Амфитеатров Александр Валентинович - Женское нестроение

тоски рвущихся на волю талантовъ, безплодно закопанныхъ въ землю, отъ стыда за свое рабство - такое же лицемѣрное, какъ лицемѣрили съ тобою твои ласковые поработители. Зато... это ли не счаст³е? - лѣтъ черезъ двадцать пять веселаго сидѣн³я на нравственной цѣпурѣ, ты - опошлѣвшая, оглупѣвшая - умрешь съ репутац³ей "порядочной женщины"... и эта репутац³я достанется тебѣ даромъ и останется при тебѣ даровымъ приложен³емъ, "прем³ей къ издан³ю" твоего супружества, неотъемлемою, хоть ты перемѣни сто любовниковъ! Тогда какъ - будь ты актрисою, то, хотя бы ты не имѣла ни одного, - ой-ой-ой! Какою дорогою цѣною, какимъ унизительнымъ и долгимъ испытан³емъ ты обязана y насъ, Брекекексовъ, купить себѣ снисходительное признан³е твоихъ правъ на репутац³ю честности! Ты умрешь, и водяники оросятъ твой прахъ слезами: "Квараксъ! брекекексъ!.. покойница заблуждалась въ юности, но, подъ нашимъ мудрымъ вл³ян³емъ, исправилась къ зрѣлымъ годамъ и стала истиннымъ украшен³емъ нашей спокойной, мирной, зеленой тины. Увы! Кто будетъ теперь поить меня утреннимъ кофе съ густыми сливками? Кто будетъ покорно слушать правила житейской мудрости брекекексовъ - Домострой XIX вѣка - денно и нощно льющейся неугомоннымъ потокомъ филистерскихъ максимъ изъ самодовольныхъ устъ моихъ, устъ хозяина и домовладыки, на пользу и утѣшен³е любящей супруги, чадъ и домочадцевъ? На чью нѣжную грудь склоню я, возвратясь изъ департамента, свою, утомленную отношен³ями за нумеромъ такимъ-то и предписан³ями за нумеромъ этакимъ-то, глубокомысленную голову? Съ кѣмъ буду продолжать славыый родъ свой, дабы и впредь болото наше не оскудѣвало брекекексиками?.. Увы! Нѣтъ ея, неукоснительной исполнительницы всѣхъ означенныхъ великихъ функц³й въ течен³е цѣлыхъ двадцатипяти лѣтъ, промѣнявшей на функц³и эти и свое дарован³е, и обусловленную дарован³емъ самостоятельность - свободу вольной птицы... Нѣтъ ея! Увы! брекекексъ! брекекексъ! брекекексъ"!.. Есть y васъ талантъ?

   Актриса. Не знаю. Знаю лишь, что я глубоко чувствую то, что играю. Мнѣ весело, когда я смѣюсь съ изображаемымъ мною лицомъ, и я плачу настоящими слезами, когда роль велитъ плакать.

   Фельетонистъ. Вы еще не успѣли возомнить себя ни новою Дузэ, ни Ермоловой?

   Aктриса. Конечно, нѣтъ.

   Фельетонистъ. А - въ мечтахъ своихъ - конечно, уже рисуете себѣ ихъ карьеру?

   Актриса. Говорятъ, будто плохъ тотъ солдатъ, который не надѣется быть генераломъ. Надѣюсь и я, что, если останусь на сценѣ, то не для того, чтобы вѣчно быть въ солдатахъ. Но - даю вамъ честное слово - о фельдмаршальскомъ жезлѣ пока не мечтаю, да и не знаю, буду ли мечтатъ. Я чувствую въ себѣ способности къ сценической дѣятельности, но велики ли онѣ, нѣтъ ли - сама того не знаю. Думаю, что не очень велики.

   Фельетонистъ. Вы молоды, красивы, y васъ, какъ y Кордел³и, "тих³й, нѣжный голосъ - большая прелесть въ женщинѣ". Вы умны и образованы. Вы любите театръ. Вы любите тѣхъ, кого играете, и переживаете - хорошо ли, дурно ли, умѣло или наивно - другой вопросъ, но переживаете своимъ "я" ихъ судьбу. Сложится ли изъ этихъ данныхъ "талантъ"? Не знаю. Но - по сотнямъ примѣровъ - знаю, что если женщина вступаетъ на сцену не въ твердомъ самомнѣн³и немедленно заткнуть за поясъ всѣхъ Дузэ, Ермоловыхъ, Федотовыхъ, Савиныхъ, Саръ Бернаръ, то вашихъ данныхъ достаточно, чтобы стать замѣтнымъ, полезнымъ и симпатичнымъ явлен³емъ во всякой драматической труппѣ. A дальнѣйшее - дѣло практики и любви къ своему призван³ю... Разъ есть призван³е - оно выведетъ васъ сквозь всѣ терн³и тяжелой театральной карьеры невредимою и усовершенствованною. Per angusta ad augnsta, per aspera ad astra. A терн³й много... хотя, разъ ужъ мы отбросили въ сторону всякое лицемѣр³е, все-таки меньше, чѣмъ пугаютъ молодыхъ неофитовъ сцены ихъ доброжелатели изъ "публики" - родные, знакомые, друзья, женихи.

   Aктриса. Вы думаете?

