко расходился со своими учителями в оценке исторических и литературных явлений, в самом подходе к ним; его работы и выступления во время занятий зачастую носили полемический характер.

   В дневнике Чернышевского часто встречаются записи о спорах с Никитенко, Срезневским и другими профессорами. Неуважительный отзыв Никитенко о Гоголе, заявление его, что "Гоголь - поэт и писатель и Гоголь - не поэт и не писатель - два совершенно различные человека", вызывают возражения Чернышевского (I, 140) и попытку написать о Гёте, с тем чтобы опровергнуть распространенное в литературе того времени мнение об "эгоизме и холодности" Гёте. Считая творчество Гоголя явлением эпохального значения, Чернышевский утверждал, что и личность Гоголя не могла не быть достойна его высокого призвания; это свое суждение он распространял на крупные исторические личности вообще и в том числе на Гёте. На эту тему между Чернышевским и Никитенко происходили споры. "Я много говорил с ним; он говорит, что... не во всех сферах человек одинаков, - я говорил против этого", - записывал Чернышевский в дневнике (I, 151).

   Студент Чернышевский оспаривал мнение Срезневского, который недооценивал значения Гоголя и Лермонтова. Чернышевский страстно "защищал" Лермонтова и Гоголя, отстаивал заслуги их перед обществом и литературой.

   По кафедре Никитенко Чернышевский брал темы для кандидатской работы "О "Бригадире" Фонвизина" и магистерской диссертации "Эстетические отношения искусства к действительности". Еще в сентябре 1848 года, фиксируя в дневнике планы своей студенческой работы, Чернышевский наметил изучение вопроса "об отношении поэзии к действительности - тему, которую предложил Никитенко" (I, 108). Замысел диссертации на эту тему созрел в сознании Чернышевского значительно позже. Лишь в сентябре 1853 года Чернышевский в письме к родителям сообщает, что работает над диссертацией об отношении искусства к действительности. Однако еще в студенческие годы Чернышевский ставил перед собой эту проблему и, несомненно, решал ее не в том плане, который намечал предлагавший ему эту тему профессор.

   За время своего пребывания в университете Чернышевский из юноши, неосознанно протестующего против общественной несправедливости, еще верящего иногда в то, что монархическая власть должна сохраниться "до конца развития в нас демократического духа", становится последовательным революционером и демократом, готовым принять участие в революционном деле, социалистом, отрицающим всякий гнет и эксплуатацию, воинствующим материалистом и атеистом.

   Чернышевский постоянно следил за русской и западноевропейской прессой. События общественной и политической жизни России и Европы, факты идейной и литературной борьбы составляли предмет его пристального внимания. Сочинения крупнейших философов, начиная с Аристотеля и Платона и кончая Гегелем и Фейербахом, разнообразнейшая историческая литература (Гизо, Барант, Беккер, Шлоссер и др.), труды экономистов (А.-Ж. Бланки, Сисмонди, Сей и др.), теоретиков искусства и критиков, и среди них прежде всего Белинского, работы языковедов, фольклористов и этнографов читались и тщательно изучались Чернышевским. Знакомясь с произведениями выдающихся мыслителей своего времени, Чернышевский умел критически оценить их, при этом проницательность и сила критического анализа уже у студента Чернышевского поистине поразительны. Социалистические идеи Фурье, Сен-Симона а вызывали живое сочувствие юноши Чернышевского; он верил, что социалистическим идеям принадлежит будущее, но вместе с тем зорко подмечал слабые стороны учений этих мыслителей.

   Прочтя философские труды Гегеля, Чернышевский записывает: "он раб настоящего положения вещей, настоящего устройства общества" (I, 231). Восприняв материализм передовых мыслителей, в частности, Фейербаха, Герцена и Белинского, Чернышевский увидел слабость идеалистической системы Гегеля, оправдывающей прусскую монархию.

   Чернышевский сознательно готовил себя к революционной деятельности, вырабатывая свое мировоззрение и характер. Он пишет: "... я стал по убеждениям в конечной цели человечества решительно партизаном социалистов и коммунистов и крайних республиканцев..." (I, 122). Дневник Чернышевского за 1848-1853 годы является замечательным документом, отображающим процесс самовоспитания великого революционера и ученого.

