выя!
Какъ чуж³е-то отецъ съ матерью
Безжалостивы уродилися.
Безъ огня у нихъ сердце разгорается,
Безъ смолы у нихъ гнѣвъ распаляется;
Насижусь-то я у нихъ, бѣдная,
По конецъ стола дубоваго,
Нагляжусь-то я, наплачуся".
Женихъ занимаетъ второе мѣсто въ свадебной пѣснѣ. Она величаетъ его умъ-разумъ и особенно красоту его кудрей. Вотъ для примѣра:
Черва ягода смородина
Прилегла къ круту бережку;
Прилегали кудри русыя
Къ лицу бѣлому, румяному ;
Приглядывали красны дѣвицы
За румянымъ молодцемъ,
Русы кудри по плечамъ лежатъ
На Ивану, да Ивановичу;
Брови черны, что у соболя,
Очи ясны, что у сокола.
Во всемъ окружающемъ жениха всего болѣе занимаетъ пѣсню отношен³е къ нему его матери. Вотъ что поетъ она, завивая ему кудри къ свадьбѣ. Это одинъ изъ прелестнѣйшихъ образовъ нашей свадебной пѣсни.
Либо завьются кудри,
Либо не завьются черныя;
Коли будетъ совѣтъ да любовь,
Кудри сами станутъ завиваться;
Коли будетъ кось да перекось,
Не развивши, станутъ развиваться.
Ужъ завьются ли кудри,
Ужъ завьются ли черныя
Не отъ бѣлыхъ рукъ суженыхъ,
Не отъ румяныхъ рукъ ряженыхъ,
Не отъ частаго гребешка,
Не отъ частаго костянаго;
Завьются ли кудри,
Завьются ли черныя
Отъ веселья, отъ радости;
Развиваются ли кудри,
Развиваются ли черныя
Отъ печали, отъ горести,
Отъ тоски, отъ кручинушки.
Свадебная пѣсня доказываетъ, какъ высоко стоитъ семейство въ нравственныхъ понят³яхъ русскаго человѣка. Отсюда же объясняется то сердечное участ³е, которое пѣсня питаетъ къ сиротѣ, лишенной этого блага. Вотъ отрывокъ изъ тѣхъ причетовъ, которые невѣста, лишенная матери, приговариваетъ на ея могилѣ:
Подымитесь вы, буйны вѣтры,
Со всѣхъ четырехъ сторонушекъ;
Разнесите пески, буйны вѣтры,
Къ матушкѣ Божьей церкви,
Расколите на матушкѣ гробову доску,
Распахните на матушкѣ бѣлъ тонк³й саванъ,
Разожмите сударынѣ матушкѣ бѣлы рученьки:
Не возстанетъ ли наша матушка?
Не соберетъ ли меня горькую во чужи люди?
Не благословитъ ли меня горькую къ матушкѣ Божьей церкви?
Трудно найти образъ прелестнѣе того, въ какомъ слѣдующая пѣсня представляетъ сиротство дѣвицы. Онъ такъ и просится подъ кисть художника.
Какъ у ключика у гремучаго,
У колодезя студенаго,
Добрый молодецъ самъ коня поилъ,
Красна дѣвица воду черпала,
Почерпнувъ воды, поставила,
Какъ поставивши, призадумалась,
A задумавшись, заплакала,
A заплакавши, слово молвила:
"Хорошо тому жить на семъ свѣтѣ,
У кого есть отецъ и мать,
Отецъ и мать, и братъ и сестра,
Ахъ, и братъ и сестра, что и родъ племя".
Средне, между общественными и семейными пѣснями занимаютъ у насъ тѣ, которыя поются на народныхъ игрищахъ. Сюда принадлежатъ пѣсни праздника Купалы, или Иванова дня, Семика, Троицына дня, когда завиваются березки, и особенно святочныя, или подблюдныя. О значен³и и происхожден³и ихъ можетъ дать полное понят³е извѣстное сочинен³е И. М. Снегирева: О народныхъ русскихъ праздникахъ.
За семейными пѣснями слѣдуютъ личныя. Личность, по особеннымъ свойствамъ славянскаго племени вообще, у насъ не сильно развивалась, уступая мѣсто идеѣ общины, тяготѣвшей надъ лицомъ отдѣльнаго человѣка. Лицо отрывалось у насъ отъ семьи своей и отъ общины или въ силу государственной необходимости, какъ солдатъ, или въ силу общественной потребности, какъ извощикъ, или по личному произволу, какъ разбойникъ. Поэтому къ-личнымъ пѣснямъ относятся рекрутск³я или солдатск³я, извощичьи и ямщичьи, и наконецъ удалыя или разбойничьи. Послѣднее явлен³е очень понятно при столь сильномъ развит³и общины. Удалецъ, отрывавш³й себя отъ нея, протестовалъ тѣмъ противъ ея насил³я. Удалыя пѣсни отличаются у насъ необыкновенною поэз³ею, которой крѣпко сочувствовалъ Пушкинъ. Изъ удалыхъ пѣсенъ мы приведемъ двѣ красоты привлекательной.
1,
Ахъ, ты поле мое, поле чистое!
Ты раздолье мое, широкое!
