Шевырев Степан Петрович - Лекции о русской литературе

нимая живое участ³е въ движен³и современной литературы. Мы помнимъ его въ это время. Онъ отличался чудною пластическою рѣчью, когда разсказывалъ анекдоты о своихъ современникахъ. Однажды только нарушилъ онъ литературное молчан³е, именно въ Четверостиш³яхъ; но это не обошлось ему даромъ: Пушкинъ и Языковъ осмѣяли ихъ въ рѣзкихъ парод³яхъ, поразительно сходныхъ съ подлинниками.

   Отъ Дмитр³ева переходимъ къ младшему его другу, Карамзину, на изучен³и котораго должны остановиться съ особеннымъ вниман³емъ. Какъ Державинъ представилъ намъ идею правды, такъ Карамзинъ - идею добра. Добро мы должны оказывать ближнему въ силу Божественной заповѣди любить его. Ближе всего къ намъ наше отечество, наши сограждане, какъ братья одной семьи, составляющей Росс³ю. Но въ XIX вѣкѣ, когда всѣ народы стали сливаться въ одинъ общ³й союзъ человѣчества, уже стало невозможнымъ отдѣлять отъ сего послѣдняго свое отечество. Во взаимномъ союзѣ двухъ идей: отечества и человѣчества, можетъ только олицетвориться идея добра. Такъ понималъ и олицетворялъ ее Карамзинъ. Въ сердцѣ его соединялись двѣ любви, какъ онъ самъ то свидѣтельствовалъ въ письмахъ къ другу своему Дмитр³еву. Описывая внутревнюю сладость исторической работы, Карамзинъ такъ выражается о ней: "Работа сдѣлалась для меня опять сладка: знаешь ли, что я со слезами чувствую признательность къ Небу за свое историческое дѣло. Знаю, что и какъ пишу; въ своемъ тихомъ восторгѣ не думаю ни о современникахъ, ни о потомствѣ: я независимъ, и наслаждаюсь только своимъ трудомъ, любов³ю къ отечеству и человѣчеству". Въ другомъ мѣстѣ выражена та же самая мысль: "Богъ видитъ, люблю ли человѣчество и народъ Русск³й". Такъ дѣлается для насъ ясно въ сознан³и самаго историка, какъ два слитыя чувства къ человѣчеству и отечеству, воспитанныя въ немъ цѣлою жизн³ю, соединенно одушевляли его при главномъ трудѣ, которому онъ посвятилъ самыя зрѣлыя силы и самые плодотворные годы своей жизни.

   Карамзинъ представляетъ превосходный образецъ соединенной любви къ человѣчеству и отечеству. Въ немъ эти два чувства уравновѣшивались, поддерживая и питая другъ друга. Примѣромъ своей жизни онъ доказалъ, что одно безъ другаго не можетъ быть полно. Любовь къ человѣчеству, не примѣненная къ нашимъ ближнимъ, олицетворяемымъ для насъ въ отечествѣ, перерождается въ отвлеченный и праздный космополитизмъ. Любовь къ отечеству, не озаренная свѣтомъ любви къ человѣчеству, переходитъ въ узк³й или квасной патр³отизмъ. Карамзинъ научилъ Русскихъ избѣгать и той и другой крайности; но, къ сожалѣн³ю, не всѣ слѣдуютъ его примѣру.

   Наша личность, обращенная всѣми своими сочувств³ями къ добру и пользѣ человѣчества и не разорвавшая связей съ отечествомъ, можетъ служить прекраснымъ сосудомъ для того, чтобы передавать всем³рное добро своему народу: такова была личность Карамзина. Жизнь Карамзина раздѣляется на двѣ части: въ первой всестороннимъ образован³емъ онъ готовитъ себя на подвигъ отечественный, во второй - обрекаетъ себя на служен³е отечеству въ Истор³и Государства Росс³йскаго. Разсмотримъ обѣ половины этой прекрасной, цѣльной жизни.

   Н. М. Карамзинъ родился въ годину смерти Ломоносова, 1765 года декабря 1-го, въ селѣ Михайловскомъ, Оренбургской губерн³и. Дѣтство свое онъ проводилъ въ Симбирскѣ, на берегахъ Волги. Въ младенчествѣ уже постигло его несчаст³е - онъ лишился матери. Вотъ въ какихъ грустныхъ чертахъ онъ оплакиваетъ свое младенческое сиротство:

  

   Ахъ! я не зналъ тебя!... ты, давъ мнѣ жизнь, сокрылась!

         Среди весеннихъ ясныхъ дней

         Въ жилище праха преселилась!

   Я въ первый жизни часъ наказанъ былъ судьбой!

   Не могъ тебя ласкать, ласкаемъ быть тобой!

         Друг³е на колѣняхъ

         Любезныхъ матерей въ весел³и цвѣли,

         A я въ печальныхъ тѣняхъ

   Рѣкою слезы лилъ на мохъ сырой земли,

         На мохъ твоей могилы!...

   Но образъ твой священный, милый;

         Въ груди моей напечатлѣнъ,

         И съ чувствомъ въ ней соединенъ!

   Твой тих³й нравъ остался мнѣ въ наслѣдство.

  

   Это обстоятельство положило печать грустной меланхол³и на характеръ Карамзина. Онъ любилъ ей предаваться и считалъ ее первымъ источникомъ поэз³и, воображая, что элег³я была первымъ ея родомъ. Грусть, впрочемъ, какъ мы уже сказали, сродна Русскому человѣку. Сиротство Карамзина могло послужить прекрасною колыбелью для этого чувства.

   Дмитр³евъ въ Запискахъ своихъ разсказываетъ, какъ въ 1770 году, въ Симбирскѣ, будучи 10-ты лѣтъ, былъ съ своимъ братомъ на чьей-то свадьбѣ, и какъ русская няня подводила пятилѣтняго мальчика къ новобрачной. Этотъ мальчикъ былъ Карамзинъ. Онъ, по его же словамъ, воспитался въ образованной русской семьѣ, гдѣ родители не стыдились говорить на природномъ языкѣ. Кромѣ русской няни, въ первоначальномъ воспитан³и Карамзина принималъ участ³е Нѣмецъ-врачъ, человѣколюбивый, добрый, кротк³й и любивш³й дѣтей. Карамзинъ читалъ съ нимъ басни Геллерта. Но любимымъ чтен³емъ Карамзина были, по обычаю того времени, сказки и романы, воспламенявш³е его воображен³е. Онъ самъ разсказывалъ, какъ, подъ вл³ян³емъ этого чтен³я. однажды въ бурный вечеръ онъ забрался въ оружейную своего отца, схватилъ въ ней саблю и отправился на гумно, чтобы тамъ сражаться съ злыми волшебниками. Но этимъ мечтамъ вскорѣ явилась противодѣйств³емъ римская истор³я. Восьми лѣтъ Карамзинъ уже читалъ эту истор³ю; Сцип³оны и Аннибалы привлекали его и образовали будущаго историка,