   Фельетонистъ. Да. Я самъ былъ актеромъ - и хорошо помню сцену. Мнѣ пришлось пережить ужасный сезонъ, полный и безденежья, и безквартирья, и ссоръ всей труппы между собою, и газетной ругани ради ругани... Ухъ, какъ жутко было! Такъ жутко, что, едва кончился этотъ сезонъ, я не нашелъ въ себѣ достаточно любви къ сценѣ, чтобы сохранить мужество къ продолжен³ю театральной каръеры, и ушелъ отъ нея навсегда къ новому роду дѣятельности. Но вѣдь ушелъ одинъ я, - потому что мало любилъ, тянуло къ другому. A было насъ въ этой страдѣ сорокъ человѣкъ: всѣ молодые, - и не отбросъ какой-нибудь: образованныя женщины, интеллигентные юноши. И всѣ они до сихъ поръ - кто не умеръ - живутъ театральнымъ трудомъ, хотя случалось, конечно, переживать имъ не одинъ ужасный сезонъ и послѣ нашего ужаснаго, и большинству было куда уйти отъ неудачной карьеры. Слѣдовательно, во-первыхъ, не такъ страшенъ чортъ, какъ его малюютъ, а, во-вторыхъ, крута гора, да забывчива. Теперь, миссъ Анна, - если вамъ угодно, послѣдуйте примѣру вашего прототипа въ мелодрамѣ "Кинъ": закройте лицо вуалемъ, потому что я буду говорить о вещахъ щекотливыхъ: о главномъ пугалѣ филистерства противъ сценической богемы - о закулисной безнравственности. Брекекексы разсказываютъ о ней ужасы. Говорить, что за кулисами царятъ монастырск³е нравы, было бы пошло. Но что безнравственность дѣятелей сцены опять-таки чортъ, рисуемый страшнѣе настоящаго своего вида; что безнравственность эта на три четверти своей болѣе показная, чѣмъ дѣйствительная, - это я осмѣливаюсь утверждать категорически. Актеры и актрисы - велик³е пустословы на легкомысленныя темы, и отъ этого свѣтъ увѣренъ, что они и пустодѣлы, a между тѣмъ y большинства этихъ пустослововъ умъ и сердце гораздо лучше и чище ихъ языка. "Языкъ болтай, голова не знай", какъ говорятъ татары. Утверждаю также, что наиболѣе разлагающ³й нравственную атмосферу кулисъ элементъ - не сами артисты и артистки, но публика. Эти "мышиные жеребчики", которымъ доставляетъ наслажден³е видѣть въ каждой актрисѣ или уже готовую кокотку, или женщину, готовую пасть, но не падшую лишь потому, что - дура! не понимаетъ своего счастья и ломается. Къ чести русскихъ актрисъ можно смѣло утверждать, что подобныхъ умныхъ "дуръ" на сценѣ становится все больше и больше: интеллектуальный уровень русской актрисы поднимается съ года на годъ, a вмѣстѣ съ нимъ поднимается и защитоспособность ея противъ грязныхъ соблазновъ грязныхъ людишекъ. Что касается своего брата, товарища-актера, то... опять-таки смѣшно было бы увѣрять васъ, будто за кулисами живутъ лишь Кины, Сюлливаны, да Геннад³и Несчастливцевы. Скажу больше: Кины наши, къ сожалѣн³ю, тѣмъ и разнятся отъ настоящаго, что - по большей части - изъ двухъ составныхъ частей Кина - ген³я въ нихъ нѣтъ, a безпутства - сколько хочешь. Но закулисная грязь имѣетъ одну хорошую сторону: она липнетъ лишь къ тѣмъ, кто хочетъ или позволяетъ облѣпливать себя ею. Что говорить! жертвою закулисныхъ Донъ-Жуановъ погибла не одна чистая дѣвушка, наивно мечтавшая видѣть въ театрѣ что-то въ родѣ Олимпа, a въ разныхъ Звонскихъ-Лелевыхъ, Гремиславскихъ-Бакенбардовыхъ - полубоговъ... Но, во-первыхъ, зачѣмъ же быть наивною? Наивность - товаръ, который надо оставить за порогомъ храма искусства, вымѣнявъ его на голубиное незлоб³е пополамъ съ змѣиною мудростью. На то и щука въ морѣ, чтобы карась не дремалъ. Во-вторыхъ, неужели въ обычной, не закулисной жизни нахалъ-ловеласъ такая рѣдкость? неужели мало дѣвушекъ и женщинъ, никогда не мечтавшихъ о сценѣ, пропадаетъ въ объят³яхъ Frauenjäger'овъ своего круга? Разница лишь въ томъ, что меньше огласки: актриса - слишкомъ замѣтный центръ общественнаго вниман³я, и пятно на ея репутац³и выдѣляется чернѣе и рѣзче пятна на репутац³и всякой другой женщины. Въ-третьихъ, если Богъ дастъ вамъ попасть въ мало-мальски порядочную труппу, помните, что дѣвушка всегда найдетъ въ ея средѣ не одну охранительницу и не одного охранителя своей нравственной свободы и женской чести - охранителей безкорыстныхъ, безъ заднихъ личныхъ видовъ, - просто по рыцарству и по жалости къ одинокому молодому существу. Геннад³й Несчастлицевъ, суфлеръ Нароковъ и пьяный Трагикъ въ "Талантахъ и поклонникахъ" - не миѳы. Бываютъ, конечно, и лицемѣрные рыцари-волки въ овечьей шкурѣ, но, право, рѣже, чѣмъ можно бы ожидать. Вообще сцена пр³учаетъ думать о людяхъ лучше, чѣмъ раньше ихъ считали: на ней иной разъ хорош³е люди дѣлаютъ внезапныя подлости, но зато не рѣдкость и внезапный подвигъ чести со стороны человѣка, всѣми ославленнаго за подлеца. Въ хорошихъ труппахъ есть корпоративное благородство, не позволяющее нахаламъ изъ своей брат³и обижать "малыхъ сихъ". Въ-четвертыхъ, наконецъ, сами закулисные Frauenjäger'ы можетъ быть, именно, въ сознан³и всего сказаннаго раньше - гораздо чаще упражняютъ свои донъ-жуанск³е вкусы и способности внѣ кулисъ, чѣмъ въ своемъ обществѣ. Вѣдь y болъшинства изъ нихъ - въ труппѣ - всегда есть какая-нибудь постоянная, долголѣтняя привязанность, въ законномъ ли бракѣ, въ сожительствѣ ли maritalement, совмѣстительство съ которою новаго закулиснаго романа неудобно... да и предъ своими совѣстно. Нѣтъ - вѣрьте мнѣ: падаютъ за кулисами, какъ и во всякомъ другомъ кругу, только тѣ дѣвушки, которыя сами захотѣли упасть или уже такъ глупы, такъ слабохарактерны и запуганно-робки, что сами же, какъ агнцы, ведомые на заклан³е, пошли подъ ножъ, даже не дерзая защищаться отъ мужеской наглости, отъ атаки нахрапомъ. Такова ужъ, молъ, видно, моя судьба, такъ тому и быть. Подобные типы - не рѣдкость, но въ какой средѣ ихъ нѣтъ?!. Кулисы ли ихъ губятъ? Гдѣ бы и чѣмъ бы они ни были, волкъ на ягненка всегда найдется. Были бы ягнята, a волки будутъ. Ergo - не слѣдуетъ быть ягненкомъ, и я очень радъ, что ваши прекрасные глаза говорятъ мнѣ, что вы не изъ овечьей породы! Главная же опасность для цѣломудр³я актрисы, повторяю, не по ту сторону. рампы, а по сю. Она сидитъ въ первыхъ рядахъ креселъ, воплощенная въ Великатовыхъ (хорошо еще!), Дулебовыхъ, Кикиныхъ, Вожеватовыхъ, во всѣхъ этихъ господахъ, для которыхъ актриса всегда будетъ заслонена красивою женщиною, a въ женщинѣ - духовная красота, "изъ тонкихъ парфюмовъ сотканная", красотою куска мяса, флакона, содержащаго эти парфюмы. Не водитесь, не панибратствуйте, по возможности - съ публикою, хотя бы это и отозвалось на вашемъ внѣшнемъ успѣхѣ. Вѣрьте: отзовется только на внѣшнемъ. Миѳъ, созданный антрепренерскимъ усерд³емъ предъ провинц³альными сильными м³ра сего, - будто артистка, ужинающая и пьющая шампанское въ компан³и городскихъ тузовъ, выгодна для театра и, обратно, будто нравственная опрятность и щепетильность актрисы вредна ему. Настоящими любимцами всей публики бываютъ только честныя женщины, не торгующ³я собою ни прямо, ни косвенно: все остальное - труха и мишура! Гдѣ антреприза становится на начала фаворитизма y лысинъ партера, бѣгите оттуда: хотя бы на репертуарѣ стояли Шекспиръ и Шиллеръ, - вы уже не въ театрѣ, вы уже въ кафешантанѣ. A кафешантанъ, хотя бы въ маскѣ драмы, - смерть и смрадъ. Гробъ повапленный, въ которомъ сгниваетъ талантъ.

