Амфитеатров Александр Валентинович - Женское нестроение

ъ, когда ему совѣтовали установить для государства обрядъ пер³одической присяги, возразилъ:

   - Сколькимъ вѣрнымъ людямъ опротивѣла бы ихъ вѣрность, если бы ихъ заставляли клясться въ ней каждый день.

   Точно такъ можетъ опостылѣть человѣку борьба съ недобросовѣстною презумпц³ей его безчестности. Опостылѣть не только до усталости, о которой шла рѣчь выше, но даже до озлоблен³я: до готовности Дездемоны отомстить за свои слезы и горести паден³емъ въ объят³я хотя бы того же невинно подозрѣваемаго, мнимаго соучастника своего Касс³о, до тайной связи Романа Безпалова съ Еленою Ставлиною. Все равно, молъ, въ любимыхъ глазахъ я не человѣкъ, a вѣчно похотливая дрянь. Ну, такъ вотъ же, - чтобы хоть не напрасно терпѣть, я и впрямь, на зло, втихомолку, буду дрянь дрянью. Ho y Чарницкаго даже и этого озлоблен³я нѣтъ, хотя y ревнуемыхъ мужчинъ оно чаще, чѣмъ y ревнуемыхъ женщинъ. У него именно только усталость. Его измѣна - просто внезапный, непроизвольный сонъ, съ чувственнымъ видѣн³емъ, охвативш³й человѣка, замученнаго жестокою, страстною тиранн³ей, какъ скоро онъ попалъ на отдыхъ въ среду ласковую, мягкую, нетребовательную. Это сонъ, a не дѣйствительность. И пробужден³е Чарницкаго отъ сна къ дѣйствительности очень тяжко. Г-жа Вербицкая, при всей своей строгости къ невѣрному офицеру, описала сцену его одинокаго раскаян³я съ большимъ чувствомъ. У Чарницкаго нѣтъ ни одной минуты колебан³я въ выборѣ между дѣйствительностью и сномъ; онъ любитъ и желаетъ одну лишь суровую мучительницу свою, полубезумную Ольгу. Онъ не связанъ съ нею никакими оффиц³альными узами, не обязанъ ей никакимъ оффиц³альнымъ отчетомъ, - не мужъ, вѣдь, и даже не обѣщано ему производства въ этотъ лестный чинъ. Положен³е "временной любовницы" г-жа Вербицкая въ одномъ, очень выразительномъ мѣстѣ романа справедливо называетъ позорнымъ. Нельзя сказать, чтобы красиво и пр³ятно было положен³е "временнаго любовника", въ которомъ оставляетъ Чарницкаго Ольга. Взятый, какъ "временгый любовникъ", почему не въ состоян³и онъ отнестись къ Ольгѣ, какъ къ "временной-же любовницѣ"? Почему для него всего на свѣтѣ страшнѣе, чтобы Ольга какъ-нибудь не провѣдала объ его злополучномъ "снѣ?" Почему, когда Ольга, все-таки, прослышавъ объ измѣнѣ, исчезла, онъ мечется въ безумныхъ поискахъ за нею, бросивъ всѣ дѣла, службу, не говоря уже о соучастницѣ "сна"? на которую ему взглянуть противно? Почему онъ тоскливо ждетъ свою безвѣстно пропавшую Ольгу сердцемъ, полнымъ нѣжности, въ течен³е двухъ лѣтъ, отравленныхъ бѣдностью, семейными несоглас³ями, одиночествомъ, тогда какъ - стоитъ ему протянуть руку влюбленной и милой женщинѣ, чтобы превратиться въ богатаго буржуа, успокоить старость любимой старухи-матери, осчастливить всю свою семъю? Онъ женится по разсчету, ради родныхъ, лишь убѣдившись, что Ольга больше не существуетъ, - по крайней мѣрѣ, для него.

   Г-жа Вербицкая очень умно избавила отъ порока ревности самого Чарницкаго. Онъ не могъ, не долженъ былъ ревновать Ольгу - не по самоувѣренности и не потому, что мало любилъ, но потому, что любилъ съ презумпц³ей ея честности. Думаю, что было бы очень трудно вложить въ него сомнѣн³я о вѣрности Ольги, а, буде они и явились бы, то не поддался бы онъ имъ на одни слѣпые слухи, безъ доказательной, строгой провѣрки. Ольга любитъ Чарницкаго, наоборотъ, - съ презумпц³ей его мужского коварства. Поэтому, когда своекорыстные людишки сообщаютъ ей сплетни и намеки насчетъ похожден³й Чарницкаго, она моментально и чисто "по-бабьи" принимаетъ на вѣру то, о чемъ "кричитъ весь городъ", не требуя иныхъ доказательствъ, кромѣ собственнаго чутья. не изслѣдуя ни дѣйствительности, ни причинъ, ни обстоятельствъ вины. Она объявляетъ Чарницкому письмомъ полный разрывъ и исчезаетъ съ такою же быстротою, какъ Нина Безпалова отравляется.

   - Конечно, исчезаетъ на "дѣло"?, на медицинск³е курсы?

   То-то и бѣда, что Семеновъ былъ правъ. Хотя дѣло и не медвѣдь, однако и его можно переутомить отсрочками и переожидан³ями до того, что оно махнетъ на васъ лапою и уйдетъ въ лѣсъ. И, покуда Ольга любила и привередничала на мужевладѣльческой стезѣ, столь громко обѣщанное, общественное дѣло ея, и впрямь, ушло въ лѣсъ: медицинск³е курсы были закрыты. Ольга осталась безъ любви и безъ дѣла, въ глупомъ положен³и синицы, которая надѣлала славы, a моря не зажгла.

