Шевырев Степан Петрович - Лекции о русской литературе

ѣ церкви в³дѣть не получаю; однакожъ я и на семъ святомъ мѣстѣ чрезъ частое разсужден³е и усмотрѣн³е насъ яко такого изряднаго ангела, тол³ко желан³я къ вашей знаемости получилъ, что я того далѣе не могу скрыти, но пр³нужденъ оное вамъ съ достойнымъ почитан³емъ представить. Вы моя госпожа не имѣете чрезъ высокосклонное позволен³е мнѣ приступа: н³чего опасат³ся, дабы о вашей славѣ вред³тельно быти могло, понеже я позволен³я вашея пр³язни тако буду во осмотрен³и имѣть, что я ваш³мъ добродѣтелямъ н³когда ущербу не пр³ключу, и н³чего не воспр³иму, что моей госпожѣ прот³вно быть можетъ, якоже я ваш³мъ повѣлен³ямъ себя всегда въ должное послушан³е предаю и труд³т³ся буду случая искать, дабы я не однѣмъ именемъ, во въ дѣлѣ самомъ себя явити могъ.

   "Вашъ моей госпожи прилежный слуга N. N."

   Какъ здѣсь ни кажется малъ нашъ Велик³й, но онъ все-таки остается истинно великъ, когда, начиная новый пер³одъ жизни русскаго народа, освобождаетъ свою и всякую русскую личность отъ оковъ той исключительной нац³ональности, въ которыхъ она такъ долго коснѣла, устраняя отъ себя всякое человѣческое развит³е. Онъ великъ, когда свободу личности соединяетъ съ древнимъ ея самоотвержен³емъ и вырабатываетъ изъ нея сосудъ на пользу и благо отечеству. Тѣ дѣла Петра, въ которыхъ онъ совершалъ этотъ подвигъ, останутся навсегда безсмертны и почтены народною признательностью. До сихъ поръ народная пѣсня воспѣваетъ, какъ у гробницы Петра молодой сержантъ Богу молится, плачетъ, какъ рѣка льется, и говоритъ:

  

   "Разступись ты, мать сыра земля,

   Что на всѣ ли на четыре стороны!

   Ты раскройся, гробова доска,

   Развервися, золота парча!

   И ты встань, пробудись, государь,

   Пробудись, батюшка, православный царь!

   Погляди ты на свое войско милое,

   Что на милое и на храброе!...."

  

   Въ началѣ бесѣды мы слышали, какъ другая пѣсня славить рожден³е Петра и заставляетъ всѣхъ плотниковъ Росс³и работать надъ колыбелью тому, кто привелъ въ движен³е и вызвалъ на работу силы отечества. И до сихъ поръ мы можемъ слышать изъ устъ народа искреннюю похвалу его дѣятельности. "Все-то дѣлалъ онъ самъ, говоритъ русск³й мужмчекъ, ни отъ чего не отказывался, ни отъ какой работы, даже и лапоть плелъ, по нашелъ, что это самая трудная".

   Заключимъ, въ слѣдъ за народомъ, тѣмъ призван³емъ его заслугъ, какое совершено устами вашихъ славныхъ поэтовъ. Ломоносовъ сказалъ о Петрѣ, что онъ царствуя служилъ, и еще:

  

   Рожденный къ скипетру, простеръ въ работу руки,

   Монаршу власть скрывалъ, чтобъ намъ открыть науки.

  

   Державинъ:

  

   Въ трудѣ и въ потѣ,

   Блисталъ величествомъ въ работѣ.

  

   Пушкинъ:

  

   То академикъ, то герой,

   То мореплаватель, то плотникъ,

   Онъ всеобъемлющей душой

   На тронѣ вѣчный былъ работникъ.

  

  

   Съ Петра Великаго, какъ мы уже знаемъ, начинается у насъ пер³одъ развит³я человѣческой личности. Онъ самъ - первый образчикъ этого развит³я; всѣ черты его личности, какъ въ достоинствахъ, такъ и въ недостаткахъ, отражаются въ новомъ пер³одѣ. Личность его истинно велика тамъ, гдѣ она, соединяясь съ вашимъ древнимъ самоотвержен³емъ, является достойнымъ сосудомъ человѣческаго образован³я; напротивъ, тамъ, гдѣ, увлекаясь побужден³ями личныхъ страстей, перерождается въ произволъ власти,- она становится мелка и порой отчасти даже комична.

   Задачею сегодняшней бесѣды нашей будетъ обозрѣн³е въ главныхъ общихъ чертахъ всего новаго пер³ода русской словесности.

   Русск³е писатели Петровскаго времени по образован³ю своему принадлежатъ къ пер³оду древней Руси. Но всѣ они сочувствуютъ новому движен³ю и являются не противниками, а сотрудниками его въ дѣлѣ образован³я народа. Святитель Димитр³й Ростовск³й, какъ мы видѣли, связываетъ древнюю Русь съ новою, и признавая вѣру за основу нашего духовнаго быт³я, оказываетъ сочувств³е свое всему человѣческому образован³ю: въ наукѣ, въ искусствѣ и въ жизни общественной. Стефанъ Яворск³й, блюститель патр³аршаго престола, болѣе чѣмъ Ѳеофанъ Прокоповичъ представлялъ начало древнее, но вмѣстѣ съ тѣмъ боролся противъ раскола, враждовавшаго съ Петровскими нововведен³ями. Знамен³е Антихристова пришеств³я было написано имъ противъ раскольниковъ, видѣвшихъ антихриста въ самомъ Петрѣ; но съ другой стороны Стефанъ большую часть жизни посвятилъ на сочинен³е Камня Вѣры, въ которомъ боролся съ лютеранскимъ учен³емъ, черезъ Нѣмцевъ сильно вторгавшимся въ Росс³ю. Гражданск³е подвиги духовнаго краснорѣч³я представляетъ Стефанъ въ своихъ проповѣдяхъ. Въ тѣ времена, когда царь, создавъ войско и флотъ, увлекался военною славою, благородно было молить громогласно, чтобы Духъ святой сошелъ на него голубемъ, мира и тишины благовѣстникомъ. Прекрасно было въ то время, когда свѣтская власть начинала свое исключительное господство, призывать Бож³й Духъ на русское духовенство и желать, чтобы оно горѣло углями серафимскими Иса³и пророка. Стефанъ напоминалъ самодержавному царю, что всякая власть обусловливается терпѣн³емъ. Вѣнчанному лаврами побѣдъ онъ приводилъ на память слово Давидово, что ничто такъ не насыщаетъ его, какъ слава небесная. Привѣтствуя въ Петрѣ побѣдителя и благословляя его заграничныя странств³я на пользу отечеству, онъ просилъ его соблюсти вѣру православную крѣпкою, цѣлою и неповрежденною.