Ахъ, ты всѣмъ поле изукрашено:
Ты травушкой и муравушкой,
Ты цвѣточками, василечками;
Ты однимъ поле обезчещено,
Что посреди тебя, поля чистаго,
Выросталъ тутъ частъ ракитовъ кустъ,
Что на кусточкѣ, на ракитовомъ,
Какъ сидитъ тутъ младъ сизъ орелъ,
Въ когтяхъ держитъ черна ворона;
Онъ точитъ кровъ на сыру землю.
Подъ кустикомъ, подъ ракитовымъ.
Что лежитъ, убитъ добрый молодецъ,
Избить, израненъ, исколотъ весь.
Что не ласточки, не касаточки
Кругъ тепла гнѣзда увиваются,
Увивается тутъ родная матушка,
Она плачетъ - какъ рѣка льется,
A родна сестра плачетъ - какъ ручей течетъ,
Молода жена плачетъ, какъ роса падетъ,
Красно солнышко взойдетъ, росу высушитъ.
2.
Не шуми, мати зеленая дубровушка,
Не мѣшай мнѣ, доброму молодцу, думу думати,
Какъ заутра мнѣ, доброму молодцу, во допросъ идти,
Передъ грознаго судью, самого царя.
Еще станетъ меня царь-государь спрашивати:
"Ты скажи, скажи, дѣтинушка, крестьянск³й сынъ,
Ужъ какъ съ кѣмъ ты воровалъ, съ кѣмъ разбой держалъ?
Еще много ли съ тобой было товарищей?"
"Я скажу тебѣ, надежа православный царь,
Всю правду я скажу тебѣ, всю истину:
Что товарищей у меня было четверо:
Ужъ какъ первой мой товарищъ - темная ночь,
A второй мой товарищъ - булатный ножъ,
A какъ трет³й товарищъ мой - добрый конь,
A четвертый мой товарищъ - тугой лукъ,
Что разсыльщики мои - калены стрѣлы".
Что возговоритъ надежа-православный царь:
"Что умѣлъ ты воровать, умѣлъ отвѣтъ держать;
Я за то тебя," дѣтинушка, пожалую
Середи поля хоромами высокими,
Что двумя ли столбами съ перекладиною".
Заключимъ изучен³е русскихъ пѣсенъ вопросомъ: если пѣсня есть выражен³е народнаго чувства, то какое чувство преобладаетъ въ нашихъ пѣсняхъ надъ всѣми другими чувствами? Никто не усумвится отвѣчать, что это чувство - горе, которому отвѣчаетъ и минорный тонъ музыки. ихъ характеризующ³й.
Сама пѣсня сознаетъ это, и въ разныхъ образахъ олицетворяетъ одну и ту же мысль о горѣ. Одна изъ нихъ объясняетъ такъ происхожден³е гуслей, сопровождающихъ пѣсню:
Ахъ, молодость, молодость,
Чѣмъ-то вспомянуть тебя?
Ай, лешеньки, лешеньки!
Чѣмъ-то вспомянуть тебя?
Вспомяну я молодость
Тоскою, кручиною,
Печалью великою:
Не пила, не ѣла я,
Все милаго ждала,
Пойду млада по воду
Съ ушатами, ведрами,
Пущу ведры подъ гору,
Сама взойду на гору,
Сама сяду на траву,
Прикинуся яблонью,
Яблонью кудрявою,
Грушею зеленою;
Мимо той ли яблони
Протекала рѣченька,
Какъ по той по рѣченькѣ
Съѣзжалися господа.
Ай, лешеньки, лешеньки!
Съѣзжалися господа.
Съѣзжалися господа
Съ семидесяти городовъ.
Срубили они яблоньку
Подъ самый подъ корешекъ,
Раскололи яблоньку
На доски на тонк³я;
На доски на тонк³я,
Дѣлать гусли звончаты.
Кому поиграть въ гусли?
Кому поплясать будетъ?
Играть въ гусли молодцу,
Плясать красной дѣвицѣ.
Ай, лешеньки, лешеньки!
Плясать красной дѣвицѣ.
Мы видимъ, что гусли, сопровождающ³я пѣсню, слажены изъ досокъ яблони, которою прикинулась женщина, вспоминающая про свою молодость
Тоскою, кручиною,
Печалью великою.
Вотъ другая пѣсня, гдѣ горе представлено травою-полынью, сѣянною по полю жизни:
Ахъ, ты сердце мое, сердце
Ретивое, молодецкое!
Къ чему ноешь, завываешь,
Ничего мнѣ не скажешь,
Что ни радости, мы печали,
И ни одной бѣды и напасти?
Привязалось ко мнѣ горе,
Къ молодому молодцу,
Я не знаю, какъ и быти,
Свому горю пособити,
Не могу горя избыти,
Мы заѣсть, и ни запити;
Я пойду ли лучше въ поле
И разсѣю мое горе,
По всему по чисту полю.
Уродяся мое горе,
Ты травою полыньею;
Какова трава полынь горька,
Таково то горе сладко!
Эта пѣсня тѣмъ замѣчательна, что не объясняетъ никакой причины горю: ни бѣда, мы напасть не произвели его, оно - плодъ самого сердца. Въ третьей пѣснѣ о горѣ оно олицетворяется въ самомъ горькомъ видѣ: подпоясано лыкомъ, ноги мочалами запутаны, я нѣтъ средства никуда убѣжать отъ него. Но пусть лучше говоритъ сама пѣсня:
Не бывать плѣшатому кудрявому,
Не бывать гулящему богатому,
Не отростить дерева суховерхаго,
Не откормить коня сухопараго,
Не утѣшити дитя безъ матери,
Не скроить атласу безъ мастера.
