Хаггард Генри Райдер - Люди тумана

">   - Поди сюда, Соа! - произнес он наконец. - Мы пришли в это место по твоей просьбе. Посоветуй же теперь, что делать дальше. Как освободить твою госпожу из лагеря?

   - Освободите рабов, и пусть они убьют своих господ! - лаконично отвечала старуха.

   - Я сомневаюсь, что у этих рабов много мужества! - заметил Леонард.

   - Здесь, должно быть, около пятидесяти людей Мэвума, - возразила Соа, - они будут драться хорошо, если дать им оружие!

   Леонард посмотрел на Оттера, ожидая дальнейшего развития плана.

   - Мой Дух говорит мне, - сказал карлик, - что огонь - надежный друг, когда врагов много. Тростник здесь сух, а морской ветер начнет дуть еще до полуночи. Кроме того, можно зажечь и все эти дома. Однако, разве у войска могут быть два предводителя? Ты наш предводитель, баас. Говори, и мы исполним твою волю. Здесь один совет так же хорош, как и другой. Пусть судьба говорит твоими устами, баас!

   - Очень хорошо, - сказал Леонард. - Вот мой план. Мы должны войти в гнездо, пока еще довольно темно. Я знаю пароль - "Дьявол" и, может быть, часовой пропустит нас без дальнейших расспросов, увидев наши костюмы. Если же он задержит нас, то мы должны будем убить его, соблюдая полную тишину!

   - Хорошо, - ответил Оттер, - но как быть с этой женщиной?

   - Мы оставим ее в кустах. В лагере же она может только помешать нам!

   - Нет, белый человек, - прервала его Соа, - я пойду с вами. Моя госпожа там, и я хочу видеть ее!

   - Как хочешь! - отвечал Леонард и затем продолжал развивать свой план:

   - Проникнув в ворота, мы должны идти по краю канала, отделяющего гнездо от лагеря рабов. Если мост будет поднят и мы не сможем опустить его, тогда нам остается переплыть канал, обезвредить часового и проникнуть в лагерь рабов, где мы попытаемся некоторых освободить и пошлем их через сад в тростник, чтобы поджечь его. Тем временем я смело войду в гнездо, поздороваюсь с Перейрой, выдав себя за работорговца, прибывшего с товаром к устью реки; скажу, что хочу купить рабов и прежде всего попрошу белую девушку. К счастью, у нас есть порядочно золота. Вот мой план пока; остальное надо предоставить случаю. Если удастся мне купить девушку, - хорошо, если же нет, то я постараюсь вырвать ее оттуда каким-либо иным способом!

   - Пусть будет так, баас, - сказал Оттер, - а теперь нам надо поужинать: ведь ночью нам понадобится вся наша сила. После этого мы пойдем к воротам и попытаем счастья!

   В девять часов они, осторожно крадясь по кустам, вышли снова на дорогу и берегом канала пошли к воротам. Дойдя до того места, где привязывались лодки и барки, они остановились. Из гнезда до них доносился шум пирушки, а из лагеря рабов стоны несчастных пленников. Мало-помалу небо несколько прояснилось.

   - Тут есть лодка, - сказал Леонард. - нам лучше немного проехать в ней; она может облегчить нам возвращение из гнезда.

   Едва он успел произнести эти слова, как послышался шум весел, и мимо них проехала лодка, направляясь к воротам.

   - Кто идет? - раздался окрик часового на португальском языке. - Отвечай живей, или я буду стрелять!

   - Не спеши так, глупец, - отвечал часовому грубый голос. - Самый лучший из друзей, честный купец, по имени Ксавье, едущий со своей плантации рассказать вам о хороших новостях!

   - Виноват, сеньор, - отвечал часовой, - в этой темноте не рассмотришь даже и такого рослого человека, как вы. Но какие же у вас новости? Есть покупатели?

   - Сойди вниз и помоги нам привязать эту проклятую лодку; потом я расскажу тебе все!

   Часовой быстро сбежал по ступенькам лестницы, ведшей от ворот к пристани. Человек, назвавший себя Ксавье, продолжал:

   - Да, покупатели есть, но не думаю, что они придут в эту ночь из-за ветра, а завтра ты увидишь, как будут выгружать черных птиц. Один, впрочем, прибыл из Мадагаскара, капитан-иностранец, здоровый француз или англичанин, точно не знаю, по имени Пьер. Я послал ему свой привет, хотя самого его и не видел. В своей записке я извещал его, что сегодня ночью будет очень интересный аукцион, что было весьма великодушно с моей стороны, так как этот капитан может быть очень серьезным соперником!

   - Он приедет сюда, сеньор? Я спрашиваю об этом потому, что тогда надо пропустить его!

   - Не знаю; ответил, что приедет, если будет возможность. Но скажи, как идут дела с английской девушкой? Сегодня ночью она будет продана?

   - О, да, сеньор, в двенадцать часов будет большое собрание. Как только она будет куплена, патер Франсиско повенчает ее со счастливым человеком. Старик настаивает на этом. Он сделался суеверным и говорит, что выдаст ее замуж самым настоящим образом!

   Ксавье громко засмеялся.