   Но г-жа Вербицкая слишкомъ любитъ свою красавицу-героиню, чтобы оставить ее въ "трагическихъ дурахъ". Она заставляетъ Ольгу увѣровать въ моднаго соц³альнаго проповѣдника Семенова. Послѣ поцѣлуя съ нимъ, - весьма скораго по разрывѣ съ Чарницкимъ изъ-за слуховъ о поцѣлуйномъ снѣ этого послѣдняго, - Ольга будто бы совершенно переродилась и вся ушла въ передовое общественное движен³е, которое въ ней, по словамъ Семенова, страшно нуждалось... Зачѣмъ? Ну, ужъ это опять секретъ Семенова и г-жи Вербицкой. Я склоненъ думать, да и недавняя лѣтопись событ³й тысячекратно подтвердитъ намъ, что русская прогрессивная сила семидесятыхъ и восьмидесятыхъ годовъ слишкомъ изобиловала женщинами твердыхъ убѣжден³й и рѣшительной идейной стойкости, чтобы наряду съ ними оказалась драгоцѣнною находкою слабонервная, чувственная, вздорная барышня, которая, въ поцѣлуяхъ и ревнивыхъ капризахъ, ухитрилась прозѣвать даже завѣтную мечту свою, медицинск³е курсы. По словамъ Семенова, то-то и хорошо въ Ольгѣ, какъ будущей обществевной дѣятельницѣ, что она потерпѣла полное крушен³е въ прихотяхъ личнаго счастья. Я смѣю думать, что г-жа Вербицкая черезчуръ поспѣшила этимъ необоснованнымъ положен³емъ: оно звучитъ напраслиною по адресу прогрессивныхъ женщинъ. Ужъ какая обществкнная дѣятельница, если - съ отчаян³я, что любовникъ измѣнилъ? Развѣ можно разсчитывать на твердость и постоянство подобной героини? Ну, одинъ измѣнилъ, a другой утѣшитъ, - стало быть, тогда и ау, прощай, прогрессивная дѣятельность? Г-жѣ Вербицкой хорошо извѣстно, что именно поколѣн³е Ольги было богато женщинами высокаго и чисто-идейнаго, безъ всякихъ заднихъ причинъ и двигателей, подвига, женщинами совершенно исключительной нравственной силы, самоотверженной работы на пользу ближняго, героинь, чуждыхъ хвастливости и показныхъ эффектовъ: сама же она показала читателямъ, рядомъ съ Ольгою Девичъ, такой мощный и величественный типъ, въ лицѣ Ганецкой (зри выше пару вторую). Гдѣ дѣйствуютъ Ганецк³я, тамъ Ольгамъ Девичъ трудно играть замѣтныя роли. Г-жа Вербицкая говоритъ, что общественная дѣятельность Олъги была знаменательна и не обошлась безъ тяжкихъ жертвъ. Пожалуй, и тому можно повѣрить. Вь способностяхъ Ольги Девичъ къ страстному энтуз³азму, а, въ порывѣ его, и къ жертвѣ, и къ подвигу, не слѣдуетъ сомнѣваться. Но откуда берется y нея самый энтуз³азмъ? Изъ фанатическаго проникновен³я гордымъ сознан³емъ своей полезности общественному прогрессу, какъ y Ганецкой? Боюсь, что нѣтъ: источника надо искать опять-таки въ новой влюбленности - въ Семенова, что ли, или въ другого носителя и глашатая прогрессивныхъ идей. Идеи-то вѣдь всегда были однѣ и тѣ же, и Ольга отлично ихъ знала отъ того же Семенова, но, что называется, и ухомъ не вела на нихъ, пока на умѣ y нея были отчасти медицинск³е курсы, а, главнымъ образомъ, офицеръ съ цыганскимъ профилемъ. Офицеръ измѣнилъ, курсы закрылись, Семеновъ объяснился въ любви не то къ Ольгѣ, не то къ сл³ян³ю идей съ Ольгою воедино, - ну, "не съ чего, такъ съ бубенъ!" - Ольга улеглась къ Семенову на плечо и говоритъ: теперь я вся ваша. Ради пр³обрѣтен³я въ собственность офицера съ цыганскимъ профилемъ, Ольга перенесла массу житейскихъ лишен³й, тяжкаго труда, нравственныхъ самоистязан³й. Весьма возможно, что, пр³обрѣтая въ собственность Семенова, она проявила не меньшую выносливость и смѣлость. Но проявила - ради Семенова, a совсѣмъ не ради тѣхъ прогрессивныхъ задачъ, въ служен³е которымъ ударилась не по собственному нравственному позыву, но только съ горя о потерѣ Чарницкаго, о прозѣванныхъ курсахъ, о нѣсколькихъ годахъ жизни, убитыхъ напрасно для себя и вредно для множества близъ стоявшихъ людей. Еще одно недоумѣн³е. Почему это принято многими писателями изображать русское передовое общество какою~то больницею для физически и нравственно изломанныхъ калѣкъ, послѣднимъ пристанищемъ, пр³ютомъ отчаян³я для людей съ исковерканною жизнью и измыканною волею? Неужели къ сознан³ю честной общественной мысли, къ готовности на идейное и дѣльное служен³е обществу женщина не въ состоян³и придти иначе, какъ, докапризничавшись въ любви чуть не до чахотки, мужа замаявъ до аневризма, уморивъ ребенка и опостылѣвъ всѣмъ добрымъ людямъ своимъ безпросвѣтнымъ эгоизмомъ? Сдается мнѣ, что г-жа Вербицкая опять впадаетъ въ непр³ятную ошибку и жестокую напраслину, которую опять же сама и опровергаетъ и исправляетъ, затѣняя Ольгу представительницами здоровой, бодрой, сознательной энерг³и, въ лицахъ Ганецкой, Колпиковой, Литвиновой и др. Общественный прогрессъ никогда не выходилъ, да и не можетъ выйти ни изъ госпиталя, ни изъ богадѣльни. Онъ созидается руками "бодрыхъ съ юными лицами, съ полными жита кошницами", a не инвалидами съ ревматизмомъ во всемъ тѣлѣ и съ пустыми мѣшками за спиною.

  

  

   ¹) Публичная лекц³я, прочитанная въ Парижѣ въ пользу Высшей Русской школы общественныхъ наукъ въ Парижѣ.

  

  

   Французск³й критикъ Реми де Гурмонъ доказываетъ очень искусно и остроумно, что международный типъ "барышни" родился во Франц³и между 1800 и 1810 годами, представляя собою, такимъ образомъ, продуктъ новыхъ экономическихъ и нравственныхъ услов³й, созданныхъ въ обществѣ революц³оннымъ переломомъ и ростомъ третьяго сослов³я. Въ XVIII вѣкѣ "барышень" не было: были женщины-дѣти, выходивш³я замужъ въ 13-15 лѣтъ, и были "молодыя дѣвушки", которыя, оставшисъ почему-либо безбрачными до двадцати лѣтъ и выше, вели приблизительно тотъ же образъ жизни, какъ ихъ юныя замужн³я подруги, при весьма снисходительномъ отношен³и къ тому общества, воспитаннаго энциклопедистами въ здравомысленномъ уважен³и къ законамъ природы. Вольтеръ опредѣлилъ женск³й вопросъ своего вѣка коротко, ясно и полно въ сатирической фразѣ "Вавилонской принцессы": - Если дѣвушекъ не выдаютъ замужъ, онѣ выходятъ сами. Нѣсколько засидѣвшаяся въ дѣвицахъ, молодая особа - обычная героиня изящной литературы XVIII вѣка, изъ которой добрыхъ трехъ четвертей нельзя дать въ руки современной барышнѣ, и житейскихъ романовъ, о которыхъ намъ оставили мемуары господа въ родѣ Жака Казановы. Экономическая перестройка Франц³и Великою Революц³ей нанесла смертельный ударъ раннимъ бракамъ и, удлиннивъ для женщины выжидательный пер³одъ обязательной дѣвственности, вызвала къ жизни ту борьбу съ поломъ по охранительнымъ началамъ идеалистической морали, что называлась въ XIX вѣкѣ воспитан³емъ женщины и быстро выработала типъ "барышни" - прочный и устойчивый даже до сего дня.

