Амфитеатров Александр Валентинович - Женское нестроение

³е и мщен³е и осуждая себя на каторжную, - безпутную и трусливую, - жизнь. Меньше, хотя бы уже потому, что запретный плодъ свободы, переставъ быть запретнымъ, теряетъ половину своего соблазна. A мужчины станутъ лучше вести себя въ бракѣ и человѣчнѣе обходиться съ женами. Гражданск³я жены, въ огромномъ большинствѣ, пользуются отъ своихъ мужей и лучшимъ обращен³емъ, и даже большею вѣрностью, чѣмъ жены законныя, по нерасторжимому церковному обряду.

   Одна изъ причинъ, порождающихъ несчастные браки - спец³ально, съ женской стороны:

   - Въ бракѣ скучно.

   Скучно и для мужчины, и для женщины, но для перваго - съ меньшею интенсивностью.

   Источникъ скуки - именно, что мы оставили женщину пассажжиромъ второго класса, тогда какъ сами пошли въ первый. У насъ - наука, искусства, общественная и политическая дѣятельность. У женщинъ - только "мужъ". Слово короткое, но тѣмъ не менѣе - съ большою претенз³ей вмѣстить въ себя невмѣстимое и объять необъятное.

   Наши мужья и жены, обыкновенно, раздѣлены между собою образовательною дистанц³ей огромнаго размѣра, которую скрываетъ только природный женщинѣ здравый смыслъ, инстинктивный тактъ, да самолюб³е, выработавшее для нея цѣлую систему безобиднаго примѣнен³я къ мужскому превосходству. Да и то скрываетъ лишь на первый взглядъ. Говорятъ, что восемнадцатилѣтняя дѣвушка старше, по характеру, двадцатипятилѣтняго мужчины. Это - только въ области чувства. Когда чувство насыщено, a тѣмъ болѣе пресыщено, девять десятыхъ мужей остаются въ великомъ затруднен³и:

   - Что имъ, собственно, дѣлать дальше со своими женами?

   A дальше - это, excusez du peu, цѣлая жизнь. Послать въ дѣтскую, въ кладовую, на кухню, - тамъ, молъ, твое мѣсто? Неловко: цивилизац³я мѣшаетъ, передъ народами Европы совѣстно. Зачѣмъ-нибудь да переводили же мы женщинъ изъ третьяго класса, - отъ теремовъ, - во второй-то классъ. Онѣ - не бабы, a дамы. Онѣ - хоть и отстали отъ насъ - образованныя. Или, вѣрнѣе сказать, полуобразованныя. Мужъ - кандидатъ правъ; жена - гимназистка. Учатъ нашихъ гимназистокъ плохо: по программѣ Sainte Nitouche - "немножко ариѳметики, немножко географ³и" и, въ отлич³е отъ этой программы, даже не очень много иностранныхъ языковъ. Сошлась эта пара. Она - ангелъ, онъ - божество. Ангелъ и божество цѣлуются, пока выдерживаютъ губы, но и долготерпѣн³ю послѣднихъ бываетъ предѣлъ. Въ одинъ прекрасный день зѣвнуло божество, завтра зазѣвалъ ангелъ. Жизнь стучитъ въ окно и зоветъ къ своей поденщинѣ. И, прислушиваясь къ зову, и ангелъ, и божество убѣждаются, что поденщина-то имъ на долю выпадаетъ совсѣмъ разная - y мужа она интересная и живая, потому что въ ней и наука, и политика, и общественная дѣятельность, a y жены: дѣти и хозяйство. Но, если такъ, - то деревенск³я бабы легче рожаютъ, чѣмъ городск³я жительницы, и ихъ же приходится приглашать мамками въ помощь сосцамъ образованныхъ, изсушеннымъ, въ пер³одъ сдачъ экзаменовъ на право сидѣть во второмъ классѣ; замоскворѣцк³я купчихи и волжск³я старообрядки пекутъ пироги вкуснѣе дипломированныхъ барышенъ съ кулинарныхъ курсовъ. Словомъ и слѣдовательно, отъ примитивныхъ своихъ грубыхъ функц³й - наша дама ушла, a заполнить пустоту, созданную ихъ сокращен³емъ, мы ей ничѣмъ не даемъ.

   Мнѣ всегда противно слышать, когда мужъ говоритъ скучающей отъ праздности женѣ:

   - Что ты все лѣнтяйничаешь? Займись хоть чѣмъ-нибудь!

   И я, не безъ злобнаго удовольств³я, наблюдаю, какъ - на унылый вопросъ жены:

   - Скажи чѣмъ? - дѣятельный супругъ никогда не находитъ толкомъ, что отвѣтить, и, потоптавшись малую толику въ безсильномъ недоумѣн³и, непремѣнно придетъ къ традиц³онному совѣту:

   - Ну, книжку прочла бы...

   - Какую?!

   A за "какую" - если послѣдуетъ рекомендац³я - раздается и "зачѣмъ"!? И раздаетсл резонно.

   Именно - "какую" и "зачѣмъ". Читать Бурже - не дѣло, a читать Милля и Спенсера - не подъ силу для ума, вмѣстившаго въ себя лишь немножко ариѳметики, немножко географ³и и очень немного иностранныхъ языковъ.

   Въ пер³одъ жениховства, мужчины невѣроятно щедры на совершенно неисполнимыя обѣщан³я. Къ чести жеищинъ, надо сказать, что большинство ихъ прекрасно сознаетъ свою образовательную приниженность сравнительно съ мужчиною. Кто не слыхалъ отъ своей невѣсты:

   - Я такая глупенькая... Меня дурно учили... Ты не будешь смѣяться надо мною за это? Ты поможешь мнѣ стать такою же умною, какъ ты?

   И кто не отвѣчалъ съ паѳосомъ, рука на сердцѣ, ноги циркулемъ!

   - О, да, моя дорогая! мы докончимъ твое образован³е... я подниму твой умственный уровень, и мы будемъ трудиться вмѣстѣ...

   И кто не лгалъ въ эту минуту? Когда "доканчивать образован³е жены", если то и дѣло являются маленьк³я существа, въ свою очередь требующ³я образован³я? Мыслимо ли "работать вмѣстѣ" надъ интегралами съ сотрудниковъ, который не совсѣмъ твердо увѣренъ, чѣмъ питается коэффиц³ентъ, и не есть ли онъ насѣкомое изъ разряда жесткокрылыхъ? A "поднимать умственный уровень женѣ" - исполинское самохвальство: самому чуть не сорокъ профессоровъ четыре года создавали этотъ уровень и, все-таки, создали его только съ грѣхомъ пополамъ, a тутъ на поди - какой молодецъ: одинъ одинешенекъ, прочелъ дамочкѣ вслухъ двѣ популяризац³и, топнулъ, свистнулъ, и по щучьему велѣнью, по моему прошенью, выросла изъ земли образованная женщина!

