Морозов Михаил Михайлович - Комментарии к пьесам

iv align="justify">   "Я здесь могильщиком тридцать лет" - важное место, как указание на возраст Гамлета. Гамлету, судя по словам могильщика, тридцать лет. А между тем в начале трагедии Гамлет - студент: "молодой Гамлет" - обычный для него эпитет; призрак называет его "юношей"; Лаэрт в первом разговоре с Офелией называет любовь Гамлета к ней страстью ранней юности, и из слов Лаэрта о "растущем храме" можно заключить, что Гамлет еще растет физически. Как согласовать эти противоречия?

   Шекспир, по-видимому, первоначально думал о молодом Гамлете. Но Бербеджу, исполнителю роли на сцене "Глобуса", было в то время 34 года. Считаясь с этим, Шекспир прибавил Гамлету десять лет. Это тем более вероятно, что в тексте 1603 г., являющемся, возможно, первым авторским вариантом, Гамлету двадцать лет. Поскольку, таким образом, указание на тридцать лет продиктовано случайными причинами, "внутренне" возникает образ молодого Гамлета.

   Ремарка о похоронной процессии и Офелии является позднейшей вставкой. Пышной процессии не могло быть, так как Гамлет говорит об "искалеченном обряде". В старинной ремарке говорится лишь об одном священнике. Ясно, что и он, как видно из его пререканий с Лаэртом, неохотно отпевает самоубийцу.

   Гамлет прыгает в могилу. - Хотя так делал Бербедж и хотя эта ремарка восходит к эпохе Шекспира, но современный исследователь Грэнвиль-Баркер держится иного мнения. В самом деле, "Глобус" не должен являться для нас догматом. Вчитываемся в текст. Гамлет только что издевался над высокопарными словами и "театральщиной" Лаэрта. И затем объявил о себе: "это - я, Гамлет, король Датский". Узнав Гамлета (ибо в темноте он сразу узнать его не мог), Лаэрт, выскочив из могилы, бросается на Гамлета и вцепляется ему в горло.

   "Сорок тысяч братьев" - т. е. сорок тысяч таких, как Лаэрт.

   "Ты готов выпить уксус, съесть крокодила?" - Гамлет издевается над Лаэртом, который доказывает свою любовь тем, что готов рыдать, драться на дуэли, рвать на себе одежду. Гамлет иронизирует над модными среди знатной молодежи той эпохи "любовными обетами", которые заключались в том, чтобы, например, выпить уксус или съесть одного из тех крокодилов, которыми аптекари украшали окна своих лавок.

   "Что бы ни делал Геркулес, промяучит кот, и пес дождется своего дня". - Эти слова Гамлета значат: "Делайте, что хотите, будет и на моей улице праздник". "Над этой могилой будет воздвигнут живой памятник", - говорит Клавдий, намекая, что "памятником" над Офелией будет убитый Гамлет.

  

  

   Озрик - это маленький человечек, похожий на речного комара, юркое пестрое насекомое. Очевидно, он очень пестро одет. На голове его широкополая шляпа, которая относится к его телу, как скорлупа яйца к только что вылупившемуся птенцу чибиса. Озрик - представитель новоявленных богачей. Он - богатый землевладелец. В словах Гамлета о том, что "кормушку" его ставят за королевский стол, т. е. что к королевскому столу принимают новоявленных богачей, слышится жалоба старинного дворянства. Только что вышедший в "джентльмены" Озрик старается щеголять манерами и изысканными эвфуизмами. Он говорит до того витиевато, что в конце концов перестает сам понимать смысл собственных слов.

   "Здесь слишком жарко для моей комплекции". - Намек на толщину Гамлета. Сравните слова королевы во время поединка с Лаэртом: "Наш сын толст". Быть может, Бербедж был толст, или, может быть, Шекспир, который часто мыслил отдельными сценическими моментами, видел здесь, в V действии перед собой полного, отяжелевшего Гамлета.

   Поединок Гамлета с Лаэртом. - В правой руке держали шпагу, левой, которая была в перчатке, старались вырвать шпагу противника. В пылу боя Гамлет и Лаэрт одновременно вырывают друг у друга шпаги. На это указывает ремарка текста 1603 г.: "Они вырывают друг у друга шпаги".

   "Я попал в собственные силки" - эти слова Лаэрт говорит, обращаясь к Озрику. Значит, последний был посвящен в тайну отравленного оружия, хотя и был судьей поединка.

   "Так вот где твоя жемчужина!" - восклицает Гамлет, вылив вино в рот короля. В кубке не оказалось жемчужины. Вместо нее король бросил в кубок яд.

  

  

  

   В любви Отелло и Дездемоны во многом повторяется тема "Ромео и Джульетты". Но в ранней пьесе Шекспира сила любви ниспровергает лишь преграды, поставленные феодальной семейной рознью: полюбив Ромео, Джульетта все же остается в своей среде. Здесь же эта сила, более всеобъемлющая, разрушает преграды "расовые". Дездемона не только ослушалась отца и отвергла "кудрявых баловней судьбы", - она бросила вызов всему окружающему ее обществу. По собственным ее словам, она пошла на "штурм своей судьбы" - "to stormmy fortun". Недаром Отелло называет ее "прекрасным воином" ("my fair warrior").

