Лети туда, Хвостов наш! сам.
Ср. аналогичное место в стихотворении Рылеева:
Давно от слез и крови взмокла
Эллада средь святой борьбы;
Какою ж вновь бедой судьбы
Грозят отчизне Фемистокла?
Пушкин комически подчеркнул рифму Рылеева, изменив ее из опоясывающей на парную; ближе стоящие слова теснее связаны друг с другом, и поэтому сильнее эффект комической неожиданности; кроме того, Пушкин пародически инструментовал второй рифмующий стих трудно произносимым сочетанием согласных:
Перикла лавр, лавр Фемистокла.
Надо отметить, что эту рифму, окруженную сходным текстом, Рылеев употребил уже раз в стихотворении "А. П. Ермолову" (1821):
Наперсник Марса и Паллады,
Надежда сограждан, России верный сын,
Ермолов! поспеши спасать сынов Эллады,
Ты, гений северных дружин!
...Уже в отечестве потомков Фемистокла
Повсюду подняты свободы знамена;
Геройской кровью уж земля намокла
И трупами врагов удобрена!
Проснулися вздремавшие перуны,
Отвсюду храбрые текут!
Теки ж, теки и ты, о витязь юный:
Тебя герои там, тебя победы ждут! *
Пушкин употреблял богатые, неожиданные рифмы (в особенности на имена собственные) обычное комическою целью, ** и употребление богатой рифмы, подобной пародированной, где со словом "Фемистокла" рифмует прозаическое "намокла" и "взмокла", было для него приемом, явно вызывавшем на пародию. ***
Рылеев, собственно, первый подал Пушкину мысль о Revue des Bйvues. В начале января 1823 г. Пушкин писал брату: "Должно бы издавать у нас журнал Revue des Bйvues; мы поместили бы там выписки из критик Воейкова, полудневную денницу Рылеева, его же герб российский на вратах Византийских (во время Олега герба русского не было...) и т. д. **** Немного ранее он пишет о том же, связывая имя Рылеева с именем Хвостова: "Милый мой, у вас пишут, что луч денницы проникал в полдень в темницу Хмельницкого. Это не Хвостов написал - вот что меня огорчило". *****
* Таким образом здесь сходна не только рифма, но и последние строки:
Но новый лавр тебя ждет там...
Лети туда, Хвостов наш сам.
** Ср. "Гарольдом - со льдом" и замечание его по поводу рифмы "Херасков - ласков".
*** Установка пародирования Рылеева в "Оде" могла бы дать точные указания на дату "Оды", но принадлежит ли Рылееву дата 1825, которой снабжено стихотворение Рылеева в "Альбоме северных муз" за 1828 г., неизвестно (См. "Вестник Европы", 1888, ноябрь-декабрь, стр. 592. В. Якушкин. Из истории литературы 20-х годов).
**** Переписка, т. I, стр. 63.
***** Переписка, т. I стр. 52; письмо к Л. С. Пушкину от 4 сентября 1822 г.; в том же письме Пушкин пишет о стихах Кюхельбекера "Грибоедову". Стихи Рылеева, о которых говорит Пушкин, - начало думы "Богдан Хмельницкий":
Средь мрачной и сырой темницы,
Куда лишь в полдень проникал, 171
Скользя по сводам, луч денницы.
"Русский инвалид", 1822, N 54.
Для Пушкина было неприемлемо неточное употребление в разных значениях слов с одной основой; здесь сказывается требование рационального отношения к "узуальному" значению слов, бывшее одной из основ поэтики карамзинистов. Вероятно, эти стихи пародировал Пушкин в стихах Ленского:
Блеснет заутра луч денницы
И заиграет яркий день.
Смерть Байрона, в которой и Пушкин видел "высокий предмет для поэзии", была прежде всего благодарным поводом для воскрешения оды, который архаисты и использовали. Таким образом, "Ода графу Хвостову" явилась полемическим ответом воскресителям оды, причем пародия на старинных одописцев явилась лишь рамкою для полемической пародии на современного воскресителя старой оды Кюхельбекера и на защитника новой оды Рылеева. "Ода" в малом виде осуществляла проект Пушкина о Revue des Bйvues.
