Порецкий Александр Устинович - Наши домашние дела

, теряться и терять всякую охоту къ какому-нибудь рѣшительному дѣйствiю...

   Мы еще не успѣли надлежащимъ образомъ усвоить взгляды новѣйшихъ философовъ, отвергающихъ исторiю, а потому вѣруемъ пока, что всякое будущее непремѣнно должно прямо и логически вытекать изъ настоящаго, ибо иначе и истечь ему не изъ чего. Наше будущее для нашихъ темныхъ людей должно-быть совсѣмъ неизвѣстно, потомучто въ настоящемъ-то многое ими не сознано и не понято. Многiя изъ послѣднихъ преобразованiй даже людьми, съ виду образованными, не всегда хорошо понимаются, а о простыхъ людяхъ и говорить нечего: имъ они почти или вовсе неизвѣстны. Самое положенiе 19-го февраля - какъ оно дурно было понято вначалѣ, это уже показали факты; но и до сихъ поръ самыя коренныя основанiя этого положенiя до того темны простымъ людямъ, что размышленiя ихъ объ этомъ дѣлѣ доходятъ иногда до смѣшного. Разговариваетъ напримѣръ государственный крестьянинъ съ мелкопомѣстнымъ дворяниномъ:

   - Что, батюшка? спрашиваетъ онъ, когда крестьяне-то ваши будутъ ужь совсѣмъ вольные, - какъ же вамъ-то? жалованье чтоли положатъ?

   - Что ты, Богъ съ тобой! Какое жалованье! Вѣдь я буду получать отъ крестьянъ оброкъ за землю, которую имъ отдаю; ну, и своей землей, чтó у меня остается, буду какъ-нибудь распоряжаться.

   - Долго ли же они вамъ будутъ оброкъ-то платить?

   - До тѣхъ поръ, пока не выкупятъ землю.

   - А если не выкупятъ?

   - Ну, такъ будутъ платить оброкъ.

   - Такъ все и будутъ платить?

   - Да.

   Мужичекъ качнулъ головой и видимо остался въ недоумѣнiи.

   Такъ размышляютъ простые люди и недоумѣваютъ; надъ ними мелкiе собственники недоумѣваютъ о судьбѣ своей собственности; далѣе - крупные промышленники недоумѣваютъ объ участи своихъ промышленныхъ дѣлъ, и наконецъ, едва ли не впадаютъ въ недоумѣнiе сами глубокiе экономисты: по крайней мѣрѣ читая всѣхъ ихъ и внимая всѣмъ ихъ разнообразнымъ взглядамъ, очень немудрено придти въ положенiе недоумѣвающаго... Всѣ недоумѣваютъ, каждый по своему и каждый въ своемъ кругѣ дѣлъ и взглядовъ...

   Въ iюньской книжкѣ "Вѣстника Промышленности", безъ всякихъ оговорокъ и извиненiй, прямо и безцеремонно объясняютъ, что "вездѣ слышенъ одинъ голосъ - жалобы на безденежье; на фабрикахъ или уменьшаютъ работу, или совершенно ее оставляютъ на лѣто, или владѣльцы фабрикъ ищутъ возможности сдать ихъ въ арендное содержанiе..."

   Въ той же книжкѣ, другая статья гласитъ такъ: "почти уже годъ прошолъ съ преобразованiя комерческаго банка, отъ котораго такъ много ожидали, но кризисъ не только что не прекратился, а напротивъ усилился: обороты становятся день ото дня труднѣе, частные учетные проценты выше и банкротства чаще..." "Что недостатокъ въ деньгахъ составляетъ характеристическую черту послѣдняго времени, это неоспоримый фактъ. Въ настоящее время ни на что нѣтъ цѣны, кромѣ какъ на деньги: ни земли, ни лѣса, ни заводы, ни фабрики, - ничего не стоютъ; объ акцiяхъ акцiонерныхъ обществъ нечего и говорить. Намъ скажутъ, что настоящiй кризисъ происходитъ отъ недостатка не въ деньгахъ, а въ капиталахъ вообще: но вѣдь земли, лѣса, заводы, государственныя облигацiи - это также капиталы; если они продаются дешево, даже за безцѣнокъ, то нельзя не придти къ заключенiю, что въ этомъ родѣ капитала недостатка нѣтъ. А такъ какъ напротивъ деньги теперь чрезвычайно дороги, и чтобы добыть ихъ, необходимо другiе капиталы продавать за безцѣнокъ, то отсюда безспорно слѣдуетъ, что въ настоящемъ положенiи нашей торговли у насъ денегъ слишкомъ мало, и что мы не имѣемъ средствъ производить безъ затрудненiя наши торговые и промышленные обороты. Единственное доказательство, на которомъ основываются всѣ, не хотящiе признать существующаго у насъ крайняго недостатка въ деньгахъ, это дороговизна, т. е. высокая денежная цѣна на работы и нѣкоторые предметы первой необходимости, какъ-то: на хлѣбъ, мясо и тому подобное; но такъ какъ эта дороговизна (какъ выше сказано) не распространяется на другiе виды капитала, то и должно считать ее не общимъ, а частнымъ явленiемъ, происходящимъ отъ какихъ-нибудь причинъ, вслѣдствiе которыхъ отношенiе между предложенiемъ и требованiемъ на рабочiя руки и предметы первой необходимости измѣнилось еще болѣе отношенiя между предложенiемъ и требованiемъ денегъ. Такъ напримѣръ система ежегодныхъ рекрутскихъ наборовъ, введенная у насъ съ тридцатыхъ годовъ, должна была имѣть значительное влiянiе на уменьшенiе рабочихъ рукъ соразмѣрно съ остальною частiю народа, ибо для армiи выбирается цвѣтъ народонаселенiя. Послѣдняя война потребовала еще нѣсколько сотъ тысячъ человѣкъ, изъ которыхъ многiе не возвратились домой. Наконецъ множество новыхъ предпрiятiй и въ особенности устройство желѣзныхъ дорогъ потребовали и продолжаютъ требовать огромное число работниковъ. Вслѣдствiе этого земледѣлiе могло упасть, если не относительно пространства, то относительно обработки полей, и потому производство хлѣба и другихъ предметовъ первой необходимости могло значительно уменьшиться и обходиться дороже.

