Ножин Евгений Константинович - Правда о Порт-Артуре

  

  

  

  

  

   Итакъ, чего такъ боялись, чему не хотѣли вѣрить - свершилось.

   Началась тѣсная блокада крѣпости...

   Лишь только Фокъ оставилъ Волчьи горы и занялъ передовые опорные пункты, въ Артурѣ среди его мирнаго населен³я началась паника.

   Никто уже теперь не вѣрилъ, что крѣпость въ состоян³и будетъ долго устоять.

   Всѣ начали спѣшно собираться. Всѣ, кто имѣлъ средства и право выѣхать изъ Артура, бросились къ китайцамъ нанимать шаланды.

   Тѣ, кто старался успокоить всполошившихся горожанъ, не имѣли успѣха.

   - Помилуйте, еще нѣсколько дней тому назадъ увѣряли, что японцевъ дальше Зеленыхъ горъ никогда не пустятъ - а они уже сидятъ на Волчьихъ горахъ. Нѣтъ, довольно насъ обманывали, никому и ничему больше не вѣримъ... - говорили артурцы и спѣшно собирались въ путь.

   Но какъ и на чемъ было уѣзжать?! Объ этомъ мало думали. Только бы выѣхать скорѣй изъ крѣпости.

   Стессель и K° совершенно потеряли голову и на всѣ обращаемые къ нимъ вопросы отвѣчали, что имъ нѣтъ дѣла до мирныхъ жителей: это дѣло коменданта крѣпости и его штаба.

   Вce направилось въ штабъ. Генералъ Смирновъ безпрепятственно выдавалъ разрѣшен³я на выѣздъ изъ крѣпости всѣмъ, кто имѣлъ на это право.

   По дорогѣ въ Голубиную бухту потянулись извозчики...

   Въ одинъ изъ слѣдующихъ вечеровъ я узнаю, что большинство отъѣзжавшихъ вернулось.

   Какъ? почему? отчего?!

   Да очень просто! Японцы не пропустили шаландъ въ Чифу.

   Часть ихъ успѣла проскользнуть незамѣченными сторожевыми судами и уйти въ море - остальныя же были остановлены боевыми выстрѣлами японскихъ миноносцевъ и прибуксированы къ берегу.

   Вотъ какъ это произошло - передаю разсказъ одной изъ женщинъ, вернувшихся съ шаланды.

   - Усѣлись мы въ шаланду. Много насъ было: женщины, дѣти, мужчины, чиновникъ какой-то. Сидимъ и попутнаго вѣтра ждемъ. Отошли отъ берега всего шаландъ пять. Слава Богу, больше не въ Артурѣ! Путь хотя впереди большой, опасный, по морю нужно ѣхать, да еще въ китайской шаландѣ, и боязно, очень боязно, а все же лучше, чѣмъ въ Артурѣ. Упаси Боже, какъ начнутъ это стрѣлять! Да, такъ вотъ это сидимъ и вѣтра ждемъ. Китайцы веслами юлятъ - значитъ, направлен³е держатъ. Темно стало. Другихъ шаландъ не видать. Огня не зажигаемъ. Сидимъ тихонечко и молчимъ. Какъ же, нельзя - японцы могутъ услышать. Дѣтей собрали. Сказки имъ разсказываемъ. Маленькихъ съ матерями подъ палубу спрятали. Всѣ притаились. Совсѣмъ темно стало. Вѣтерокъ слабеньк³й задулъ, китайцы паруса начали натягивать. Наконецъ тронулись. Тихонько впередъ подвигаемся и смотримъ кругомъ. Ничего не видать. Вокругъ и вдаль темная вода. Тамъ, гдѣ Артуръ долженъ быть, тоже темно. Только иногда словно зарница блеснетъ. То были выстрѣлы.

   Подошелъ старый китаецъ.

   - Шибко тихо есть...

   - Тише, тише, смотрите - по всей шаландѣ шепотъ прошелъ. Впереди что-то зачернѣло, дымъ надъ нимъ. Батюшки, японцы! Огонекъ... бухъ... выстрѣлъ... Просвисталъ снарядъ и упалъ за нами. На шаландѣ всѣ закричали, забѣгали. Быстро приближался миноносецъ. Еще выстрѣлъ. Боже мой, что было у насъ: крикъ, шумъ, визгъ, плачъ... Наконецъ миноносецъ присталъ къ намъ. Нѣсколько матросовъ и офицеръ перебрались на шаланду. Матросы съ ружьями, офицеръ съ саблей.

   Срамное у насъ произошло. Женщины сбились въ кучу и со страхомъ ожидаютъ, что будетъ; дѣти плачутъ, а мужчины нѣкоторые на колѣни стали и съ плачемъ въ голосъ просятъ, чтобы ихъ не убивали...

   Японцы смѣялись и между собой что-то говорили.

   Потомъ намъ объявили, что мужчинъ возьмутъ на миноносецъ, а намъ разрѣшаютъ вернуться въ Артуръ.

   - Скажите въ Артурѣ, чтобы больше никто не смѣлъ въ Чифу на шаландахъ ѣхать, будемъ шаланды разстрѣливать. Все равно всѣхъ будемъ разстрѣливать, кто бы на нихъ ни былъ.

   Когда намъ это объявили, мужчины опять стали плакать и просить, чтобы ихъ не убивали, а отпустили въ Артуръ.