   Нѣтъ, такъ не дѣлается. Бракъ - не школа, бракъ - уже жизнь. И, чтобы жизнь не была тяжела, пуста и скучна, надо войти въ нее уже послѣ школы. Надо, чтобы школа была подготовительною ступенью къ ней, - и школа основательная.

   Мы плохо учимъ женщинъ - и онѣ мстятъ намъ, осужденныя невѣжествомъ на праздность, скукою жизни переливающейся въ семейный разладъ.

   - Какъ Анна Сидоровна не умѣетъ жить, - слышишь часто, - хандритъ, скучаетъ, влюбляется безъ толку, травилась раза два... съ жиру бѣсится!.. a вѣдь не безъ способностей женщина: играетъ, поетъ, рисуетъ... пр³ятные таланты имѣетъ.

   Почти всѣ женщины имѣютъ "пр³ятные таланты". Въ этомъ еще ихъ спасен³е. Талантъ, хотя бы и небольшой, только "пр³ятный", - очень большая сила, огромное житейское подспорье, могуч³й противовѣсъ именно той скукѣ жизни, о которой шла рѣчь, потому что талантъ - самъ по себѣ уже дѣло, самъ по себѣ можетъ заполнить жизнь. Къ сожалѣн³ю, наша воспитательная система, и въ области пр³ятныхъ талантовъ, не согласна вести женщину дальше второго класса. Наши барышни не играютъ, a "бренчатъ", не рисуютъ, a "мазюкаютъ", не поютъ, a исполняютъ ар³и изъ оперы "Завой-завой, собаченька завой, сѣреньк³й волчокъ". Умѣть все это надо, - требуютъ заимствованныя изъ Европы услов³я второго класса, - но умѣть не серьезно, a такъ себѣ - кое-какъ и между прочимъ. Захотѣла заняться искусствомъ по-настоящему, - ступай въ консерватор³ю, въ академ³ю художествъ, въ спец³альное учрежден³е и дѣлайся артисткою, художницей par excellence. Въ системѣ общеобразовательныхъ учебныхъ заведен³й эстетическое воспитан³е совсѣмъ забито, преподаван³е искусствъ шаблонно, вяло, скучно и - безъ всякаго разбора слушательницъ, всѣмъ въ одной программѣ, всѣмъ по одному образцу. Была бы соблюдена форма, - и дѣлу конецъ. "Молитва дѣвы" да "Головка неаполитанской дѣвочки", "pas de châle", да La jeune captive, - и все обстоитъ благополучно: трафаретъ заполненъ, педагогическ³й подрядъ на дѣвицу съ искусствами сданъ въ аккуратѣ.

   Развивайте съ ранняго возраста въ женщинѣ какое-либо природное ея дарован³е наряду съ общепрограмнымъ знан³емъ, развивайте серьезно, чтобы она - если ужъ судьба ей покуда сидѣть врозь съ ѣдущимъ въ поѣздѣ жизни по первому классу супругомъ, - по крайней мѣрѣ, не тосковала въ своемъ одиночествѣ, имѣла бы чѣмъ его заполнить. Пусть она будетъ имѣть дѣльное влечен³е, въ которомъ будетъ самостоятельною хозяйкою, сильною и знающею.

   Жена, способная изучить концертъ Листа и фугу Баха, написать въ-серьезъ этюдъ съ натуры и т. д., не будетъ слоняться по дому, размышляя, что ей дѣлать - повѣситься, отдаться сосѣду съ красивымя усами, или ѣхать къ бракоразводныхъ дѣлъ спец³алисту, чтобы онъ поскорѣе освободилъ ее отъ скучнаго мужа, который вѣчно занятъ, ничуть ея "не понимаетъ" и - на всѣ ея мечтан³я - не знаетъ другого отвѣта,

   - Блажишь!

   Или:

   - Это y тебя, голубушка, нервы. Прими калибромати, да ложись спать!

  

  

   Изъ чуть не тысячной массы кандидатокъ, стучавшихся въ двери женскаго медицинскаго института, строго взыскательныя двери эти пр³отворились всего лишь для четвертой части желающихъ. Что разочарован³й, сколько разбитыхъ надеждъ, слезъ явныхъ и тайныхъ! Всяк³й промахъ по чаемой цѣли досаденъ, но промахъ послѣ долгаго, тщательнаго прицѣла, на который положено много упорнаго, страстнаго, внимательнаго труда, можетъ свести человѣка съ ума, повергнуть его въ бѣшенство и отчаян³е. Прицѣлъ кандидатокъ на счастье попасть въ слушательницы медицинскаго института мучительно труденъ. Одна латынь - во что обошлась этимъ горемычнымъ неудачницамъ, оставшимся нынѣ при отказѣ, "за неимѣн³емъ мѣста". Сколько умственной и физической энерг³и брошено въ печь, растрачено понапрасну? Сколько нравственныхъ искусовъ и испытан³й претерпѣно въ пустую!

   Къ среднему школьному образован³ю женщины русское общество уже привыкло, но на высшее все еще смотритъ съ недовѣр³емъ, какъ на какую-то необычайную роскошь быта, - изрѣдка равнодушно, чаще даже враждебно. Вырваться на курсы высшаго учебнаго заведен³я изъ семьи - для русской дѣвушки, чающей свѣта, дѣло не легкое, особенно на курсы медицины, компрометтировать репутац³ю и обстановку которыхъ старались разные псевдоохранители цѣлыя сорокъ лѣтъ съ усерд³емъ, достойнымъ лучшей участи. Конечно, въ Росс³и уже не мало развитыхъ отцовъ и матерей, сознающихъ, что лучше дочери ихъ завоевать, вмѣстѣ съ врачебнымъ дипломомъ, право и возможность самостоятельнаго существован³я, чѣмъ повиснуть супружескою обузою, безъ любви, уважен³я, счастья, на шеѣ перваго встрѣчнаго. Но ихъ, сравнительно съ общею родительскою массою, все-таки, лишь капля въ морѣ. Я не ошибусь, если скажу, что изъ полутысячи дѣвушекъ, такъ печально оставленныхъ нынѣ за флагомъ, развѣ десятая доля разсталасъ съ роднымъ домомъ безъ драмы бурной или сентиментально-слезной. Въ жертву богу просвѣщен³я, съ надломомъ сердечнымъ, приносились лучш³я родственныя и дружеск³я отношен³я, рвались иной разъ узы крови или свойства. Что охлажден³й между "отцами" и "дѣтьми", что разстроившихся или надолго отсроченныхъ свадебъ! И вотъ, когда драмы завершены, a жертвы принесены, бѣднымъ дѣвушкамъ съ насмѣшкою показываютъ изнанку просвѣщен³я - "много-де званыхъ да мало избранныхъ", - точно говоря:

   - A вѣдь просвѣщен³е-то, которое вы обожествляли, совсѣмъ не божество. Оно - злой духъ, грозный идолъ, Молохъ. Жертвы и слезы ваши оно приняло, a воздаян³я себѣ за нихъ не ждите!

   Можно съ увѣренностью предсказать, что, по крайней мѣрѣ, треть изъ нынѣ отвергнутыхъ высшимъ образован³емъ дѣвушекъ погибла для него навсегда и уже никогда не придетъ вновь стучаться въ его ворота. Не по нежелан³ю, a по невозможности. Однѣ - потому, что падутъ духомъ отъ неудачи: стало быть, молъ, судьба моя такая! Друг³я - потому, что non bis in idem: однажды удалось побѣдить семью, a - въ другой разъ удастся ли, бабушка очень надвое говорила; да и нѣтъ силы для новой войны: и душа, и нервы поистратились, и смѣлость не та - особенно, послѣ поражен³я-то y дверей института... Ибо - какъ вы думаете? - мало ли теперь на Руси семей, гдѣ идетъ систематическое пилен³е неудачницъ:

   - Что, молъ, ученая? Обожглась? То-то! Вишь чего захотѣла - умнѣе родни быть! Какъ же! Не видали въ Питерѣ такихъ! Вотъ и оборвалась, Полно дурить-то! Какая тамъ медицина? Выходи-ка лучше замужъ, благо Елпидифоръ Истукар³евичъ дѣлаетъ тебѣ честь - сватается. Прекраснѣйш³й человѣкъ... и свѣж³й какой: никто и не подумаетъ, что ему шестидесятый годъ, и онъ тридцать пять лѣтъ на службѣ! Выходи, Машенька, утѣшь насъ! По крайности, мать, отца успокоишь на старости лѣтъ и сама гнѣздо совьешь... Ахъ, хорошо свое гнѣздо!

   Иной фанатикъ просвѣщен³я, пожалуй, скажетъ:

   - Что же дѣлать? Отпадутъ, такъ и пусть отпадаютъ! Уходомъ своимъ онѣ докажутъ только, что не серьезно и не глубоко рвались къ просвѣщен³ю и были бы въ области его лишь посредственными ремесленницами, малодушною чернью. Истинно вдохновенныя труженицы, женщины призван³я, не полѣнятся приходить къ дверямъ института съ благородною настойчивостью изъ года въ годъ до тѣхъ поръ, пока не отверзется имъ. И, конечно, то будетъ цвѣтъ русскаго женскаго общества, избранницы, героини. А - что касается малодушной черни, такъ жалѣть ли, если она отхлынетъ отъ науки? Пусть ее себѣ сидитъ дома и прядетъ шерсть, къ удовольств³ю родителей, супруговъ, чадъ и домочадцевъ: коли это она предпочла тому, - тутъ, значить, и ея призван³е!

   A по-моему, въ томъ-то и горе, что мы лишаемся этой "малодушной черни". Нужна она, чернь-то. Русская наука, русское образован³е ужасно аристократично по резулътатамъ: оно все создаетъ либо дирижеровъ, либо первыя скрипки, a оркестра-то y него и нѣту. Человѣкъ съ высшимъ образован³емъ въ Росс³и - существо, возвышенное надъ общимъ уровнемъ, отмѣченное, во мнѣн³и нашемъ, не только правомъ, но и обязанностью идти прямехонько ad astra, покуда силъ хватитъ. Такой взглядъ дѣлаетъ честь нашему уважительному отношен³ю къ высшему образован³ю, но, въ практической сущности дѣла, онъ лишь подчеркиваетъ недостаточность его распространен³я въ средѣ нашей. Не то истинное просвѣщен³е края, когда въ столицахъ его, какъ въ центральныхъ фокусахъ знан³я, можно найти ген³альныхъ врачей въ родѣ Боткина, Захарьина, - но то, когда въ любомъ захолустьѣ, въ случаѣ недуга, вы найдете просто врача, чернорабочаго, но знающаго, опытнаго, дешеваго. Изъ героевъ, избранниковъ, вдохновляемыхъ призван³емъ, какъ выходили, такъ и будутъ выходить Захарьины и Боткины; a добросовѣстно практикующую, ремесленно медицинскую чернь - чернь и выдѣляетъ: чернь учащаяся, которая зубритъ лекц³и да выдерживаетъ скучныя испытан³я, утѣшая себя, что не боги же горшки обжигаютъ, авось выучуесь и себѣ на прокормъ и добрымъ людямъ на пользу.

   Намъ, въ Росс³и, по громадному ея пространству и населен³ю, медицинск³е чернорабоч³е столь же необходимы, какъ Боткины и Захарьины, если еще не въ большей мѣрѣ. A чернорабоч³я и того необходимѣе. Русская глушь ждетъ женской врачебной помощи жарче, чѣмъ всякой иной. За послѣдн³е годы въ деревнѣ, я неоднократно убѣждался, что крестьянство наше относится гораздо съ большимъ довѣр³емъ къ медицинской помощи, исходящей отъ женщины, чѣмъ къ врачебнымъ познан³ямъ мужчины. Врачъ для него прежде всего - чиновникъ, ваше благород³е: женщина-врачъ - тоже прежде всего - "болѣзная" лечащая барыня, съ которою можно попросту и по душамъ. Мнѣ разсказывали и читать приходилось, будто въ иныхъ мѣстяностяхъ крестьяне женщинъ-врачей принимали дурно, не хотѣли y нихъ лечиться. Я думаю, что въ такихъ случаяхъ скорѣе всего сами женщины-врачи были виноваты, не сумѣвъ сразу поладить съ крестьянами, подчинить ихъ своему авторитету. Какъ можетъ крестьянинъ "принцип³ально" протестовать противъ женщинъ-врачей, когда любая помѣщица или дачница, балующаяся медициною, какъ любительница, по Флоринскому, - стоитъ ей удачно помочь хоть одному недужному, - быстро отбиваетъ больныхъ y докторовъ и фельдшеровъ земскихъ станц³й? A женск³я болѣзни, которыя деревенская баба несетъ къ доктору развѣ лишь послѣ того, какъ вовсе не стало мочи терпѣть, и продѣланы надъ несчастною уже всѣ знахарск³я изувѣрства, ожесточивш³я и обостривш³я недугъ, и безъ того тяжк³й? A нашъ мусульманск³й Востокъ съ его гинекеями? A еврейство? A раскольнич³й м³ръ?