   Не бойтесь сплетенъ и дурныхъ слуховъ о себѣ. Это неизбѣжно. Вы - актриса. Вспомните, что еще недалеко отъ насъ время, когда актрисамъ церковь отказывала въ христ³анскомъ погребен³и, когда актеръ, во мнѣн³и общества, былъ бродяга, a артистка - продажная женщина. Вспомните не съ горечью, но съ удовольств³емъ, потому что именно лишь удовольств³е можно испытать, пробѣгая взглядомъ быструю эволюц³ю артистическаго сослов³я per aspera ad astra. Никакая революц³я не могла возвысить зван³я актера такъ значительно и быстро, какъ возвысилось оно - само собою, путемъ мирной потребности эстетической - въ как³я-нибудь сорокъ, пятьдесятъ лѣтъ. Но прошлое оставляетъ свою отрыжку и въ потомствѣ, и къ актрисѣ больше, чѣмъ къ кому-либо, идутъ старыя слова Гамлета: "будь чиста, какъ снѣгъ, холодна, какъ ледъ, - людская клевета не пощадитъ тебя"! Если вы станете возмущаться всякою клеветою, которая прокатится вокругъ вашего имени, y васъ не хватитъ ни времени, ни нервовъ ни на что другое. Тогда лучше не дѣлайтесь актрисою. Это законъ, и законъ непреложный. На васъ наклевещетъ соперница, наклевещетъ отвергнутый поклонникъ, наклевещетъ мышиный жеребчикъ, наклевещетъ продажный рецензентъ, которому вы не протянули руки для поцѣлуя, наклев...

  

  

   Малъчикъ. Пожалуйте фельетонъ: типограф³я сердится.

   Актриса. Боже мой! Это я васъ задержала... Простите меня: я ухожу...

   Фельетонистъ. Прощайте, миссъ Анна... если ужъ только подъ этимъ именемъ долженъ я знать васъ. А, на прощанье, запомните вотъ что. Когда вы вошли, я, жалѣя вашей молодости, хотѣлъ отговорить васъ отъ сценической карьеры, a кончилъ тѣмъ, что прочелъ ей аполог³ю. И... должно быть, такъ оно и надо: инстинктъ иногда работаетъ справедливѣе и здравѣе разсудка. Ступайте на сцену! Она - не радость, она - полудѣло; но лучше ея все-таки пока ничего нѣтъ y женщины. Женщина всюду раба или возовая лошадь, едва вырабатывающая отъ сердобольныхъ хозяевъ-мужчинъ вязанку сѣна для своего пропитан³я, и только на сценѣ она царица. "Ты войдегаь на сцеиу королевой, да такъ и сойдешь съ нея королевой " - это Несчастливцевымъ хорошо сказано. Можетъ быть, скоро настанетъ время, чго женщинѣ, которой страшна безлюбовная семья, найдется на Руси и другая дѣятельность, болѣе плодотворная, можетъ быть; будетъ возможность указать ей друг³е пути, болѣе сцены цѣлесообразные и полезные для нея самой и для другихъ. A пока... вы знаете:

  

             Ключи отъ счастья женскаго -

             Отъ вашей вольной волюшки

             Заброшены, потеряны

             У Бога Самого...

             Какою рыбой сглонуты

             Ключи тѣ заповѣдные,

             Въ какихъ моряхъ та рыбина

             Гуляетъ, - Богъ забылъ!

  

   И, пока ключи эти не найдутся, сцена всегда останется золотымъ сномъ, Fata Morgana женскаго воображен³я, потому что сцена - воля, a воля - надежда счастья... И неужели надо - да кто же будетъ такъ подло-жестокъ? кто же посмѣетъ? - запретить женщинамъ даже видѣть золотые сны, даже грезить воздушными замками, гдѣ живетъ, улыбаясь хоть рѣдкимъ своимъ избранницамъ, румяная фея свободы и успѣха?

  

  

   Одна петербургская журналистка {Е. А. Шабельская.} нашла нужнымъ пропѣть хвалебный гимнъ петербургскимъ думцамъ зато, что емъ "случайно какъ-то пришла хорошая мысль и они порѣшили принимать въ школьныя учительницы лишь незамужнихъ женщинъ".

