| Главная » Книги |
Байрон Джордж Гордон - Лара, Страница 2
Байрон Джордж Гордон - Лара; VIII.
Не странно-ли? Въ быломъ избытокъ силъ
Онъ ощущалъ, любовь его манила,
Борьбу и море, женщинъ - онъ любилъ,
Все, гдѣ насъ ждетъ блаженство иль могила.
Поочередно все онъ испыталъ,
Въ награду-же - былъ счастливъ иль страдалъ.
Средины онъ не зналъ, и въ напряженьѣ
Сильнѣйшемъ чувствъ - искалъ отъ думъ спасенья.
Передъ грозой души его - слаба
Казалася ему стих³й борьба.
Онъ жаждою высокаго томился,
И къ высшему, что въ м³рѣ есть, - стремился.
Всѣмъ крайностямъ отдавш³йся во власть,
Очнулся онъ - но какъ отъ тѣхъ мечтан³й?
Чтобъ сердце изсушенное проклясть,
Что не могло разбиться отъ страдан³й.
XI.
Онъ въ книги углубился; до того
Лишь человѣкъ былъ книгою его;
Теперь-же онъ въ гнетущемъ настроеньѣ
По цѣлымъ днямъ искалъ уединенья.
Въ такое время рѣдко звалъ онъ слугъ,
Но по ночамъ они слыхали звукъ
Шаговъ его вдоль галлереи длинной,
Гдѣ хмурился портретовъ рядъ старинный.
И (втайнѣ это слѣдуетъ хранить)
Тамъ голоса звучали неземные,
И многое видали тамъ иные,
Чего нельзя понять и объяснить.
Надъ черепомъ, кощунственно изъ праха
Исторгнутомъ, лежавшимъ на столѣ,
Зачѣмъ сидѣлъ онъ съ думой на челѣ?
Зачѣмъ не зналъ, подобно прочимъ, страха?
Зачѣмъ не спалъ, когда повсюду - сонъ?
Не звалъ гостей, пѣвцовъ не слушалъ онъ?
Неладное тутъ крылось, и возможно,
Что зналъ иной - въ чемъ дѣло, но разсказъ
Затянется, - и мудрый осторожно
О томъ, что зналъ, лишь намекалъ не разъ.
А захоти - онъ могъ-бы... Такъ вассалы
Болтали всѣ въ стѣнахъ старинной залы.
X.
Настала ночь, и въ зеркалѣ волны
Блестящихъ звѣздъ лучи отражены,
И кажется: едва струятся воды,
Но вдаль валы бѣгутъ, какъ счастья годы,
И отражаютъ сказочно они
Безсмертные небесные огни.
Вдоль береговъ видны деревьевъ чащи
И тѣ цвѣты, что для пчелы всѣхъ слаще,
Изъ нихъ Д³ана вьетъ вѣнки свои
И въ даръ ихъ рветъ Невинность для Любви.
Рѣка блеститъ извивами змѣи,
Такою тишиной и миромъ вѣетъ,
Что страхъ внушить и призракъ не посмѣетъ,
И злое все бѣжитъ невольно прочь
Отъ красоты такой въ такую ночь.
Разлито всюду лишь добра дыханье;
Такъ думалось и Ларѣ, и въ молчаньѣ
Къ себѣ обратно въ замокъ онъ пошелъ.
Видъ красоты былъ для него тяжелъ.
Онъ дни ему напоминалъ иные,
И небеса - прекраснѣй, чѣмъ родныя,
Плѣнительнѣе - ночи, и сердца,
Которыя... Нѣтъ, бурю до конца
Онъ выдержитъ, лишь ночи этой чары -
Насмѣшка злая надъ страданьемъ Лары.
XI.
Вновь передъ нимъ палатъ пустынныхъ сѣнь,
Высокая его мелькаетъ тѣнь
Вдоль стѣнъ, и съ нихъ глядятъ портретовъ лики.
Отъ тѣхъ, что были грѣшны иль велики -
Вотъ, что осталось. Скрылися навѣкъ
Дѣянья ихъ и прахъ во тьмѣ гробницы,
И возвѣстятъ о нихъ изъ вѣка въ вѣкъ
Лишь лѣтописи пышной полстраницы.