   Ѳеофанъ Прокоповичъ, какъ писатель, представляетъ переходъ отъ духовной литературы къ свѣтской. Каеѳдру церковную онъ превратилъ въ политическую трибуну, чтобы объяснять народу значен³е преобразован³й Петра. Первыя слова Ѳеофана отзывались схоластическою риторикою, ѳим³амомъ лести; но чѣмъ далѣе онъ поучалъ, тѣмъ яснѣе выражалъ мысль Петрова дѣла. Ѳеофановы проповѣди могутъ служить комментар³емъ къ лучшей сторонѣ истор³и Петра. Прослѣдивъ ихъ, можно видѣть, какъ, увлекаясь сначала Западомъ и вдаваясь слишкомъ во всѣ нововведен³я, Петръ постепенно возвращался къ предан³ямъ древней Руси и созвалъ необходимость возстановить расторгнутую связь между древнимъ и новымъ пер³одомъ русской жизни. Кому неизвѣстно знаменитое слово Ѳеофаново по поводу Полтавской битвы, въ которомъ онъ объясняетъ значен³е этой всем³рной рода нашего славы? Въ этомъ Словѣ наиболѣе достопамятно мѣсто о Петровой шляпѣ, пробитой пулею во время битвы.

   "О, шляпа драгоцѣнная! недорогая веществомъ, но вредомъ симъ своимъ всѣхъ вѣнцевъ, всѣхъ утварей царскихъ дражайшая! Пишутъ историки, которые Росс³йское государство описуютъ, что ни на единомъ европейскомъ государѣ не видѣти есть такъ драгоцѣнной короны, какъ на Монархѣ Росс³йстѣмъ, но отселѣ уже не корону, но шляпу с³ю Цареву разсуждайте, и со удивлен³емъ описуйте".

   Изъ этихъ словъ видно, какъ Петръ, свергая съ себя обрядныя формы царскаго велич³я, развивалъ личность свою, принося ее въ жертву отечеству.

   Ѳеофанъ церковнымъ словомъ боролся и съ раскольниками, издѣваясь надъ ихъ предразсудками; онъ говорилъ, что вся ихъ грамматика заключается въ выражен³и вѣкомъ, а не вѣковъ, географ³я - въ земномъ раѣ, въ Римахъ и въ Вавилонахъ, ариѳмстика - въ сугубой аллилу³я, архитектура - въ дѣлан³и крестовъ, музыка - въ церковномъ пѣн³и, мануфактура - въ камилавкахъ и клобукахъ, и еще неизвѣстно какая хитрость о сложен³и перстовъ, буде то не хиромант³я.

   Превосходно слово, сказанное Ѳеофаномъ въ годовщину смерти Петра, въ которомъ онъ обозрѣваетъ все поприще жизни покойнаго. Здѣсь виденъ не льстецъ, по истинный ораторъ и вѣрный сотрудникъ Петра. Здѣсь нельзя уже подозрѣвать его въ личномъ пристраст³и къ Петру: онъ остается вѣренъ мысли, завѣщанной Петромъ всѣмъ Русскимъ,- мысли объ образован³и отечества. Поэтически заключаетъ онъ свое слово, представляя Росс³ю статуею, выходящею изъ рукъ Петровыхъ.

   Нѣкоторые наша критики на ряду съ Стефаномъ Яворскимъ и Ѳеофаномъ Прокоповичемъ ставили Гавр³ила Бужинскаго, флотскаго проповѣдника; но это сопоставлен³е невѣрно и рѣчи Гавр³ила далеко уступаютъ словамъ двухъ первыхъ. Изъ его рѣчей особенно замѣчательна та, въ которой объясняется значен³е Петербурга: по мысли Петра, онъ, будто бы, долженъ былъ служить не столицею, т. е. внутреннимъ средоточ³емъ Росс³и, а только всем³рною пристанью въ родѣ древней Александр³и, гдѣ Росс³я принимала бы у себя гостей всѣхъ странъ м³ра и вступала бы въ общен³е со всѣми народами.

