Шекспир Вильям - Два Веронца

. Возьми это на память отъ твоей Юл³и (Даетъ ему кольцо).

   Протей. Хорошо, мы обмѣняемся. Вотъ возьми это.

   Юл³я. И запечатлѣемъ эту сдѣлку божественнымъ поцѣлуемъ.

   Протей. Вотъ моя рука, какъ ручательство моей вѣрности; и если пройдетъ хоть одинъ часъ въ течен³е дня безъ вздоха по тебѣ, Юл³я, то пусть въ слѣдующ³й-же затѣмъ часъ разразится надо мною какое-нибудь ужасное несчаст³е, въ наказан³е за мою забывчивость. Отецъ ждетъ меня... Не отвѣчай. Теперь время прилива, но не прилива слезъ; этотъ приливъ задержитъ меня болѣе, чѣмъ нужно (Юл³я уходить). Юл³я, прощай! Какъ? Ушла не сказавъ ни слова? Да, такова истинная любовь! Она выражается чаще дѣломъ, чѣмъ словомъ.

  

  

   Пантино. Васъ ждутъ, синьоръ Протей.

   Протей. Иду, иду! Увы! Разлука дѣлаетъ нѣмыми бѣдныхъ любовниковъ! (Уходятъ).

  

  

   Лаунсъ. Да, думаю, что по крайней мѣрѣ часъ времени пройдетъ прежде, чѣмъ я окончу проливать слезы, вся порода Лаѵнсовъ отличается этимъ порокомъ. Я, какъ блудный сынъ, получилъ свою часть этого наслѣдства и теперь съ синьоромъ Протеемъ отправляюсь ко двору Императора. Мнѣ кажется, что Крабъ, моя собака,- самая безчувственная собака, какая только существовала. Моя мать плакала, мой отецъ рыдалъ, моя сестра кричала, наша служанка ревѣла, наша кошка ломала руки въ отчаян³и, весь домъ въ смущен³и, а этотъ безчувственный песъ и слезинки-то не пролилъ! Это - камень, настоящ³й кремень: онъ безчувственъ какъ собака. Жидъ, и тотъ-бы расчувствовался, если-бы увидѣлъ наше разставан³е. Да что! Даже моя слѣпая бабушка, представьте себѣ, такъ плакала при прощан³и со мной, что чуть не ослѣпла. Да вотъ я вамъ сейчасъ покажу всю эту сцену: этотъ башмакъ будетъ играть роль моего отца... башмакъ съ лѣвой ноги пусть будетъ моимъ отцомъ... а впрочемъ, нѣтъ, башмакъ съ лѣвой ноги будетъ моей матерью... нѣтъ, такъ не годится! а впрочемъ, да, именно такъ: у него подошва поистаскалась. И такъ башмакъ съ дырой - мать, а другой - отецъ. Чортъ возьми, если это не такъ! А вотъ эта палка, синьоръ,- это моя сестра, потому, видите-ли, что она бѣла какъ лил³я, но, главнымъ образомъ, тонка, какъ жердь. A вотъ эта шляпа пусть будетъ наша служанка. А я - собака... Нѣтъ, собака пусть остается собакой, а мною собака... О, собака - это я, а я буду самимъ собой... Ну, да, такъ будетъ лучше... И вотъ я подхожу къ отцу: Батюшка, ваше благословен³е!.. Но башмакъ не долженъ вымолвить ни одного словечка,- отъ слезъ; а потому я долженъ поцѣловать батюшку; ну, разумѣется, онъ заливается еще больше прежняго... Тогда я подхожу къ матери (О, если-бы она могла теперь заговорить!..) Но она - точно бревно... Ну, я, конечно, цѣлую ее,- вотъ такъ... Да, это какъ разъ дыхан³е моей матери... Теперь, я подхожу къ сестрицѣ, послушайте-ка, какъ она вопитъ! Но собака во все это время не проливаетъ ни одной слезинки, ни одного словечка... А я, посмотрите только, какъ я поливаю пыль моими слезами!..

  

  

   Пантино. Лаунсъ, спѣши, спѣши! На бортъ! Твой чемоданъ уже на кораблѣ; тебѣ придется нагнать его въ лодкѣ. Что съ тобой? Ты хнычешь? Спѣши лучше, оселъ. Упустишь приливъ, если еще будешь медлить...

   Лаунсъ. Ну, что-же, если и упущу приливъ... Что можетъ быть жестокосерднѣе...

   Пантино. Что ты болтаешь? Приливъ жестокосерденъ?

   Лаунсъ. Я говорю о Крабѣ, моей собакѣ.

   Пантино. Знаешь что, братъ? Я говорю тебѣ: если ты упустишь приливъ, то вмѣстѣ съ тѣмъ упустишь и путешеств³е, а упустивъ путешеств³е - упустишь своего господина; упустивъ своего господина - упустишь мѣсто, а упустивъ мѣсто... Зачѣмъ ты зажимаешь мнѣ ротъ?

   Лаунсъ. Да чтобы ты не потерялъ языкъ.

   Пантино. Какъ-же я потеряю языкъ?

   Лаунсъ. Болтая вздоръ.

   Пантино. Болтая вздоръ?

   Лаунсъ. Я упущу приливъ? Путешеств³е? Господина? Мѣсто? Да развѣ ты не знаешь, другъ, что если-бы рѣка совершенно высохла, то я способенъ наполнитъ ее моими слезами, а если вѣтеръ упадетъ,- я способенъ гнать лодку моими вздохами!

   Пантино. Ну, иди, иди, братъ; меня послали звать тебя.