   Вопросъ этотъ обсуждался въ мѣстной печати съ большою горячностью. Большинство отяеслось къ думскому рѣшен³ю съ рѣзкимъ порицан³емъ. Доказыватъ, что дважды два - четыре - не въ моемъ характерѣ, a двухъ рѣшен³й даннаго вопроса быть не можетъ. Печальныя доказательства старыхъ, заѣзженныхъ истинъ, въ родѣ того, что "лишать женщину, живущую трудомъ, права на законное замужество - безсмысленная и безцѣльная жестокость", - на мой взглядъ, свидѣтельствуетъ о нѣкоторой писательской надменности: неужели умственный и нравственный уровень публики нашей настолько низокъ, что авторъ обязанъ каждое, даже азбучное положен³е свое разжевать и ей въ ротъ положить, a ужъ проглотить она, авось, можетъ быть, сумѣетъ и сама? Учрежден³е въ г. Петербургѣ трагикомическаго ордена думскихъ весталокъ - эгоистическая и лицемѣрная несправедливость, ничѣмъ не обоснованная и ни къ чему путному не ведущая. Журналистка говоритъ, что мѣру эту захулили непрошенные критики, какъ "не гуманную и не цѣлесообразвую, a главное не либеральную". "Либерализмъ" думскихъ постановлен³й оставимъ въ покоѣ: слова этого всуе трепать не слѣдуетъ. A что мѣра не гуманная и не цѣлесообразная, - это вѣрно. И неудивительно, если "никто не догадался, что отцы города побуждены были именно отцовскими чувствами, т. е. желан³емъ оградить семьи учительницъ замужнихъ отъ тѣхъ неотвратимыхъ и непоправимыхъ изъяновъ, которые наносятъ матери и жены, связанныя службой или занят³емъ внѣ дома".

   Спорили двое. Одинъ и говоритъ:

   - Выслушалъ я ваши доводы... и, извините; ничего не понимаю, что вы говорили.

   Думалъ, убилъ! A тотъ въ отвѣтъ:

   - Что жъ дѣлать-то? Это вамъ не отъ меня такая бѣда, это вамъ отъ Бога.

   Я долженъ тоже признаться: ничего не понимаю въ только что цитированномъ пер³одѣ, - но, право-же, это мнѣ, на сей разъ, не отъ Бога, a отъ неясности въ мысляхъ почтенной журналистки. Я не постигаю, какимъ образомъ отцовск³я, да еще курсивно отцовск³я, чувства могутъ ставить преграды семейному началу, которымъ именно они и создаются: это какая-то особая психолог³я. Я не постигаю, какимъ образомъ пр³емъ на службу незамужнихъ женщинъ "оградитъ семьи учительницъ замужнихъ" и откуда возьмутся учительницы замужн³я, разъ на службу будутъ приниматься только незамужн³я? Что это значитъ? То ли, что съ увеличен³емъ учительскихъ штатовъ незамужними учительницами сократятся обязанности учительницъ замужнихъ, и имъ будетъ время заняться отвращен³емъ и поправкою изъяновъ, которые наноситъ мать и жена, связанная службою или занят³емъ внѣ дома? То ли, что думскимъ рѣшен³емъ замужняя женщина, разрѣшениая отъ узъ службы и занят³й внѣ дома, возвращена вновь семьѣ, которой ранѣе наносила, какъ мать и жена, неотвратимые и непоправимые изъяны? Но первое - безсмыслица, предположенная мною лишь ради нагляднаго приведен³я цитированнаго пер³ода ad absurdum. Каждый служитъ самъ за себя - и только самъ за себя. Всякъ за себя, a Богъ за всѣхъ, - говоритъ пословица. Второе ужъ очень скользко. Почему женщина, обучающая дѣтей въ школѣ ариѳметикѣ и письму за извѣстную плату, наиоситъ своей семьѣ неотвратимые и непоправимые изъяны? Почему, лишенная такой возможности, a вмѣстѣ съ нею и своего дохода, она оные семейные изъяны исправитъ и отвратитъ? "Вотъ загадка тебѣ! Мудрый Эдипъ, разрѣши"!

   Сочувств³е къ новоявленному ордену думскихъ "весталокъ поневолѣ" побуждаетъ журналистку къ рѣзкой филиппикѣ противъ общественной дѣятельности женщинъ. Она увѣряетъ, что таковая y насъ - "наносная струя протеста нѣмецкой женщины, прикованной къ кухнѣ и дѣтской"; что, по мнѣн³ю подражателей Запада, "даже мимолетное посѣщен³е сихъ помѣщен³й - величайшее унижен³е для женщины"; что рѣшено было огуломъ: "замужество есть пошлость, семейная жизнь рабство; обязанности хозяйки и матери - унижен³е для каждой развитой женщины". Неужели ужъ такъ-таки и огуломъ? Гдѣ бы найти, къ примѣру, такое рѣшен³е? A вотъ, - говоритъ журналистка, - "смотри фельетоны г. Амфитеатрова, пресерьезно и пренаивно утверждающаго, что бракъ есть грязь и пошлость"! Благодарю, не ожидалъ!

   Журналисткѣ снятся странные сны, и она напрасно разсказываетъ ихъ вслухъ. Ни въ одномъ изъ моихъ фельетоновъ нѣтъ ничего подобнаго. Фельетонъ - "Анна Дэмби" - я написалъ на тему поставленной мнѣ альтернативы: что лучше для дѣвушки, если она чувствуетъ въ своемъ сердцѣ искру таланта, слышитъ голосъ призван³я и ищетъ умомъ своего опредѣленнаго идеала, - довѣриться ли искрѣ и голосу и пуститься ли въ поиски, или же, страха ради житейска, вступить въ разсудочный бракъ съ человѣкомъ, который не только не любимъ ею, но даже противенъ ей не подходитъ къ ней ни по характеру, ни по взглядамъ, ни по годамъ, не можетъ дать ей никакого нравствениаго удовлетворен³я, ничего - кромѣ сытой жизни, купленной цѣною ея свободы и красиваго тѣла? Разумѣется, я сталъ и долженъ былъ стать за первую дорогу - за женскую свободу, за самостоятельный трудъ, за вольное призван³е. Бракъ браку рознь, и такой бракъ, какъ я изобразилъ сейчасъ, разумѣется, "грязь и пошлость".

   - Но развѣ всѣ браки так³е? развѣ y насъ часты подобныя супружества?

   - Ужасно часты!

   - A откуда вы знаете? кто это говоритъ?