A горе, горе, гореваньице!
A и лыкомъ горе подпоясалось,
Мочалами ноги изопутаны!
A я отъ горя въ темны лѣса -
A горе прежде вѣкъ зашелъ;
A я отъ горя въ почестный пиръ -
A горе зашелъ, впереди сидитъ;
A я отъ горя на царевъ кабакъ -
A горе встрѣчаетъ, ужъ пиво тащитъ.
Какъ я нагъ-то сталъ, насмѣялся онъ.
Эта пѣсня, находящаяся въ сборникѣ, извѣстномъ подъ именемъ Кирши Данилова, должна быть отрывкомъ изъ одной весьма старинной Старческой пѣсни о горѣ-злосчаст³и, которая была открыта въ Погодинскихъ рукописяхъ. Здѣсь горе-злосчаст³е олицетворено въ видѣ судьбы, которая всячески преслѣдуетъ молодца и доводитъ его до монастыря, куда въ древности укрывалась всякая личность, отторгавшая себя отъ законовъ и обычаевъ семейной и общинной жизни.
Какая причина такому явлен³ю, что горе составляетъ главное, господствующее чувство въ нашихъ народныхъ пѣсняхъ? Карамзинъ полагалъ ее въ татарскомъ игѣ, которое два вѣка съ половиною тяготѣло на нашемъ народѣ. Но, послѣ освобожден³я отъ него, сколько вѣковъ радостной славы прожила Росс³я, а чувство горя въ народныхъ пѣсняхъ нашихъ, не смотря на то, нисколько не измѣнилось. Не вѣрнѣе ли поискать этой причины въ психической сторонѣ русскаго человѣка? Горе имѣетъ свой зародышъ въ тоскѣ души по безконечномъ, въ ея стремлен³и къ своей небесной родинѣ. Вотъ почему горе гораздо глубже, чѣмъ веселье, излишняя наклонность къ которому обнаруживаетъ только поверхностную душу. Народъ, способный чувствовать великое горе, способенъ и заслужить великую радость.
Рожден³е Петра Великаго, какъ одно изъ главныхъ мгновен³й русской истор³и, отмѣчено особенною историческою пѣснью. Такъ народъ воспѣлъ его:
Свѣтелъ, радостенъ во Москвѣ
Благовѣрный царь Алексѣй, царь Михайловичъ,
Народилъ Богъ ему сына царевича Петра Алексѣевича,
Перваго императора по землѣ.
Всѣ-то русск³е какъ плотники мастеры
Во всю ноченьку не спали, колыбель, люльку дѣлали
Они младому царевичу............
Замѣчателенъ этотъ образъ, которымъ пѣсня изображаетъ рожден³е Петра. Въ лицѣ всѣхъ Русскихъ вся Росс³я приходитъ въ движен³е, чтобы сдѣлать колыбель для новорожденнаго, какъ бы предчувствуя ту дѣятельность, къ которой онъ призоветъ всякаго въ отечествѣ.
Съ Петра начинается пер³одъ развит³я личности, котораго онъ самъ первый представитель. Этотъ пер³одъ, по закону общаго развит³я въ человѣчествѣ, долженъ былъ послѣдовать у насъ вслѣдъ за пер³одомъ божественнымъ, чтобы противодѣйствовать злоупотреблен³ямъ обряда и ѳеократ³и, мѣшавшимъ развит³ю личности человѣческой.
Рѣдко можно встрѣтить въ истор³и такую личность, которая вскорѣ послѣ смерти, самими современниками возведена была бы на степень лица миѳическаго. Въ этомъ отношен³и Петръ представляетъ большое сходство съ героями и полубогами древней Грец³и. Это - русск³й Геркулесъ, или Язонъ. Но въ нынѣшнее время, когда анализъ науки не терпитъ ничего миѳическаго, и нашъ герой подвергся неумолимымъ его изслѣдован³ямъ, и много потускнѣлъ ореолъ, его окружавш³й. Реформа, имъ совершенная, дожила до послѣдней крайности и вызвала противодѣйств³е. Противники Петровы вдались такъ же въ крайность, какъ бываетъ всегда въ эпохи реакц³онныя. Замѣчательно въ этомъ отношен³и одно литературное явлен³е нашего времени, касающееся истор³и Петра. Первые три тома его истор³и, изданные г. Устряловымъ, въ которыхъ историкъ является только панегиристомъ личности Петровой, едва лишь были замѣчены. Но совершенно противное дѣйств³е произвелъ на русскихъ читателей шестой томъ, гдѣ Устряловъ, оставивъ перо историка, предпочелъ быть уголовнымъ слѣдователемъ и представилъ Росс³и почти всѣ документы уголовнаго процесса царевича Алексѣя Пстровича. Въ слѣдственномъ процессѣ, обнародованномъ Устряловымъ, уже не царевичъ Алексѣй, а самъ Петръ явился обвиняемымъ передъ совѣстью присяжныхъ русскаго народа. Этотъ домъ поразилъ вниман³е всѣхъ и былъ прочтенъ нарасхвать. Такое явлен³е всего яснѣе могло свидѣтельствовать, что эпоха Петрова уже дожила до своего конца въ томъ, что она заключала въ себѣ лишняго.