   Лаунсъ. Синьоръ, зовите меня, какъ хотите...

   Пантино. Да пойдешь-ли ты наконецъ?

   Лаунсъ. Ну, хорошо, хорошо,- иду (Уходятъ).

  

  

   Сильв³я. А, покорный слуга!

   Валентинъ. Повелительница!

   Спидъ. Господинъ, синьоръ Тур³о косится на васъ.

   Валентинъ. Это отъ любви.

   Спидъ. Да только не къ вамъ.

   Валентинъ. Ну, такъ къ моей повелительницѣ.

   Спидъ. Вамъ бы слѣдовало его отдуть.

   Сильв³я. Покорный слуга,- вы въ меланхолическомъ настроен³и.

   Валентинъ. Да, синьора, я такимъ кажусь.

   Тур³о. А развѣ вы кажетесь не тѣмъ, чѣмъ вы есть?

   Валентинъ. Можетъ быть.

   Тур³о. Значитъ, вы прикидываетесь?

   Валентинъ. Какъ и вы.

   Тур³о. А я чѣмъ-же прикидываюсь?

   Валентинъ. Здравомыслящимъ.

   Тур³о. Изъ чего вы это заключаете?

   Валентинъ. Изъ вашего безум³я.

   Тур³о. А въ чемъ вы видите мое безум³е?

   Валентинъ. Въ вашей курткѣ.

   Тур³о. На мнѣ двойная куртка.

   Валентинъ. Ну, такъ я удвою ваше безум³е.

   Тур³о. Какимъ образомъ?

   Сильв³я. Вы сердитесь, синьоръ Тур³о, измѣняетесь въ

   Валентинъ. Оставьте его, синьора; онъ - нѣчто въ родѣ хамелеона...

   Тур³о. Который предпочитаетъ питаться вашей кровью, чѣмъ быть въ вашемъ обществѣ.

   Валентинъ. Вы сказали, синьоръ?

   Тур³о. Ну. да, сказалъ; и на этотъ разъ кончено.

   Валентинъ. Это мнѣ хорошо извѣстно, синьоръ: вы всегда кончаете - прежде, чѣмъ начнете.

   Сильв³я. Прекрасная перестрѣлка словами, синьоры, энергично произведенная.

   Валентинъ. Да, синьора; мы обязаны ею вамъ.

   Сильв³я. Мнѣ?

   Валентинъ. Да, вамъ Вы снабдили насъ огнемъ: синьоръ Тур³о черпаетъ свое остроум³е во взглядахъ вашей милости и великодушно расточаетъ то, что заимствовалъ въ вашемъ обществѣ.

   Тур³о. Синьоръ, если вы будете расточать мнѣ слово за словомъ, то я очень скоро обанкручу ваше остроум³е.

   Валентинъ. Знаю, синьоръ, знаю; вы имѣете въ вашемъ распоряжен³и цѣлый банкъ словъ, и никакой другой монеты вы, какъ кажется, не даете вашимъ служителямъ; если судить по ихъ жалкой ливреѣ, вы имъ платите только вашими жалкими словами.

   Сильв³я. Довольно, синьоры... Вотъ мой отецъ.

  

  

   Герцогъ. Однако, Сильв³я, дочь моя,- ты точно въ осадѣ. Синьоръ Валентинъ, вашъ батюшка здоровъ. А что сказали бы вы о письмѣ отъ вашихъ друзей съ хорошими вѣстями?

   Валентинъ. Ваша свѣтлость,- доброму вѣстнику я былъ бы весьма признателенъ за нихъ.

   Герцогъ. Вы знакомы съ дожомъ Антон³о, вашимъ соотечественникомъ?

   Валентинъ. Да, ваша свѣтлость, я его знаю, какъ человѣка богатаго и весьма достойнаго и по праву пользующагося такой репутац³ей.

   Герцогъ. У него есть сынъ?

   Валентинъ. Да, ваша свѣтлость, у него есть сынъ, достойный чести и положен³я такого отца.

   Герцогъ. Вы хорошо его знаете?

   Валентинъ. Какъ самого себя. Съ самаго дѣтства мы жили и проводили всѣ часы нашей жизни вмѣстѣ. Что касается меня, то я былъ порядочнымъ лѣнтяемъ, тратя драгоцѣнныя минуты даромъ, вмѣсто того, чтобы украшать свою юность ангельскими совершенствами. Но Протей,- такъ его зовутъ,- сдѣлалъ полезное и благородное употреблен³е изъ своего времени. Хотя годами онъ и юнъ, но опытностью онъ старъ; у него и пылъ юности, и рядомъ съ этимъ зрѣлость сужден³я. Словомъ (потому что его достоинства значительно выше похвалъ, расточаемыхъ мной), какъ въ нравственномъ, такъ и въ физическомъ отношен³и, онъ надѣленъ всѣми доблестями, украшающими дворянина.

   Герцогъ. Однако, синьоръ, если онъ дѣйствительно таковъ, какимъ вы его изображаете, то гораздо болѣе достоинъ любви императрицы, чѣмъ быть совѣтникомъ императора. Ну, такъ знайте-же, что этотъ дворянинъ явился ко мнѣ съ рекомендац³ями весьма уважаемыхъ вельможъ и намѣренъ провести здѣсь нѣкоторое время. Думаю, что эта вѣсть не огорчитъ васъ.

   Валентинъ. Если я желалъ видѣть здѣсь кого-либо, такъ это именно его.