   Счастье Отелло и Дездемоны оказалось столь же несбыточным, как счастье Ромео и Джульетты. Против наступления гуманистических чувств в контрнаступление переходит "макиавеллизм" в лице Яго. После долгой и упорной борьбы Яго удается пробудить в Отелло, который свою жизнь отдал служению общему, самое личное из всех чувств - ревность, "зеленоглазое чудовище, издевающееся над своей жертвой". Тем труднее для Яго добиться этого, что Отелло от природы не склонен к ревности. Если бы Отелло был ревнив от природы, то не нужно было бы умного и глубоко проницательного Яго, чтобы тонкой и длительной игрой возбудить подозрение в Отелло и, наконец, убедить его. "Отелло по природе не ревнив, напротив, он доверчив", - заметил Пушкин. На доверчивости Отелло и играет Яго. Ему после долгой борьбы удается в конце концов добиться своей цели. Затуманенному ревностью взору Отелло Дездемона представляется тем, чем на самом деле является Яго, а злодею Яго он приписывает честность и прямоту Дездемоны. И Отелло решает уничтожить ее как осквернившую образ человеческого достоинства. "Дело требует этого", - с этими словами Отелло входит к спящей Дездемоне. "Я отстаиваю дело целомудрия и добродетели", - расшифровал эти слова еще в XVIII в. Стивенс. Целуя спящую Дездемону, Отелло говорит: "О, сладкое дыхание, тебе почти удается заставить правосудие сломить свой меч". И в этом же монологе: "Она должна умереть, иначе она предаст многих других". Свой поступок Отелло называет "жертвой": уничтожая преступницу, действуя во имя справедливости, Отелло приносит в жертву свою любовь. За убийством следует отчаяние, когда Отелло узнает о трагической ошибке, за отчаянием - просветление. Отелло в конце трагедии плачет и сравнивает свои слезы с "целебной миррой аравийских деревьев". Ведь Дездемона оказалась невинной. Прав оказался он, Отелло, а не Яго. В этих словах Отелло - та жизнеутверждающая вера в человека, которая исключает и тень пессимизма в одной из самых печальных трагедий Шекспира. Недаром в элегии на смерть Ричарда Бербеджа говорится о том, что он в роли Отелло "трогал сердца" зрителей больше, чем в других своих ролях.

   Яго - одна из самых монументальных фигур, созданных Шекспиром. Яго силен, он - воплощение того хищного мира, который окружает Отелло. Английские современники Шекспира называли бы его "макиавеллистом", т. е. человеком, способным на любое преступление ради своей личной выгоды. Все поступки его мотивированы. Он не делает зло ради зла, он не "демоническое существо", но живой человек. Яго, адъютант главнокомандующего (ancient), метил в его заместители (lieutenant). Назначение Кассио разрушило все его планы. Он задумывает погубить Кассио и достигает своей цели. Теперь он - заместитель Отелло. Ему нужно погубить последнего, чтобы самому взобраться на его место и окончательно "выйти в люди". Замысел этот удался бы, если бы Яго не мерил всех по своей мерке и не считал бы всех людей подлецами. Яго и не подозревал о честности самого близкого к нему человека - собственной жены Эмилии, не побоявшейся даже смерти, чтобы обличить мужа в преступлении.

   Итак, не в статическом образе "инфернальной гарпии", но динамически, шаг за шагом, раскрывается перед нами злодейство Яго, вернее, растет само это злодейство. Где же корень последнего? В том убеждении, что зло скрыто в самой природе данного человека, Шекспир сходился со многими писателями и мыслителями Ренессанса. Но новое, открытое Шекспиром, заключалось в том, что он подсмотрел влияние среды на формирование человеческого характера. За спиной Яго, который побывал и в боях и в морских плаваниях (в его роли больше флотских метафор и сравнений, чем в любой другой шекспировской роли), - цепь авантюр. "Если бы я, - говорит Яго, - носил сердце на рукаве (т. е. ходил бы с душой нараспашку), его расклевали бы галки (т. е. меня погубил бы любой глупец)". Яго клевали, клюет и он. "Нужно быть подлецом, чтобы торжествовать в жизни" - вот та мораль, которую вынес Яго из своего опыта. На отношение его к жизни и людям наложила печать среда.

   Именно благодаря тому, что в шекспировских злодеях отражена взрастившая их среда, их образы приобретают типичность, а их воздействие на окружающих, перерастая мотивы личной зависти и злобы, принимает характер грозной силы судьбы. Яго - злая судьба Отелло и Дездемоны. Уничтожение носителей гуманистических чувств и гуманистического отношения к жизни "макиавеллистом", играющим на сокровенных струнах души человеческой, является основной темой этой трагедии.

  

  

   В основе сюжета лежит, возможно, действительное событие. Венецианский губернатор Кипра по фамилии Моро убил из ревности свою жену. Имя Моро было понято в прямом смысле ("черный"), и отсюда возникла легенда о чернокожем ревнивце.

   На основе легенды создал свою новеллу Дж. Чинтио. Воспользовавшись сюжетной канвой этой новеллы, Шекспир написал одну из величайших своих трагедий.

   Трагедия "Отелло" была написана Шекспиром в 1604 г., в период его творческого расцвета, после "Гамлета" (1601) и до "Лира" (1605) и "Макбета" (1606).