   - Я приехал за этой девушкой, - произнес он, - думаю, что мне удастся купить ее за сто унций золота.

   - Сто унций золота за девушку! Это большая сумма, сеньор, но вы богаты, не то, что мы, бедняки, подвергающиеся такому же риску, но получающие мало барышей.

   Гребцы между тем привязали лодку к пристани и вынули из нее багаж; что было в нем - Леонард не мог разглядеть. Ксавье вместе с часовым поднялся по лестнице, сопровождаемый двумя лодочниками, и ворота сейчас же снова были заперты, как только эти люди прошли в них.

   - Хорошо, - прошептал Леонард, - мы кое-что узнали, по крайней мере. Ну, Оттер, я - Пьер, французский работорговец из Мадагаскара, а ты - мой слуга; что касается Соа, то она гид или переводчик, или все, что хочешь. Мы пройдем в ворота, но настоящий Пьер не должен проникнуть через них. Поэтому надо устранить часового, который бы впустил его. Как ты думаешь, Оттер, кто это сделает лучше, ты или я?

   - Мне пришло в голову, баас, что мы можем последовать примеру этого Ксавье. Я могу что-нибудь оставить в лодке, и часовой должен помочь мне взять это оттуда, пока ты уже будешь в воротах, а затем... я ловок, силен и не люблю шума!

   - Ты должен действовать ловко, точно и без шума. Малейший крик - и все пропало!

   Подкравшись к лодке и отвязав ее от пристани, все трое сели в нее и спустились тихо по течению ярдов на пятьдесят от пристани. Затем они повернули лодку назад, и игра началась.

   - Что это, дурак, куда ты идешь? - громко сказал Леонард Оттеру на ломаном арабском языке, слывшем за туземное наречие в этих местах. - Поезжай к берегу, тебе я говорю, к берегу! Проклятый ветер и эта тьма! Стой теперь, безобразная черная собака! Должно быть, это те ворота, о которых говорилось в письме, так или нет, женщина? Зацепи за пристань багром!

   Окно в воротах открылось и раздался обычный окрик часового.

   - Друг, друг, - отвечал Леонард по-португальски, - иностранец, приехавший засвидетельствовать свое почтение вашему предводителю, дону Антонио Перейра, и поговорить с ним о деле!

   - Как ваше имя? - подозрительно спросил часовой.

   - Пьер мое имя; собака - имя моего слуги, а эту старуху можете называть, как хотите!

   - Какой пароль? Никто не входит сюда, не сказав пароль! - заявил часовой.

   - Пароль? Ах, что стояло в письме дона Ксавье - "враг"? Нет; да, вспомнил - "Дьявол". Я из Мадагаскара, где есть еще спрос на то добро, которым вы богаты. Ну, впустите нас, мы не можем сидеть здесь всю ночь и пропустить аукцион!

   Часовой начал отпирать ворота, но внезапно остановился, все еще что-то подозревая.

   - Вы не похожи на наших и говорите по-португальски, как проклятый англичанин!

   - Да, на это я не могу надеяться; ведь я сам проклятый англичанин, т.е., собственно, сын англичанина и креолки, родившийся на острове Маврикия. Кстати, попрошу вас быть поучтивее, а то я очень горячий человек!

   Наконец, часовой, ворча, открыл одну половину ворот, и Леонард стал подниматься по ступенькам лестницы, ведшей от пристани к воротам. Пройдя через ворота, он внезапно обернулся и ударил по лицу сопровождавшего его Оттера.

   - Как, собака! - сердито крикнул он. - Ты забыл вынести бочонок с коньяком, мой маленький подарок дону Антонио! Ступай и вынеси его живей!

   - Виноват, господин, - отвечал Оттер, - но я мал, и бочонок тяжел для меня одного. Не удостоишь ли ты помочь мне, так как старуха тоже слабосильна?

   - Ты, кажется, принимаешь меня за носильщика, предлагая мне тащить по лестнице бочонок?! Вот что, дружище, - продолжал Леонард, обращаясь к часовому, - если вы хотите заслужить маленький подарок и выпить, то помогите ему втащить бочонок. У него есть кран, и вы можете после попробовать его содержимое!

   - Слушаюсь, сеньор! - уже весело отвечал часовой и стал спускаться по лестнице к пристани.

   Леонард и карлик переглянулись. Затем Оттер пошел вслед за часовым, держа руку на эфесе арабской сабли, а Леонард и Соа остались наверху, томительно ожидая, что произойдет дальше.

   - Где же бочонок? Я не вижу его! - донесся до них голос часового.

   - Наклонись, сеньор, наклонись, - отвечал Оттер, - он на корме. Позволь, я помогу тебе!

   После этого наступила минутная пауза, затем Леонард и Соа услышали звук удара и шум от падения чего-то тяжелого в воду. Затем все смолкло. Через несколько секунд Оттер был возле них, и при слабом свете фонаря у ворот Леонард мог разглядеть только его блестевшие глаза и раздувавшиеся ноздри.

   - Удар был быстрый и сильный; человек тот замолк навеки, - прошептал карлик, - как баас приказывал, так и было сделано!

