| Главная » Книги |
Тургенев Иван Сергеевич - Примечания (к "Запискам охотника"), Страница 3
Тургенев Иван Сергеевич - Примечания (к "Запискам охотника")"justify"> {* В 70-х годах вышло несколько других изданий "Записок охотника", не являющихся, однако, авторизованными: 10 рассказов были перепечатаны M. M. Стасюлевичем в изданной им книге: "И. С. Тургенев. Записки охотника. Рудин. Ася. Дворянское гнездо. Дым. Отцы и дети" (т. VII серии "Русская библиотека". СПб., 1876). Для предпринятых Московским комитетом грамотности адаптированных изданий рассказов "Бирюк", "Однодворец Овсяников" и "Певцы" автор также не производил никакой специальной подготовки текста (см. письмо Тургенева к инициатору этих изданий В. С. Кашину от 8 (20) марта 1874 г.). Издание "Записок охотника", вышедшее в 1876 г. в Лейпциге, вообще не было санкционировано автором (см. письмо его П. П. Васильеву от 17 (29) мая 1879 г.).
Некоторое вспомогательное значение для контролирования отдельных чтений имеет авторизованный перевод "Записок охотника" на французский язык, выполненный И. Делаво (см. с. 425-426). Неполная рукопись этого перевода (автограф Делаво) в 1961 г. принесена в дар Пушкинскому дому АН СССР Л. Бернштейном (Париж).}
Важным этапом в истории текста "Записок охотника" было отдельное издание их в 1880 г. (И. С. Тургенев. Записки охотника. Полное собрание очерков и рассказов 1847-1876. Первое стереотипное издание. СПб., 1880). Имея в виду в будущем ряд таких изданий со стереотипа, Тургенев тщательно вычитал текст (по экземпляру издания 1874 г.), исправив 175 опечаток и внеся "кое-какие прибавочки" (см. письмо его Стасюлевичу от 4 (16) апреля 1879 г.), а по выходе издания называл его "отличным" и "изящным". "Стереотипные" издания "Записок охотника" при жизни Тургенева выходили пять раз, а затем до 1917 г. вышло еще одиннадцать изданий. Однако специальной подготовки текста для этих переизданий Тургенев уже не производил. В письмах М. М. Стасюлевичу от 2 (14) декабря 1882 г. и 29 декабря 1882 г. (10 января 1883 г.) автор указал несколько отмеченных им в стереотипных изданиях мелких опечаток.
В 1880 г. наследники Ф. И. Салаева выпустили новое издание сочинений Тургенева в 10 томах (Сочинения И. С. Тургенева. М., 1880), в котором для набора "Записок охотника" (том 2) пользовались двумя изданиями: 1874 г. и первым стереотипным. Корректура была поручена Ф. И. Анскому. Салаевское издание 1880 г., по словам самого Тургенева, "до того обезображено опечатками, что поверить трудно! - в томе, заключающем "Записки охотника",- их несколько сотен!" (см. письмо Тургенева Стасюлевичу от 1 (13) января 1880 г.). Издание это не принималось во внимание при подготовке последующих изданий и осталось, таким образом, боковым.
Последний раз при жизни Тургенева "Записки охотника" появились во 2-м томе полного собрания его сочинений (Тургенев И. С. Полное собрание сочинений. Новое издание Глазунова. Т. I-Х. СПб., 1883).
Все позднейшие дореволюционные издания "Записок охотника" предпринимались без критической проверки их текста.
Вопрос о выборе основного источника текста "Записок охотника" при подготовке разных советских изданий решался по-разному.