  

   Дож Венеции. - Как видно из текста, Шекспир намекает, что власть дожа является во многих отношениях номинальной и зависит от его личных качеств. В сенате, успокаивая Брабанцио и вместе с тем сохраняя для республики нужного ей военачальника Отелло, дож показывает себя тонким дипломатом. Вряд ли дож искренен в своей симпатии к Отелло; когда минует острая необходимость, венецианское правительство снимет Отелло с поста военачальника на Кипре.

   Брабанцио, сенатор. - Наряду с дожем Венецией управляли Великий совет и сенат, которые состояли из членов патрицианской касты, являющейся в Венеции руководящей капиталистической группой. Брабанцио - человек "старинного покроя". Заметьте его суеверность, веру в сны, магию и пр. Вместе с тем угрюмый Брабанцио вспыльчив и необуздан.

   Отелло, благородный мавр. - Заметьте слово "благородный"; сам Отелло говорит, что он царского рода. Слово "мавр" употреблялось в эпоху Шекспира в широком значении "человек с черной кожей". Из старинных баллад мы знаем, что Отелло в эпоху Шекспира играли с черным, а не смуглым или бронзовым лицом. Впервые черный цвет на бронзовый изменил Эдмунд Кин (1787-1833). Родриго называет Отелло "толстогубым". Чинтио в своей новелле называет Отелло "собой красавцем". Замечательно, что Шекспир, творчески перерабатывая новеллу Чинтио, нигде не упоминает о красивой внешности Отелло. Ни Яго, ни Брабанцио не могут понять поступок Дездемоны, увидавшей внутреннюю красоту Отелло.

   Кассио. - Слово "лейтенант" значило заместитель командующего. Это - важный генеральский чин.

   Нигде в тексте не говорится о "молодом" Кассио. Ему, вероятно, за тридцать лет. Как и Отелло, флорентиец Кассио служит в венецианской армии по найму. Кассио, как видно из слов Яго, - выдающийся теоретик военного дела. В отличие от Яго, он проложил себе дорогу знаниями. Он получил, по-видимому, аристократическое воспитание. Изысканность его манер раздражает грубоватого Яго. Вместе с тем Кассио - человек искренних чувств: он был бескорыстным посредником между Отелло и Дездемоной в их тайной любви.

   Яго. - Чин прапорщика (знаменосца), старшего офицера в армии, соответствовал должности адъютанта. Некоторые комментаторы считают, что имя Яго указывает на его испанское происхождение. Во всяком случае, он - приезжий в Венеции. Он - профессиональный военный и войну называет "ремеслом". Из слов Яго следует, что ему 28 лет. Но на такие детали у Шекспира вряд ли можно вполне полагаться: они часто, по-видимому, были продиктованы случайностью (актеру "Глобуса", первому исполнителю роли, мог бы больше подходить такой возраст). Яго ожидал, что его назначат заместителем Отелло по старшинству службы: следовательно, у него солидный военный стаж. Яго - человек бывалый, видал людей и хорошо изучил человеческие слабости. В роли Яго, как мы заметили, больше флотских метафор и выражений, чем в любой другой роли Шекспира. Очевидно, он из моряков. Как моряк, он посетил многие страны. Из его слов узнаем, что он побывал в Англии. Вообще это зрелый хищник, а не "развращеннейший молодой человек", как у Чинтио. Нам кажется поэтому, что примерно тридцатипятилетний возраст больше подходит к Яго. Заметим наконец, что, в отличие от новеллы Чинтио, в тексте нет нигде указаний на красоту Яго.

   Родриго. - Образ одураченного сынка богатых родителей часто появляется в английских пьесах той эпохи. Сын какого-нибудь разбогатевшего провинциального овцевода приезжает в столицу, хочет "блеснуть" и попадает впросак. Родриго имеет много общего с сэром Эндрю из "Двенадцатой ночи", Пеной из "Мера за меру" и Слендером из "Виндзорских насмешниц".

   Дездемона. - Это имя по-гречески значит "злосчастная". Быть может, самым сложным в образе Дездемоны является его эволюция в ходе развертывающихся событий. Сначала - это (в прошлом) застенчивая, покорная Дездемона, о чем рассказывает Брабанцио; затем - "прекрасная воительница", идущая "на штурм своей судьбы" (сцена в сенате, приезд на Кипр); затем - расцветшая женщина Ренессанса, наслаждающаяся полнотой жизни (солнечные дни на Кипре). Как говорит Отелло, Дездемона любит общество, хорошо танцует, играет на лютне и - эта деталь почему-то пропущена во всех русских переводах - "много ест". Затем - опечаленная Дездемона (песня об иве), и, наконец, Дездемона, трагически погибающая.

   Эмилия. - Если Отелло и Дездемона являются жертвами, Эмилия - обличительница неправды. Она не останавливается перед тем, чтобы обвинить собственного мужа. Из веселой и болтливой кумушки, старающейся развлечь острословием грустящую Дездемону, она вырастает на наших глазах в героиню.

   Бьянка. - Судя по стилю речи, это тип венецианской куртизанки, беззаботной и веселой, а не полунищей маркитантки, как иногда ее играют на сцене.

  

  

   Первая реплика Яго начинается с грубого на английском языке ругательства, которым он перебивает речь Родриго. Яго животно груб. По образному выражению одного комментатора, он принадлежит к "зверинцу эпохи Возрождения", хотя и умеет притвориться невинным ягненком.