   Герцогъ. Ну, такъ примите-же его соотвѣтственно его достоинствамъ. Я это тебѣ, Сильв³я, говорю, и вамъ, синьоръ Тур³о, потому-что Валентина нечего приглашать къ этому. Я вамъ его сейчасъ-же пришлю (Уходитъ).

   Валентинъ. Это, синьора, тотъ самый дворянинъ, который, какъ я вамъ разсказывалъ, непремѣнно-бы пр³ѣхалъ со мною сюда, если-бы его возлюбленная не приковала его глазъ къ своимъ хрустальнымъ очамъ.

   Сильв³я. Вѣроятно, она ихъ теперь освободила,- подъ какимъ-нибудь другимъ залогомъ вѣрности.

   Валентинъ. Нѣтъ, я увѣренъ, что онъ по-прежнему у ней въ плѣну.

   Сидьв³я. Этого быть не можетъ, потому-что въ такомъ случаѣ онъ-бы ослѣпъ, а если-бы ослѣпъ, то какъ-бы онъ могъ найти дорогу къ вамъ?

   Валентинъ. Говорятъ, синьора, что у любви двадцать паръ глазъ.

   Тур³о. Говорятъ, что у любви совсѣмъ нѣтъ глазъ.

   Валентинъ. Да, для такихъ любовниковъ, Тур³о, какъ вы, когда предметъ непр³ятенъ, любовь закрываетъ глаза.

  

  

   Сильв³я. Ну, перестаньте, перестаньте, вотъ, кажется, и этотъ дворянинъ.

   Валентинъ. Привѣтствую тебя, дорогой Протей! Умоляю васъ, синьора, подтвердите этотъ привѣтъ какою-нибудь особенною милостью.

   Сильв³я. Его достоинства могутъ ему служить лучшимъ ручательствомъ въ томъ, что его пр³ѣздъ здѣсь пр³ятенъ всѣмъ, если онъ дѣйствительно тотъ другъ, о которомъ вы такъ часто говорили,

   Валентинъ. Синьора, это онъ; прекрасная дама, позвольте ему быть моимъ товарищемъ въ услужен³и вамъ.

   Сильв³я. Я слишкомъ недостойная госпожа для такого достойнаго служителя.

   Протей. О, нѣтъ, прекрасная дама: служитель слишкомъ недостоинъ, чтобы заслужить даже взглядъ такой благородной госпожи.

   Валентинъ. Оставьте разговоръ обо всѣхъ этихъ недостаткахъ. Прекрасная дама, примите его въ число вашихъ служителей.

   Протей. Я скажу только, что буду вѣренъ моему долгу

   Сильв³я. Исполненный долгъ всегда вознаграждается Служитель, васъ привѣтствуетъ недостойная повелительница.

   Протей. Я готовъ жертвовать жизнью противъ всякаго, за исключен³емъ васъ, кто мнѣ это скажетъ.

   Сильв³я. Что васъ привѣтствуютъ?

   Протей. Нѣтъ,- что вы недостойная госпожа.

  

  

   Служитель. Синьора, герцогъ, вашъ родитель желаетъ поговорить съ вами.

   Сильв³я. Иду за его приказан³ями... (Уходитъ служитель). Пойдемте со мной, синьоръ Тур³о.- Еще разъ, позвольте привѣтствовать васъ, мой новый служитель. Оставляю васъ, чтобы вы могли поговорить о вашихъ домашнихъ дѣлахъ, а затѣмъ, надѣюсь, что вы и насъ вспомните.

   Протей. Не замедлимъ явиться (Уходятъ: Сильв³я, Тур³о и Спидъ).

   Валентинъ. Ну, а теперь разсказывай, какъ поживаютъ всѣ наши.

   Протей. Ваши друзья находятся въ добромъ здоровьи и кланяются вамъ.

   Валентинъ. А твои?

   Протей. Я всѣхъ ихъ оставилъ въ добромъ здрав³и.

   Валентинъ. Ну, а твой предметъ? Преуспѣваетъ-ли твоя любовь?

   Протей. Мои истор³и любви имѣли свойство въ прежнее время надоѣдать тебѣ. Я знаю, что тебѣ не нравятся разговоры о любви.

   Валентинъ. О, Протей, съ тѣхъ поръ все перемѣнилось въ моей жизни. Я лично былъ наказанъ за то, что пренебрегалъ любовью. Всемогущая власть любви наказала меня горькимъ постомъ, стонами раскаян³я, присудивъ меня ночью на слезы, днемъ - на тяжк³й вздохъ. Въ отмщен³е за мое пренебрежен³е любовью, любовь отогнала сонъ съ плѣненныхъ глазъ моихъ и сдѣлала ихъ сидѣлками у ложа страдан³й моего сердца. О, милый Протей, любовь - всемогущ³й властелинъ и до такой степени смирила меня, что я сознаю теперь: на землѣ нѣтъ несчаст³я, которое могло-бы сравняться съ ея карой, нѣтъ радости, которая могла-бы сравняться съ ея милостями. Теперь, у меня нѣтъ другаго разговора, кромѣ разговора о любви; теперь одно простое слово: любовь - замѣняетъ мнѣ и завтракъ, и обѣдъ, и ужинъ, и сонъ!

   Протей. Съ меня и этого довольно. Въ твоихъ глазахъ я читаю твое счаст³е. Ну, а кумиръ, которому ты поклоняешься, это та, которая только что была тутъ?

   Валентинъ. Да, не правда-ли, божественное видѣн³е?

   Протей. Нѣтъ, но земное совершенство.

   Валентинъ. Скажи, что она - божество.

   Протей. Не хочу льстить ей.