В основу первого советского издания (Тургенев И. С. Записки охотника. Полное собрание очерков и рассказов 1847-1876. Пг.: Литературно-издательский отдел Народного комиссариата просвещения, 1918) Б. М. Эйхенбаум положил издания 1852 и 1860 годов (рассказы, появившиеся в свет в начале 70-х годов,- "Конец Чертопханова", "Живые мощи" и "Стучит!" - набирались по первопечатным текстам). В этом решении проявилось характерное для начального периода советской текстологии стремление возвращать тексты от последних авторизованных изданий к ранним источникам. В результате опоры на ранний текст в издании 1918 г. оказалась неучтенной позднейшая авторская работа над текстом. Вследствие невозможности использовать цензурную рукопись, цензурные искажения изданий 1852 и 1860 годов редактор выявлял по статье Г. З. Кунцевича. Но так как автору этой статьи была доступна только вторая часть цензурной рукописи, все искажения первой половины рассказов "Записок охотника" в издании 1918 г. остались неустраненными. Эта ошибка допускалась и всеми последующими изданиями - до 1953 г.
При издании "Записок охотника" в серии "Классики русской литературы" (Тургенев И. С. Записки охотника. В двух выпусках. М.; Пг.: Государственное издательство, 1923) основой послужил текст стереотипного издания 1880 г.
В первом советском издании сочинений Тургенева (Тургенев И. С. Сочинения. М.; Л., 1929. Т. I. Ред. К. И. Халабаева и Б. М. Эйхенбаума) "Записки охотника" печатались по стереотипному изданию 1880 г. с исправлениями по автографам, первопечатным журнальным публикациям и тексту изданий 1852 и 1874 годов. Отказ от обращения к другим прижизненным изданиям и неполное изучение привлеченных источников определили случайный характер внесенных исправлений. Так, в тексте "Бежина луга" восстановлены по автографу слова "до первых шорохов и шелестов утра" (100, 29), случайно пропущенные в издании 1852 г., но десятки других подобных пропусков и опечаток, идущих от издания 1852 г., остались не устраненными.
В издании 1949 г. (Тургенев И. С. Собрание сочинений / Под ред. Н. Л. Бродского, И. А. Новикова, А. А. Суркова. М.: Библиотека "Огонек", 1949. Т. I) основным источников! избран текст полного собрания сочинений Тургенева 1883 г. Для уточнения этого текста пользовались неисправными изданиями сочинений И. С. Тургенева 1874 и 1880 годов.
Тот же источник выбран в качестве основного в издании 1953 г. (Тургенев И. С. Собрание сочинений. М.: Гослитиздат, 1953. Т. 1. Подготовка текста А. К. Бабореко). Однако в обоснование такого решения указывалось на высокие качества стереотипного издания 1880 г., на которое опиралось издание 1883 г., и ошибочно сообщалось, будто для последнего "Записки охотника" были внимательно подготовлены к печати "самим автором" (с. 465-466). В издании 1953 г. цензурные искажения были впервые устранены во всех рассказах "Записок охотника". Однако анализ текста этого издания не подтверждает заявления о том, будто для него производилась проверка текста "по журналу "Современник", а также по всем прижизненным изданиям и по рукописям" (с. 466).
В основу настоящего издания "Записок охотника" положен текст, в последний раз установленный самим Тургеневым при подготовке первого стереотипного издания 1880 г. Так как подготовленный автором оригинал, с которого набиралось стереотипное издание, неизвестен, источником текста избрано само это издание. Что касается издания сочинений Тургенева 1883 г., в котором "Записки охотника" составляют том второй, то для этого издания Тургенев уже не работал дополнительно над текстом тома. В письме к своему поверенному А. В. Топорову от 18 (30) октября 1882 г. Тургенев распорядился печатать этот том со стереотипного издания "Записок охотника", "где опечаток нет". При этом он поручил присылать к нему в Буживаль на предварительный просмотр каждый подготавливаемый к новому изданию том, "начиная с 3-го". Из дальнейшей переписки Тургенева с Топоровым точно устанавливаются даты получения и отсылки им подготавливаемых для издания 1883 г. томов, среди которых 2-го тома действительно не было. (См. : Клеман М. К. "Рудин". К истории создания.- В кн.: И. С. Тургенев. Рудин. Дворянское гнездо. М.; Л.: Academia, 1933, с. 459-464). В письмах от 18 (30) ноября и 30 ноября (12 декабря) 1882 г. Тургенев сообщал о своем намерении выслать для 2-го тома "три-четыре опечатки", проскользнувшие в стереотипном издании, однако об исполнении этого намерения никаких сведений не имеется. 26 марта (7 апреля) 1883 г. Тургенев извещал Стасюлевича о получении уже вышедшего из печати 2-го тома.