   "Я достоин этого места". - Ненависть Яго к Отелло начинается с того, что он, по его собственному мнению, обойден в служебной карьере. Это очень существенные слова: Шекспир всегда мотивирует чувства и поступки своих действующих лиц. Любопытно, что в этом первом монологе Яго, говорящий резким, как будто прямолинейным языком, издевается над напыщенной, по его мнению, речью Отелло, Шекспир с самого начала дифференцирует интонацию речи своих героев. Из этого монолога видно, что Яго давно уже состоит адъютантом при Отелло.

   "А я - с нами крестная сила! - всего лишь адъютант его чернокожества" (ср.: его сиятельство, его превосходительство). - При словах "крестная сила" крестились, собираясь сказать что-нибудь "страшное" ("его чернокожество"). Сарказм - одна из характерных черт Яго.

   Дездемона бежала одна в гондоле. - Нужно вообразить господствовавший на ночных улицах мрак, воров и головорезов, прятавшихся за каждым углом, чтобы оценить храбрость Дездемоны, которая не побоялась опасности, чтобы идти "на штурм своей судьбы". Анализ английского текста этого монолога Родриго доказывает, что стояла очень темная ночь, когда "ни зги" не было видно.

   "Они (сенаторы) не могут найти другого такой глубины" (как Отелло), - говорит Яго, обращаясь к Родриго. При слове "глубина" знаменитый американский актер Бут подымал руку ко лбу. Даже Яго признает ум Отелло. А между тем Отелло часто изображали на сцене человеком хотя и с горячим сердцем, но ограниченным.

  

  

   "Голос Брабанцио вдвое сильнее голоса дожа", - как говорит, обращаясь к Отелло, Яго. Итак, Брабанцио - один из самых знатных венецианских вельмож.

   "Клянусь Янусом". - Янус - двуликий бог древнеримской мифологии. Типичная для Яго клятва!

   "Он взял на абордаж сухопутную галеру", - говорит Яго об Отелло, обращаясь к Кассио. "Сухопутной галерой" называли проститутку. Яго называет Дездемону проституткой: с точки зрения Яго, все люди продажны, все люди подлецы.

  

  

   Эту сцену часто изображают как спокойное торжественное заседание сената. А между тем удивленное восклицание Брабанцио в предыдущей картине: "Как! Дож в сенате! В такое время!" - говорит о необычности совещания сенаторов в столь поздний час. Также и первые слова дожа о том, что поступающие сведения противоречат друг другу, подчеркивают тревожную атмосферу этой сцены. Очевидно, все собрались сюда впопыхах, наспех одетые. Вбегающий с криком вестник - матрос - еще более усугубляет тревогу.

   Только на фоне общей растерянности можно оценить то значение, которое имеет в этот момент для венецианской республики спокойный, сдержанный Отелло, лучший из венецианских военачальников. Впрочем, дож, по-видимому, предпочел бы ему некоего Марка Лучикоса, но тот уехал во Флоренцию. Назначение Отелло - единственный выход. Поэтому сенат, если бы даже хотел, не может стать на сторону Брабанцио.

  

   Она меня за муки полюбила,

   А я ее за состраданье к ним.

  

   Этот перевод Вейнберга данного места является самым звучным и, пожалуй, удачным, чего нельзя сказать о переводе Вейнберга в целом, так как он является чрезмерно растянутым и рыхлым.

   "Зачато". - Перед тем как произнести слово "зачато", актер Бут делал длинную паузу, закрыв ладонями лицо. У Яго созрел -сложный, далеко рассчитанный план.

  

  

   Кассио рассказывает Монтано о Дездемоне. Шекспир индивидуализирует речь своих действующих лиц. Кассио говорит языком эвфуистическим, книжным. Очевидно, он провел жизнь в кабинете, как теоретик военного дела, и среди книг, сочинений сонетистов или романов вроде "Эвфуиза" Лили и "Аркадии" Сидни. В стиле этих писателей он называет Дездемону "божественной".

   "Обменять голову сома на хвост лосося" - т. е. обменять одного мужчину на другого. Яго, как бы втайне издеваясь над Дездемоной, говорит о ней нарочито циничным языком, вместе с тем прикидываясь грубым, неотесанным "служакой". Монолог Яго в рифмованных стихах (вероятнее всего, песенка) - издевательство над добродетельными женами.

   "Опять целуешь пальцы". - Кассио, согласно флорентийскому обычаю, взяв руку Дездемоны за кончики пальцев и осторожно повернув ее руку ладонью кверху, целует через кончики своих пальцев ее руку. Галантность Кассио выводит Яго из себя.

  

  

   "Яго - честнейший человек", - говорит Отелло. Трудной задачей актера является показать Яго таким, чтобы с виду можно было действительно поверить в "милого Яго". Знаменитый Ирвинг прибегал к следующему действию: он держал в руке большую гроздь винограда и выплевывал косточки "с таким видом, будто каждый раз совершал добродушнейший поступок".

   Песенка Яго о короле Стефане. - Яго, - может быть, в насмешку, а может быть, и серьезно (вспомним, что в начале трагедии Яго ссылается на "добрый" старый обычай продвижения по службе исключительно за выслугу лет), - любит восхвалять "доброе старое время". В этой песенке Яго хвалит короля Стефана как образец старинной патриархальной бережливости. Вместе с тем он заявляет, что новомодная роскошь губит страну.