   Японцы ничего имъ не отвѣчали и молча повели на миноносецъ. Офицеры же, стоявш³е на миноносцѣ, что-то кричали нашимъ, шипѣли по-своему и громко смѣялись.

   Забравъ нашихъ мужчинъ, миноносецъ отошелъ.

   Потомъ, когда его почти совсѣмъ не было видно, онъ далъ выстрѣлъ. Снарядъ, недолетѣвъ до насъ, упалъ въ воду.

   Скоро мы добрались до берега и, какъ видите, теперь опять въ Артурѣ.

   Столько страху натерпѣлись, что озолоти меня - второй разъ на шаландѣ не поѣду. Лучше въ Артурѣ умереть, чѣмъ утонуть.-

   Когда населен³е узнало, что произошло съ шаландами, негодован³ю на начальствующихъ лицъ не было границъ.

   Положен³е дѣйствительно было тяжелое, въ особенности тѣхъ, у кого были дѣти.

   Проѣзжая по городу, я замѣтилъ, что былого оживлен³я уже нѣтъ. Всѣ поняли, что легкое время прошло, что наступаютъ тяжелые дни.

  

  

   Извѣст³й съ сѣвера не приходило. Вѣра въ скорое освобожден³е постепенно слабѣла.

   Мног³е подъ вл³ян³емъ всевозможныхъ, самыхъ невѣроятныхъ, слуховъ совсѣмъ упали духомъ.

   Гнѣздо паники и всяческихъ сенсац³онныхъ слуховъ ожило.

   Меня удивляло, что члены этого случайнаго союза всегда особенно были энергичны и, если хотите, даже жизнерадостны въ тѣ именно моменты, когда крѣпость переживала тяжелые и неожиданные удары, а будущность ея становилась очень тревожной.

   - Ну, вотъ видите, я вамъ говорилъ, что мы долго не въ состоян³и будемъ продержаться на передовыхъ позиц³яхъ. Вышло именно такъ, какъ я говорилъ, а не такъ, какъ предполагали наши храбрецы. Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ - что вы тамъ ни говорите, а Артуру скоро будетъ конецъ.

   - Не думаю.

   - Ахъ, оставьте пожалуйста.

   Ну, мѣсяцъ, два, наконецъ, три продержимся - а что проку?

   Какой существенный достигнутъ будетъ этимъ результатъ?

   Если Куропаткинъ насъ не выручитъ, Артуръ будетъ взятъ.

   А что Куропаткинъ не придетъ, то въ этомъ я болѣе чѣмъ увѣренъ. Въ этомъ увѣрены всѣ, кто знаетъ, что представляетъ изъ себя крѣпость.

   - Позвольте...

   - Нѣтъ-съ, не позволю. Куропаткинъ отлично знаетъ, что Артуръ не крѣпость, что въ немъ нѣтъ самаго необходимаго. Повѣрьте, онъ на Артуръ давно махнулъ рукой.

   Почему Артуръ долженъ защищаться? Вы думаете, что Артуръ имѣетъ какое-нибудь значен³е для оперирующей на сѣверѣ арм³и?

   Ровно никакого! Артуръ нуженъ японцамъ, а не намъ.

   Артуръ долженъ защищаться во имя традиц³й.

   Я васъ спрашиваю - какой существенный результатъ будетъ достигнутъ упорной и продолжительной обороной Артура?

   Крѣпость будетъ взята или сдастся, безусловно! Почему? Потому, что Куропаткинъ махнулъ на нее рукой. Значитъ, существеннаго результата не будетъ достигнуто.

   Что же остается? Я васъ спрашиваю и прошу отвѣтить, что же остается?!?-

   - Остается еще очень...

   - Вы хотите сказать-очень много. Совершенно вѣрно - очень много. Первое (членъ союза "гнѣздо паники" загнулъ большой палецъ, а потомъ и пошло): масса убитыхъ; второе: масса раненыхъ; третье: масса вдовъ, сиротъ, калѣкъ, дармоѣдовъ; четвертое: сколько ужасовъ придется перенести отъ грядущихъ бомбардировокъ! пятое: всѣ, кто останется въ живыхъ, выйдутъ изъ крѣпости безусловно нервно-больными людьми; шестое: какое мы имѣемъ право, защищая честь русскихъ знаменъ, плодить калѣкъ, вдовъ и сиротъ?..

   Мой собесѣдникъ вдохновился, у него уже не хватало пальцевъ. Онъ схватилъ мою руку и, видимо, на ней рѣшилъ "загибать" пункты. Я освободилъ руку и попробовалъ возразить, что крѣпость должна держаться до послѣдней крайности, а до послѣдней крайности еще далеко...

   - Позвольте, позвольте, позвольте-съ. Это вы можете разсказывать кому угодно, а не мнѣ. Я-то отлично знаю, что до крайности очень близко.

   Уйдетъ эскадра - и мы погибли.

   Вы знаете, сколько у насъ снарядовъ? Нѣтъ. А пров³анта? Нѣтъ. А сабель и штыковъ? Нѣтъ. А оруд³й и пулеметовъ? Нѣтъ. А съ духомъ войскъ вы знакомы? Нѣтъ. А знаете ли вы, что крѣпость Портъ-Артуръ не имѣетъ еще Высочайше пожалованнаго штандарта? Нѣтъ.