   Нельзя обойти молчан³емъ одного обстоятельства изъ жизни Карамзина. Когда императоръ Александръ Павловичъ, въ 1824 году, отправлялся въ Симбирскъ, Карамзинъ вручилъ государю записку о достопримѣчательностяхъ этого города, и въ нихъ указалъ на Бѣлый Ключъ и на столѣтняго старца Елисея Кашинцова, который звонилъ въ колокола въ тотъ день, какъ Симбирскъ праздновалъ полтавскую побѣду, и былъ гребцомъ на лодкѣ Петра Великаго, когда онъ плылъ по Волгѣ въ Астрахань, отправляясь въ персидск³й походъ. Этотъ Елисей Кашинцовъ угощалъ Карамзина въ его ребячествѣ банею и чаемъ и, вѣроятно, передавалъ ему свои славныя воспоминан³я. Сверхъ того, на Карамзина дѣйствовало въ его дѣтствѣ знакомство съ мѣстными дворянами. Въ одномъ изъ своихъ разсказовъ: Рыцарь нашего времени, смѣси правды съ вымысломъ, онъ славитъ этихъ достойныхъ матадоровъ провинц³и, бесѣда которыхъ имѣла вл³ян³е на изображен³е характера его героя, Леона подъ которымъ, по всему вѣроят³ю, должно разумѣть его самого. Онъ приводитъ договоръ братскаго общества дворянъ, которые клянутся чест³ю благородныхъ людей жить и умереть братьями, стоять другъ за друга горою во всякомъ случаѣ, не жалѣть ни трудовъ, вы денегъ для услугъ взаимныхъ, поступать всегда единодушно, наблюдать общую пользу дворянства, вступаться за притѣсненныхъ и помнить русскую пословицу: тотъ дворянинъ, кто за многихъ одинъ; не бояться ни знатныхъ, ни сильныхъ, а только Бога и государя; смѣло говорить правду губернаторамъ и воеводамъ; никогда не быть ихъ прихлебателями и не потакать противъ совѣсти. "А кто изъ насъ не сдержитъ своей клятвы, тому будетъ стыдно, и того выключить изъ братскаго общества".

   Вотъ съ какою благодарност³ю онъ обращается къ дворянамъ, которые дѣйствовали благотворно на его дѣтство: "Добрые люди! миръ вашему праху! Пусть друг³е называютъ васъ дикарями: Леонъ въ дѣтствѣ слушалъ съ удовольств³емъ вашу бесѣду словоохотную, отъ васъ заимствовалъ русское дружелюб³е, отъ васъ набрался духу Русскаго и благородной дворянской гордости, которой онъ послѣ не находилъ даже и въ знатныхъ боярахъ: ибо спѣсь и высокомѣр³е не замѣняютъ ея, ибо гордость дворянская есть чувство своего достоинства, которое удаляетъ человѣка отъ подлости и дѣлъ презрительныхъ! Добрые старики! миръ вашему праху!" - Отъ этихъ-то дворянъ происходитъ то Симбирское дворянство, которое воздвигло у себя монументъ Карамзину.

   Москва была второю, духовною родиной Карамзина. Тогда въ древней столицѣ университетъ развивалъ уже свою многостороннюю дѣятельность, и въ числѣ профессоровъ съ особенною пользою дѣйствовалъ профессоръ Шаденъ. Онъ, первый, познакомилъ молодыхъ ученыхъ Росс³и съ философ³ею Канта. Шаденъ содержалъ панс³онъ для воспитан³я молодыхъ дворянъ, и въ этой школѣ получилъ воспитан³е и Карамзинъ. Шаденъ переноситъ науку къ намъ съ Запада добросовѣстно и умѣлъ ее примѣнять къ основамъ русской жизни. Изъ устъ своего профессора Карамзинъ могъ воспринять сознан³е тѣхъ монархическихъ началъ, которымъ онъ остался вѣренъ въ течен³е всей жизни. Еще въ панс³онѣ Шадена уже образовался въ немъ будущ³й публицистъ. Въ то время была война между Англ³ей и Соединенными Штатами. Карамзинъ позже вспоминалъ о томъ, съ какимъ восторгомъ онъ читалъ донесен³я торжествующихъ британскихъ адмираловъ, какъ имена Роднея и Гоу не сходили у него съ языка, какъ праздновалъ онъ съ товарищами ихъ побѣды и какого сочувств³я былъ исполненъ къ Англ³йской нац³и.

   Шестнадцати лѣтъ Карамзинъ окончилъ воспитан³е въ панс³онѣ Шадена и поступилъ на службу въ Преображенск³й полкъ. куда записавъ былъ еще въ малолѣтствѣ подпрапорщикомъ. Въ Петербургъ онъ привезъ письмомъ Дмитр³еву отъ отца его. Дмитр³евъ съ любов³ю принялъ "румянаго и миловиднаго юношу", какъ говоритъ о немъ въ своихъ Запискахъ. Они сблизились. Къ этому времени относятся первые опыты Карамзина въ литературѣ. Онъ занимался тогда переводами и напечаталъ ихъ два: Разговоръ Австр³йской Mаpiu-Терез³и съ нашей императрицей Елисаветой въ Елисейскихъ поляхъ и Деревянная нога, идилл³я Геснера (1783). Любопытно прочесть хотя нѣсколько строкъ изъ послѣдняго перевода, который принадлежитъ семнадцатилѣтнему Карамзину. Здѣсь слышенъ первый, еще дѣтск³й лепетъ нашего будущаго истор³ографа. "Старикъ ободрился и началъ: потерян³е нѣкоторыхъ изъ васъ своихъ отцевъ, коихъ память должна быть незабвенна въ вашихъ сердцахъ, сдѣлало, что вы вмѣсто чтобъ ходили повѣся голову, страдая подъ игомъ рабства, взираете нынѣ съ радост³ю на восходящее солнце, и утѣшительныя пѣн³я распространяются повсюду".