   Монолог вышедшего на шум Отелло. - Только здесь впервые вспыхивает темперамент в доселе спокойном и сдержанном Отелло. Остужев во время монолога ("Клянусь небом! Моя кровь одолевает разум!") медленно сгибал в руках шпагу, которую держал за оба конца, как бы с трудом борясь с обуревающим его гневом.

  

  

   Шут входил в число челяди знатных вельмож. На нем пестрый костюм, колпак в форме петушиной головы, в руке палка, на конце которой миниатюрное изображение головы шута. Шут всячески "обыгрывал" эту палку.

   Музыка и песня. - Кассио вместе с музыкантами поет под окном прославляющую молодоженов песенку. Обычное содержание такой песни - призыв к началу охоты, трубят рога, мчится лань, за ней погоня. Кассио, упоминая об Эмилии, называет ее "благородной дамой".

  

  

   "И если я не люблю тебя, пусть снова наступит хаос". - Как нам кажется, в этих словах - первая тень надвигающегося подозрения.

   "Ты думаешь, я согласился бы жить, вечно ревнуя?" - В эту минуту Отелло вырывается из цепких лап Яго. Как верно замечает Брэдли, Яго стоит большого труда возбудить ревность в Отелло. Яго, по-видимому, ведет игру с огромным напряжением и беспокойством за успех своего предприятия.

   "Я сошел в долину лет". - Отелло, вероятно, за сорок лет. Нужно помнить, что преклонный возраст, по воззрениям той эпохи, наступал рано. Джентльмены за тридцать уже считали себя в немолодых годах и зябко кутались в меха.

   "У меня здесь лоб болит". - Тут, конечно, намек на растущие на лбу рога. Дездемона не понимает горькой иронии этих слов.

   Мандрагора. - Корень мандрагоры считался в ту эпоху снотворным средством.

   Понтийское море - т. е. Черное море. Еще со времен античной древности существовало представление о том, что воды Черного моря вечно текут через Дарданеллы в Мраморное море, не возвращаясь обратно.

   "Клянусь этим мраморным небом". - Слово "мраморный" в этой клятве Отелло, вероятно, значит "жестокий", "неумолимый".

   "Но пусть она живет". - Яго, устранив Кассио, уже добился своего, и ему незачем губить Дездемону. Теперь Яго - заместитель главнокомандующего. Но вскоре у него созреет новый план: погубить Отелло, чтобы самому занять его место. Гибель Отелло он задумал совершить через убийство Дездемоны.

  

  

   "Отелло не ревнив", - говорит Дездемона. У нас нет никаких оснований не верить ей.

   "Эта влажная рука", - говорит Отелло о руке Дездемоны. Влажная и горячая рука считалась признаком похотливости, чувственности.

   "Это хорошая рука, честная рука". - Смысл горьких иронических слов: рука твоя, горячая и влажная, не скрывает того, что ты пытаешься скрыть.

   "Щедрая рука" - опять все тот же намек: здесь, конечно, имеется в виду "греховная" щедрость в смысле распутства.

   "За один или за два года мужчины не узнаешь". - Из этих слов Эмилии как будто следует, что Дездемона давно замужем за Отелло. Сколько же времени длится трагедия? Ответить на этот вопрос здесь, как и во многих других случаях у Шекспира, трудно: возможно, всего недели две, возможно, что и года два. Но, сколько бы ни прошло времени, событий так много, что перед нами проходят целые жизни человеческие.

   Кассио говорит, что ему придется зависеть от "подаяния судьбы", если он снова не вернется на службу. - Кассио - профессиональный военный, а не тот богатый молодой вельможа, каким его часто изображают на сцене.

  

   "Лежать с ней, лежать на ней!" - Тут непереводимая игра слов, основанная на созвучии английских глаголов "лежать" и "лгать". В душе Отелло где-то таится мысль, что Яго клевещет на Дездемону. Дальнейшая речь Отелло носит хаотический характер. Как указывают комментаторы, в "Отелло", как и в "Лире", наиболее сильный взрыв чувства передан прозой, а не стихами.

   "Вы не поранили головы?" - В этом вопросе скрыта ирония "уж не прорастают ли у вас на лбу рога?"

   "Зная себя, я знаю, чем будет она". - Яго судит всех, в том числе и Дездемону, по себе.

   Сенат отзывает Отелло, после того как опасность со стороны турок миновала. Отелло уж не нужен сенату. С этого момента начинается полное одиночество Отелло.

  

  

   "Постели сегодня мои брачные простыни". - Уже одно это доказывает, что Дездемона фактически была женой Отелло. Непонятно, на каком основании это оспаривали некоторые комментаторы.

   "Он едет в Мавританию", - говорит Яго об Отелло. Это название, вероятно, было взято Шекспиром из древних римских авторов. В начале н. э. так называлась страна в Северной Африке (включая современные Марокко и часть Алжира), населенная хамитскими племенами, предками современных берберов.

  

  

   Песня об иве. - В народных балладах и песнях ива - образ покинутой возлюбленной девушки или женщины.