   - Какъ кто? да вотъ та же журналистка увѣряетъ: "У насъ дѣвушкѣ никто и никогда не говоритъ, что бракъ есть вещь серьезная. Для барыни-невѣсты замужество ни болѣе, ни менѣе, какъ веселая partie de plaisir. Она знаетъ - охъ, какъ прекрасно знаетъ! - как³я права пр³обрѣтаются бракомъ; но как³я обязанности она беретъ на себя, рѣшаясь быть женой и матерью, - объ этомъ весьма немног³я барышни имѣютъ понят³е, даже и не могу³ъ имѣть. Если y какой-нибудь барышни родится сомнѣн³е, если она наивно спроситъ у матери: "Какъ же я поклянусъ y алтаря любить вѣчно, - вѣдь любовь не отъ меня зависитъ", - то ее мамаша разругаетъ порядкомъ за то, что она осмѣливается задумываться надъ столь "неприличными" вопросами. Выскочи толъко поскорѣе замужъ, душечка, a тамъ никто, какъ Богъ... и адвокатъ по бракоразводнымъ дѣламъ".

   Неужели ужъ такъ-таки и никто, и никогда не говоритъ y насъ дѣвушкѣ, что бракъ есть дѣло серьезное, что надо взвѣсить, как³я принимаешь на себя обязанности? готовясь быть женою и матерью, что лишь съ великою осторожностью надо давать клятву предъ алтаремъ и т. д.? Журналистка слишкомъ дурно думаетъ о русскихъ людяхъ, предполагая, что они скрываютъ отъ своихъ женщинъ столь элементарныя истаны. Да, позвольте, даже я, преступный авторъ "Анны Дэмби", я, осужденный на жертву громамъ синайскимъ, - и какъ разъ въ инкриминируемомъ фельетонѣ - говорилъ своей собесѣдницѣ: "взвѣсь обязанности, принимаемыя тобою въ замужествѣ, и, если онѣ тебѣ не по душѣ и не по силамъ, откажись отъ этого брака, - иначе ты будешь несчастна! не иди въ среду, которая тебѣ антипатична, - иначе ты въ ней задохнешься, погрязнешь и пропадешь безъ пользы для себя и для другихъ! помни, что выходятъ замужъ не на одинъ день, и насильственно связать себя съ нелюбимымъ человѣкомъ вѣчною клятвою - трудъ, непосильный для совѣсти чуткой, для души, "изъ тонкихъ парфюмовъ сотканной"; помни, что бракъ безъ любви, "по взаимному неуважен³ю", никогда не даетъ счастья и дать не можетъ, потому что онъ представляетъ собою лишь сдѣлку о куплѣ и продажѣ красиваго тѣла, пригоднаго для производства дѣтей и украшен³я гостиной!" Если сказать все это, не значитъ напомнить русской дѣвушкѣ, что бракъ - дѣло серьезное, то я не знаю русскаго языка, и начну думать, что мы съ журналисткою пишемъ на двухъ разныхъ нарѣч³яхъ.. A разъ все это сказано, то странно навязывать мнѣ дикое утвержден³е, будто всяк³й бракъ есть грязь и пошлость. Я предостерегаю: не обращайте брака въ помойную яму! A на меня киваютъ: смотрите! слушайте! онъ хочетъ увѣрить насъ, что бракъ - помои. Бокль отмѣтилъ когда-то, что одинъ изъ коренныхъ недостатковъ женскаго ума - склонность къ быстрымъ обобщен³ямъ, основаннымъ на поверхностныхъ и случайныхъ признакахъ. Производство меня въ отрицатели брака - плодъ совершенно женскаго обобщен³я. Нѣтъ, я охраняю чистоту и значен³е брака, когда говорю о немъ, какъ о союзѣ двухъ равноправныхъ и равнообязанныхъ существъ, a не бросаю въ него грязью. А, чтобы обѣ стороны союза явились равноправными и равнообязанными, надо имъ, раньше брака, взвѣсить свои чувства и отношен³я на великихъ вѣсахъ любви. Служен³е другъ другу есть основа счастливаго брака, a что же такое истинная любовь, какъ не готовность служен³я? Гдѣ она есть, туда мы - "развиватели", какъ иронизируетъ журналистка, - и не обратимъ своихъ совѣтовъ, чѣмъ наполнить тоскливую, пустопорожнюю жизнь: тамъ жизнь полна сама по себѣ, и оттуда мы жалобъ не слышимъ и совѣтовъ нашихъ тамъ не спрашиваютъ. A вотъ изъ области брака, построеннаго лишь на половыхъ и кормежныхъ отношен³яхъ, только и слышишь, что проклят³я и ламентац³и, только и видишь, что драмы, драмы, драмы. И мужчины виноваты больше женщинъ потому, что любятъ семью они меньше, чѣмъ онѣ; a заняты въ обществѣ неизмѣримо больше, чѣмъ онѣ; огромный промежутокъ между этими больше и меньше, ничѣмъ для женщины не заполненный, и есть корень антагонизма между двумя полами нашей интеллигенц³и. A заполнить его - дѣло женской охоты, но мужской воли или, точнѣе выразиться, "соизволен³я". Я не могу согласиться съ журналисткою и въ слѣдующемъ ея предположен³и: "не суйся между врожденнымъ здравымъ смысломъ и естественными инстинктами и потребностями женщины всевозможные непрошенные развиватели и фельетонисты, ради краснаго словца не жалѣющ³е родного отца (mersi!), то рѣшен³е думы показалось бы справедливымъ каждой не совсѣмъ испорченной женщинѣ". Это - камешекъ въ мой огородъ, потому что именно вслѣдъ за этою-то тирадою и загремѣла ²осафатова долина! Да что же такое, по мнѣн³ю журналистки, думск³я школы, что невозможности служить въ нихъ должны чуть не радоваться всѣ не совсѣмъ испорченныя женщи³ы? Знаменитый Грибоѣдовск³й институтъ, что ли, гдѣ упражнялись въ развратѣ и невѣр³и? Журналистка совершенно справедливо нападаетъ на сытыхъ симулянтокъ женскаго труда, играющихъ имъ съ жиру, въ ущербъ своимъ семьямъ, но дѣлаетъ дурное и совершенно фантастическое употреблен³е изъ этихъ нападокъ. По ея мнѣн³ю, "въ думѣ кто-либо изъ отцовъ города, одаренный супругою одного изъ вышепоименованныхъ сортовъ, рѣшился, наконецъ, прекратить безобраз³е (!) и сказать громко то, что каждый женатый мужчина думаетъ втихомолку: жена да сидитъ дома и смотритъ за хозяйствомъ!" Журналистка черезчуръ смѣло говоритъ за всѣхъ женатыхъ мужчинъ, - это разъ. Два: хорошъ отецъ города, котораго рисуетъ намъ воображен³е журналистки, въ качествѣ спасителя русской семьи, потрясенной зловредными фельетонистами!