   Военная служба не привлекала Карамзина: онъ имѣлъ другое призван³е. По кончинѣ отца, онъ вышелъ въ отставку поручикомъ и переѣхалъ въ Симбирскъ. Здѣсь онъ едва не увлекся свѣтскимъ обществомъ своей образованной родины. Опытный за вистомъ, любезный съ дамами, ораторъ передъ отцами семействъ, онъ блисталъ и плѣнялъ всѣхъ. Но бездѣйств³е литературное было для него губительно. Онъ сбирался переводить Вольтерову сказку о бѣломъ быкѣ, но съ нѣмецкаго перевода. Свѣтская пустота угрожала даровитому юношѣ. Отъ нея избавилъ Карамзина пр³ѣхавш³й тогда въ Симбирскъ директоръ Московскаго университета И. П. Тургеневъ, который уговорилъ его переѣхать въ Москву. Здѣсь Тургеневъ познакомилъ Карамизина съ Новиковымъ, основавшимъ въ то время Дружеское Типографское Общество. Тогда то открылось для Карамзина новое поприще. Онъ получилъ возможность въ этой просвѣщенной атмосферѣ довершить свое образован³е. Общество Новикова было для него настоящимъ университетомъ.

   Н. И. Новиковъ, одинъ изъ первыхъ студентовъ университета по его основан³и, но исключенный вмѣстѣ съ Потемкинымъ за нехожден³е на лекц³и, которыя тогда читались только но латыни, принадлежитъ къ числу славныхъ и незабвенныхъ дѣятелей нашей литературы Екатерининскаго пер³ода. Въ течен³е десяти лѣтъ, начиная съ 1780 года, онъ содержалъ университетскую типограф³ю на откупѣ, который былъ ему далъ кураторомъ Херасковымъ, и двинулъ просвѣщен³е общественное своею многостороннею дѣятельност³ю, въ которой умѣлъ соединять европейскую стих³ю съ народною русскою. О первой свидѣтельствуютъ Московск³я Вѣдомости, разнообразныя издан³я и безчисленные переводы, имъ напечатанные; о второй - 30 томовъ Древней Росс³йской Вивл³оѳики, перваго печатнаго сборника документовъ и актовъ, касающихся русской истор³и.

   Мы имѣемъ свидѣтельство самого Карамзина, какъ очевидца тому движен³ю, какое Новиковъ далъ книжной торговлѣ въ Москвѣ и во внутреннихъ городахъ Росс³и. Въ 1767 году было только двѣ книжныхъ лавки въ Москвѣ, а книгъ не продавались въ годъ и на 10,000 рублей. Въ 1792 году книжныхъ лавокъ было уже 20, и всѣ вмѣстѣ онѣ выручали около 200,000 рублей. Московск³я Вѣдомости до Новикова расходились въ Росс³и въ количествѣ не болѣе 600 экземпляровъ, а при Новиковѣ, въ течен³е десятилѣтняго откупа ихъ вмѣстѣ съ типограф³ею, числи подписчиковъ возрасло до 4,000. Кромѣ Москвы завелись книжныя лавки и въ губернскихъ городахъ Росс³и. Изъ Типографскаго Общества выходили книги самаго разнообразнаго содержан³я, удовлетворяя потребностямъ всѣхъ сослов³й. Тогда и для грамотной части народа открылся источникъ чтен³я новый и живительный. Новиковъ одинъ имъ первыхъ печаталъ народныя пѣсни. 449 заглав³й его книгъ приведено въ спискѣ, по которому разсматривалъ ихъ преосвященный Платонъ. Но этотъ списокъ далеко не объемлетъ всей книжной дѣятельности Новикова. Къ сожалѣн³ю, этотъ незабвенный человѣкъ, достойный монумента, сдѣлался жертвою несправедливаго гонен³я и умеръ въ деревенской ссылкѣ, въ одиночествѣ, въ крайней бѣдности, находя утѣшен³е только въ религ³озныхъ письмахъ своего друга Гамалѣи.

   Съ цѣл³ю оживлен³я книжной дѣятельности, Новмковъ привлекалъ въ основанное имъ Общество всѣхъ даровитыхъ людей молодаго поколѣн³я. Студенты, семинаристы, даже церковно-служители соединялись у него вмѣстѣ, въ его типограф³и. Въ числѣ самыхъ даровитыхъ изъ нихъ были Карамзинъ и А. А. Петровъ. Дружба соединила ихъ, несмотря на противуположность характеровъ. Петровъ былъ угрюмъ, молчаливъ, твердъ какъ истинный мужъ и практическ³й философъ, но подчасъ насмѣшливъ; Карамзинъ, напротивъ, веселъ, любезенъ, мечтателенъ и чувствителенъ какъ младенецъ, но безъ малѣйшаго признака желчи. Оба друга съ восторгомъ слушали мистическ³я лекц³и профессора Шварца о Богопознан³и и о высокомъ предназначен³и человѣка. Шварцъ, другъ Новикова и основатель педагогической семинар³и при Московскомъ университетѣ, былъ въ своей философ³и послѣдователемъ ²акова Бёма и Сен-Мартена. Записки его лекц³и, черезъ его учениковъ, дошли даже до нашего времени. Близь Меншиковой башни у Чистыхъ Прудовъ, въ одномъ старинномъ домѣ жили оба друга. Карамзинъ долго еще помнилъ три перегородки своей квартиры, изъ которыхъ за одною было Распят³е подъ чернымъ крепомъ, а за другою бюстъ мистика Шварца.

   Впослѣдств³и, во время заграничнаго странств³я, Карамзинъ въ Берлинѣ вспоминалъ о веселыхъ московскихъ вечерахъ и философскихъ спорахъ. Живя въ Москвѣ, Карамзинъ вмѣстѣ съ Петровымъ занимался литературами Запада. Морицъ, Ж.Ж. Руссо, Штилливгъ, Стернъ, Осс³анъ, Шекспиръ, Лессингъ, Галлеръ были его любимыми писателями. Тогда-то образовалось въ немъ то строгое эстетическое чувство, которое впослѣдств³и постоянно его сопровождало. Теор³я аббата Баттё служила ему руководствомъ при разборѣ писателей. Изъ Москвы Карамзинъ началъ переписку съ Лафатеромъ, физ³огномикой котораго онъ занимался съ увлечен³емъ. Здѣсь же изучалъ онъ творен³я Боннета, и особенно его Созерцан³е природы. Къ этому времени относятся мног³е переводы, сдѣланные Карамзинымъ, какъ членомъ Дружескаго Общества: таковы Бесѣды съ Богомъ, Штурмовы размышлен³я, Галлерова поэма о происхожден³и зла, Шекспировъ Юл³й Цезарь, Лессингова Эмил³я Галотти. Въ переводахъ соревновалъ Карамзину Петровъ, переведш³я тогда съ нѣмецкаго перевода инд³йскую поэму Бхагаватъ-Гита, которая и въ Западной Европѣ была еще необыкновенною новостью. Тогда же Карамзинъ, вмѣстѣ съ своимъ Агатономъ (такъ называлъ онъ Петрова, послѣ его смерти вспоминая объ немъ въ извѣстной статьѣ: Цвѣтокъ на гробъ моего Агатона), издавалъ въ течен³е двухъ лѣтъ, при Московскихъ Вѣдомостяхъ, журналъ Дѣтское Чтен³е, вышедшее въ двадцати частяхъ и впослѣдств³и вновь изданное. Этотъ журналъ представляетъ для насъ занимательную школу Карамзинскаго слога. Отсюда, можно сказать, начинается строй современнаго намъ языка. Что касается до содержан³я и выбора статей, то и до сихъ поръ Дѣтское Чтен³е можетъ служить образцомъ вкуса и занимательности. Желательно было бы въ наше время встрѣтить новое его издан³е. Самое юное поколѣн³е, конечно, читало бы его съ наслажден³емъ.