22
В том же году Пушкин дает доказательства того, что и противоположное течение могло находить у него убедительные стиховые формулы; в "19 октября 1825 года" Кюхельбекеру посвящена, между прочим, следующая строфа:
Служенье муз не терпит суеты;
Прекрасное должно быть величаво;
Но юность нам советует лукаво,
И шумные нас радуют мечты...
Опомнимся - но поздно! и уныло
Глядим назад, следов не видя там.
Скажи, Вильгельм, не то ль и с нами было,
Мой брат родной по музе, по судьбам? *
* Кстати, знаменитые стихи:
Поговорим о бурных днях Кавказа,
О Шиллере, о славе, о любви
- полны домашней семантики: "бурные дни Кавказа" кончились дуэлью Кюхельбекера с Похвисневым. "Шиллер" вовсе не каноничен в тройке со "славой и любовью": Кюхельбекер яростно нападал на драматургию "риторического и незрелого" Шиллера. Оба, и Пушкин и Кюхельбекер, изучали Шиллера в то время, работая - один над "Борисом Годуновым", другой - над "Аргивянами".
Но практический выход, предложенный Кюхельбекером, Пушкина не удовлетворял. В заметке "О вдохновении и восторге" Пушкин пишет: "Ода стоит на низших ступенях... Ода исключает постоянный труд, без коего нет истинно великого... Трагедия, поэма, сатира - все более ее требуют творчества (fantaisie), воображения - гениального знания природы". 172 Таким образом, смерть элегий и посланий была для Пушкина показателем того, что лирика должна уступить на время первенство другим литературным формам: трагедии, комедии, сатире; приближалась пора "Бориса Годунова". Узкий же путь, указанный Кюхельбекером, был для Пушкина неприемлем. Такой же ответ дал Пушкин позже в четвертой главе "Онегина":
XXXII
Но тише! Слышишь? Критик строгий
Повелевает сбросит нам
Элегии венок убогий,
И нашей братье рифмачам
Кричит: "Да перестаньте плакать,
И все одно и то же квакать,
Жалеть о прежнем, о былом:
Довольно - пойте о другом!"
- Ты прав, и верно нам укажешь
Трубу, личину и кинжал,
И мыслей мертвый капитал
Отвсюду воскресить прикажешь.
Не так ли, друг? - Ничуть. Куда!
"Пишите оды, господа,
XXXIII
- Как их писали в мощны годы
Как было встарь заведено..."
- Одни торжественные оды!
И, полно, друг; не все ль равно?
Припомни, что сказал сатирик!
Чужого толка хитрый лирик,
Ужели для тебя сносней
Унылых наших рифмачей? -
"Но все в элегии ничтожно,
Пустая цель ее жалка;
Меж тем цель оды высока
И благородна... Тут бы можно
Поспорить нам, но я молчу;
Два века ссорить не хочу". *
Время элегий миновало; на смену идут не лирические жанры, и уж во всяком случае не архаическая ода, а жанры иные - труба, личина и кинжал - стиховая драма.
* На деталях здесь, по-видимому, отразилась статья В. Ушакова (Iй-ов) ("Литературные листки", 1824, N 21 и 22, стр. 90-100), упрекавшего Кюхельбекера в том, что он хочет заставить всех писать одни торжественные оды (см. по этому поводу разъяснение Кюхельбекера в "Мнемозине", 1824, ч. III, стр. 160), и упоминавшего о "Чужом толке" Дмитриева.
Да и формула "высокое искусство" не могла удовлетворить Пушкина. Подобно тому как в отношении языка Пушкин дал новые достижения, потому что не замыкался в "сектантство" Вяземского или Кюхельбекера, а соединял принципы и достижения противоположных школ, подобно этому и тематический строй был ценен для него, главным образом, своим разнообразием и противоречивою спайкой высокого и низкого, стилистически приравненных, доставляющих материал для колебания двух планов. Это колебание, это постоянное переключение из одного плана в другой (ср. хотя бы сравнения у Пушкина, вовсе не несущие функции уподобления, а служащие именно для внесения другого плана - примеры: петух, "султан курятника" во II песне "Руслана и Людмилы", кот и мышь в "Графе Нулине", волк в XIII строфе I главы "Онегина" и т. д. и т. д.), это переключение является сильным динамизирующим средством, дающим возможность Пушкину создать новый эпос, новую большую форму.