Таким образом, в издании 1883 г. том второй ("Записки охотника") был перепечаткой первого стереотипного издания "Записок охотника" 1880 г. Издание 1883 г. делалось в обстановке тяжелой предсмертной болезни автора, исключавшей возможность новой смысловой и стилистической правки, которая, впрочем, и не была обещана. Поскольку Тургенев собирался сообщить для него "три-четыре опечатки", издание 1883 г. следует принять во внимание и все его разночтения должны быть критически оценены. Ниже приводится полный перечень этих разночтений, за исключением явных опечаток и грамматических различии в написании одних и тех же слов.
Анализ этих разночтений не показывает в издании 1883 г. никаких заслуживающих внимания признаков дополнительной работы автора над текстом. В нем, действительно, исправлены некоторые опечатки предшествующих изданий (173, 39; 248, 35; 282, 32), но в то же время допущены новые искажения текста (171, 14; 196, 24; 294, 19; 355, 28); некоторые опечатки издания 1880 г. повторены (248, 32 - "веселую" вместо "невеселую"; 282, 23 - "даже" вместо "та же"). Редкие и незначительные стилистически нейтральные разночтения издания 1883 г. (94, 25; 110, 2; 209, 21; 263, 22; 310, 5; 314, 1 и т. п.) производят впечатление случайных. Перемены в орфографии и пунктуации следует отнести на счет M. M. Стасюлевича, надзору которого Тургенев поручил издание.
Взяв за основу публикуемого текста стереотипное издание 1880 г., редакция настоящего тома учитывает из издания 1883 г. только исправления явных опечаток предыдущих изданий.
--- Важной задачей было восстановление доцензурного текста "Записок охотника". Большую часть искажений первопечатной редакции Тургенев, как сказано выше, устранил при подготовке отдельного издания 1852 г. Из новых искажений, появившихся в издании 1852 г. вследствие цензурования его В. В. Львовым, Тургенев устранил лишь немногие, хотя имел к этому полную возможность. При этом Тургенев восстанавливал свой текст скорее всего по памяти. В передаче Г. З. Кунцевича сохранилось следующее свидетельство П. И. Вейнберга, объясняющее это обстоятельство: "Я помню, мы говорили с Иваном Сергеевичем, почему он не внесет мест, зачеркнутых цензурой - слышно было, что кое-что выпущено. Он сказал: "Знаете, это всё так мне надоело"" (Журнал министерства народного просвещения, 1909, No 12, с. 393).
При подготовке настоящего издания редакция не сочла возможным вводить в текст доцензурные по видимости варианты автографов, как это делалось в ряде случаев в издании Гослитиздата: помимо цензурных, у автора могли быть и другие соображения, заставлявшие его отказываться от восстановления тех или иных доцензурных чтений. Так, "тупоумная" Василиса Васильевна в "Чертопханове и Недопюскине" умерла оттого, что "ей во сне привиделся белый человек верхом на медведе" (280, 8). В автографах далее было: "...с надписью на груди: "Антихрист"". В цензурную рукопись 1852 г. Тургенев не ввел этих слов, по-видимому, не по соображениям автоцензуры (в других случаях - 99, 41-42 - слово "антихрист" он восстанавливал), а по их художественному неправдоподобию. Восстановление всех подобных мест уводило бы в иных случаях от санкционированного самим Тургеневым текста. Так, в том же "Чертопханове и Недопюскине" печатается: "Человек он был добрый и честный, а брал взятки - "по чину" - от гривенника до двух целковых включительно" (281, 9-11). По автографам следовало бы в вести не только слова "по чину" (что необходимо для точного понимания смысла фразы), но и последующие: "Кто в него бросит первый камень?" (тоже, вероятно, выброшенные цензурой), на что ни один редактор до сих пор не решался.