   Довершивъ образован³е въ обществѣ Новикова, Карамзинъ переѣхалъ въ Петербургѣ, гдѣ предсталъ своему другу Дмитр³еву, какъ онъ самъ говоритъ, "благочестивымъ ученикомъ мудрости, съ пламеннымъ рвен³емъ къ усовершен³ю въ себѣ человѣка". Сохранивъ прежн³й веселыя нравъ и любезность въ общежит³и, онъ обнаруживалъ въ своихъ мысляхъ и желан³яхъ одно стремлен³е къ высокой цѣли,

   Въ маѣ 1789 года Карамзинъ отправился заграницу, не на счетъ компан³и Новикова, какъ нѣкоторые увѣряли, но на собственномъ иждивен³и, какъ свидѣтельствуетъ Дмитр³евъ. Тогда онъ простился въ Москвѣ, и навсегда, съ своимъ дрѵтомъ Петровымъ, память котораго осталась святыней его сердца. Карамзинъ путешествовалъ по Западной Европѣ не какъ Ломоносовъ, студентъ и школьникъ, не какъ Фонвизинъ, насмѣшливый комикъ, но съ полнымъ участ³емъ къ западному образован³ю во всемъ томъ, что оно представляетъ прекраснаго въ человѣчествѣ, однако безъ пристраст³я, безъ увлечен³й, безъ отречен³я отъ своего народнаго характера. Карамзинъ представляетъ первый образецъ просвѣщеннаго русскаго путешественника по Западной Европѣ. Вотъ почему его Письма нашли такой сильный отголосокъ въ нашемъ обществѣ и служили долго любимымъ его чтен³емъ.ё

   Въ Кёнигсбергѣ Карамзинъ встрѣтился съ Кантомъ. Тогда еще не мног³е въ Европѣ разумѣли учен³е славнаго философа Герман³и. У насъ въ Москвѣ знакомилъ съ нимъ профессоръ Шаденъ. Едва ли Карамзинъ могъ понимать Канта, не читавши, какъ видно, его сочинен³й; но въ общей идеѣ уже понималъ его значен³е въ наукѣ, придавая ему эпитетъ der ailes zermalmende Kant (выражен³е Мендельсола). Въ Берлинѣ и Лейпцигѣ Карамзинъ читалъ нѣмецкимъ ученымъ русск³е стихи, и они предсказывали ему будущее развит³е русской словесности. Въ Берлинѣ бесѣдовалъ онъ съ Морицомъ, въ Лейпцигѣ его плѣнили эстетическ³я лекц³и профессора Платнера. Но особенно привлекли его вниман³е Веймаръ, какъ столица просвѣщен³я тогдашней Герман³и. Памятны вопросы, которые Карамзинъ задавалъ въ Веймарѣ: "Здѣсь ли Виландъ? здѣсь ли Гердеръ? здѣсь ли Гёте?" Памятенъ также отвѣть, сдѣланный ему на вопросъ: "Дома ли они?" - Всѣ во дворцѣ. Гердеръ своимъ всем³рнымъ гуманизмомъ привлекъ особенное сочувств³е Карамзина. "У него одна мысль, и эта мысль - цѣлый м³ръ": такъ выразилъ онъ свое мнѣн³е о Гердерѣ словами современнаго ему нѣмецкаго писателя. Свидан³е съ Виландомъ замѣчательно тѣмъ, что молодой русск³й литераторъ своею искренност³ю и добротою побѣдилъ черствую суровость Нѣмца, любившаго Аеинянъ, но ни мало не подражавшаго имъ въ своемъ обращен³и. Карамзинъ не видался съ Гёте, но замѣтилъ въ окнѣ его греческ³й профиль.

   Два Швейцарца особенно плѣнили Карамзина: Лафатеръ въ Цюрихѣ и Боннетъ въ Женевѣ. Съ первымъ Карамзинъ началъ переписку еще изъ Москвы. Личное знакомство еще болѣе сблизило ихъ. Съ Боннетомъ онъ бесѣдовалъ о недавно умершемъ Галлерѣ, котораго предсмертное письмо Боннетъ самъ читалъ Карамзину. Въ его кабинетѣ Карамзинъ началъ русск³й переводъ его книги: "Contemplation de la Nature". Чистыя религ³озныя убѣжден³я, соединенныя съ созерцательнымъ изучен³емъ природы, влекли къ нему Карамзина. Не сочувствовалъ онъ воззрѣн³ямъ холодныхъ рац³оналистовъ сѣверной Герман³и; ему было и теплѣе и живительнѣе у философовъ Швейцар³и, которые разумомъ не отвергали сердца. Та же самая чувствительность дружила его съ Маттиссономъ, нѣмецкимъ поэтомъ, жившимъ въ Л³онѣ воспитателемъ дѣтей у одного богатаго банкира. Въ Парижѣ молодой Скиѳъ Карамзинъ, въ Академ³и Надписей и Словесности, имѣлъ счаст³е узнать Бартельми-Платона. Лагарпъ быль его сосѣдомъ по улицѣ. Историкъ Росс³и Левекъ и Мармонтель, отличавш³яся въ своихъ сочинен³яхъ тономъ лучшаго общества, заслужили вниман³е Карамзина.