Мы не увлечемся крайностью: не послѣдуемъ вы приверженцамъ Петра, сочинившимъ его апоѳеозу вскорѣ по его смерти, ни его противникамъ, которые вызваны необходимостью времени, чтобы противодѣйствовать его реформѣ. Наука должна стоять внѣ страстей дѣятельной жизни; ея безпристраст³ю помогаетъ добросовѣстное искан³е истины, которая внѣ потока времени и одна только можетъ озарить науку разумною тишиною свѣтлаго созерцан³я.
Петрова личность, въ новомъ пер³одѣ жизни и словесности русской, напечатлѣна вездѣ, во всѣхъ вашихъ достоинствахъ и во всѣхъ недостаткахъ. Члены одного и того же Петра виднѣются повсюду; сюда весьма кстати пригодится извѣстное выражен³е Горац³я: Disjecta membra poёtae. Вотъ почему въ наше время, когда мы всѣ столько жаждемъ народнаго самопознан³я, намъ необходимо узнать Петра въ его истинномъ образѣ безъ всякихъ предубѣжден³й; частичка его есть непремѣнно въ каждомъ изъ насъ, и познан³е Петра тѣсно связано съ нашимъ личнымъ самопознан³емъ.
У насъ обыкновенно обвиняютъ Петра въ приверженности ко всему иностранному и говорятъ, что съ его времени началось это вредное для вашей народности пристраст³е. Но изслѣдован³я, сдѣланныя въ наше время, доказываютъ, что еще до Петра мы уже были одержимы этимъ пристраст³емъ. Ученый сербъ Крижаничъ написалъ книгу при Царѣ Алексѣѣ Михайловичѣ подъ заглав³емъ: "Русское государство въ половинѣ XVII вѣка". Эту рукопись открылъ и издалъ молодой ученый Безсоновъ. Крижаничъ доказываетъ, что мы еще тогда были одержимы ксеноман³ею, которую переводятъ онъ съ греческаго русскимъ словомъ чужебѣс³е, и что этимъ порокомъ одержимы не одни Русск³е, во и всѣ славянск³я племена.
Петръ явился въ пору. Мертвая вѣра, окаменѣвшая въ одномъ лишь обрядѣ, породила расколъ, съ которымъ онъ долженъ былъ бороться въ самые первые годы своей жизни. Злоупотреблен³я ѳеократическаго начала отзывались въ словахъ послѣдняго патpiapxa Адр³ана, который отвлекалъ царя отъ любознательнаго странств³я въ чуж³е край подъ предлогомъ, что Русскому народу, какъ новому Израилю, не слѣдуетъ якшаться съ чужими народами. Были невѣжды, какъ видно изъ нашихъ рукописей, которые отвлекали юношей отъ книгъ, говоря, что онѣ ведутъ къ ересямъ. Кантемиръ жестоко преслѣдовалъ фанатизмъ этихъ поборниковъ невѣжества. Какъ противникъ всѣхъ преградъ, препятствовавшихъ Русскому человѣку идти впередъ и развить свою личность въ оруд³е истины, правды, добра и красоты, Петръ великъ и необходимъ.
Стоя на границѣ двухъ пер³одовъ, Петръ во всемъ представляетъ образъ двойственнаго Януса. Разсмотримъ его съ этихъ двухъ сторонъ въ дѣлѣ религ³и, въ дѣлѣ народности, въ дѣлѣ языка и словесности.
Въ дѣлѣ религ³и Петръ уничтожаетъ патр³аршество, духовнымъ регламентомъ стѣсняетъ власть церкви и вносить въ ея управлен³е до излишества стих³ю свѣтской власти, уничтожаетъ силу и власть монастырей, запрещая постригаться въ монахи ранѣе пятидесяти лѣтъ и держать монахамъ въ кельяхъ бумагу, перья и чернила; намѣренъ отнять у монастырей имѣн³я, запрещаетъ строить лишн³я церкви, переливаетъ колокола въ пушки, приказываетъ перевести по-русски Аугсбургское исповѣдан³е, и проч. Но тотъ же самый Петръ, по предан³ямъ народнымъ, хотя и опровергаемымъ современными учеными, десяти лѣтъ защищаетъ православную церковь противъ раскола; плотничаетъ на Амстердамской верфи, чтобы снарядить флотъ на враговъ Христа, для освобожден³я Христова гроба; съ этою же цѣлью воюетъ противъ Турц³и; переноситъ нощи Александра Невскаго изъ Владим³ра на Неву, чтобы ими освятить новую столицу; набожно исполняетъ всѣ обряды православной церкви: любитъ участвовать въ ея торжественныхъ ходахъ; любить, какъ Русск³й человѣкъ, читать Апостолъ и пѣть на клиросѣ, и исполняетъ этотъ обрядъ въ день выѣзда своего изъ Парижа; знаетъ наизусть все Евангел³е и Павловы послан³я, не сочувствуетъ римскому католицизму; издѣвается надъ папскими обрядами и ненавидитъ ³езуитовъ; смѣется надъ предан³ями о Лютерѣ въ Виттенбергѣ; преслѣдуетъ суевѣр³е, но въ истинной вѣрѣ признаетъ первую наставницу народа.