   Ну такъ вотъ! Вы ничего не знаете, а я все это отлично знаю. Я все это говорю не голословно, а съ фактами-съ въ рукахъ.

   Тамъ, сидя въ Росс³и и читая въ креслѣ газету о доблести русскихъ войскъ, пр³ятно щекотать свое патр³отическое самолюб³е. Пускай, молъ, дерутся - Европа и м³ръ узнаютъ, что за силища эта Росс³я.

   Нѣтъ-съ, слуга покорный!

   Въ Петербургѣ хорошо, а ты вотъ посиди въ Артурѣ въ ожидан³и прелестей бомбардировокъ!

   Насъ до сихъ поръ бомбардировали только съ моря. А что будетъ, когда насъ будутъ громить съ сухопутнаго фронта? Вы понимаете ли, понимаете ли вы, что крѣпость будетъ уязвляться въ каждой ея точкѣ? Не только внутренн³й, даже внѣшн³й рейдъ будетъ обстрѣливаться. Эскадра будетъ уничтожена, если она во-время не уйдетъ. Мнѣ объ этомъ говорилъ самъ генералъ Смирновъ.

   - Надѣюсь, что генералъ Смирновъ, тѣмъ не менѣе, не смотритъ такъ мрачно на будущее.

   - Что генералъ Смирновъ! Генералъ Смирновъ фанатикъ!

   Онъ твердитъ, что крѣпость не сдастся. Но онъ забываетъ, что все-таки главное лицо въ крѣпости не онъ, а генералъ Стессель. А что Стессель не допуститъ кровопролит³я - это вѣрно. Мы имѣемъ на него нѣкоторое вл³ян³е. Онъ упрямъ, но онъ не фанатикъ въ родѣ Смирнова. Мы сумѣемъ въ нужную минуту склонить и Кондратенко...-

   Имѣйте въ виду, что все это говорилось, когда еще ни одного снаряда не упало съ сухопутнаго фронта. И говорилось это не простымъ обывателемъ Артура, а человѣкомъ по своему положен³ю очень солиднымъ и носящимъ военный мундиръ.

   Я попробовалъ возразить еще.

   - Неужели вы думаете, что генералъ Кондратенко способенъ противостать Смирнову въ дѣлѣ упорной защиты крѣпости?

   - Я этого не говорю. Я говорю, что стоитъ только генералу Кондратенко притти къ заключен³ю, что дальнѣйшая оборона безцѣльна, и онъ убѣдитъ Стесселя капитулировать. Не забудьте, что Разнатовск³й, Фокъ, Савицк³й и много другихъ противъ упорной защиты. Всѣ они прекрасно понимаютъ, что дѣло проиграно. Кто себѣ врагъ?!

   Намъ нужно отбить штурмъ, одинъ только штурмъ, и потомъ съ честью капитулировать. Поймите вы, что Артуръ вовсе не крѣпость, а укрѣпленный лагерь.

   Уже наши войска доказали свою доблесть...

   - Ужъ не на Киньчжоу ли?

   - Да, если хотите, то и на Киньчжоу. Фокъ берегъ людей. Онъ прекрасно зналъ, что рано или поздно Киньчжоу падетъ.

   А Зеленыя горы? Помилуйте, два мѣсяца держались.

   Теперь на прибавку еще одинъ отбитый штурмъ - и роль Артура сыграна.

   Погибнуть можно, но съ умомъ, съ пользою для дѣла.

   Почему не умереть, если это спасетъ кампан³ю? А кампан³я, ясно теперь уже, проиграна.

   За что я цѣню, а Росс³я еще оцѣнитъ генераловъ Стесселя, Фока и Рейса? За то, что они берегутъ ввѣренныхъ имъ людей.

   Они отобьютъ одинъ штурмъ, а потомъ сумѣютъ съ честью выйти изъ положен³я осажденнаго.

   А Смирновъ? Смирновъ-это фанатикъ! Что для него люди?- пѣшки! Онъ, видите ли, комендантъ и поэтому никогда не сдастъ крѣпости. Мы для него пушечное мясо.

   Счастье наше, что въ Петербургѣ спохватились и во-время его ограничили... -

   Что мнѣ оставалось дѣлать? Съ покорностью выслушать всю эту белиберду, придя домой, занести въ свой дневникъ, а на слѣдующ³й день отправиться къ полковнику М. А. Тыртову и отвести у него душу. Такъ я и сдѣлалъ.

   Прихожу 21-го ³юля къ Михаилу Алексѣевичу и разсказываю о разглагольствован³яхъ X.

   Полковникъ Тыртовъ внимательно меня выслушалъ и говоритъ:

   - Тому, что въ крѣпости вообще говорятъ подобныя вещи, я не удивляюсь: у страха глаза велики, а разсудокъ малъ. Но я удивляюсь, какъ можетъ говорить подобныя рѣчи такое, по всей видимости, почтенное лицо, какъ X. Ему это положителыю непростительно. Онъ не долженъ забывать, что онъ офицеръ. И притомъ офицеръ съ виднымъ положен³емъ въ крѣпости. То, что онъ говоритъ, можетъ быть принято на вѣру младшими чинами и крайне губительно отозваться на настроен³и войсковыхъ массъ.

   Его настолько разстраиваетъ всякая неожиданность, что онъ положительно теряетъ способность логическаго мышлен³я и подчасъ способенъ говорить абсурды.

   Онъ вообще не умѣетъ себя вести въ окружающей его обстановкѣ.