   Къ сожалѣн³ю, Карамзинъ не побывалъ въ Итал³и, и только Дрезденская галлерея познакомила его съ высокими произведен³ями итальянскаго искусства. Въ Англ³и Карамзинъ былъ, но не долго. Онъ читалъ англ³йск³я книги, но не могъ говоритъ и понимать Англичанъ, произношен³е которыхъ затрудняло его. По "Письмамъ Русскаго путешественника" разсѣяно множество глубокомысленныхъ, остроумныхъ наблюден³й Карамзина, которыя показываютъ, съ какимъ сочувств³емъ онъ наблюдалъ жизнь просвѣщенныхъ народовъ Запада и какъ въ то же самое время не измѣнялъ особенностямъ своего народнаго характера. Восемнадцать мѣсяцевъ длилось странств³е Карамзина. Оно воспитало въ немъ способность чувствовать красоты физвческаго и вравственнаго м³ра. Приставая въ Кронштадтѣ къ русскому берегу, онъ восклицалъ въ восторгѣ: "Берегъ! отечество!" Говорить по-русски и слышать русскихъ людей было для него великимъ счаст³емъ. Карамзинъ на дѣлѣ ощутилъ вѣрность своего прежняго замѣчан³я, что для того, чтобы еще больше полюбить Росс³ю, надобно было изъ нея выѣхать.

   Довершивъ полное образован³е путешеств³емъ по Западной Европѣ, Карамзинъ, двадцати-пяти лѣтъ, выступилъ на поприще русской словесности, во всеоруж³и мысли и слова. Это поприще его имѣетъ два пер³ода: въ первомъ онъ преобразуетъ русск³й слогъ и готовитъ внѣшн³я формы рѣчи для совершен³я великаго подвига - Русской Истор³и; во второмъ совершаетъ этотъ велик³й, главный подвигъ своей жизни.

   Первый пер³одъ обнимаетъ 13 лѣтъ. На окраинахъ его стоятъ два извѣстные журнала: Московск³й Журналъ и Вѣстникъ Европы. Каждому изъ нихъ Карамзинъ посвятилъ по два года: первому 1791 и 1792, второму - 1801 и 1802. 3а время между этими двумя журналами выходили альманахи: Мои Бездѣлки, Аглая, Аониды. Къ этому же времени относятся Письма Русскаго Путешетвенника, которыя начали выходить въ Московскомъ Журналѣ, всѣ повѣсти и множество переводовъ. Въ повѣстяхъ Карамзинъ открылъ новый м³ръ душевныхъ чувствъ и страстей для русскихъ писателей. Первый журналъ его имѣлъ характеръ болѣе литературный, второй - болѣе политическ³й. Здѣсь, въ первый разъ, Росс³я въ лицѣ Карамзина пр³обрѣла славнаго публициста. Въ течен³е указанныхъ 13-ти лѣтъ Карамзинъ совершилъ полное преобразован³е въ русской словесности, вызвалъ въ ней новые интересы человѣческ³е, общественные и личные, и далъ ей новыя, легк³я, общедоступныя формы, тотъ слогъ, который донынѣ служитъ формой нашего языка.

   Излагая внѣшнюю б³ограф³ю писателя, необходимо заглянуть и въ его внутреннюю жизнь. Въ этотъ пер³одъ душа Карамзина, слѣдившаго за всѣми крупными событ³ями современной жизни, испытала много бурныхъ чувствъ. Осьмнадцатый вѣкъ, послѣднимъ кровавымъ актомъ заключивш³й свой исходъ, поколебалъ было вѣру Карамзина въ высокое призван³е человѣчества. Но вѣра въ Провидѣн³е спасла его отъ отчаян³я и бездѣйств³я. Эти внутренн³е перевороты души выражалъ Карамзинъ въ перепискѣ между двумя друзьями, Милодоромъ и Филалетомъ. Первый изображаетъ отчаян³е тѣхъ, которые, при видѣ кровавой зари заходящаго вѣка, усомнились въ успѣхѣ человѣчества, второй - утѣшительныя надежды молодаго поколѣн³я.

   "Помнишь, другъ мой, какъ мы нѣкогда разсуждали о нравственномъ м³рѣ, ловили въ истор³и всѣ благородныя черты души человѣческой, питали въ груди своей эѳирное пламя любви, котораго вѣян³е возносило насъ къ небесамъ, и проливая сладк³я слезы, восклицали: человѣкъ великъ духомъ своимъ! Божество обитаетъ съ его сердцѣ! Помнишь, какъ мы, сличая разныя времена, древн³я съ новыми, искали и находили доказательство любезной вамъ мысли, что родъ человѣческ³й возвышается, и хотя медленно, хотя неровными шагами, и всегда приближается къ духовному совершенству. Ахъ! съ какого нѣжност³ю обнимали мы въ душѣ своей всѣхъ земнородныхъ, какъ милыхъ дѣтей небеснаго Отца! Радость с³яла на лицахъ нашихъ и свѣтлый ручеекъ, и зеленая травка, и алый цвѣточекъ, и поющая птичка, все, все насъ веселило! природа казалась намъ обширнымъ садомъ, въ которомъ зрѣетъ божественность человѣчества".

   "Кто болѣе нашего славилъ преимущества осьмагонадесять вѣка: свѣтъ философ³и, смягчен³е нравовъ, тонкость разума и чувства, размножен³е жизненныхъ удовольств³й, всемѣстное распространен³е духа общественности, тѣснѣйшую и дружелюбнѣйшую связь народовъ, кротость правлен³и, и пр. и пр.?...

   "Конецъ нашего вѣка почитали мы концемъ главнѣйшихъ бѣдств³й человѣчества, а думали, что въ немъ послѣдуетъ важное, общее соединен³е теор³и съ практикою, умозрѣн³я съ дѣятельност³ю; что люди, увѣрясь нравственнымъ образомъ въ изящности законовъ чистаго разума, начнутъ исполнять ихъ во всей точности, и подъ сѣн³ю мира, въ кровѣ тишины и спокойств³я, насладятся истинными благами жизни...

   "О, Филалетъ! гдѣ теперь с³я утѣшительная система?... Она разрушилась въ своемъ основан³и!

   "Осьмойнадесять вѣкъ кончается: что же видишь ты на сценѣ м³ра? Осьмойнадесять вѣкъ кончается, и несчастный Филантропъ мѣряетъ двумя шагами могилу свою, чтобы лечь въ ней съ обманутымъ, растерзаннымъ сердцемъ своимъ и закрыть глаза на вѣки!..... "Гдѣ люди, которыхъ мы любили? Гдѣ плодъ наукъ и мудрости? Гдѣ возвышен³е кроткихъ, нравственныхъ существъ, сотворенныхъ для счаст³я? - вѣкъ просвѣщен³я! Я не узнаю тебя - въ крови и пламени, не узнаю тебя - среди уб³йствъ и разрушен³я не узнаю тебя!"