   - Слово предоставляется гласному Толстолобову.

   - Господа! - я такъ полагаю, что все это бабье безобраз³е...

   - Гласный Толстолобовъ! выбирайте лучше ваши выражен³я. Какое безобраз³е?

   - A вотъ учительницъ этихъ самыхъ... Ихъ - тово - слѣдоваетъ похерить.

   - Почему же?

   - A потому, что y меня жена негодяйка.

   То есть:

  

             Я за то тебя люблю,

             Что въ середу праздникъ.

  

   Коротко, ясно и логично.

   Три: я рѣшительно недоумѣваю, откуда журналистка взяла, что въ гонимой средѣ учительницъ изобилуютъ зловредныя симулянтки труда? Надо совсѣмъ отчудиться отъ русской жизни, надо совсѣмъ не знать быта средней русской интеллигенц³и - рабочей, безъ рентъ, чтобы рѣшаться на подобныя обобщен³я. Я зналъ, если посчитать, не одинъ десятокъ замужнихъ учительницъ, и смѣю утверждать, что и имъ, какъ "свободнымъ американкамъ", которыхъ примѣромъ колетъ журналистка глаза русскимъ женщинамъ. не приходало въ голову "бѣжать въ школу, оставя дѣтей безъ обѣда, или идти на службу, не пересмотрѣвъ, всѣ ли пуговки цѣлы на рубахахъ мужа". Пуговки - пуговками, a школа - школою. Домашн³я операц³и, предписываемыя журналисткою женщинѣ къ исполнен³ю прежде общественнаго труженичества, такъ несложны, что легко совмѣщаются со всякаго рода службою, и пуговки ничуть не мѣшаютъ ей, какъ она не мѣшаетъ пуговкамъ. Смѣю предположить, что изъ десяти мужей, чьи жены теперь лишатся права преподаван³я въ думскихъ школахъ, девять предпочли бы пересматривать пуговки на своихъ рубахахъ собственными своими глазами, - только бы жены ихъ сохранили свои мѣста. Почему? Да потому, что журналистка жестоко и антипатично ошибается, рисуя намъ русск³й женск³й трудъ забавою съ жиру. A въ особенности въ столицѣ. Трудовыхъ брачныхъ паръ въ Петербургѣ лег³онъ; трудится съ утра до ночи мужъ, работаетъ съ утра до ночи жеиа, и только ихъ совмѣстный трудъ въ состоян³и окупить ту каторгу, что называется столичною жизнью. И сходятся-то иной разъ не столько для любви, сколько для того, чтсбы "соединить доходы" - слишкомъ мизерные врозь, a вмѣстѣ все-таки похож³е на средства къ жизни. Ну, и околачиваются. Онъ заработаетъ сто, она тридцать, сорокъ, пятьдесятъ - вотъ и всѣ фонды; кое-какъ хватаетъ, но вотъ въ одинъ прекрасный день приходитъ она домой и заявляетъ:

   - Душенька, одинъ изъ гласныхъ заявилъ, что y него жена дрянная женщина, и это y нея отъ учительницъ, a потому меня гонятъ съ должности, и отнынѣ мы должны жить не на полтораста, a на сто цѣлковыхъ.

   - Господи! какъ же мы обернемся?!

   - Ужъ не знаю.

   - Что же ты будешь теперь дѣлать?

   - A вотъ одна журналистка рекомендуетъ пересматривать пуговки на твоихъ рубахахъ.

   - Да у меня всего три рубахи: что же ты, по цѣлымъ днямъ; на нихъ любоваться будешь? Или прикажешь еще три купить - не для носки, a для твоего удовольств³я? Такъ, матушка, изъ какихъ источниковъ? Особенно теперь, когда тебя выгнали изъ школы...

   - Зато теперь я не буду бѣгать въ школу, оставя дѣтей безъ обѣда.

   - Гмъ... кстати: на счетъ стола придется сильно сократиться; нашъ прежн³й обѣдъ намъ ужъ не по средствамъ... жаль ребятишекъ, но дѣлать нечего.

   - Мы наверстаемъ дѣло пищею духовною. Вспомни: вѣдь я уже не буду просиживать цѣлые дни въ школѣ, предоставляя своихъ дочерей надзору развратныхъ боннъ и горничныхъ.

   - Матушка, ты помѣшалась съ горя! Как³я бонны? Как³я горничныя? Когда онѣ y насъ были? Теперь тебѣ самой въ пору идти въ бонны и въ горничныя.

   - Ничего, другъ мой: утѣшайся тѣмъ, что принципъ выше всего! "Взявшись за гужъ" супружества, нельзя же вдругъ возлюбить "не дюжъ" и бросить семейную повозку, увязшую въ грязи.

   - Это еще что такое?

   - Изречен³е той же журналистки по адресу замужнихъ работающихъ женщинъ.

   - Да когда же наша семейная повозка вязла въ грязи? И въ какой грязи?

   - Не знаю. Говорятъ, вязла.

   - Ты работала въ школѣ... если это называется вязнуть въ грязи, желаю того же всякому.

   - Да нѣтъ, ты не понимаешь: пока я работала, таща повозку общественнаго обучен³я, наша семейная повозка завязла... понялъ?

   - Ничего не понялъ. До сихъ поръ мы не вязли. A вотъ теперь пожалуй, что завязнемъ. Да такъ, что и не вылѣземъ.

   - Ho, глупый! пойми, вѣдь это въ другомъ, высшемъ смыслѣ, это аллегор³я: я запустила безъ ухода тебя, дѣтей...

   - Ахъ, что ты все: дѣти, да дѣти! Ну, какъ ты ихъ запустила, когда ты все свое свободное время проводишь съ ними, a когда ты занята, и они заняты, потому что ты учишь въ школѣ, a они учатся.

   - Тебѣ не переубѣдить меня. Я хочу "удовлетворять естественныя потребности женщины. Что ни говори работники полной равноправности половъ, a законовъ анатом³и и физ³олог³и имъ не побороть. Пока женщина должна носить, родить и кормить дѣтей, она все-таки останется самкою, со всѣми инстинктами, отличающими самокъ отъ всѣхъ живыхъ существъ".