   Простившись съ полковникомъ Тыртовымъ, я зашелъ въ магазинъ экономическаго общества.

   Въ магазинѣ толпа.

   Солдаты-продавцы едва успѣваютъ отпускать товаръ.

   Спрашиваю у завѣдующаго магазиномъ - что случилось? Почему такой наплывъ покупателей?

   - Во-первыхъ, завтра праздникъ, а во-вторыхъ, всѣ дѣлаютъ себѣ запасы. Какъ только наши оставили Волчьи горы и противникъ продвинулся къ крѣпости, всѣ рѣшили, что пора запастись всѣмъ необходимымъ. Теперь уже не вѣрятъ въ скорую помощь съ сѣвера.

   Въ толпѣ замѣтилъ знакомаго офицера. Поздоровались.

   - А, господинъ корреспондентъ! Ну, какъ дѣла? Что подѣлываете? Слышали, чѣмъ кончился сочиненный романъ про m-me Тауцъ?

   - Какъ же, слышалъ. Дѣло было такъ.

   На одной изъ шаландъ, отправившихся въ Чифу, была супруга полицмейстера г-жа Тауцъ.

   По городу послѣ возвращен³я части шаландъ распространился слухъ, что шаланда, на которой уѣхала жена полицмейстера, очень еще молоденькая дамочка, попала въ руки японцевъ. Не возвращена же шаланда въ Артуръ по той простой причинѣ. что m-me Тауцъ очень понравилась японцамъ.

   Толкамъ и пересудамъ, конечно, не было границъ. Дамск³й элементъ Артура, какъ болѣе чутк³й ко всему, что носило романическ³и характеръ, далъ своей фантаз³и волю, и исчезновен³е m-me Тауцъ облеклось въ романъ изъ японо-артурской войны.

   До начала войны въ m-me Тауцъ (тогда еще дѣвушку) былъ влюбленъ японск³й офицеръ, проживавш³й въ Артурѣ въ качествѣ парикмахера. Парикмахеръ этотъ впослѣдств³и ежедневно брилъ ея супруга и поклялся, что рано или поздно m-me Тауцъ будетъ принадлежать ему, мнимому парикмахеру.

   Шаланда была настигнута у береговъ Квантуна, всѣ русск³е были умерщвлены, а m-me Тауцъ была спасена своимъ поклонникомъ и теперь въ его власти.

   Быть можетъ, авторши и восхищались постоянствомъ японца, съ каждымъ днемъ прибавляя новую главу въ сочиненномъ ими романѣ, но несчастному законному супругу, самому полицмейстеру, было не до восхищен³я.

   Бѣдный Тауцъ метался со своими конными полицейскими по ближайшимъ бухтамъ, разыскивая слѣды своей молодой супруги, оставляя на произволъ судьбы ввѣренную ему позиц³ю.

   Много было загнано лошадей, много несчастныхъ китайцевъ испробовали на своихъ спинахъ силу русской нагайки...

   Но вѣдь каждая истор³я чѣмъ-нибудь да кончается. Кончился и фантастическ³й романъ m-me Тауцъ.

   Скоро въ Артуръ пришло извѣст³е, что m-me Тауцъ благополучно прибыла въ Чифу и шлетъ свой искренн³й привѣтъ законному супругу.

   Полицмейстеръ повеселѣлъ, китайцы и артурск³й пролетар³атъ вздохнули свободнѣе.

   Авторамъ романа стало скучно. Въ глазахъ дамъ г. Тауцъ потерялъ обаян³е несчастнаго супруга.

  

  

   Утромъ, часовъ около 9-ти, я отправился къ фотографу Липпейнтнеру съ цѣлью пригласить его снять на плацу передъ отрядной церковью парадъ войскъ.

   Фотографъ съ удовольств³емъ было согласился, но узнавъ, что на парадѣ будетъ самъ Стессель, заявилъ:

   - Нѣтъ, я очень боюсь этого генерала. Онъ меня прогонитъ. Вы имѣете разрѣшен³е? Если не имѣете - я не поѣду. Этотъ генералъ все можетъ. Онъ можетъ подарить мнѣ розги.

   Какъ я ни уговаривалъ австр³йца - послѣдн³й былъ твердъ въ своемъ рѣшен³и. Пришлось итти къ Стесселю. Едва я вышелъ изъ воротъ Пушкинскаго училища - какъ изъ-за угла стессельскаго дома показалась крупная фигура самого генерала, эскортируемая взводомъ казаковъ. Генералъ направлялся въ церковь -былъ 10-й часъ на исходѣ.

   Начальникъ ра³она, осадивъ коня и поздоровавшись со мной очень привѣтливо, спросилъ:

   - Вы тоже въ церковь?

   - Такъ точно, ваше превосходнтельство. У меня, ваше превосходительство, есть просьба.

   - Говорите, говорите. Чѣмъ могу служить господину военному корреспонденту?

   - Ваше превосходительство (я привыкъ со старшими говорить почтительно), разрѣшите мнѣ снять парадъ и для этой цѣли пригласить фотографа.

   - Кто онъ? штатск³й?

   - Такъ точно, ваше превосходительство, штатск³й и при этомъ еще австр³йск³й подданный.

   - Хорошо. Только вы за нимъ наблюдайте. Вы за него отвѣчаете.

   - Почему же, ваше превосходительство?