   Все свои познания Чернышевский стремился поставить на службу народу. Будучи студентом, он мечтает об участии в подготовке революционного переворота, об уничтожении царизма и всего несправедливого общественного строя путем вооруженного восстания крестьян, ищет путей к сближению с народом, к ведению революционной агитации. "Вот мой образ мысли о России: неодолимое ожидание близкой революции и жажда ее...", - записывает он в своем дневнике 20 января 1850 года (I, 356-357). Чернышевский ощущает себя готовым посвятить всю свою жизнь служению революции и сознает, что на этом пути его может ожидать и трагическая участь его друзей-петрашевцев, приговоренных к смертной казни, а затем "помилованных" и сосланных на каторгу.

   Во время пребывания в университете Чернышевский делает первые попытки писать беллетристические произведения, работает в области филологии, эстетики и истории литературы.

   После окончания университета (весной 1850 года) и кратковременной работы в качестве преподавателя в кадетском корпусе Чернышевский получил назначение в Саратовскую гимназию и весной 1851 года приступил к работе. Несмотря на усиленный надзор начальства, считавшего Чернышевского "вольнодумцем" и "вольтерьянцем" (слова директора гимназии Майера о Чернышевском), молодой учитель использует свой курс для проповеди передовых революционных идей, для внушения молодежи мысли о необходимости отмены крепостного права, введения политических свобод и т. д. "У меня такой образ мыслей, что я должен с минуты на минуту ждать, что вот явятся жандармы, отвезут меня в Петербург и посадят меня в крепость, бог знает, на сколько времени. Я делаю здесь такие вещи, которые пахнут каторгою - я такие вещи говорю в классе", - признавался Чернышевский в 1853 году (I, 418). Молодой учитель постоянно возвращался домой из гимназии в окружении учеников, горячо его любивших и ловивших каждое его слово.

   В Саратове Чернышевский познакомился с дочерью врача Васильева, Ольгой Сократовной, и женился на ней. Предлагая свою руку О. С. Васильевой, Чернышевский сказал ей: "Неудовольствие народа против правительства, налогов, чиновников, помещиков всё растет. Нужно только одну искру, чтобы поджечь всё это. Вместе с тем растет и число людей из образованного кружка, враждебных против настоящего порядка вещей. Вот готова и искра, которая должна зажечь этот пожар... А если вспыхнет, я... не буду в состоянии удержаться. Я приму участие... Меня не испугает ни грязь, ни пьяные мужики с дубьем, ни резня" (I, 418-419). В лице Ольги Сократовны Чернышевский нашел преданного, смелого друга. Высокую любовь к жене, верную и самоотверженную дружбу к ней Чернышевский пронес через всю свою жизнь.

   В мае 1853 года Чернышевский переехал в Петербург. Здесь он надеялся продолжить научные занятия и найти более широкие возможности для выражения своих взглядов и для борьбы за осуществление своих политических идеалов. Еще в Саратове он решает, что по приезде в Петербург станет сотрудником одного из передовых журналов - "Отечественных записок" или "Современника". Журнал "Отечественные записки" привлекал внимание Чернышевского как орган, в котором в течение ряда лет печатались статьи Белинского, стихотворения Лермонтова и Кольцова, произведения петрашевцев. Поэтому Чернышевский на первых порах стал помещать свои произведения в "Отечественных записках". Однако политическая ориентация редактора "Отечественных записок" Краевского, его умеренный либерализм, отражавшийся в 50-х годах на направлении журнала, не могли не быть ясны Чернышевскому. Симпатии молодого критика всё более и более склонялись к "Современнику" Некрасова. Чернышевский знакомится с редактором журнала, великим поэтом-демократом, сближается с ним и становится сотрудником "Современника". Некрасов оценил революционные взгляды молодого критика, его необыкновенное дарование и широкую образованность. Он привлек Чернышевского к участию в редакционных делах. Втянуть Чернышевского в дела редакции журнала стремится и Краевский. Желая вынудить молодого критика отказаться от сотрудничества в "Современнике", Краевский поставил перед ним категорически вопрос о невозможности участия в обоих, полемизирующих между собой, журналах. Чернышевский избрал "Современник", несмотря на то, что, оставаясь сотрудником "Отечественных записок", он мог надеяться на более прочное материальное положение.

   Некрасов был близок Чернышевскому, как истинный демократ, верный ученик и последователь Белинского, великий народный поэт.