Доцензурные варианты автографов, если они не были восстановлены потом автором, приняты только в тех единичных случаях, когда текст без них недостаточно ясен (например, 281, 10: "по чину"). Остальные разночтения цензурного происхождения, бывшие в первопечатных текстах, приводятся и характеризуются в комментариях к отдельным рассказам.
Иного отношения требуют изменения, внесенные при издании 1852 г. Их цензурный характер и точные чтения устанавливаются документально по цензурной рукописи, в которой они обозначены красными чернилами и текстовыми заменами, произведенными рукой цензора В. В. Львова. Искажения этого рода в издании устраняются.
Авторские подстрочные примечания обозначаются звездочкой (*); примечания, обозначенные цифрами, принадлежат редакции издания.
--- Настоящий том печатается на основе четвертого тома Сочинений Полного собрания сочинений и писем И. С. Тургенева (М., 1963), где подготовку текстов и комментирование их под редакцией С. А. Макаишна и Ю. Г. Оксмана выполнили: А. Л. Гришунин ("Бежин луг", "Касьян с Красивой Мечи", "Певцы", "Свидание", "Гамлет Щигровского уезда", "Чертопханов и Недопюскин", "Конец Чертопханова", "Лес и степь"), Л. М. Долотова ("Бирюк", "Два помещика", "Лебедянь", "Татьяна Борисовна и ее племянник", "Смерть", "Петр Петрович Каратаев", "Живые мощи", "Стучит!") и Л. Н. Смирнова ("Хорь и Калиныч", "Ермолай и мельничиха", "Малиновая вода", "Уездный лекарь", "Мой сосед Радилов", "Однодворец Овсянников", "Льгов", "Бурмистр", "Контора"). Историко-литературная часть введения к "Примечаниям" написана А. Г. Цейтлиным при содействии других участников тома; раздел ее, посвященный переводам "Записок охотника" на иностранные языки, для настоящего тома написан М. П. Алексеевым при участии Р. Ю. Данилевского; текстологическая часть - А. Л. Гришуниным. Раздел "Незавершенное" подготовлен к печати и прокомментирован Т. И. Орнатской; "Приложения" - А. П. Могилянским. В отдельных примечаниях, касающихся фольклора и музыки, использован материал, предоставленный В. М. Добровольским.
Редакторы третьего тома - С. А. Макашин, и Н. С. Никитина.
ХОРЬ И КАЛИНЫЧ Впервые опубликовано: Совр, 1847, No 1, отд. "Смесь", с. 55- 64 (ценз. разр. 30 дек. 1846), с подзаголовком - "Из записок охотника". Подпись: И. Тургенев.
Автографы неизвестны.
О возникновении замысла рассказа и начале работы над ним точных сведений нет. Окончательная же отделка его, по-видимому, завершена в ноябре 1846 г. В это время вырабатывался план первого номера обновленного "Современника". Вероятно, именно тогда Панаев, как свидетельствовал Тургенев в "Воспоминаниях о Белинском", не имевший "чем наполнить отдел смеси в 1-м нумере", и обратился к Тургеневу за материалом (см.: наст. изд., Сочинения, т. 11). Первое печатное упоминание о рассказе появилось в 12-м номере "Современника" за 1846 год в объявлении об издании журнала в 1847 году (ценз. разр. 8 декабря 1846 г.). См.: Заборова Р. Б. Неизвестное объявление "Об издании "Современника"".- Изв. АН СССР. ОЛЯ. М., 1968, т. XXVII, вып. 2, с. 153. 14 (26) декабря 1846 г. Некрасов писал Никитенко: "Препровождаю небольшой рассказ Тургенева для "Смеси" 1-го No" (Некрасов, т. X, с. 57).