   - Вы же за него просите. Я и понят³я даже не имѣлъ, что въ крѣпости есть австр³йск³й подданный. Онъ, можетъ быть, шп³онъ. Надо спросить Тауца. Я ему скажу. Такъ нельзя. Вы его пригласите, пусть снимаетъ. а Тауцу нужно сказать. Пожалуй, въ крѣпости есть еще японск³е подданные...

   Генералъ тронулъ лошадь.

   - ... Вы снимайте, если хотите, только фотографъ, пожалуй, шп³онъ...

   Я пожалѣлъ, что распустилъ свой языкъ, но было уже поздно.

   Вернувшись къ фотографу и сообщивъ ему, что генералъ Стессель далъ разрѣшен³е - я усадилъ его въ коляску со всѣми его аттрибутами и быстро довезъ до церкви.

   Парадъ уже начался. Генералъ по обыкновен³ю говорилъ войскамъ зажигательныя рѣчи.

   Вся площадь передъ входомъ въ крѣпость была усѣяна свободными отъ службы офицерами, чиновниками, дамами, обывателями.

   День былъ жарк³й, ясный, солнечный.

   Большинство присутствовавшихъ было въ бѣлоснѣжныхъ кителяхъ, дамы блистали изящными свѣтлыми нарядами, которымъ могъ позавидовать любой модный и фешенебельный курортъ. У всѣхъ оживленныя лица, улыбки...

   Ничто, положительно ничто не напоминало, что Артуръ уже осажденъ и съ моря и съ суши.

   Ничто не говорило, что не сегодня-завтра, а то, можетъ быть, сейчасъ, с³ю минуту непр³ятель откроетъ бомбардировку города.

   Когда бомбардировка надвигалась съ моря, крѣпость задолго до ея начала узнавала, что она приближается. Наблюдательные посты доносили о приближен³и непр³ятельской эскадры, когда она еще была за видимостью горизонта Артура.

   Теперь же, когда противникъ притаился за горами, которыя мы различаемъ невооруженнымъ глазомъ; теперь, когда мы отлично знаемъ, что непр³ятель энергично и быстро возводитъ батареи, подвозитъ, устанавливаетъ оруд³я - мы не могли предугадать день и часъ, когда японцы откроютъ по насъ огонь.

   Никто не могъ предвосхитить, когда раздастся первый выстрѣлъ съ суши по городу, но большинство уже отлично знало, что площадь города ежеминутно можетъ быть обстрѣлена въ любой ея точкѣ.

   Какъ тогда, такъ и теперь, я не могъ и не могу понять, чѣмъ можно было объяснить это спокойств³е передъ смертельной опасностью, которая ежесекундно могла разразиться надъ всѣми собравшимися, разряженными, покойными и флиртирующими, улыбающимися, спорящими, хохочущими, злословящими, сплетничающими...

   Было ли это нѣмой покорностью передъ неизбѣжнымъ, или то была истинно-русская увѣренность - "авось", ничего не будетъ?

   Парадъ приходилъ къ концу. Войска перестраивались къ церемон³альному маршу. Фотографъ возился съ установкой большого аппарата.

   Среди публики появлен³е фотографа произвело нѣкоторую сенсац³ю.

   - ...Господа, сейчасъ Стессель будетъ увѣковѣченъ, говоритъ кто-то въ толпѣ мастеровыхъ.

   Полицмейстеръ, огромнаго роста мужчина, повернулся въ сторону говорившаго и такъ сердито посмотрѣлъ на смѣявшихся, что тѣ сразу примолкли. Одинъ изъ мастеровыхъ, однако, не вытерпѣлъ и еще громче сказалъ:

   - Чего буркалы вытаращилъ? Небось, здѣсь мы не въ твоей власти, здѣсь не арестный домъ...

   Полицмейстеръ продолжалъ бросать молн³еносные взгляды, около него суетился околодочный, что-то страстно хотѣлъ ему сказать, вскидывая голову и безпрестанно прикладывая руку къ козырьку - совершенный видъ молодого вороненка, приготовляющагося броситься на намѣченную жертву. Очевидно, готовился маленьк³й скандалъ, который неминуемо бы разыгрался при благосклонномъ участ³и полиц³и - но вотъ раздалась команда, зашумѣлъ оркестръ... Фотографъ спрятался подъ плащъ. Стессель, окруженный сонмомъ своихъ наперсниковъ, благодарилъ проходивш³е мимо него взводы стрѣлковъ, артиллеристовъ, казаковъ и моряковъ.

   Парадъ кончился. Начальствующ³я лица тронулись въ Мар³инскую больницу, праздновавшую въ этотъ день свой годовой праздникъ.

   Пр³ѣхалъ туда съ полковникомъ Артемьевымъ и я.

   Въ саду Краснаго Креста уже прогуливался комендантъ крѣпости Смирновъ, о чемъ-то разговаривая съ гражданскимъ комиссаромъ Вершининымъ. Мы подошли къ нимъ. Поздоровались.

   - ...Отлично - отчего-же, Александръ Ивановичъ?- я вполнѣ раздѣляю ваше желан³е, продолжалъ свою бесѣду Смирновъ съ Вершининымъ: это вполнѣ будетъ отвѣчать настроен³ю жителей и гарнизона. Только предупреждаю, оркестровъ дамъ сколько угодно, а войскъ ни полвзвода.