Она хвалу вѣщаетъ и хулу,
Правдоподобно лжетъ, весьма правдиво -
Такъ думалъ онъ. С³яли прихотливо
Сквозь переплетъ оконный на полу
Лучи луны. Въ ихъ странномъ отраженьѣ
Молящихся святыхъ изображенья
На окнахъ расписныхъ и сводъ рѣзной -
Ожили вдругъ, но жизнью неземной.
И траурныя кудри, колыханье
Пера его, и мрачное чело -
Все призрачнымъ казалось и могло,
Какъ страхъ могилы, вызвать содраганье.
XII.
Полночный часъ. Повсюду - сонъ глубок³й,
Лишь огонекъ мерцаетъ одинок³й,
Какъ бы страшась разсѣять мглу на мигъ.
Но чу! Въ покояхъ Лары - шепотъ, крикъ,
Звукъ голоса, о помощи воззванье,
Протяжный громк³й вопль и вслѣдъ - молчанье.
До спящихъ слугъ безумный стонъ достигъ,
Они встаютъ, отважно боязливо
Спѣшатъ они туда, на звукъ призыва.
Дрожитъ огонь полузажженныхъ свѣчъ,
Отстегнутый рука сжимаетъ мечъ.
XIII.
Тамъ - холоденъ, какъ мраморъ, на полу,
Блѣднѣй, чѣмъ лучъ, скользящ³й по челу,
Лежалъ, нездѣшнимъ ужасомъ сраженный,
Ихъ господинъ. Мечъ полуобнаженный
Онъ выронилъ, но въ сумрачныхъ чертахъ,
Безчувственный, хранилъ онъ вызовъ гордый,
И, до конца отпоръ давая твердый,
Лежалъ съ угрозой смерти на устахъ.
Въ нихъ замерли: крикъ гордости смятенной,
Слова угрозы недоговоренной...
Былъ мрачный взоръ его полузакрытъ,
Но прежнее хранилъ онъ выраженье.
Казалося: покоясь безъ движенья,
Онъ взоромъ глад³атора глядитъ.
Вотъ подняли, несутъ его. Онъ дышитъ,
И снова кровь окрашиваетъ ликъ,
И взоръ его вокругъ блуждаетъ - дикъ.
Онъ говоритъ, но ясно тѣмъ, кто слышитъ,
Что эти звуки - не родной языкъ.
На языкѣ нездѣшнемъ раздавались
Его слова, столь чуждыя для нихъ;
Но для кого они предназначались -
Тотъ не слыхалъ, не могъ услышать ихъ.
XIV.
Пажъ подошелъ. Понятенъ лишь ему
Смыслъ этихъ словъ, но - блѣдностью покрыто -
Лицо имъ говоритъ, что никому
Значенье словъ не можетъ быть открыто.
Спокойнѣй всѣхъ, склонившись надъ больнымъ,
На языкѣ, что былъ ему роднымъ,
Онъ говоритъ, - и звуками разсѣянъ
Тотъ страхъ, что сномъ на Лару былъ навѣянъ.
Ужели былъ причиной страха - сонъ,
И онъ мечтой такъ сильно потрясенъ?
XV.
Что на яву онъ видѣлъ иль во снѣ,
Что вспоминалъ - въ душевной глубинѣ
Онъ это скрылъ. Жестоко потрясенный,
Съ зарей возсталъ онъ съ силой обновленной.
Не призванъ былъ ни врачъ, ни духовникъ.
Чтобъ облегчить его страдан³й бремя,
Онъ такъ же какъ всегда проводитъ время,
Не болѣе угрюмъ иль ясенъ ликъ,
И если ночи темной приближенье
Теперь страшитъ его воображенье -
Отъ слугъ его невольный трепетъ скрытъ,
Но ими ужасъ ихъ не позабытъ.
Попарно лишь и трепетомъ объяты,
Проходятъ мимо страшной имъ палаты.