  

  

   - Помоги мне запереть ворота! - сказал Леонард карлику.

   В следующую минуту большой железный засов был задвинут на свое место, и Леонард, повернув ключ, положил его в карман.

   - Зачем баас запер ворота? - прошептал Оттер.

   - Чтобы настоящий Пьер не мог пройти через них. Второй Пьер был бы лишним в нашей игре. Теперь мы должны добиться того, чего хотели, или погибнуть!

   Крадучись, они пошли вдоль вала, пока не достигли навеса, обращенного задней стороной ко рву, отделявшему гнездо от лагеря рабов. К счастью, здесь их не заметил никто, а собак в жилище Желтого дьявола совсем не было: они шумят в самое неудобное время, поэтому похитители рабов и не любят этих животных.

   Конец навеса, за которым они притаились, был шагах в десяти от подъемного моста, представлявшего единственный способ сообщения с лагерем рабов.

   - Баас, - сказал Оттер, - позволь мне пройти вперед. Мои глаза видят в темноте, как глаза кошки. Я посмотрю, может быть, мост опущен?

   Не дожидаясь ответа, карлик пополз вперед на руках, не производя ни малейшего шума. Несмотря на свое белое платье, он не мог быть увиден издали, скрытый густой тенью от навеса и кустов вдоль канала.

   После ухода Оттера прошло пять минут, и десять минут, а он все еще не возвращался. Тогда Леонард начал беспокоиться, не случилось ли с ним чего.

   - Пойдем, посмотрим, в чем дело! - шепнул он Соа.

   Выйдя к другому концу навеса, в ярде от него они увидели лежавшие на земле одежду и оружие Оттера, но самого карлика не было видно.

   - Черный человек покинул нас! - в отчаянии произнесла Соа.

   - Никогда! - отвечал Леонард, недоумевая, зачем понадобилось Оттеру снимать одежду. Очевидно, он пошел в воду. Но для чего ему надо было делать это?

   Леонард посмотрел на канал. Он разглядел, что на противоположном берегу его поднимался от воды ряд ступеней, наверху были ворота, а на нижней ступени сидел человек, державший возле себя ружье. Ноги его были всего на расстоянии нескольких дюймов от поверхности воды. Очевидно, это был часовой.

   В следующее мгновение Леонард заметил, что под ногами часового появилась рябь на воде, сверкнуло что-то вроде стали, и какой-то маленький черный предмет направился к ногам часового, который, полусонный, мурлыкал что-то себе под нос. Еще мгновение - и часовой словно по волшебству исчез со ступенек в глубине воды, поверхность которой пришла в сильное волнение на минуту или более.

   Видя все это, Леонард догадался о том, что случилось. Оттер, подплыв под водою к часовому, схватил того за ноги и увлек за собой в глубину. Вскоре Леонард заметил, что карлик поднялся на ступени с ножом в руке и, пройдя через ворота, исчез в сторожке на верху вала. Прошла еще минута, послышался скрип канатов, и подъемный мост опустился, открыв трем смельчакам доступ в лагерь рабов. Черная тень появилась снова, на этот раз на мосту.

   - Идем! - прошептал Леонард своей спутнице. - Этот герой Оттер утопил часового и опустил мост. Да! Возьми-ка его оружие и платье!

   В этот момент к ним подошел сам Оттер.

   - Скорее переходи, баас, пока они не заметили, что мост спущен, - произнес карлик, - дай мне мое платье и оружие!

   - Вот они! - отвечал Леонард, и в следующую минуту все трое, перейдя мост, стояли на валу.

   - Скорей в сторожку, баас, в ней никого нет; там находится ворот!

   Войдя в сторожку, Оттер схватил рукоять ворота и начал ее вертеть, напрягая могучие мускулы, и мост был снова поднят.

   - Теперь мы в безопасности на некоторое время, баас, - произнес карлик, - однако, мне надо одеться. Извини меня, баас, что я, такой безобразный, появился перед тобой без одежды!

   - Оттер, - сказал Леонард, - ты сделал великое дело, но это еще не все. Теперь надо идти к рабам. Посвети мне и покажи дорогу. Здесь мы ведь в безопасности, не правда ли?

   - Да, баас, сюда никто не может попасть, разве только после штурма, но там есть большое ружье, которое можно поворачивать. Направим его на гнездо на всякий случай.

   - Я не имею никакого понятия о пушках! - сказал с сожалением Леонард.

   - Зато я знаю кое-что, белый человек, - вмешалась Соа, - у Мэвума, моего господина, есть в поселении маленькая пушка, и я часто помогала ему стрелять из нее, подавая сигнал лодкам на реке; многие из людей Мэвума, находящиеся здесь, также знают толк в этом деле!

   - Отлично! - сказал Леонард.

   По тропинке, шедшей вдоль гребня вала, они подошли к платформе, на которой стояла пушка. Это было шестифунтовое заряжающееся с дула орудие. Леонард, взяв банник, всунул его в дуло орудия.

   - Заряжено, - произнес он, - повернем его кругом!

   Когда это было сделано, они направились к маленькой хижине, стоявшей вблизи. Тут были спрятаны, на случай восстания рабов, боевые припасы - картечь и порох.