   Филалетъ отвѣчаетъ Милодору: "Новыя ужасныя происшеств³я Европы разрушили всю прежнюю утѣшительную систему твою, разрушили и повергнули тебя въ море неизвестности и недоумѣн³й: мучительное состоян³я для умовъ дѣятельныхъ!... Ужели, въ отчаян³и горести, будемъ проклинать м³ръ, природу и человѣчество? Ужели откажемся навѣки отъ своего разума, и погрузимся во тьму унын³я и душевнаго бездѣйств³я?- Нѣтъ, нѣтъ! с³и мысли ужасны...

   ...."Такъ, Милодоръ! я хочу спастись отъ кораблекрушен³я съ моимъ добрымъ мнѣн³емъ о Провидѣн³и и человѣчествѣ, мнѣн³емъ; которое составляетъ драгоцѣнность души моей. Пусть м³ръ разрушится на своемъ основан³и: я съ улыбкою паду подъ смертоносными громами, и улыбка моя, среди всеобщихъ ужасовъ, скажетъ Небу: Ты благо и премудро; благо творен³е руки Твоей; благо сердце человѣческое, изящнѣйшее произведен³е любви Божественной!.....

   "Соглашаюсь съ тобою, что мы нѣкогда излишее величали осьмойнадесять вѣкъ, и слишкомъ много ожидали отъ него. Происшеств³я доказали, какимъ ужаснымъ заблужден³ямъ подверженъ еще разумъ нашихъ современниковъ! Но я надѣюсь, что впереди ожидаютъ насъ лучш³я времена; что природа человѣческая болѣе усовершенствуется - напримѣръ, въ девятомнадесять вѣкѣ нравственность болѣе исправится; разумъ, оставивъ всѣ химерическ³я предпр³ят³я, обратится на устроен³е мирнаго блага жизни, и зло настоящее послужитъ къ добру будущему".

   Тридцати восьми лѣтъ Карамзинъ посвятилъ себя историческому труду. Двѣ повѣсти, заимствованныя изъ древней русской жизни: Наталья боярская дочь и Марѳа Посадница, Похвальное слово Екатеринѣ II и политическ³я статья въ Вѣстникѣ Европы служили къ такому труду переходомъ и нѣкоторымъ приготовлен³емъ. Съ 1803 года принялся онъ за Истор³ю Государства Росс³йскаго и неуклонно служилъ ей до конца жизня.

   Но Карамзинъ не нашелъ бы средствъ къ совершен³ю предпринятаго имъ великаго труда, если бы не встрѣтилъ себѣ покровителя въ бывшемъ питомцѣ, тогдашнемъ попечителѣ Московскаго университета, М. Н. Муравьевѣ. Это лицо памятно намъ не столько въ истор³и нашей литературы, сколько въ истор³и нашего просвѣщен³я. Мы, вмѣсти съ товарищами по мѣсту воспитан³я, помнимъ, съ какимъ восторгомъ читали стихи Муравьева изъ Эпистолы къ И. П. Тургеневу:

  

   Изъ трехсотъ праздныхъ мѣстъ спартанскаго совѣта

   Народъ ни на одно не избралъ Педарета:

   "Хвала богамъ, сказалъ, народа не виня,

   "Есть триста человѣкъ достойнѣе меня".

  

   Три тома сочинен³й Муравьева свидѣтельствуютъ, какъ дѣятельно и благоразумно онъ занимался воспитан³емъ императора Александра. Ученикъ профессоровъ Поповскаго, Барсова и Шадена, Муравьевъ былъ возстановителемъ Московскаго университета во второмъ полустолѣт³и его существован³я, и вызвалъ какъ изъ-за границы, такъ и внутри отечества, новыхъ достойныхъ людей для того, чтобы двинуть науки впередъ, согласно современнымъ требован³ямъ. Муравьеву, въ 1803 году, открылъ свою душу и Карамзинъ, замысливъ велик³й трудъ. Муравьевъ явился достойнымъ посредникомъ между нимъ и императоромъ Александромъ. Всѣ архивы Росс³и, государственные и церковные, были открыты Карамзину. Всякую рукопись и всяк³й актъ онъ могъ имѣть у себя на письменномъ столѣ и изучать свободно. Отъ 1803 до 1816 года трудъ совершался въ Москвѣ зимою, а лѣтомъ въ 25-ты верстахъ отъ нея, въ селѣ Астафьевѣ, принадлежавшемъ князю Вяземскому. Здѣсь, до сихъ поръ еще, можно видѣть ту комнату, осѣненную липами, гдѣ трудился нашъ истор³ографъ. Крестьяне и дворовые села Астафьева еще долго помнили утренн³я прогулки, которыя Карамзинъ совершалъ верхомъ каждый день подъ дубки, саженные, по предан³ю, Петромъ Великимъ. Въ 1811 году, за годъ до нашеств³я Наполеона на Росс³ю, истор³ографъ читалъ въ Твери императору Александру отрывокъ изъ своей истор³и о нашеств³и Батыя, и чтен³е такъ увлекло государя, что продолжалось за полночь. Трудъ шелъ непрерывно, всяк³й день; только однажды случился продолжительный перерывъ: это было въ 1812 году, когда Карамзинъ долженъ былъ на нѣкоторое время проститься съ своею истор³ею. За нѣсколько дней до вступлен³я непр³ятеля въ Москву, въ домѣ графа Ростопчина, вдохновенный историкъ пророчилъ гибель Наполеону. Два экземпляра написанныхъ томовъ истор³и были готовы: лучш³й изъ нихъ онъ отдалъ на сохранен³е женѣ, а другой въ архивъ иностранныхъ дѣлъ. Онъ самъ хотѣлъ сѣсть на коня и примкнуть къ арм³и, но просьбы семьи и неоконченное великое дѣло его удержали. За себя онъ благословилъ на брань Жуковскаго и уѣхалъ въ Нижн³й-Новгородъ вслѣдъ за своимъ семействомъ. Послѣ великой всенародной жертвы, сожжен³я Москвы, онъ писалъ къ другу своему Дмитр³еву: "Мнѣ больно издали смотрѣть на происшеств³я рѣшительныя для нашего отечества.... Вся моя библ³отека обратилась въ пепелъ, но истор³я цѣла: Камоэнсъ спасъ Луиз³аду. Жаль многаго, Москвы еще болѣе: она возрастала семь вѣковъ... Какъ мы жаль Москвы, какъ мы жаль нашихъ мирныхъ жилищъ и книгъ, обращенныхъ въ пепелъ, но слава Богу, что отечество уцѣлѣло и что Наполеонъ бѣжитъ зайцемъ, пришедши тигромъ".