В "Родословной моего героя" (1833) он возвращается к вопросу о "высоком строе" на этот раз в связи с вопросом о снижении "высокого героя":
XI
Допросом музу беспокоя,
С усмешкой скажет критик мой:
"Куда завидного героя
Избрали вы! Кто ваш герой?"
- А что? Коллежский регистратор.
Какой вы строгий литератор!
Его пою - зачем же нет?
Он мой приятель и сосед.
Державин двух своих соседов
И смерть Мещерского воспел;
Певец Фелицы быть умел
Певцом их свадеб, их обедов
И похорон, сменивших пир, -
Хоть этим не смущался мир.
XII
Заметят мне, что есть же разность
Между Державиным и мной,
Что красота и безобразность
Разделены чертой одной,
Что князь Мещерский был сенатор,
А не коллежский регистратор -
Что лучше, ежели поэт
Возьмет возвышенный предмет,
Что нет, к тому же, перевода
Прямым героям; что они
Совсем не чудо в наши дни;
Иль я не этого прихода?
Иль разве меж моих друзей
Двух, трех великих нет людей?
Конкретность последнего намека ясна (может быть, здесь Пушкин имеет в виду Рылеева, который был шокирован низким ремеслом Алеко, или Вяземского - тоже защитника "высокого героя").
Характерно здесь и пародическое "Его пою" (ср. в "Евгении Онегине": "Пою приятеля младого"); "высокий строй" приобретал для Пушкина особую ценность в двупланной, полупародической связи со сниженным героем. И здесь очень болезненно для архаистов было указание на Державина, который больше, чем кто-либо, сместил штили и внес в высокую оду низкие мотивы. Крайне любопытно, что возвращение к старой теме повлекло у Пушкина за собою и старые комические рифмы; ср. рифмы "Оды графу Хвостову":
Как здесь, ты будешь там сенатор,
Как здесь, почтенный литератор,
с подчеркнутыми: регистратор - литератор; сенатор - регистратор.
Еще раз вспомнил статью Кюхельбекера Пушкин через десять лет после ее выхода, в 1834 г., перечитывая шутку И. И. Дмитриева "Путешествие N. N. в Париж и Лондон". По живости полемики со статьею, со дня выхода которой уже минуло десять лет, видно, что вопросы, затронутые Кюхельбекером, не были еще окончательно ликвидированы:
"Есть люди, которые не понимают Байрона, есть люди, которые находят и Горация прозаическим (спокойным, умным, рассудительным - так ли?). Пусть так, но жаль было бы, если бы не существовали прелестные оды, которым подражал и наш Державин. . . Нам приятно видеть поэта во всех состояниях и изменениях его живой творческой души: и в печали, и в радости, и в парениях восторга, и в отдохновении чувств, и в ювенальном негодовании, и в маленькой досаде на скучного соседа... Благоговею перед созданием Фауста, но люблю и эпиграммы... Есть люди, которые не признают иной поэзии, кроме выспренной..." 173
23
Круг вопросов, поставленный Кюхельбекером, затронут и в "Евгении Онегине". Здесь интересны, впрочем, не столько приведенные выше полемические строфы, сколько рисунок Ленского. Основные задания Пушкина в этом романе были не типологические; поэтому вряд ли можно говорить о типе Ленского. Другой вопрос, каким образом скомбинированы в Ленском черты, дающие простор для литературных "отступлений". Здесь получает свое значение категорическое утверждение Плетнева о том, что Пушкин "мастерски в Ленском обрисовал лицейского приятеля своего Кюхельбекера". *
У Пушкина в старые фабульные рамки подставлены новые схемы героев - комбинированных, двойственных, двупланных, полупародических; так, вместо идеального "героя" дан полупародический Ленский как схематический литературный портрет, "поэт", удобный для вставок чисто литературного, а иногда и полемико-пародического характера. Ленский задуман, как "романтик". Рисовка его вначале двойственна и неуверенна; первый очерк нетверд.