   - Стало быть, ты - попросту говоря - собираешься плодить ребятъ. Ну, ужъ это дудки-съ! Не по состоян³ю, матушка! Получай мы по-прежнему полтораста цѣлковыхъ, куда ни шло, можно бы рискнуть - имѣть еще одного... авось бы, когда-нибудь повезло на его счастье, - достукаться до двухъ радужныхъ... A теперь надѣяться не на что, - значитъ, не надо баловаться! Zweikindersystem - и баста!

  

  

   Въ одной изъ столичныхъ газетъ печаталась (1902 г.) курьезная повѣсть о художникѣ, который задумалъ удивить м³ръ картиною, изображающею утренн³й кутежъ веселой компан³и съ погибшими, но милыми создан³ями. Въ качествѣ моделей для послѣднихъ, художникъ приглашаетъ дамъ изъ порядочнаго общества. Тѣ отказываются. Художникъ оскорбленъ и бранитъ ихъ "мѣщанками" и "ид³отками". Симпат³и автора всецѣло на сторонѣ художника, хотя рѣшительно необъяснимо, ни почему проститутокъ необходимо писать не съ проститутокъ же, a съ порядочныхъ женщинъ, ни почему столь обидно художнику весьма естественное отвращен³е порядочныхъ женщинъ къ перспективѣ быть увѣковѣченными на полотнѣ въ совершенно несвойственномъ имъ видѣ подвыпившихъ проститутокъ.

   Въ другой столичной газетѣ я цѣлую недѣлю слѣдилъ за необычайно глубокомысленною и пылкою полемикою противъ какихъ-то оперныхъ пѣвицъ "образцовой сцены", имѣвшихъ дерзость отказаться отъ концерта съ благосклоннымъ участ³емъ "знаменитой исполнительвицы цыганскихъ романсовъ". Гордымъ пѣвицамъ жестоко вымыты головы, и съ удовольств³емъ констатированъ фактъ, что отказъ ихъ отъ концерта не имѣлъ вл³ян³я на сборъ: публика, очевидно, пришла не для нихъ, a для исполнительницы цыганскихъ романсовъ. Мораль:

   - Не важничайте съ вашимъ "святымъ искусствомъ". Грошъ ему вмѣстѣ съ вами цѣна. Если не желаете стоять на одной доскѣ съ "исполнительницею цыганскихъ романсовъ", это убытокъ вашъ, a не ея. Ибо она дѣлаетъ сборы, a вы - нули. Она есть вещь, a вы - гиль.

   Лѣтомъ 1901 года одна итальянка изъ кафешантана, особа очень красивая и поддержанная богатымъ и знатнымъ покровительствомъ, пожелала превратиться въ оперную пѣвицу.

   - Вы играете на скрипкѣ? - спрашивалъ кто-то кого-то.

   - Не знаю, не пробовалъ.

   Въ томъ же родѣ были вокальныя познан³я красивой итальянки. Тѣмъ не менѣе пикантность ея шальной затѣи сдѣлала возможнымъ даже невозможное. Она пѣла упрощенную Трав³ату, искаженную Маргариту, подъ крохотный оркестрикъ, разсчитанный, чтобы не заглушить ея голоса, съ постояняымъ подыгрыван³емъ мелод³и и т. д. Театръ былъ всегда переполненъ "избранною публикою", которую принято "называть о азаръ"; критики, которые настоящей оперной пѣвицѣ не простятъ ни одной ноты, не то что фальшивой, a хотя бы облегченной, пунктированной, находили всю эту музыкальную анарх³ю весьма милою шалостью; хроникеры безпечальнаго вѣдомства писали отчеты о спектакляхъ только что не въ стихахъ. Когда кто-нибудь дерзновенный заикался напомнить о требован³яхъ искусства, на него смотрѣли дико:

   - Какого вамъ еще искусства? Она дѣлаетъ полные сборы, ее всѣ слушаютъ, - вотъ вамъ и искусство.

   Кто-то осмѣлился напечатать замѣтку, что итальянка не имѣетъ понят³я объ оперномъ пѣн³и, фальшивитъ, неритмична. Тогда въ спец³альномъ театральномъ органѣ появилась отвѣтная статья, съ развязною проповѣдью, что это-то именно и хорошо въ итальянкѣ, что она поетъ оперу, не умѣя пѣть такъ, какъ артистки, умѣющ³я пѣть, - ремесленницы, a итальянка уже самою фальшивостью и неритмичностью своею обнаруживаетъ, съ какою мощью она чувствуетъ музыкальную драму, - она-де выше педантическихъ требован³й правильнаго звука и ритма. Даже дурная привычка итальянки считать тактъ всѣмъ корпусомъ, превращая себя въ живой метрономъ, - первое, отъ чего отучаютъ своихъ питомцевъ профессора пѣн³я, - даже и эта неуклюжесть была прославляема, какъ верхъ грац³озной наивности.

   Нѣсколько лѣтъ назадъ, въ Петербургѣ, въ театрѣ А. С. Суворина, шла декадентская переводная пьеса.

   - Что скажете? - спросилъ своего сосѣда причастный къ дѣлу, старый критикъ.

   - Много красивыхъ лирическихъ мѣстъ, но, въ общемъ, болѣзненная ерунда какая-то.

   Критикъ посмотрѣлъ звѣремъ и сказалъ:

   - Сперва напишите пьесу, чтобы выдержала сотни представлен³й, a потомъ уже и говорите, что такая пьеса - ерунда.

   И мног³е съ тѣхъ поръ так³я счастливыя пьесы написали. Таковъ г. Викторъ Протопоповъ съ "Рабынями веселья", таковъ г. Плещеевъ съ "Мотылькомъ" ("Не въ своей роли"), таковы закройщики злополучныхъ "Петербургскихъ трущобъ", гг. Арбенинъ и Евдокимовъ. Если разсматривать драматическое искусство съ точки зрѣн³я стараго критика, то эти четыре автора въ правѣ назвать ерундою не только сомнительную декадентщину французской полузнаменитости, о коей шла тогда рѣчь, но и всю русскую литературу для театра, до Островскаго включительно: даже "Гроза", за свои сорокъ лѣтъ мыканья по театрамъ росс³йскимъ, не выдержала столькихъ представлен³й, какъ "Рабыни веселья" за два года съ ихъ постановки. И опять-таки я знаю случай, что, когда заслуженная драматическая актриса не пожелала играть въ "Рабыняхъ" кафешантанную диву, режиссеръ рѣзко спросилъ ее:

   - Что же вы можете играть?