Шуршанье тканей, шелестящ³й стягъ,
Захлопнутая дверь и гулк³й шагъ,
Деревьевъ тѣнь, нетопырей мельканье,
Пѣснь вѣтерка ночного - содраганье
Вселяютъ въ нихъ, едва ночная мгла
Старинный замокъ грустью облекла.
XVI.
Напрасный страхъ! Не повторился мигъ
Неизъяснимый ужаса. Личину
Забвен³я носить ли онъ привыкъ?
Но всѣ, страшась, дивились господину.
Придя въ себя, забылъ ли онъ свой бредъ?
Въ лицѣ, въ глазахъ - не видно измѣнен³й,
Не сохранился въ нихъ малѣйш³й слѣдъ
Мучительныхъ душевныхъ потрясен³й.
То было ль сномъ? Его ли дик³й стонъ
И голоса его ль то были звуки
Безумные, прервавш³е ихъ сонъ?
Его ли сердце, истомясь отъ муки,
Въ б³ен³и остановилось вдругъ?
Его ли взоръ вселилъ въ сердца испугъ?
И могъ ли онъ забыть о томъ страданьѣ,
Что зрителей приводитъ въ содраганье?
Безмолвствовалъ не потому ли онъ,
Что глубоко, для словъ невыразимо,
Воспоминаньемъ въ тайны погруженъ,
Грызущ³я намъ сердце, но - незримо?
Всѣ видятъ лишь послѣдств³я одни.
Не вѣдая чѣмъ вызваны они.
Но отъ людей тая въ груди кручину,
И дѣйств³е скрывалъ онъ, и причину.
У смертныхъ устъ нѣтъ словъ для думъ такихъ,
Слова безсильны: мысль задушитъ ихъ.
 XVII.
Вражду, любовь, и ужасъ, и влеченье -
Онъ возбуждалъ. Различны были мнѣнья.
О немъ съ его таинственной судьбой -
Хваля, хуля - твердили межъ собой.
Молчан³е его рождало споры,
Работали умы, слѣдили взоры.
Что онъ? Чѣмъ былъ? Лишь родъ его знакомъ,
Но самъ онъ не чужой ли межъ своими?
Быть можетъ, онъ явился къ нимъ врагомъ?
Всѣхъ веселѣй бывалъ онъ между ними,
Но замѣчаетъ каждый, кто тайкомъ
Въ лицо его внимательнѣе взглянетъ:
Въ усмѣшкѣ злой его улыбка вянетъ.
Лишь на устахъ скользитъ она всегда,
Но нѣтъ въ глазахъ веселости слѣда.
Въ нихъ мягкое свѣтилось выраженье
По временамъ; онъ сердцемъ не былъ сухъ,
Но эту слабость въ немъ гордыни духъ
Вмигъ побѣждалъ. Явивъ пренебреженье
Къ возможности снискать ихъ уваженье,
Себя онъ самъ на кару осудилъ.
Въ немъ вызвала бы нѣжность - колебанье,
Онъ бодрствуя на стражѣ у страданья,
Имъ вдохновленъ для ненависти былъ
За то, что прежде много онъ любилъ.
XVIII.
Таилось въ немъ презрѣнье ко всему.
Что худшее могло грозить ему?
Среди живыхъ онъ въ м³рѣ этомъ - странникъ,
Отвергнутый загробнымъ - духъ изгнанникъ.
Онъ - жертва темныхъ силъ, ему въ удѣлъ
Назначившихъ опасности; случайно
И не напрасно ль, - онъ спастись успѣлъ.
О нихъ мечталъ, почти жалѣлъ онъ тайно.
Сильнѣй любить, чѣмъ любитъ большинство,
Была въ душѣ способность у него.
Онъ истину опередилъ въ стремленьѣ
Своемъ къ добру; дней зрѣлыхъ наступленье
Внесло съ собой крушенье юныхъ сновъ
Средь думъ о томъ, что тратилъ рядъ годовъ
И силъ, достойныхъ цѣли благородной,
Въ погонѣ онъ за призракомъ безплодной.