Въ дѣлѣ народности: Петръ уничтожаетъ формы древней русской жизни, преслѣдуетъ русское платье и бороду, пародируетъ наши древн³е обычаи въ свадьбахъ, въ боярской роскоши, переноситъ свою резиденц³ю изъ древняго средоточ³я русской жизни въ землю, намъ тогда почти чуждую; любитъ иностранцевъ и имъ покровительствуетъ. Но тотъ же Петръ благоговѣетъ передъ русской истор³ей: радуется открыт³ю списка Несторовой лѣтописи въ Кёнигсбергѣ и тотчасъ велитъ переписать его; первая мысль объ издан³и древнихъ актовъ, въ ваше время уже приведенная въ исполнен³е, принадлежитъ ему; резиденц³я его въ Петербургѣ, но Москва при немъ продолжаетъ быть столицею истинно народною: въ Москвѣ, а не въ Петербургѣ, празднуетъ онъ торжественно свои побѣды, замышляетъ провести самую прямую дорогу между Москвою и Петербургомъ (колья этой дороги были открыты инженерами, когда они проводили желѣзную). Хотя Петръ любилъ иностранцевъ, но всѣ важнѣйш³я государственныя мѣста предоставлялъ Русскимъ; первыми кавалерами Андреевскаго ордена пожалованы были: Русск³й - Головинъ и Малороссъ - Мазепа; изъ перваго русскаго сукна велитъ сшить себѣ кафтанъ къ празднику; учреждая академ³ю наукъ, приглашаетъ ученыхъ изъ чужихъ краевъ, но при каждомъ иностранномъ профессорѣ приказываетъ быть двоимъ Русскимъ, съ тѣмъ, чтобы водворить науку между соотчичами.
Къ дѣлу же народности нужно отнести и сношен³я Петра съ племенами Славянскими. Онъ понималъ силу единства вѣры и племени. Въ течен³е всего царствован³я онъ оказывалъ Славянамъ глубокое сочувств³е. Когда переносилъ новый годъ съ 1-го сентября на 1-е января, то въ этомъ обычаѣ онъ сослался на Сербовъ, Далматовъ и Болгаръ. Въ манифестѣ о войнѣ 1711 года противъ Турокъ, Петръ упоминалъ о народахъ намъ единовѣрныхъ и единоплеменныхъ, которые стенаютъ подъ турецкимъ игомъ. Въ 1715 году онъ оказалъ вполнѣ царское гостепр³имство Черногорскому митрополиту Дан³илу Нѣгошу и отправилъ съ нимъ дружелюбную грамату къ Черногорцамъ. Въ 1720 году поручалъ Рагузинскому въ Прагѣ нанять комед³антовъ, говорящихъ по-словенски, или по-чешски; чтобы Русск³е по сродству языка могли понимать ихъ. Въ 1723 году Петръ приглашалъ Сербовъ селиться на пограничныхъ земляхъ русскихъ: эта мысль осуществлена была уже при Елисаветѣ Петровнѣ. За годъ до своей кончины Петръ послалъ Сербамъ церковную утварь, богослужебныя книги, учителей языковъ славянскаго и латинскаго. Сочувств³е родственному племени онъ передалъ своей дочери и всѣмъ родственникамъ.
Въ дѣлѣ русскаго языка и словесности: Петръ, первый изъ Русскихъ, понесъ справедливое обвинен³е въ-томъ, что отрекался отъ своего роднаго языка въ пользу иностранныхъ, хотя замѣтить должно, что Русск³е люди споконъ вѣковъ славились умѣн³емъ говорить мастерски на чужихъ языкахъ. Но Петръ въ этомъ отношен³и ушелъ слишкомъ далеко: даже имя свое перемѣнилъ на голландское и подписывался "Piter". Городу, ямъ основанному, далъ иностранное назван³е. Хотѣлъ насильственно наложить на народъ страсть свою къ голландскому языку, и зная, что любимая книга Русскаго народа - Евангел³е, повелѣлъ издать Новый Завѣтъ на двухъ языкахъ, славянскомъ и голландскомъ. Однако дѣло это, какъ извѣстно, не удалось, и русск³е свѣтск³е люди, вмѣсто голландскаго языка, для общежит³я усвоили себѣ языкъ Французск³й ради удобства, какое послѣдн³й представляетъ: говоря много, не сказать ничего. Но и здѣсь выступаетъ та же яркая противоположность, какую мы видѣли въ дѣлѣ религ³и и народности. Не смотря на все сказанное, Петръ является у насъ первымъ писателемъ, въ языкѣ котораго сильно выступаетъ русская стих³я. Хотя языкъ этотъ изобилуетъ иностранными словами, но синтаксисъ его вполнѣ русск³й безъ примѣси славянскаго, и представляетъ так³е русск³е коренные обороты и выражен³я, какихъ вы не встрѣтите ни въ одномъ русскомъ писателѣ до него, кромѣ развѣ ²оанна Грознаго. Живая устная рѣчь Петра такъ и слышна подъ его перомъ. Это первый русск³й писатель съ своимъ оригинальнымъ слогомъ, въ которомъ сказываются его характеръ и личность. Каждое письмо его, каждый указъ отмѣчены особенными чертами слога, только ему принадлежащаго; какъ по страстному почерку, такъ и по слогу вы вездѣ узнаете Петра. Его неопредѣленныя наклонен³я, замѣняющ³я повелительное, показываютъ сильную, повелѣвающую натуру: "Набрать", "Выслать", "Бытъ", "Ружья дать", "A писемъ не подметывать". Сюда же относятся его лаконическ³е отвѣты, или приказан³я, показывающ³я, что у него слово мигомъ переходило въ дѣло "Не лѣть", {Не позволяется.} "Дѣлаютъ", "Пошлемъ", "Съ негодныхъ деньги". Въ отношен³и къ слогу изучен³е писемъ Петра весьма поучительно. Приведемъ два его письма къ князю Васил³ю Долгорукову о Мазепѣ и отрывокъ изъ сочувственной граматы.