   Чернышевский не был удовлетворен тем, что в "Современнике" печатались статьи Анненкова, Дружинина и других либералов, проповедовавших отказ от обличения крепостничества и бюрократии в литературе, отход от реализма, боровшихся с эстетикой Белинского. Однако Чернышевский видел, что все симпатии Некрасова на стороне революционной демократии, что Некрасов рад сделать "Современник" трибуной для проповеди революционно-демократических идей. Критик-революционер начинает деятельно сотрудничать в журнале Некрасова. Одна за другой появляются в "Современнике" его статьи. Чернышевский низвергает раздутые либеральной и эстетской критикой авторитеты салонных дворянских писателей (статьи: "Роман и повести М. Авдеева" и "Три поры жизни. Роман Евгении Тур", 1854), разоблачает беспринципность либеральной критики, борется за реализм и идейность в литературе (статьи: "Бедность не порок. Комедия А. Островского" и "Об искренности в критике", 1854).

   Ведя напряженную работу в журнале, Чернышевский в то же время готовится к защите магистерской диссертации. Один за другим сдает он магистерские экзамены, а 10 мая 1855 года в университете происходит защита только что (3 мая 1855 года) напечатанной диссертации "Эстетические отношения искусства к действительности". Официальными оппонентами были профессор А. В. Никитенко и адъюнкт М. И. Сухомлинов.

   Революционер и новатор во всех областях своей деятельности, Чернышевский не отделял науку от революционной борьбы. Диссертация Чернышевского явилась смелой проповедью материализма в философии и эстетике, реализма в искусстве. В ней содержался призыв к борьбе за освобождение человека от политического и социального гнета, материалистическое определение общественного значения искусства, обоснование реалистического метода.

   Защита диссертации Чернышевским была большим общественным событием. Диспут привлек многочисленную аудиторию. Представители революционно настроенной молодежи во время выступления Чернышевского явно выражали сочувствие и одобрение диссертанту. "Небольшая аудитория, отведенная для диспута, была битком набита слушателями. Тут были и студенты, но, кажется, было больше посторонних, офицеров и статской молодежи. Тесно было очень, так что слушатели стояли на окнах. Я тоже был в числе этих, а рядом со мной стоял Сераковский (офицер генерального штаба, впоследствии принявший участие в польском восстании и повешенный Муравьевым). Во время диспута Сераковский приходил в самый шумливый восторг и увлекался до невозможности...", - рассказывает Шелгунов. {Н. В. Шелгунов. Воспоминания. ГИЗ, М. - П., 1923, стр. 163.} В профессорских креслах было заметно движение во время резких и определенных ответов Чернышевского оппонентам. Диссертация наносила страшный удар эпигонам идеалистической эстетики.

   В прекрасно аргументированной, страстной речи Чернышевский разбил доводы официальных оппонентов, защищавших представления "об идеальном значении искусства". "Кажется, я на лекциях читал вам совсем не это!" - обратился с упреком к диссертанту Плетнев, {Там же, стр. 164.} забывая, как часто его лекции и утверждения вызывали возражения Чернышевского еще на студенческой скамье.

   Н. В. Шелгунов в своих воспоминаниях так характеризовал содержание диссертации Чернышевского:

   "Эти прекрасные мысли, выраженные с такой страстной любовью к людям, и до сих пор дышат свежестью и будят в душе благородные чувства. Какой же увлекающей силой они явились тридцать лет назад! Это была целая проповедь гуманизма, целое откровение любви к человечеству, на служение которому призывалось искусство. Вот в чем заключалась влекущая сила этого нового слова, приведшего в восторг всех, кто был на диспуте, но не тронувшего только Плетнева и заседавших с ним профессоров. Плетнев, гордившийся тем, что он угадывал и поощрял новые таланты, тут не угадал и не прозрел ничего; он даже и не предчувствовал, что перед ним восстала во всем своем будущем величии новая идея, которой суждено овладеть всем движением мысли и указать новый путь, которым и пойдет затем наша литература и журналистика". {Там же, стр. 166.}

   Диссертация Чернышевского была воспринята как революционное выступление в среде университетских чиновников и бюрократов, ведавших народным просвещением.

   Сразу после опубликования диссертации, еще до диспута, министру просвещения А. С. Норову был сделан донос об опасном "вольнодумном" направлении работы Чернышевского. Норов "пришел в ужас" от содержания диссертации, но приостановить защиту уже не мог. Однако, несмотря на то что совет университета "определил удостоить" Чернышевского степени магистра, Норов в течение трех с половиной лет держал дело о присуждении Чернышевскому ученой степени под сукном. Лишь в 1858 году, когда Норова на посту министра сменил Е. П. Ковалевский, последний, желая подчеркнуть свой либерализм, утвердил Чернышевского в степени магистра русской словесности. Теоретики "чистого искусства" и либеральные идеологи выступили в журналах против материалистической эстетики Чернышевского. {Статья С. С. Дудышкина в "Отечественных записках", 1855, No 6; рецензия в "Библиотеке для чтения", 1855, No 7, и др.}

   Борьбу против Чернышевского, его революционного мировоззрения и материализма либералы и эстеты пытались вести внутри журнала "Современник", основным сотрудником которого стал Чернышевский.

   Представители группы литераторов-либералов, сотрудничавших в "Современнике", ощущали бо?льшую идейную близость к "Отечественным запискам" Краевского и "Библиотеке для чтения", нежели к "Современнику", направление которого вполне определилось во второй половине 50-х годов.

   Противники Чернышевского внутри "Современника" предпринимали попытки воздействовать на редакцию журнала, помешать росту влияния Чернышевского на редакционные дела. "Подобное направление гибельно - и Современнику, больше чем кому-нибудь, следовало восстать против него", - убеждал И. И. Панаева Тургенев, {Тургенев и круг "Современника". М. - Л., 1930, стр. 39.} разумея революционно-демократическое направление. В первой половине 1856 года группа сотрудников-либералов предложила Некрасову заменить Чернышевского в журнале Ап. Григорьевым. Некрасов отверг это предложение. Особенно активны в борьбе с Чернышевским были такие сотрудники "Современника", как В. П. Боткин, П. В. Анненков и А. В. Дружинин. Дружинин, проповедник реакционной теории "искусства для искусства", враг реалистического "гоголевского" направления в литературе и революционно-демократических традиций критики Белинского, оказался наиболее упорным и последовательным антагонистом Чернышевского. Став ведущим сотрудником "Современника", Чернышевский повел решительную борьбу за превращение журнала в орган революционной демократии.

   Появление ряда статей Чернышевского в "Современнике" было крупным литературным и политическим событием. В них нашла свое выражение целая система политических взглядов идеолога крестьянской революции, стройная концепция материалистической эстетики и оценки наиболее значительных явлений литературы с позиций революционной демократии.

   За годы с 1854 по 1863 Чернышевский поместил в "Современнике" большое количество литературно-критических и историко-литературных работ: статьи об изданных П. В. Анненковым "Сочинениях А. С. Пушкина" (1855), "Очерки гоголевского периода русской литературы" (1855-1856), о "Детстве и отрочестве" Л. Толстого (1856), "Заметки о журналах" (1856-1857), о "Стихотворениях Н. Огарева" (1856), "Лессинг. Его время, его жизнь и деятельность" (1856-1857), о "Губернских очерках" Щедрина (1857), о "Сочинениях и письмах Н. В. Гоголя. Издание П. А. Кулиша" (1857), "Не начало ли перемены?" (1861); статьи на политические и экономические темы: "О поземельной собственности" (1857), "О новых условиях сельского быта" (1858), "Кавеньяк" (1858), "Борьба партий во Франции при Людовике XVIII и Карле X" (1858), "Июльская монархия" (1859), "Капитал и труд" (1859), "Материалы для решения крестьянского вопроса" (1859) и другие; статьи философского характера: "Антропологический принцип в философии" (1860) и др. Кроме того, он печатал систематические обзоры политических событий за границей под заглавием "Политика" (с 1859 года) и свой перевод "Оснований политической экономии" Д. С. Милля (1860), в примечаниях к которым Чернышевский высказал ряд замечательных мыслей по вопросам политической экономии.

   Несмотря на многочисленные нападки на него критики (еще в 1855 году Чернышевский писал: "... из статеек, направленных на меня в разных журналах, можно было бы составить книгу порядочной толщины"; XIV, 302), несмотря на усилия Дружинина, стремившегося создать вокруг Чернышевского в "Современнике" атмосферу недоверия и травли, влияние Чернышевского как в "Современнике", так и в целом в литературе всё возрастало.