   Валентинъ. Ну, такъ льсти мнѣ, вѣдь любовь упивается: похвалами.

   Протей. Когда я былъ боленъ, ты заставлялъ меня глотать горьк³я пилюли; такимъ-же образомъ и я буду поступать съ тобою.

   Валентинъ. Въ такомъ случаѣ, говори одну лишь правду; если она и не божество, то, конечно, высшее земное существо.

   Протей. За исключен³емъ моей возлюбленной.

   Валентинъ. О, дорогой Протей,безъ всякаго исключен³я, если ты не хочешь нанести моей любви исключительное оскорблен³е.

   Протей. А развѣ я не имѣю причины предпочитать мою любовь всему на свѣтѣ?

   Валентинъ. Я и самъ возвеличу твою любовь. Твоя возлюбленная удостоится величайшей почести нести шлейфъ дамы моего сердца, чтобы низменная земля не лобызала ея одежды, и, возгордившись столь великимъ счаст³емъ не пренебрегла позаботиться о благоухающихъ лѣтнихъ цвѣтахъ и не сдѣлала вѣчной суровую зиму.

   Протей. Это еще что за бахвальство?

   Валентинъ. Ахъ, прости меня, Протей, все, что я могу сказать - ничто въ сравнен³я съ нею, которой достоинства обращаютъ въ ничто достоинства другихъ. Она - единственна!

   Протей. Ну, такъ и пусть ее остается единственной!

   Валентинъ. Нѣтъ, ни за что въ м³рѣ? Знаешь-ли ты, мой другъ, что она уже моя? и я такъ богатъ, обладая такимъ сокровищемъ, какъ двадцать морей, которыхъ весь песокъ состоялъ-бы изъ жемчужинъ, вся вода - изъ нектара, и всѣ скалы - изъ чистаго золота. Протей, прости меня, что я забываю о тебѣ, когда я мечтаю о моей любви. Мой глупый соперникъ, котораго ея отецъ предпочитаетъ мнѣ исключительно изъ-за его огромнаго богатства, пошелъ съ нею, и мнѣ нужно пойти за нимъ, ибо любовь, какъ ты знаешь, бываетъ ревнива.

   Протей. Однако, любитъ-ли она тебя?

   Валентинъ. О, да, и мы уже женихъ и невѣста. Даже больше: и часъ нашего вѣнчан³я уже назначенъ, вмѣстѣ съ хитрымъ планомъ нашего бѣгства: я долженъ буду взобраться въ ея окно по веревочной лѣстницѣ. Все придумано и распредѣлено наилучшимъ образомъ для торжества моего счаст³я. Милый Протей, пойдемъ въ мою комнату, ты долженъ помочь мнѣ твоими совѣтами.

   Протей. Ступай впередъ. Сперва я долженъ отправиться въ гавань за моими вещами, которыя мнѣ необходимы. И тогда мы внимательно разсмотримъ дѣло.

   Валентинъ. Ты скоро справишься?

   Протей. Разумѣется (Уходитъ Валентинъ). Подобно тому, какъ одно пламя пожираетъ другое, подобно тому, какъ гвоздь выбивается гвоздемъ,- такъ-же точно и новый предметъ любви вытѣснилъ воспоминан³е о прежней. Мое-ли только восхищен³е ея красотой, восхищен³е-ли Валентина, истинныя-ли ея совершенства или мое вѣроломное непостоянство заставляютъ меня такъ безразсудно разсуждать? Конечно, она прекрасна, но развѣ не прекрасна Юл³я, которую люблю... которую любилъ, потому что моя любовь внезапно растаяла, подобно восковой куколкѣ, поднесенной къ огню, и теперь отъ нея не осталось ничего. Мнѣ кажется, что моя преданность къ Валентину уменьшилась и что теперь я его меньше люблю, чѣмъ любилъ прежде. Но его возлюбленную я люблю слишкомъ, и вотъ причина, почему его я теперь люблю меньше. Но какъ безумно я стану бредить ею, когда узнаю ее лучше, если, не зная ея, я могъ полюбить ее. Пока я видѣлъ только ея лицо, она отуманила только мой разумъ, а когда я увижу ея совершенства, то я, конечно, ослѣпну. Если съумѣю преодолѣть эту безумную любовь, то сдѣлаю это; въ противномъ случаѣ, я овладѣю ею во что бы то ни стало (Уходитъ).

  

   Спидъ. Клянусь тебѣ честью, Лаунсъ, ты - желанный гость въ Миланѣ.

   Лаунсъ. Не клянись лучше, милый юнецъ; вовсе я не желанный гость здѣсь. Я всегда придерживался мнѣн³я, что человѣкъ до тѣхъ поръ не можетъ считаться погибшимъ, пока онъ не погибнетъ; а равно никогда человѣкъ не будетъ желаннымъ гостемъ, пока не уплатитъ нѣкотораго счетца и не услышатъ отъ хозяйки: пожалуйте!

   Спидъ. Ну, такъ зайдемъ, сумашедшая ты голова, въ пивную; тамъ за какой-нибудь счетецъ въ как³е-нибудь пять пенсовъ, ты услышишь по крайней мѣрѣ пять тысячъ добрыхъ пожелан³й. Однако, плутяшка, скажи-ка мнѣ, какъ разстался твой господинъ съ синьорой Юл³ей?

   Лаунсъ. Ну что-же? Сойдясь въ серьезъ, разстались, очевидно, шутя.

   Спидъ. А выйдетъ она за него замужъ?

   Лаунсъ. Нѣтъ.

   Спидъ. Какъ такъ? Значитъ, онъ на ней женится?