"Объявляемъ вамъ, что Мазепа не хотѣлъ въ добромъ имени умереть; уже при гробѣ учинился измѣнникомъ и ушелъ къ Шведамъ. Однакожъ, слава Богу, что при немъ въ мысли ни пяти человѣкъ нѣтъ, и сей край, какъ былъ, такъ и есть; однакожъ вы какъ наискорѣе совершайте, съ помощ³ю Бож³ею, свое дѣло и око имѣй на Воронежъ.
"Объявляю вамъ, что послѣ перебѣжчика вора Мазепы вчерашняго дня учинили здѣшн³й народъ елекц³ю новаго Гетмана, гдѣ всѣ, какъ одними устами, выбрали Скоропадскаго, Полковника Стародубскаго, и тако проклятый Мазепа, кромѣ себѣ, худа мы кому не принесъ; ибо народомъ и имени ево слышать не хотятъ, и симъ изряднымъ дѣломъ насъ поздравляю.
"Притомъ, понеже извѣстная Нашему Царскому Величеству храбрость древнихъ вашихъ владѣтелей, глубина добрыхъ вашихъ христ³янскихъ сердецъ и искусство, которое прежде сего по должности своей чрезъ храбрыя оруж³я за вѣру въ воинскихъ случаяхъ оказывали есте; якоже Мы удостовѣрихомся изъ книгъ, каковыя напечатаны и во всемъ свѣтѣ выхваляются искусства вашихъ народовъ, что Александръ Македонск³й съ малыми войски тамошнихъ народовъ, многихъ царей побилъ и мног³я Импер³и завоевалъ, и безсмертную славу въ военномъ обхожден³и по себѣ оставилъ; что Георг³й Кастр³отъ, сиречь Скандербегъ, во всю свою жизнь съ немногими войски вашего же народа, нетокмо лютому поганскому зубу не допустилъ себя терзать; но еще на шестидесяти трехъ славныхъ батал³яхъ непр³ятеля на голову побилъ; и ежели бы проч³е деспоты и владѣтели ваши съ такими жъ сердцами трудилися, то не допустили бы себя въ неволю и наслѣдники своя въ подданство. Тѣмъ же въ нынѣшнее отъ Бога посланное время пристойно есть вамъ древнюю славу свою обновити, союзившися съ Нашими силами и единодушно на непр³ятеля вооружившеся, воевати за вѣру и отечество, за честь и славу вашу и за свободу и вольность наслѣдниковъ вашихъ".
Замѣчательно вл³ян³е, какое Петръ Велик³й имѣлъ на слогъ извѣстнаго Ѳеофана Прокоповича. Сличите проповѣди, говоренныя Ѳеофаномъ въ К³евѣ, съ тѣми, которыя говорилъ онъ впослѣдств³и, когда вызванъ былъ въ Петербургъ,- увидите, что первыя изобилуютъ схоластическою стих³ею и славяно-церковными выражен³ями. Въ послѣднихъ же всюду трепещетъ современная жизнь, а въ слогѣ слышенъ человѣкъ, которому часто диктовалъ Петръ свои указы и письма.
Въ преобразован³и Петровомъ заключались общественныя услов³я, необходимыя для развит³и нашей свѣтской литературы. Эти услов³я состояли въ болѣе свободномъ развит³я личности Русскаго человѣка, въ новыхъ формахъ общественной жизни, которая соединила оба пола, въ сближен³и съ образован³емъ западныхъ европейскихъ народовъ и въ принят³и отъ нихъ науки, искусства, промышленности.
Личность, какъ мы уже сказали, участвуетъ во всемъ новомъ развит³и Росс³и; ея черты видны вездѣ, а между прочимъ и въ литературѣ. Вотъ почему, передъ вступлен³емъ въ новый пер³одъ, необходимо разсмотрѣть эти черты пристальнѣе, тѣмъ болѣе, что ихъ же мы встрѣтимъ во всемъ дальнѣйшемъ развит³и русскаго и ума и слова.
Первая черта въ личности Петровой, столь извѣстная и столь прославленная, есть многосторонность, откуда и великая сила русскаго ума, и велик³й его недостатокъ. Петръ былъ первый русск³й мастеръ своего времени, способный на все: создать ли новое войско, вылить ли иглу на заводѣ, одержать ли Полтавскую побѣду, уразумѣть ли высокую мысль Лейбница, выбить ли полосу желѣза, выточить ли паникадило, покрыть ли флотомъ море,- его на все стало, онъ во всемъ нашелся.