   Намъ нужны не единицы, не десятки, даже не сотни женщинъ-врачей, a нужны ихъ тысячи. Намъ нужна женская медицина не какъ аристократически-научное сослов³е, но какъ демократическая рабочая сила, цѣлительно разсѣянная въ стомилл³онномъ народѣ, дурно питаемомъ, много работающемъ, мало зарабатывающемъ, много болящемъ. Массу можетъ породить только масса. И вотъ почему особеенно то жаль, что массу женскую отсылаютъ вспять. къ очагу и прялкѣ, оставляя во храмѣ науки лишь незначительное количество избранницъ. Очень можетъ быть, и давай имъ того Богъ, что изъ избранницъ этихъ выйдетъ на каждый курсъ по Захарьину и Боткину въ юбкахъ, но, признаюсь, было бы радостнѣе узнать, что, хотя выпускъ не далъ еще ни одной Захарьиной и Боткиной, зато въ Царевококшайскъ уже поѣхала съ него дѣльная Иванова, въ Белебей знающая Петрова, въ Волковыйскъ опытная Сидорова и такъ далѣе, и такъ далѣе - по всѣмъ медвѣжьимъ угламъ и закоулкамъ. Создайте образованную массу, a исключительныя-то личности возвыситься надъ нею всегда сами успѣютъ. На то онѣ и исключительныя.

  

  

   Бѣдная К. В. Назарьева! Рано унесла ее смерть.

   Я мало зналъ покойную, начавъ встрѣчаться съ нею нѣсколько чаще, лишь съ начала издан³я "Росс³и". Въ первые мѣсяцы нашей газеты въ редакц³и нерѣдко было можно видѣть скромную - всю въ черномъ - фигуру писательницы, съ оригинальною, коротко стриженою головою, съ желтоватымъ лицомъ, освѣщеннымъ безпокойными глазами, полными затаенной и нерадостной мысли. Это была Капитолина Валерьяновна Назарьева. Сотрудничество ея y насъ не сладилось. Ей хотѣлось писать маленьк³й фельетонъ, но, вопервыхъ, фельетоновъ y насъ было тогда хоть прудъ прудить, а, вовторыхъ, она - беллетристка по натурѣ - совсѣмъ не умѣла писать фельетонъ, и мелко, бисерно написанныя странички ея рукописей читались вяло и сонливо. Больше успѣха имѣла Капитолина Валерьяновна, когда, работая въ "Сынѣ Отечества", вела отдѣлъ маленькихъ morceaux o провинц³и, подъ псевдонимомъ Н. Левинъ, хотя самостоятельности и яркости и здѣсь проявила немного. Не спѣлисъ мы и на счетъ большого романа, который A. B. хотѣла помѣстить въ "Росс³и", - не по нежелан³ю редакц³и пр³обрѣсти y нея эту работу, a no невозможности втиснуть романъ въ содержан³е нашего фельетоннаго года.

   - Не извиняйтесь ужъ! - съ горечью говорила она: - знаемъ мы васъ! Мужчинѣ съ именемъ, небось, нашли бы мѣсто. A мы, женщины, несчастныя: всюду намъ - вторые номера. Работаешь-работаешь цѣлую жизнь, a нѣтъ тебѣ хода впередъ. Такъ на второмъ номерѣ и сиди до смерти.

   - Вотъ, - слышалъ я отъ нея въ другой разъ - вы хоть откровенны: прямо признаетесь, что не любите нашего женскаго письма, считаете его своего рода литературнымъ made in Germany. Быть можетъ, вы и правы. Но согласитесь: можетъ ли быть иначе? Возьмемъ въ примѣръ меня. Я пишу давно, издала не одинъ десятокъ романовъ, множество повѣстей, разсказовъ, писала для театра. Имѣю литературное имя. На моихъ сочинен³яхъ сколько издателей нажилось. Но - въ концѣ-то концовъ - что же? Тотъ же вѣчыый пятакъ, пятакъ и пятакъ, и необходимость слѣпить изъ пятака три-четыре тысячи рублей въ годъ, нужныя, чтобы жить въ Петербургѣ не вовсе бѣдно и поддерживать своихъ близкихъ. Такъ удивительно ли, что начиваешь расплываться въ made in Germany, топить въ ремесленныхъ строкахъ природный талантъ? И, при томъ, эта страшная неувѣренность въ заработкѣ, эта всегдашняя готовность вашего брата, журналиста, отодвинуть насъ, женщинъ, на задн³й планъ. Легкое ли дѣло писать романъ, a - тѣмъ временемъ въ головѣ стучитъ мысль: куда я его дѣну? Здѣсь, положимъ, благосклонно примутъ, тамъ - съ удовольств³емъ возьмутъ "почитать". А вдругъ туда Чеховъ повѣсть дастъ? сюда Немяировичъ-Данченко романъ напишетъ? Ну, и получай, Калпитолина Валерьяновна, дѣтище свое обратно и неси его на какой-нибудь литературный погостъ, гдѣ издатель-могильщикъ скупаетъ "имена" чуть не на фунты, по вѣсу манускрипта. Рабство!.. Вы говорите: made in Germany. Да какъ же иначе-то? Вѣдь -помимо всякихъ психолог³й творчества, станьте-ка на почву экономическаго разсчета. Чтобы заработать рубль, Немировичу-Данченко нужно написать три-четыре строки, a мнѣ двадцать. Стало быть, - опять-таки, оставляя въ сторонѣ и размѣры талантовъ, и симпат³ю публики, и взгляды, - намъ, женщинамъ, чтобы жить литературою, наравнѣ съ мужчинами, надо имѣть вшестеро, всемеро сильнѣйшую производительность, энерг³ю, устойчивость труда. Васъ въ состоян³и прокормить уже часъ работы въ сутки, трудиться больше - ваша добрая воля, a я, если не буду гнуть спивы надъ писъменнымъ столомъ съ утра до вечера, такъ и сыта не буду. Какъ же, при такихъ услов³яхъ, не развестись женскому литературному made in Germany.