   Въ 1816 году первые восемь томовъ Истор³и Государства Росс³йскаго были приготовлены къ издан³ю. Карамзинъ для этой цѣли долженъ былъ покинуть любимую Москву и переселиться въ Петербургъ, гдѣ его ожидала типограф³я. 60,000 рублей ас. было отпущено изъ казны на напечатан³е Истор³и. Въ 1818 году вышло первое издан³е первыхъ восьми томовъ. По свидѣтельству Пушкина, 3,000 экземпляровъ разошлись очень быстро, и потребовалось новое издан³е. Въ 1821 году вышелъ девятый томъ, содержащ³й ужасы ²оанна Грознаго, и цензурою котораго была совѣсть историка, по его же словамъ. За нимъ, въ 1824 г. послѣдовали два друг³е, осѣнивш³е драматическимъ вдохновен³емъ поэз³ю Пушкина.

   Занятый окончан³емъ труда, осыпанный милостями царскими, почтенный дружбою матери народа и двухъ царей, которая нерѣдко приходила къ историку и разъ застала его больнаго въ халатѣ, Карамзинъ все-таки мечталъ о Москвѣ и стремился къ ней, какъ это видно изъ писемъ его къ Дмитр³еву: "Истор³я дастъ средства купить домикъ и умереть въ Москвѣ, гдѣ я жилъ, провелъ молодость, началъ старость. Тамъ должно мнѣ и умереть. Тамъ земля дружелюбнѣе откроетъ мнѣ свои нѣдра, какъ старому знакомому. Берега Невы прекрасны; но я не лягушка и не охотникъ до болотъ".

   Въ 1824 году вотъ что узнаемъ мы о ходѣ историческаго труда изъ тѣхъ же писемъ къ Дмитр³еву: "Еще главы три съ обозрѣн³емъ до вашего времени, и поклонъ всему м³ру, не холодный, съ движен³емъ руки на встрѣчу потомству, ласковому или спесивому, какъ ему угодно. Признаюсь, желаю довершить еще съ нѣкоторою полнотою духа, живостью сердца и воображен³я. Близко, близко, во еще можно не доплыть до берега. Жаль, если захлебнусь съ перомъ въ рукѣ, до пункта, или перо выпадетъ изъ руки отъ какого-нибудь паралича. Но да будетъ воля Бож³я! Въ сердцѣ моемъ есть желан³е еще сильнѣйшее: не пережить жены, сохранить дѣтей и друзей".

   Чтобы имѣть понят³е о томъ состоян³и духа, въ какомъ находился историкъ незадолго до кончины, прочтемъ еще отрывокъ изъ письма къ Дмитр³еву, писаннаго въ самый мѣсяцъ ей смерти: "Всѣ мои отношен³я перемѣнились. Но остался Богъ тотъ же и моя вѣра къ Нему та же: если надобно мнѣ зачахнуть въ здѣшнихъ болотахъ, то смиряюсь духомъ и не ропщу. Имѣю часто сладк³я минуты въ душѣ, и въ ней бываетъ какая-то сладкая тишина, неизъяснимая и несказанно пр³ятная". Силы старца между тѣмъ слабѣли, а трудъ не прекращался, духъ не измѣнялъ силъ, и творен³е историческое росло до насильственнаго перерыва, все въ томъ же велич³и и красотѣ, если еще не выше. Уже корабль, по повелѣн³ю императора, былъ готовъ везти больнаго истор³ографа къ берегамъ Итал³и, гдѣ онъ былъ намѣренъ окончить свою истор³ю. Описавъ бѣдств³я междуцарств³я, онъ начиналъ уже разсказъ о спасен³и отечества въ 1612 году, какъ вдругъ Провидѣн³ю угодно было вырвать перо изъ рукъ историка на роковыхъ послѣднихъ словахъ: Орѣшекъ не сдавался... 22 мая 1826 года Карамзина не стало. Извѣстно, что онъ намѣренъ былъ довести свой разсказъ до восшеств³я на престолъ дома Романовыхъ, а всю новую истор³ю Росс³и обнять въ общемъ обозрѣн³и, котораго основныя мысли заключаются въ его Запискѣ о древней и новой Росс³и, написанной имъ еще въ 1810 году для императора Александра. Х²²-й томъ вышелъ въ 1829 году. Неблагодарно было бы миновать въ истор³и словесности забвен³емъ ту щедрую пенс³ю, которою императоръ Николай I достойно наградилъ велик³й трудъ. Семейство Карамзина до сихъ поръ получаетъ 50,000 рублей ас. ежегодно. Симбирское дворянство, въ 1846-году, воздвигло памятникъ своему славному согражданину.

   Обозначивъ въ главныхъ чертахъ б³ограф³ю Карамзина, мы перейдемъ теперь къ изучен³ю его произведен³й и раздѣлимъ изслѣдован³е наше на три части: въ 1-й разсмотримъ его какъ перваго русскаго гуманиста, во 2-й какъ писателя, въ 3-й какъ историка.....

  

  

   ¹) Въ коп³и, по которой печатались лекц³и, оказались нѣкоторые пропуски; недостовавш³я въ мѣста постановляются здѣсь по подлинной рукописи.

  

   Къ стр.

   5 (Послѣ словъ: черта народнаго характера).

   Русск³й народъ и въ жизни принимаетъ неизмѣннымъ только одинъ Божественный законъ, законъ вѣры и благодати, и изъ-подъ гражданскаго закона всегда старается какъ-нибудь вырваться.

   13 (Послѣ словъ: названы совѣтниками).

   Замѣчательно, что когда учреждены были у насъ министерства, то министерство народнаго просвѣщен³я названо было русскимъ именемъ: но мы никакъ не рѣшились министерство юстиц³и назвать министерствомъ правосуд³я. Такой поступокъ принослть честь нашей откровенности. Ужъ то хорошо, что мы министерство народнаго просвѣщен³я не назвали министерствомъ публичной инструкц³и. Въ этой мы видимъ вѣрный залогъ того, что со временемъ и министерство юстиц³и переведемъ на русск³е нравы и достойно назовемъ служен³емъ правосуд³ю.

   47 (Послѣ словъ: якшаться съ чуждыми народами).

   И въ лицѣ послѣдняго патр³арха ѳеократ³я противилась просвѣщен³ю.

   63 (Послѣ словъ: перешли въ народную пословицу),

   Рукою Шевырева на поляхъ приписано: "Вставить о произведен³яхъ свѣтскихъ личностей: Дан³ила Заточника, автора Слова о Полку Игоревѣ, Курбскаго, Котошихина".

   66 (Послѣ словъ: въ большомъ почетѣ).