   Теперь такое тревожное время, что все должно быть на своихъ мѣстахъ и на чеку. Войскъ съ оборонительнои лин³и отвлекать немыслимо. Полковые священники могутъ обойти съ молитвой участки своихъ полковъ - полагаю, что это будетъ цѣлесообразнѣе... Итакъ, Александръ Ивановичъ, вопросъ рѣшенъ: молебенъ 25-го, оркестровъ сколько угодно, но войскъ ни полвзвода...

   Только предупреждаю, меня на молебнѣ не будетъ - съ ранняго утра уѣзжаю на сѣверо-восточный фронтъ.

   - Вполнѣ согласенъ, спѣшу съ готовностью подчиниться рѣшен³ю вашего превосходительства.

   - А-а! Прасковья Георг³евна, и вы пожаловали,- здороваясь съ m-me Тыртовой, сказалъ Смирновъ: не боитесь? А вдругъ начнутъ стрѣлять. Вотъ Александръ Ивановичъ 25-го устраиваетъ крестный ходъ и молебенъ на городской площади - боюсь я, что къ тому времени японцы начнутъ бомбардировать городъ.

   Судя по работамъ осаждающаго, прежде всего подвергнутся бомбардировкѣ внутренняя гавань (ковшъ), портъ и Старый городъ.

   Гдѣ мы съ вами стоимъ - это мѣсто тоже будетъ небезопаснымъ. А Стрѣлковая, ваша улица, улицы, прилегающ³я къ порту и гавани, находясь на створѣ непр³ятельскихъ батарей, будутъ сильно страдать. Всѣ недолеты будутъ ложиться въ указанныхъ направлен³яхъ.

   - Ну, Константинъ Николаевичъ, вы неутѣшительныя новости говорите.

   - Э, барыня, все это будутъ цвѣточки, ягодки-то впереди. Ничего - и мы будемъ задавать японцамъ. Посмотрите кругомъ - это теперь все молчитъ, а какъ заговоритъ - и японцамъ будетъ не сладко.

   Будемъ надѣяться, что японцы будутъ давать перелеты и ваша улица не пострадаетъ.

   Однако, чего же это мы ждемъ, ваше превосходительство, обратился Смирновъ къ подходившему егермейстеру Балашову.

   - Стесселя, ваше превосходительство, Стесселя. Хотя можно уже начать, часъ уже давно наступилъ.

   Въ садъ Мар³инской больницы черезъ широко распахнутыя ворота какъ разъ въ это время въѣзжалъ давно ожидаемый начальникъ ра³она.

   Балашовъ, въ бѣломъ кафтанѣ, съ красной лентой черезъ плечо, поспѣшилъ навстрѣчу съ искреннимъ привѣтств³емъ.

   - Опоздалъ, опоздалъ. Боевыя распоряжен³я задержали. Идемте, идемте... гудѣлъ голосъ прибывшаго.

   Наконецъ довольно продолжительный молебенъ кончился.

   Заручившись соглас³емъ генерала Стесселя, я рѣшилъ и здѣсь снять группу. Липпейнтнеръ уже ожидалъ. Сообщилъ о своемъ желан³и Балашову, какъ хозяину праздника.

   Послѣдовало соглас³е, но, какъ всегда на каждомъ истинно-русскомъ торжествѣ, не обошлось безъ маленькаго, на первый взглядъ, но въ сущности очень серьезнаго инцидента.

   Когда всѣ вышли въ садъ, я предложилъ всѣмъ стать у террасы, при чемъ принялъ дѣятельное участ³е въ установкѣ группы. Стессель торопилъ. Когда всѣ сгруппировались, онъ обращается ко мнѣ:

   - Чего мы ждемъ? Снимайте!

   - Сейчасъ придетъ батюшка, говорю я.

   - Отлично можно и безъ поповъ, чего онъ тамъ копается? Снимайте же!

   Лпппейнтнеръ смотритъ на меня вопросительно.

   - Ваше превосходительство, батюшка уже идетъ, онъ кропитъ св. водой помѣщен³я... Генералъ сдѣлалъ нетерпѣливый жестъ и прибавилъ полнымъ голосомъ: Не понимаю, зачѣмъ понадобился тутъ попъ...

   Вышелъ съ крестомъ и въ облачен³и священникъ, служивш³й молебенъ, и, крайне сконфуженный, приткнулся съ боку къ группѣ.

   Группы этой отпечатать не удалось - т. к., во-первыхъ, вышла она крайне неудачной, а во-вторыхъ, она была уничтожена взрывомъ одного изъ снарядовъ, разрушившимъ ателье нашего единственнаго въ Артурѣ професс³ональнаго фотографа.

   Послѣ молебна мы съ полковникомъ Артемьевымъ отправились въ Новый городъ съ цѣлью посѣтить въ госпиталѣ раненаго князя Гантимурова.

   Больному дѣлали перевязку, и поэтому пришлось очень долго ждать.

   Въ этомъ же госпиталѣ содержался въ отдѣльномъ помѣщен³и, охраняемомъ часовымъ, плѣнный больной японск³й офицеръ.

   Намъ разрѣшили его навѣстить.

   Больной не слышалъ нашего прихода. Онъ стоялъ у окна и задумавшись глядѣлъ вдаль, въ промежутокъ горъ, гдѣ блестѣла гладь океана...

   Услышавъ наши шаги, онъ быстро обернулся и, привѣтствуя насъ глубокимъ поклономъ, вопросительно на насъ посмотрѣлъ.