   "Къ этому присоединилось и то обстоятельство, что въ нашихъ южныхъ губернiяхъ во время войны погибло огромное количество рогатаго скота, и что съ тѣхъ поръ у насъ было почти повсемѣстно два хлѣбныхъ неурожая; при возвышенiи же цѣнъ на съѣстные припасы очень естественно, что и цѣны на всѣ другiе предметы должны были повыситься, ибо содержанiе рабочихъ стоило дороже. Наконецъ должно сказать, что прежнiя цѣны на работы и предметы первой необходимости были далеко не нормальныя, а напротивъ такъ низки, что не вознаграждали труда. Намъ кажется, что такимъ образомъ гораздо удовлетворительнѣе объяснится возвышенiе денежной цѣны припасовъ, разныхъ ремесленныхъ товаровъ и задѣльной платы, нежели предположенiемъ излишества денежныхъ знаковъ, которое несогласно со многими другими обстоятельствами, столь же неоспоримыми, какъ и самая дороговизна."

   Могло быть такъ, говоритъ авторъ. Разумѣется могло быть такъ и хотя было можетъ-быть немного и иначе, но все же это объясненiе весьма удобоваримое, и на немъ могутъ сколько-нибудь отвести душу и на минуту успокоиться люди, страждущiе отъ нашей дороговизны на жизненныя потребности; потомучто, знаете, если видишь, откуда и по какой причинѣ послѣдовалъ ударъ, то хоть оно все такъ же больно, но не такъ досадно.

   Послѣ этихъ соображенiй, авторъ статьи обращается къ финансовымъ мѣрамъ послѣднихъ лѣтъ и выводитъ, что въ кредитныхъ билетахъ былъ излишекъ въ то время, когда въ публикѣ было билетовъ ломбардныхъ и другихъ банковъ на 845 мил., которые обращались въ деньги по востребованiю, а отчасти даже ходили вмѣсто денегъ. Но когда, съ пониженiемъ банковыхъ процентовъ, при начавшейся акцiонерной горячкѣ, изъ этихъ 845 мил. осталось только около 78 мил., а остальные 767 мил. пошли на утоленiе горячки, то кредитныхъ-то билетовъ и стало недостаточно... Вы уже видите конечно, къ чему направляется авторъ? Онъ направляется къ рѣшительному заключенiю о необходимости новаго выпуска монетныхъ знаковъ, именно: не довыпущенныхъ, противъ обѣщанiя, металлическихъ 4% билетовъ, и даже пожалуй безпроцентныхъ кредитныхъ билетовъ на 50 мильоновъ, не боясь и того, что затѣмъ могъ бы временно понизиться вексельный курсъ, чтó впрочемъ, по его мнѣнiю, есть средства предотвратить. Онъ не боится новаго выпуска, хотя бы даже и безпроцентныхъ бумажныхъ знаковъ, "ибо и безпроцентные выпуски опасны только тогда, когда они дѣлаются для удовлетворенiя нуждъ государственнаго казначейства, вмѣсто потребностей внутренняго народнаго размѣна". "Если бы (продолжаетъ онъ) только родилась увѣренность, что каждый новый выпускъ такихъ билетовъ вызывается дѣйствительною потребностью внутренняго народнаго размѣна, то всѣ мы, при огромныхъ разстоянiяхъ, въ нашемъ огромномъ отечествѣ только бы радовались облегченiю денежныхъ сдѣлокъ."

   Какъ-бы то ни было, какъ-бы ни были приняты доводы приводимой нами статьи, - но мы хотимъ только сказать, что голоса въ пользу новаго выпуска монетныхъ знаковъ слышатся чаще и чаще, а противъ мнѣнiя теоретиковъ, стоящихъ за рацiональность нашихъ финансовыхъ преобразованiй и утверждающихъ, что наши торговля и промышленность должны одними собственными средствами выпутаться изъ своего затруднительнаго положенiя, - противъ этого мнѣнiя возраженiя становятся рѣзче и рѣзче. Теоретиковъ упрекаютъ въ фантастическомъ служенiи ихъ теорiи, въ тупомъ невниманiи къ голосу общихъ нуждъ, въ безчеловѣчномъ равнодушiи къ общественному бѣдствiю. Имъ указываютъ примѣры и говорятъ: "Не такъ дѣйствуютъ государственные люди въ классической странѣ политической мудрости и твердаго, надежнаго прогресса; пусть взглянутъ, съ какою осторожностью принимаются въ Англiи за исправленiе многолѣтнихъ злоупотребленiй, какъ опасаются срѣзать болѣзненный наростъ, чтобы не подвергнуть опасности всего организма" и прочее.

   Впрочемъ на этотъ счетъ мы высказали уже наше мнѣнiе и не далѣе какъ въ iюльской книгѣ нашего журнала. По нашему мнѣнiю выпускъ новыхъ бумажныхъ денежныхъ знаковъ едва ли поможетъ дѣлу. Здѣсь же мы только заявляемъ мнѣнiе нѣкоторыхъ органовъ, посвященныхъ исключительно нашей промышленности.

   Вы знаете, что въ Петербургѣ недавно была выставка мануфактурныхъ произведенiй. Экспоненты выставки, то-есть представители нашей промышленности, дѣлали обѣдъ и на обѣдѣ произносили рѣчи, обращенныя къ присутствовавшему тамъ министру финансовъ. Въ этихъ рѣчахъ говорилось преимущественно о тягости настоящаго положенiя промышленности, о твердости, необходимой для перенесенiя посланнаго ей испытанiя и о теплыхъ надеждахъ, поддерживающихъ ихъ, промышленниковъ, среди этого испытанiя. Какъ на основанiе этихъ надеждъ, указывалось въ особенности на преобразованiя учебно-промышленныхъ заведенiй, преобразованiя, въ которыхъ видятъ они "стремленiе освѣтить народную дѣятельность наукою" и прочее. Но одна изъ рѣчей заключена была слѣдующими словами: "Сохраненiе содѣйствiя народному труду и участiя къ грустному положенiю промышленности составляетъ убѣдительную просьбу всѣхъ насъ, испытавшихъ на дѣлѣ, кàкъ трудно у насъ работать, - не смотря на все желанiе, - сознающихъ, какъ мало еще окрѣпла наша промышленность и кàкъ было-бы преждевременнымъ лишенiе ея всякой поддержки со стороны кредитныхъ учрежденiй и заботливости административныхъ властей".