   Извѣстно, въ какомъ почетѣ находилась до XVIII вѣка въ западной Европѣ астролог³я со всѣми ея предразсудками. Извѣстно, какъ славный полководецъ тридцатилѣтней войны Валленштейнъ былъ ими одержимъ и какъ принесъ имъ въ жертву свою воинскую славу.

   128 (Послѣ словъ: сочинен³е о скудости и богатствѣ).

   Если Итал³я славитъ своего Бандини, предшествовавшаго Адаму Смиту, то мы также въ правѣ гордиться своимъ Посошковымъ.

   129 (Послѣ словъ; надлежитъ цѣнить вещи грунтованныя:

   Исполнить эту мысль даетъ возможность только освобожден³е крестьянъ.

   149 (Послѣ словъ: среди нѣмецкой колон³и, которая его [Ломоносова] окружала).

   Гигантъ боролся за Русскихъ, и желалъ, чтобы наука сдѣлалась собственностью его соотечественниковъ.

   173 (Послѣ словъ: къ какому бы роду они ни относились).

   Поэз³я мыслящая сродни наукѣ. Такъ отъ мыслящей лирики Греческаго народа родилась его философ³я.

   174 (Послѣ словъ: были учениками Ломоносова).

   Въ продолжен³е своего болѣе нежели столѣтняго существован³я, Московск³й университетъ не всегда оставался вѣренъ высокимъ указан³ямъ своего предначертателя, а нерѣдко отъ нихъ уклонялся и потому еще далеко не въ полнѣ совершалъ свое назначен³е. Если онъ хочетъ искренно его достигнуть, то долженъ запасать въ сердцѣ своемъ всю жизнь Ломоносова неизгладимыми чертами, помнить то бѣдное зван³е, откуда онъ вышелъ, нужды и препятств³я, съ какими боролся ради науки, долженъ подобно Ломоносову оставаться неизмѣнно вѣрнымъ идеѣ науки и уразумѣть ее истинныя отношен³я къ религ³и, къ жизни, къ государству, къ искусству и словесности, точно такъ же какъ разумѣлъ ихъ Ломоносовъ. Въ этой непоколебимой вѣрности его завѣту и въ неуклонномъ его исполнен³и заключается все будущее Moсковскаго университета.

   175 (Вмѣсто словъ: князь Репнинъ и проч. до слова: Суворовъ).

   Князь Репнинъ, побѣдитель Юсуфа, князь Прозоровск³й, образователь у васъ легкой строевой конницы, графъ Пан³нъ, взявш³й Бендеры, графъ Каменск³й, первый тактикъ европейск³й по мнѣн³ю Фридриха II, графъ Румянцовъ-Задунайск³й и друг³е.

   177 (Послѣ слова: билетцы, въ самомъ концѣ страницы).

   Страсти, его терзавш³я всю жизнь, исказили его лицо. Современники говорятъ, что всѣ черты лица его, казалось, были на пружинахъ и онъ моргалъ безперерывно. Говорятъ, что лѣтомъ въ деревнѣ онъ въ ярости гонялся за мухами, когда онѣ мѣшали ему писать.

   191 (Послѣ словъ: вездѣ мы видимъ въ немъ постоянную жажду правды).

   Въ Русскомъ царствѣ, гдѣ рѣдко ее встрѣчая и теперь еще встрѣчаютъ, это была великая заслуга.

   195 (Послѣ словъ: въ Малоросс³ю, гдѣ прежде его не было).

   Отсюда началось имя крѣпака, столь ненавистное для Малороссовъ.

   202 (Послѣ словъ: оно вело къ театральному блеску, который любили тогда во всемъ).

   Театральное путешеств³е Екатерины II въ Крымъ, въ 1787 году, служитъ однимъ изъ яркихъ тому доказательствъ. Сегюръ, одинъ изъ участниковъ и очевидныхъ свидѣтелей этого путешеств³я, называетъ его страницею изъ Тысячи и одной ночи (une page des Mille et une nuits). Оно было предпринято съ цѣлью узнать разнообранные нравы народовъ обитающихъ въ Росс³и; но, по замѣчан³ю Сегюра, нравы народные было бы также трудно узнать изъ этого путешеств³я, какъ изъ волшебной оперы (une féerie d'opéra), на которую оно было похоже. Дороги во мракѣ ночей освѣщались горѣвшими лѣсами. Горы пылали въ огнѣ. Дворцы какимъ-то волшебствомъ возникали для пр³ема императрицы. Сады поспѣвали за одну ночь. То дик³я пещеры, то храмы Д³аны, то гаремы являлись на смѣну безпрерывной декорац³и театральнаго странств³я. Внезапные флоты наполняли воды. Полки казаковъ и татаръ прибѣгали изъ степей. Поселяне въ праздничныхъ одеждахъ разныхъ областей водили хороводы и пѣли пѣсни. Племена кочевыя, какъ напримѣръ, калмыки, располагались по берегамъ Днѣпра въ своихъ палаткахъ. Стада верблюдовъ, нарочно пригнанныхъ, паслись какъ будто въ арав³йской пустынѣ. Господари Валах³и, кавказск³е князья, цари грузинск³е встрѣчали императрицу Росс³и при ея выходахъ на беретъ. Въ заключен³е императоръ Австр³йск³й ²осифъ II, подъ именемъ графа Фалькенштейна, блисталъ въ свитѣ Русской государыни. Но вся эта блистательная декорац³я, стоившая Росс³и несчетныхъ милл³оновъ, прикрывала голодъ, терзавш³й народъ внутри ея; а вдали, на западѣ, готовилась Французская революц³я 1789 года.

   Главнымъ героемъ и душою театральной стороны вѣка былъ Потемкинъ. Онъ весь и жилъ и дышалъ этою блестящею внѣшностью. Къ нему шли слова Сегюра: Je connais le prince de Potemkiue: son coup de théâtre a eu lieu, Потемкинъ любилъ театральные подвиги; онъ заложилъ городъ Екатеринославль на высокой горѣ, гдѣ не было воды, и церковь, размѣрами огромнѣе римскаго Петра, въ которой никогда не было службы. Онъ любилъ блескъ брильянтовъ на своей одеждѣ и на башмакахъ своихъ. Его шляпа, обремененная драгоцѣнными камнями, спорила цѣнностью съ кафтаномъ Орлова, стоившимъ милл³онъ рублей. Извѣстно, что Потемкинъ любилъ пересыпать брильянты изъ руки въ руку и тѣшился ихъ празднымъ блескомъ.

   253 (Послѣ словъ: Французскихъ комед³й и опереттъ).

   Фонвизинъ до сихъ поръ еще живетъ, а Княжнинъ давно уже умеръ для нашего общества.