Станюкович Константин Михайлович - Похождения одного матроса

вободно уже говорил по-английски, что не боялся очутиться в беспомощном положении на чужой стороне. Да и вообще за это время плавания на "Диноре" и дружбы с Долговязым наблюдательный Чайкин присмотрелся и к людям, многому научился и многое понял в нравах и обычаях страны, в которую невольно попал, и уже далеко не был похож на того "зелененького", как обзывают американцы всякого вновь прибывшего в их страну. Он сумел бы за себя постоять.

   - Чайк! - кликнул капитан с юта.

   - Что угодно, капитан?

   - Небось рады, что завтра доберемся до берега!

   - Рад, сэр!

   - И с "Диноры", конечно, уйдете?

   - Уйду.

   - То-то. И отлично сделаете... Вы слишком порядочный человек, чтобы плавать в такой компании. Да и вообще вы простофиля на редкость, Чайк! Удивительный. И вам трудно будет в Америке, если вы останетесь таким простофилей. Кстати, где спрятаны ваши деньги?

   - В сундуке.

   - Как сменитесь с вахты, положите их лучше в карман.

   - Зачем, сэр?

   Капитан рассмеялся.

   - А затем, чтобы у вас остались деньги. Завтра ведь берег. Поняли, Чайк?

   - Понял.

   - Так не забудьте, что и вам нужны деньги, тем более собственные. Можно полюбопытствовать, сколько их?

   - Сто долларов.

   - Я думаю, у первого матроса на "Диноре" такой капитал! - усмехнулся Блэк. - В монетах?

   - Да.

   - Так придите утром ко мне в каюту. Я вам обменяю их на ассигнацию. Ее удобнее спрятать... Положим, на груди. Не так ли, Чайк?

   - Благодарю вас, капитан. Я и то думал, что неудобно иметь в кармане так много монет.

   - Именно неудобно. Их так легко вытащить оттуда.

   Капитан помолчал и спросил:

   - А что вы думаете с собой делать, как уйдете с "Диноры"?

   - Хотел бы найти береговое место... На земле работать.

   - Вы отличный матрос и рулевой... Только надо выбрать получше судно... А если желаете быть фермером, - поезжайте на Запад. Я вам дам рекомендательное письмо к двоюродному брату. У него ферма около Фриски... Завтра поговорим еще об этом. Я очень хотел бы быть вам полезным, Чайк. Знайте это!

   - Благодарю вас, капитан. Вы очень добры ко мне.

   - Не благодарите, Чайк! - остановил его капитан. - Мне вас надо благодарить.

   - Меня? За что, капитан?

   - А за то, Чайк, что вы заставили меня снова поверить в человека еще тогда, когда бросились спасать Чезаре... Оставайтесь всегда таким простофилей, Чайк! Это, пожалуй, лучший способ прожить, не желая пустить себе пулю в лоб! - прибавил Блэк, и Чайкину показалось, что безнадежная нота прозвучала в словах капитана.

   Через несколько минут вернулся Гаук и доложил капитану, что устроил негра.

   - Пожалуй, и тюфяк ему дали?

   - То-то, дал.

   - И, пожалуй, стакан рому дали?

   - И рому дал... И рану перевязал... И уж не сердитесь, капитан: я негра перевел из трюма, чтобы крысы его не пугали.

   - Куда?

   - В шкиперскую каюту. Там нашлось местечко... И...

   - Что еще?

   - И, с вашего позволения, сказал ему, что вы его простили, капитан.

   - А вам, Гаук, идти бы в пасторы! - весело рассмеялся Блэк.

   - Боюсь, капитан, что одним пьяным пастором будет больше в Америке и одним недурным штурманом меньше... Надо играть в карты, имея козырей... А ветер что-то свежеет, капитан! - беспокойно прибавил Гаук.

   - Разве?

   - Наверное.

   - Надеюсь, до шторма будем на месте. Хорошей вахты, Гаук! Разбудите, если увидите огни... А в четыре часа я вас сменю.

   И с этими словами Блэк спустился в свою каюту и, заперев ее на ключ, лег на диван.

   Тигр устроился около.

  

  

  

  

   К следующему утру ветер засвежел до того, что пришлось взять два рифа у марселей, и то перегруженная "Динора" с трудом поднималась с волны на волну, и верхушки их часто попадали на бак.

   Но Блэк, по-видимому, не беспокоился. До Нью-Орлеана оставалось всего шестьдесят миль, и он рассчитывал быть в порте до того времени, как разыграется шторм, который мог бы грозить серьезною опасностью "Диноре".

   Успокоился, казалось, и Гаук, стоявший с восьми часов на вахте. Он только особенно внимательно посматривал в бинокль и опытным морским глазом оглядывал рангоуты встречных судов, белевшихся на горизонте. Ни одно из них не возбуждало опасений ни Гаука, ни Блэка.

   - Плохо северяне блокируют! - весело усмехнулся он. - Нас раньше прозевали! Теперь крейсеров бояться нечего. Они держатся мористее. Ну, пойду напьюсь кофе, а вы, Гаук, все-таки не зевайте... Да пусть часовые на марсах смотрят в подзорные трубы...

   Капитан спустился на палубу и, увидав Чайка, кивнул ему головой и сказал:

   - Ну, Чайк, несите свои деньги.

   - Они со мной, капитан.

   - Так идите ко мне!

   Молодой матрос вошел вслед за капитаном в его каюту и, удивленный роскошью ее убранства, осматривал красивую мебель, ковер и стены, увешанные ружьями и фотографиями.

   Тигр не ворчал на гостя. Напротив, он соблаговолил даже подойти к нему и, вильнув хвостом, лизнул его руку, после чего улегся на полу.

   Блэк между тем открыл железный ящик, в котором Чайк увидел много золота.

   - Сколько у вас, Чайк, денег? Сто долларов ровно?

   - Сто десять, капитан.

   И Чайкин стал вынимать из карманов доллары и разложил их кучками, по десяти долларов в каждой, на круглом большом столе перед диваном.

   - Да вы садитесь, Чайк! - пригласил капитан. - Я вас позвал как гостя, а не как матроса!

   - Я постою, капитан.

   - Как хотите, но удобнее сидеть, и тем более что вы, Чайк, я полагаю, не прочь будете напиться со мною кофе... Что вы на это скажете? Хотите?

   - Благодарю вас.

   - Да вы не благодарите, а отвечайте, хотите или нет.

   - Хочу, капитан.

   - Ну, вот это ответ... Эй, бой!

   В каюту вошел негр лет пятнадцати.

   - Дай нам кофе. Вы с коньяком?

   - Нет, капитан.

   - Вовсе не пьете?

   - Совсем не пью.

   - Решительно вы удивительный человек, Чайк, и не будь вы таким доверчивым ротозеем, я сказал бы, что вы наживете деньги. Ну, вот вам банковый билет... Советую вам спрятать его на грудь. Оно будет верней.

   И с этими словами капитан подал матросу билет и, взяв со стола сто долларов, положил их в железный ящик и, замкнув его, сел на диван.

   - А десять долларов спрячьте. Еще вам за месяц жалованья придется получить от Гаука, - у вас и хватит на переезд во Фриски, если вы в самом деле хотите сделаться фермером... Хотите?..

   Но Чайкин не отвечал и смущенно повертывал в руке банковый билет.

   - Вы, верно, ошиблись, капитан, - проговорил он, кладя билет на стол, - это билет не в сто, а в пятьсот долларов.

   - Я не ошибся, Чайк. Я в деньгах не ошибаюсь, Чайк. Вы можете спокойно взять этот билет и спрятать так, чтобы у вас не вытащили его добрые ребята. Четыреста долларов прошу принять в награду за вашу службу. Вы по совести заслужили их. Лучшего рулевого я не видал.

   - Очень вам благодарен, капитан. Дай вам бог всего хорошего! - благодарно и взволнованно проговорил Чайкин.

   - Ну, бог едва ли пошлет что-нибудь хорошее такому, как я... А вам, Чайк... наверное, будет в жизни много хорошего. И вот что я вам еще скажу, Чайк. Если вам в Америке - вы ведь простофиля! - плохо придется, если вам нужны будут деньги, - напишите мне. Я вам дам после адрес. Ну, а теперь возьмите свои деньги и давайте пить кофе. И ни слова больше об этом!..

   Чайкин благодарно глядел на этого странного человека, наводившего трепет на всех матросов и на него, Чайкина, и теперь казавшегося далеко не таким страшным. И Чайкин никак не мог понять, что это за человек, но чувствовал более, чем понимал, что он находится в какой-то "отчаянности", и пожалел его.

   И эту-то невысказанную жалость, вероятно, и прочел Блэк в необыкновенно добром взгляде серых глаз, и от нее и сам Блэк словно почувствовал себя смягченнее и добрее.