   Профессоръ Киттары, бывшiй на обѣдѣ въ числѣ экспертовъ, также говорилъ рѣчь. Здѣсь естественно мы должны услышать не голосъ ласкающей себя надеждами и молящей о помощи промышленности, а голосъ критика, дающаго ей благiе совѣты. Судя по сообщаемому газетами содержанiю рѣчи г. Киттары, онъ замѣтилъ, что выставка представила признаки значительнаго развитiя и успѣховъ мануфактурной промышленности собственно въ предметахъ, составляющихъ потребности высшихъ слоевъ общества; что предметовъ, производимыхъ для низшихъ слоевъ, то-есть для массы народа, почти совсѣмъ не было на выставкѣ; предметы же, потребляемые преимущественно средними классами, хотя были, но въ нихъ успѣхъ не такъ замѣтенъ, въ нихъ преобладаетъ прежнiй вкусъ, прежнее требованiе: стало-быть развитiе самыхъ этихъ слоевъ идетъ тихо. Размышляя объ этомъ, г. Киттары говоритъ, что промышленность должна содѣйствовать развитiю вкуса въ народѣ, должна не подлаживаться къ его старымъ вкусамъ, а вести его впередъ. Но съ другой стороны, чтобы явились въ народѣ сколько-нибудь высшiя потребности, необходимы начатки общечеловѣческаго развитiя, которые невозможны безъ грамотности, какъ средства къ чтенiю. Отсюда - совѣтъ фабрикантамъ не пренебрегать заведенiемъ при фабрикахъ училищъ, тѣмъ болѣе, что они пользуются весьма выгоднымъ для нихъ трудомъ малолѣтнихъ.

   За рѣчью профессора Киттары слѣдовало, какъ сказано въ газетахъ, одушевленное слово А. И. Ходнева. Указавъ на отсутствiе на выставкѣ многихъ коренныхъ русскихъ произведенiй (напримѣръ сохи), онъ говорилъ о маломъ нашемъ умѣньѣ  обработывать собственныя сырыя произведенiя такъ, чтобы они, въ обработанномъ видѣ, годны были для внѣшней торговли, и затѣмъ вывелъ заключенiе, что русскому народу нужно учиться, какъ для развитiя общаго, такъ и для прiобрѣтенiя техническихъ свѣденiй. "Намъ нужна наука (сказалъ онъ) - это первое; но намъ нужно еще многое. Намъ нужны пути сообщенiя: безъ нихъ нѣтъ полной жизни въ промышленной дѣятельности. Пути сообщенiя водворяются, но къ сожалѣнiю не такъ, какъ мы бы того желали. Богъ дастъ, эти пути какъ-нибудь устроятся... Но есть еще потребность: намъ нужны собственныя конторы, а не иностранныя, дорого обходящiяся. Первую попытку такихъ конторъ для иностранныхъ сношенiй уже сдѣлала "Общественная Польза", предлагающая непосредственныя сношенiя съ главнѣйшими иностранными промышленными учрежденiями. Надо желать, чтобы подобныя учрежденiя окрѣпли и размножились".

   Наконецъ - негоцiантъ и бельгiйскiй консулъ Е. Миллеръ говорилъ понѣмецки. Рѣчь его въ русскомъ переводѣ также напечатана въ газетахъ; въ ней находимъ мы между прочимъ слѣдующую разумную мысль. "Теперь (говоритъ онъ) времена уже не тѣ, чтó были въ старину: прежде нѣкоторыя державы могли уединяться, отдѣляться отъ другихъ, считать себя привилегированными относительно нѣкоторыхъ произведенiй, свойственныхъ странѣ, и полагать, что иностранцы будутъ вынуждены прiобрѣтать эти произведенiя, по какой бы то ни было цѣнѣ. Теперь, послѣ безконечнаго развитiя новыхъ сообщенiй, не время считать себя привилегированнымъ для отпуска какого бы то ни было произведенiя: торговля получила всемiрное значенiе, разстоянiя болѣе не существуютъ, и умъ негоцiантовъ прiучился искать въ разныхъ странахъ такiя мѣстности, почва которыхъ имѣетъ одинаковыя свойства, чтобы взрастить тѣ же продукты и замѣнить наши, если только разница въ цѣнѣ можетъ покрыть издержки. Поэтому торговцы нашихъ внутреннихъ губернiй должны покинуть увѣренность, что наши произведенiя внѣ конкуренцiи съ произведенiями другихъ странъ. Эта ошибочная мысль побуждала насъ держаться высокихъ цѣнъ, и теперь мы видимъ вредныя послѣдствiя ея: вывозъ коноплянаго масла почти прекратился; вывозъ многихъ другихъ произведенiй также уменьшается съ каждымъ годомъ. Поэтому необходимо, чтобы наши негоцiанты оставили старинные предразсудки; надобно, чтобъ они сблизились и освоились съ европейскою торговлею, оставили узкiя понятiя и обняли болѣе обширнымъ взглядомъ ходъ всемiрной торговли. Тогда только мы достигнемъ дѣйствительнаго успѣха соотвѣтственно усилiямъ, которыя сдѣлаемъ, чтобъ не отстать отъ другихъ". Рѣчь г. Миллера оканчивается такими желанiями и благословенiями: "Будемъ надѣяться, что земледѣлiе усилится болѣе и болѣе; что руки, назначенныя для обработки земли, съумѣютъ оцѣнить великiй подвигъ благодѣянiя, которое имъ оказано, что золотыя колосья, воздѣланные отнынѣ свободными руками, наполнятъ наши житницы съ избыткомъ и дадутъ торговлѣ новыя средства для усиленiя отпускной торговли", и прочее.

   Будемъ конечно надѣяться, потомучто безъ надежды - жизнь не въ жизнь... Ну, не намъ, такъ дѣтямъ нашимъ! - какъ говорятъ обыкновенно люди, добродушно-надѣющiеся и безкорыстно-заботящiеся о благополучiи своего потомства.

   Слова г. Миллера весьма поучительны, но это поученiе относится собственно до нашего промышленнаго люда. Вообще же, говоря о больномъ мѣстѣ, мы подслушали такимъ образомъ голосъ главнѣйшихъ общественныхъ нуждъ: намъ, говорятъ, нужны деньги, т. е. денежныя знаки; намъ нужна наука, т. е. прежде грамотность и за ней образованiе; намъ нужны пути сообщенiя. О первой нуждѣ заботиться не наше дѣло. О второй и третьей - будемъ указывать на факты, какiе найдутся.