Текст первопечатной публикации "Современника" несколько отличается от текста 30 1852. При подготовке отдельного издания "Записок охотника" Тургенев снял сравнение Хоря с Гёте и Ка-линыча с Шиллером, риторическое утверждение о непосредственности Калиныча и сатирическое описание славянофильствующего помещика (см.: Т, ПСС и П, Сочинения, т. IV, с. 394-395). П. В. Анненков свидетельствует, что сравнение героев рассказа с Гёте и Шиллером было выброшено после замечания кого-то из литературных друзей Тургенева (возможно, самого Анненкова) о "неуместности" такого сопоставления (Анненков, с. 390). "Намек на <...> славянофильство" Тургенев, по собственному его признанию, убрал вследствие своего сближения в начале 50-х годов с семьей Аксаковых: см. его письмо к И. С. Аксакову от 28 декабря 1852 (9 января 1853). Однако А. Е. Грузинский пропуск этого места объясняет "художественными соображениями". "В очерке "Однодворец Овсяников",- пишет он,- имелась та же сатирическая вылазка в более развитом виде, и автор выкинул ее первоначальный беглый набросок, удержав законченную картинку, хотя как раз в это время он всё ближе сходился с семьей Аксаковых и питал искреннее уважение к благородной личности К. С." (Грузинский А. Е. К истории "Записок охотника" Тургенева.- Научное слово, 1903, кн. VII, с. 93-94).
Очерк "Хорь и Калиныч", как и большая часть других рассказов и очерков цикла, впитал в себя впечатления Тургенева от событий и людей, которых он встречал во время своих охотничьих странствий. Известно, что Хорь - реально существовавшее лицо, крепостной крестьянин. И. А. Баталии, редактор-издатель газеты "Утро", лично знал Хоря. В корреспонденции "50-летие "Хоря и Калиныча"" И. А. Баталии сообщал, что Хорь, "крепостной крестьянин, выселившийся из общины", был хорошо известен в Жиздринском и Волховском уездах. "Лично я,- говорит Баталии,- познакомился с Хорем гораздо позже, чем описал его Тургенев. На вид он был уже старик, но мощный, умный, высокого роста и необыкновенно радушный. Так как он был грамотный, то Тургенев прислал ему свой рассказ; старик с гордостью перечитывал его каждому гостю" (Утро, 1897, No 16, 18 января).
В начале 60-х годов с этим крестьянином встречался А. А. Фет. В "Заметке о вольнонаемном труде" Фет описывает знакомство с Хорем: "В запрошлом году, в сезон тетеревиной охоты, мне привелось побывать у одного из героев тургеневского рассказа "Хорь и Калиныч". Я ночевал у самого Хоря. Заинтересованный мастерским очерком поэта, я с большим вниманием всматривался в личность и домашний быт моего хозяина. Хорю теперь за восемьдесят лет, но его колоссальной фигуре и геркулесовскому сложению лета нипочем" (PB, 1862, кн. V, с. 246). В 1903 г. один из биографов Тургенева, много ездивший по тургеневским местам, сообщил, что "поселение Хоря разрослось в порядочное селение" (Рында, с. 47).
В Ульяновском районе Калужской области в настоящее время находится деревня Хоревка. По преданию, эта деревня выросла из хутора Хоря (Богдановы, с. 16).
В. Колонтаева, дочь соседа по имению В. П. Тургеневой, многие годы прожившая в Спасском, пишет в "Воспоминаниях о селе Спасском", что прототипом господина Полутыкина был помещик Калужской губернии Н. А. Голофеев. "Как-то раз я рассказывала в присутствии Ивана Сергеевича, что некто Ник. Алек. Голофеев сделал предложение одной моей знакомой девице и, получив от нее отказ, на другой день прислал ей огромный поднос с кислыми персиками <...> Случилось, как нарочно, что Иван Сергеевич охотился в лесах Калужской губернии, недалеко от поместья Голофеева, познакомился с ним и прогостил у него несколько дней <...> Впоследствии, когда появился в печати рассказ "Хорь и Калиныч" и Голофеев прочел его, то, узнав в Полутыкине себя, страшно обиделся, говоря, что Иван Сергеевич крайне неделикатно с ним поступил" (ИВ, 1885, No 10, с. 64-65).
