Хаггард Генри Райдер - Люди тумана

Бич, а не меня! - и она грустно усмехнулась.

   - Не говорите так, дорогая, - сказал печально Леонард. - Мне больно...

   - Как же иначе я могу говорить, прочтя это письмо? - отвечала она. - Теперь я всю жизнь должна быть обязанной ей за ее доброту. О! Если б я только не потеряла этих рубинов, если б я их не потеряла!

   Прошла еще неделя, и Леонард вместе с Хуанной очутились снова в большой зале дома Утрамов, где несколько лет тому назад зимней ночью он произнес с братом клятву. В этой зале все было оставлено на прежних местах; об этом позаботилась Джен. По-прежнему на пюпитре лежала древняя Библия, над которой они с братом произнесли клятву, на стенах, как и прежде, висели портреты предков, спокойно смотревшие на него. Неприкосновенным осталось и окно с рисунками геральдических щитов, покрытых девизами - "за любовь, дом и честь" и "per ardua ad astra". Он снова владел домом и восстановил свою честь. Он преодолел лишения и опасности, и звездная корона принадлежала ему.

   Чувствовал ли Леонард себя вполне счастливым, когда смотрел на знакомые ему семейные реликвии? Быть может, не совсем: там, на кладбище, была могила с надгробием из белого мрамора.

   Была ли счастлива Хуанна? Она хорошо знала, что Леонард искренно побит ее, но - увы! Ей было горько сознавать, что ее усилия пропали и она была лишена награды за них, которая досталась другой, показавшей себя если не лживой, то слабой. Она была уверена в том, что постоянно, днем и ночью, будет чувствовать в этом доме присутствие женской тени, тени бледной красивой женщины, которая будет стоять между ней и сердцем ее супруга.

   Одним словом, сейчас, в час полного благополучия, Леонард и Хуанна поняли справедливость французской поговорки, что фортуна никогда не дарит обеими руками, а, отдавая одной, любит отнимать другой рукой.

   Прошло около десяти лет, и сэр Леонард, уже член парламента и лорд-наместник своего графства, в первое майское воскресенье выходил из церкви в сопровождении жены, самой красивой женщины во всем графстве, и троих или четверых детей, мальчиков и девочек, здоровых и прелестных. Посетив одну могилу, лежавшую близ алтаря, они пошли домой через зазеленевший парк и ярдах в ста от двери Утрам-Холла остановились у входа в жилище, известное под именем "крааля", которое имело вид пчелиного улья и было построено из соломы и жердей руками одного Оттера.

   Греясь на солнце у входа в хижину, сидел сам карлик, работая с ножом в руке над кучей молодых ясеневых деревец, из которых он делал метлы.

   - Здравствуй, баас! - сказал он, когда приблизился к нему Леонард. - Баас Уоллес уже здесь?

   - Нет, он придет к обеду. Помни, что тебя ждут, Оттер!

   - Я не опоздаю, баас, в этот день всех дней!

   - Оттер, - вскричала маленькая девочка, - ты не должен делать метлы в воскресенье, это не хорошо!

   Оттер засмеялся в ответ на эти слова и обратился Леонарду на языке, который понимали только они одни.

   - Что я говорил тебе много лет тому назад, баас? - сказал карлик. - Разве я не сказал, что, так или иначе, ты станешь богат и большой крааль за морем будет снова твоим, и дети чужеземцев не будут бегать в нем? Вот, мои слова исполнились! - и он показал рукой на детей. - Да, я, Оттер, бывший во многих случаях глупцом, оказался хорошим пророком!

   Несколько часов спустя обед в большой зале окончился. Все слуги ушли, включая Оттера, который, одетый в белую куртку, стоял за стулом своего господина.