   Сидѣли мы съ мужикомъ на крутомъ берегу Волги, поджидая прибытiя къ пристани парохода снизу. Было утро, и время было жаркое, только вѣтерокъ дулъ порядочно, и потому дышать было не тяжело. Сидѣли мы сначала долго и молчали; потомъ мужикъ заговорилъ первый.

   - Скучненько ждать-то.

   - Да, скучно.

   - А все значитъ оттого, что на мѣстѣ. Вотъ на пароходѣ ничего: хоть и тихо идетъ, а нескучно. Посидишь этакъ, а тамъ пройдешься, поговоришь съ тѣмъ, съ другимъ, пойдешь чайку напьешься, - ну, и ничего. Знаешь, что не стоишь на мѣстѣ, впередъ идешь, - ну, и весело.

   - А тихо-таки ходятъ здѣсь пароходы.

   - Тихо... Да начтó тебѣ скоро-то? Ты, сударь, Бога благодари, что дожили мы до такой ѣзды. Чтó это было прежде, - такъ просто бѣда! Бывало въ Питеръ... куда тебѣ! и не собраться, въ годъ не собраться. А теперь - сѣлъ-себѣ, взялъ билетъ, и гóрюшка мало: привезутъ тебя на мѣсто, - всталъ да пошолъ, и все тутъ! И дешево, и скоро; а спокойствiе-то! Истинно, подумаешь, кàкъ дошолъ человѣкъ до всего этого! Только теперь ужь до всего дойдутъ; ужь коли пошло на то, такъ дойдутъ до всего. Теперь чтò ни годъ, то новая диковина. Вотъ посмотрѣлъ бы, въ Твери есть фабрика... Чтожъ, братецъ мой? Отъ фабрики-то къ машинѣ положили желѣзныя полосы; по нимъ и ходятъ фуры съ товаромъ, да какъ ты думашь: триста, четыреста пудовъ одна лошадь везетъ - нипочемъ! Идетъ-себѣ, точно фура-то за ней порожняя... Ахъ, ты, Господи! Гдѣ-бы хозяину-то содержать десять, двѣнадцать лошадей, да народу сколько къ нимъ, а тутъ глядишь - двѣ-три лошади за глаза... Вѣдь это расчетъ, почтенный!

   - Конечно расчетъ.

   - Да я то-жъ и говорю, что теперь до всего дойдутъ. Ужь пошло на то!.. Все пошло на науку; куда ни взглянешь... Нынче и нашему брату наука нужна стала... Вотъ у насъ въ селѣ - повѣришь мнѣ, почтенный? - пансiоны завелись...

   - Какъ пансiоны?

   - Такъ же!.. Школы то-есть такiя - для мальчиковъ и для дѣвочекъ. Грамотѣ учатъ... ну, дѣвочекъ рукодѣлью тоже всякому; поутру грамотѣ, а послѣ обѣда рукодѣлью. Мальчиковъ-то человѣкъ восемьдесятъ учатся, и дѣвочекъ десятка три будетъ... У насъ въ селѣ становой живетъ, такъ у него сестрица - дѣвица образованная, разнымъ тоже языкамъ обучена, - согласилась въ наставницы; и такая охочая, занятная; любитъ значитъ съ дѣтьми заниматься, - чтó твой учитель!

   - А для мальчиковъ-то вѣдь вѣрно есть учитель? - изъ какихъ же онъ?

   - Изъ богослововъ. Богословъ значитъ кончитъ науку, а мѣста священническаго ему еще нѣтъ; вотъ онъ и идетъ въ учители; жалованье тоже получаетъ.

   - Изъ какихъ же это ты мѣстъ?

   - Я изъ осташковскаго уѣзда; село Селижарово есть; тамъ рѣчка Селижаровка, и село у насъ большое, знатное.

   - На чей же счетъ заведены у васъ эти училища?

   - Сами, то-есть мiромъ пожелали, сто рублей въ годъ положили. Ну, есть конечно на селѣ иные необразованные... Зачѣмъ, говоритъ, намъ? дѣвчонки научатся, - работать не будутъ... Да это они такъ, не дѣло болтаютъ.

   Послѣ такого разговора очень совѣстно приводить нѣкоторыя мѣстныя корреспонденцiи; но мы приведемъ ихъ для того, чтобы ужь и еще кому-нибудь было такъ же совѣстно.

   Нѣкто г. Копытовскiй, посѣтившiй въ маѣ мѣсяцѣ астраханскую воскресную школу, пишетъ редакцiи "Московскихъ Вѣдомостей", что онъ нашолъ ее въ весьма печальномъ положенiи. Онъ нашолъ довольно просторную, свѣтлую комнату и въ ней за столами девять учениковъ разнаго возраста. На этихъ девять учениковъ былъ одинъ преподаватель, и то обязательный, учитель уѣзднаго училища. Онъ признался посѣтителю, что не ходилъ въ школу втеченiе двухъ мѣсяцевъ, и явился въ нее только затѣмъ, чтобы "отбыть свою очередь"; что по очереди должны были въ этотъ же день придти еще двое учителей гимназiи, но они не пришли и никого за себя не прислали. Читаютъ мальчики плохо, пишутъ еще хуже; двое изъ нихъ, сидѣвшiе со счетами въ рукахъ, не имѣли даже поверхностнаго понятiя объ употребленiи этого инструмента. Ученики поменьше возрастомъ откровенно зѣвали надъ учебниками...

   При этомъ слышимъ такое примѣчанiе: "Къ сожалѣнiю, сѣтованiя на запустѣнiе воскресныхъ школъ стали раздаваться довольно часто. Неужели въ самомъ дѣлѣ такому благому дѣлу суждено заглохнуть? Неужели и открытiе воскресныхъ школъ было дѣломъ одной только моды?.."

   Опять мода? Далось людямъ это легкое словцо!.. Я думаю, что дружное открытiе всюду воскресныхъ школъ было дѣломъ вспыхнувшей неподдѣльной энергiи, которая, какъ видно, начинаетъ гаснуть мѣстами. Кто ее гаситъ или убиваетъ въ насъ? - разбирайте какъ вамъ угодно это запутанное дѣло!

   Вотъ другая, подтвердительная корреспонденцiя изъ того же города Астрахани:

   "Первой женской воскресной школы болѣе не существуетъ съ 14 мая...