   Плодотворна была почва древней Руси во времена Петра, вспрыснутая европейскимъ образован³емъ. Много необыкновенныхъ, поразительныхъ явлен³й она произвела. Къ числу ихъ принадлежитъ крестьянинъ Иванъ Посошковъ, котораго сочинен³я открыты и изданы Погодинымъ. Особенно славно политико-экономическое сочинен³е его О скудости и богатствѣ. Не разбирая всю шпагу, что составило бы громадный трудъ, укажемъ лишь на нѣкоторыя существенныя положен³я. Правосуд³е авторъ называетъ истиннымъ нравственнымъ богатствомъ народа. Ничѣмъ государь не можетъ такъ заслужить предъ Богомъ, какъ водворен³емъ правосуд³я, которое выше поста и молитвы {Превосходныя мысли о прекращен³и множества тяжбъ мирныхъ судомъ и о судѣ словесномъ, устномъ принадлежатъ Посошкову.}. До яснаго сознан³я этой великой мысли мы доходимъ только теперь: она вызываетъ современныя, славныя преобразован³я въ нашемъ судопроизводствѣ. - Въ дѣлѣ народнаго законодательства Посошковъ признаетъ главнымъ услов³емъ всенародный совѣтъ и свободное слово, и вотъ на какомъ основан³и: "Безъ многосовѣт³я и вольнаго голоса, говоритъ онъ, ни коими дѣлы не возможно: понеже Богъ никому во всякомъ дѣлѣ одному совершеннаго разум³я не далъ, но раздѣлилъ въ малыя дробинки, комуждо по силѣ его: овому далъ много, овому жъ менѣе. Обаче нѣсть такого человѣка, ему же бы не далъ Богъ ничего".... Эта мысль только отчасти была исполнена у насъ при Екатеринѣ II, которая призывала на общ³й совѣтъ лишь одно дворянское сослов³е. А вотъ мысль о кадастрѣ, до сихъ норъ ожидающая выполнен³я: "А и въ счислен³и душевомъ не чаюжъ я проку быти, понеже душа есть неосязаемая и умомъ непостижимая и цѣны не имущая: надлежитъ цѣнить вещи грунтованныя". Если бы мнѣн³е Посошкова объ усовершенствован³и огнестрѣльнаго искусства было исполняемо съ тѣхъ поръ, какъ оно высказано, то мы не теряли бы Севастополя. A как³я вѣрныя понят³я находимъ у него о разныхъ сослов³яхъ въ государствѣ! - такое необыкновенное развит³е ума въ простомъ крестьянинѣ, въ послѣдн³е годы царствован³я Петра, объясняется тѣмъ, что въ то время не были еще такъ рѣзко разграничены въ Росс³и сослов³я, какъ это началось со временъ Петра. Тогда не было еще такъ называемыхъ подлыхъ, и Русск³й не гнушался своимъ русскимъ собратомъ, какое бы положен³е въ обществѣ онъ ни занималъ. Образован³е, какъ оно ни было незначительно, разливалось равномѣрнѣе по всему народу и не имѣло преградъ ни для кого. Посошковъ выросъ изъ зерна еще древней Руси, при сильномъ орошен³и во времена Петровы.

   Время, послѣдовавшее за Петромъ вплоть до воцарен³я дочери его Елисаветы, не было благопр³ятно развит³ю русской словесности, благодаря господствовавшему тогда у насъ иностранному вл³ян³ю. Въ это время появились два писателя: Тредьяковск³й и Кантемиръ.

   Бездарность Тредьяковскаго вошла у насъ въ пословицу. Во всей его телемахидѣ Пушкинъ и Дедьвягъ отыскали только одинъ хорош³й стихъ о кораблѣ:

  

   Бѣгомъ волны дѣля, изъ очей ушелъ и сокрылся.

  

   Къ этому можно бы прибавить еще пять стиховъ изъ переложен³я второй Моисеевой лѣсии изъ Второзакон³я:

  

   Вонми, о небо, и реку:

   Земля да слышитъ устъ глаголы:

   Какъ дождь, я словомъ потеку,

   И снидутъ, какъ роса къ цвѣтку,

   Мои вѣщан³я на долы.

  

   Но это лишь исключен³я. Трудно найти во всей вашей литературѣ стихи столь бездарношероховатые, каковы Тредьяковскаго. Вотъ нѣсколько примѣровъ:

  

   О Петре! Петре! Петре! вовне сильный!

   При градѣхъ и въ градѣхъ, и въ полѣ весь дивный!

   Возвратись, моя радость, Марсова защита:

   Марсъ не Марсъ безъ тебя есть ахъ! но волокита.

  

             ---

  

         Весна катитъ,

         Зиму валить,

   И ужъ листикъ съ древомъ шумятъ.

         Поютъ птички

         Со синички,

   Хвостомъ машутъ и лисички.

         Съ одной страны громъ,

         Съ другой страны громъ,

   Смутно въ воздухѣ! Ужасно въ ухѣ!

  

   Вотъ еще примѣръ:

  

   Подавился костью острою волкъ въ нѣк³й день,

   Такъ что не былъ въ силѣ ни завыть, да сталъ весь въ пень.

  

   Или вотъ еще умышленное звукоподражан³е:

  

   Толь былъ тогда тамъ топотъ сильный

   И плачъ во всѣ концы обильный.

  

   Трудно создать такую какофон³ю, какую создаетъ безсознательно само ухо Тредьяковскаго. Онъ приписывалъ себѣ введен³е тоническаго метра, и относилъ свой подвигъ къ 1735 году, когда напечатана была его ода на взят³е Гданска; но это, разумѣется, для него было невозможно и опровергается самыми фактами. Вотъ первая строфа этой оды по первому ея издан³ю. Она написана въ подражан³е одѣ Буало на взят³е Намура:

  

   Кое трезвое мнѣ п³анство

   Слово даетъ къ славной причинѣ?

   Чистое Парнасса убранство,

   Музы! не насъ ли вижу нынѣ?

   И звонъ вашихъ струнъ сладкогласныхъ,

   И силу ликовъ слышу красныхъ;

   Все чинитъ во мнѣ рѣчь избранну.

   Народы! радостно внемлите;

   Бурливые вѣтры, молчите:

   Храбру прославлять хощу Анну.