   Лаунсъ. Нѣтъ.

   Спидъ. Значитъ, поссорились?

   Лаунсъ. Совсѣмъ нѣтъ; оба цѣлехоньки, точно двѣ рыбки.

   Спидъ. Ну, такъ въ чемъ-же дѣло?

   Лаунсъ. Да вотъ въ чемъ: когда она хороша къ нему, она хороша и къ самой себѣ.

   Спидъ. Ну не оселъ-ли ты? Рѣшительно не понимаю тебя.

   Лаунсъ. Ну, не болванъ-ли ты? Вѣдь моя палка, и та понимаетъ меня!

   Спидъ. Что ты болтаешь?

   Лаунсъ. Да, болтаю и утверждаю. Вотъ посмотри: я опираюсь на мою палку, и палка меня понимаетъ.

   Спидъ. То есть, ты хочешь сказать, что она находится подъ тобою.

   Лаунсъ. Да вѣдь пойми: быть подо мною и понимать меня - одно и то же.

   Спидъ. Нѣтъ, ты скажи мнѣ правду: состоится-ли бракъ?

   Лаунсъ. Спроси мою собаку: если она скажетъ да, значитъ состоится; если скажетъ нѣтъ,- все равно состоится; если завиляетъ хвостомъ и ничего не скажетъ, то и тогда состоится.

   Спидъ. Значитъ, въ заключен³е, состоится.

   Лаунсъ. Такую тайну ты узнаешь у меня только въ формѣ параболы.

   Спидъ. Все равно, лишь бы только я ее узналъ. Однако, Лаунсъ, что скажешь ты насчетъ того, что мой господинъ совсѣмъ ошалѣлъ отъ любви?

   Лаунсъ. Другимъ я его никогда и не зналъ.

   Спидъ. То есть, какимъ?

   Лаунсъ. Да ошалѣлымъ, какъ ты и самъ опредѣлилъ его.

   Спидъ. Что ты, сынъ потаскухи, ослина! ты меня не понимаешь.

   Лаунсъ. Что ты, болванъ,- не я не понимаю, а твой господинъ ничего не смыслитъ.

   Спидъ. Я тебѣ говорю, что мой господинъ пламенѣетъ отъ любви.

   Лауясъ. А я тебѣ говорю: совсѣмъ мнѣ не интересно, пламенѣеть-ли онъ или нѣтъ. Если хочешь, пойдемъ лучше въ пивную; если не хочешь, то ты еврей, жидъ и не достоинъ имени христ³анина.

   Спидъ. Почему?

   Лаунсъ. Потому, что у тебя, значитъ, нѣтъ достаточно любви къ ближнему, чтобы направиться къ пиву въ обществѣ христ³анина. Пойдемъ, что-ли! (Уходятъ).

  

   Протей. Оставить мою Юл³ю - будетъ съ моей стороны большимъ вѣроломствомъ. Любить прекрасную Сильв³ю - вѣроломство. Измѣнить моему другу - еще большее вѣроломство. Тоже могущество, которое принудило меня къ моей первой клятвѣ, побуждаетъ меня и къ этому тройному вѣроломству. Любовь заставляла меня клясться и любовь-же заставляетъ меня совершать вѣроломство. О, прекрасно-вдохновенная любовь! Если ты была моимъ грѣхомъ, научи меня, твоего соблазненнаго раба, извинить это! Прежде я поклонялся мерцающей звѣздѣ, теперь боготворю божественное солнце. Необдуманныя клятвы могутъ быть нарушены обдуманнымъ рѣшен³емъ; не уменъ тотъ, у кого недостаетъ рѣшимости заставить свой умъ перемѣнить худшее на лучшее. Но стыдись, стыдись, непочтительный языкъ! Какъ могъ назвать ты худшею ту, которой верховную власть надъ собой ты провозглашалъ двадцатью тысячами сердцемъ подтвержденныхъ клятвъ! Я не могу перестать любить и, однако, перестаю любить, но перестаю тамъ, гдѣ долженъ былъ-бы любить. Я теряю Юл³ю, теряю Валентина... Если я сохраню ихъ, то долженъ погубить себя. Если я потеряю ихъ, то, благодаря этой потерѣ, сохраню вмѣсто Валентина - Протея и вмѣсто Юл³и - Сильв³ю! Я самому себѣ дороже всякаго друга, потому что любовь къ самому себѣ дорога сама по себѣ. A Сильв³я,- свидѣтель небо, создавшее ее столь прекрасной,- превратила Юл³ю въ черную эѳ³опку! Я забуду, что Юл³я существуетъ, и буду помнить только, что моя любовь къ ней умерла. А Валентина буду считать врагомъ, ища въ Сильв³и еще болѣе нѣжнаго друга. Я не могу быть постояннымъ относительно самого себя, не измѣняя Валентину. Нынѣшнею ночью онъ собирается пробраться черезъ окно въ комнату Сильв³и, съ помощью веревочной лѣстницы... А меня, соперника, онъ сдѣлалъ повѣреннымъ! Ну, хорошо-же! Я сейчасъ же открою отцу ихъ переодѣван³е и предполагаемое бѣгство. Онъ, въ гнѣвѣ, изгонитъ Валентина, потому что хочетъ выдать дочь свою за Тур³о. Но какъ только Валентинъ будетъ устраненъ, я быстро остановлю, какимъ-нибудь хитрымъ способомъ, нелѣпыя ухаживан³я тупоголоваго Тур³о. Любовь, дай мнѣ крылья, чтобы ускорить осуществлен³е моего проекта, подобно тому, какъ ты надѣлила меня разумомъ, чтобы придумать его! (Уходитъ).