   Соглашаясь съ замѣчан³ями К. В., я, однако, указалъ ей на дорого оплачиваемый трудъ нѣкоторыхъ русскихъ женщинъ-писательницъ, напр., Смирновой, Микуличъ, произведен³я которыхъ отнюдь не подходятъ и подъ уровень made in Germany.

   - Да это не професс³оналки, это гастролерши, - возразила Назарьева, - онѣ пишутъ полтора раза въ годъ и не отъ литературы получаютъ главныя средства къ жизни. Ахъ, если бы я имѣла возможность прожить нѣсколько лѣтъ, не нуждаясь въ литературномъ заработкѣ, разсматривая его, лишь какъ прибавку къ доходу! Повѣрьте, что и я сумѣла бы отшлифовать нѣсколько повѣстей и разсказовъ, послѣ которыхъ строка моя ужъ, конечно, не въ пятачокъ бы цѣнилась. Вы посмотрите: какъ много изъ насъ, женщинъ, блистательно начинаютъ, и какъ мало хорошо продолжаютъ и кончаютъ. Это потому, что обыкновенно начинаемъ-то мы еще спокойными, сытыми дилеттантками, либо съ жалованьемъ супруга, либо съ попечительными папашею и мамашею за спиною, a продолжать-то и кончать приходится уже нищими професс³оналками, трепещущими за кусокъ хлѣба, изнывающими въ роковой конкурренц³и и между собою, и съ мужскимъ трудомъ. Дама-писательница! дама-романистка! Сколько насмѣшекъ, сколько обиднаго снисхожден³я!.. Тяжело, A. В.! И - что удивительнаго, если мног³я изъ насъ на корню вянутъ, a бываютъ и так³я, что, стараясь облегчить себѣ трудъ, перерабатываются въ авантюристокъ печати, плаг³аторшъ подъ шумокъ и т. д. Виновны, но заслуживаютъ снисхожден³я. Не будемъ называть именъ, но одна изъ моихъ коллегъ, напр., чуть не половину раз сказовъ Мопассана передѣлала на русск³е нравы подъ своимъ именемъ. Переутомленная голова не работаетъ, сюжетовъ нѣтъ, a ѣсть надо, и башмаки рваные: достань двадцать рублей, откуда хочешь, - стало быть, четыреста строкъ хоть роди да подай. Ну, и пошла переряживать "Mademoiselle Fifi" въ "Поручика Фифкина", a "Maison Tellier" въ "Заведен³е купчихи Телкиной". Снесетъ эти лохмотья въ какое-нибудь журнальное захолустье поневѣжественнѣе, - точно перекрашенную собаку на рынокъ сведетъ. Получитъ деньги, - рада. A напечатаютъ разсказъ, - трясется недѣли двѣ, ни жива, ни мертва: уличатъ въ плаг³атѣ или нѣтъ? Господи! помоги, чтобы не уличили!.. Вотъ какой проклятый хлѣбъ! А Ю. - Капитолина Валерьяновна назвала очень извѣстное имя, - как³я художественныя вещи привезла она съ собою, когда только что появилась въ Петербургѣ изъ провинц³и! Вѣдь ей Салтыковъ рукоплескалъ, Михайловск³й пророчилъ, что она русскою Жоржъ-Зандъ будетъ. И что же теперь? Выбрасывала-выбрасывала строки, какъ машина, и дописалась до того, что даже русскую грамоту позабыла, слогъ потеряла, пишетъ: "Проходя мимо деревни, острые глаза незнакомца обрѣли въ расщелинѣ мѣстности прелестную голубоглазую блондинку съ черными, какъ смоль, волосами"...

   Надо отдать справедливость самой К. В.: при всемъ ужасномъ, каторжномъ, можно сказать, многописан³и своемъ, она сберегла и слогъ, и технику сочинительства - въ гораздо большей мѣрѣ, чѣмъ большинство ея товарокъ по ремеслу. Недостатками ея работъ были вялый, шаблонный объективизмъ, отсутств³е нерва, личной возбудимости темою, что накладывало на ея статьи оттѣнокъ тусклости и трафаретной прямолинейности. Не было новизны, свѣжести чувства, искренней находчивости, красокъ, изобрѣтательности, образности. Читаешь ее; бывало: выражаетъ она радость, скорбь, негодован³е, - и все, какъ будто, не сама она это радуется, негодуетъ, но только справясь въ кодексѣ литературныхъ прилич³й, повторяетъ оттуда наизусть исконную формулу радости, скорби, негодован³я, въ данномъ случаѣ принятую и давностью освященную. Беллетристка въ К. В. пропала несомнѣнно очень хорошая. Даже при проклятыхъ услов³яхъ made in Grermany, ея романы, написанные красиво, осмысленно, безъ вычуръ декадентства, въ мягкихъ акварельныхъ тонахъ, читались среднею публикою не только съ занимательностью, но и съ пользою. Въ нихъ дрожали, хотя и слабымъ, но постояннымъ отражен³емъ, свѣтлые лучи шестидесятыхъ и семидесятыхъ годовъ, - перо Назарьевой не осквернилось проповѣдью эгоистическаго "сверхчеловѣчества", сословной и расовой ненависти, сочувств³емъ мракобѣс³ю и грубой силѣ. Это была труженица скромная, но честная, гуманная. Миръ ея праху!.. Вѣчный покой ея бѣднымъ, усталымъ надъ бумагою глазамъ! Вѣчный покой этому грустному и боязливому взору работницы неудачницы, которой вся жизнь была сплошною борьбою за существован³е, которая всю жизнь, изнемогая, катила въ гору Сизифовъ камень, и наконецъ онъ все-таки сбросилъ бѣднягу подъ гору въ раннюю могилу, раздавилъ ее и накрылъ, какъ грозно-насмѣшливый памятникъ въ честь скорбей и печалей, переживаемыхъ русскимъ женскимъ трудомъ.

  

  

  

   Уб³йство въ Царскомъ Селѣ баронессою Врангель сестры своей, Чернобаевск³й процессъ въ Москвѣ и рѣчи и ходатайства женскаго конгресса въ Парижѣ заставили печать и общество снова разговориться на тему о ревности, мирно спавшую въ архивѣ чуть ли не со временъ "Крейцеровой сонаты".