  

   Здѣсь, какъ видите, нѣтъ еще никакого тоническаго метра. A вотъ какъ Тредьяковск³й передѣлалъ эту строфу, когда начитался стиховъ Ломоносова:

  

   Кое странное п³анство

   Къ пѣн³ю мой гласъ бодритъ!

   Вы, Парнасское убранство,

   Музы! умъ не насъ ли зритъ?

   Струны ваши сладкогласны,

   Мѣру, лики слышу красны,

   Пламень въ мысляхъ возстаетъ.

   О народы, всѣ внемлите!

   Бурны вѣтры! не шумите:

   Анну стихъ мой воспоетъ.

  

   Здѣсь слышимъ уже хорей, хотя плохой, но по крайней мѣрѣ правильный.

   Тотъ же самый Тредьяковск³й писалъ очень не дурно Французск³е стихи, благодаря лишь тому, что форма ихь была для него готова и не требовала оригинальнаго создан³я. Вотъ примѣръ:

  

   Divin objet d'un feu pur et céleste,

   A qui mon coeur adressait tous ses voeux,

         Ce jour funeste,

         Mais précieux,

   Où je te fais mes éternels adieux,

   Est le seul prix, le seul bien, qui m'en reste.

  

   Труды Тредьяковскаго по теор³и словесности толковѣе его стихотворства. Въ нихъ онъ передавалъ въ ясномъ изложен³и французскую теор³ю, которая тогда господствовала повсюду. Но въ то же время онъ увѣренъ былъ, что усовершенствован³ю русскаго языка "помогутъ мног³е преславные писатели Нѣмецк³е", а говоря въ своихъ правилахъ русскаго стихотворства о народныхъ нашихъ пѣсняхъ, онъ выражался о нихъ такъ: "прошу читателя не зазрить меня и извинить, что сообщаю здѣсь нѣсколько отрывченковъ отъ нашихъ подлыхъ, но коренныхъ стиховъ".

   Тредьяковск³й родился не на вашей почвѣ, а на той чужой землѣ, которая навезена была къ вамъ съ Запада. Его появлен³е можно сравнить съ тѣми безсочными тайнобрачными растен³ями, которыми изобилуетъ наша сѣверная природа: они рождаются безъ сѣмени, безъ органическаго процесса, вдругъ, и кончаютъ не цвѣтомъ, не плодомъ, не сѣменемъ, а гн³ен³емъ. Онъ былъ родоначальникомъ той подражательной бездарности, которая никогда не чувствовала призван³я связать собственную жизнь и мысль съ жизн³ю и мысл³ю своего народа и отечества, потому что жизни и мысли въ себѣ не заключала; которая всегда готова отречься отъ роднаго и покрыться лишь лоскомъ чуждой образованности. Все даровитое же, напротивъ, усвоивая западное образован³е, стремилось связать его съ корнемъ жизни своего отечества, и продолжало его развит³е.

   Современникомъ Тредьяковскаго быль даровитый Кантемиръ. Росс³и дала его Молдав³я. Онъ воспитался при Петрѣ и быстро сроднился съ новымъ своимъ отечествомъ. Сочувствуя нововведен³ямъ Петра, по скольку они заключали въ себѣ необходимаго для человѣческаго воспитан³я Росс³и, онъ въ то же время не могъ относиться сочувственно къ крайностямъ его преобразован³я, которыя обнаружились по смерти Петра въ излишествѣ иностраннаго вл³ян³я. Кантемиръ возмужалъ и созрѣлъ для дѣятельности въ эту именно эпоху, чѣмъ и объясняется какъ сатирическое направлен³е его поэз³и, такъ и проживан³е большей часта времени за границею.

   Двѣ стороны тогдашней русской жизни служили предметомъ для стоилъ остроумной сатиры Кантемира: одна была остаткомъ исчезавшей старины, другая - плодомъ иностранныхъ нововведен³й. Приведемъ образцы того и другаго. Вотъ изображен³е стараго суевѣрнаго противника наукъ:

  

   Расколы и ереси науки суть дѣти,

   Больше вретъ, кому далось больше разумѣти,

   Приходитъ въ безбож³е, кто надъ книгой таетъ! -

   Критонъ съ четками въ рукахъ ворчитъ и вздыхаетъ,

   И проситъ свята душа съ горькими слезами

   Смотрѣть, сколь сѣмя наукъ вредно между нами:

   Дѣти ваши, что предъ тѣмъ тихи и покорны

   Праотческимъ шли слѣдомъ, къ Бож³ей прокорны

   Службѣ, съ страхомъ слушая, что сами не знали,

   Теперь въ церкви соблазну библ³ю честь стали,

   Толкують, всему хотятъ знать поводъ, причину,

   Мало вѣры подая священному чину;

   Потеряли добрый нравъ, забыли пить квасу,

   Не прибьешь ихъ палкою къ соленому мясу;

   Уже свѣчекъ не кладугь, постныхъ дней не знаютъ,

   М³рскую въ церковныхъ власть рукахъ лишну чаютъ,

   Шепча, что тѣмъ, что м³рской жизни ужъ отстали,

   Помѣстья и вотчины весьма не пристали.

  

   A вотъ картина, заимствованная изъ обычаевъ принятой къ намъ съ Запада жизни. Это утренн³й туалетъ моднаго щеголя того времени:

  

   Пѣлъ пѣтухъ, встала заря, лучи освѣтили

   Солнца верхи горъ; тогда войско выводили

   На поле предка твои, а ты подъ парчею

   Углубленъ мягко въ пуху тѣломъ и душею

   Грозно сопешь; когда дня пробѣгутъ двѣ доли,

   Зѣвнешь, растворишь глаза, выспишься до воли.