   Провѣряя русск³й интеллигентный бытъ въ первое десятилѣт³е XIX вѣка, не трудно замѣтить, что въ немъ, отраженными лучами, совершается та же эволюц³я женская, что и во Франц³и: падаетъ ранн³й бракъ, исчезаютъ галантные нравы, развивается охранительное идеалистическое воспитан³е. Это пер³одъ, когда вымираютъ женск³е esprits forts, философки-вольнодумки XVIII столѣт³я, въ родѣ княгини Дашковой, всплывавш³я въ екатерининск³й вѣкъ странными островами-оазисами на мутномъ океанѣ всеросс³йскаго невѣжества.

   Вымираютъ не только лица, вымираетъ самый идеалъ честолюбиваго мужеподоб³я, порождавш³й княгинь Дашковыхъ и ея многочисленныя коп³и въ мин³атюрѣ. Вымираетъ женск³й типъ, который, вырвавшись изъ душнаго периннаго плѣна допетровскихъ теремовъ и пьянаго плѣна ассамблей самого Петра Великаго, впервые взялся за умную книгу и попалъ въ разсудочныя объят³я Бейля, Даламбера, Гиббона, Монтескье. Онъ велъ переписку съ Гриммомъ, Дидро и Вольтеромъ, вдохновлялъ "Наказъ" Екатерины II, сочинилъ рядъ малоталантливыхъ, но умныхъ и злыхъ комед³й и сказку о царевичѣ Хлорѣ, обличилъ шарлатана "въ великомъ кофтѣ" Кал³остро и, въ лицѣ Дашковой, президентствовалъ въ "Росс³йской Де-С³янсъ академ³и". У домашняго очага этотъ женск³й типъ и самъ жилъ несчастно: какому мыслящему существу могли дать счаст³е странныя чудища, которыми сатирическая литература и мемуары изображаютъ намъ русскихъ мужей ХѴIII вѣка! - и дѣлалъ несчастными свои семьи. Вѣрнѣе будетъ сказать, что онъ былъ заживо мертвъ, пока оставался прикованнымъ къ домашнему очагу, и просыпался къ жизни, только разорвавъ цѣпь и опрокинувъ очагъ. Устраивая государственные перевороты, законодательствуя, объявляя и ведя войны, интригуя при дворѣ и посольствахъ, типъ русской политической авантюристики, за множествомъ внѣшняго интереса, рѣшительно не имѣлъ времени упражняться въ нравственномъ самосовершенствован³и. Философск³я схемы морали онъ принялъ на слово, усвоилъ отлично и цитировалъ, по надобности, съ большою и изящною находчивостью. Но съ собственными чувственными страстями, обуревавшими слабую плоть, покуда бодрствовалъ мощный духъ, боролся плохо. Поэтому, властвуя, онъ раздарилъ въ крѣпость своимъ любовникамъ чуть не полъ-Росс³и, a въ обществѣ отражался такимъ фантастическимъ спокойств³емъ убѣжденнаго разврата, что мѣткое слово итальянскаго историка, подхваченное впослѣдств³и Герценомъ, не безъ основан³я характеризовало русск³й XVIII вѣкъ, какъ "трагед³ю въ публичномъ домѣ". Женщина екатерининской эпохи - большой, возвышенный, образованный и благожелательный умъ, заключенный въ распутнѣйшемъ и безстыднѣйшемъ тѣлѣ. Теоретическая школа самоуправлен³я, квартирующая въ совершенно не признающемъ управлен³я, анархически буйномъ и первобытно чувственномъ организмѣ. Вѣкъ высоконравственныхъ дѣвочекъ, которыя, выростая, обращались въ куртизанокъ.

   Прекрасныя слова, мысли и чувства добродѣтельной Софьи въ фонвизинскомъ "Недорослѣ" развиваются, съ еще большимъ краснорѣч³емъ, въ запискахъ самой Екатерины II и ея наперсницы Дашковой, - въ запискахъ любой изъ авантюристокъ эпохи, большого ли, малаго ли калибра. Нѣсколько лѣтъ назадъ мнѣ посчастлиижлось открыть анонимный манускриптъ - автоб³ограф³ю какой-то великосвѣтской сыщицы Екатеринина двора {Онъ напечатанъ въ моей книгѣ "Недавн³е люди" (Спб. 1901 г. Изд. Вольфа) подъ назван³емъ "Таинственная корреспондентка".}.

   Эта госпожа, въ подломъ ремеслѣ своемъ, шага не сдѣлаетъ, чтобы не оборониться красивымъ афоризмомъ Дидерота или сильною фразою Руссо. Русск³й XVIII вѣкъ умѣлъ отлично честно читать, мыслить, учиться, чувствовать, говорить и писать, но съ еще большимъ великолѣп³емъ умѣлъ падать въ грязь и безпечно барахтаться въ лужѣ, слитой изъ вина, крови и афродиз³астическихъ. напитковъ. Страшно сильныя, крѣпк³я выносливыя физически, эти богатырки XVIII вѣка, въ большинствѣ, прожили очень долгую жизнь и еще въ тридцатыхъ, сороковыхъ даже годахъ прошлаго столѣт³я смущали своихъ высоконравственныхъ и богомольныхъ выучекъ пословицами изъ "Кандида", м_о_р_а_л_ь_ю изъ "Ф_о_б_л_а_з_а" и религ³ей по Бэйлеву лексикону. У большинства оставались позади дик³я бури страстей, a то и кровавыя пятна престуш³ен³й, но онѣ жили безъ раскаян³й, Не имѣлъ ихъ и общ³й образецъ, идеалъ и кумиръ эпохи авантюристокъ: цербстская принцесса, которая, безъ всякихъ правъ и возможностей, умѣла сдѣлаться русскою императрицею и, хотя природная нѣмка, создала, наполнила собою и воплотила, неразрывно связанный съ ея именемъ и образомъ, и удивительно русск³й, изъ русскихъ русск³й, блистательный и отвратительный вѣкъ. Онѣ не вѣрили въ будущую жизнь и боялись смерти лишь какъ процесса конечнаго уничтожен³я, и умирали онѣ странно: на полу, въ неудобоназываемомъ мѣстѣ, какъ Екатерина II. И подъ незаряженнымъ пистолетомъ ночного разбойника Германа, какъ та Venus Moscovite, что впослѣдств³и стала ужасною "Пиковою дамою" Пушкина. Нельзя не сожалѣть, что ни одинъ изъ первоклассныхъ русскихъ писателей не занялся типомъ придворной авантюристки съ должнымъ вниман³емъ, и она осталась добычей уголовныхъ мелодраматическихъ лубковъ Сальяса, Всеволода Соловьева и, въ лучшемъ случаѣ, Лѣскова и Данилевскаго. Во Франц³и съ этимъ дворянскимъ поколѣв³емъ полупендантокъ, полукуртизанокъ, своего рода "Матерей" стараго режима, покончила оптомъ трагед³я гильотины. У насъ онѣ измерли медленнымъ гн³ен³емъ, часто самую смерть ихъ обращавшимъ въ грязную гримасу пошлѣйшаго водевиля. Послѣдняя изъ нихъ, - Ольга Жеребцова, соучастница Палена и др. въ заговорѣ на жизнь Павла I, - дожила до встрѣчи и знакомства съ молодымъ Герценомъ и оказала ему нѣкоторую поддержку въ эпоху первой ссылки его.