   - Мой репертуаръ извѣстенъ.

   - На пустой залъ-съ.

   Въ первой изъ помянутыхъ мною пьесъ, на сценѣ - нѣдра кафешантаннаго хора. Во второй - петербургск³й даже не полу, a четверть-свѣтъ, нынѣ уже прозванный, именно съ легкой руки г. Плещеева, "мотыльками". Какъ извѣстно, кульминац³онный пунктъ пьесы помѣщается въ великодушной рѣшимости героини быть честною женщиною, если ей заплатятъ за это сто тысячъ рублей, a драма заключается въ томъ, что ста тысячъ рублей Мотыльку въ поощрен³е честности не даютъ, на уступку же противъ суммы она не согласна. Въ передѣлкахъ "Трущобъ" одна картина-приманка происходитъ въ ночлежномъ домѣ, другая - въ публичномъ. Онѣ только и интересуютъ публику, - ради нихъ толпа покорно выноситъ грубую, ремесленную, балаганную планировку главъ бульварнаго романа по актамъ, устарѣлый языкъ Крестовскаго въ сценахъ оригинальныхъ, заимствованныхъ цѣликомъ, бездарность закройщиковъ въ сценахъ, связующихъ дѣйств³е, ими придуманныхъ. Смѣшно, говоря о подобныхъ выкройкахъ, поминать о литературѣ, о задачахъ искусства, о театральной этикѣ. Да и не нужно: современной толпѣ совсѣмъ не того отъ театра надо. Она, толпа эта, становится изъ года въ годъ все болѣе и болѣе похожею на гоголевскаго поручика Кувшинникова. Когда на сценѣ звучатъ идеи и "разводится психолог³я", залъ скучаетъ и кашляетъ, a безпечальная часть прессы, не умирающ³й и не унывающ³й душа Тряпичкинъ заявляетъ, что "с³ю рукопись читалъ и содержан³я оной не одобрилъ". Такъ было съ "Лишеннымъ правъ" И. Н. Потапенки, принятымъ съ энтуз³азмомъ учащеюся молодежью, но жестоко обруганнымъ газетною критикою. Великая русская артистка, M. H. Ермолова, еще лѣтъ пять тому назадъ, говорила въ одномъ разговорѣ объ искусствѣ:

   - Что-то странное дѣлается съ публикою: она перерождается. Она начинаетъ нелюбить именно-то, что прежде привлекало ея симпат³и. Прежде монологъ становился центромъ роли, его ждали, его слушали, затаивъ дыхан³е. Сейчасъ, если надо произнести монологъ длинный и съ лирикою, невольно боишься за него и за автора: ужъ непремѣнно послышится въ залѣ этотъ роковой, губительный кашель скучающихъ людей, отъ котораго умираетъ успѣхъ. И это вѣрно, и это понятно. Ибо... лирика и Кувшинниковъ? Что между ними общаго? И, если несчастное недоразумѣн³е забросило Кувшинникова въ царство лирики, что же ему, горемычному, остается тамъ еще дѣлать, какъ не скучать, кашлять отъ скуки, и, сквозь кашель, сердито приговаривать свое классическое:

   - Ты мнѣ мо-мо-то не разводи, a покажи самое настоящее.

   "Самымъ же настоящимъ" для Кувшинникова неизмѣнно пребываетъ, - какъ Щедринъ гдѣ-то выразился, - "сильно дѣйствующ³й женск³й торсъ, съ доступностью проѣзжаго шляха".

   Въ модѣ обрѣтающ³йся торсъ можетъ пѣть, не имѣя голоса и не умѣя связать двухъ нотъ. Модный торсъ въ правѣ играть роли хоть самой Сары Бернаръ, не зная ступить по сценѣ и не выговаривая двадцати четырехъ буквъ. Пьеса успѣшна, если въ ней идетъ рѣчь о легко доступныхъ торсахъ, и прямо фурорна, если торсы въ ней обнажаются. "Фрина" г-жи Радошевской - это колумбово яйцо современной драматург³и, съ такою поразительною находчивостью упростившее ея задачи, - именно на томъ потрясающемъ моментѣ и уцентрализована, что въ четвертомъ актѣ пьесы героиню выводятъ на сцену нагишомъ - въ авторскомъ идеалѣ, "въ большомъ безбѣльѣ" по требован³ямъ сценической цензуры. Реценз³и о "Фринѣ", съ замѣчательнымъ постоянствомъ, пишутся въ одномъ и томъ же духѣ:

   - Первые три акта, требующ³е сильнаго драматическаго таланта и психологическаго чутья, исполнительница провела крайне слабо, но въ знаменитой сценѣ суда она положительно увлекла залъ роскошью пластическихъ впечатлѣн³й. Ее вызывали безконечно.

   Хотя, по всей справедливости, вызывать слѣдовало не актрису, но ея почтенныхъ родителей, такъ какъ истинными авторами "роскоши пластическихъ впечатлѣн³й", a слѣдовательно, и успѣха Фрины, являются только они, старики. "Фрина" - одна изъ пьесъ, сборъ на которыя не безнадеженъ до послѣдняго аитракта.

   - Раздѣвалась? - влетаетъ въ кассу запоздалый, запыхавш³йся, ошалѣлый Кувшинниковъ.

   - Никакъ нѣтъ-съ. Еще предвидится-съ.

   - Позвольте кресло перваго ряда. А, быть можетъ, устроите и въ суфлерскую будку? Я заплачу.

   - Для васъ - съ удовольств³емъ.

   Сильно дѣйствующ³й торсъ торжествуетъ въ театрѣ по всему фронту. И не только торжествуетъ самъ, - требуетъ, чтобы о немъ торжествовали и друг³е. Онъ уже оскорбляется, когда его не считаютъ искусствомъ. Онъ требуетъ себѣ не только поклонен³я, но и "нравственнаго уважен³я"; ему мало даже равенства, ему надобно первенство. Онъ находитъ тѣсными рамки кафешантана и даже оперетки. Онъ честолюбивъ. Его вожделѣн³е - взобраться на эстраду симфоническаго концерта и огласит