   "Мужскiя воскресныя школы (двѣ) почти не существуютъ, т. е. являются въ школу иногда пять, восемь или много-много четырнадцать учениковъ; учителя же иногда приходятъ, иногда не приходятъ, такъ что ученики ждутъ-ждутъ, да и разбѣгутся... Въ мужскую воскресную школу ходятъ учителя по наряду директора гимназiи, установившаго очередь между учителями гимназiи, уѣздныхъ и другихъ училищъ. Можно себѣ представить, какъ охотно учатъ такiе обязательные учителя!

   "Что касается до учебныхъ пособiй, то они въ самомъ жалкомъ положенiи. Книгъ въ школахъ, кромѣ катихизиса и плохихъ азбукъ, никакихъ не найдете, не смотря на то, что воскресныя школы имѣютъ свои деньги. Для чего же эти деньги? - Никто объ этомъ въ Астрахани и не думаетъ..."

   Въ Астрахани никто не думаетъ?.. Любопытно однако слѣдить за порядкомъ угасанiя этой энергiи, породившей воскресныя школы. Мы помнимъ слухъ объ упадкѣ ихъ въ Одессѣ; теперь слышимъ объ Астрахани. Между этими городами есть аналогiя; нѣтъ ли и общей причины, почему они раньше другихъ стали отвертываться отъ воскресныхъ школъ? Если бы эта эпидемiя охлажденiя ограничилась одними морскими берегами и не пошла вовнутрь страны, мы бы можетъ-быть и не стали ужь очень-то горевать.

   Дѣйствительно, внутри страны еще обнаруживаются повременамъ вспышки той же энергiи, и все больше въ бѣдныхъ и темныхъ углахъ. Такъ напримѣръ 11 iюня открыта мужская воскресная школа въ г. Тимѣ, курской губернiи, и учащихся набралось въ нее пятьдесятъ одинъ человѣкъ, какъ извѣщаетъ штатный смотритель тимскаго уѣзднаго училища, при которомъ открыта школа.

   "Намъ нужны еще пути сообщенiя - говоритъ г. Ходневъ - и пути эти водворяются, но не такъ, кáкъ бы мы желали." Стало быть желается не такое успѣшное водворенiе путей, какое напримѣръ даруетъ намъ "Главное общество россiйскихъ желѣзныхъ дорогъ". Между тѣмъ это "великое" общество (grande société), не далѣе какъ въ маѣ, открыло линiю отъ Москвы до Владимiра. По поводу этого открытiя "Указатель Экономическiй" завелъ такую рѣчь:

   "Признаки приближенiя общаго собранiя главнаго общества русскихъ желѣзныхъ дорогъ (оно уже было) видимо множатся: владимiрская дорога открыта чрезъ годъ послѣ срока...

   "...сторонники французской компанiи хоромъ вопiютъ о необходимости вспомоществованiя этой компанiи со стороны правительства, т. е. со стороны платящаго подати народа, потерпѣвшаго уже такой уронъ отъ несостоятельности дѣйствiй общества, сравнительнаго съ его контрактомъ. На бѣдность просятъ тамъ, гдѣ нѣтъ къ тому никакой нужды...

   "Правда, главное общество, говорятъ, угрожаетъ оставить ѳеодосiйскую дорогу. Зная, какъ подобное французское общество задерживаетъ окончанiе австрiйской линiи въ Трiестъ, и заключая изъ того, что французскiе распорядители не любятъ чужихъ линiй къ бассейну Средиземнаго моря, мы весьма вѣримъ этому; но полагаемъ, что врядъ ли льготы заставятъ ихъ ускорить и облегчить нашъ выходъ къ Черному морю, - и чего добраго, мы скорѣй дождемся желѣзной дороги на Амуръ, нежели французской линiи къ Черному морю", и пр.

   Какъ бы то ни было, чтó бы ни сдѣлало съ нами главное общество впредь, но владимiрская дорога открыта, и пассажировъ, говорятъ, уже проѣхало по ней - нѣсть числа... Да и недаромъ же существуетъ нижегородская ярмарка!.. Корреспонденты двухъ большихъ газетъ почли долгомъ прежде, или почти прежде всѣхъ проѣхать по линiи туда и назадъ и донести подлежащимъ редакцiямъ объ испытанныхъ ими впечатлѣнiяхъ. Повидимому впечатлѣнiя, произведенныя на нихъ поѣздкой, были благопрiятны, по крайней мѣрѣ замѣтно, что они прокатились съ большимъ удовольствiемъ и вообще прiятно провели время, за исключенiемъ развѣ того, что одинъ изъ нихъ очень сильно усталъ, отыскивая московскую станцiю, помѣщенную чрезвычайно далеко, гдѣ-то за покровской заставой, да еще того, что петербургскiе (а не московскiе) часы, по которымъ назначено время движенiя, немножко сбили ихъ съ толку. Что на большихъ станцiяхъ буфеты оказались почти пустыми, и одинъ корреспондентъ съ голоду принужденъ былъ покушать какихъ-то совсѣмъ засохшихъ бутербродовъ, - это разумѣется такiе пустяки, о которыхъ и говорить не стоитъ. За то - плавный ходъ вагоновъ, безъ малѣйшей тряски (чтó приписывается между прочимъ улучшенной системѣ скрѣпленiя рельсовъ), понравившееся господамъ корреспондентамъ устройство этихъ вагоновъ (особенно живописное хожденiе кондукторовъ вкругъ наружныхъ стѣнъ вагоновъ, по дощечкѣ, - хожденiе чрезвычайно удобное и безопасное въ морозъ или мятель, по обледенѣвшему на досчечкѣ снѣжку), достаточная скорость ѣзды - все это естественно расположило путешественниковъ въ пользу устройства линiи. Не смотря на то... странное дѣло! - прочитавъ подробное описанiе ихъ поѣздки, остаешься съ какимъ-то непрiятнымъ чувствомъ. Этотъ неудачно придѣланный къ кассѣ хвостъ, по которому непримѣтно для глаза движутся чернорабочiе покупщики билетовъ, въ то время какъ чистая публика шагаетъ чуть не черезъ самый хвостъ прямо къ окну кассы и беретъ-себѣ билеты скоро и безпрепятственно, оставляя такимъ образомъ назади несчастный и не достигающiй предположенной цѣли хвостъ; эта лощеная politesse великой нацiи съ чистыми пассажирами и презрительная грубость ея съ пассажирами черными; это выплескиванiе достойными служителями великой администрацiи ведеръ квасу на землю, вслѣдствiе дикаго воспрещенiя окрестнымъ жителямъ продавать на станцiяхъ припасы; наконецъ это iерархическое начало въ подвижномъ составѣ, съ безконечными "форменными отличками", - все это, смѣшанное вмѣстѣ, производитъ такое невкусное, претящее кушанье, что какъ ни совѣстно произносить вслухъ, а не выдержишь, отдашься минутному чувству и невольно шепнешь за Лермонтовымъ:

   "Мнѣ хочется сказать великому народу:

   Ты..." и проч.