  

  

   Итакъ, Софья, - бывшая героиня "Недоросля", а впослѣдств³и ея величества камер-фрейлина, лежитъ безъ ногъ и умираетъ, презрительно ворча на новый вѣкъ, и увѣренная, что Бонапарте только потому вышелъ въ императоры, что на свѣтѣ нѣтъ уже ни матушки-царицы, ни Потемкина, ни Суворова. Въ смежности съ имѣн³емъ старухи тянется рядъ помѣщичьихъ владѣн³й средняго достатка, душъ по 300, по 400. Вотъ, напримѣръ, деревня и усадьба бригадира Дмитр³я Ларина, выгодно женившагося въ Москвѣ на юной особѣ, которая уже врядъ ли держала когда-либо въ нѣжныхъ рукахъ своихъ хоть единую изъ полныхъ трезвою логическою сухостью и пряными галльскими остротами, любимыхъ книгъ своей екатерининской мамаши. Зато - "она любила Грандисона" и переписывала въ альбомъ чувствительные стихи Карамзина, Шаликова, a также монологи изъ трагед³й Озерова. Впослѣдств³и Гоголь, устами Хлестакова, разскажетъ намъ о дамскихъ альбомахъ много смѣшного. Мы прочтемъ въ нихъ:

  

             Двѣ горлицы покажутъ

             Тебѣ мой хладный прахъ,

             Воркуя, томно скажутъ,

             Что умерла въ слезахъ...

  

   Прочтемъ ломоносовскую оду - "О, ты, что въ горести напрасно на Бога ропщешь человѣкъ" и рядомъ - "Мы удалимся подъ сѣнь струй"... Прочтемъ и:

  

             Законы осуждаютъ

             Предметъ моей любви,

             Но кто, о сердце, можетъ

             Противиться тебѣ?

  

   Дамск³е альбомы стараго добраго времени проклиналъ, какъ язву, Пушкинъ, надъ ними издѣвался И. С. Тургеневъ, въ нихъ на зло писалъ непристойныя двусмысленности Лермонтовъ. Между тѣмъ, альбомы эти принесли много посмертной пользы именно тѣмъ писателямъ, которые, при жизни, отъ нихъ больше всѣхъ страдали. Дамск³е альбомы жили страшно долго. Я, напримѣръ, очень хорошо помню изъ своего дѣтства альбомъ моей матери. съ благоговѣйно переписаннымъ "Демономъ" Лермонтова, съ запретными политическими балладами Алексѣя Толстого, съ убитыми цензурою стихами изъ "Несчастныхъ" Некрасова, и т. п. Въ странѣ, лишенной свободной печати, рукописная литература неистребима, и всяк³й способъ ея распространен³я и сохранен³я заслуживаетъ глубокой благодарности потомковъ. Осмѣянные дамск³е альбомы съ томными горлицами надъ хладнымъ прахомъ и съ человѣкомъ, ропщущимъ на Бога, сберегли русской литерагурѣ огромную и лучшую долю Пушкина, Лермонтова, Рылѣева, Полежаева, Грибоѣдова, Огарева, - и именно дамск³е альбомы, потому что та часть поэтическаго творчества нашихъ корифеевъ, о сохранен³и которой позаботились мужск³я тайныя тетради, могла быть въ большинствѣ съ успѣхомъ позабыта безъ всякой потери для авторовъ, скорѣе даже не безъ выигрыша въ ихъ репутац³и. Пушкинская ода "Вольность" и "Кинжалъ" ползли альбомнымъ порядкомъ почти 70 лѣтъ! Если эти и имъ подобныя историческ³я стихотворен³я не угасли безслѣдно, это - заслуга исключительно сафьянныхъ книжекъ съ серебряными застежками, куда съ любовью и трепетомъ переписывали ихъ женск³я руки - отъ подруги къ подругѣ и изъ поколѣн³я въ поколѣн³е. Женская переписка отличается отъ мужской завидной точностью; она воспроизводитъ текстъ съ педантическою аккуратностью, весьма часто сохраняющею даже ошибки оригинала. Сличая, ходивш³е по рукамъ въ шестидесятыхъ и семидесятыхъ годахъ, списки запретнаго романа "Что дѣлать", мнѣ неоднократно приходилось встрѣчать, повторенныя въ нихъ разными женскими почерками, однѣ и тѣ же опечатки въ подлинномъ текстѣ журнала "Современникъ". Итакъ, простимъ госпожѣ Лариной ея альбомъ - тѣмъ болѣе, что, какъ всѣмъ извѣстно, - переѣхавъ съ супругомъ въ деревню и переживъ въ ея кислой прозѣ первыя жесток³я разочарован³я отъ поэтическихъ вдохновен³й Ричардсона, Стерна, Мармонтеля, Карамзина и Шаликова, она очень скоро все позабыла: альбомъ, корсетъ, княжну Полину, стиховъ чувствительныхъ тетрадь, стала звать Акулькой прежнюю Селину

  

             И обновила, наконецъ,

             На ватѣ шлафрокъ и чепецъ.