К строке:
Поклонник Канта и поэт
имеются многозначительные варианты:
Крикун, мятежник и поэт.
Крикун, мечтатель и поэт.
Таким образом, Ленский первоначально был крикуном и мятежником, и только впоследствии "мечтатель" вытесняет в стихе "мятежника", а потом, регрессивно, и "крикуна". Первоначально он из Германии туманной привез не
учености плоды,
Вольнолюбивые мечты,
Дух пылкий и довольно странный,
презренье суеты,
Славолюбивые мечты,
Ученость, вид немного странный. **
* Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым, т. III. СПб., 1896, стр. 384. См. также Сочинения А. С. Пушкина, т. IV. Издание Л. Поливанова, стр. 45-47.
** Ср. со стихами, обращенными к Кюхельбекеру ("19 октября 1825 г."); "служенье муз не терпит суеты *.
Ленский первоначально рисовался крикуном и мятежником "странного вида" - черты, действительно напоминающие Кюхельбекера. Соответственно с этим Ленский противополагается элегикам, "певцам слепого наслажденья", "передающим впечатленья в элегиях живых":
Не вам чета был гордый (строгий) Ленский.
Его стихи, конечно, мать
Велела б дочери читать.
Стихи его, несомненно, высокие, что узнаем из противоположной характеристики элегии:
Но добрый юноша, готовый
Высокий жребий совершить,
Не будет в гордости суровой
Стихи нечистые твердить.
Но праведник изнеможенный,
В цепях, на казни осужденный,
С лампадой, блещущей во тьме,
Не склонит...
На свиток ваш очей своих...
Мало-помалу первоначальный рисунок Ленского стирается; мятежник исчезает: перед нами элегик-ламартинист, против которого боролся как Пушкин, так и Кюхельбекер.
VIII
Он верил, что душа родная
Соединиться с ним должна;
Что, безотрадно изнывая,
Его вседневно ждет она;
Он верил, что друзья готовы
За честь его принять оковы,
И что не дрогнет их рука
Разбить сосуд клеветника;
Что есть избранные судьбами.
Людей священные друзья,
Что их бессмертная семья
Неотразимыми лучами
Когда-нибудь нас озарит,
И мир блаженством одарит.
IX
...И муз возвышенных искусства,
Счастливец, он не постыдил,
Он в песнях гордо сохранил
Всегда возвышенные чувства,
Порывы девственной мечты
И прелесть важной простоты.
В эти черты вступают черты элегика, рисованные как пародическое перечисление элегических тем, уже к тому времени исчерпанных и "запрещенных":
X
Он пел любовь, любви послушный,
И песнь его была ясна,
Как мысли девы простодушной,
Как сон младенца, как луна
В пустынях неба безмятежных,
Богиня тайн и вздохов нежных.
Он пел разлуку и печаль,
И нечто, и туманну даль,
И романтические розы...
Он пел поблеклый жизни цвет
Без малого в осьмнадцать лет. *
Полупародия "темных" и "вялых" элегий дана в "предсмертных стихах" Ленского. В них Пушкин использовал как общий стиль "романтиков"-элегиков, так и конкретный материал, упомянутый выше "бессмысленный" стих Рылеева:
Куда лишь в полдень проникал,
Скользя по сводам, луч денницы,
и, может быть, элегические стихи Кюхельбекера в послании его к Пушкину 1822 г. (где отразилось ранее его элегическое направление) :
И не далек, быть может, час,
Когда при черном входе гроба
Иссякнет нашей жизни ключ,
Когда погаснет свет денницы,
Крылатый, бледный блеск зарницы,
В осеннем небе хладный луч.
Известен иронический отзыв Пушкина об этом послании: "Кюхельбекер пишет мне четырехстопными стихами, что он был в Германии, в Париже, на Кавказе и что он падал с лошади. Все это кстати о "Кавказском пленнике" (Гнедичу, май 1823). 174
В рисовке Ленского сказывается, таким образом, основа "героев" "Евгения Онегина" - их черты важны Пушкину не сами по себе, не как типические, а как дающие возможность отступлений; Ленский - комбинированный "поэт" - "высокий элегик", причем в отступлениях по поводу элегии говорится уже вовсе не о высокой элегии (Языков).