   Не хвастайся они до такой степени, не считай и не зови себя цивилизаторами всего человѣчества и провозвѣстниками правъ его, мы бы можетъ-быть не замѣчали и не ставили бы въ строку этихъ смѣшныхъ недостатковъ; а то... вотъ и приходится сочувствовать нѣкоему юному топтателю мостовой, который, по поводу до невозможности-усиленнаго счета, поданнаго ему съ прiятелемъ у Дюссо, взываетъ устами этого прiятеля: "Нѣтъ, нѣтъ! Французы совершенно правы! Скажи мнѣ, гдѣ видѣлъ ты человѣка (разумѣю, благоразумнаго человѣка), который бы шолъ на собственныхъ ногахъ тогда, когда онъ можетъ осѣдлать или навьючить какую-бы то ни было скотину? Онъ сѣдлаетъ и вьючитъ, - и онъ въ своемъ правѣ..."

   Оставляя въ сторонѣ г. Топтателя, совершенно независимо отъ него мы намѣрены сдѣлать нѣкоторое наблюденьице. Намъ кажется, что послѣднее время начинаетъ производить извѣстный поворотъ въ умахъ: именно не старики, прямо отстаивающiе все старое и все свое, какъ это бывало прежде, а уже молодыя и свѣжiя головы начинаютъ понемногу протестовать противъ господъ, осѣдлавшихъ насъ своимъ цивилизованьемъ и долго крѣпко державшихся на этомъ сѣдлѣ, услаждая всѣ чувства своей послушной скотинки безконечно обольстительными галантерейностями. И надо признаться, что искусство управлять несущимъ животнымъ они довели было уже до крайней степени. Говорятъ напримѣръ (правда ли, нѣтъ ли?), будто бы существуетъ въ Петербургѣ какой-то иностранный магазинъ дѣтскаго платья, въ которомъ цѣна за дѣтское платьице восходитъ до пятидесяти руб. сер., а за двадцать-пять рублей можно купить тамъ только очень простенькое. Мы попытались-было усомниться въ возможности существованiя такого чуда, но намъ сказали, что, по признанiю самого магазина, его питаютъ почти исключительно одни иногородные заказы, и что иначе онъ дѣйствительно не могъ бы существовать.

   Мы отвлеклись отъ водворенiя у насъ путей сообщенiя, и хотя могли бы еще кое-что сказать по этому предмету, но признаемся откровенно, не имѣемъ на сей разъ времени возвращаться назадъ. По порядку, идя впередъ, мы должны были бы упомянуть и даже распространиться еще о нѣкоторыхъ предметахъ, достойныхъ вашего вниманiя и участiя. Такъ напримѣръ слѣдовало бы съ прискорбiемъ разсмотрѣть, кáкъ на югѣ саранча поѣдаетъ нашъ хлѣбъ насущный и кàкъ, по словамъ г. Э. Руккера, многiе богатые владѣльцы дѣйствуютъ относительно своихъ бѣдныхъ сосѣдей заодно съ саранчей, требуя отъ этихъ сосѣдей помощи для спасенiя своихъ полей отъ нашествiя страшнаго насѣкомаго, и уклоняясь сами отъ поданiя такой же помощи сосѣдямъ... Слѣдовало бы также обстоятельно разсказать о томъ, какъ нѣкоторые господа замышляютъ воздвигнуть косвенное гоненiе на любителей псовой охоты и любительницъ мосекъ, шпицовъ, кингчарльсовъ и другихъ очаровательныхъ лающихъ малютокъ, - замышляютъ, говоримъ, воздвигнуть таковое гоненiе посредствомъ обложенiя пошлиною лошадей и собакъ; слѣдовало бы изложить и то, какъ одинъ утопистъ, предлагая проектъ налога собственно на собакъ, обѣщаетъ чрезъ это десять мильоновъ дохода государственнаго, да кромѣ того безчисленныя пользы обществу въ экономическомъ, промышленномъ, гигiеническомъ, нравственномъ и многихъ иныхъ отношенiяхъ. Наконецъ слѣдовало бы намъ, не торопясь, исповѣдать передъ вами, читатель, что приведенiю въ исполненiе этого замысла мы  съ своей стороны были бы рады, и что мечтанiя утописта кажутся намъ весьма сбыточными и осуществленiе ихъ плодотворнымъ, если не совершенно въ томъ, какъ онъ полагаетъ, то все-таки въ довольно чувствительномъ размѣрѣ. Все это сочли бы мы своею обязанностью выполнить не кое-какъ, а такъ, какъ требуетъ достоинство самыхъ предметовъ, и выполнили бы, если бы въ перiодъ времени со дня начатiя первой нашей замѣтки до сего часа наши мыслительныя силы, чрезъ посредство органа слуха, не были поражены нѣкоторыми впечатлѣнiями, препятствующими углубляться надлежащимъ образомъ въ дѣла мiра сего и заставляющими насъ поколебаться нѣсколько въ направленiи мыслей, прорвавшемся въ первыхъ строкахъ нашей первой замѣтки. Чтобы дать вамъ понятiе о родѣ этихъ впечатлѣнiй, мы попросимъ васъ воротиться съ нами на минуту на волжскiй пароходъ и прослушать напримѣръ слѣдующую краткую, но поучительную бесѣду.