   Тянешься ужъ часъ другой, нѣжишься ожидая

   Пойла, что шлетъ Инд³я, иль везутъ съ Китая,

   Изъ постели къ зеркалу однимъ спрыгнешь скокомъ,

   Тамъ ужъ въ попечен³и и трудѣ глубокомъ,

   Женскихъ достойную плечъ завѣску на спину

   Вскинувъ, волосъ съ волосомъ прибираешь къ чину.

   Часть надъ лоскимъ лбомъ торчать будутъ сановиты,

   По румянымъ часть щекамъ въ колечки завиты

   Свободно станетъ играть, часть уйдетъ за темя

   Въ мѣшокъ. Дивится тому строен³ю племя

   Тебѣ подобныхъ; ты самъ новый Нарцисъ жадно

   Глотаешь очьми себя; нога жмется складно

   Въ тѣсномъ башмакѣ твоя, потъ со слугъ валится,

   Въ двѣ мозоли и тебѣ краса становится;

   Избитъ полъ, и подъ башмакомъ стерто много мѣлу.

   Деревню вздѣнешь потомъ на себя ты цѣлу.

   Не столько стоитъ нарядъ Римлянокъ пристойно

   Основать, какъ выбрать цвѣтъ и парчу, и стройно

   Сшить кафтанъ по правиламъ щегольства и моды,

   Пора, мѣсто, и твои разсмотрѣны годы,

   Чтобъ лѣтамъ сходенъ былъ цвѣтъ, чтобъ, тебѣ въ образу,

   Нѣжну зеленъ въ городѣ не досажалъ глазу,

   Чтобъ бархатъ не отягчалъ въ лѣтнюю пору тѣло

   Чтобъ тафта не хвастала среди зимы смѣло;

   Но зналъ бы всякъ свой предѣлъ, право и законы

   Какъ искусные попы всякаго дни звоны.

   Долголѣтняго пути въ краяхъ чужестранныхъ

   Иждивен³й и трудовъ тяжкихъ и пространныхъ

   Дивный плодъ ты произнесъ. Ущербя пожитки,

   Понялъ, что фалды должны тверды быть, не жидки,

   Въ полъ-аршина глубоки и ситой подшиты;

   Согнувъ кафтанъ не были бъ станомъ всѣ покрыты,

   Каковъ рукавъ долженъ быть, гдѣ клинья уставить,

   Гдѣ карманъ, и сколько грудь окружа прибавить;

   Въ лѣто или осенью, въ зиму иль весною,

   Какую парчу подбить пристойно какою,

   Что приличнѣе нашить, серебро иль злато,

   И Рексу лучше тебя знать ужъ трудновато.

  

   Страннымъ въ перваго раза покажется, что художественная поэз³я наша въ новомъ пер³одѣ начинается съ сатиры. Сатира есть отрицательный видъ изящнаго, а отрицательно-изящное не можетъ образовать языка и дать ему положительныя формы. Явлен³е Кантемира, такимъ образомъ, есть случайное въ вашей литературѣ, и объясняясь временемъ переходнымъ, не входитъ въ общ³й процессъ новаго литературнаго развит³я, который начинается собственно съ Ломоносова.

   Приступая къ этому пер³оду, начнемъ съ общаго обозрѣн³я и постараемся прежде всего намѣтить тѣ общ³я черты, которыя характеризуютъ вашихъ писателей и ихъ произведен³я.

   Взглянемъ прежде всего на мѣсторожден³я вашихъ писателей. Какъ витязи древнерусскаго м³ра, они сошлись со всѣхъ концовъ Русской земли и слились въ ея единствѣ, не сохранивъ въ себѣ мѣстныхъ оттѣнковъ тѣхъ областей, гдѣ они родились. Одни только Малороссы удержали свои особенности и имѣютъ нѣкоторые оттѣнки.

   Нашъ первый ген³й, Ломоносовъ,- это, по выражен³ю Пушкина, полуночное диво, былъ родомъ съ отдаленнаго сѣвера, изъ Холмогоръ, Архангельской губерн³и. Замѣчательно, что первый ген³й русскаго слова явился изъ той полярной страны, куда искони стремились наши предки, не боясь ужасовъ ледяной природы сѣвера. Волга въ Казани воспоила Державина, въ Симбирскѣ - Дмитр³ева, Карамзина, Языкова. Москва дала вамъ Сумарокова, Фонвизнна, Петрова, Нелединскаго-Мелецкаго, Новикова, князя Вяземскаго, Дениса Давыдова, Грибоѣдова, Лермонтова. Псковъ считалъ въ числѣ своихъ гражданъ Пушкина, но Москва была его колыбелью и первымъ мѣстомъ воспитан³я. Изъ Пскова же вышелъ Княжнянъ. Тверь дала Озерова и Крылова, Тула - Жуковскаго, Вологда - Батюшкова, Смоленскъ - Муравьева, князя Шаховскаго, Глинку; Пермь - Мерзлякова, Вятка - Кострова, Пенза - Загоскина, Оренбургъ - Аксакова. Хемницеръ и Дельвигъ, по именамъ ихъ, были родомъ иностравцы, но по характеру и духу коренные Русск³е. Малоросс³я дала намъ Богдановича, Капниста, Гнѣдича, Основьяненко, Гоголя. Особенные оттѣнки Малороссовъ - живость колорита, сила,чувства, юморъ.

