Кастальский ключ волною вдохновенья
В степи мирской изгнанников поит;
Последний ключ, холодный ключ забвенья -
Он слаще всех жар сердца утолит.
Заключим наш обзор мелких лирических пьес Пушкина мнением о них Гоголя,
- мнением, в котором, конечно, сказано больше и лучше, нежели сколько и как
сказали мы в целой статье нашей:
"В мелких своих сочинениях - этой прелестной антологии, Пушкин
разносторонен необыкновенно и является еще обширнее, виднее, нежели в
поэмах. Некоторые из этих мелких сочинений так резко ослепительны, что их
способен понимать всякой; но зато большая часть из них, и притом самых
лучших, кажется обыкновенною для многочисленной толпы. Чтоб быть способну
{353} понимать их, нужно иметь слишком тонкое обоняние, нужен вкус выше
того, который может понимать только одни слишком резкие и крупные черты. Для
этого нужно быть в некотором отношении сибаритом, который уже давно
пресытился грубыми и тяжелыми яствами, который ест птичку не более наперстка
и услаждается таким блюдом, которого вкус кажется совсем неопределенным,
странным, без всякой приятности привыкшему глотать изделия крепостного
повара. Это собрание его мелких стихотворений - ряд самых ослепительных
картин. Это тот ясный мир, который так дышит чертами, знакомыми одним
древним, в котором природа выражается так же живо, как в струе какой-нибудь
серебряной реки, в котором быстро и ярко мелькают ослепительные плечи или
белые руки, или алебастровая шея, обсыпанная ночью темных кудрей, или
прозрачные гроздия винограда, или мирты и древесная сень, созданные для
жизни. Тут всё: и наслаждение, и простота, и мгновенная высокость мысли,
вдруг объемлющая священным холодом вдохновения читателя. Здесь нет этого
каскада красноречия, увлекающего только многословием, в котором каждая фраза
потому только сильна, что соединяется с другими и оглушает падением всей
массы, но если отделить ее, она становится слабою и бессильною. Здесь нет
_красноречия_, здесь одна _поэзия_; никакого наружного блеска, все просто
{354}, все исполнено внутреннего блеска, который раскрывается не вдруг; всё
лаконизм, каким всегда бывает чистая поэзия. Слов немного, но они так точны,
что обозначают все. В каждом слове бездна пространства; каждое слово
необъятно, как поэт. Отсюда происходит то, что эти мелкие сочинения
перечитываешь несколько раз, тогда как достоинства этого не имеет сочинение,
в котором слишком просвечивает одна главная идея.
Мне всегда было странно слышать суждения об них многих, слывущих
знатоками и литераторами, которым я более доверял, покамест еще не слышал их
толков об этом предмете. Эти мелкие сочинения можно назвать пробным камнем,
на котором можно испытывать вкус и эстетическое чувство разбирающего их
критика. Непостижимое дело! казалось, как бы им не быть доступными всем! Они
так просто возвышенны, так ярки, так пламенны, так сладострастны и вместе
так детски чисты. Как бы не понимать их! Но, увы! это неотразимая истина:
чем более поэт становится поэтом, чем более изображает он чувства, знакомые
поэтам, тем заметней уменьшается круг обступившей его толпы и, наконец, так
становится тесен, что он может перечесть по пальцам всех своих истинных
ценителей".