Онъ думалъ о страстяхъ, опустошившихъ
Пути его волною огневой,
И лучшихъ чувствъ боренье возбудившихъ,
И проклиналъ мятежный жреб³й свой.
Но не себя, онъ - гордости въ угоду,
Въ стыдѣ своемъ винилъ и мать-природу -
Съ тѣлесной оболочкою людей,
Мертвящей духъ, питающей червей.
Добро со зломъ смѣшалъ онъ, и невольно
Въ томъ рокъ винилъ, что дѣлалъ добровольно.
Для себялюбца пошлаго - высокъ,
Онъ жертвовать другимъ собою могъ,
Не жалостью, не долгомъ увлеченный,
Руководясь лишь мыслью извращенной,
Что совершить доступное ему -
Немногимъ лишь дано иль никому.
И та же мысль, въ минуту ослѣпленья,
Могла толкать его на преступленья.
На высотѣ ль, въ паденьѣ ли своемъ,
Отъ всѣхъ, кто съ нимъ былъ связанъ быт³емъ,
Съ кѣмъ долженъ былъ дышать онъ, но не слиться -
Добромъ иль зломъ желалъ онъ отдѣлиться.
Вдали отъ свѣта духъ его возвелъ
Среди владѣн³й собственныхъ престолъ.
Онъ холодно на все, что копошилось,
Глядѣлъ съ высотъ, въ немъ тихо кровь струилась.
Когда бъ соблазна не извѣдавъ зной,
Она была и раньше ледяной!
Онъ шелъ съ людьми дорогою одною,
Казалось, тѣ же говорилъ слова
И вспышками онъ разума права
Не нарушалъ: безум³я виною
Лишь сердце было въ немъ, не голова;
Мысль обнажалъ онъ рѣдко отъ покрова,
Чтобъ взоръ людской не оскорблять сурово.
XIX.
По внѣшности - таинственный, холодный,
Чуждавш³йся знакомства и бесѣдъ,
Онъ обладалъ - то не былъ даръ природный -
Умѣн³емъ въ сердцахъ оставить слѣдъ.
И чувство то настолько было сложно,
Что мысль облечь словами невозможно.
Внушалъ онъ не вражду и не любовь,
Но не было безплодно съ нимъ свиданье, -
Желали всѣ его увидѣть вновь
И сохраняли всѣ въ воспоминаньѣ
Малѣйшее изъ сказанныхъ имъ словъ.
Какъ? Почему? Онъ противъ ихъ желанья
Захватывалъ людск³я души въ плѣнъ,
И оставался въ нихъ запечатлѣнъ
Въ любви иль злобѣ - встрѣченный случайно.
Недавно онъ извѣстенъ людямъ сталъ,
Чью жалость, дружбу, злобу испыталъ,
Но въ душахъ ихъ онъ росъ необычайно.
Къ его душѣ не находя пути,
Вы въ собственной могли его найти.
Неодолимо, многимъ - нежеланно,
Къ себѣ влеченье возбуждалъ онъ странно,
И словно говорилъ, что не успѣть
Вамъ разорвать чарующую сѣть.
XX.
Шелъ пиръ. Въ собранье рыцарей и дамъ -
Всѣ, кто богатъ и знатенъ, были тамъ -
Является и Лара. Въ замкѣ Ото
Онъ вправѣ ждать привѣта и почета.
Тамъ - карусель, горитъ огнями залъ,
Равно оживлены и пиръ, и балъ,
И красоты ликующая свита
Веселымъ танцемъ свита и развита,
Гармон³и полна, въ счастливый кругъ.
Блаженъ союзъ сердецъ и юныхъ рукъ!
Подобный видъ угрюмость удаляетъ,
Онъ улыбаться старость заставляетъ,
А молодость - мечтать, что унесли
Ее часы блаженства отъ земли.
XXI.
И Лара наблюдалъ. Его печали
Черты его ничѣмъ не обличали.
Красавицы безпечною толпой
Предъ нимъ скользили легкою стопой.
Скрестивши руки, ясный и спокойный,
Небрежно 
| |
| Просмотров: 415 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры