Станюкович Константин Михайлович - Похождения одного матроса

и нападают на фургоны с переселенцами, на пионеров, на дилижансы, на одиноких пешеходов, на охотников. У этих людей столько преступлений в прошлом, что одно-другое лишнее им не в тяготу, и они отчаянный народ... Любой из них не остановится перед убийством... Еще две неделя тому назад в двух милях от Денвера один такой молодец укокошил троих...

   Чайкин невольно вспомнил слова капитана Блэка и порадовался, что у него его карточка.

   В долгой дороге люди сходятся скоро, и Чайкин охотно слушал рассказы старика Брукса. Он таки видывал виды на своем веку и много переменил профессий, пока не сделался кучером.

   И Чайкин совсем разинул рот от изумления, когда узнал, что Брукс был последовательно журналистом, рудокопом, золотоискателем, метрдотелем, конторщиком в банкирской конторе, проповедником, владельцем фабрики и богатым человеком, имевшим свой дом, лошадей и так же мало думавшим лет десять тому назад сидеть на козлах, как мало думает он теперь сидеть в качалке на веранде своего дома в Нью-Орлеане.

   - Тогда я разорился дочиста! - спокойно говорил мистер Брукс, похлопывая бичом в воздухе, чтобы заставить мулов бежать пошибче к ближайшей станции, до которой, по его словам, оставалось не более двух миль.

   Там Брукс рассчитывал постоять часа три и заночевать до рассвета, так как ночь обещала быть темной, а дорога впереди была с оврагами.

   - Отчего же вы не попробовали начать снова? - спросил Чайкин.

   - Не для кого было. Жена и дочь умерли вскоре от холеры. И трудно было начинать снова... Да и пришел я к убеждению, что и не к чему... Заплатил я все, что мог, кредиторам и остался с десятью долларами в кармане на улице.

   - И что ж вы тогда сделали?

   - Поехал в Канзас и получил место кучера в "Почтовом обществе". С тех пор прошло десять лет, как я езжу между Канзасом и Денвером. И чувствую себя недурно. Я поздоровел и, не правда ли, гляжу молодцом!

   - Это правда.

   - А ведь мне шестьдесят лет!

   - И вы не жалеете богатства?

   - Нисколько.

   - Я тоже полагаю, что не в богатстве счастие.

   - Мало людей, которые так думают.

   - А из Денвера нас другой кучер повезет? - спросил Чайкин.

   - Другой. И дилижанс будет другой, и дорога другая - куда хуже, и индейцев чаще будете видать, и менять мулов реже, и ехать тише, и ночевать где придется... За Денвером перевалите горы и поедете потом пустыней... Безлюдная, мрачная страна... А в Денвере вы запаситесь провизией. Оно вернее будет! - прибавил мистер Брукс.

   Солнце склонялось к закату. Вдруг впереди что-то зачернело и послышался гул. То буйволы пересекали дорогу.

   - Ишь ты! - воскликнул по-русски Чайкин.

   - Вы русский? - спросил кучер.

   - Русский! - отвечал Чайкин. - А вы как узнали?

   - По вашему восклицанию. Я знаю русских.

   - Где ж вы их видали?

   - А здесь... в степи.

   - Как так?.. Разве здесь есть русские? - обрадованно спросил Чайкин.

   - Есть. Они гонщики скота... Русских гонщиков предпочитают другим. Они всегда аккуратно пригоняют скот из Канзаса или из Ливенворта во Фриски... Там продают и возвращаются обратно. Хозяева очень ценят русских гонщиков скота... Честно делают свое дело и мужественно защищают от нападений индейцев.

   - И много таких гонщиков?

   - Человек пятьдесят.

   - И давно они в этих краях?

   - Давно, должно быть... У них около Ливенворта и своя деревня есть. И русские леди есть... Выписали из России.

   Уже стемнело, когда дилижанс подъехал к станции. Это была небольшая ранча, одна комната которой любезно была предоставлена пассажирам. Желающим раздавали буйволовые шкуры для подстилки на ночь.

   Чайкин поужинал вместе с мистером Бруксом и потом с радостью выпил две большие чашки горячего чая, который раздобыл Брукс от хозяина ранчи.

   Затем Чайкин вышел из ранчи и несколько времени стоял в саду, всматриваясь во мрак ночи. Воздух был свеж. Близость сиерр, покрытых снегом, давала себя знать.

   Кругом царила тишина. Только по временам раздавался протяжный вой.

   "Волк бродит!" - подумал Чайкин.

   Скоро он вернулся в комнату и, разложив на полу буйволовую шкуру, положил подушку и, покрывшись одеялом, заснул.

   Когда с рассветом раздался звук почтового рожка, Чайкин быстро вскочил. Вставали и остальные пассажиры. Двое "молодцов Запада" посылали проклятия и ругательства, что их рано будят. Даже присутствие дамы не особенно стесняло их.

   Чайкин вымылся на кухне и, вернувшись, с удовольствием увидел, как хозяин ранчи, молодой канзасец с продувным лицом и плутовскими глазами, ставил на стол огромный кофейник, горячее молоко, чашки, сухари, бутылки с ромом и блюдо с ветчиной.

   - Кушайте, джентльмены. Всего один доллар за завтрак!

   Пока пассажиры и кучер завтракали, канзасец рассказывал, что ночью он чуть было не побеспокоил джентльменов.

   - Почему? - спросили со всех сторон.

   - Индейские собаки - команчи - бродили ночью слишком близко.

   Молодая пассажирка, ехавшая в Денвер к мужу, побледнела при этих словах. Не особенно приятное впечатление произвели эти слова и на двух почтенных мулатов, и на одного молодого рыжего господина, и на Чайкина. Только "молодцы" и Брукс спокойно продолжали уплетать ветчину.

   - Не показалось ли вам, Джо? - спросил Брукс.

   - То-то, не показалось, Брукс, так как я не был пьян и слышал, как эти бестии перекликались по-волчьи... Они, наверное, хотели ограбить ранчу, да увидали, что здесь много народа, и ушли...

   - Ушли - и делу конец. А вы напрасно только пугаете пассажиров, Джо! Команчи, быть может, имеют личные счеты с вами за то, что вы дорого продаете им ром... Не так ли, Джо? - продолжал Брукс.

   Джо ничего не ответил, но объявил, что сегодня же поедет в форт и попросит пару солдат.

   - А если вам их не дадут?

   - Уеду к реке.

   - А ранча?

   - Продам ранчу. Уж есть покупатель... Довольно с меня и этого! - прибавил он и, отдернув прядь кудрявых волос, показал глубокий и огромный шрам на лбу.

   - Это прошлогоднее посещение чийенов? - промолвил Брукс.

   - Прошлогоднее, когда я уложил двух собак.

   - Да, Джо. Вам лучше продать ранчу! - сказал Брукс. - Готовы ли леди и джентльмены? - спросил он, обращаясь к пассажирам.

   Пассажиры и Брукс расплатились и вышли.

   Рассветало. На востоке занималась заря. Впереди синели сиерры.

   - В дилижанс, леди и джентльмены! Прощайте, Джо! Не забудьте дать знать в контору, если вы оставите ранчу... Не забудьте поставить кого-нибудь за себя на станции... Дилижансу нужны почтовые мулы... Слышите, Джо?

   - И без вас знаю, Брукс.

   - Я только напомнил.

   - Помню.

   Брукс щелкнул бичом, и дилижанс покатился.

   - А индейцы в самом деле были? - спросил Чайкин.

   - Наверное, были.

   - Я выходил в сад и слышал волчий вой. Я думал, что волки.

   - Это не волки, Чайк. Им нечего выть. Они здесь сытехоньки... Им тут пищи много... Смотрите...

   И Брукс указал бичом на павших лошадей и волов у дороги, на которых сидели коршуны.

   - Это были команчи. Они давно добираются до Джо.

   - За что?

   - А за то, что он порядочный таки негодяй. Он дорого продает индейцам водку и вообще обманывает их, лицемерно представляясь их другом. Еще недавно нападение команчей на одну ранчу возбудило подозрение, что индейцев натравил Джо, а после он же донес на них, и их судили и двух повесили... Быть может, индейцы И сообразили, с каким другом они имели дело.

   - А индейцы показали на суде, что подстрекателем был Джо?

   - Нет. Они умеют держать слово. Они не выдали его.

   Чем ближе дилижанс приближается к Денверу, тем становится душней... Воздух совсем раскаленный. Томит жажда, а питья хорошего нет. Вода в ручьях горьковатая. Но и ее пьют. Одни только несметные стада буйволов чернеют то впереди, то сзади, то пересекают дорогу. Дилижанс окружен со всех сторон этими животными, любящими низкую сладкую траву этих равнин.

   Но скоро эти зеленые равнины и стада остаются сзади. Дилижанс незаметно поднимается на возвышенность и едет по песку. Солнце печет немилосердно. Степь почти голая, полна ящерицами и змеями. В воздухе кишит саранча... Жилья нигде нет... Только бревенчатые шалаши-станции одиноко стоят. Там меняют мулов и едут дальше.

   Чайкин изнывал от жары и нетерпеливо ждал Денвера.

   Но под самым городом он увидал еще степной буран, напомнивший ему шквал на море. Но буран показался ему более ужасным.

   Это было часу во втором дня.

   В воздухе было особенно душно, и Брукс тревожно поглядывал на горизонт.

   - Не нравится мне воздух! - вдруг сердито проговорил он.

   - А что?

   - Дышать трудно. Пахнет бураном. Вы, Чайк, видели бури на море. Теперь увидите бурю на земле. Здесь очень сильны бури.

   - Вы ее ждете?

   - Жду... Вот она идет сюда. Глядите!

   И Брукс указал Чайкину на маленькое серое облачко на горизонте, такое же, какое не раз видел Чайкин на море перед шквалом.

   Облачко это все росло и росло и с быстротой приближалось. Вот оно разрослось в гигантскую черную тучу, которая задернула все небо и распространила вокруг полутьму. Молния изрезывает эту тучу огненными линиями, и среди тишины раздается оглушающий раскат грома.

   И вслед за тем ворвался порыв ветра и хлынул дождь. Ветер высоко вздымал песок, стоявший вроде смерча столбами, и дождь немилосердно хлестал.

   Мулы остановились через несколько времени и повернули экипаж так, чтобы им стоять спинами к ветру. Они жалобно мычали.

   Через несколько минут Чайкин и Брукс были мокры, несмотря на поднятый верх и фартук.

   Буря делалась сильней и сильней. Казалось, дилижанс сейчас свалится.

   В таком положении путешественники пробыли два часа. Два часа бушевала буря с дождем...

   Наконец туча понеслась далее; вдруг просветлело, солнце весело глядело с голубого неба, и чудесный свежий воздух ласкал обоняние.

   Брукс повернул мулов, и они весело и шибко побежали вперед.

   Через четверть часа Чайкин увидел обоз фургонов, расположенных в виде эллипса. Внутри были женщины и дети и варили пищу. Мужчины носили воду из ручья. Волы были пущены на траву.

   - Зачем они сделали такой забор? - спросил Чайкин.

   - Они остановились и будут ночевать здесь. Такой забор - лучшая защита против нападения индейцев.

   - А как много народа идет на Запад, и не боится!

   - Да, американцы не боятся! - не без гордости ответил Брукс. - И за Денвером вы увидите, несмотря на пустынную дорогу и на индейцев, обозы с товарами, фургоны с переселенцами, стада скота... ранчи, в которых есть водка.

   - Куда ж это все идет?

   - В рудокопные округи Колорадо, Утахи и до самой Калифорнии. Туда везут в легких степных фургонах продукты восточных городов и ферм: яблоки, зерно, сушеные фрукты, табак, рис, чай, муку, солонину, сахар, мануфактуру, словом, решительно все... И вот таким-то образом мало-помалу заселяется Запад. Уединенные ранчи образуются в поселки, поселки в города... Скоро пройдет тихоокеанская железная дорога, которая соединит Нью-Йорк с Сан-Франциско, и тогда все эти пустынные места оживут и покроются городами.

   - Куда же денутся индейцы? - спросил Чайкин.

   - Им отведут земли и заставят работать... А не захотят - тем хуже для них... Их усмирят войсками... Что делать? - прибавил с видом сожаления Брукс.

   К вечеру замелькали огоньки Денвера.

   - Что, большой это город? - спросил Чайкин.

   - О нет... В нем только четыре тысячи жителей... но зато отчаянных жителей...

   - Отчаянных?

   - Еще бы! Там живет много сорвиголов. Что ни дом, то кабак или игорный дом. Вам придется переночевать в Денвере. Фургон идет завтра.

   - А где переночевать?

   - В Денвере две гостиницы, и обе скверные и грязные. Мы приедем в ту, которая считается почтовой станцией. Оттуда отходит почтовый фургон. Я попрошу, чтобы вам отвели подешевле комнату.

   - Благодарю вас.

   - Не за что. Переночуете и завтра пораньше купите себе провизии. А то в ранчах, кроме водки, ничего не найдете.

   - А вы не знаете, кто поедет кучером? Не Старый ли Билль?

   - Он самый. А вы как его знаете? - удивился Брукс.

   - Мне о нем еще в Нью-Орлеане говорили.

   - Кто?

   - Мой капитан.

   Фамилии его Чайкин благоразумно не назвал.

   - Ваш капитан дал вам добрый совет ехать со Старым Биллем. Старый Билль давно ездит, хорошо знает местность и вполне честный человек... Он не продаст своего пассажира.

   - То есть как это не продаст?

   - Он не соблазнится барышами и не войдет ни в какие Соглашения с агентами большой дороги, хотя бы ему предложили миллион долларов. Он настоящий джентльмен, но, надо признаться, немножко грубоват. Да вы, Чайк, парень не глупый и поймете Старого Билля... Вам долго придется сидеть с ним рядом. И вы во всем слушайтесь его, Чайк. И ваше счастие, что вы едете с ним. Когда он едет, на почтовый фургон реже нападают.

   - Но почему же? Извините, мистер Брукс... Я все-таки не понимаю.

   - Потому, Чайк, что Старый Билль не пошлет, например, условной телеграммы агентам большой дороги о том, например, что едет пассажир с туго набитым карманом... Потому, Чайк, что Старый Билль не подвезет фургона к ущелью и именно к вечеру, когда пассажиры дремлют и не успеют приготовиться к нападению. У них револьверы еще будут за поясами, когда агенты наставят свои к их головам... Потому, Чайк, что Старый Билль знает гнезда агентов и любит проезжать их среди белого дня и притом дает совет пассажирам иметь револьверы наготове... Поняли теперь, Чайк?

   - Понял, мистер Брукс!

   - И все порядочные люди уважают Старого Билля. А главное - он сам себя уважает. Это первое дело... И агенты предлагали ему большие деньги, чтоб он вступил в их компанию, но он послал их к черту. И они его боятся, так как знают, что он из своей винтовки убивает наповал и владеет ножом не хуже испанца. А кроме того, он знает в лицо почти всех агентов большой дороги... Знает, но ни одного из них не назвал шерифу. "Это, говорит, не мое дело, а ваше. Мое, говорит, дело пустить ему пулю в лоб при встрече... И я свое дело при случае исполню". Действительно, года три тому назад Старый Билль одного агента убил наповал, а другого, начальника шайки, пожалел... подстрелил только руку. У него были с ним какие-то личные счеты. Он чем-то обязан был тому молодцу.

   Чайкин почему-то вспомнил про капитана Блэка.

   - Ну, вот и город дьяволов! - проговорил, смеясь, Брукс, когда дилижанс поздним вечером въехал на большую улицу с небольшими домами, из открытых окон которых раздавались ругательства и проклятия игроков и пьяные возгласы кутящих молодцов в кабаках.

   Ночь была знойная и душная.

   - Поздравляю, леди и джентльмены, приехали. Можете выходить! - проговорил Брукс, когда дилижанс остановился у гостиницы и целая кучка любопытных окружила карету.

  

  

  

  

   Большая часть пассажиров ехала в Денвер. Эти ушли по своим домам, окруженные друзьями и знакомыми. Скоро была опорожнена и почта - газеты и письма, предназначавшиеся жителям этого дьявольского городка.

   В гостиницу вошли только трое: два "молодца Запада" и Чайкин в сопровождении Брукса.

   Хозяин гостиницы, толстый янки, встретил Брукса восклицанием:

   - Целыми доехали, старина?

   - Как видите...

   - Значит, собаки не шалят?

   - Пока нет... А вы, Джипп, вот этого джентльмена подешевле устройте! - указал Брукс на Чайкина.

   - Ладно.

   И, пожав руку Чайкину, спросил:

   - Дальше едете?

   - Дальше.

   - Завтра?

   - Завтра.

   - Ну, так доллар заплатите за кровать. Идет?

   - Идет.

   - А кровать будет одна в комнате? - спросил Брукс.

   - Одна. А что, разве он боится компании? - засмеялся Джипп.

   - Он первый раз в нашей стороне и всего боится.

   Два "молодца" уже сидели в общей комнате, откуда доносились громкие восклицания и ругательства, а Чайкина слуга негр повел в маленькую и довольно грязную каморку, где стояли кровать и стул.

   - Хорошо, сэр?

   - Отлично.

   - Ключ действует.

   И негр, скаля белые зубы, показал, что ключ действует.

   Он зажег свечку и сказал:

   - Если хотите поужинать, то кое-что есть.

   - А чай есть?

   - И чай есть. И водки сколько угодно! - засмеялся негр.

   - А вода есть, чтобы помыться?

   - Вода?

   Негр заглянул в медный умывальник, висевший на гвозде, и сказал:

   - Сейчас принесу. Только лучше бы завтра заодно помыться, а то горячего внизу ничего не получите после десяти часов. А уж скоро десять.

   - Несите воды... Я хоть грязь смою...

   - Верно, буран захватил? - спросил болтливый негр.

   - Буран.

   - А в газетах нет известия, что северяне побили совсем южан?

   - Есть... Побили... Однако несите воды.

   - Несу... Несу... И хорошо побили?

   - Кажется, хорошо.

   Негр исчез и скоро вернулся и подал воды.

   - И скоро будет мир, сэр? - расспрашивал негр, пока Чайкин, вымывши руки, отмывал грязь с своего лица.

   - Кажется, скоро.

   - Завтра я вас побрею, если хотите, сэр... Всего двадцать пять центов. А то усы у вас большие. Или вы носите усы?.. Впрочем, вы не янки... Янки усов не носят. Вы, верно, немец, сэр... Нет?

   - Я русский.

   - Это очень далеко ваша страна?

   - Очень...

   Негр вышел, и вслед за ним вышел и Чайкин, заперев двери на ключ и положив ключ в карман. В общей комнате было много народа. За столиками сидели денверские бородатые "молодцы" в высоких сапогах, в кожаных куртках, с револьверами, торчавшими из-за поясов, и с большими охотничьими ножами, выглядывавшими из карманов штанов. У всех на головах были широкополые шляпы. Все потягивали водку, вино или пиво.

   Все это общество произвело на Чайкина сильное впечатление. Ему казалось, что он очутился среди разбойников. А между тем среди этих "разбойников" было много мужественных славных ребят.

   Чайкин робко пробирался между столиков, отыскивая себе место.

   Все столы были заняты, и он не знал, как ему быть. Никто не обращал на него ни малейшего внимания. Чайкин искал глазами Брукса, но его не было; он на дворе отпрягал мулов и отдавал в конторе отчет за свой "рейс".

   - Да чего вы зеваете!.. Как вас прикажете звать, джентльмен? - раздался около Чайкина грубый голос какого-то молодого человека.

   - Места нет! - отвечал сконфуженно Чайкин.

   - А разве около нас нет места? Садитесь и заказывайте что вам надо.

   - Очень вам благодарен! - проговорил Чайкин, садясь за столик, у которого сидели два молодых человека и пили грог.

   Слуга негр подошел к Чайкину и спросил:

   - Грог, ром, коньяк, шерри-коблер, виски, эль, портер, пиво?

   - Что у вас есть по части съестного?

   - Горячего или холодного?

   - Горячего.

   - Жареная ветчина, свиная котлета с томатом, жареные томаты, баранина.

   - Дайте мне свиную котлету.

   - Свиную котлету! - повторил слуга.

   - И чаю.

   - Чаю! - повторил удивленно негр.

   - Да...

   - И больше ничего? Ни водки, ни пива?

   - Больше ничего.

   Негр взглянул на Чайкина как на диковинное существо, какого еще не бывало в Денвере, и проговорил:

   - Через пять минут вы все получите, сэр.

   С таким же изумлением посмотрели на Чайкина и два молодых денверца и, не обращая более на него внимания, продолжали между собою разговор.

   Шум в зале стоял невообразимый. Пол, покрытый опилками, представлял собою громадную плевательницу. Несмотря на открытые окна, табачный дым наполнял комнату. На некоторых столиках играли в карты, и среди игроков нередко возникали недоразумения.

   Вдруг раздался выстрел из револьвера и затем другой.

   Чайкин испуганно озирался. Но никто не обратил на эти выстрелы особенного внимания. Только хозяин схватил за шиворот какого-то бледного молодого человека и высадил его в окно.

   - Кого пометили, Джипп? - спросил кто-то.

   - Рыжего Филли.

   - А кто?

   - Неизвестный мне джентльмен.

   Среди публики раздался одобрительный хохот.

   - Метка смертельная?

   - Пустяки. Помечена левая рука. Эй, джентльмены! - громовым голосом крикнул хозяин.

   На секунду воцарилась тишина.

   - Кто умеет сделать перевязку, пусть перевяжет Филли. А товарищи его пусть отведут к доктору.

   Соседи Чайкина по столу тотчас же встали и пошли к тому столу, где сидел раненый, зажимавший рукой рану, из которой била кровь. На столе лежали разбросанные карты и куча золота.

   - Из-за чего это ранили человека? - испуганно спросил Чайкин старика кучера Брукса, когда он четверть часа спустя подсел к Чайкину.

   - Из-за игры... Рыжий Филли, кажется, сплутовал и передернул карту. Он на это мастер.

   - А тому ничего не будет?

   - На такие пустяки здесь не обращают внимания! - промолвил Брукс. - Вот если молодец занимается воровством и особенно любит чужих лошадей, тогда его обязательно вздернут ночью на большом дубе у въезда в город...

   - Кто вздернет?

   - Кто-нибудь из членов "бдительного комитета", по решению комитета.

   И Брукс пояснил, что во всех молодых городах Запада есть такие "бдительные комитеты", тайными членами которых состоят лучшие граждане, и быстро решают дела с слишком отчаянными молодцами, против которых иногда нет судебных улик.

   - Это у нас называется судом Линча! - пояснил Брукс. - Порядочному человеку он не страшен, а мошенники и убийцы с целью грабежа его боятся...

   Через полчаса Чайкин простился с Бруксом и, расплатившись, пошел в свой номер спать.

   До его ушей долго еще долетали пьяные крики и ругательства. Но наконец он заснул.

  

  

   Чайкин проспал крепчайшим сном до восьми часов утра.

   Когда он вошел в общую залу, Брукс был там.

   - Ну что, отоспались, Чайк? - спросил он, пожимая Чайкину руку.

   - Отоспался... И жара какая, однако! А когда почтовый фургон идет?

   - В одиннадцать. Времени еще много. Позавтракайте хорошенько, а потом пойдем покупать провизию. А вот и Старый Билль!

   В комнату вошел низкого роста, коренастый и плотный старик с седой бородой. Его красно-бурое, изрытое морщинами лицо с седыми клочковатыми нависшими бровями, из-под которых глядели серые, пронзительные глаза, казалось суровым. Он был в высоких сапогах, в кожаных штанах и в белом пиджаке; на голове была соломенная шляпа.

   - Ну, Джипп... дайте-ка! - произнес он грубым голосом, подходя легкой и бодрой походкой к прилавку и протягивая свою широкую загорелую руку хозяину.

   Хозяин налил рюмку рому, которую Старый Билль выпил с маху. Крякнувши, Билль проговорил:

   - А затем можно и кофе пить. Так ладно будет.

   Он отошел от прилавка и подсел к Бруксу.

   - Это тот самый молодчик, о котором вы говорили мне вчера, Брукс? - спросил он, указывая бесцеремонно пальцем на Чайкина.

   - Тот самый.

   - Ладно... Довезем до Фриски! - сказал он, протягивая Чайкину руку.

   - А много пассажиров везете, Билль?

   - Нет. Всего три пассажира, и все ваши. Откуда те двое?

   - Из Канзаса.

   - Вы их знаете, Брукс?

   - Знаю.

   - Кто они?

   - Игроки.

   - Очень счастливо играют? - усмехнулся Билль.

   - Да. И потому улепетывают из Канзаса.

   Билль, казалось, не особенно был доволен этими сведениями.

   Он отпил несколько глотков кофе и, обращаясь к Чайкину, сказал:

   - Покажите-ка ваш револьвер!

   Чайкин вынул из-за пояса револьвер и подал Биллю.

   Старик внимательно осмотрел его и, возвращая назад, промолвил:

   - Умеете стрелять?

   - Не стрелял никогда. Из ружья учился.

   - У меня есть запасная винтовка, если понадобится. А ну-ка, попробуйте выстрелить из револьвера вон в этот стакан! - указал Билль на стакан, стоявший на одном из близких столиков. - Как цена, Джипп?

   - Десять центов.

   - Так валяйте. Я плачу за стакан.

   - А разве здесь стрелять можно? - спросил Чайкин.

   - Отчего же нельзя. Ну, цельтесь.

   Чайкин нацелился и выстрелил. Стакан разлетелся вдребезги.

   - Отлично, Чайк... Зарядите снова...

   С этими словами Билль ушел.

   Вскоре Брукс с Чайкиным ушли покупать провизию на дорогу и через полчаса вернулись с большим ящиком, в котором был окорок ветчины, сухари, бутылка коньяку, сахар, кофе и кофейник.

   - Ну, теперь все в порядке! Можете ехать! - сказал Брукс.

   В одиннадцать часов Чайкин вышел на двор гостиницы и увидел легкий фургон, закрытый со всех сторон кожей, с отверстиями в виде маленьких окон. В задней части была почта - тюки газет и писем, а впереди оставалось пространство, набитое сеном.

   - Садитесь, джентльмены! - крикнул Билль.

   Два молодых канзасца сели в фургон. Чайкин хотел садиться на козлы. Но Билль сказал:

   - Внутри и для вас места хватит.

   - Но у меня билет на козлах.

   - Садитесь в середину. Надеюсь, джентльмены ничего не будут иметь против?

   - Конечно! Садитесь. Места довольно! - отвечали джентльмены.

   Старый Билль уселся на широкую скамью впереди и хлопнул бичом.

   Фургон двинулся.

   Вскоре за Денвером начался подъем на Сиерру-Мадре, и затем, когда фургон миновал проход за гору, он направился к северу, к городу Соляного озера, вдоль Черных гор, потом по лесистому месту, полному ручьев и потоков, и снова по склонам гор. И все - и горы, и земля, и деревья - в этой горной стране было красного цвета. Потому-то испанцы, первые завоеватели этой страны, и назвали ее Колорадо.

   Скоро, однако, эта красивая местность остается сзади, и фургон плетется по холмистой возвышенности, покрытой песком с растущим на нем диким шалфеем, пересекая часто ручьи и овраги... Дорога однообразная и скучная. Жара нестерпимая. Станции, где меняют лошадей, редки, и там ничего нельзя достать, кроме водки... Нередко на горах и на склонах Чайкин видел индейских всадников из окна фургона и объявлял об этом спутникам.

   И тогда все схватывались за револьверы.

   Но Старый Билль успокаивал.

   - Не нападут... Я нарочно закрыл фургон, чтобы они не видели, сколько пассажиров... Они могут думать, что тут целый десяток... Видите... Поворачивают назад...

   И действительно, поворачивали.

   Несмотря на опасность от индейцев и всякие лишения, на этой горной дороге то и дело встречались эмигрантские и товарные фургоны и кучки пешеходов.

   Вот как объясняет В.Диксон, автор весьма любопытной книги об Америке шестидесятых годов, эту кипучую деятельность янки, прокладывавших путь через равнины и горные дороги, через пустыню, среди враждебных племен индейцев. Позволю себе сделать большую выписку, из которой читатель узнает, какой еще недавно, всего лет сорок тому назад, был запад Америки, теперь прорезанный железными дорогами, покрытый городами и фермами и не знающий уже страха от индейцев, остатки которых кое-как влачат свое существование.

   "Какой-нибудь торговец на реке (Миссури) узнает, например, что горные округи Запада терпят недостаток в каком-нибудь товаре - в чае, в хлопчатнике, во фруктах или, быть может, в дубленой коже. Он тотчас соображает, что через несколько недель запрос будет громадный и цены сильно поднимутся.

   Купив товар дешево, он решается рискнуть, положившись на свои соображения. К главному своему товару он присовокупляет с дюжину мелких предметов, например, к обозу чая немного живности, немного красного вина, немного хинина и других лекарств, попоны, перчатки, быть может тысячу пар сапог.

   Он покупает пятьдесят или шестьдесят легких фургонов с двенадцатью волами на каждый, нанимает смотрителя обоза, или капитана, и сто человек сторожей, потом упаковывает свои товары и отправляет караван в степь. Никакая контора не застрахует эти товары, не поручится за благополучное доставление их в Денвер, на Соляное озеро, в Виргинию. Это путешествие считается рискованным приключением. Люди, предпринимающие его, должны быть хорошими стрелками и отлично вооружены. Но никто не ожидает, чтобы они стали защищать обоз от нападения индейцев: если число напавших краснокожих очень велико, то возчикам позволяется отрезать постромки, вскочить на мулов и лететь на ближний военный пост или станцию, оставив фургоны, товары, волов и мулов в жертву индейцам. Нет человека, который желал бы, чтоб у него содрали кожу с головы, а возчики, имея, быть может, жен и детей в Омахе или в Ливенворте, естественно, заботятся о безопасности своих волос. Убийства случаются в обозах, устроенных самым лучшим образом, но храбрейший западный молодец ценит свою жизнь дороже сотни ящиков чая и тысячи мешков муки.

   Некоторые из этих обозов берут по дороге пассажиров, предоставляя им кормиться вместе с возчиком и самим стряпать себе пищу.

   Путешествие, если оканчивается благополучно, совершается от реки Миссури до Соляного озера в девяносто дней. Всего расстояния тут тысяча двести миль - до Денвера шестьсот и оттуда столько же. Средним числом делают в день четырнадцать и пятнадцать миль, хотя некоторые возчики проходят до двадцати миль в день.

   Среди дня, часа в четыре или пять, они отдыхают, пускают мулов пастись на траве и сами варят себе кушанье. К ночи они останавливаются лагерем подле ручья или, если возможно, подле леска. Для безопасности они делают забор из фургонов, то есть ставят их в виде эллипса, открытого только с одной стороны. Каждый фургон прижат к своему соседу и возвышается над ним по крайней мере на треть, как чашки весов на гербах. Форма эллипса считается лучшей защитой против нападения индейцев и принята за правило после многих опытов старых мексиканских торговцев.

   Когда фургоны расставлены как следует и волы пущены на траву, возчики принимаются рубить и ломать сучья; женщины и дети (если таковые есть налицо) разводят огни, приносят воду из ближнего ручья или источника, ставят на огонь котел и пекут хлеб. Некоторые из молодых людей отправляются через ручьи и овраги за поисками луговых собачек, степных цыплят и ржанок. В счастливые дни эти охотники нападают на след антилопы или лося. При такой удаче вечер оканчивается веселым банкетом. Другие охотятся за гремучими змеями и убивают их, также и за волками, которые часто рыскают вокруг лагеря. Я однажды видел, как убили большого серого волка в двух шагах от фургона, в котором спал ребенок.

   Когда люди отужинали, а волы и мулы наелись травы, их загоняют внутрь цепи фургонов, - иначе утро застало бы их в расстоянии нескольких миль, в лагере какого-нибудь индейского племени. Песни, сказки, иногда пляска доканчивают утомительный день. В теплую погоду люди спят в фургонах, чтобы избежать волков и гремучих змей. Когда же снег лежит глубоко в оврагах, когда ветер наносит лед, спать в фургонах холодно, и возчики предпочитают лежать на земле, прикрывшись попоной и положив под голову бутылку с водкой вместо подушки.

   Задолго до рассвета все уже на ногах и за работой: кто закладывает фургоны, кто надевает ярмо на волов, кто наскоро съедает завтрак. Восходящее солнце встречает их уже на пути.

   Иногда владелец сопровождает свой обоз, но редко, ибо наемный капитан гораздо лучше справляется с пьяными, беспокойными и сварливыми возчиками.

   Хозяин обоза путешествует в дилижансе скорее, но не приятнее, чем нанятые им люди, и ожидает их в Денвере, на Соляном озере или в городе Виргинии, где может продать или гуртом, или в розницу все свои товары, фургоны и волов.

   Жители ранч состоят из двух классов: 1) более предприимчивый класс людей, уходящих в горы, чтобы устроить себе поле, посеять рожь и отвести в пастбище своих немногочисленных коз и овец; это класс людей, ведущих борьбу за существование, с одной стороны, с природой, с другой - с враждебными краснокожими, живущих на дурной пище и на дурной воде; эти пионеры поселяются здесь в надежде укрепиться на незанятой земле и положить основание счастию своих детей и внучат; 2) более беззаботный, нерадивый класс людей, строящих бревенчатые шалаши на большой дороге, по которой идут возчики и эмигранты, с целью продавать водку им и даже пьяницам чийеннам и сиуксам и таким образом обогатиться в короткое время.

   Оба класса ведут жизнь, полную опасностей и лишений. Они еще более, чем возчики и эмигранты, ежедневно рискуют своею жизнью, ибо каждый молодец, требующий водки с револьвером и с охотничьим ножом за кушаком, отличается живым, буйным характером и часто хочет выпить водки, когда у него нет ни гроша, чтобы заплатить за нее.

   Но самая большая опасность, постоянно грозящая обитателям ранч, - это индейцы, особенно если какое-нибудь могущественное племя, как сиуксы и понии, выходит на боевую тропу.

   Краснокожий любит водку более, чем жену или детей. В мирное время он готов все продать за ядовитое зелье, даже жену, детей и военнопленных. Но когда сиукс выкрасил себе щеки и заткнул себе за пояс нож для скальпирования кожи с головы врага, он уже не думает о покупке у белых любимого напитка. Он с остервенением бросается на ранчу, захватывает силой водку и часто вместе с нею уносит и черепа продавцов.

   Однако страсть к барышам соблазняет обитателей ранчи, и те, которые избегли смерти или плена, возобновляют свои сожженные жилища и снова запасают товар. Если такой обитатель ранчи проторгует благополучно три сезона водкою, то делается богатым человеком.

   Вдоль этой горной дороги в каждом обозе между грубыми возчиками, новыми эмигрантами, случайными путешественниками и местными жителями нет другого разговора, как об индейцах".

  

  

  

   Весь путь до города Соляного озера путешественники были в напряженном состоянии. Один только Старый Билль, казалось, с философским спокойствием молчал на своем сиденье или развлекал себя, мурлыкая под нос какую-то песенку.

   Чайкин тоже молчал. Спутники его, после того как он отказался играть в карты, не обращали на него внимания и по целым дням играли в кости.

   Во время остановок для еды они, однако, гостеприимно предлагали Чайкину и Старому Биллю разные вкусные консервы, которыми они обильно запаслись, и разные крепкие напитки, но и тот и другой отказывались. Они закусывали и пили кофе на станциях или у какого-нибудь ручья, и в это время Старый Билль обменивался несколькими словами.

   Чайкин заметил, что Старый Билль несколько угрюм и нередко пристально поглядывал на двух игроков.

   И однажды Старый Билль шепнул Чайкину:

   - Будьте осторожны с этими молодцами. Не нравятся мне они. Где у вас спрятаны деньги?.. На шее, конечно?

   - Да...

   - Ночью покрепче застегивайтесь. Вы крепко спите?

   - Крепко.

   - Так знаете ли что? Пересаживайтесь-ка лучше ко мне... Скажите, что вам душно сзади... что у вас голова болит или что-нибудь вроде этого...