В рассказе "Хорь и Калиныч" отразились идеологические споры, которые велись в середине 40-х годов между "западниками" и славянофилами {См. об этом: Бродский Н. Белинский и Тургенев.- В сб.: Белинский историк и теоретик литературы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949; Ковалев В. А. "Записки охотника" Тургенева и "западническая" публицистика 1846-1848 гг.- Уч. зап. Ленингр. гос. пед. ин-та им. А. И. Герцена, каф. рус. лит-ры. Л., 1937. Т. VII, с. 127-165.}. В трактовке двух основных образов рассказа,- в высокой оценке самобытной личности крестьян, подчеркивании в них чувства собственного достоинства, уважении, с которым автор относится к своим героям,- сказались разделявшиеся в то время Тургеневым взгляды на русский народ Белинского и Герцена.
Идеологи славянофильства заявляли о приверженности русского народа к старине, об активном неприятии им всего нового, особенно идущего с Запада. Тургенев же показал в образе Хоря, что простой русский человек относится ко всякого рода новшествам с позиции здравого смысла, с точки зрения практической полезности, пригодности этого нового в условиях той действительности, в которой он живет. Остро полемически звучало заключение, вынесенное "рассказчиком" в результате беседы с Хорем,- заключение, что "Петр Великий был по преимуществу русский человек, русский именно в своих преобразованиях". Отношение к государственным реформам Петра I было, как известно, одним из основных вопросов, по которым славянофилы расходились с "западниками". Славянофилы считали реформаторскую деятельность Петра чуждой духу русского народа, а его преобразования - искусственно перенесенными с Запада на русскую почву, в результате чего будто бы было нарушено "самобытное" развитие Руси. Признание Тургеневым народного характера петровских преобразований определяло позицию писателя в одном из главных идейных споров его времени.
С другой стороны, образ Хоря свидетельствует об отрицательном отношении Тургенева к иллюзиям и домыслам реакционно-консервативных идеологов о будто бы существовавшем в самодержавно-православной России единстве народа и правящего сословия, о патриархальной гармонии между "отцами-помещиками" и "детьми-крестьянами". Крепостной крестьянин Хорь относится к своему барину, помещику Полутыкину, с иронией, критически. Он превосходит своего господина интеллектуально и но деловым качествам.
Рассказ "Хорь и Калиныч", ставший первым в цикле "Записок охотника", был высоко оценен современной критикой и читателями. Друзья и единомышленники из редакции "Современника" сообщали об этом Тургеневу за границу. И. И. Панаев пишет 10 (22) февраля 1847 г.: "Ваши оба рассказа (второй напечатан во 2 No) очень нравятся, да и не могут не нравиться, потому что они истинно хороши" {Т и круг Совр, с. 11; "второй" рассказ - это "Петр Петрович Каратаев", который поначалу не входил в цикл "Записок охотника".}. Вслед за тем Белинский в письме от 19 февраля (3 марта) рассказывает автору о настоящем триумфе его художественной миниатюры: "Вы и сами не знаете, что такое "Хорь и Калиныч". Судя по "Хорю", Вы далеко пойдете. Это Ваш настоящий род <...> "Хорь" Вас высоко поднял - говорю это не как мое мнение, а как общий приговор" (Белинский, т. 12, с. 336).
Более подробный отзыв критик дал в обзорной статье "Взгляд на русскую литературу 1847 года". Белинский определил здесь природу таланта Тургенева, отметил тесную связь его творчества с современной русской действительностью, новый подход к теме народа, в рассказе "Хорь и Калиныч" - типичность образов главных героев (там же, т. 10, с. 344-346).
Типичность крестьянских образов рассказа подчеркивал и Герцен. В предисловии к немецкому изданию "Рыбаков" Григоровича Герцен писал в 1857 г.: "Он (Тургенев) наделил, конечно шутки ради, одного - характером Гёте, а другого - характером Шиллера. Но по мере того, как Тургенев приглядывался к господскому дому и к чердаку бурмистра, он увлекся своей темой. Шутка постепенно исчезла, и поэт нарисовал нам два различных, серьезных поэтических типа русских крестьян" (Герцен, т. XIII, с. 177).