   В конце 50-х - начале 60-х годов общественная борьба в России чрезвычайно обострилась. Революционные демократы повели непримиримую борьбу как с консерваторами - прямыми защитниками интересов господствовавших классов, так и с либералами.

   В 1858 году, после того как Чернышевский поместил в журнале "Атеней" бичующую либералов статью "Русский человек на rendez-vous" по поводу повести Тургенева "Ася", отношения между Тургеневым и редакцией "Современника" ухудшились. Весьма несочувственно отнесся Тургенев и к статьям Добролюбова, развивавшим революционно-демократический взгляд на дворянских либералов. Тургеневу, как и другим сотрудникам "Современника" - либералам, "претил мужицкий демократизм Добролюбова и Чернышевского". {В. И. Ленин, Сочинения, т. 27, стр. 244.} Вскоре группа сотрудников, не разделявших революционно-демократических принципов редакции "Современника", покинула журнал. Среди них был и Тургенев, решительно порвавший с журналом после статьи Добролюбова "Когда же придет настоящий день?" (1860) и рецензии Чернышевского на книгу Н. Готорна "Собрание чудес, повести, заимствованные из мифологии" (1860), и которой Чернышевский упрекал Тургенева за нерешительность, проявленную им при создании образа Рудина.

   Некрасов встал на сторону Чернышевского и его соратника Н. А. Добролюбова.

   Чернышевский возглавил борьбу революционной демократии за подлинное освобождение народа. Разоблачая маневры правительства и либералов, вскрывая грабительскую сущность реформы 1861 года, Чернышевский утверждал, что только крестьянская революция может принести народу политические права и экономическое освобождение. Эту мысль он умел выражать таким образом, что ее удавалось провести через препятствия и рогатки царской цензуры.

   Ближайшим соратником Чернышевского явился Добролюбов, которого Чернышевский в 1856 году привлек в "Современник", передав ему затем руководство отделом критики.

   Замечательное критическое дарование Добролюбова сформировалось и созрело под непосредственным воздействием Чернышевского, который первый разгадал огромные силы и возможности безвестного студента, предложившего в "Современник" свои статьи. Чернышевский явился чутким и внимательным другом Добролюбова. Вместе с Н. А. Некрасовым он создал в журнале условия для развития таланта молодого критика. Глубоко уважая творческую индивидуальность Добролюбова, Чернышевский поддерживал тесный контакт с ним в работе. Творческое содружество Чернышевского и Добролюбова представляет собой классический пример плодотворного сотрудничества двух гениальных ученых, единомышленников, революционных борцов.

   После смерти Добролюбова Чернышевский писал: "О, как он любил тебя, народ! До тебя не доходило его слово, но когда ты будешь тем, чем хотел он тебя видеть, ты узнаешь, как много для тебя сделал этот гениальный юноша, лучший из сынов твоих" (VII, 852). Чернышевский дал полную и глубокую оценку значения деятельности Добролюбова, которого враждебные революционной демократии литераторы пытались представить начинающим критиком, не успевшим, несмотря на свои незаурядные способности, внести сколько-нибудь значительный вклад в литературу. Подготовленное Чернышевским собрание сочинений Добролюбова, составленные им материалы для биографии умершего критика-революционера, выступление в публичных чтениях с воспоминаниями о Добролюбове - имели огромное политическое, агитационное значение. В качестве эпиграфа к сочинениям Добролюбова было помещено его стихотворение "Милый друг, я умираю...", оканчивающееся словами, как бы обращенными к читателю:

  

   И тебя благословляю:

   Шествуй тою же стезею.

  

   Чернышевский пропагандировал творчество Добролюбова, раскрывал революционный смысл его деятельности в обстановке наступления реакции на передовые силы общества, зверского подавления крестьянских выступлений, травли и полицейских преследований революционеров.

   Полицейские угрозы и ненависть реакционеров не могли запугать его.

   Вокруг Чернышевского объединялись все передовые, революционно настроенные люди. В Чернышевском они видели своего главу, идейного вождя и руководителя. В доме Чернышевского постоянно собиралась революционно настроенная молодежь. Студенты считали Чернышевского своим другом и защитником, согласовывали с ним свои выступления, неукоснительно следовали его советам. Огромным авторитетом пользовался Чернышевский и среди передового офицерства. Единомышленниками Чернышевского были Н. В. Шелгунов, М. Л. Михайлов, Н. и А. Серно-Соловьевичи, С. И. Сераковский, Н. И. Утин и др.