   "Кто это стучит?" - "Это ветер". - Здесь упоминается ветер, в следующей сцене (1-я картина следующего акта) - "тяжелая ночь" (т. е. ночь в темных, тяжелых тучах), и, наконец, после убийства Дездемоны Отелло упоминает о небесных громах. Нарастанию трагедии как бы аккомпанементом служит приближение грозы. Природа вторит человеческим чувствам, гармонирует с ними, - мотив, широко использованный Шекспиром в "Короле Лире", который был написан вскоре после "Отелло".

   Шутки Эмилии. - Она старается развеселить опечаленную Дездемону. Так поступает и шут в "Лире".

  

  

   В некоторых случаях мы знаем, в других предполагаем, что разделение шекспировских пьес на пять актов, по образцу античной трагедии, принадлежит не автору, но редакторам, готовившим текст к печати. Несомненно, что антракт между IV и V действием нарушает единство впечатления от этой полной трагическими событиями ночи, в которую бушуют человеческие страсти и бушует гроза.

   "В его повседневной жизни заключена красота, рядом с которой я кажусь уродливым", - говорит Яго о Кассио. Тут идет дело о нравственной красоте и о нравственном уродстве.

   Выход Отелло обычно пропускается в театре. Но разве не значителен этот выход по его драматургической силе? Ревность и доверчивость исключают друг друга. Отелло в эту минуту не доверяет даже Яго и спешит проверить, действительно ли он исполнил его приказ и убил Кассио.

  

  

   "Причина есть, причина есть, душа!" - Шлегель толковал здесь английское слово "cause" в значении "дело" и переводил: "так требует дело" (т. е. дело справедливости). Так понимал это место и знаменитый английский комментатор Стивенс. Возможно, что спорное слово здесь значит "достаточная вина". Если так, то строка приобретает следующий смысл: "клянусь душой, измена Дездемоны - достаточная вина" (и потому справедливо убить ее). Во всяком случае, Отелло входит уже с принятым решением свершить суд над Дездемоной.

   "Задуть огонь, потом задуть огонь" - т. е. сначала погасить светильник, потом убить Дездемону.

   Огонь Прометея - т. е. жизнь. Согласно древнегреческому мифу, титан Прометей сделал изваяние из глины, а затем наперекор воле богов похитил огонь с неба. Этот огонь сообщил изваянию жизнь. Так появился первый человек на земле.

   "Правосудие переломит свой меч". - Убивая Дездемону, Отелло считает, что он исполняет дело справедливости, совершает правый суд ("останется жива - других обманет"). Аллегорическая фигура Правосудия изображалась с карающим мечом в руке.

   "Я отойду". - Сальвини отходил к окну и стоял, скрестив руки на груди. В это время молнии играли на его лице.

   "Еще хоть полчаса". - "Раз дело сделано, медлить нечего", - прерывает Отелло Дездемону. По тонкому замечанию Брэдли, слова "дело сделано" показывают, что Отелло убивает Дездемону согласно ранее принятому решению, а не в припадке неудержимой ярости, как играли некоторые даже великие актеры.

   "Я не хочу, чтобы ты долго мучилась. Так. Так". - Последние отрывистые слова заставляют предполагать, что в эпоху Шекспира Отелло здесь разил Дездемону кинжалом. В балладе XVII в. упоминаются окровавленные руки Отелло. В течение XVIII в. этот кинжал еще сохранялся на английской сцене. Не отказался от него и Гаррик.

   "Неверна, как вода". - Это сравнение встречается в литературе многих народов. Вода вечно течет, вечно изменяется; она неверна; в ней легко потонуть. В тихих водах скрыты скалы и пр.

   "Этой маленькой рукой". - Это не значит, как полагали некоторые комментаторы, что Отелло мал ростом. Рука "маленькая" - по сравнению с масштабом битвы. "Так и Давид мог бы сказать, что он убил Голиафа своей маленькой рукой", - замечает комментатор. Но, по нашему мнению, слово "arm" значит "кинжал", а не "руки". В правой руке держали шпагу, в левой - кинжал, которым парировали удары. Это тот самый кинжал, которым закалывается Отелло.

   Турок в Алеппо. - По словам Отелло, этот турок "оскорбил государство". Отелло убил его за это. Точно так же он казнит и себя за убийство Дездемоны.

   "Спартанский пес". - У Шекспира и у современных ему английских писателей охотничьи псы древней Спарты упоминаются как воплощение кровожадной свирепости.

  

  

  

   Древняя повесть о короле Лире была пересказана в "Хрониках" Голиншеда, откуда, по-видимому, заимствовал свой сюжет неизвестный автор дошекспировской пьесы, послужившей Шекспиру основным источником. Если это та самая пьеса, которая была напечатана в 1605 году, то она, в отличие от шекспировской трагедии, венчалась счастливым концом: победой Корделии и Лира. В величайших произведениях Шекспира, "больших трагедиях" второго периода его творческого пути, погибают носители положительных идеалов. Но, погибая, они оказываются победителями. "Быть виноватыми - участь этих великих характеров" (Гегель). Общие контуры трагедии Глостера были заимствованы Шекспиром, по-видимому, из романа Филиппа Сидни "Аркадия". В свете политической тематики от "Короля Лира" тянутся нити к трагедии "Горбодук", написанной еще в пятидесятые годы XVI века Сэквиллем и Нортоном. Горбодук разделил власть между двумя своими сыновьями, что привело к междоусобной войне, потокам крови и великим бедствиям страны. Так и Лир, разделив власть между двумя своими дочерями, чуть было не сделал "раздробленное королевство" ("scatter'd kingdom") добычей иноземцев, как говорит об этом Кент (III, 1). От своих источников трагедия Шекспира отличается прежде всего тем, что место двигающихся манекенов, "рупоров" мыслей и чувств автора, здесь занимают живые характеры. Центральным характером трагедии является, конечно, сам Лир.