   И он, видимо заинтересованный Чайкиным, подробно расспрашивал об его прошлой жизни, о службе, о том, как он остался в Америке.

   - Еще чашку кофе, Чайк?

   - Благодарю. Не хочу...

   И Чайкин поднялся с места.

   Поднялся и капитан, крепко пожал руку Чайкина и проговорил:

   - Письма вам дам, как придем в Нью-Орлеан. Вы в день прихода можете уходить. Разгружать будут негры, и, следовательно, вы не нужны. А чем скорее вы уберетесь с "Диноры", тем лучше... И никому не говорите, что у вас пятьсот долларов.

   - Я не скажу.

   - А вечером сегодня зайдите ко мне в гостиницу "Юг". Я туда переберусь с брига... Там я вам дам рекомендательные письма. И знаете, Чайк, что надо вам сделать, когда съедете на берег?

   - Что, капитан?

   - Купить себе новый костюм, а этот выбросить...

   Чайкин вышел из капитанской каюты.

   Шутка ли сказать - пятьсот долларов! Таких денег он и не думал иметь когда-нибудь, а между тем банковый билет у него в кармане, и он крепко держит его.

   А капитан Блэк в отличном расположении духа допивал вторую чашку кофе, заедая его маленькими галетами и предвкушая получку сегодня же крупной суммы за доставленные ружья, как вдруг над его головой раздался звонок.

   Это Гаук звал капитана.

   В одну минуту он уже был около Гаука, который внимательно смотрел на горизонт в подзорную трубу.

   - Что такое? - отрывисто спросил Блэк, взглядывая по тому же направлению, по которому глядел штурман, и не видя ничего невооруженными глазами.

   - Подозрительный рангоут, капитан...

   - С марсов кричали?

   - Нет. Подозрительный, говорю, рангоут... Издали и не отличишь.

   - Вы думаете, военное судно?

   - А вот посмотрите сами!

   И Гаук передал трубу капитану.

   Тот так и впился в горизонт. На голубом фоне неба выделялся силуэт трехмачтового судна, одетого во все паруса и шедшего наперерез курса "Диноры".

   - Это "Вашингтон"! - дрогнувшим голосом проговорил Блэк, и тень омрачила его лицо.

   - "Вашингтон"? - упавшим голосом повторил и Гаук. - Лучший крейсер северян! Уверены ли вы в этом, капитан?

   Пораженный неожиданной встречей, Блэк, казалось, не слыхал, что говорит штурман.

   Так прошла секунда, другая.

   - Я им живой не дамся! - проговорил Блэк. - Вызовите всю команду наверх и будьте готовы к повороту. Будем жарить прямо к берегу и выбросимся на мель. Там "Вашингтон" нас не поймает, если это он.

   И с этими словами капитан спустился на палубу и полез на грот-марс.

   Несколько минут прошло, а капитан все смотрел в трубу.

   Наконец он спустился с марса и поднялся на ют.

   - Отдавайте рифы! Попробуем удрать сперва, а если нет...

   - Как бы не залило нас волнением, капитан...

   - Выбросим часть груза... Живо отдавать рифы!

   Через несколько минут рифы были отданы, и "Динора" полетела скорей. Капитан не спускал глаз с судна, которое так напугало его. Теперь уже ясно были видны в трубу три высокие мачты клиперского вооружения. Не было сомнения, что это был знаменитый парусный ходок и вместе с тем имевший сильную паровую машину - клипер "Вашингтон", перехвативший немало судов, направлявшихся к южанам.

   Волны начинали захлестывать "Динору" сильнее; "Вашингтон" уже был виден простым глазом. Расстояние между ним и "Динорой" постепенно уменьшалось.

   А ветер крепчал.

   - Не бросать ли груз?

   - Подождите... Еще, может быть, мы успеем добежать раньше до какого-нибудь военного судна южан... И, может быть, "Вашингтон" повернет!.. - говорил Блэк, стараясь утешить себя и не отрывая глаз от красивого "Вашингтона", который, чуть-чуть накренившись, летел тем же курсом наперерез "Диноры".

   Прошло еще четверть часа. Расстояние видимо уменьшалось.

   - Кидайте часть груза за борт! - наконец приказал капитан, полный злобы, что приходится кидать в воду большие деньги.

   Гаук пошел на бак. В скором времени тяжелые ящики полетели за борт.

   Облегченная "Динора" понеслась быстрее.