  

  

   Юл³я. Лучетта, милочка моя, посовѣтуй мнѣ, помоги! Заклинаю тебя любовью, тебя,- живую табличку, на которой начертаны и вырѣзаны всѣ мои мысли,- поучи меня, скажи мнѣ, какимъ образомъ я-бы могла, не жертвуя прилич³емъ, оправдаться къ моему Протею?

   Лучетта. Увы! путь утомителенъ и длиненъ.

   Юл³я. Истинно-благородный пилигримъ никогда не утомтляется измѣряя царства своими слабыми стопами; въ особенности та, которая окрылена любовью и когда полетъ ея направленъ къ предмету столь дорогому, столь совершенному, столь божественному, какъ синьоръ Протей.

   Лучетта. Лучше подождать, когда вернется Протей.

   Юл³я. Ахъ! Развѣ ты не знаешь, что его взоры - пища души моей? Тронься голодомъ, который я испытываю, столь долгое время лишенная пищи. Если-бы ты только знала всю силу любви, ты-бы предпочла скорѣе развести огонь съ помощью снѣга, чѣмъ пробовать тушить пламя любви словами.

   Лучетта. Я не думаю тушить пламя любви вашей, я-бы желала лишь умѣрить его чрезвычайную яркость, чтобы она не переходила за предѣлы разума.

   Юл³я. Чѣмъ болѣе будешь ты подавлять его, тѣмъ сильнѣе онъ будетъ подыматься. Ты знаешь, тихо-журчащ³й ручеекъ, какъ только его остановятъ, приходить въ бѣшенство отъ нетерпѣн³я; но когда его естественное течен³е не имѣетъ препятств³й, онъ поетъ свою прелестную музыку на своихъ гладкихъ камешкахъ, нѣжно цѣлуя каждую тростинку, встрѣчающуюся ему на пути, и, такимъ образомъ, различными извилистыми тропинками онъ устремляется, играя и шутя, къ грозному океану. Поэтому, не удерживай и меня. Я буду такъ же терпѣлива, какъ ручей; изъ каждаго труднаго шага буду дѣлать забаву лишь-бы только послѣдн³й привелъ меня къ моей любви. И тогда я успокоюсь, подобно тому, какъ успокоивается, послѣ многихъ мытарствъ, душа праведника въ Элиз³ѣ.

   Лучетта. Но въ какомъ костюмѣ думаете вы отправиться?

   Юл³я. Не въ женскомъ костюмѣ, чтобы избѣжать непр³ятныхъ встрѣчъ съ наглыми мужчинами. Милая Лучетта, какой-нибудь костюмъ пажа хорошаго дома.

   Лучетта. Но въ такомъ случаѣ ваша милость должна будетъ отрѣзать волосы.

   Юл³я. Нѣтъ, милочка; я заплету ихъ шелковыми снурочками въ двадцать неровныхъ, истинно-любовныхъ узелковъ: фантастическое украшен³е не мѣшаетъ юности, даже болѣе строгой, чѣмъ моя юность.

   Лучетта. А какого-же покроя, синьора, сдѣлать мнѣ для васъ панталоны?

   Юл³я. Это все равно, какъ если бы ты сказала: какой ширины, почтеннѣйш³й синьоръ, желаете вы юбку?- Сдѣлай такъ, какъ сама хочешь, Лучетта.

   Лучетта. Панталоны необходимо носить съ бантомъ.

   Юл³я. Ахъ, нѣтъ, это неудобно.

   Лучетта. Панталоны, синьора, не стоятъ и булавки, если они не съ бантомъ, въ родѣ банта, замѣняющаго подушку для булавокъ.

   Юл³я. Милая Лучетта, если ты меня любишь, дай мнѣ-то, что тебѣ кажется самымъ приличнымъ и красивымъ. Но скажи, милочка, что обо мнѣ подумаютъ, когда узнаютъ о такомъ необычайномъ путешеств³и? Боюсь, что выйдетъ скандалъ.

   Лучетта. Если вы такъ думаете, то оставайтесь дома и не уѣзжайте.

   Юл³я. Ну, уже это - нѣтъ.

   Лучетта. Въ такомъ случаѣ, поѣзжайте, не думая ни о какомъ скандалѣ. Если Протей останется доволенъ вашимъ путешеств³емъ, когда вы пр³ѣдете, то не все ли равно, кто будетъ недоволенъ вашимъ отъѣздомъ; но я боюсь, что онъ нисколько не будетъ доволенъ.

   Юл³я. Ну, насчетъ этого, Лучетта, я нисколько не безпокоюсъ. Тысячи клятвъ, цѣлый океанъ слезъ, множество доказательствъ безконечности его любви ручаются, что Протей будетъ въ восторгѣ.

   Лучетта. Всѣмъ этимъ пользуются и лживые люди.

   ²Ол³я. Только низк³е люди пользуются обманомъ для низкихъ цѣлей! По Протей родился подъ болѣе неподвижными звѣздами; его слова - обязательства,его клятва - оракулъ, его любовь искренна; его мысли - безгрѣшны; его слезы - цѣломудреннѣйш³я посланницы его сердца, а его сердце такъ же далеко отъ обмана, какъ небо отъ земли.

   Лучетта. Молите небо, чтобы вы нашли его такимъ, по вашемъ прибыт³и.