   Лир на престоле, Лир "олимпиец", обожествил свой королевский сан. Его корона, королевская мантия, его титулы являются в его глазах священными атрибутами и обладают полнотой реальности. Ослепленный раболепным поклонением в течение долгих лет своего царствования, он принял этот внешний блеск за подлинную сущность. Почему же ему было и не отказаться от "власти, доходов и правления", раз королевский сан, обладающий сам по себе реальностью в его глазах, сохранялся за ним? "Мы сохранили имя и все титулы короля", - говорит он. Но под внешним блеском церемониала сказалась пустота. "Из ничего и выйдет ничего". Он оказался "нулем без цифры", - как говорит шут. С плеч упала царственная одежда, с глаз упала пелена, и Лир впервые увидел мир действительности, жестокий мир, над которым царствовали Реганы, Гонерильи и Эдмунды. Лишенный царской власти, Лир, как сам говорит, оказался "бедным, больным, немощным, презираемым стариком". Мрачная степь, по которой ночью в бурю и дождь бродит бездомный Лир и среди которой одиноко торчит шалаш помешанного бродяги, как бы воплощает весь фон шекспировской эпохи. Пауперизация масс в эпоху "утренней зари капитализма" (К. Маркс), судьба обездоленных бедняков, лишенных крова и пропитания, нашли потрясающее по силе художественное воплощение в картине ночной степи.

   Сцена в степи - момент величайшего падения Лира. Он оказался выброшенным из общества. "Неоснащенный (unaccomodated) человек, - говорит он, - всего лишь бедное, голое, двуногое животное". И вместе с тем эта сцена - его величайшая победа. Вырванный из паутины оплетавших его общественных отношений, он оказался в состоянии подняться над ними и осмыслить окружающее. Он понял то, что с самого начала понимал шут. Последний именно потому, что был по своему положению бесправным в окружающем его обществе, оказался в состоянии свободно мыслить и чувствовать и, до известной степени, свободно говорить и действовать. С самого начала шут знал горькую истину. Недаром Лир называет его "горьким шутом". "Судьба, распутница из распутниц, - поет шут, - ты никогда не отворяешь дверей беднякам". Жизнь вокруг, как видит ее шут, уродливо искажена. Нужно, чтобы все в ней изменилось. "Тогда наступит время, - кто доживет до него! - когда ходить начнут ногами", - поет шут. Он natural "дурачок". А между тем он, в отличие от придворных Лира, до конца сохраняет человеческое достоинство. Следуя за Лиром, шут проявляет подлинную честность, значение которой понимает сам. "Тот господин, - поет шут, - который служит ради выгоды и ищет выгоды и который только по внешности следует за своим повелителем, унесет ноги, когда начнется дождик, и покинет тебя в бурю. Но я останусь, дурак не уйдет, пусть спасается бегством мудрец; убегающий негодяй похож на шута, но сам шут, ей-богу, не негодяй". Итак, шут уже обладал той свободой, которую, сбросив свою королевскую мантию, обрел Лир. Ту же свободу обретает и бродящий по степи под маской сумасшедшего Эдгар (см. его монолог в начале IV акта), а также ослепленный Глостер, который, по собственным словам, "спотыкался, когда был зрячим". Теперь же, слепой, он видит правду. Обращаясь к Эдгару, которого он не узнает и принимает за бездомного бедняка, он говорит ему: "Пусть владеющий избытком и пресыщенный роскошью человек, который превращает закон в раба и который не видит, потому, что не чувствует, поскорей ощутит мощь твою; тогда распределение уничтожит излишество, и каждый получит достаточно средств к существованию". Негодование на несправедливое распределение земных благ звучит в момент наивысшего напряжения трагедии.

   Судьба Глостера, показанная параллельно с судьбой Лира, имеет весьма существенное значение в идейной композиции произведения. Как указал Шлегель, наличие двух параллельно развивающихся и во многом друг с другом сходных действий придает всему произведению в целом универсальность. То, что можно было принять за частный случай, приобретает благодаря удвоению сюжета типичность.