  

   Разумѣется, далеко не всѣ русск³я сантименталки успокаивались съ тою же легкостью. Писемск³й въ своихъ великолѣпныхъ очеркахъ о "Русскихъ Лгунахъ" вспоминаетъ свѣжимъ предан³емъ, какими безобразными каррикатурами доживало свой праздный вѣкъ это странное женское поколѣн³е. Оно подарило русскому обществу довольно много посредственныхъ и еще больше плохихъ писательницъ, изрядное количество старыхъ дѣвъ, которыхъ Наполеоновы войны оставили безъ жениховъ, a потому бѣдняжки ударились въ п³этизмъ и въ мистицизмъ, до хлыстовщины включительно; и нѣсколькихъ способныхъ святошъ-интриганокъ, въ молодости игравшихъ роль при дворѣ Александра I или въ его иностранныхъ посольствахъ, a къ старости, обыкновенно, обращавшихся, старан³емъ отцовъ ³езуитовъ, въ католичество и умиравшихъ гдѣ-нибудь въ Римѣ, Лиссабонѣ, Моденѣ, разссорясь съ родными и отписавъ не малые милл³оны своимъ новымъ духовникамъ. Изъ этого же поколѣн³я вышла Н. Дурова - знаменитая кавалеристъ-дѣвица, воевавшая съ Наполеономъ, раненая при Бородинѣ. Нарочно отмѣчаю ее, потому что воинственная экзальтац³я этой дѣвушки очень исключительна. Кто читалъ "Войну и миръ" графа Л. Н. Толстого, не можетъ не обратить внимаы³я, какъ мало отражаются переживаемыя Росс³ей политическ³я грозы эпохи на героиняхъ романа. Ихъ интересъ къ испытан³ямъ войны весь исчерпывается тѣмъ участ³емъ, какое принимаетъ въ ней ихъ братъ, мужъ, любовникъ. Патр³отизмъ ихъ проявляется рѣдко, неуклюже, книжными, напускными фразами: такова переписка княжны Марьи и Жюли Карагиной. У нихъ нѣтъ ни государственной, ни обществевной идеи. Чувствуется, что между ихъ бабками, героинями "петербугскаго дѣйства", ихъ матерями, вельможными одалисками и интриганками потемкинскаго лагеря, и ими легла полоса девяностыхъ годовъ. Сказалась капризная, старческая реакц³я одряхлѣвшей Екатерины, сказался безумный Павловъ терроръ. Поколѣн³е княжны Марьи Болконской, дѣвицъ Буниной, Извѣковой, сестеръ Поповыхъ, Татариновой, дочери Лабзина и другихъ ровесницъ - пришибленное, съ битыми, запуганными мозгами. Это дочери опальныхъ, a потому раздраженныхъ, оскорбленныхъ и крикливыхъ деспотовъ-отцовъ, разосланныхъ Павломъ отъ двора по глухимъ деревнямъ; это сестры и жены суровыхъ солдатъ, изъ которыхъ для лучшихъ и мятежныхъ духомъ воиновъ-аристократовъ, какъ толстовск³й князь Андрей Болконск³й, идеалъ - Наполеонъ Бонапарте, a для худшихъ гатчинскихъ выскочекъ, - всеросс³йское страшилище, графъ Алексѣй Андреевичъ Аракчеевъ. Реакц³онныя эпохи, преслѣдуя гонен³ями политическую и соц³альную мысль, направляютъ слабую часть общества, какъ въ послѣднее прибѣжище, на безопасные пути субъективнаго самоанализа, которые, послѣ всевозможныхъ вычурныхъ блуждан³й, обычно приводятъ къ мистицизму. Имъ роковымъ образомъ и кончали чахлые умы, простуженные въ ранней юности морозами Павлова террора. Княжна Марья, дѣвицы-поэтессы, увѣнчанныя академ³ей наукъ; пресловутая "дѣва Анна", дочь графа Алексѣя Орлова и первая жрица дикаго фанатика Фот³я; как³я-то высокопоставленныя монахини, таинственно исчезающ³я за стѣнами захолустныхъ монастырей; Авдотья Глинка, пишущая поэмы-диссертац³и "о млекѣ Богородицы"; - арфа Мальвины, плачущей на гробѣ Эдвина, арфа с³онскихъ гимновъ; пророчицы, гадальщицы, хлыстовщина госпожи Крюднеръ, хлыстовщина Екатерины Филипповны Татариновой, - таковы наименѣе дюжинные женск³е всходы Павловскихъ нивъ, сжатые Александровскимъ царствован³емъ. Остальныхъ - второй и трет³й сортъ поколѣн³я - показалъ Грибоѣдовъ въ "Горѣ отъ ума". Пушкинъ въ строфахъ о Лариной, Гоголь въ дамѣ просто пр³ятной и дамѣ пр³ятной во всѣхъ отношен³яхъ, Толстой въ Вѣрѣ Ростовой и Эленъ Безуховой. Или оторванный отъ земля мистицизмъ, экстазы отвлеченной мысли, восторги самосозерцан³я и самоуглублен³я, самодовлѣющая религ³я, пылающая къ небу какъ-то мимо м³ра съ людьми и дѣлами его, - или поразительно упрощенная, праздная пошлость, низводящая существо женщины къ совершенно животному прозябан³ю. Не удивительно, что, при такихъ услов³яхъ, гранд³озная эпопея Отечественной войны прошла не только безъ русскихъ Деборъ и Юдиѳей, но и почти безъ тѣхъ милосердныхъ подвиговъ, которые, въ будущихъ войнахъ XIX вѣка, покрыли голову русской женщины лаврами безпримѣрнаго самоотвержен³я и сдѣлали героизмъ сострадан³я ея нац³ональнымъ символомъ въ литературахъ всѣхъ цивилизованныхъ странъ и народовъ. Попытка Пушкина создать типъ дѣвушки-аристократки 1812 года, вдохновенно пылающей патр³отизмомъ (Полина въ очеркѣ "Рославлевъ"), оказалась болѣе, чѣмъ неудачною. Да и то - Полина уже нѣсколько моложе поколѣн³я, о которомъ мы говоримъ, равно какъ и большинство героинь въ "Повѣстяхъ Бѣлкина".

  

  