   Изъ какихъ сослов³й вышли наши писатели? Изо всѣхъ, какъ и витязи. Ломоносовъ - изъ крестьянъ, въ то еще время, когда всѣ сослов³я были ровнѣе по образован³ю и ближе одно къ другому. Впослѣдств³и же это сослов³е уже не было обильно литераторами. Изъ купцовъ вышли: Голиковъ, Мерзляковъ, Кольцовъ, Полевой. духовное зван³е изобильно духовными писателями; но въ числѣ свѣтскихъ встрѣчаемъ только Петрова, сына священника, и Гнѣдича. Дворянское сослов³е по преимуществу отличается въ истор³и нашей словесности: Державинъ, Фонвизинъ, Капнистъ, Княжнивъ, Богдановичъ, Сумароковъ, Херасковъ, Дмитр³евъ, Карамзинъ, Муравьевъ, Озеровъ, Крыловъ, Жуковск³й, Батюшковъ, князь Вяземск³й, князь Шаховской, Денисъ Давыдовъ, Пушкинъ, Дельвигъ, Баратынск³й, Языковъ, Хомяковъ, Аксаковъ, Гоголь были всѣ дворяне и по происхожден³ю своему принадлежатъ, большею част³ю, къ древнѣйшимъ родамъ этого сослов³я. Такъ и слѣдовало быть: именитое дворянство русское, пользуясь преимуществами богатства и образован³я, тѣмъ достойно за нихъ воздало отечеству.

   Излагая постепенно, въ хронологическомъ порядкѣ, б³ограф³и вашихъ писателей, мы наталкиваемся на любопытный фактъ, что писатели ваши постепенно отвлекались отъ государственной службы, которая отнимала ихъ у литературы. Правительству дѣлаетъ честь, что оно признавало необходимымъ привлекать къ себѣ даровитыхъ людей, мужей мысли и слова: Державинъ, Дмитр³евъ и Шишковъ были министрами. Правда, много дарован³й вохищено было службою у музъ. Въ истор³и нашей драматической литературы есть анекдотическая черта, что одинъ весьма даровитый комикъ, придавш³й вашему комическому стиху необыкновенную легкость, оставилъ и комед³ю, и водевиль, получивъ должность губернатора. Онъ счелъ занят³е комическимъ стихомъ слишкомъ низкимъ для предложенной ему должности.

   Съ Карамзина собственно начинается болѣе свободное служен³е словесности. Карамзинъ, можно сказать, былъ министромъ истор³и государства Росс³йскаго, вмѣщая въ себѣ и свою канцеляр³ю. Жуковск³й отъ чистаго служен³я музамъ былъ отвлеченъ только великою гражданскою задачею: воспитан³емъ Наслѣдника престола. Пушкинъ между русскими писателями первый представляетъ образецъ свободнаго художника. Не даромъ онъ сказалъ:

  

   Служенье Музъ не терпитъ суеты,

   Прекрасное должно быть величаво!

  

   Но обстоятельства увлекли его въ суету свѣтской жизни, и онъ погибъ ея жертвою. Гоголь съ полною свободою и самопожертвован³емъ принадлежалъ лишь литературѣ, жилъ и дѣйствовалъ только для нея. Въ наше время зван³е писателя, къ чести и славѣ Росс³и, сдѣлалось вполнѣ свободно.

   Замѣтимъ черты русскаго народнаго характера въ нашихъ писателяхъ. Не смотря на иноземное вл³ян³е въ новомъ пер³одѣ, эти черты рѣзко въ нихъ выдаются. Чѣмъ выше дарован³е въ писателѣ, тѣмъ вѣрнѣе остается онъ народному характеру,- и тѣ только произведен³я пр³обрѣтаютъ прочную славу и переживаютъ время, на которыхъ сильнѣе отражается отблескъ народнаго духа.

   Русская многосторонность и сила, которыя мы видѣли въ Петрѣ, сказались прежде всего и въ родоначальникѣ новой русской литературы, въ Ломоносовѣ. Порывы русскаго патр³отическаго восторга слышны во всѣхъ нашихъ лирикахъ, Въ Державинѣ, къ Ломоносовской силѣ присоединились русск³й разумъ я русская шуточка, плодъ ирон³и, столь свойственной русскому уму. Страсть къ чужому, доводимая нерѣдко до крайности, или наше чужебѣс³е сказалось въ Сумароковѣ. Особенный видъ изящнаго, наше родное милое, выражен³е души въ лядѣ и характерѣ, блещетъ въ Душенькѣ Богдановича, въ Свѣтланѣ Жуковскаго, въ Людмиѣ и Танѣ Пушкина, и во многихъ другихъ создан³яхъ русской поэз³и. Русское остроум³е, не поверхностное, а глубокомысленное, въ первый разъ ярко проявилось въ Фонвизинѣ, и съ тѣхъ поръ не измѣняло себѣ въ русскихъ комикахъ. Образчикъ нашей переимчивости - Княжнинъ. Здравый смыслъ Русскаго народа, создавш³й русскую пословицу, создалъ, въ живое дополнен³е къ ней, и басню Крылова. Наша пѣвучая, красная рѣчь полилась подъ перомъ Карамзина. Чувство грусти, основное чувство нашей пѣсни, выразилось, начиная съ Карамзина, во многихъ писателяхъ: Нелединскомъ-Мелецкомъ, Капнистѣ, Жуковскомъ, Вяземскомъ, Баратынскомъ, Пушкинѣ и другихъ, принимая самые разнообразные оттѣнки отъ задумчивости до тоски и унын³я. Въ Жуковскомъ сказалась опять наша многосторонность, наше славное гостепр³имство къ чужому въ самомъ лучшемъ, нравственномъ смыслѣ. Въ Пушкинѣ слышимъ русскую чуткость, отзывчивость всему прекрасному у насъ и въ остальномъ м³рѣ. Въ Гоголѣ обильно и полно сказались юморъ, бьющ³й у насъ изъ древняго южнорусскаго источника, и глубокая ирон³я, общее свойство большинства нашихъ писателей. Есть еще одно чувство, таящееся въ глубинѣ души русскаго человѣка и составляющее существенную основу его жизни: это - чувство вѣры. Оно замѣчается во всѣхъ русскихъ писателяхъ: въ древнихъ это чувство сказывалось прямѣе и откровеннѣе; въ новыхъ, какъ бы глубоко мы скрывалось, какъ бы вы уступало постороннимъ вл³ян³ямъ, но рано или поздно выходитъ наружу, или отзывается по временамъ минутными порывами души. Рѣдк³й изъ нихъ остался чуждъ этому чувству.