Итак, Пушкин сходится с младшими архаистами в их борьбе против маньеризма, эстетизма, против перифрастического стиля - наследия карамзинистов, и идет за ними в поисках "нагой простоты", "просторечия", но в одном из существенных пунктов литературной теории младших архаистов, в вопросе о воскрешении высокой лирической поэзии, Пушкин резко разошелся с ними. Впрочем, даже самая полемика имела важное для Пушкина значение: обнажила основные проблемы поэзии, проблемы поэтического языка и жанров.
* Первоначально: "И сень дубрав, где он встречал свой верный, милый идеал"; поправки очень близки к полемическим выражениям Кюхельбекера, употребленным в статье (см, выше, стр. 96)
ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ
В настоящий сборник вошли наиболее значительные работы Тынянова о Пушкине и поэтах пушкинского круга.
Статьи эти, публиковавшиеся в свое время в журналах, сборниках, томах "Литературного наследства", книге статей Тынянова "Архаисты и новаторы" (1929), давно стали библиографической редкостью.
Тексты работ, вошедших в настоящий сборник, заново проверены по всем печатным источникам и рукописям, сохранившимся в архиве Тынянова, а также по печатным экземплярам некоторых статей, исправленным рукой автора. Устранены вкравшиеся в печатные тексты ошибки и опечатки - в том числе и в считавшемся наиболее авторитетном тексте сборника "Архаисты и новаторы", вышедшем при жизни автора.
При подготовке текста были сверены все цитаты по источникам, указанным автором. Случаи, когда цитируемый текст расходится с более авторитетным современным его изданием, специально оговариваются в примечаниях. Мелкие опечатки и неточности в цитатах, а также в выходных данных статей и книг исправлены без редакционных оговорок
Система примечаний и ссылок (под строкой или внутри текста) сохранена авторская. В необходимых случаях библиографические ссылки, данные автором в сокращенном виде или с неполными выходными данными, дополнялись и унифицировались в соответствии с действующими ныне библиографическими нормами.
Авторские ссылки и примечания даются подстрочно, при звездочках, редакционные обозначены цифрами и даны в конце книги, в комментариях.
В комментариях сообщаются источники явных и скрытых цитат, не указанные автором, даются полные выходные данные книг и статей, автором лишь названных; сообщаются необходимые сведения о времени, истории создания и публикации статей Тынянова, наиболее значительные отзывы критики о них.
Реалии внутри цитат, приводимых Тыняновым, как правило, не поясняются.
Статьи Тынянова писались на протяжении более двадцати лет. Этим объясняются встречающиеся в них повторения (на это указывал и сам Тынянов в предисловии к "Архаистам и новаторам"). Это определило систему отсылок в комментарии от статьи к статье; основное пояснение дается к тому месту, где данная мысль развита автором наиболее полно.
Отсылки с указанием только номера примечания и названия статьи означают, что они относятся к данному изданию.
Комментарии к названиям журналов, альманахов, литературных обществ и т. п. ("Мнемозина", "Арзамас") приводится при первом их упоминании, ссылки на него в дальнейшем не даются.
Редакционные переводы иноязычных текстов даются под строкой с пометой. - Прим. ред. Собственные переводы Тынянова (в том числе и писанных по-французски пушкинских текстов) везде сохранены.
Комментарии к статьям "Архаисты и Пушкин", "Пушкин", "Пушкин и Тютчев", "О "Путешествии в Арзрум" написал А. П. Чудаков; к статьям "Безыменная любовь", "Пушкин и Кюхельбекер", "Французские отношения Кюхельбекера", "Сюжет "Горя от ума" - А. Л. Гpишунин.
ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
Пушкин - А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений, т. 1-16. Изд-во АН СССР, 1937-1962.
Грибоедов - А. С. Грибоедов. Сочинения. М., Гослитиздат, 1959.
Кюхельбекер - В. К. Кюхельбекер. Сочинения в двух томах, "Библиотека поэта", 1939.
ЛН - сборники "Литературное наследство".
ЦГАЛИ - Центральный государственный архив литературы и искусства.