Петръ былъ первый русск³й ученый и дѣятельный членъ Парижской академ³и наукъ. Согласно съ потребностями современной ему русской жизни, онъ занимался болѣе науками практическими. Отсюда слѣдовало бы заключить, что онъ допускалъ науку только въ примѣнен³и къ жизни; во это было бы несправедливо. Онъ сочувствовалъ высокимъ отвлеченнымъ мыслямъ Лейбница, съ которымъ видѣлся два раза въ Герман³и, въ 1711 и 1712 году, и велъ переписку. Царь приглашалъ знаменитаго ученаго участвовать въ распространен³и научныхъ зван³й въ Росс³и, и Лейбницъ былъ готовъ тому содѣйствовать, предвидя великое призван³е Росс³и соединить Европу съ Аз³ею. Лейбницъ предлагалъ Петру основать университеты: сначала въ Москвѣ, потомъ въ Астрахани, въ К³евѣ и Петербургѣ; производить магнитныя наблюден³я въ Росс³и, а также и друг³я изслѣдован³я въ Росс³и европейской, Сибири и даже въ Китаѣ. Лейбницъ сильно интересовался узнать языки племевъ, обитающихъ въ Росс³и; съ особеннымъ усерд³емъ занимался онъ и лѣтописью Нестора, списокъ которой открытъ былъ Петромъ въ Кёнигсбергѣ. Царь почтилъ нѣмецкаго ученаго титуломъ русскаго тайнаго юстицрата и назначилъ ему тысячу гульденовъ жалованья.
Подъ вл³ян³емъ мыслей великаго философа Герман³и, Петръ, призывая товарищей своихъ къ водворен³ю наукъ въ отечествѣ, выразилъ слѣдующую глубокую мысль о ихъ всем³рномъ движен³и: "Науки коловращаются въ свѣтѣ на подоб³е крови въ человѣческомъ тѣлѣ, и я надѣюсь, что онѣ скоро переселятся и къ намъ, и утвердя у насъ владычество свое, возвратятся наконецъ и на прежнее свое жилище, въ Грец³ю. Я предчувствую, что Росс³яне когда-нибудь, а можетъ быть и при жизни еще вашей, пристыдятъ самые просвѣщенные народы успѣхами своими въ наукахъ, неутомимостью въ трудахъ, и величествомъ твердой и громкой славы". Эта мысль о коловратномъ движен³и наукъ въ Европѣ, о необходимости ихъ возвращен³я черезъ Росс³ю въ Грец³ю и Аз³ю, есть мысль богатая, плодотворная въ жизни и готовая въ философ³ю истор³и; она связываетъ прошедшее человѣчества съ будущимъ черезъ вашу Росс³ю. Одна эта мысль Петра свидѣтельствуетъ, что его умъ, какъ и всяк³й значительный русск³й умъ, былъ способенъ восходить къ высшимъ выводамъ науки, во не оставаться въ нихъ, какъ остается умъ германск³й, а обращать ихъ въ дѣло жизни.
Лейбницъ соединялъ науку съ государственною практическою жизн³ю и давалъ совѣты Петру относительно государственнаго управлен³я Росс³я. Но вотъ здѣсь-то философъ совершилъ великую ошибку, навязанную имъ и Петру. Лейбницъ смотрѣлъ на управлен³е не какъ на живой организмъ, тѣсно связанный съ жизн³ю народа, но какъ на государственную машину, въ которой коллег³умы представляютъ колеса. Такихъ колесъ или коллег³умовъ, главныхъ, признавалъ онъ девять, и послѣ военнаго, финансоваго, полицейскаго и юстицъ-коллег³ума, между коммерцъ-коллег³умомъ и ревиз³онсъ-коллег³умомъ, вставилъ религ³онсъ-коллег³умъ. Но при томъ прибавлялъ, что точнаго числа коллег³умовъ, или колесъ въ государственной машинѣ опредѣлить нельзя ("mid lësset sich kein gewisser Numerus Collegiorum definiren"). Ошибка великаго философа, введенная Петромъ въ администрац³ю Росс³и, въ ваше время уже достигла крайности, и давно уже оказавшись несостоятельною въ народѣ, возбудила противодѣйств³е и въ самомъ правительствѣ.
Развит³е изящныхъ искусствъ и художественной поэз³и имѣетъ свое начало также въ преобразован³и Петра. Единственное народное искусство, завѣщанное вамъ отъ древней Руси, точильное, которымъ славились Архангелогородцы, Петръ изучилъ въ совершенствѣ и лучшее произведен³е свое, паникадило, посвятилъ церкви. Первый русск³й живописецъ, Никитинъ, образовался при немъ. Петръ не былъ въ Итал³и. Его постоянныя сношен³я съ Голланд³ею были причиною того, что первая живописная галлерея, собранная у насъ, получила Фламандск³й характеръ. Петру мы обязаны пр³обрѣтен³емъ прекраснаго памятника древней скульптуры, Венеры Таврической, спорящей въ достоинствахъ съ Венерою Медицейскою. Наклонность Петра къ художественной жизни мы видимъ еще въ тѣхъ великолѣпныхъ торжествахъ, которыя устроивалъ онъ въ Москвѣ въ дни празднован³я побѣдъ. Тутъ онъ сознавалъ государственное и народное назначен³е искусства, въ произведен³яхъ котораго слава царя и народа живетъ лучшею, прекраснѣйшею своей стороною. Безобразны были тѣ силлабическ³я вирши, которыя Заиконоспасская академ³я сочиняла для торжествъ Петровыхъ: онъ не дожилъ до оды Ломоносова, но предсказалъ ея торжественный и государственный характеръ.