   Правительственныя, воспитательныя учрежден³я содѣйствовали много развит³ю литературныхъ дарован³й въ Росс³и. Академ³я наукъ, учрежден³е Петрово, образовала Ломоносова. Изъ сухопутнаго кадетскаго корпуса, учрежден³я императрицы Анны, вышли Сумароковъ, Княжнинъ, Озеровъ. Въ немъ же родилась наша лжеклассическая трагед³я, питавшая рыцарск³я чувства чести и славы въ вашихъ воинахъ, изъ числа которыхъ вышли Румянцовъ и Суворовъ. Московск³й университетъ, учрежден³е Елисаветы Петровны, образовалъ множество русскихъ писателей, изъ которыхъ особенно замѣчательны два первыхъ коника: Фонвизинъ и Грибоѣдовъ. Разумъ науки, воспитанный университетомъ, помогъ имъ обличить отрицательныя стороны жизни вашего общества. Университетск³й панс³онъ, учрежденный Херасковымъ при Екатеринѣ II, былъ колыбелью Жуковскаго. Царскосельск³й лицей, учрежден³е Александрово, взлелѣялъ Пушкина. Въ лицеѣ Нѣжинскомъ воспитался Гоголь. Первымъ студентомъ Казанскаго университета былъ Аксаковъ.

   Чѣмъ болѣе развивалась и подвигалась впередъ русская литература, тѣмъ болѣе развивалась и укрѣплялась ея связь съ обществомъ и народомъ. Первые шаги русской словесности слышны при дворѣ и въ академ³и наукъ. Только отголоски побѣдныхъ одъ и религ³озныхъ гимновъ отдаются въ обществѣ и отчасти въ грамотномъ народѣ, Пѣсня, по своему сочувств³ю съ народнымъ инстинктомъ, сильнѣе проникала въ народъ. Мало по малу русское слово входитъ въ общество и затрогиваетъ въ немъ жизненные вопросы. Въ наше время связь между словомъ о обществомъ укрѣпилась сильнѣе, чѣмъ когда-нибудь. Причина такого явлен³я - большая свобода русскаго слова. Постепенный путь его отъ дворца и академ³и до русскихъ хижинъ есть одна изъ любопытнѣйшихъ задачъ въ истор³и русской словесности.

   Весь новоевропейск³й пер³одъ русской словесности дѣлягъ обыкновенно на три отдѣла. Первый называютъ лжеклассическимъ, а по вл³ян³ю народа, который имѣлъ своею литературою вл³ян³е на нашу,- Французскимъ; онъ идетъ отъ Ломоносова до Жуковскаго. Второй отдѣлъ - романтическ³й, а по вл³ян³ю народовъ, на насъ особенно дѣйствовавшихъ,- англо-нѣмецк³й и даже всем³рный; онъ заключаетъ время отъ Жуковскаго до Пушкина. Трет³й отдѣлъ - художественный и нац³ональный. Его развит³е начинается съ Пушкинымъ и доходитъ до нашего времени, Карамзинъ представляетъ средоточ³е для всѣхъ трехъ отдѣловъ, какъ эклектикъ и верховная точка новаго пер³ода русскаго слова. Формою своей прозы онъ принадлежитъ Французскому пер³оду; первыми началами и сочувств³ями - романтическому англо-нѣмецкому и всем³рному; своею Истор³ею Государства Росс³йскаго начинаетъ пер³одъ народный.

   Классицизмъ и романтизмъ - эти два половинные и враждебные элемента западной словесности - имѣли у насъ особенное отражен³е. Классицизмъ развилъ внѣшнюю сторону нашего слова. Онъ исполненъ восторга, силы, блеска, и въ образахъ поэтическихъ развиваетъ пластическую и живописную стих³ю: это - рѣзецъ и кисть нашего слова. Романтизмъ открываетъ внутреннюю сторону нашего слова и дастъ ей содержан³емъ м³ръ души; онъ исполненъ вдохновен³я, мягкости и теплаго сочувств³я ко всему прекрасному въ человѣчествѣ, въ какомъ бы народѣ оно ни являлось. Къ элементамъ пластическому и живописному онъ присоединяетъ еще элементъ музыкальный, дополняя тѣмъ развит³е полной поэтической формы русскаго слова. Такимъ образомъ, пластика, живопись и музыка, согласно общему закону развит³и искусствъ, постепенно входятъ въ русскую поэз³ю и развиваютъ до полноты совершенства всѣ ея формы.

   Какъ классицизмъ, такъ и романтизмъ каждый отдѣльно представляютъ только половинное искусство, которое вполнѣ не можетъ обнять идею красоты. Истинное художество не есть ни классическое, ни романтическое. Настоящ³й художникъ - не классикъ и не романтикъ. Внутреннее содержан³е его произведен³й есть полная идея красоты, стяжан³е всего человѣчества. внѣшняя форма принадлежитъ народу и составляетъ его слово. Истинный художникъ въ словѣ - непремѣнный и народный поэтъ.

   Русская словесность, связавъ въ новомъ пер³одѣ свое развит³е съ жизн³ю народовъ Запада, не могла не отражать за себѣ западнаго развит³я во всѣхъ его крайностяхъ, Эта сторона нашей литературы должна быть отмѣчена, какъ наносный элементъ, какъ чужое вѣян³е, какъ волнен³е отъ другахъ планетъ въ нашей планетѣ. Мы встрѣчаемъ у себя отголоски и сочувств³я всему, что ни производилъ Западъ.