   - Зарядов достаточно, - заметил Леонард, - этим господам не приходило в голову, что пушки могут стрелять во все стороны. Ну, Оттер, веди нас скорее к рабам!

   - Надо сначала захватить инструменты, - отмычки для оков. Они, вероятно, в сторожке! - проговорил карлик.

   Взяв необходимые инструменты и фонарь, они подошли к первому навесу с рабами. Посреди него шла дорожка, по обеим сторонам которой тянулись железные брусья с прикованными к ним рабами. Под этим навесом было около двухсот пятидесяти человек.

   Несчастные пленники лежали на мокрой земле, мужчины и женщины вместе, стараясь забыться во сне; впрочем, большая часть их бодрствовала, стоны неслись отовсюду.

   Завидев свет, рабы перестали стонать и, как собаки, заползали по земле, ожидал ударов. Они думали, что пришли их поработители. Некоторые из несчастных, подняв вверх свои закованные руки, умоляли о пощаде, но большинство, не имея никакой надежды на улучшение своей участи, хранили глубокое молчание. Нельзя было без сострадания смотреть на их искаженные ужасом лица и дрожавшие фигуры.

   Соа обошла первый ряд рабов, внимательно всматриваясь в их лица.

   - Ты не видишь никого из людей Мэвума? - с беспокойством спросил ее Леонард.

   - В этих рядах их нет, белый человек; освободим этих и посмотрим следующий навес!

   - Не надо делать этого, мать, - сказал Оттер, - эти только выдадут нас!

   Тогда они прошли к следующему навесу - их было всего четыре, - и здесь Соа остановилась возле второго человека с краю, который спал, положив свою голову на скованные руки.

   - Петр! Петр! - окликнула его Соа.

   Раб проснулся и дико огляделся кругом. Это был красивый молодец лет тридцати.

   - Кто зовет меня моим старым именем? - спросил он хриплым голосом. - Нет, я грежу; Петр умер!

   - Петр, - сказала снова женщина, - проснись, сын Мэвума, это я, Соа, пришедшая спасти вас!

   Раб громко вскрикнул и стал трястись всем телом, но остальные пленники не обратили на это внимания, думая, что его наказывают плетью.

   - Тише, - сказала Соа, - или мы погибли. Освободи его, черный человек, это старшина из поселения и храбрый человек!

   Оковы были сняты с Петра, и он, подпрыгнув высоко от радости, бросился к ногам Оттера, чтобы поцеловать их.

   - Перестань, глупец, - сурово сказал карлик, - лучше покажи нам других людей Мэвума, да живее, а то скоро опять будешь на цепи!

   - Здесь их около сорока человек, - сказал Петр, оправившийся от волнения, - кроме того, несколько женщин и детей. Остальные умерли, кроме госпожи, которая находится там! - показал он рукой на гнездо.

   Пройдя вдоль навеса, Оттер, по указанию Сои, освобождал от цепей людей Мэвума. Пока карлик снимал с них железные наручники, Соа объяснила план действий Леонарда Петру, к счастью, весьма толковому малому. Он быстро понял положение дел и помог Леонарду сохранить тишину и порядок.

   - Ну, - обратился Леонард к Сое, - теперь пора действовать. Я должен уйти. Вы можете освободить остальных людей Мэвума. Теперь половина двенадцатого, и мне нельзя терять ни одной минуты. Оттер, скажи, как послать людей зажигать тростник, - через сад?

   - Нет, баас, я думаю, их лучше послать той же дорогой, по которой я убежал отсюда. Но для этого надо уметь плавать!

   - Они все родились на берегах реки и умеют плавать! - сказала Соа.

   - В таком случае, четверо из них должны плыть по каналу к тому месту, где я убил часового. Может быть, путь их будет прегражден деревянными сваями, они гнилые, но если они крепки, то люди должны перелезть через них. После этого они очутятся в болоте, покрытом густым тростником. Дойдя до того места, где солнце восходит и откуда сильнее всего дует ветер, они должны поджечь тростник. Сделав это, они могут уйти за огонь и ждать, что будет. Если нас постигнет удача, они найдут нас здесь, если же мы будем убиты, то они могут убежать. Но захотят ли идти эти люди?

   Соа, шагнув вперед, вызвала четверых человек, к которым обратилась со следующими словами:

   - Вы слышали слова этого черного человека? Повинуйтесь ему и, если кто-нибудь из вас не послушается его, то... - и Соа произнесла такое ужасное проклятие, что Леонард с удивлением посмотрел на нее.

   - Да! И если я останусь жив, то перерву тому глотку! - прибавил Оттер.

   - Не к чему угрожать, - отвечал один из выбранных Соа людей, - мы сделаем все это ради нас самих, а также вас и нашей госпожи. Мы поняли, что надо делать; но чтобы зажечь тростник, нужен огонь!

   - Вот спички, - сказал Оттер.

   - Но мокрые спички не загорятся, ведь мы будем плыть.

   - Глупец, разве вы поплывете, держа голову под водой? Привяжите их к волосам!

   - Хорошо, - продолжал тот же поселенец, - если нам удастся живыми добраться до тростников, то когда их надо зажечь?