   На грабительскую реформу 1861 года Чернышевский и его друзья ответили созданием ряда прокламаций, имевших целью подготовить революционную борьбу народа за свое освобождение. Чернышевский взял на себя самое ответственное задание - составление прокламации, обращенной к крепостным крестьянам. Он написал замечательное революционное воззвание "Барским крестьянам от их доброжелателей поклон" (1861). Шелгунов составил прокламации к солдатам и к молодежи ("К молодому поколению").

   В прокламации "Барским крестьянам от их доброжелателей поклон" Чернышевский в доступной народу, яркой и убедительной форме объяснял грабительский смысл реформы и призывал к революции, насильственному изменению социального и политического строя.

   Чернышевский был вдохновителем и, по многим данным, одним из организаторов революционного подпольного общества "Земля и воля". По свидетельству В. А. Слепцова, Чернышевский "интересовался работой нарождавшегося общества..., то подвергал критике наши очередные проекты, то давал советы". {Цитируется по изданию: А. И. Герцен, Полное собрание сочинений и писем, т. XVI, 1920, стр. 75.}

   Для пропаганды революционно-демократических требований и привлечения к революционной работе передовых слоев русского офицерства Чернышевский использовал свое пребывание на посту главного редактора "Военного сборника" (1858). Н. Г. Чернышевский, Н. А. Серно-Соловьевич и другие большое внимание уделяли революционной работе среди военных. Ряд офицеров был вовлечен ими в революционные кружки. Об этой работе Чернышевского были хорошо осведомлены Герцен и Огарев, стремившиеся привести войско к участию в революции.

   Прекрасный конспиратор, Чернышевский сумел тщательно скрыть свою связь с революционными кружками, не дать в руки следившей за ним полиции никаких улик против себя. Однако он был слишком опасным врагом самодержавия, и III Отделение не посчиталось с "формальностями".

   Характеризуя революционную ситуацию начала 60-х годов, В. И. Ленин писал: "При таких условиях самодержавное правительство, которое свое высшее назначение видело в том, чтобы, с одной стороны, отстоять во что бы то ни стало всевластие и безответственность придворной камарильи и армии чиновных пиявок, а с другой стороны, в том, чтобы поддерживать худших представителей эксплуататорских классов, - подобное правительство не могло поступать иначе, как беспощадно истребляя отдельных лиц, сознательных и непреклонных врагов тирании и эксплуатации (т. е. "коноводов" "революционной партии"), запугивать и подкупать небольшими уступками массу недовольных". {В. И. Ленин, Сочинения, т. 5, стр. 27.}

   Приписка Герцена в письме к Н. А. Серно-Соловьевичу о своей готовности совместно с Чернышевским издавать "Современник" за границей явилась достаточным предлогом для обвинения Чернышевского в связях с революционной эмиграцией. 7 июля 1862 года Чернышевский был арестован и заключен в Петропавловскую крепость. Следствие по делу Чернышевского продолжалось около полутора лет. Чернышевский вел упорную борьбу со следственной комиссией, опровергая фальшивые документы и ложные свидетельские показания, которые фабриковались по заданию комиссии и приобщались к делу. В виде протеста против незаконных действий следственной комиссии Чернышевский объявил голодовку, которая продолжалась девять дней. Вместе с тем Чернышевский с удивительным мужеством продолжал работать и в тюрьме. В каземате Петропавловской крепости он писал роман "Что делать?" (1863), повесть "Алферьев" (1863, не закончена), роман "Повести в повести" (1863, не закончен), ряд мелких рассказов (1864), автобиографию (1863). Кроме того, здесь им были сделаны переводы ряда исторических и литературных трудов и т. д.

   Появление в "Современнике" (1863, NoNo 3-5) романа "Что делать?" Чернышевского было событием первостепенной важности в истории русской литературы и общественной мысли. Мужественный голос замечательного революционера-демократа, философа-материалиста и социалиста снова прозвучал на всю Россию и призвал молодежь и всех передовых людей общества к борьбе во имя светлого, социалистического будущего.

   7 февраля 1864 года сенатом был объявлен приговор по делу Чернышевского: ссылка на каторжные работы сроком на четырнадцать лет, а затем поселение в Сибири пожизненно. Александр II уменьшил срок каторжных работ до семи лет, что не помешало ему после продержать Чернышевского в тюрьме и на каторге свыше двадцати лет.