   Возвратимся къ семейству Лариныхъ. Въ десятилѣт³е 1800-1810 года, на которое Реми де Гурмонъ назначаетъ рожден³е "барышни", счастливая чета произвела на свѣтъ двухъ дочерей, Татьяну и Ольгу. Имъ впослѣдств³и посвятитъ творческ³е стихи Пушкинъ и музыку Чайковск³й. Давно пр³емлется, что Татьяна Ларина въ русской литературѣ - нѣчто въ родѣ Иверской Бож³ей Матери. "Евген³й Онѣгинъ" - ея жит³е, a знаменитое "Я другому отдана и буду вѣкъ ему вѣрна" - ея тропарь. Предъ нею служили молебны Бѣлинск³й, Тургеневъ, Достоевск³й: кто только не служилъ! Писаревъ, какъ яростный арабъ-иконоборецъ, рубнулъ Татьяну критическимъ мечемъ своимъ по лицу; изъ раны закапала кровь, но образъ неуничтожился. Благоговѣн³е къ Татьянѣ странно дожило до XX вѣка, живущаго нравственными принципами и семейнымъ укладомъ, весьма отдаленными отъ ларинской морали. Никто здравомыслящ³й въ наше время не дерзнетъ оковывать женщину страшнымъ завѣтомъ Татьянина тропаря. Мы сознательно отвергаемъ мучительный и безполезный подвигъ вѣрности по обязанности, какъ нравственное самоизнасилован³е и надругательство, противное чувству человѣческаго достоинства. Самая возможность быть "отданною" возмущаетъ насъ за женщину, для которой мы горячо желаемъ и ищемъ семейной свободы и полового равенства на всѣхъ путяхъ жизни личной, общественной и политической. Нѣтъ никакого сомнѣн³я, что во взглядахъ своихъ на роль женщины въ семьѣ и государствѣ мы несравненно ближе къ поругателю Татьяны, Д. И. Писареву, чѣмъ къ ея вдохновенному творцу и къ влюбленнымъ толкователямъ, не исключая Бѣлинскаго. Почему же, при всемъ томъ, "разсудку вопреки, наперекоръ стих³ямъ", нѣжный образъ Татьяны сохранилъ свою таинственную власть надъ русскими умами даже до сего дня? Почему письмо Татьяны и "Онѣгинъ, я тогда моложе, я лучше, кажется, была", до сихъ поръ съ восторгомъ твердятъ наизусть тысячи русскихъ дѣвушекъ? Почему создать Татьяну для сцены - мечта каждой образованяой русской артистки? Почему въ 1880 году, когда истерическ³й Достоевск³й на пушкинскихъ торжествахъ, при сборѣ воедино чуть ли не всей русской интеллигенц³и, провозгласилъ Татьяну нац³онально-художественнымъ типомъ, ни разу не превзойденнымъ въ нашемъ литературномъ творчествѣ, и сравниться съ которымъ можетъ, пожалуй, лишь Лиза въ "Дворянскомъ гнѣздѣ" Тургенева, - почему тогда, въ отвѣтъ на это порывистое признан³е великаго писателя, залъ огласился громовыми апплодисментами и воплемъ общаго, признательнаго восторга?

   Отвѣта надо искать, конечно, не въ самой Татьянѣ, съ ея болѣе, чѣмъ скромнымъ вообще, a для насъ и совсѣмъ уже сомнительнымъ подвигомъ - "другому отдана и буду вѣкъ ему вѣрна". Отвѣтъ - въ всторической перспективѣ, въ томъ поколѣн³и русскихъ женщинъ, къ которому принадлежала Татьяна и общ³я благородныя черты котораго такъ ген³ально собралъ въ ея индивидуальности Пушкинъ. Татьяна сама по себѣ - ничто, одна изъ безсчетно многихъ, скромная незнакомка. Но она въ нашей литературѣ, для двадцатыхъ годовъ, - то же, что въ живописи портреы Веласкеза, который лицомъ совершевно неизвѣстнаго вамъ гранда или кардинала воскрешаетъ и объясняетъ цѣлую эпоху. Мы любимъ въ Татьянѣ не то, что она сдѣлала, но то, что могла сдѣлать, мы любимъ въ ней ея, похожихъ на нее, ровесницъ и подругъ, которыхъ хорошо зналъ и дружески любилъ Пушкинъ, ея создатель, и предъ которыми благоговѣйно преклоняется память всѣхъ, звающихъ страдальческую истор³ю русской борьбы за свободу. Прекрасныя ровесницы Татьяны остались въ лѣтописяхъ нашей культуры съ полнымъ глубокаго смысла историческимъ прозвищемъ "Русскихъ женщинъ". Подъ этимъ заслуженнымъ именемъ, пропѣлъ имъ, сорокъ лѣтъ спустя, восторженные гимны другой велик³й поэтъ, предсказанный Пушкинымъ, какъ необходимость грядущаго гражданскаго вѣка. Стихъ Некрасова обратился съ сыновнею любовью къ тому поколѣн³ю, которое Пушкинъ воспѣвалъ, какъ ровесникъ, другъ, братъ, любовникъ, и сложилъ могуч³я эпопеи о Трубецкой и Волконской. Жены декабристовъ! Незабвенны имена этихъ доблестныхъ Татьянъ въ гражданскомъ дѣйств³и, схоронившяхъ, однѣ - свою молодость, друг³я - всю жизнь, рядомъ съ каторжными мужьями за ледянымъ Алтаемъ, въ Читѣ и Нерчинскѣ, до сихъ поръ гордыхъ тѣмъ, что они были нѣкогда освящены присутств³емъ "ссыльныхъ княгинь"! Фонвизинъ, Давыдова, Муравьевы, Нарышкина, Розенъ, Юшневская, Ентальцева, Поль, три сестры Бестужевыхъ, мать и сестра Торсона - вотъ менѣе извѣстныя подруги по несчаст³ю громко прославленныхъ Екатерины Трубецкой и Мар³и Волконской. Пушкинъ, въ знаменитыхъ своихъ стихахъ къ Чаадаеву, мечталъ о времени, когда воспрянувшая отъ сна Росс³я

  

             На обломкахъ самовластья

             Напишетъ наши имена!

  

   Въ 1905 году мы имѣемъ право твердо вѣрить, что время это близко, оно наступаетъ, оно наступило... И, конечно, въ будущемъ русскомъ Пантеонѣ, выстроенномъ изъ "обломкомъ самовластья", огненными письменами зас³яютъ на стѣнахъ, рядомъ съ строгими мужскими чертами декабристовъ, святые, нѣжные лики ихъ вѣрныхъ подругъ.

   Неоднократно дѣлались попытки - не развѣнчать "Русскихъ женщинъ": это-то невозможно! - но ослабить политическое значен³е ихъ подвига, отрицать возможность въ нихъ гражданскаго самосознан³я и, слѣдовательно, пониман³я той общественной службы, которую онѣ сослужили. Дѣло сводилось къ семейнымъ привязанностяыъ и добродѣтелямъ, къ порыву молодой влюбленности, - словомъ, къ предан³ямъ XVIII вѣка о Натальѣ Шереметевой и Иванѣ Долгорукомъ или къ роману "Капитанской Дочки". Но теперь, послѣ опубликован³я въ 1904 году подлиныыхъ записокъ М. Н. Волконской, всѣ подобеня сомнѣн³я должны умолкнуть. Я самъ еще недавно, въ одной своей статьѣ о декабристахъ {См. 2-е изд. моего "Литературнаго Альбома" (Спб. 1907 г. Товар. "Общественная Польза"). Статья "Андрей Волконск³й и Сергѣй Волконск³й".}, заподозрилъ было аффектац³ю 60-хъ годовъ въ знаменитыхъ некрасовскихъ стихахъ о Волконской, будто она, въ каторжномъ рудникѣ, -

  

             Прежде чѣмъ мужа обнять,

             Къ оковамъ его приложилась.