   Съ тѣхъ поръ, какъ Западъ разрушилъ подпорки богословской схоластики, на которыхъ покоилась его вѣра, все его развит³е стало аналитическимъ, дробнымъ, частичнымъ. Онъ старался утвердить потерянную цѣльность духовнаго существа человѣческаго въ отдѣльныхъ его силахъ. энциклопедисты окончательно разрушили схоластическ³я подпорки богослов³я и ударились въ исключительность разсудка, въ которомъ искали спасен³я всему человѣку. Вольтеръ стоитъ во главѣ этой школы и разсудкомъ отрицаетъ все, ибо разсудокъ одинъ не можетъ утверждать ничего, а владѣетъ только силою отрицан³я. Школѣ разсудка противодѣйствуетъ и дополняетъ его школа чувства, родоначальникомъ которой былъ Жанъ-Жакъ Руссо. Между тѣмъ, какъ разсудокъ и чувство дѣйствовали двумя отдѣльными школами во Франц³и, отрицая и разрушая, болѣе чѣмъ утверждая,- Герман³я представляла положительное развит³е разума, который хотѣлъ самъ одинъ познать истину и мысл³ю создать м³ръ и человѣка. Отсюда все развит³е философ³и германской отъ Вольфа и Лейбница, до нашего времени. Какъ дополнен³е къ разуму, который не могъ признать вѣры и потому не удовлетворять жаждущихъ этого небеснаго источника, развивался мистицизмъ, имѣвш³й начало свое еще до развит³я философ³и въ писателѣ народномъ, ²аковѣ Бёмѣ.

   Между тѣмъ какъ Герман³я дѣйствовала въ умственномъ м³рѣ, въ сферѣ отвлеченной мысли, силою исключительнаго разума, во Франц³и совершался переворотъ соц³альный. Очарован³е, произведенное революц³ею и отразившееся во многихъ поэтахъ, особенно лирикахъ, какъ Шиллеръ и друг³е, окончилось разочарован³емъ - реставрац³ей. Идеалы всѣхъ народовъ исчезли въ кабинетахъ дипломатовъ. Поэтомъ разочарован³я въ жизни явился Байронъ, въ наукѣ - Гёте. За разочарован³емъ послѣдовало безочарован³е,- поэтомъ его былъ Гейне, а безочарован³е привело къ тому безплодному матер³альному нигилизму, который уже ничего не производитъ, кромѣ ежедневныхъ листковъ газетъ и журналовъ.

   Всѣ эти крайности западнаго развит³я имѣли и у насъ своя отголоски. Древняя схоластика отражается еще въ слабой сторонѣ произведен³й Ломоносова. Разсудочная школа Вольтера отразилась частью въ нѣкоторыхъ произведен³яхъ Фонвизина, отъ которыхъ онъ самъ впослѣдств³и отказался; но дошла до полной и смѣшной карикатуры въ Сумароковѣ, который хотѣлъ быть у насъ доморощеннымъ Вольтеромъ. Школа чувства, Руссо и Стернъ, нашли своего представителя въ Карамзинѣ и его послѣдователяхъ.

   Философск³я системы въ Герман³и имѣли сильные отголоски въ нашихъ университетахъ. Всѣ первые профессоры, прибывш³е къ намъ изъ Герман³и и дѣйствовавш³е въ академ³и и въ Московскомъ университетѣ, были Вольф³анцы. Самъ Ломоносовъ былъ личнымъ ученикомъ Христ³ана Вольфа. Мысли Лейбница отразились еще въ Петрѣ и въ дальнѣйшемъ развит³и русскомъ, даже съ ихъ недостатками. Профессоръ Шаденъ, наставникъ Фонвизина, Карамзина и Муравьева, былъ первымъ Кант³анцемъ. Учен³е Фихте не имѣло у насъ особыхъ послѣдователей; но за то учен³е Шеллинга имѣло многихъ. Къ нему принадлежать наши наставники и все наше поколѣн³е. Замѣчательно, что въ этомъ поколѣн³и возникъ, еще помимо учителя, тотъ же вопросъ о соединен³и философ³и съ Откровен³емъ, какой возникъ позднѣе въ самомъ учителѣ и былъ разрѣшаемъ имъ въ послѣдн³е годы жизни. За нами, Шеллинг³янцами, слѣдуютъ Гегелисты, дѣйствовавш³е такъ сильно въ нашихъ университетахъ въ послѣднее время.

   Мистицизмъ ²акова Бёма съ Сен-Мартеномъ и ихъ послѣдователями нашелъ у насъ отголоски въ школѣ Новикова, друга его Гамалѣя, Лабзина и многихъ духовныхъ лицъ, соединявшихъ философское мышлен³е съ вѣрою.

   Германск³й матер³ализмъ съ своимъ изчад³емъ нигилизмомъ имѣли въ послѣдн³е дни сильное, но безплодное вл³ян³е на нашу эфемерную журнальную литературу.

   Не смотря на это внѣшнее вл³ян³е Запада, въ его крайностяхъ, переходчивыхъ у насъ еще болѣе чѣмъ тамъ,- тѣ гуманическ³я идеи, которыя даютъ истинную и прочную основу всякому человѣческому образован³ю, имѣли у насъ стройное и правильное развит³и. Сосудами имъ достойно служили личности нашихъ славнѣйшихъ писателей, около которыхъ группируется все развит³е нашей словесности. Таковы идеи истины, правды, блага и красоты.

   Идея истины, воплощаемая въ наукѣ, имѣла своего служителя въ Ломоносовѣ, который посвятилъ ей всю жизнь и, какъ участникъ въ учрежден³и Московскаго университета, завѣщалъ ее всѣмъ университетамъ русскимъ.