   - Как только дойдете до конца их, а это ведь нелегко. Прощайте, мои дети. Если вы посмеете не исполнить то, что вам поручено, то лучше вам умереть прежде, чем снова увидеть мое лицо!

   Через две минуты четыре человека тихо плыли по каналу.

   - Опусти мост, - произнес Леонард, - пора отправляться!

   Оттер опустил мост, объяснив его несложный механизм Соа, Петру и прочим людям Мэвума.

   - Ну, матушка, - обратился Леонард к Соа, - освободи остальных людей, кого можно, и зорко смотри, чтобы вовремя опустить мост, как только мы или твоя госпожа приблизимся к нему. Если мы на заре не вернемся сюда, значит, - мы или убиты, или в плену, и тогда действуй сама!

   - Слышу, господин, - отвечала Соа, - ты храбрый человек, и удача встретит тебя или неудача, но красный камень уже заслужен тобою!

   Еще минута, и Леонард с Оттером ушли.

   Перейдя через мост, который опять был поднят за ними, они вернулись назад к тому же месту, откуда наблюдали за лагерем раньше, под тень навеса. Затем, пробежав несколько шагов по открытому пространству, они очутились около ворот, откуда, не торопясь, направились к навесу, где и производилась продажа рабов. Под навесом не было никого, но они увидели перед верандой самого гнезда большое и шумное сборище людей.

   - Слушай, Оттер, - прошептал Леонард, - мы должны идти к этим господам. Зорко следи за мною, делай то, что буду делать я; держи наготове свое оружие, и если дело дойдет до борьбы, то убей меня, как врага. Пуще всего нам не надо попадаться в плен!

   Леонард говорил спокойно, но сердце у него сильно билось. Вблизи от них было сборище всякого сброда: португальцев, арабов, мулатов и черных людей различных племен, каких Леонард никогда еще не видывал при всей своей опытности. Порок и корыстолюбие были написаны на лице у каждого. Это было сборище демонов, притом самых ужасных. Негодяи, большинство которых были уже пьяны, стояли спиной к ним, смотря на веранду, на ступенях которой стоял окруженный группою избранных друзей, одетых в роскошные костюмы, человек, в котором Леонард угадал с первого взгляда дона Перейру, даже если бы Оттер не шепнул ему:

   - Смотри, баас, это Желтый дьявол!

   Эта замечательная личность, стоявшая здесь во всем своем великолепии, заслуживает более подробного описания. Это был толстый старик лет 70, убеленный почтенными сединами. Его маленькие черные глаза, острые, яркие, но холодные, метались по сторонам, избегая взоров других людей. Желтый цвет лица Перейры оправдывал данное ему прозвище. На его морщинистых щеках кожа отвисла; рот был широк и груб, а жирные пальцы беспрестанно сжимались, как будто хватая деньги. Он был роскошно одет, и, подобно своим товарищам, почти пьян.

   Таков был внешний вид Перейры, главы работорговцев этой части африканского берега. Не видя его лица, на котором лежал отпечаток всевозможных гнусных пороков, честный человек не мог бы поверить, в какие бездны зла может пасть человек. Недаром про Перейру говорили, что увидеть его - значит, понять дьявола и его дела.

  

  

   В тот момент, когда Леонард и Оттер подходили к группе негодяев, Желтый дьявол собирался произнести спич, и глаза всех работорговцев были обращены на него, так что никто не слышал шагов вновь прибывших людей.

   - Дайте, пожалуйста, дорогу, друзья мои, - сказал громко Леонард на португальском языке. - Я хочу поздороваться с вашим начальником!

   Десятки людей повернулись к ним.

   - Кто вы такой? - вскричали они, глядя на чужие лица.

   - Если вы будете любезны дать мне дорогу, то я буду весьма счастлив объяснить это! - отвечал Леонард, пробираясь через толпу.

   - Кто это там? - закричал Перейра грубым, жестким голосом. - Подать его сюда!

   - Пропустите нас, вы слышали слова дона, пропустите, друзья! - говорил Леонард.

   Толпа расступилась, и Леонард с Оттером прошли вперед, провожаемые подозрительными взглядами.

   - Привет вам, сеньор! - сказал Леонард, очутившись перед верандой.

   - К черту ваш привет! Кто вы такой, во имя сатаны? - грубо ответил Перейра на обращенное к нему приветствие.

   - Ваш скромный собрат по почтенной профессии, - сказал спокойно Леонард, - пришел засвидетельствовать свое почтение и устроить маленькое дельце!

   Так ли это? Вы что-то похожи на англичанина; а кто этот урод? - и он показал на Оттера. - Я полагаю, что вы шпионы, и если это так, то, клянусь всеми святыми, я еще расправлюсь с вами!

   - Вот смешная история, - отвечал, смеясь, Леонард, - вообразить, что один человек и черная собака отважились проникнуть в главную квартиру господ, подобных вам, не будучи вашими собратьями. Впрочем, я думаю, среди вас находится благородный дон, я разумею сеньора Ксавье, который может поручиться за меня. Разве он не посылал записки капитану Пьеру, прибывшему из Мадагаскара? Ну вот, капитан Пьер имел честь принять это предложение и прибыл сюда не без затруднений, но теперь он начинает думать, что лучше бы ему остаться на своем судне!