  

   "Записки M. Н. Волконской", однако, подверждаютъ эту романтическую подробность свидан³я, и я, читая ихъ, испыталъ восторгъ Ѳомы - рѣдк³й восторгъ быть пристыженнымъ въ своемъ недовѣр³и по разсудку къ тому, чему слѣдовало вѣрить сердцемъ. Нѣтъ, жены декабристовъ ушли въ Сибирь не только за мужьями своими, онѣ ушли и за дѣломъ мужей! Онѣ не только честныя, любящ³я, преданныя супруги: онѣ - единомышленницы и нравственныя сообщницы.

   И потому-то напрасно искать имъ параллелей въ XVIII вѣкѣ. Онѣ всецѣло принадлежатъ Х²Х-му. Онѣ, какъ и мужья ихъ, дѣти великой французской революц³и и Наполеоновой грозы. Ta Наталья Долгорукая, съ которою сравниваютъ декабристовъ, еще старопокройная, полудикая "боярышня", прекрасная глубиною природнаго чувства, но чуждая культурнаго самоотчета. Декабристки - уже "барышни" въ той идеалистической послѣреволюц³онной метаморфозѣ, какъ для Франц³и подмѣтилъ Реми де Гурмонъ. И въ высшей степени любопытво и характерно въ первомъ общественномъ движен³и - протестѣ русскихъ женщинъ, что къ нимъ примкнула и настоящая французская "барышня" - Эмил³я Ледантю, послѣдовавшая въ Сибирь за женихомъ своимъ - Ивашевымъ и обвѣнчанная съ нимъ въ каторжной тюрьмѣ. Быстрое увядан³е этого прекраснаго южнаго цвѣтка въ нерчинскихъ морозахъ - одинъ изъ самыхъ трогательныхъ эпизодовъ въ трагед³и декабристовъ. Другая французская барышня, гувернантка князей Трубецкихъ, бросила горьк³й укоръ спрятавшемуся диктатору неудачной революц³и:

   - Постыдитесь, вы дома, когда ваши друзья умираютъ на площади, подъ картечью!

   Трубецкой схватилъ фуражку и убѣжалъ, чтобы спрятаться въ другомъ мѣстѣ, гдѣ нѣтъ обличающихъ француженокъ.

   Слово "барышня" такъ плачевно опошлилось на Руси, что предъ современною публикою иочти неловко примѣнять его къ такимъ нац³ональиымъ святынямъ, какъ жеыы декабристовъ. Помяловск³й и Писаревъ добили общественную репутац³ю "барышни" презрительнымъ эпитетомъ "кисейная", и развитыя русск³я дѣвушки открещиваются отъ титула "барышни", какъ отъ злѣйшей обиды. Что дѣлать? Непрочны и недолговѣчны культурныя клички и опредѣлен³я! Вѣдь, напримѣръ, и назвать кого-нибудь сейчасъ "либераломъ" уже далеко не значитъ польстить, a "патр³отъ" сталъ и вовсе оскорбительною бранью. Но совершенно несомѣнно, что было время - и долгое! - когда "барышня" была наверху жидкаго культурнаго слоя Росс³и, и, наряду съ "барышнями", которыя били по щекамъ своихъ крѣпостныхъ горничныхъ, существовала другая, гораздо болѣе интересная и благородная порода ихъ, которой вл³ян³е на русск³й прогрессъ можно измѣрить уже признан³емъ Пушкина и князя Вяземскаго:

   - Это - наша настоящая публика!

   Барышня - Наталья Николаевна Гончарова, загубившая жизнь Пушкина, барышая - жена Огарева, употреблявшая всю свою холодную и злую энерг³ю чтобы, разссорить мужа съ Герценомъ, но барышни же и Наталья Александровна Герценъ, и Татьяна Пассекъ, и "черноокая" Росетти, и Левашева, которую Герценъ описалъ съ такою трагическою простотою y гроба Вадима Пассека.

  

  

   Необходимо отмѣтить еще одинъ дѣвическ³й типъ, введенный въ русскую жизнь тоже александровскимъ царствован³емъ и сыгравш³й въ русской женской эволюц³и огромную роль, сперва, пожалуй, отчасти положительную, впослѣдств³и - отрицательную и реакц³онную. Нѣмкѣ Екатеринѣ II Росс³я была обязана женскимъ типомъ образованной авантюристки. Нѣмка же и постаралась объ уничтожен³и этого типа, противопоставивъ ему "институтокъ", воспитанныхъ вновь учрежденнымъ "вѣдомствомъ императрицы Мар³и". Супруга Павла и мать Александра и Николая Первыхъ, императрица Мар³я Ѳедоровна, урожденная принцесса Виртембергская, могла тѣмъ болѣе высоко цѣнить достоинства семейныхъ добродѣтелей, что въ своей собственной семьѣ ей пришлось очень долгое время уживаться, какъ съ подругами, съ любовницами своего державнаго супруга - Нелидовою и Лопухиною.... Эта женщина, несомнѣнно, большого таланта и твердой воли, ненавидѣла екатерининск³й развратъ, но еще больше демократическ³я вѣян³я революц³и. Институты екатерининской эпохи были учрежден³ями слишкомъ показными, чтобы стоило серьезяо считаться съ ихъ вл³ян³емъ, и очень часто обращались чуть не въ гаремы высокопоставленныхъ вельможъ, начиная съ самаго оффиц³альнаго блюстителя ихъ И. И. Бецкаго. Императрица Мар³я, справедливо памятуя, что типъ государства зависитъ отъ типа семейнаго очага, a типъ семейнаго очага - отъ типа управляющей имъ женщины, сдѣлала институты разсадниками будущихъ домовладычицъ, напитанныхъ правилами патр³отизма и благодарнымъ восторгомъ къ самодержав³ю. Собственно говоря, институтская реформа императрицы Мар³и была первымъ широкимъ опытомъ того превращен³я воспитательной системы въ политическое заложничество общества государству, что семьдесятъ лѣтъ спустя съ такимъ позорнымъ успѣхомъ возс³яла Росс³и въ классической реформѣ мужского образован³я графомъ Д. А. Толстымъ. Но рука Мар³и Ѳедоровны была мягче, осторожнѣе, теплѣе грубой бюрократической руки Толстого, да и масштабъ реформы значительно уже. То крушен³е латифунд³й, которымъ Реми де-Гурмонъ объясняетъ паден³е ранняго брака во Франц³и, началось и въ Росс³и. Наполеоновы войны и 1812 годъ создали своеобразную экономическую революц³ю. Обстроившаяся послѣ французскаго пожара Москва становится "ярмаркою невѣстъ", и уже одна наличность подобной ярмарки указываетъ на ихъ плачевное перепроизводство: на свадебномъ рынкѣ женское предложен³е превышало мужской спросъ, и, слѣдовательно, многимъ родителямъ необходимо нужна стала серьезная воспитательная страховка "товара" впредь до вожделѣннаго сбыта въ законный бракъ. Софья Павловна Фамусова - наилучш³й примѣръ, что "комисс³я быть взрослой дочери отцомъ" была въ александровской семьѣ, дѣйствительно, не изъ легкихъ. Да - что Софья Павловна Фамусова! Прелестная Наташа Ростова въ "Войнѣ и мирѣ" - не чета этой "срамницѣ", а, между тѣмъ, какими бурями налетной страсти атаковалъ ея дѣвичество пламенный темпераментъ! Катринъ Ерапчикъ въ "Масонахъ" Писемскаго и Глафира Львовна въ "Кто виноватъ" Герцена, Наталья Павловна въ "Графѣ Нулинѣ" и Наталья Дмитр³евна Горичъ въ "Горе отъ ума" - вотъ литературныя разновидности поколѣн³я, которое невѣстилось и выѣзжало въ свѣтъ въ то время, какъ Татьяна и будущ³я жены декабристовъ еще играли въ куклы.