   Юл³я. О, если ты меня любишь, не оскорбляй его такимъ дурнымъ мнѣн³емъ о его искренности; ты сдѣлаешься достойной моей любви только въ томъ случаѣ, когда будешь его любить. А теперь, идемъ поскорѣе въ мою комнату; надо привести въ извѣстность все. что необходимо для этого самаго желаемаго путешеств³я! Все, что мнѣ принадлежитъ, я оставляю въ полномъ твоемъ распоряжен³и,- мое имущество, мои земли, мое доброе имя. Взамѣнъ этого я прошу тебя снарядить меня какъ можно скорѣе. Ну, иди, не возражай мнѣ. Я не выношу всѣхъ этихъ промедлен³й.

  

  

   Герцогъ. Синьоръ Тур³о, прошу васъ, оставьте насъ на минуту; намъ нужно кое о чемъ поговорить по секрету (Уходитъ Тур³о). Теперь, говорите, Протей!

   Протей. Свѣтлѣйш³й герцогъ, то, что я намѣренъ открыть вамъ,- законъ дружбы заставляетъ меня хранить въ тайнѣ. Но когда я вспомн³о о всѣхъ милостяхъ, которыми вы удостоили меня, недостойнаго, мой долгъ заставляетъ меня открыть вамъ то, чего, при другихъ обстоятельствахъ, я не открылъ-бы ни за как³я сокровища въ м³рѣ. Такъ знайте-же, свѣтлѣйш³й герцогъ, что синьоръ Валентинъ, мой другъ, намѣренъ нынѣшнею ночью похитить вашу дочь; онъ самъ мнѣ говорилъ объ этомъ. Я знаю, что вы желаете выдать ее за этого Тур³о, котораго ненавидитъ ваша прелестная дочь. Если-бы она была такимъ образомъ похищена у васъ, то, несомнѣнно, это было-бы жестокимъ ударомъ для вашей старости. Вотъ почему, побуждаемый моимъ долгомъ, я предпочелъ разстроить замыслы моего друга, лишь-бы, зная ихъ, не допустить отяжелѣть надъ вашей головой такому бремени несчаст³й, которыя, возникнувъ внезапно, свели-бы васъ въ безвременную могилу.

   Герцогъ. Протей, благодарю тебя за твою честную заботливость; взамѣнъ этаго ты можешь располагать мною, пока я живъ. Я и самъ не разъ имѣлъ случай подмѣтить ихъ любовь, когда они считали меня погруженнымъ въ глубок³й сонъ; и часто я намѣревался удалить синьора Валентина отъ моей дочери и даже отъ двора, но, боясь ошибиться въ моей ревнивой подозрительности и, такимъ образомъ оскорбить совершенно невиннаго человѣка (чего я всегда избѣгалъ), я продолжалъ быть съ нимъ любезнымъ, чтобы такимъ образомъ имѣть возможность проникнуть въ его замыслы, о которыхъ ты сообщаешь мнѣ въ эту минуту. А въ доказательство того, что, зная,какъ легко обольщается каждая юность, я опасался этого,- скажу тебѣ, что я устроилъ ей спальню въ высокой башнѣ, ключъ отъ которой постоянно находится при мнѣ. Поэтому похитить ее нѣтъ возможности.

   Протей. Ну, такъ знайте, благородный герцогъ, что съ помощью придуманнаго имъ средства, онъ въ состоян³и добраться до окна ея комнаты и спуститься съ нею по веревочной лѣстницѣ. Юный любовникъ уже отправился за этой лѣстницей и въ скоромъ времени долженъ вернуться съ нею и пр³йти сюда, такъ что, если найдете нужнымъ, можете захватить его съ лѣстницей. Но, благородный герцогъ, сдѣлайте это искусно,чтобы онъ не могъ догадаться, кто именно донесъ на него, потому что изъ любви къ вамъ, а не изъ ненависти къ нему, я рѣшился открыть вамъ его замыселъ.

   Герцогъ. Честью увѣряю тебя, что онъ никогда не узнаетъ, что именно ты освѣтилъ меня въ этомъ отношен³и.

   Протей. Итакъ, прощайте, благородный герцогъ; вотъ и синьоръ Валентинъ (Уходитъ).

  

  

   Герцогъ. Синьоръ Валентинъ, куда вы это такъ спѣшите?

   Валентинъ. Ваша свѣтлость, простите меня; посланецъ, который долженъ доставить письма къ моимъ друзьямъ, ждетъ меня, и я спѣшу вручить ихъ ему.

   Герцогъ. Очень нужныя письма?

   Валентинъ. Содержан³е ихъ заключается лишь въ томъ, что я здоровъ и вполнѣ счастливъ при дворѣ вашей свѣтлости.

   Герцогъ. Ну, это не особенно важно. Останься на минутку со мною, мнѣ хочется поговорить съ тобою по секрету о нѣкоторыхъ обстоятельствахъ, весьма близкихъ мнѣ. Ты, конечно, знаешь, что я желалъ выдать мою дочь за моего друга, синьора Тур³о.

   Валентинъ. Это мнѣ извѣстно, благородный герцогъ. Безъ всякаго сомнѣн³я, это - прекраснѣйшая парт³я. Кромѣ того, этотъ молодой вельможа одаренъ всѣми качествами, необходимыми для мужа такой прекрасной дѣвицы, какъ ваша дочь. Но развѣ ваша свѣтлость не можетъ склонить ее къ этому браку?