   Погода дождливая. На насъ напираетъ черная, повисшая въ воздухѣ какими-то лохмотьями туча. На носу и на кормѣ парохода, подъ растянутыми дырявыми брезентами, засѣдаетъ проѣзжающее человѣчество, со смиренiемъ готовящееся принять на себя небесную влагу чрезъ отверстiя, образовавшiяся въ брезентахъ отъ времени и искръ, летящихъ изъ пароходной трубы. Человѣчество по преимуществу занято утоленiемъ голода или жажды различными способами, - кто чаемъ, кто огурцомъ съ хлѣбомъ, кто вареной щукой, тоже разумѣется съ хлѣбомъ. Старушка-иностранка, одна, безъ товарищей, утоляетъ разомъ и голодъ и жажду своимъ иностраннымъ способомъ: она цѣлый день возится съ собственнымъ кофейникомъ; вынимаетъ его изъ сумки, идетъ въ буфетъ, возвращается, наливаетъ, пьетъ и убираетъ кофейникъ въ сумку; а чрезъ нѣсколько часовъ опять его вынимаетъ, опять идетъ въ буфетъ и такъ далѣе.

   Между тѣмъ человѣчество, подкрѣпивъ силы и забывая о висящихъ на небѣ лохмотьяхъ, разбилось на кружки, и каждый кружокъ ведетъ свою спокойную бесѣду. Я присутствую при одной изъ нихъ. Замѣчательнѣйшiй представитель кружка - человѣкъ неизвѣстнаго званiя и ранга; его одежда, состоящая изъ короткаго триковаго сюртучка, носитъ признаки долговременнаго тренiя и отпечатки маслянистыхъ веществъ; въ висящей у него черезъ плечо кожаной сумкѣ, какъ оказалось по моимъ наблюденiямъ, преобладаетъ табачная пыль и папиросныя гильзы, въ которыя онъ почасту насыпаетъ пыль, составляетъ такимъ образомъ папироски и немедленно выкуриваетъ ихъ; лицо его покрыто сильнымъ загаромъ, сѣрые глаза подернуты влагой, на верхней губѣ ростутъ колючiе усы. Онъ кажется намъ человѣкомъ, испытавшимъ жосткость судьбы. Тутъ же бесѣдуютъ: одинъ изъ временно-обязанныхъ дворовыхъ высшаго разряда, именно изъ разряда приказчиковъ или управляющихъ имѣнiями; остальные - больше все промышленный людъ - ярославцы, возвращающiеся съ родины въ Питеръ, гдѣ они находятся въ званiи купеческихъ приказчиковъ или сидѣльцевъ.

   Человѣкъ, испытавшiй жосткость судьбы, только-что сходилъ наверхъ, гдѣ свѣжiй вѣтеръ пронизалъ его до дрожи. Онъ усѣлся и говоритъ:

   - Какое, братцы мои, хорошее жалованье получаетъ помощникъ капитана!.. Вотъ бы мѣстечко-то получить! Пятьдесятъ рублей въ мѣсяцъ, да на всемъ готовомъ! А чтó онъ дѣлаетъ? билеты отберетъ и за порядкомъ присмотритъ - вотъ и все.

   - А капитанъ сколько получаетъ? спросилъ кто-то.

   - Капитанъ, говорятъ, сто двадцать пять.

   - Ну, я чай, и доходишки есть.

   - Откуда же тутъ доходы? вмѣшался я.

   - Откуда! по дорогѣ-то берутъ пассажировъ, всѣмъ что ли даютъ билеты? кто ихъ тутъ усчитаетъ?

   - При такомъ жалованьѣ стыдно было бы.

   - Да вѣдь коли совѣсть есть! А совѣсти нѣтъ, такъ чтó ни дай, все хапать будетъ.

   - А вотъ, замѣтилъ управляющiй: - кто хапаетъ-то, ему и впрокъ это не идетъ: хапаетъ, хапаетъ, а все ничего не остается; только-что сытно живетъ, а послѣ хвать! ничего и не осталось. Должно быть ужь такое опредѣленiе; а все неймется: по совѣсти-то ныньче кажется ужь и никто не живетъ...

   - Ныньче? воскликнулъ съ особеннымъ одушевленiемъ человѣкъ, испытавшiй жосткость судьбы: ныньче - никто! Ныньче человѣчества нѣтъ, жалости нѣтъ ни въ комъ! Вотъ ты бѣдный, тебѣ ѣсть нечего, надѣть нечего; приди просить мѣста - не дадутъ; а за тобой придетъ примазанный да чистенькiй - ему дадутъ: онъ, говорятъ, хорошо одѣтъ, долженъ быть хорошiй человѣкъ... Да ныньче брату родному... Чтó тутъ! Позвольте, милостивые государи, мнѣ о себѣ сказать. У меня есть братья... чтобы имъ поперхнулось отъ моего слова!.. У одного было восемьдесятъ душъ, у другого больше ста, и то они ограбили меня среди бѣла дня, какъ разбойники на большой дорогѣ. Была у насъ сестра... И та хороша была, не тѣмъ будь помянута, чтобъ ей!.. Братья вкругъ нея юлили, хотѣли, чтобъ она имъ все оставила за ихъ попеченiя... И имѣньишко-то у ней лядащее, грошовое... Завѣщанья не написала, такъ чтоже? - они, говорятъ, мертвой рукой водили. Такъ и ограбили брата, чтò называется - у нищаго суму отняли.

   Минутное молчанiе.

   - Да! проговорилъ вздохнувъ управляющiй: - если бы не было еще на землѣ угодныхъ Богу людей, то кажется земля бы не устояла.

   - Не устояла бы! подтвердили нѣсколько ярославцевъ.

   - Стало-быть есть еще угодные-то люди!

   - Еще бы! снова подхватилъ испытавшiй жосткость судьбы и ожесточившiйся человѣкъ: - да вотъ хоть бы у нихъ, продолжалъ онъ, указавъ на сосѣда, вѣроятно изъ знакомыхъ ему мѣстъ... Ну, вотъ и нашъ тоже... Конечно въ земной жизни святымъ почитаться не можетъ, а всѣ говорятъ, что планету божiю знаетъ...

   - Какъ это?..

   - Такъ! вотъ кто отъѣзжаетъ, - онъ говоритъ, каковъ путь будетъ; и исполняется по слову. И какую жизнь ведетъ! Другiе не вѣрятъ его жизни, а посмотрѣть на него - подлинно, что одно только созданiе!..