   19 мая 1864 года состоялась возмутительная церемония "гражданской казни" Чернышевского. "Казнь" эта, которая была задумана с целью унизить Чернышевского, предать его публичному позору, превратилась в демонстрацию любви и преданности революционно настроенной молодежи своему учителю. Чернышевский, показав пример выдержки и самообладания, остановил молодежь от слишком резких выступлений, которые могли бы привести к новым репрессиям.

   Арест и ссылка Чернышевского были огромной потерей для революционного движения России.

   Преследования революционно настроенных литераторов и расправа с Чернышевским вызвали гнев и негодование лучших людей России и Европы. В августе 1862 года Герцен писал: "В России террор... Страшно больно, что С<ерно>-С<оловьевича>, Чер<нышевского> и других взяли. Это - у нас незакрывающаяся рана на сердце...". {А. И. Герцен, Полное собрание сочинений и писем, т. XV, 1920, стр. 390-391.} В этом же письме Герцен выражал веру в то, что революционное движение не удастся подавить, и высказывал возмущение статьями доносительного характера, публиковавшимися в русских консервативных и либеральных журналах и газетах.

   Реакционеры и либералы одобряли действия правительства. К. Д. Кавелин убеждал Герцена: "Известия из России, с моей точки зрения, не так плохи... Аресты меня не удивляют и, признаюсь тебе, не кажутся возмутительными. Это война: кто кого одолеет. Революционная партия считает все средства хорошими, чтоб сбросить правительство, а оно защищается своими средствами. Не то были аресты и ссылки при подлеце Николае. Люди гибли за мысль, за убеждения, за веру, за слова... Чернышевского я очень, очень люблю, но такого брульона, бестактного и самонадеянного человека я никогда еще не видал. И было бы за что погибать! Что пожары в связи с прокламациями - в этом нет теперь ни малейшего сомнения". {Письма К. Д. Кавелина и И. С. Тургенева к А. И. Герцену, 1892, стр. 82.}

   В. И. Ленин, процитировав это письмо Кавелина в своей статье "Гонители земства и Аннибалы либерализма", следующим образом характеризовал позицию Кавелина: "Вот образчик профессорски-лакейского глубокомыслия! Виноваты во всем эти революционеры, которые так самоуверенны, что освистывают фразерствующих либералов, так задорны, что тайно и явно работают против правительства, так бестактны, что попадают в Петропавловку. С подобными людьми и он, либеральный профессор, расправлялся бы "всеми средствами", если бы был у власти". {В. И. Ленин, Сочинения, т. 5, стр. 30.}

   20 мая 1864 года Чернышевский был отправлен на каторгу в Сибирь.

   На каторге и в ссылке, так же как и в крепости, Чернышевский продолжал борьбу с правительством. Поставленный полицейскими властями в крайне тяжелые условия, он героически сопротивлялся беззаконию и насилиям, которым его подвергали, демонстративно отказываясь просить царя о помиловании или облегчении своей участи.

   Чернышевский не прекращал попыток продолжить свою литературную деятельность, стремясь найти путь к пропаганде революционных идей даже в том положении, в которое он был поставлен. После того как роман "Что делать?" был напечатан и его революционный смысл стал ясен всем, на возможность опубликования произведений Чернышевского стало особенно трудно рассчитывать. Несмотря на это, Чернышевский работал и упорно предпринимал одну попытку за другой так или иначе проникнуть в печать.

   Каторгу Чернышевский отбывал в Кадаинском руднике и Александровском заводе, а затем был переведен в Вилюйск. В Сибири Чернышевским был написан ряд произведений и в числе их замечательный роман "Пролог". Написанные им произведения он много раз пытался пересылать жене, Пыпину, редактору журнала "Вестник Европы" М. М. Стасюлевичу. Однако большей частью они не доходили по назначению, а те, которые были получены адресатами, напечатать не удалось.