   Признаюсь откровенно. Говоря о ревности, я буду писать о чувствѣ, мнѣ совершенно неизвѣстномъ, которое я могу вообразить себѣ лишь вчужѣ, отвлеченно, по конфиденц³ямъ добрыхъ друзей и знакомыхъ изъ разряда Отелло, да по романическимъ книжкамъ съ истор³ями о ревности или съ анализомъ ея психолог³и. Я, словомъ, знаю, что есть такое скверное чувство въ разрядѣ страстей человѣческихъ - ревность, знаю, какъ она выражается внѣшнимъ образомъ въ поступкахъ человѣческихъ, понимаю ея источники и мотивы; но рѣшительно не въ состоян³и вообразить ее въ субъективномъ примѣнен³и. Мнѣ никогда не случалось ревноватъ, - думаю, что и не случится, развѣ что къ дряхлой старости натура человѣка, говорятъ, иной разъ мѣняется до корня, и удовольств³е испытать муки Отелло или Позднышева сохранено для меня благодѣтельною природою лѣтъ на 70-75. Но старческая ревность, обыкновенно, относится къ разряду комическихъ явлен³й жизни, a не трагическихъ; она обычный сюжетъ для водевиля, но рѣдко возвышается до трагед³и. Такъ что удивить м³ръ ревнивымъ злодѣйствомъ я, кажется, пропустилъ всѣ сроки. такимъ образомъ, могу говорить о ревности - "какъ старый дъякъ, въ приказахъ посѣдѣлый, добру и злу внимая равяодушно, не вѣдая ни жалости, ни гнѣва".

   Прошу извинен³я за субъективный и даже автоб³ографическ³й тонъ выше напечатанныхъ строкъ. Но так³я сомнительныя, неопредѣленныя чувства, какъ ревность, всегда анализируются y насъ въ субъективной примѣркѣ. Читаешь разсужден³я о ревности росс³йскихъ Платоновъ и - такъ и видишь въ промежуткѣ общихъ фразъ, обвиняющихъ или оправдывающихъ, глядя по убѣжден³ямъ автора, какъ онъ мысленно прикидываетъ теор³ю на свой личный практическ³й салтыкъ:

   - A что, молъ, если бы сбрендила моя Марья Ивановна?! О!!!...

   И точки. Много много выразительно-кровавыхъ точекъ. Или наоборотъ:

   - A вотъ, кабы отъ меня сбѣжала Пульхер³я Андреевна, - ужъ показалъ бы я м³ру, какъ гуманно и рыцарски долженъ относиться къ подобнымъ происшеств³ямъ истинно интеллигентный и порядочный человѣкъ.

   - Ахъ, если бы онъ измѣнилъ мнѣ, я бы убила ero!.. ее!.. всѣхъ!!!

   - A я... я пожертвовала бы собою для ихъ счаст³я и потомъ... умерла бы!

   Мнѣ кажется, что сильное развит³е половой ревности въ нашемъ современномъ обществѣ, - a развит³я этого отрицать нельзя, - происходитъ отъ романической привычки удѣлять ей вниман³я гораздо больше, чѣмъ она того заслуживаетъ, a вниман³я больше заслугъ удѣляется ей по романическому же предразсудку считать ревность чувствомъ возвышеннымъ, благороднымъ, украшающимъ любовь и представляющимъ непремѣнный ея признакъ, чуть не доказательство ея истинности.

   Кому не случалось слышать жалобъ отъ женъ, сомнѣвающихся, любятъ ли ихъ мужья, потому что:

   - Что же это? За мною всѣ ухаживаютъ, я кокетничаю направо и налѣво, a ему - что стѣнѣ горохъ: хоть бы замѣчан³е сдѣлалъ, хотя бы поморщился... Значитъ, онъ не боится потерять меня для другого! Значитъ, я ему - "все равно!" Значитъ, онъ меня не любитъ! О, я несчастная! Или, наоборотъ, дикихъ и глупыхъ восторговъ:

   - Ахъ? душка! какъ онъ меня любятъ, какъ любитъ! Иванъ Ивановичъ всего лишь тѣмъ и провинился, что заѣхалъ къ намъ въ непр³емный часъ, a я все-таки его приняла... Ну, и досталось же мнѣ! буду помнить! Чуть не убилъ, - право: ты, говоритъ, такая, ты, говоритъ, сякая... Едва-едва отговорила его не вызывать Ивана Ивановича на дуэль. Просто, - тигръ какой-то!

   Извѣстенъ трагикомическ³й разсказъ Герберштейна, имѣющ³й уже почтенную давность четырехъ вѣковъ, о русской дамѣ, на которой жедился нѣмчинъ. Супруги жили счастливо, но молодая думала, что она несчастна, и плакала горькими слезами, потому что мужъ ее не колотилъ.

   - Всѣ мужья бьютъ своихъ женъ, a ты не бьешь, - значитъ, я тебѣ не люба! ты другую любишь.

   Нѣмецъ, изумленный столь странною логикою супружескихъ отношен³й, долгое время уклонялся отъ доказательствъ своей нѣжности чрезъ посредство побоевъ. Но, наконецъ, жена его такъ одолѣла, что онъ рѣшилъ: "съ волками жить, по-волчьи выть", - и отдулъ благовѣрную разъ, другой, трет³й, къ полному ея удовольств³ю. Потому-ли, что нѣмецъ, какъ нѣмецъ, любилъ все дѣлать аккуратно, и, ужъ если взялся бить, то билъ на совѣсть; потому ли, что, ознакомясь съ новымъ спортомъ, вошелъ во вкусъ и сталъ упражняться въ немъ до чрезмѣрнаго усерд³я, - только жена нѣмца вскорѣ захирѣла и умерла. A нѣмцу отрубили голову

   Современное стремлен³е женщины быть "интересно"-ревнуемою вполнѣ сродни этому средневѣковому влечен³ю быть битою по любви. И, если смотрѣть въ корень, оно не менѣе унизительно для женщины, чѣмъ то, старинное, потому, что въ немъ, со стороны женшины, громко звучитъ то же странное, страдальческое желан³е сознавать себя вещью, собственностью мужчины, что въ средневѣковыхъ просьбахъ о побояхъ.

   - Хочу страдан³емъ познать, что я твоя! - такова логика жены Герберштейнова нѣмца.