   - Сколько выбросили, Гаук?

   - Триста...

   - Это пять тысяч долларов, Гаук... Но больше они не возьмут у меня... Глядите... Подняли флаг...

   - Какой нам поднять, капитан?

   - Поднимите французский.

   На гафеле "Диноры" взвился французский флаг.

   - Поставьте брамсели, Гаук! - крикнул капитан.

   Гаук только пожал плечами и послал людей ставить брамсели.

   "Динора" оделась верхними парусами.

   Через минуту и на "Вашингтоне" взлетели брамсели.

   - За нами гонятся... Ясно! - сказал капитан.

   - Сигнал на "Вашингтоне"! - объявил Гаук.

   Гаук справился в сигнальной книге и доложил капитану.

   - Требуют уменьшить парусов.

   - Не отвечать!..

   Минуты три висел на "Вашингтоне" сигнал и был спущен.

   Вслед за тем раздался выстрел.

   - Сколько до Нью-Орлеана, Гаук?

   - Миль двадцать пять...

   - А близко ли до мели южнее?

   - Миль пятнадцать, капитан!

   В эту минуту снова раздался выстрел, и ядро шлепнулось в воду в значительном расстоянии от "Диноры".

   - Не долетело! - усмехнулся Блэк.

   Прошло с четверть часа. Снова раздался выстрел. На этот раз ядро шлепнулось в воду невдалеке от кормы "Диноры".

   Блэк взглядывал назад на красавца "Вашингтона", измеряя расстояние между ним и "Динорой" сверкающими злыми глазами, словно зверь, преследуемый охотником.

   До Нью-Орлеана не удрать, он это видел. Одна надежда на крейсеры южан.

   И он сказал штурману:

   - Гаук! поднимитесь на марс с подзорной трубой. Не видать ли дымка или паруса?

   Скоро Гаук спустился и доложил, что не видать.

   - Ну, так лупим к берегу. Спускайтесь, Гаук! Не зевайте на руле, Чайк, при повороте!

   - Слушаю, капитан! - отвечал Чайкин, ставший на руль.

   Матросы обрасопили реи, Чайкин положил право руля, и "Динора", повернувши влево, понеслась перпендикулярно к берегу, в полный бакштаг, то есть имея ветер сзади себя. При новом курсе ход у "Диноры" значительно прибавился.

   Этот маневр был тотчас же замечен на "Вашингтоне".

   Спустился и он в том же направлении, что и "Динора", и несся за ней, пуская по временам ядра.

   Они падали все ближе и ближе от "Диноры".

   Тогда Блэк решился еще прибавить парусов.

   - Лиселя с обеих сторон! - крикнул он.

   Гаук только взглянул на капитана и скомандовал ставить лиселя.

   "Динора" помчалась еще скорей, вся вздрагивая от быстрого хода и зарываясь носом в воде. Волны перекатывались через бак. Брам-стеньги гнулись в дугу.

   Все матросы замерли в страхе ожидания, что бриг зароется в волнах и пойдет ко дну. Чайкин с двумя подручными едва справлялся на штурвале, правя рулем в разрез волн и не допуская нос "Диноры" бросаться к ветру.

   Сам Гаук, видавший виды, бледный и серьезный, смотрел вперед, ожидая гибели.

   Один только Блэк стоял на юте в вызывающей дерзкой позе и, казалось, не думал об опасности. Он обернулся назад и усмехнулся.

   На "Вашингтоне" не решились ставить лиселя.

   А ядра стали летать чаще и падали по обеим сторонам "Диноры". Ясно было, что "Вашингтон" все-таки нагонял "Динору".

   - Гаук! Где мы находимся теперь? Принесите-ка карту!

   Гаук принес из своей каюты карту. Блэк внимательно поглядел на нее.

   - Через полчаса будем у банки. Не так ли, Гаук?

   - Полагаю, капитан.

   - А у начала банки пятнадцать фут на две мили. "Динора" пройдет, а "Вашингтон" не может: он сидит пятнадцать фут. Верно, Гаук?

   - Верно, капитан.

   - А от того места, где глубина будет двенадцать фут, всего три мили до берега. И если счисление наше верно, то мы будем в пяти милях южнее Нью-Орлеана, и, следовательно, небольшой пароход оттуда спасет наш груз...

   - Если не разыграется штормяга, капитан...

   - Не думаю... Ветер силен, но до шторма еще далеко!

   - Все-таки на шлюпках трудно добраться до берега.

   - Все же лучше этот риск, чем отдать "Динору" этому дьяволу...

   - Или...

   Гаук остановился.

   - Попасть раньше к рыбам... Глядите, как нос зарывается!

   - "Динора" вывезет! - уверенно сказал капитан.

   Ядра участились.

   - Торопится пустить нас ко дну! - засмеялся капитан. - Скорей бы отмель...

   И Блэк нетерпеливо взглянул на часы.

   "Еще двадцать минут. В этот промежуток времени "Вашингтон" не догонит!" - подумал Блэк.

   Ядра начинали падать впереди брига, перелетая с шипящим свистом через головы моряков. Но пока ни одно ядро не попало в "Динору". Расстояние между судами уменьшалось все более и более.

   "Если отмель дальше, чем я считаю, то..."

   Блэк не окончил своей мысленной речи и, радостный, смотрел на "Вашингтон".

   На крейсере убирали паруса.

   - На лот! Как глубина?

   Один из матросов пошел бросать лот.

   - Пятнадцать! - крикнул он.

   - Мы на банке, Гаук! - весело проговорил Блэк.

   - На банке, капитан!

   - "Вашингтон" в дураках!

   - Но смотрите: он бросил якорь и поворачивает к нам лагом.

   - Хочет дать залп...

   Но пока крейсер поворачивался, "Динора" еще убежала вперед.

   Раздался оглушительный залп.

   Блэк повернулся к "Вашингтону" и низко раскланялся.

   - "Динора" нас вывезла, Гаук, она не изменила нам в трудную минуту. Эй, на лоте! Кричать глубину!

   - Пятнадцать!

   - Отлично. Вот и берег виден.

   Действительно, полоска низкого берега виднелась на горизонте.

   - Тринадцать с половиною!

   Блэк взглядывал на гнущиеся брам-стеньги и все еще медлил убирать паруса, желая быть по возможности дальше от "Вашингтона" и ближе к берегу.

   Прошло еще минут десять. Лотовой выкрикивал ту же глубину. "Динора" мчалась как бешеная.

   - Тринадцать!

   - Лиселя долой! Фок и грот на гитовы! И живей, черти! - командовал капитан.

   Минут через пять паруса были убраны. Но и под марселями и брамселями "Динора" бежала узлов по десяти.

   - Двенадцать с половиной! - во все горло крикнул матрос, бросавший лот.

   - Марса-фалы и брам-фалы долой!

   И когда "Динора", остановленная в своем беге, пошла тихо, Блэк скомандовал отдать якорь.

   Вся команда "Диноры" облегченно вздохнула.

   Чайкин перекрестился.

   - Счастливо вывернулись из беды! - промолвил Гаук.

   - "Динора" вывезла! - весело ответил капитан. - Ну, а теперь надо послать шлюпку на берег, Гаук, и немедленно дать знать в Нью-Орлеан о нашем приходе.

   - Шлюпку зальет, капитан.

   - По сто долларов каждому, кто поедет, и пятьсот рулевому! Скажите им, Гаук...

   В эту самую минуту Блэк посмотрел в подзорную трубу на "Вашингтон", и лицо его мгновенно омрачилось...

   - Черти! - произнес он.

   Взял трубу и Гаук и увидел, что на "Вашингтоне" спускают баркас.

   - Хотят взять нашу "Динору" баркасом!

   - Так я им и дал!.. Так я их и подпущу!

   И капитан крикнул боцману собрать всю команду.

   Все пятнадцать человек собрались перед ютом.

   - Джентльмены! - начал капитан, - на нас собираются напасть и отнять бриг. Я думаю не отдавать его и встретить баркас пулями... Но так как я вас не нанимал защищать "Динору" с ружьями в руках, то считаю долгом узнать, кто желает сражаться и кто нет. Кому угодно, тот получит по сто долларов, а кому не угодно, тот на время битвы будет заперт в трюме, чтобы не мешал нам... Когда дело окончится так или этак, не желающие получить по сто долларов будут, конечно, выпущены из трюма или нами, или матросами с "Вашингтона", если они перестреляют всех нас... Выходите, джентльмены, не желающие кутнуть в Нью-Орлеане. Надеюсь, вы верите моему слову? Выходите же, джентльмены, боящиеся пуль... Выходите!

   Ни один из матросов не вышел.

   - Мы хотим заработать сто долларов! - раздались голоса.

   - Очень рад... Сейчас вы получите ружья... Гаук, посмотрите, отвалил ли баркас, и много ли на нем людей?

   Гаук посмотрел в трубу и ответил:

   - Баркас у борта, под парусами... Сажают людей... Пятьдесят человек... Маленькое орудие...

   - Ладно. Через час баркас подойдет... Мы встретим его как следует!

   С этими словами Блэк вместе с Гауком и Чайкиным пошли в капитанскую каюту и вынесли оттуда штуцера и заряды.

   Вслед за тем матросы стали укладывать на бортах брига койки, круги запасных тросов, парусов и мешки с водой, чтобы иметь прикрытие от пуль.

   Гаук распоряжался всеми этими приготовлениями и назначал места матросам.

   Блэк в это время писал что-то у себя в каюте. Окончив писание, он спрятал на груди банковые билеты, наполнил карманы золотом, лежавшим в железном шкапе, и, взяв с собою свой штуцер и нащупав в кармане своего короткого пиджака два револьвера, поднялся наверх.

   - Послушайте, Чайк! - сказал капитан, подозвавши к себе русского матроса. - Если меня убьют, достаньте с груди конверт с банковыми билетами и письмом и доставьте конверт в Сан-Франциско по адресу. Я вам верю. Вы его доставите.

   - Доставлю, капитан.

   - И скажите на словах этой леди все, что было. Писать теперь некогда.

   - Слушаю, капитан.

   - А золото в карманах - после раздачи по сто долларов каждому - завещаю, в случае смерти, вам... В карманах есть насчет этого две записки: одна вам, другая Гауку... А теперь по местам. Становитесь около меня, Чайк!

   С этими словами Блэк стал у борта на шканцах, за двумя большими кругами очень толстого белого манильского троса, служившего отличным прикрытием против выстрелов.

   По обеим сторонам капитана стали Гаук и Чайкин.

   Баркас под парусами, шедший среди волн, был уже виден простыми глазами.

   Блэк не спеша зарядил свое ружье. То же сделал и Гаук. Медленно заряжал и Чайкин.

   Он был, видимо, взволнован.

   "Неужели придется стрелять в людей? И за что?" - думал Чайкин, и лицо его омрачилось выражением недоумения и тоски.

   - Готовы ли, джентльмены? - крикнул Блэк.

   - Готовы, капитан! - отвечали матросы.

   - Стрелять не раньше, как я прикажу. И целиться хорошенько!

   И капитан обошел вдоль борта и вернулся на свое место, осмотревши, хорошо ли прикрыты стрелки.

   - А вы, Чайк, что нос повесили? Трусите?

   - Да, капитан! - ответил Чайкин.

   - Боитесь, что вас убьют?

   - Людей убивать страшно, капитан!

   - Но тут игра в открытую. Если вы не убьете, вас убьют!

   - То-то я и думаю, что лучше не быть убитым и не убивать!

   - Так идите вниз, Чайк.

   - Нет, капитан, я не пойду. И то нас немного. И я не оставлю вас в беде. Я добро ваше ко мне помню и не забуду! - горячо проговорил молодой матрос.

   Блэк взглянул на это простодушное лицо, на эти добрые проникновенные глаза Чайкина и в каком-то раздумье произнес:

   - Вы редкий экземпляр человеческой породы, Чайк!..

   И, проговорив эти слова, примолк и задумался.

  

  

   - Капитан! баркас поворачивает назад! - воскликнул вдруг Гаук.

   Блэк взглянул перед собой. Действительно, баркас поворачивал назад.

   Капитан поднялся на ют и направил подзорную трубу на "Вашингтон". На фор-брам-стеньге крейсера подняты были позывные, призывавшие шлюпку к борту.

   Блэк недоумевал.

   Но скоро недоумение его рассеялось, и радостная улыбка озарила его лицо, когда он обвел трубой горизонт и увидел дымок со стороны Нью-Орлеана.

   Через несколько минут обнаружился силуэт монитора, державшего курс на американский крейсер.

   - Спасены! - прошептал Блэк, не отрывая глаз от трубы, и облегченно вздохнул.

   Прошло несколько минут. В подзорную трубу видно было, что на "Вашингтоне" разводили пары и ставили паруса.

   - Гаук! Отберите ружья и снесите в каюту. Теперь мы спокойно пойдем в Нью-Орлеан. И скажите нашим джентльменам, что по сто долларов они все-таки получат!

   Громкое "ура" раздалось на "Диноре", когда Гаук сообщил эту новость матросам.

   - Ну, Чайк, радуйтесь! Никого убивать не придется!

   Баркас пристал к борту "Вашингтона" и тотчас же был поднят. Вслед за тем "Вашингтон" пошел в море.

   Монитор, весь купаясь в воде, с одной небольшой мачтой погнался за ним.

   Послышался звук выстрела с монитора. "Вашингтон" не отвечал.

   - С якоря сниматься! - весело крикнул Блэк.

   Через десять минут "Динора" уже держала курс на Нью-Орлеан. Ни монитора, ни "Вашингтона" не было видно на горизонте.

   Ветер заметно стихал, и на "Диноре" были поставлены все паруса, какие было можно поставить.

   Чайкин стоял на руле, действительно радостный, что не придется стрелять в людей и что близок час, когда он оставит "Динору" с изрядным запасом денег.

   Теперь у него бродили мечты о том, чтобы вызвать мать из России. Деньги на это есть.

   Но приедет ли она? Не побоится ли она, никуда не выезжавшая из деревни, одна ехать за океан?

   И где он поселится?

   Во всяком случае, Чайкин решил воспользоваться покровительством капитана и взять у него рекомендательные письма, которые тот предлагал.

   Его тянуло к земле. Там он спокойно заживет.

   Такие мысли бродили в голове Чайкина, когда он стоял на руле в этот день, полный для него тревог и неожиданностей.

   Ветер стихал. Солнце поднялось уже высоко на голубом высоком небе, подернутом белоснежными перистыми облачками, и порядочно подпекало. Но ветер умерял зной, и не чувствовалось томительной жары.

   На "Диноре" прибирались по случаю близости порта. С борта были убраны разные вещи, положенные для прикрытия, подметали палубу и чистили медь. И на всех лицах этой разноплеменной команды светилась радость при мысли, что скоро берег и можно будет после долгого плавания загулять на те сто долларов, которые обещал капитан.

   И его теперь не так уже ненавидели. Его даже хвалили, но все-таки никто почти не хотел больше оставаться на "Диноре". Слишком опасно плавать с таким дьяволом. Ему все нипочем!

   При этом вспомнили и о том, как поплатился Чезаре.

   А Чайкин вспомнил про Сама и сказал Гауку:

   - А что Сам?.. О нем и забыли сегодня, мистер Гаук.

   - Вы правы, Чайк... Эй, боцман!

   Боцман подошел, и Гаук попросил его дать Саму поесть и велел сказать ему, что скоро Гаук сделает ему перевязку.

   Боцман скоро вернулся и доложил, что Сам просится наверх.

   - Пусть выйдет!

   Великан негр вышел испуганный и подставил свою спину под лучи горячего солнца. Скоро, впрочем, он уже радостно ворочал белками, устремленными на берег. О, как жадно он его ждал и как он хотел поскорее уйти с "Диноры"!

   - Из-за чего вышло это дело, Сам? - спросил его один из матросов.

   - Сам был дурак.

   - Отчего дурак?

   - Послушался Чезаре. Капитан Блэк - настоящий дьявол. И с ним нельзя шутить! - с каким-то суеверным ужасом проговорил негр.

   - А как же ты хотел пошутить?

   Сам рассказал то, что произошло в каюте, умолчав, конечно, какую предательскую роль играл он, бывши доносчиком.

   - Его никто не убьет! - прибавил шепотом негр. - Он заколдованный. И он все видит в человеке. Он знал, что Чезаре подговаривал нас к бунту и что мы согласились.

   - Знал?.. Но как же он мог знать?

   - Не знаю. Но он знал. И Чезаре ему перед смертью признался... И как он меня велел кинуть за борт... Я слово сказал... Оно меня спасло.

   - Какое слово?

   - Миссис Динора... Леди в Сан-Франциско. Она одна может околдовать капитана... Я слышал... Она была его невеста...

   Вдруг Сам смолк, и его блестевшее глянцем чернокожее лицо исказилось ужасом. Из каюты вышел капитан Блэк и увидал негра.

   Чайкин взглянул на капитана и обратил внимание на грустное выражение его лица.

   "Казалось бы, ему радоваться... "Динора" уже приближается к рейду, а он вдруг заскучал!" - подумал Чайкин.

   А Блэк поднялся на мостик и, обращаясь к Гауку, сказал:

   - Как станем на якорь, объявите команде, что она мне более не нужна. Раздадите им деньги, и они могут убираться к черту. До выгрузки пусть останутся только боцман, плотник и вы, Гаук...

   - Разве "Динора" больше не пойдет в плавание?

   - Я больше не пойду... Я сегодня же переберусь на берег и завтра же вечером уеду во Фриски!

   - А "Динору" поручите продать?

   - "Динора" ваша, Гаук! Я зарабатывал на контрабанде, а вы по чести заслужили долю барыша. И бриг - ваш барыш. Ни слова больше. Сегодня же вступайте во владение и, когда груз будет сдан, набирайте экипаж и идите куда хотите. Только я отдаю вам бриг с одним условием...

   - С каким?

   - Перемените его название... Надеюсь, вы согласитесь?

   - Разумеется...

   Гаук, как настоящий янки, не рассыпался в благодарностях и только сказал:

   - Вы мне предложили очень выгодное дело, капитан.

   И, стараясь скрыть радостное волнение, протянул Блэку руку и крепко ее пожал.

   - Судовые бумаги сегодня же получите от меня! - сказал Блэк и прибавил: - Я пойду укладываться... А вы становитесь на якорь поближе к пристани!

   Между тем "Динора" входила на рейд, полный судов, и ровно в четыре часа дня бросила якорь.

   Через полчаса началась выгрузка. Блэк тотчас же съехал на берег и немедленно отправился на телеграф.

  

  

  

  

   Очутившись на берегу, Чайкин испытывал радостное чувство человека, вырвавшегося на свободу после долгого плена. Вид садов с роскошною зеленью, эти диковинные фрукты, продававшиеся на улицах, - все говорило ему о земле и в первые минуты заставляло забывать, что он один как перст в незнакомом городе. И все его интересовало: и американцы-южане, совсем непохожие на тех янки, которых он видел в Сан-Франциско, и множество военных на улицах, и еще большее количество негров.

   На первых же порах его удивило обращение с ними белых людей. Он видел, как надсмотрщик рабочих, рывших какую-то канаву, подхлестывал бичом по их голым спинам и осыпал ругательствами, и Чайкин только на другой день узнал о том, что негры находятся в рабстве и что война между северными и южными штатами идет именно из-за отмены рабства.

   Нащупывая по временам на груди спрятанные в мешочке банковые билеты, наш молодой матрос дошел до одной из больших улиц, имея маленький узелок в руке со всем своим имуществом, и, увидав магазин с готовым платьем, зашел туда.

   Через полчаса из магазина вышел совсем другой Чайкин, непохожий на прежнего. В новой пиджачной серой паре, с широкополой сомбреро на голове, в накрахмаленной рубашке с отложным воротником, повязанным цветным галстуком, в крепких, на двойной подошве, башмаках, Чайкин имел вполне джентльменский вид, и когда взглянул в магазине на себя в зеркало, то в первую минуту сам себя не узнал - до того изменил его костюм.

   В том же магазине, в котором можно было купить решительно все, Чайкин купил дешевые часы в пять долларов, две смены белья, чемодан и револьвер. Засунув револьвер в карман, он в лавке уложил все свои вещи в чемодан и, расплатившись, вышел на улицу, чувствуя себя словно бы независимее и свободнее, снявши свое матросское отрепье, полученное им от господина Абрамсона.

   "То-то удивились бы наши ребята с "Проворного", если б меня увидали!" - подумал молодой матрос, заглядывая в витрины магазинов, отражавшие щеголевато одетого господина.

   И он чувствовал себя господином.

   Вспоминая ребят, Чайкин словно бы жалел их, что и они не такие же вольные птицы, как он сам, и даже не знают, как приятно быть вольной птицей и не знать над собой гнета. Он понял это всем своим существом и не раз благодарил господа бога в горячей молитве, что он сподобил его сделаться человеком. И вся его жизнь на клипере, где он вечно чего-то боялся, где боцман мог бить его и где сам он казался себе таким ничтожным и в чем-то виноватым, - эта жизнь представилась ему теперь далекой и чужой, хотя тоска по родине временами и заставляла его тосковать и, стоя на "Диноре" у руля, напевать вполголоса свои родные песни.

   Чайкин направился в ресторан. Ему очень хотелось есть. Он увидал скромный ресторан, на дверях которого крупными буквами было написано: "Обед за 50 центов", и вошел в двери.

   Из дверей коридор вел в небольшой сад, где за столиками сидели обедавшие, и Чайкин уселся за один из свободных столиков.

   Тотчас же бой-негр подошел к нему