   Герцогъ. Вотъ въ томъ-то и дѣло, что не могу. Она своенравна, упряма, горда, надменна, непослушна, не признающая долга. Она не считаетъ себя моей дочерью и не относится ко мнѣ съ почтен³емъ, какъ съ отцу. Я долженъ тебѣ сказать, что все это окончательно убило мою любовь къ ней и, бросивъ всякую мечту о томъ, что она будетъ моимъ утѣшен³емъ въ старости, я рѣшилъ жениться вторично и оставить ее на произволъ судьбы. Пусть-же ея красота будетъ ей приданымъ, если ужь она такъ пренебрегаетъ мной и моимъ богатствомъ.

   Валентинъ. Но какъ могу я быть полезенъ вашей свѣтлости въ этомъ случаѣ?

   Герцогъ. Въ Миланѣ живетъ одна молодая дама, въ которую я влюбленъ, но она холодна и недоступна и не обращаетъ ни малѣйшаго вниман³я на все мое краснорѣч³е. Такъ вотъ я бы хотѣлъ, чтобы ты былъ въ этомъ случаѣ моимъ наставникомъ (я уже забылъ какъ ухаживаютъ, и кромѣ того, измѣнились и нравы). Научи меня, какимъ образомъ могу я обратить на себя лучезарныя очи.

   Валентинъ. Троньте ее подарками, если слова не подѣйствуютъ; очень часто нѣмые драгоцѣнные камни сильнѣе всякихъ самыхъ страстныхъ словъ дѣйствуютъ на женск³й умъ.

   Герцогъ. Но она пренебрегла подарками, которые я послалъ ей.

   Валентинъ. Иногда женщина отвергнетъ-то, что больше всего ей нравится. Пошлите ей другой подарокъ и никогда не отчаявайтесь, потому что пренебрежен³е въ прошломъ усиливаетъ любовь въ будущемъ. Если она притворилась сердитой, то не изъ ненависти къ вамъ, а напротивъ того, изъ желан³я, чтобы вы еще болѣе влюбились въ нее. Если она броситъ васъ, то это не значитъ еще, что она желаетъ избавиться отъ вашего присутств³я,- онѣ приходятъ въ бѣшенство, когда ихъ оставляютъ однѣхъ. Что бы онѣ ни говорили - не отчаявайтесь. Говоря: "уйдите отъ меня", онѣ не хотятъ сказать: "оставьте меня въ покоѣ". Льстите, хвалите, превозносите ея красоту: какъ бы она ни была безобразна, увѣряйте ее, что у ней лицо ангела. Я говорю, что человѣкъ, одаренный языкомъ - не человѣкъ, если съ помощью языка не можетъ плѣнить женщину.

   Герцогъ. Но та, о которой я тебѣ говорю, уже обѣщана родителями одному достойному молодому дворянину и за нею такъ тщательно наблюдаютъ, что никакому мужчинѣ нѣтъ къ ней доступа днемъ.

   Валентинъ. Въ такомъ случаѣ я бы попробовалъ пробраться къ ней ночью.

   Герцогъ. Конечно, но двери такъ крѣпко запираются и ключи отъ дверей такъ тщательно прячутся, что пробраться къ ней ночью нѣтъ возможности.

   Валентинъ. Но кто-же мѣшаетъ войти въ ея комнаты черезъ окно?

   Герцогъ. Ея комната помѣщается такъ высоко, а стѣны такъ гладки, что взобраться по нимъ, не подвергая жизнь очевидной опасности,- нѣтъ на какой возможности.

   Валентинъ. Въ такомъ случаѣ, искусно сдѣланная веревочная лѣстница, привѣшенная къ парѣ хорошо вбитыхъ крюковъ, совершенно достаточна, чтобъ по ней взобраться на башню новой Геро отважному Леандру, который попробуетъ это сдѣлать.

   Герцогъ. Ты - дворянинъ хорошей крови; скажи мнѣ гдѣ я могу найти такую лѣстницу?

   Валентинъ. Когда вы думаете употребить ее въ дѣло? Скажите мнѣ это, благородный герцогъ.

   Герцогъ. Сегодня ночью, ибо любовь, точно дитя, хватается за все, что можетъ достать.

   Валентинъ. Къ семи часамъ я добуду вамъ лѣстницу.

   Герцогъ. Но, послушай: я отправлюсь туда одинъ: какъ мнѣ доставить ее на мѣсто?

   Валентинъ. Она будетъ такъ легка, что вамъ не составитъ ни малѣйшаго труда пронести ее подъ длиннымъ плащемъ.

   Герцогъ. Подъ такимъ, напримѣръ, какъ твой?

   Валентинъ. Да, благородный герцогъ.

   Герцогъ. Позволь мнѣ посмотрѣть твой плащъ; я добуду себѣ плащъ такой-же длины.

   Валентинъ. О, всяк³й плащъ годится для этого.

   Герцогъ. Но какъ мнѣ надѣть его? Позволь мнѣ, прошу тебя, примѣрить на себѣ твой плащъ... Это что за письмо?... Какъ "Сильв³и"?.. А вотъ тутъ и лѣстница, о какой мы только-что говорили... На этотъ разъ я позволю себѣ взломать печать (Читаетъ):

  

         "Мои мысли и ночью находятъ пристанище у моей Сильв³и,

         И я, дающ³й имъ полетъ, я считаю ихъ своими рабами.

         Ахъ, если-бы ихъ господинъ могъ проскользнуть всюду съ

                   такою легкостью, какъ онѣ,

         Онъ нашелъ-бы убѣжище тамъ, гдѣ пр³ютились эти

                   безчувственные!

  

         Мои герольды - мысли покоятся на груди твоей чистой,

         А я, ихъ король, отсылающ³й ихъ туда,

         Я проклинаю милость, которою надѣляетъ ихъ эта

 &