   - Это правда, Перейра, - сказал Ксавье, громадного роста португалец с примесью негритянской крови и зверским лицом, тот самый человек, следом за которым Леонард с Оттером и Соа прошли в ворота. - Я говорил вам об этом!

   - Лучше бы вы оставили его в покое, - прорычал в ответ Перейра. - Мне не нравится вид вашего приятеля. Может быть, он капитан английского военного судна, переодевшийся в наше платье!

   При словах "английское военное судно" шепот ужаса пронесся по собранию. Негодяи знали хорошо эти проклятые суда и их ненавистные команды, которые не любят профессии работорговцев.

   Дело принимало серьезный оборот, и Леонард увидел, что надо действовать решительно. Как бы потеряв терпение, он закричал грубо:

   - Черт вас побери всех с вашими подозрениями! Говорю вам, что мое судно с товаром стоит в гавани. Я полу-англичанин, полу-креол и такой же хороший человек, как каждый из вас. Смотрите, дон Перейра, если вы или кто-нибудь из ваших товарищей осмелится сомневаться в правдивости моих слов, пусть выступит вперед, и я живо перерву ему глотку! - и, произнеся эти слова, Леонард, грозно нахмурившись, сделал шаг вперед, положив свою руку на эфес сабли.

   Такие слова моментально произвели свое действие. Перейра немного побледнел, так как, подобно большинству жестоких людей, он был страшным трусом.

   - Успокойтесь, - произнес он, - я вижу, что вы добрый малый. Я хотел только испытать вас. Как вы знаете, мы должны соблюдать большую осторожность. Дайте вашу руку, и добро пожаловать! Я вам верю, а старый Антонио ничего не делает наполовину!

   - Быть может, вам лучше еще испытать его немного, - проговорил молодой человек, стоявший рядом с Перейрой, когда Леонард хотел принять приглашение Желтого дьявола, - пошлите за рабом, и пусть он даст нам наше обычное доказательство, т.е. собственноручно зарежет его; это самое лучшее!

   Перейра замялся было, но Леонард снова нашелся.

   - Молодой человек, - вскричал он с большей яростью, чем прежде, - я перерезал горло большему числу людей, чем те, которых вы хлестали бичами. Но если вы хотите доказательства, то я вам могу его дать. Идите сюда, молодой петушок, идите! Здесь достаточно светло, чтобы пощипать у вас перья!

   Работорговец побледнел от бешенства, но, видя атлетическую фигуру и смелые глаза Леонарда, остановился в нерешительности, рассыпавшись в угрозах и грязных ругательствах.

   Трудно сказать, чем могла бы окончиться вся эта сцена, но Перейра поспешил прекратить ссору.

   - Тише! - загремел он своим могучим голосом, встряхнув в бешенстве седыми волосами. - Я принял этого человека, и он будет нашим гостем. Неужели моих слов недостаточно для такого молодого горлопана, как ты? Заткни свой безобразный рот, или, клянусь святыми, я закую тебя в цепи!

   Работорговец повиновался. Быть может, он сам был рад удобному случаю избежать борьбы с Леонардом. Как бы то ни баю, но, бросив на последнего злобный взгляд, он, замолчав, отступил назад.

   Восстановив тишину, Перейра подозвал Леонарда, пожал ему руку и приказал рабу принести вина для нового гостя. Затем он обратился к собранию со следующей речью:

   - Дети мои, мои дорогие товарищи, мои верные, испытанные друзья! Наступил печальный для меня момент, когда я, ваш старый предводитель, должен проститься с вами. Завтра гнездо не увидит более Желтого дьявола, и вы должны найти себе другого главу. Увы! Я постарел, не могу больше стоять на высоте своей задачи, а торговля теперь не та, что была прежде, благодаря этим проклятым англичанам и их крейсерам, шныряющим повсюду в наших водах, чтобы отнимать у честных людей плоды их дел. Около пятидесяти лет я был связан с делом. Думаю, что туземцы этих мест вспомнят обо мне, не с гневом, о, нет, но как их благодетеля. Ведь разве около двадцати тысяч их молодежи не прошло через мои руки, не было избавлено мною от проклятия варварства и не было послано изучать блага цивилизации и мирные искусства в домах добрых и снисходительных господ? Иногда, не часто, но по временам, в наших маленьких экспедициях проливалась кровь. Я сожалею об этом, но что поделаешь? Этот народ так упрям, что не может понять, как хорошо для него покориться моей власти. Когда нам мешали в нашем добром деле, приходилось сражаться. Мы все хорошо знаем горечь неблагодарности, но должны переносить ее. Таково испытание, посылаемое нам Небом, и вы, мои дети, должны всегда помнить об этом!