Рядомъ съ любовью къ всенародной торжественности, въ Петрѣ является и другая черта: его насмѣшка, его ирон³я. Зародышъ этой черты народнаго характера глубоко таится въ русской пѣснѣ, въ русской пословицѣ, въ русскомъ бытѣ. Всѣ народы съ великимъ призван³емъ въ жизни любятъ шутку. Русск³е сходятся въ этомъ съ древними Римлянами. Греки, въ самую грустную и трагическую минуту жизни своей, создали комед³ю. Петръ, первый изъ Русскихъ, началъ вводить комизмъ въ своихъ парод³яхъ и предсказалъ особенную сатирическую и комическую стих³ю нашей поэз³и, которая сопровождала все ея развит³е, начиная отъ Кантемира до Гоголя, и отозвалась такъ рѣзко въ полуторжественной, полушутливой одѣ Державина. Онъ-же предсказалъ и Крылова, и все развит³е нашей басни, которая такъ пришлась къ русскому уму, что не было почти ни одного русскаго писателя, который не написалъ бы басни, вплоть до того, кто чуднымъ мастерствомъ своимъ отбилъ у другихъ охоту къ этому роду поэз³и. Петръ отгадалъ особенное сочувств³е русскаго ума къ баснѣ: устроивая народное гульбище въ Петербургѣ, онъ велѣлъ у каждаго фонтана представить по Эзоповой баснѣ въ лицахъ и на жестяной доскѣ написать по-русски содержан³е каждой изъ нихъ.
Если мы разсмотримъ развит³е жизни и истор³ю царствован³я Петра Великаго, то найдемъ въ нихъ двѣ половины: увлеченный въ началѣ западнымъ вл³ян³емъ и иностранцами, онъ обнаруживалъ излишнее пристраст³е ко всему чужеземному; но впослѣдств³и болѣе и болѣе увидѣлъ необходимость связать жизнь новой Росс³и съ древнею. Прочтите рѣчи Ѳеофана Прокоповича, предлагающ³я народу разумное объяснен³е дѣян³й Петра, и вы окончательно въ этомъ убѣдитесь. Что видно въ его развит³я, то повторяется послѣ, и повторяться будетъ во всемъ дальнѣйшемъ развит³и русскомъ. Чѣмъ болѣе и глубже усвоиваемъ мы западное образован³е съ одной стороны, тѣмъ глубже съ другой входимъ въ собственную народность и сильнѣе сознаемъ ее. Въ жизни Петра сказалось впервые то, что послѣ повторяется во всѣхъ представителяхъ образован³я русскаго, въ важнѣйшихъ писателяхъ нашихъ: Ломоносовѣ, Карамзинѣ, Пушкинѣ.
Обратимся теперь къ слабой сторонѣ Петрова дѣла. Она оказывается вездѣ, гдѣ исключительно дѣйствуетъ пристраст³е его личности и произволъ деспотизма. Онъ искажаетъ внѣше³й образъ русскаго человѣка, видя въ немъ символъ невѣжества: насильственно брѣетъ ему бороду и напяливаетъ на него нѣмецк³й камзолъ, какъ будто во внѣшнемъ образѣ только и заключается образован³е европейскаго человѣка. Онъ обнаруживаетъ пристраст³е ко всѣмъ внѣшнимъ формамъ западнаго, европейскаго общества и вводитъ ихъ насильственно въ нашу жизнь. Отсюда произошелъ тотъ важный недостатокъ, котораго мы и до сихъ поръ искоренить въ себѣ не можемъ. Мы думаемъ,что принявши формы общежит³я и одѣвшись по-европейски, приняли уже и самое образован³е. И въ сферѣ образован³я мы обнаруживаемъ то же легкомысл³е, одѣваясь въ чужое зван³е, какъ ворона въ павлиныя перья. Въ наукѣ, довольствуясь чужими результатами, стоившими труда, пота и опыта жизни, мы не заботимся о пр³обрѣтен³и результатовъ собственнаго труда. Есть въ насъ и еще недостатокъ, унаслѣдованный отъ великаго преобразователя: это - страсть къ безконечнымъ преобразован³ямъ всякаго рода.
Съ начала XVIII вѣка и до настоящаго времени мы то и дѣло что преобразуемъ, хотя классъ преобразователей на всѣхъ путяхъ жизни вашей слишкомъ измельчалъ. Въ этомъ безграничномъ стремлен³и, руководясь не идеею, а только страстью къ новизнѣ и къ формамъ чужой жизни, легко дойти до смѣшнаго по французской пословицѣ: Du sublime au ridicule il n'у а qu'un seul pas. Самъ велик³й преобразователь, реформа котораго была вызвана силою времени, не избѣгнулъ смѣшнаго, когда вводилъ формы чужаго общежит³я и издавалъ книгу: Приклады како nuшутся комплементы. Въ этой книжкѣ, между прочими комплементами, мы читаемъ слѣдующее просительное писан³е нѣкотораго человѣка къ женскому полу:
"Моя госпожа,
"Я предъ долгимъ временемъ честь искалъ съ вами въ компан³ю пр³тти, и потомъ соизволен³я прос³ти, дабы я себя ногъ за вашего преданнаго слугу почесть, но понеже вы тако набожны, что насъ нигдѣ видѣ кром