"Архаисты и новаторы" - Ю. Тынянов. Архаисты и новаторы. Л., "Прибой", 1929.
"Тынянов", ЖЗЛ - "Юрий Тынянов. Писатель и ученый. Воспоминания, размышления, встречи". М., 1966 ("Жизнь замечательных людей", серия биографий).
КОММЕНТАРИИ
АРХАИСТЫ И ПУШКИН
Впервые - в кн.: "Пушкин в мировой литературе". Сб. статей. Л., ГИЗ. 1926, стр. 215-286. При включении в сб. "Архаисты и новаторы" было снято разделение статьи на две части и проведена незначительная стилистическая правка (замена отдельных слов). В архиве Тынянова сохранилась машинопись, соответствующая 15-23 главам текста "Архаистов и новаторов" за исключением последней фразы статьи, внесенной, очевидно, в корректуре. В настоящем издании печатается по тексту сб. "Архаисты и новаторы".
Многие идеи этой центральной в цикле историко-литературных работ монографии Тынянова сложились уже в годы его работы в пушкинском семинарии проф. С. А. Венгерова (с 1918 г. - Историко-литературное общество им. А. С. Пушкина при Петроградском университете), впрочем, вне связи с идеями его руководителя. В семинарии он прочел доклады: о Кюхельбекере (К). Н. Тынянов. Автобиография. В кн.: "Тынянов", ЖЗЛ, стр. 9) и "Пушкин и Кюхельбекер" (Сб. "Памяти Венгерова". 1922, стр. VIII). В последнем докладе были изложены многие основные положения будущей монографии - это видно даже по извлечениям из него, статье "Ода его сиятельству графу Хвостову" (Сб. "Памяти Венгерова", стр. 75- 92), подготовленной еще в 1916 г. ("Пушкинист", вып. III, Пг.. 19)8, стр. V) и целиком вошедшей в "Архаистов и Пушкина". О том, что идеи работы складывались именно в это время, есть и свидетельства самого Тынянова. "Я сказал руководителю, что Сальери у Пушкина похож на Катенина" (Ю. Н. Тынянов. Автобиография). (Ср. соображения Тынянова об arriиre pensйe "Моцарта и Сальери" в "Архаистах и Пушкине" - стр. 84 наст. изд.).
Дальнейшая работа над монографией продолжалась в 1921-1921 гг. По свидетельствам слушателей Тынянова, основные ее положения были изложены Тыняновым в его лекциях, читанных в 1922-1924 гг. в Государственном институте истории искусств, где он вел курс и семинарий "Русская лирика XIX в.", а также в семинарии на курсах при ГИИИ (см. Краткий отчет о деятельности ГИИИ. - В сб. "Задачи и методы изучения искусств". Пг., 1924, стр. 225, 234). Излагалась концепция и в публичных лекциях Тынянова этого времени. Обобщающий доклад на эту тему - "Архаисты 20-х годов как литературное явление" Тынянов сделал 15 марта 1924 г. в Секции художественной словесности ГИИИ ("Поэтика", вып. 1. Л., 1926, стр. 157). Приблизительно эту же дату завершения работы (1923-1924) называет Тынянов и в письме к Горькому от 21 февраля 1926 г. (ЛН, т. 70, 1963, стр. 456).
Судя по сохранившемуся в архиве Тынянова плану, первоначальный замысел статьи был более обширным. Она должна была называться "Архаические течения в русской лирике XIX века" и состоять из следующих разделов: "1) образ и язык (Paul, Потебня, Breal, Nyrop, Христиансен); 2) особая постановка вопроса в русском литературном языке; 3) вопрос о течениях в литературе; 4) XVIII в. о теории литературы - Ломоносов, Тредьяковский, Сумароков; 5) библия и церковные книги как источники архаизма. Библейские образы; 6) архаический жанр лирики: ода; 7) Шишков и Карамзин; 8-9) шишковцы: а) старшие; б) младшие (Грибоедов, Катенин, Кюхельбекер, Глинка); 10) Батюшков и его значение в истории лексики; 11) Жуковский и архаисты; 12) Пушкин, пуристы и архаисты; 13) синтез батюшково-шишковский: архаическая итальянская школа - Туманский, Раич, Тютчев, Ознобишин" <незаконч.> (ЦГАЛИ). В архиве сохранились многочисленные тетради с выписками и материалами по названным в плане авторам.