   - Итак, я удаляюсь теперь с теми скромными сбережениями, какие мне удалось собрать за свою трудовую жизнь. Удаляюсь, чтобы провести закат своих дней в мире и молитвах. Но мне надо устроить еще одно маленькое дельце. Во время нашего последнего путешествия на наше счастье к нам в руки попала дочь проклятого англичанина. Я привез ее сюда и, в качестве ее покровителя, просил вас собраться сюда, чтобы выбрать среди вас ей супруга, как велит сделать мне мой долг. Я не могу взять ее с собой, так как вблизи Мозамбика, куда я переселюсь, ее присутствие у меня могло бы подать повод к неприятным вопросам. Вот почему я и решил великодушно передать ее другому.

   - Но кому отдать эту драгоценность, эту жемчужину, эту прелестную, милую девушку? Находясь среди столь ужасных господ, как вы, разве я могу поставить одного выше другого и объявить его более достойным девушки? Я не могу сделать этого и должен предоставить все случаю: я знаю, что Небо выберет лучше меня. Поэтому тот, кто сделает мне самый щедрый подарок, получит эту девушку, чтобы она услаждала его своей любовью. Сделает подарок, - заметьте, а не заплатит цену!

   - Быть может, будет лучше всего установить, что размер подарка будет определен обычным путем, посредством состязания в унциях золота, если вам угодно.

   - Еще одно условие, мои друзья. В этом деле все должно быть сделано, как следует: церковь должна произнести свое слово, и тот, кого я изберу, будет обвенчан с девушкой, здесь, в нашем присутствии. Разве у нас нет под рукою священника, и неужели мы на найдем для него занятия?

   - Теперь, дети мои, пора приступить к делу. Эй, вы, приведите английскую девушку!

   Речь Перейры прерывалась возгласами самого иронического свойства, а объявление о предстоявшей церемонии бракосочетания было встречено взрывом грубого смеха.

   После этого шум прекратился, и все стали ждать появления Хуанны.

   Через несколько минут показалась фигура, одетая в белое. Ее сопровождало несколько человек.

   Легкими, быстрыми шагами женщина прошла по открытому пространству, освещенному лунным светом, смотря прямо перед собою, пока, наконец, не подошла к веранде, где и остановилась. Здесь в первый раз Леонард увидел Хуанну Родд. Она была высокого роста, чрезвычайно стройная, темные волосы завязаны узлом на затылке ее прекрасной головы. У нее были замечательно тонкие черты и прекрасный цвет красивого округлого лица, но замечательнее всего были глаза, цвет которых менялся от серого до голубого оттенка, в зависимости от падавшего на них света. Леонард увидел, что они были велики, прекрасны, бесстрашны, но вместе с тем нежны. Одета она была в роскошное арабское платье, а на ногах - сандалии.

   Остановившись перед верандой, Хуанна заговорила чистым, приятным голосом:

   - Что вам еще нужно от меня, дон Антонио Перейра?

   - Голубка моя, - отвечал негодяй грубым и насмешливым тоном, - не огорчайтесь вашей неволей. Я обещал вам найти супруга, и вот все эти любезные господа собрались здесь для того, чтобы я мог сделать между ними выбор. Теперь ваш брачный час настал, моя голубка!

   - В последний раз прошу вас, - заговорила снова девушка. - Я беззащитна и никому из вас не сделала зла. Позвольте мне уйти, умоляю вас!

   - Позвольте уйти! Как? Кто же может тронуть вас, моя голубка? - отвечал старый сатир. - Я ведь сказал, что хочу отдать вас супругу!

   - Я никогда не пойду к избранному вами супругу, дон Антонио, - сказала Хуанна серьезным, твердым голосом. - Будьте уверены в этом, вы все! Я не боюсь вас, зная, что Бог поможет мне, а теперь, обратившись к вам в последний раз с просьбой, я в последний раз предостерегаю вас, дон Антонио, и ваших злодеев-товарищей также. Прекратите ваши беззакония, не то вас ждет Божий суд. Смерть с небес висит над вашей головой, убийца, а после смерти - мщение!

   Так она говорила, не громко, но с таким убеждением, с такой твердостью и достоинством, что сердца самых отчаянных негодяев тревожно забились. В конце своей речи Хуанна впервые взглянула на Леонарда, и глаза их встретились. Он наклонился вперед, слушая ее, и в своей скорби и тоске забыл удержать на своем лице то беспечное выражение, которое ему следовало хранить по разыгрываемой им роли. В этот миг у Леонарда было лицо английского джентльмена, благородное и открытое, хотя немного и суровое.

   Во взгляде Леонарда, обращенном на Хуанну, было что-то, заставившее ее задержать свои глаза на молодом человеке. Мягко посмотрела на него девушка, как бы желая заглянуть в его душу, и Леонард вложил в свой ответный взгляд всю свою волю, все свое горячее сердечное желание показать ей, что она может считать его своим другом.

   Они до сих пор никогда не встречались. Она даже не подозревала о его существовании, а в наружности Леонарда, одетого в костюм работорговца, было, по-видимому, мало отличия от окружающих его негодяев. Однако, ее утонченные отчаянием чувства прочли то, что было написано в его глазах, и прочли правильно. С этого момента Хуанна знала, что она не одна среди этих волков, что есть, по крайней мере, один человек, который спасет ее, если это будет возможно.

   Еще раз она взглянула в его лицо, не опасаясь возбудить подозрения окружающих, которые были удручены ее страшным предсказанием.