   Неоднократные попытки передовых людей России облегчить участь Чернышевского легальными способами и путем организации его бегства не увенчались успехом. Одна из таких попыток была сделана в 1870 году Г. А. Лопатиным под влиянием бесед с К. Марксом. Маркс с большим волнением следил за исходом смелого предприятия Лопатина, которое также окончилось неудачей. Только в 1883 году Александр III, после неоднократных требований ряда лиц и организаций, напуганный ростом общественного протеста, разрешил переезд Чернышевского в Астрахань. Несмотря на тяжелое физическое состояние и полицейский надзор, Чернышевский продолжает здесь свою литературную работу и добивается разрешения хотя бы анонимно печатать свои произведения. Он пишет свои "Воспоминания", осуществляет перевод "Всеобщей истории" Вебера, подготавливает материалы для биографической работы о Добролюбове. В журнале "Русская мысль" появляется его статья "Происхождение теории благотворности борьбы за жизнь" (1888) и "Материалы для биографии Добролюбова" (1888). В 1889 году, незадолго до смерти, Чернышевскому было разрешено вернуться в родной Саратов. Через пять месяцев после своего приезда в Саратов, в ночь на 17 (29) октября 1889 года, Чернышевский скончался.

  

   Идеолог крестьянской революции, непримиримый борец против самодержавия и крепостничества, Чернышевский был крупнейшим представителем материалистической философии, социологом, историком, экономистом, выдающимся писателем, теоретиком искусства, историком литературы, литературным критиком.

   Вся деятельность Чернышевского была подчинена интересам народа, делу освобождения многомиллионных крестьянских масс от крепостнического гнета.

   В. И. Ленин относил Чернышевского к числу величайших революционеров мира, рассматривал его как предшественника русской социал-демократии. В своей знаменитой книге "Что делать?" В. И. Ленин писал: "... мы хотим лишь указать, что роль передового борца может выполнить только партия, руководимая передовой теорией. А чтобы хоть сколько-нибудь конкретно представить себе, что? это означает, пусть читатель вспомнит о таких предшественниках русской социал-демократии, как Герцен, Белинский, Чернышевский и блестящая плеяда революционеров 70-х годов; пусть подумает о том всемирном значении, которое приобретает теперь русская литература; пусть... да довольно и этого!". {В. И. Ленин, Сочинения, т. 5, стр. 342.}

   Революционный демократизм Чернышевского был неразрывно связан с социализмом. Несмотря на то, что социализм Чернышевского носил еще утопический характер, основатели научного социализма Маркс и Энгельс, внимательно следившие за революционно-освободительным движением в России, за развитием русской общественной мысли, считали Чернышевского великим мыслителем, великим русским ученым и критиком. {К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. XVI, ч. 2, стр. 389, 396; т. XVII, стр. 13.} Энгельс писал, что историческая и критическая школа в русской литературе (т. е. школа Чернышевского и Добролюбова) "стоит бесконечно выше всего того, что создано в Германии и Франции официальной исторической наукой". {К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. XXVII, стр. 389.} Говоря о Чернышевском и его друге Добролюбове, как о двух социалистических Лессингах, {К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. XV, стр. 235.} Энгельс указывал на величайшее историческое значение Чернышевского и Добролюбова как крупнейших литераторов, ученых и революционеров.

   Изучив русский язык, Маркс и Энгельс обратились к сочинениям Чернышевского и Добролюбова, как к работам первостепенной важности. В библиотеке К. Маркса сохранился экземпляр книги Чернышевского "Очерки из политической экономии (по Миллю)" с многочисленными критическими замечаниями Маркса и подчеркнутыми им местами. Маркс во многом не соглашался с русским демократом, но при этом высоко ценил его смелые и глубокие мысли. "Браво", "хорошо", - писал Маркс на полях книги, выделяя ту или иную мысль Чернышевского.

   К. Маркс придавал большое научное и политическое значение работам Чернышевского, содержавшим оригинальный, проникнутый революционным отношением к фактам действительности анализ экономической и политической жизни России и Европы. Маркса и Энгельса живо интересовали события общественного, социального быта России. Энгельс писал о Марксе; "... я не знаю никого, кто бы так хорошо, как он, знал Россию, ее внутренние и внешние отношения...". {К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. XXVII, стр. 586-587.} Маркс в течение десяти лет тщательно изучал материалы, характеризующие крестьянскую реформу в России: работы русских экономистов, публицистов и политических деятелей, официальные сведения и данные. На основе этих материалов Маркс хотел развернуть анализ русских земельных отношений в "Капитале". Особенно внимательно отнесся Маркс к трудам Чернышевского, которые он изучал в подлиннике. "Письма без адреса", написанные Чернышевским в Петропавловской крепости для "Современника" и запрещенные цензурой, читались Марксом в рукописи. Он перевел это произведение на немецк