   Я не зналъ, подать ему руку, или нѣтъ. Артемьевъ тоже, видимо, колебался. Руки мы ему не подали.

   Предложивъ ему рядъ незначительныхъ вопросовъ и получивъ въ отвѣтъ нѣсколько кивковъ головы и продолжительиое безмолвное шипѣн³е съ глубокимъ поклономъ въ концѣ, мы разстались.

   Проходя по корридорамъ госпиталя, я, находясь еще подъ впечатлѣн³емъ плѣннаго офицера, старался уяснить себѣ, почему я, войдя къ нему въ палату, просто не подалъ руки, а задумался и въ результатѣ не подалъ. Оскорбить я его, безусловно, не хотѣлъ: лежачаго не бьютъ. Въ храбрости японцевъ я успѣлъ уже убѣдиться. Почему же? Представьте - мнѣ было неловко подать руку офицеру, сдавшемуся, не будучи раненымъ, въ плѣнъ.

   Я тогда былъ убѣжденъ, что въ плѣнъ сдается только тотъ, кто не въ силахъ уже больше защищаться. Я былъ увѣренъ, что русск³и солдатъ и офицеръ здоровыми въ плѣнъ не пойдутъ. Я вѣрилъ въ былыя традиц³и нашей арм³и, въ которыхъ меня воспиталъ корпусъ.

   Впослѣдств³и мнѣ, для котораго честь арм³и такъ же дорога, какъ память ряда моихъ предковъ, проливавшихъ въ ея рядахъ свою кровь за честь и достоинство Росс³и, пришлось горько разочароваться. Оказалось, что въ плѣнъ можно сдаваться не только единичнымъ лицамъ, но цѣлымъ батал³онамъ, полкамъ, батареямъ и даже крѣпостному гарнизону.

   Я не виню рядовыхъ бойцовъ. Я не могу имъ бросить жестокаго упрека. Почему? Потому, что въ этомъ виновата вся система воспитан³я нашей арм³и: они - покорное стадо. Въ нашей войсковой массѣ почти отсутствуетъ индивидуальность. Нашъ солдатъ тогда только несокрушимая мощь и непобѣдимая сила, когда ею управляютъ офицеры въ лучшемъ значен³и этого слова. Для нашего воина примѣръ - это все. Если насъ гнететъ позоръ цѣлаго ряда сдачъ въ плѣнъ, то въ этомъ, повторяю, виновата вся наша система, которая ведетъ арм³ю къ полному разложен³ю. Наша арм³я остановилась въ своемъ развит³и, между тѣмъ какъ арм³я японцевъ бѣшено прогрессировала; чѣмъ была наша арм³я 50 лѣтъ тому назадъ - тѣмъ она осталась и теперь, измѣнились лишь ея форма и вооружен³е. Хотя офицеры стали образованнѣй въ общей массѣ, но это ничуть не воспитало духъ арм³и.

   Старш³е начальники въ большинствѣ случаевъ - это тѣ же чиновники, облеченные въ военные мундиры и вооруженные шашками.

   Они своимъ сибаритствомъ растлѣваютъ намъ арм³ю. Они ведутъ ее къ гибели. Забыты суворовск³е завѣты.

   Мы забыли уроки истор³и. Истор³я Великой Французской Революц³и краснорѣчиво намъ говоритъ, что бываетъ съ арм³ей, въ которой генералы - лишь генералы по имени. Дальнѣйшее развит³е революц³и во всѣхъ ея перипет³яхъ даетъ намъ примѣръ - примѣръ полнаго разложен³я арм³и.

   Къ моменту гибели Людовика XVI во Франц³и арм³и фактически не существовало: арм³я растаяла.

   Она растаяла потому, что генералы перестали быть солдатами по своимъ внутреннимъ убѣжден³ямъ.

   Они удалились отъ солдата. Они заботились исключительно о себѣ. Они смотрѣли на солдата, лишь какъ на средство для достижен³я своихъ своекорыстныхъ цѣлей, почестей и власти. Они забыли, что, любя свою родину, они должны были любить и цѣнить ея сыновъ, становящихся подъ знамена.

   Только любя солдата, какъ человѣка, входя въ его нужды, понимая и уважая его, можно побѣждать.

   Наша система растлѣваетъ генераловъ, генералы арм³ю - и арм³я наша таетъ.

  

  

   Роскошное утро воцарилось надъ Артуромъ. Отъ моря до верхушекъ горъ все блистало подъ ослѣпительными лучами ³юльскаго солнца.

   Еще вѣетъ прохладой, еще солнце невысоко, еще городъ не ожилъ: Артуръ по старой привычкѣ просыпается поздно. Улицы еще пустынны.

   Проснулась лишь крѣпость. Береговой и сухопутный фронты молчатъ. Тамъ, далеко кругомъ, все тихо и мирно. Бредутъ лишь, несмотря на воскресный день, очередныя парт³и солдатъ и китайцевъ на работы. Ничто не говоритъ, ничто не напоминаетъ, что городъ осажденъ, что онъ отрѣзанъ отъ всего м³ра и живетъ своей особенной жизнью, жизнью призрачныхъ надеждъ и упован³й.