   С другой стороны, заметим, что если бы дело шло только о трагедии Лира, мы были бы вправе видеть у ее корня развенчание феодальных воззрений старого Лира. Но Глостер становится жертвой Эдмунда, типичного "макиавеллиста", человека новой породы в эпоху Шекспира. В Эдмунде Шекспир вернулся к излюбленной своей теме об "естественном человеке". Вспомним хотя бы комедию "Как вам это понравится" (1599), где Шекспир в положительном свете изобразил Орландо, в котором природа забунтовала против привилегий старшего брата. Но Эдмунд, для которого "природа" прежде всего являлась синонимом выполнения его себялюбивых желаний, оказался преступником. "Ты, природа, - моя богиня!" - говорит Эдмунд. Это значит: "Ты, мое желание, для меня божество!" В заключение отметим замечательную деталь трагедии Глостера. В кровавой суете его ослепления его единственным бесстрашным защитником оказывается простой слуга. Этот подлинно гуманистический подвиг скромного героя резко контрастирует с портретом типичного придворного, для которого Шекспир не жалеет сатирических красок. (Мы имеем в виду рассказ Эдгара об его прошлом - см. III акт, 4-я картина.) Но вернемся еще раз к центральному образу трагедии. Ни в одном другом своем произведении Шекспир не показал эволюцию образа с такой отчетливостью. В ходе развивающихся событий меняется не только сам Лир. В корне меняется отношение к нему зрителя или читателя. "Лир" был написан Шекспиром в 1605 году, после "Гамлета" (1601) и "Отелло" (1604) и до "Макбета" (1605). Однако в дальнейшем великой трагедии пришлось пройти через тяжелые испытания. В 1681 году Тейт (Tate) переделал шекспировского "Лира". Согласно правилам классицизма, он свел две сюжетные линии к единству, влюбив друг в друга Эдгара и Корделию и даже поженив их в конце пьесы. Переделка Тейта приводит к счастливой развязке - Лир и Корделия торжествуют. Замечательно, что Тейт выбросил шута как фигуру "вульгарную". Переделка Тейта прочно держалась на английской сцене до тридцатых годов прошлого века, когда Макреди впервые рискнул вернуться к шекспировскому тексту. В этой переделке играли Лира такие актеры, как Гаррик, Кэмбл, Эдмунд Кин. "Лир" впервые проник в Россию в переложенной на русский язык и несколько видоизмененной переделке француза Дюси ("Леар" Гнедича).

   Некоторые критики отрицают сценические достоинства шекспировского "Лира". Так, например, Чарлз Лэм, представитель английского романтизма в критике, считал, что сцена бессильна передать грандиозное, почти титаническое величие фигур трагедии, возникающих как бы сквозь седой туман, а также, например, ужас ночной грозы и бури. Новейший исследователь Грэнвиль-Баркер, возражая Лэму, указывает, что гроза и буря должны происходить не вовне, но в самом Лире. Одним словом, за успех спектакля ответственны актеры, а не художник сцены. - В какую эпоху происходят события "Лира"? Хотя сами лица и отношения между ними принадлежат ко времени Шекспира, однако неправильно было бы оформить спектакль в стиле елизаветинской Англии. Шекспир здесь мыслил какую-то "старину". Но "старина" в представлении Шекспира вряд ли простиралась дальше конкретной действительности XV века. Наиболее соответствующим замыслу автора представляется нам оформление в стиле эпохи Эдуарда IV и Ричарда III.

   С самого начала трагедии мы сразу узнаем Шекспира по выразительности контраста. Перед нами контраст между суровым, прямым Кентом и "добрым малым" - весельчаком Глостером, который любит похвастаться распутством юных лет.

   "Нам всегда так казалось" (первая реплика Глостера). Кому - "нам"? По-видимому, Глостер имеет в виду ближайших вассалов герцога Корнуэльского, одним из которых он является.

   Эдмунд воспитывался за границей. Отец готовит его, по-видимому, к государственной службе, так как Эдмунду, в отличие от законного сына Эдгара, придется в жизни самому пробивать себе дорогу. Никакого "злодейства" в Эдмунде, конечно, не видно: вообще не отрекись Лир от престола и не последуй за этим хаоса в государстве, уничтожения законности и пр., Эдмунд, вероятно, не оказался бы преступником. Точно так же и в веселом балагурящем Глостере невозможно предугадать ослепленного, истерзанного скорбью старика.

   Трагедия начинается с ярких красок - подобно, как заметил Колридж, летнему солнечному, но грозному дню. Лир посылает Глостера, как общительного и светского человека, развлечь французского короля и бургундского герцога.

   Лир не столько деспот или сумасброд, сколько, как сказали мы, "олимпиец", обожествляющий свой сан. Он, и только он один, вправе клясться "священным излучением солнца". Он проводит пальцем по карте, точно в действительности делит этим шестом землю. Когда Кент называет его "стариком", это слово в ушах Лира звучит богохульством.

   Входят французский король, бургундский герцог и т. д. Это торжественная и пышная процессия. Королевский щит и королевское знамя Франции - золотые лилии на синем поле. Бургундии - золотые львы на красном поле.

   Замок Глостера, по-видимому, невелик, как мы впоследствии узнаем от Реганы. Тут опять типичный для Шекспира контраст: переход от пышного великолепия королевского дворца к более скромному и суровому стилю провинциального баронского замка: оленьи рога и другие охотничьи трофеи на стене, догорающий огонь в большом камине (как видно из текста, действие во 2-й картине I действия, когда Глостер возвращается от короля и застает Эдмунда с письмом, происходит поздно вечером). Описание таких замков - см. у Вальтера Скотта. Замок, конечно, может быть гораздо старше XV века, и поэтому можно, например, использовать и описание из "Айвенго".

   Переодетый Кент. Как мог он переодеться, что ни Лир, ни Глостер не узнают его? Вероятно, театр эпохи Шекспира прибегал здесь к какой-нибудь излюбленной условности. Заметим, что позже в тексте упоминается седая борода Кента (ср., например, п