Многие идеи статьи "Архаисты и Пушкин" получили дальнейшее развитие в позднейших работах Тынянова 20-30-х годов о Пушкине, Кюхельбекере, Грибоедове, Тютчеве (см. статьи в наст. изд.).
Но эта работа явилась центральной не только среди историко-литературных исследований Тынянова. "Статья эта оказалась подлинным "резервуаром" для художественной энергии, направленной на постановку и освещение тех проблем, которые оставались за пределами научного метода. Из нее выросла вся историческая "трилогия" Тынянова" (Б. М. Эйхенбаум. - "Тынянов", ЖЗЛ, стр. 84).
Монография Тынянова стала значительной вехой в изучении русской литературы начала XIX в. "Можно без преувеличения сказать, что эффект был потрясающий, - писал Б. Эйхенбаум о появлении "Архаистов и Пушкина". - От старых схем ничего не осталось - вся литературная эпоха Пушкина приобрела новое содержание, новый вид, новый смысл. Рядом с Пушкиным появились фигуры поэтов, о которых в старых работах не было и речи, - как Катенин и Кюхельбекер. Глазам читателя предстал реальный, насыщенный фактами процесс литературной борьбы во всей его исторической конкретности, сложности, живости... Рамки и границы исследования раздвинулись: в историю литературы вошли мелочи быта и "случайности". Многие детали, не находившие себе места в прежней науке, получили важный историко-литературный смысл... Русская литературная наука должна признать эту работу пограничной: ею начат новый период, результаты которого еще скажутся в будущем" ("Тынянов", ЖЗЛ, стр. 75).
Оригинальность, безусловная новизна в представлении Тыняновым литературного движения начала XIX в. отмечалась всегда всеми рецензентами его работы - и сторонниками, и противниками; разница была лишь в отношении к этой новизне. Один из первых критиков статьи писал: "Полна значительного интереса статья Ю. Тынянова "Архаисты и Пушкин". Мы находим здесь любопытную характеристику литературного движения в России в 20-х годах прошлого века. Обыкновенно существо этого движения сводят к борьбе классицизма и романтизма. Автор показывает, что движение было гораздо более дробным и изобиловало осложнениями, которые далеко не укладывались в вышеуказанную рамку" (А. Кизеветтер. "Современные записки", 1927, кн. 31, стр. 458).
Высокую оценку получили данные Тыняновым в этой работе пионерские исследования творчества таких писателей, как Катенин и Кюхельбекер. Автором "основополагающих разысканий о литературно-теоретической платформе Катенина" назван Тынянов в пушкинском томе "Литературного наследства" (ЛН, т. 16-18, 1934, стр. 632). Статья "Архаисты и Пушкин", считает В. И. Орлов, "в наибольшей мере прояснила вопрос о роли и значении Катенина в русской поэзии" (П. А. Катенин. Стихотворения. Л., 1954, стр. 38). "Кюхельбекер-поэт долгое время историкам литературы был известен исключительно с комической стороны..., - отмечает В. Г. Базанов. - Только труды Ю. Н. Тынянова восстановили Кюхельбекера в гражданских правах и показали огромное идейное и художественное значение его поэзии" (В. Г. Базанов. Поэты-декабристы. М.-Л., 1950, стр. 101). (Ср. также высокую оценку этих разысканий Тынянова у С. М. Бонди, В. В. Виноградова, Г. А. Гуковского, Л. Я. Гинзбург, Б. С. Мейлаха и др.)· Тыняновский термин "архаисты" прочно вошел в историю литературы - использовался ли он сочувственно или в кавычках, - ибо за ним стоит конкретное историко-литературное явление.
Одним из главных положений Тынянова-теоретика было разделение разных рядов, разных уровней историко-литературного исследования, принципиальная невозможность смешения разных рядов - положение, предвосхитившее многие идеи современной мировой науки о литературе. В данной статье это проявилось, в частности, в выявлении общности литературной теории и общей литературной позиции старших и младших архаистов, несмотря на коренное различие их общественно-политических платформ. Именно это положение вызвало большую полемику в последующей критике. Наиболее резко противоположная точка зрения в 1930-е годы была сформулирована в статье В. Десницкого 1936 г. "Из истории литературных обществ начала XIX века".
"Языковый "архаизм" декабристов, - писал В. Десницкий, - нужно понимать не как этап в эволюции единого "архаизма", а как конкретный эпизод борьбы за оружие, как стремление вырвать его из рук врага. В архаизме ранних и поздних архаистов нужно прежде всего искать противоречивые элементы, разъединяющие их, а не объединяющие". "Смешение в одну кучу, - под знаком единых якобы "архаистических" устремлений в области языка, - явлений разноклассового порядка приводит к безнадежной исторической путанице, лишает исследователя всякой возможности понять истинный смысл литературной борьбы" (В. Десницкий. Избранные статьи по русской литературе XVIII-XIX вв. М.-Л., 1958, стр. 96-97.
(Ср. полемику Тынянова с Н. К. Пиксановым в "Литературной газете", 1940, N 5 и N 20). Полемика ведется и поныне. Так, у А. Архиповой вызывает недоумение "тот факт, что реакционер Шишков и революционер Кюхельбекер оказались в одном лагере, а Пушкин и Грибоедов, Рылеев и Кюхельбекер - в противоположных". ("Русская литература", 1960, N 3, стр. 43).
В книге, подводящей итоги изучения Пушкина, отмечается, что Тынянов положил начало исследованию взаимоотношений Пушкина с Кюхельбекером и Катениным ("Пушкин. Итоги и проблемы изучения". М.-Л., 1966, стр. 193, 195), но одновременно утверждается, что "слабой стороной концепции Тынянова" было именно отнесение Кюхельбекера к "младшим архаистам" - т. е. оспаривается самая суть всей тыняновской работы.
Любопытно, что вызывает возражения именно сама последовательность позиции Тынянова, самая четкость его историко-литературных дефиниций. Так, Л. Гинзбург, высоко оценивая статью Тынянова, считает, что данная в ней "расстановка сил" "прочно вошла в нашу историю литературы. Сейчас она кажется сама собой разумеющейся; но ведь ее надо было найти" ("Тынянов", ЖЗЛ. стр. 104), Но здесь же отмечается: "Вместо классиков и романтиков - карамзинисты и младоархаисты, "славяне", то есть, в сущности, группа писателей-декабристов". Делается попытка как бы "перевернуть" Тынянова, найденные им точные специфически-литературные категории свести к категориям другого ряда, причем гораздо более неопределенным (ср. также вступительную статью Л. Гинзбург к книге: "Поэты 1820-1830 годов". Л., 1961, стр. 30-31).
М. Горький отмечал, что книга "Архаисты и новаторы" говорит о Тынянове как о "проницательнейшем историке-литераторе". ("Советские писатели". Автобиографии в двух томах, т. II. М., 1959, стр. 491).
В 1929 г., после выхода книги "Архаисты и новаторы", В. Б. Шкловский писал Тынянову, имея в виду прежде всего статью "Архаисты и Пушкин": "Архаисты" очень хорошая книга, еще не вполне раскрытая даже автором" (ЦГАЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 249). Эта книга и в ней - центральная историко-литературная работа Тынянова - продолжает оказывать влияние на русскую и мировую науку о литературе.
1 Зильбер Лев Александрович (1894-1966) - профессор, действительный член Академии медицинских наук СССР, лауреат Государственных премий, крупнейший ученый в области теоретической медицины и биологии.
Л. А. Зильбер учился с Ю. Н. Тыняновым в Псковской гимназии, которую они вместе окончили в 1912 г. Возникшая в юности дружба продолжалась всю жизнь.
2 "Мнемозина. Собрание сочинений в стихах и прозе" - альманах, издававшийся В. Одоевским и В. Кюхельбекером (ч. I-IV, М., 1824-1825). - значительное явление русской журналистики 20-х годов XIX в. Альманах собрал крупные литературные силы того времени: в нем, помимо издателей, печата