   Раннее солнце востока, проникая въ дома, фанзы, казармы, блиндажи, каюты и казематы, пригрѣвая на утреинемъ холодкѣ часовыхъ въ сторожевомъ охранен³и, часовыхъ при оруд³яхъ, на батареяхъ,- будитъ все спящее живое. Для всѣхъ оно свѣтитъ ласково и привѣтливо, не разбирая ни добрыхъ ни злыхъ. Сотни и тысячи людей, которымъ суждено было навѣки уснуть въ землѣ Квантуна, просыпались съ обновленнымъ запасомъ душевныхъ и физическихъ силъ.

   Артуръ просыпался.

   Люди, освѣживш³еся покоемъ минувшей ночи, бодры и веселы подъ лучами жизнерадостнаго солнца.

   День 25 ³юля торжествовалъ въ блескѣ своей красоты.

   Заблаговѣстили къ обѣднѣ.

   Сегодня будутъ молиться объ избавлен³и Артура отъ грядущихъ тяжелыхъ испытан³й.

   Церкви полны молящихся.

   Въ отрядной церкви литург³я приходитъ къ концу. Къ паперти ея съ разныхъ концовъ города подходятъ крестные ходы.

   Здѣсь собралось, кажется, все населен³е Артура отъ мала до велика для единодушной, горячей, искренней молитвы къ Богу правды, любви и милосерд³я...

   Около 10 ¹/₂ час. тронулся наконецъ общ³й крестный ходъ.

   Живая волна людей медленно подвигалась впередъ. Передъ портомъ крестный ходъ остановился. На лицахъ всѣхъ, особенно женщинъ и даже дѣтей, печать религ³ознаго настроен³я и сознан³я, что они совершаютъ что-то очень нужное, важное, безъ чего Артуру не устоять и не избавиться отъ ужасовъ надвигавшихся страдныхъ дней.

   Служили краткое молебств³е. Священники торопились, пѣвч³е торопились, слова молитвъ проглатывались - молящ³еся по привычкѣ крестились, но даже самые ближайш³е не разбирали словъ молитвъ и пѣснопѣн³й. Однимъ словомъ, все шло по обыденному. Улицы буквально запружены народомъ.

   - Не поздравляю, если японцы вздумаютъ открыть огонь по городу. Страсти тутъ произойдутъ - говоритъ кто-то въ толпѣ.

   - И очень просто! И японцы сейчасъ узнаютъ! И... И... И огонь откроютъ!.. И шп³оны у насъ есть!..

   И я ухожу!.. загорячился нѣк³й старецъ и поплелся...

   - Богъ милосердный милостивъ - ничего не будетъ, помолимся и...

   Толпа двинулась; я не слышалъ дальше, чѣмъ убаюкивалъ себя говоривш³й. Крестный ходъ, прослѣдовавъ по набережной, повернулъ на Пушкинскую и наконецъ прибылъ на Цирковую площадь.

   Всѣ обращены лицомъ къ сѣверо-восточному фронту, лицомъ къ надвигавшемуся врагу.

   Начался молебенъ.

   Солнце царственно лило палящ³е лучи на обнаженныя головы молящихся.

   Кругомъ относительная тишина, нарушаемая лишь рѣдкими глухими выстрѣлами на сѣверо-восточномъ фронтѣ.

   Въ прозрачномъ, сухомъ и жаркомъ воздухѣ льются грустно-мелодичныя молитвослов³я пѣвчихъ, и явственно слышатся молитвенные возгласы старшаго въ Артурѣ священника, отца Глаголева.

   Молящ³еся сплошной массой столпились у крестовъ и хоругвей.

   Кругомъ - горы, носящ³я на груди своей сотни оруд³й, за ними - врагъ.

   11 часовъ. Воцарилась полная, торжественная тишина.

   Населен³е Артура молилось.

   Раздался возгласъ священника:

   - Паки и паки, преклонше колѣна...

   Всѣ опустились на колѣни.

   Все замерло... лишь отчетливо слышались слова "колѣнопреклонной" молитвы.

   Было ровно 11 ч. 15 м. утра.

   Послышался отдаленный выстрѣлъ. Выстрѣлъ не нашъ. Секунды уходили въ вѣчность... надъ головами высоко, высоко что-то запѣло, завыло... и опять тихо.

   Нѣкоторые поднялись. большинство, склонившись, молилось.

   Выстрѣлъ повторился. Еще, еще... Вой и пѣн³е ниже, явственнѣй... Еще... Снарядъ со стремительнымъ свистомъ-шипѣн³емъ пронесся, казалось, надъ самыми головами. Большинство повернуло голову, какъ бы слѣдя за полетомъ снаряда... Секунда... другая... донесся трескъ взрыва тамъ, за нами, въ порту.

   Да что же это?! Вѣдь это не съ моря, а оттуда, съ суши.

   Среди молящихся началось волнен³е; мног³е подымались, опять опускались на колѣни.

   Выстрѣлъ за выстрѣломъ... Все чаще, чаще...

   Полиц³я заметалась. Полицмейстеръ Тауцъ быстро ушелъ.

   Священникъ дрожащимъ голосомъ кончаетъ молитву. Всѣ поднялись. Мног³е спѣшно уходятъ, друг³е бѣгутъ. Разбились по группамъ - стоятъ въ раздумьи, словно не понимая, что творится.

   Торжественно и громко несутся аккорды гимна: "Тебе Бога хвалимъ".

   Громъ взрывовъ на улицахъ, прилегающихъ къ порту, усиливается.