   Въ дальнѣйшiй разговоръ я не вслушался, потомучто невольно предался такому размышленiю: вѣдь вотъ и въ самомъ дѣлѣ братъ возсталъ на брата; значитъ... Только развѣ это что-нибудь прежде не бывалое? Неужели послѣ Каина до нынѣшняго года братья на братьевъ не возставали? Зачѣмъ же люди говорятъ, какъ о чемъ-то небываломъ? И зачѣмъ мнѣ сообщаются отъ нихъ такiя мрачныя мысли? Ужь не звѣзда ли съ хвостомъ, недавно пролетѣвшая по небу, напустила ихъ на насъ?

   Былъ споръ литературный, о которомъ мы не очень давно имѣли честь доводить до свѣдѣнiя нашихъ читателей. О чемъ былъ споръ, - это все равно, и не въ томъ теперь дѣло: дѣло только въ томъ, что у одного изъ спорившихъ сорвалось тогда съ языка словечко: "интересы народной массы", т. е. интересы русскаго народа, къ достиженiю которыхъ означенная масса якобы "стремится путемъ всякихъ темныхъ дѣлъ." Другой спорившiй не пропустилъ мимо ушей этого словечка и отвѣтилъ противнику въ такихъ или подобныхъ выраженiяхъ: "Эх, государь мой! да полно знакомы ли вы еще съ интересами-то русскаго народа? знаете ли вы" и проч. Не помнимъ, какъ тамъ дальше было выражено, но смыслъ состоялъ въ томъ, что дескать интересы русскаго народа и пути къ достиженiю ихъ не совсѣмъ то, чтó вы думаете; что если вы будете ихъ мѣрить аршиномъ вашихъ собственныхъ интересовъ и путей, то можете сильно ошибиться и приписать народу такiя свойства, желанiя и стремленiя, какихъ у него вовсе нѣтъ. При этомъ кажется было пояснено и то, что интересы русскаго народа въ сущности очень просты и крайне немногосложны, такъ что если начать умствовать и опрѣделять ихъ издали, прикидывая на свой-то умозрительный аршинъ, то легко можно перехитрить, увлечься, уйти въ сторону и, начавъ во имя народныхъ интересовъ, предаться другимъ интересамъ, народу совершенно чуждымъ...

   Впрочемъ не ручаемся, дѣйствительно ли все это было высказано по поводу упомянутаго спора, и не прибавили ли мы послѣднихъ оттѣнковъ той же мысли изъ другого мѣста и изъ другого журнала. Въ самомъ дѣлѣ, было нѣчто подобное и въ другомъ журналѣ, который пошолъ въ этомъ отношенiи далѣе: онъ излилъ горькiе упреки на нѣкоторыхъ журнальныхъ народниковъ зато, что они толкуютъ о народности, сами не зная хорошенько народа, накидываются рѣзко и неумѣренно на людей, высказывающихъ мнѣнiя, противныя ихъ мнѣнiямъ, и тѣмъ мѣшаютъ свободной разработкѣ вопросовъ, а главное - нарушаютъ условiя литературнаго приличiя...

   Теперь мы припоминаемъ и каемся, что послѣдняя фраза вышеприведенной мысли, вызванной словомъ "интересы народа", принадлежитъ намъ самимъ. Именно такъ! Читая горькiя жалобы на нарушителей условiй литературнаго приличiя, мы тогда же подумали: какъ легко увлекается вообще человѣкъ! Начнетъ во имя какого-нибудь интереса, искренно, благородно начнетъ, а потомъ незамѣтно и нечувствительно сойдетъ въ сторону, предастся другому, независимому отъ перваго интересу и погрузится въ него почти всецѣло, т. е. отдастъ этому новому интересу главнѣйшiй пылъ своего одушевленiя, а старому уже удѣлитъ одни только тепленькiе остаточки его. Уже не годъ и не два, какъ наши журналы предались интересамъ народа, благородно одушевившись ими и считая ихъ необходимѣйшею и лучшею потребностью читающей публики и всего русскаго общества. Коснувшись такой живой и чувствительной струны, конечно нельзя было избѣжать столкновенiя мнѣнiй, и такъ какъ струна-то была очень чувствительна и жива, то и столкновенiя могли иногда послѣдовать чувствительныя и рѣзкiя... Обидѣлись обидчивые люди и вспомнили о законахъ литературнаго приличiя... Съ тѣхъ поръ законы приличiя сдѣлались преобладающимъ интересомъ обидчивыхъ людей и предметомъ домашнихъ хлопотъ многихъ журналовъ. А извѣстно, что у кого заведутся домашнiя хлопоты, у того, по слабости человѣческой природы, все прочее, постороннее неизбѣжно отойдетъ на второй, если не на третiй планъ. И дѣйствительно, если теперь послушать внимательно говоръ разныхъ журналовъ, то нельзя не замѣтить наибольшаго одушевленiя тамъ, гдѣ изливается негодованiе на бранчивое направленiе нашей журналистики, на крикуновъ и нарушителей литературныхъ приличiй. Досугъ ли же тутъ еще преслѣдовать чужiе интересы, хотя бы напримѣръ интересы поодаль стоящаго народа? Вѣдь этакъ пожалуй и одушевленiя недостанетъ!

   Но чтожъ такое? Если уже убѣдились люди въ великой важности преступленiй и проступковъ противъ законовъ литературнаго приличiя, то почему жъ имъ не избрать себѣ исключительной, хотя временной цѣлью преслѣдованiе и искорененiе этихъ преступленiй и проступковъ? Но вотъ что непостижимо: бываетъ такъ, что самые строгiе и жаркiе преслѣдователи этого журнальнаго зла, обличая преступника, въ то же время сами нарушаютъ исповѣдуемые ими законы, и какъ нарушаютъ! Не словомъ, а дѣломъ, т. е. не рѣзкостью выраженiй, а выкапыванiемъ фактовъ, неподходящихъ ни подъ какiе законы ни литературнаго, ни общежитейскаго приличiя.

   Напримѣръ: наистрожайшiй преслѣдователь крикуновъ, "Русскiй Вѣстнiкъ" однажды отыскалъ въ "Современникѣ" юмористическое стихотворенiе, въ которомъ ради шутки говорится о тяжоломъ положенiи журналиста, о трудности прiобрѣтать хорошiя статьи, украшенныя громкими именами, и между прочимъ есть четверостишiе:

   Эти стишки "Русскiй Вѣстникъ" растолковалъ такъ, что "Современникъ" измѣнилъ свой тонъ относительно г. Тургенева и изливаетъ "скорбныя сѣтованiя на дороговизну его произведенiй".