   Скандальная хроника 1800-1820 годовъ полна дѣвическими романами, далеко не платоническими, при участ³и, въ качествѣ первыхъ любовниковъ, не только смиренномудрыхъ Молчалиныхъ, но и дворовыхъ кучеровъ, поваровъ, араповъ. Традиц³и животнаго разврата бабокъ и сантиментальной влюбчивости матерей смѣшались въ этомъ первомъ русскомъ женскомъ поколѣн³и позднихъ браковъ и вывели изряднаго урода. Мар³я Ѳедоровна протянула дворянству руку помощи съ педагогическою уздою на буйные пережитки XVIII вѣка, и дворянство приняло помощь съ живѣйшею благодарностью. "Вдовствующая императрица Мар³я" - популярное имя двухъ царствован³й. Въ восьмидесятыхъ годахъ прошлаго столѣт³я можно было часто встрѣтить стариковъ и старухъ, вспоминавшихъ о ней съ восторгомъ, какъ объ "ангелѣ на землѣ" и "матери русской нравственности". Главная цѣль императрицы - соединить будущ³я женск³я поколѣн³я русскаго дворянства въ монархическую лигу, беззавѣтно преданную династ³и ея сыновей - сначала удалась въ совершенствѣ. Мемуары институтокъ Александровскаго и Николаевскаго времени дышатъ фанатизмомъ почти идолопоклонства, какого-то къ императорскому трону и къ императорской семьѣ. Чрезвычайно любопытны въ этомъ отношен³и оглашенныя въ девяностыхъ годахъ прошлаго столѣт³я "Записки старой смолянки". Смольный институтъ былъ неутомимою лаборатор³ей женскаго монархическаго экстаза. Языкъ старыхъ смолянокъ - невыносимо надутая, слащаво-восторженная проза, непрерывный акафистъ царямъ съ палатою и воинствомъ ихъ. Это - монологи изъ драмъ Кукольника, цитаты изъ романовъ Загоскина, страницы Греча и Булгарина, противоестественно перенесенныя изъ плохой и скучной литературы въ еще скучнѣйшую жизнь. Особенно обожаемъ былъ въ институтахъ Александръ I. Все въ тѣхъ же "Русскихъ лгунахъ" Писемск³й разсказываетъ о старой институткѣ, которая со смертью Александра I какъ бы рѣшила, что теперь и м³ру конецъ, и "не признала" вошедшихъ на престолъ ни цесаревича Константина, ни Николая Павловича. Когда ей надо было обратиться къ Николаю съ какою-то просьбою, старуха адресовала письмо: "Брату моего государя". Наилучш³й типическ³й портретъ александровскихъ институтокъ, усовершенствованныхъ муштрою Мар³и Ѳедоровны, даетъ въ "Быломъ и Думахъ" А. И. Герценъ. Позволю себѣ выписать эти строки. "Лѣтъ пятидесяти, безъ всякой нужды, отецъ моей кузины женился на застарѣлой въ дѣвствѣ воспитанницѣ Смольнаго монастыря. Такого полнаго, совершеннаго типа петербургской институтки мнѣ не случалось встрѣчать. Она была одна изъ отличнѣйшихъ ученицъ, и потомъ классной дамой въ монастырѣ; худая, бѣлокурая, подслѣпая, она въ самой наружности имѣла что-то дидактичное и назидательное. Вовсе неглупая, она была полна ледяной восторженности на словахъ, говорила готовыми фразами о добродѣтели и преданности, знала на память хронолог³ю и географ³ю, до противной степени правильно говорила по-французски, и таила внутри самолюб³е, доходившее до искусственной ³езуитской скромности. Сверхъ этихъ общихъ чертъ "семимаристовъ въ желтой шали" она имѣла чисто невск³я или Смольныя. Она поднимала глаза къ небу, полные слезъ, говоря о посѣщен³яхъ ихъ общей матери (императрицы Мар³и Ѳедоровны), была влюблена въ императора Александра и носила медальонъ или перстень съ отрывкомъ изъ письма императрицы Елизаветы: "Il a repris son sourire de bienveillance!". Типу этому суждена была страшная и вредная живучесть: еще въ восьмидесятыхъ годахъ Салтыковъ нашелъ не позднимъ обратить противъ него свои стрѣлы.

   И, за всѣмъ тѣмъ, институтское воспитан³е внесло въ русскую новую жизнъ много новыхъ дрожжей, которыя, перебродивъ, подняли, въ концѣ концовъ, совсѣмъ не то тѣсто, какого добивалась чадолюбивая императрица. Если мы обратимся къ забытой беллетристикѣ тридцатыхъ и сороковыхъ годовъ, то увидимъ институтку героинею въ большинствѣ тогдашнихъ романовъ и повѣстей, a Погорѣлъск³й (графъ Перовск³й) создалъ настоящ³й апоѳеозъ институтки въ своей "Монастыркѣ". Институтка - царица воображен³я авторовъ перваго николаевскаго десятилѣт³я. При этомъ легко замѣтить, что почти никогда институтка не изображается счастливою. Попавъ въ услов³я дѣйствительной русской жизни, она похожа. на молодую пери, для которой рай остался уже позади, a кругомъ и впереди - юдоль зрѣлищъ, способныхъ наполнять ея сердце лишь ужасомъ, скорбью, отвращен³емъ. Институтка всегда жертва подлости, грубости,