   - Обрати въ адъ подозрѣн³й и мою, и свою жизнь, - тогда я сознаю, что я твоя! - такова логика современныхъ охотницъ до трагед³й ревности. Для нихъ любовь прежде всего является чѣмъ-то въ родѣ "наказан³я на душѣ", какъ для дуры эпохи Герберштейна была она наказан³емъ на тѣлѣ.

   Романтическая эпоха, когда ревность, въ качествѣ сильной страсти, порождающей эффектныя эмоц³и, была особенно въ чести, прославляемая, какъ чувство, хотя мрачно-губительное, но прекрасное благородное, навязала потомству предразсудки эти съ необычайною прочностью. Я зналъ и знаю весьма многихъ мужчинъ, совсѣмъ не ревнивыхъ по существу, которые искренно стыдились отсутств³я въ нихъ этой способности и - за неимѣн³емъ гербовой, писали на простой: играли въ ревность, притворялись ревнивцами, при чемъ инымъ удавалось и въ самомъ дѣлѣ увѣрить себя, будто они ревнивы. Увѣрить не только до громкихъ и страшныхъ словъ, но и до нѣкоторыхъ дѣян³й даже уголовнаго характера, въ которыхъ потомъ они мало, что горько раскаивались, но и прямо и откровенно обвиняли себя: сдуру сдѣлалъ! самъ не знаю, зачѣмъ! Предразсудокъ о "порядочности" ревности создаетъ весьма частое театральничанье ревностью. Имъ полны романы мальчишекъ, - "на зарѣ туманной юности". Боже мой! да кто же изъ насъ не вспомнитъ, какъ въ 18-20 лѣтъ онъ гримировался Отелло предъ какою-нибудь Анною, Марьею, Лид³ей, Клавд³ей и т. д. Простите за опять субъективные "реминисансы". Я, напримѣръ, впервые въ жизни очутился въ Петербургѣ, на двадцатомъ году жизни, потому что жестокая "она" вышла замужъ за военнаго офицера, и я всеконечно не могъ! не могъ!! не могъ!!! оставаться съ "нею" въ одномъ городѣ, дышать однимъ воздухомъ... И я уѣхалъ въ Петербургъ, разыгравъ так³я сцены отчаян³я, что просто Сальвини всѣ пальчики перецѣловалъ бы, a главное, и самого себя стараясь держать въ глубокомъ убѣжден³и, что я дѣйствительно несчастенъ, и жизнь моя разбита, и всѣ свѣтила потускли, и всѣ радуги померкли. И ужасно злился на себя, когда, сквозь это театральничавье, вдругъ начинали мелькать настоящ³я-то молодыя мысли: - A хорошо въ Петербургѣ будетъ въ театръ сходить, Савину посмотрѣть! a улицы-то, говорятъ, въ Петербургѣ чястыя, a дома-то огромные! "Мѣднаго всадника" увижу, Эрмитажъ. Славно!.. И старался хмуриться еще мрачнѣе, дабы окружающ³е не замѣтили паден³я барометра моихъ чувствъ и не умѣрили, въ соотвѣтственномъ отвошен³и своего ко мнѣ сочувств³я. Но въ вагонѣ, едва поѣздъ двинулся, мнѣ вдругъ стало такъ мило и весело, что я ѣду въ Петербургъ, что я чуть-чуть не подскакивалъ на скамъѣ... Объ "измѣнницѣ" и по дорогѣ, и въ Питерѣ я ни разу не вспомнилъ, провелъ время самымъ счастливымъ и утѣшительнымъ образомъ, а, вернувшись въ Москву, едва не привалился на экзаменѣ по римскому праву y Боголѣпова и, зубря лекц³и, со злостью думалъ:

   - Очень нужно было ломаться и весь этотъ глупый романъ разыгрывать: лучше бы въ университетъ ходилъ... Долби теперь на спѣхъ! удивительное удовольств³е!

   Театральничанье ревностью бываетъ не y однихъ мальчишекъ, оно переходитъ и въ зрѣлые годы - и здѣсь оно опаснѣе, чѣмъ раньше, потому что и ревность зрѣлаго человѣка, семьянина, опаснѣе по характеру своему, чѣмъ ревность юнца. Ибо послѣдняя есть, такъ сказать, достигательная, и источникъ ея - зависть къ чужому преуспѣянию въ любви, либо обидное сознан³е: "близокъ локоть, да не укусишь". А ревность взрослаго семьянина - охранительная, и источникъ ея - чувство собственности, потребность въ ея эгоистическомъ сбережен³и для своего исключительнаго пользован³я. Къ великому счастью человѣчества, большинство мальчишескихъ романов и бываетъ несчастно, - такъ что права собственности на "любимую женщину" не успѣваютъ создаться, и ревность, слѣдовательно, застреваетъ тоже въ страдательно-вожделѣющемъ пер³одѣ, не переходя въ дѣятельно-охранительный. Иначе, - во сколько бы разъ увеличился процентъ уб³йствъ и насил³й изъ ревности и съ какимъ бы учащеннымъ усерд³емъ разряжались револьверы юныхъ Хозе и вонзались кинжалы еще юнѣйшихъ Алеко въ разныхъ коварныхъ Карменъ и Земфиръ. Преступлен³я изъ ревности тѣмъ чаще въ культурной странѣ, чѣмъ ранѣе населен³е ея становится способнымъ къ половому сожительству. Романская раса превосходитъ числомъ ихъ славянскую и германскую; южане - сѣверянъ. И что касается интеллигентныхъ слоевъ общества, повторю: далеко не всѣ эти преступлен³я - результатъ искренней, непосредственной ревности. Есть предразсудочныя прилич³я, нравственныя, какъ есть прилич³я быта. Много на свѣтѣ людей, которые, не имѣя, на что купить новаго галстуха, предпочтутъ украсть галстухъ, чѣмъ осрамиться, показавшись въ обществѣ въ старомъ, засаленномъ галстухѣ, хотя отлично понимаютъ, что срамъ отъ преступлен³я вдесятеро горше срама отъ появлен³я въ грязномъ галстухѣ. Много людей, которые убиваютъ своихъ женъ, соперниковъ, выходя на дуэли etc, именемъ ревности, вовсе не потому, чтобы послѣдняя разжигала въ нихъ нетерпимую, свирѣпую ненависть, не дающую жить жажду крови, уб³йства, но просто потому, что: какъ же иначе? Въ такихъ случаяхъ принято убивать И Отелло убилъ, и Позднышевъ убилъ и тотъ-то застрѣлился, и этотъ то застрѣлился. Не убить другого или себя въ такихъ случаяхъ - неприлично. Я долженъ спасти свою чѣсть, исполнить, что велитъ мнѣ общепринятое прилич³е. Вѣдь либо Отелло, либо водевильный комикъ. Не хочу, чтобы надо мною смѣялись, хочу, чтобы отъ меня плакали! Не хочу въ водевильные комики - желаю въ Отелло!

   Если такъ случается разсуждать даже людямъ взрослымъ, съ зрѣлымъ и образованнымъ умомъ, тѣмъ легче ловятся въ капканъ предразсудка о нравственномъ прилич³и ревности юноши и люди полуинтеллигентные. Въ одной изъ статей сборника моего "Столичная бездна") въ этюдѣ "Уголовная чернь", я проводилъ положен³е, что преступлен³я по несчастной любви особенно часты въ средѣ русскаго мѣщанства, жительствующаго по большимъ городамъ. Тезисъ этотъ, поставленный мною по впечатлѣн³ямъ нѣсколькихъ процессовъ, почти апр³орно, съ малымъ количествомъ опытовъ и наблюден³й, оказался, однако, въ соотвѣтств³и съ данными уголовной статистики, что указалъ мнѣ въ письмѣ такой авторитетный криминалистъ, какъ А. Ѳ. Кони. Любопытно, что, когда Островскому понадобилось написать русскаго Отелло, онъ взялъ Льва Краснова тоже изъ мѣщанской среды. Всего опаснѣе въ ревности - по дѣйствительной ли страсти, по долгу ли прилич³я - сумеречная полоса, переходная отъ народа къ привилегированнымъ классамъ, уже утерявшая м³росозерцан³е мужицкое "отъ сохи", и еще не обрѣтшая м³росозерцан³я культурнаго. Вмѣсто послѣдняго, для нея мерцаетъ лишь внѣшн³й, лживый, мишурный призракъ его, и она ползетъ вслѣдъ призраку, какъ за блуждающимъ огонькомъ, въ какую только онъ ни поманитъ пропасть... Однажды я посѣтилъ въ домѣ сумасшедшихъ приказчика, отданнаго на "длящуюся экспертизу": онъ покушался убить свою любовницу. Я зналъ эту истор³ю и зналъ, что дѣвушка, которую онъ чуть не зарѣзалъ, была ему совсѣмъ не дорога, онъ тяготился связью, и любовница его подозрѣвала это. Такъ что даже, можетъ быть, съ горя отъ охлажден³я этого, она и стала любезничать съ другимъ приказчикомъ, чѣмъ и вызвала катастрофу. - Скажите, пожалуйста, П***, - спросилъ я, выяснивъ изъ разговора съ нимъ, что дѣло имѣло именно такую нравственную обстановку, a не иную, - зачѣмъ же вы ва стѣну-то подѣзли? что васъ толкнуло подъ руку? П*** потупился.

   - Товарищи засмѣяли, - сказалъ онъ.

   - То есть?

   - Издѣвались очень. Особенно Батистовъ Вонифатъ. Вотъ, говоритъ, ты въ гимназ³и два класса былъ и романы изъ библ³отеки читаешь, a образованныхъ чувствъ y тебя нѣтъ. Развѣ образованный, который интеллигентъ, попуститъ, чтобы Машка съ Иваномъ Абрамовымъ хвостъ трепала, поругая любовь и попирая сердце? Нѣтъ, образованный интеллигентъ должонъ проклясть рокъ судьбы и вонзить кинжалъ... А тебѣ - коленкоръ мѣрять, a не любовь питать; ты чувствъ чести недоумѣваешь. Ну, я и того... вошелъ въ настроен³е.

   Недавно я перечитывалъ "Врача своей чести" Кальдерона. A знаете ли, вѣдь эта "драма о ревности" - совсѣмъ не о ревности. Герой ея, по чувству, также равнодушенъ къ женѣ своей, какъ П*** - къ Машкѣ, которая трепала хвостъ съ Иваномъ Абрамовымъ. Это - драма о человѣкѣ, считающемъ себя обязаннымъ питать ревность, "вошедшемъ въ настроен³е". Жалкаго П*** ввелъ въ настроен³е Вонифатъ Батистовъ, a великолѣпнаго дона Гутьэреса - складъ кастильскаго общества, который указалъ ему, - какъ нравственный долгъ, - прилич³е убить жену, хотя и невинную, и неслишкомъ любимую, по одному лишь подозрѣн³ю въ связи съ инфантомъ. И оба - какъ недалек³й, темный прнказчикъ, такъ и блистательный грандъ Испан³и - увы! - родные братья по чувству. И, если бы не было въ Испан³и дона Гутьэреса, быть можетъ, небыло бы и П*** въ Росс³и. Потому что условности романтической ревности внѣдрились въ Вонифатовъ Батистовыхъ и К° именно отъ дона Гутьэреса, размѣненнаго на алтыны и семитки въ бульварной уголовной литературѣ, съ запада навѣянной скверными переводами со скверныхъ подлинниковъ.

   По природѣ русск³й человѣкъ совсѣмъ не ревнивъ, ибо онъ весьма мало буржуа, a ревность, слагающаяся изъ института пр³обрѣтен³я и охранительной боязни за собственность, несомнѣнно буржуазное чувство въ основѣ своей, какъ бы его ни облагораживали съ поверхности. Великолѣпное tue la! Александра Дюма совсѣмъ не въ нравахъ русскаго народа, который, на днѣ своемъ, заявляетъ о невѣрныхъ женахъ, что "тѣмъ море не испоганилось, что собака воду лакала", a на верхушкахъ своего ума, чувства и нравственнаго развит³я, устами величайшаго своего поэта, высказалъ величайш³й кодексъ своихъ любовныхъ отношен³й къ женщинѣ:

  

             Я васъ любилъ. Любовь еще, быть можетъ,

             Въ душѣ моей угасла не совсѣмъ.

             Но пусть она васъ больше не тревожитъ,

             Я не хочу печалить васъ ничѣмъ.

             Я васъ любилъ безмолвно, безнадежно,

             То робостью, то ревностью томимъ,

             Я васъ любилъ такъ искренно, такъ нѣжно,

             Какъ дай вамъ Богъ любимой быть другимъ.

  

   Согласитесь, что отъ этого восьмистиш³я - цѣлую пропасть перешагнуть надо, чтобы восклицать, вмѣстѣ съ Отелло:

  

             Ахъ, я бъ желалъ родиться лучше жабой