   Больше всех был смущен тот, к кому она обращала свою речь.

   Суеверный ужас овладел Перейрой. Задрожав от страха, он бессильно откинулся на спинку своего кресла, с которого поднялся перед своей речью, прекрасного кресла черного дерева с инкрустацией из слоновой кости.

   Сцена была такова, что Леонард никогда не мог забыть ее. Лунный диск ярко сиял на небе, и облитая лунным светом, среди массы злых лиц, одиноко стояла прекрасная девушка, гордая, презиравшая своих врагов, даже будучи в их руках.

   На несколько минут после слов Хуанны водворилось глубокое молчание, настолько полное, что Леонард мог слышать мяуканье котенка, спустившегося по ступенькам веранды и приближавшегося к ногам Хуанны. Молодая девушка, наклонившись, взяла на руки маленькое создание и прижала его к своей груди.

   - Отпустите ее! - раздался, наконец, голос из толпы. - Она колдунья и принесет нам несчастье!

   Эти слова, казалось, пробудили Перейру от оцепенения. С отвратительным проклятием он вскочил со своего кресла и, спустившись со ступенек веранды, подошел к своей жертве.

   - Черт вас возьми, проклятая шлюха! - закричал он. - Вы думаете напугать меня вашими угрозами. Пусть Бог окажет вам помощь, если может. Желтый дьявол здесь сам бог. Вы так же в моей власти, как это животное, - и, выхватив из рук Хуанны котенка, он бросил его на землю. - Видите, Бог не помогает котенку, не поможет и вам. Ну, пусть все взглянут на то, что хотят купить!

   С этими словами Перейра, схватив на груди Хуанны белое платье, разорвал его.

   Поддерживая одной рукой разорванное платье, молодая девушка начала другой искать что-то в своих волосах. Ужас охватил Леонарда при виде этого. Он знал тайну о яде. Неужели сейчас она прибегнет к нему?

   Глаза их снова встретились, и во взгляде Леонарда было предостережение. Хуанна распустила темные волосы, которые рассыпались вокруг ее плеч, прикрывая до пояса разорванное платье, но более ничего не сделала. Однако Леонард заметил, что правая ее рука была сжата: в ней-то и была скрыта смерть.

   Указав на свое разорванное платье, молодая девушка еще раз обратилась к Перейре, проговорив:

   - В ваш последний час вы вспомните об этом.

   В это время к ней подошли рабы, чтобы исполнить волю своего господина, но все собравшиеся закричали:

   - Оставьте ее. Мы видим, что девушка прекрасна!

   Тогда рабы отступили, а Перейра не произнес ни слова.

   Возвратившись на веранду, он стал у своего кресла и, взяв в руку пустой стакан вместо молотка аукциониста, заговорил снова:

   - Сеньоры, я хочу предложить вам прекрасный выигрыш, по своей ценности превосходящий все, что имеется в продаже. Выигрыш этот - белая девушка англо-португальской крови. Она очень хорошо воспитана и набожна; что же касается ее послушания, то об этом я не могу ничего сказать. Дело ее будущего супруга научить ее этому. О красоте ее мне нет нужды распространяться; вы сами можете судить об этом. Взгляните на эту фигуру, волосы, глаза. Видели ли вы что-нибудь подобное? Выигрыш этот достанется тому из вас, кто сделает мне самый щедрый подарок. Да, в тот же момент он может взять ее вместе с моим благословением. Но я ставлю такие условия: тот, кого я одобрю, должен быть законным образом обвенчан с ней патером Франсиско, - и, повернувшись, он указал на человека с несколько меланхолическим взглядом, стоявшего вблизи и одетого в разорванную местами рясу священника.

   - Этим я исполню свой долг по отношению к этой девушке, - продолжал Перейра. - Еще одно слово, сеньоры: мы не будем тратить время на пустяки и начнем состязание прямо с унций!

   - Серебра? - спросил какой-то голос.

   - Серебра! - нет, конечно. Глупец, разве здесь идет речь о продаже негритянки? Золота, братец, золота! 30 унций золота и притом уплата сейчас же!

   В толпе послышались разочарованные голоса, и несколько негодяев воскликнули:

   - Тридцать унций золота! Что же делать нам, беднякам?

   - Что вам делать? Работать усерднее и сделаться богатыми, конечно, - отвечал Перейра. - Неужели вы могли думать, что такие призы для бедняков? Ну-с, аукцион открыт. Начальная цена 30 унций. Кто прибавляет за белую девушку Хуанну? Кто прибавит, кто?

   - Тридцать пять, - сказал человек низенького роста, худой, с чахоточным кашлем, годившийся более для могилы, нежели для женитьбы.

   - Сорок, - вскричал другой, чистокровный араб, с мрачным выражением лица, желавший, очевидно, прибавить к своему гарему новую гурию.

   - Сорок пять! - отвечал его противник.

   Тогда араб предложил 50, но маленький человек увеличивал свои ставки. Предложив 65, араб прекратил надбавки, решив, очевидно, обождать с гурией.

   - Она моя! - закричал чахоточный.

   - Подожди немного, дружок, - заговорил гиган