Очень сочувственно отнесся к "Хорю и Калинычу" Анненков. В "Заметках о русской литературе прошлого года" он заявил, что этот рассказ - "первый по появлению <...> остается первым и по достоинству" (Совр, 1849, No 1, отд. III, с. 19).
Лишь немногие лица высказывали отрицательные суждения. Так, например, В. П. Боткин считал, что "Хорь и Калиныч" - "идиллия, а не характеристика двух русских мужиков". В идеализации крестьян обвиняли Тургенева также "Отечественные записки". Рецензент журнала особенно упрекал автора за ту сцену, где "один мужик несет в подарок другому (страшно вымолвить!) пучок земляники..." (Отеч Зап, 1848, No 1, отд. V, с. 23).
Изменчивым было отношение к рассказу (а впоследствии и ко всему циклу) виднейших представителей славянофильства - братьев Аксаковых. В 1847 г. в рецензии на "Петербургский сборник" Некрасова К. С. Аксаков, резко отрицательно отозвавшись о стихотворениях Тургенева и поэме "Помещик", сделал специальную оговорку о "Хоре и Калиныче": "Мы должны указать на появившийся в 1-м нумере "Современника" превосходный рассказ Тургенева "Хорь и Калиныч". Вот что значит прикоснуться к земле и к народу, в миг дается сила!" (Московский сборник на 1847 год, отд. II, с. 38, примечание). Однако в октябре 1852 г., прочитав "Записки охотника" (отдельное издание), К. С. Аксаков весьма сурово оценил весь цикл, изменив свое мнение и о "Хоре и Калиныче". ""Хорь и Калиныч",- писал он Тургеневу,- тот же, и те же в нем достоинства, но, видно, требования выросли, видно - выросло время: только далеко не так понравился мне этот рассказ, как прежде <...> Ваши "Записки охотника" вообще - только одно мерцание какого-то света, не больше" (Рус Обозр, 1894, No 8, с. 481). И. С. Аксаков, критически оценивая манеру художественного письма в "Записках охотника" и указывая автору на отдельные стилистические промахи, относил рассказ "Хорь и Калиныч" к числу лучших (там же, с. 476).
Чиновник Главного управления цензуры Е. Волков, который в 1852 г. вел секретное следствие об издании "Записок охотника", обратил особое внимание на антикрепостнический дух рассказа. В рапорте на имя министра он докладывал: "Внушать крестьянину мысли, что на свободе ему будет лучше, чем у своего барина, несмотря даже, что он хороший барин, <...> не следует" (см.: Окоман, Сб. 1959, с. 273).
Стр. 8. В качестве охотника посещая Жиздринский уезд...- В Жиздринском уезде Калужской губ. находились семь деревень Тургенева с населением более 450 ревизских душ, перешедшие к нему по наследству после смерти матери и раздела с братом. Крестьяне этих деревень были отпущены Тургеневым на оброк за плату, вдвое меньшую принятой за норму в уезде (см.: Малинин Д. И. Жиздринские деревни Тургенева.- Изв. Калужской ученой архивной комиссии. Калуга, 1914. Вып. XXII, раздел 9).
...хвалил сочинения Акима Нахимова и повесть Пинну...- А. Н. Нахимов (1783-1815) - второстепенный поэт-сатирик, автор эпиграмм, басен, сатир на взяточничество, ябедничество, галломанию. "Сочинения в стихах и прозе" А. Нахимова в начале XIX века издавались несколько раз. Вероятнее всего, Тургенев был знаком с сочинениями Нахимова, вышедшими в Москве в 1842 г.
"Пинна" - одна из повестей M. А. Маркова (1810-1876), вошедшая в сборник "Сто русских литераторов", т. III (СПб., 1845). Повести Маркова, писавшиеся в духе Марлинского, по определению Белинского, "забывались в ту же минуту как прочитывались" (Белинский, т. 9, с. 267). Иронически пересказывая в рецензии на названный сборник содержание "Пинны", Белинский писал, что со смертью героя "на свете стало одним глупцом меньше - единственная отрадная мысль, которую читатель может вынести из этой галиматьи" (там же, 269-270).
Стр. 12. ...кто без бороды живет, тот Хорю и набольший.- Хорь имеет в виду чиновничество, под чью зависимость он рисковал попасть, освободившись от крепостной зависимости. По указу Николая I от 2 апреля 1837 г. чиновникам запрещалось носить усы и бороду (см. примеч. к стр. 250).
Стр. 16. "...замашки"...- грубый домотканый холст или посконная пряжа из волокон конопли.
Стр. 17. ..."Какой ты мне сын, какой семьянин! Не бьешь ты жены, не бьешь молодой..." - Слова русской народной песни. К варианту, приведенному Тургеневым, наиболее близки стихи, записанные в южных областях: "Он, сын, ты мой сын! Что за семьянин? Жену ты не учишь, молоду не журишь!" (Соболевский, т. III, с. 474. Курск. губ., конец 1850-х гг.); "Что же ты за сын, что за семьянин! Что не бьешь жену, не учишь добру?" (там же, т. II, с. 464-465. Дон, начало 1870-х гг.).
Стр. 18. ..."Доля ты моя, доля!" - Буквального совпадения (по первой строке) с известными записями песен нет. Запись песни со сходным стихом: "Уж доля моя, доля!" сделана в Рязанской губернии (там же, т. II, с. 409).
ЕРМОЛАЙ И МЕЛЬНИЧИХА Впервые опубликовано: Совр, 1847, No 5, отд. I, с. 130-141 (ценз. разр. 30 апр.), под No II. Подпись, общая для четырех опубликованных здесь рассказов: Ив. Тургенев.
Автографы неизвестны.
В настоящем издании в текст ЗО 1880 внесены следующие исправления:
Стр. 21, строка 39. Вместо: "верст пятьдесят в сутки"- "верст шестьдесят в сутки" (по всем другим источникам). В цензурной рукописи 1852 г. "пятьдесят", написанное рукой писца, исправлено Тургеневым на "шестьдесят".
Стр. 22, строка 13. Вместо: "водомойни" - "водомоины" (по Совр, ценз. рукоп., ЗО 1852, ЗО 1859 и по аналогии с формой этого слова, употребленной в рассказе "Уездный лекарь" во всех источниках текста).
Стр. 22, строка 27. Вместо: "жестоко" - "жёстко" (по Совр, ЗО 1852, ЗО 1859).
Стр. 23, строки 14-15. Вместо: "огородами, окруженными ракитником и густыми садами" - "огородами, окруженными ракитником и гусиными стадами" (по Совр, ценз. рукоп., ЗО 1852). В ЗО 1859 появилась опечатка "густыми стадами", видоизмененная в ЗО 1860 - по-видимому, корректором - на "густыми садами".
Намерение продолжать серию охотничьих рассказов сложилось у Тургенева после неожиданного успеха "Хоря и Калиныча". Об этом, вероятно со слов Тургенева, писал; Белинский в статье "Взгляд на русскую литературу 1847 года" (Белинский, т. 10, с. 345). Об этом же впоследствии рассказал сам Тургенев в "Воспоминаниях о Белинском", (наст. изд., Сочинения, т. 11), а также в письме к Анненкову от 4 (16) декабря 1880 г.
Работа над рассказом "Ермолай и мельничиха", вторым в цикле, могла быть начата, не раньше середины января, 1847 г. А уже 15 (27) февраля Некрасов сообщил Тургеневу, находившемуся в то время в Берлине, о получении рукописи (Некрасов, т. Х, с. 61).
В "Ермолае и мельничихе" впервые появляется Ермолай, постоянный спутник и товарищ автора-охотника. Но свидетельству многих мемуаристов, прототипом Ермолая является крепостной человек Афанасий Тимофеевич Алифанов, принадлежавший одному из соседей Тургенева. Писатель познакомился с ним на охоте. Впоследствии Тургенев выкупил Алифанов 
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Просмотров: 429 | Рейтинг: 0.0/0 | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры